В своем завещании, составленном в Неаполе 30 сентября 1358 года, документе поистине царственном как по объему, так и по стилю, Николо Ачьяйоли разделил все свои владения между своими многочисленными наследниками. Из сыновей его Анжело, Бенедетто и Лоренцо-старший получил вместе с графствами Мельфи и Мальтой и другими владениями в Южной Италии кастел-лянство Коринф, а также большую часть имений в Ахайе. К Анжело перешло также звание великого сенешаля Сицилии.
Прямое потомство великого временщика осталось в Неаполе, где вскоре угасло. Наоборот, по игре случайности, боковая линия дома Аччьяйоли снова возвышалась в Греции. Главой этой линии был кузен сенешаля, Джиакомо, от брака которого с флорентинкой Бартоломмеа Риказоли родилось три сына, Донато, Нерио и Джиованни; все они нашли счастье в Элладе. Незадолго до своей смерти Никколо сделал Донато наместником своих ахайских владений и кастелляном коринфским Благодаря его влиянию брат его Джиованни сделался в 1360 году митрополитом в Патрасе, самом обширном архиепископстве Морей, ставшем под верховенством папы самостоятельным духовным княжеством. Третий сын Джиакомо, Нерио Аччьяйоли, выступил уже в 1363 году в Греции с смелыми проектами; после смерти Джиованни I Санудо, герцога наксосского, он искал — в числе многих других — руки его дочери и наследницы Фиоренцы, но Венеция воспрепятствовала этому браку.
Когда номинальный император Роберт Тарентский умер 16 сентября 1364 года без наследников, юный Нерио был спутником вдовы его, императрицы Марии Бурбонской в ее попытке завоевать Морею для Гуго Галилейского, ее сына от первого брака с Гвидо Лузиньяном, братом короля кипрского Петра I. Совершенно так же, как и великий сенешаль, Нерио был обязан своим возвышением также милости номинальной императрицы византийской. Он купил у нее Востицу, древний Эгиум и Ниве-ле, прежнее баронство дома Шарпиньи, затем он сделался повелителем Коринфа.
Анжело, старший сын великого сенешаля, был утвержден в должности кастелляна новым номинальным императором константинопольским, братом Роберта, Филиппом II Анжу-Тарентским; а так как Донато, тамошний наместник, был отозван и возвратился в Италию, то Анжело послал кастелляном в Коринф брата его Нерио, дав ему этот город вместе с Сикионом или Базиликой в обеспечение своих долгов. Таково было появление Нерио Аччьяйоли в Морее; он стал здесь твердой ногой в то время, как положение в Греции становилось все запутаннее. Бесконечные распри тамошних владетелей и междоусобная война, вновь вспыхнувшая между императором Кантакузеном и его зятем Иоанном V, проложили османам путь в Европу.
Сулейман, отважный сын Орхана, в 1354 году переправился темною ночью, как гласит предание, в сопровождении всего семидесяти смелых воинов через Геллеспонт и захватил крепость Цимпе у Галлиполи. Здесь впервые стали турки твердой ногой на европейской почве. Византийцы сравнивали эту орду завоевателей с персами и даже называли их тем же именем. Но османы были страшнее и счастливее, чем народ Дария и Ксеркса. Если персы, по замечанию Полибия, кончали гибелью всякий раз, как переступали границу Азии, то турки стали могущественны и велики лишь с того момента, как ступили на европейскую землю.
Так как император Кантакузен нуждался в помощи султана, своего зятя, то он вынужден был ограничиться бессильными фразами против захвата Сулейманом фракийских городов. В таком же положении был Иоанн V Палеолог. Ему удалось в 1355 году овладеть Константинополем и устранить своих противников. Император Кантакузен сложил корону, чтобы закончить свою бурную жизнь смиренным монахом в Спарте, где его даровитый сын Мануил по договору с Палеологом оставался по-прежнему деспотом. Но византийцев богословие интересовало более, чем турецкое нашествие. Их патриархи и император в синодах, диспутах и сочинениях исследовали сущность Преображения на горе Фаворской. Как некогда страсть погибающего Рима к зрелищам дала галльскому епископу Сальвиану повод сказать, что римляне, точно наевшись сардонической травы, хотят умереть, смеясь, так мог бы вдумчивый философ сказать о тогдашних византийцах, что они хотят умереть теологическими софистами.
Ничто не препятствовало теперь движению османов в балканских землях, тем более что со смертью могущественного повелителя сербов Стефана Душана в 1355 году его обширная славянская Держава начала при сыне его Уроше V, последнем из династии Неманей, распадаться на составные части. Когда же в руки турок перешел и Галлиполи, значительнейший из всех приморских городов Фракии и один из главных посредников в торговле между Европой и Азией, они сделались господами всего Херсонеса. Опираясь на этот базис, Мурад I, сын умершего в 1359 году Орхана, мог еще удачнее продолжать завоевания отца. Осадив Адрианополь и овладев знаменитой фракийской метрополией, он сделал ее в 1365 г. султанской резиденцией и европейским центром монархии османов вместо азиатской Брузы, пока это еще не могло быть сделано с Константинополем, областью которого ограничивались теперь владения греческого императора.
Из Фракии Мурад проник далее на запад до балканских проходов и на юг в роскошные равнины Фессалии. Никакого противодействия со стороны чьих-либо войск не встретили турецкие отряды, когда они двинулись далее через Фермопилы и приблизились к Аттике и Беотии. Здесь сила сицилийского правительства была подорвана внутренними смутами и враждой между каталанскими вождями; давно уже правительству приходилось не только отражать набеги албанцев и турок, но и вести настоящую войну с греческим деспотом Мизитры, с Гвидо Энгиенским в Аргосе и с венецианцами. Дом де Лориа в это время уже вытеснил Фадрике Арагонского; он имел большое влияние в Фивах, где владел ленами и где его представителям принадлежало звание городского викария. Рожер де Лориа, как наместник короля Фредерика III, стоял во главе герцогства. Теснимый противной партией и негропонтским представителем Венеции, он не посовестился призвать к себе на помощь приближающихся турок. В качестве его союзников они вошли в город Фивы, местопребывание правительства и самый выдающийся город герцогства Афинского. Это событие показало, что испанцы и сицилийцы остались чужеземцами в Греции, с которой их не связывало никакое патриотическое чувство. Известие об этом наполнило ужасом даже далекий Запад. Урбан V призвал владетелей Эвбеи, архиепископа патрасского и других прелатов и государей отразить опасность, грозящую Ахайе. Благородному королю кипрскому, Петру I де Лузиньян, который с 1362 года объезжал западные дворы с целью образовать антитурецкую лигу, он посоветовал вернуться на родину, так как и его страна должна ждать нападения неверных.
1 апреля 1363 года в Авиньоне Петр, Иоанн Французский и Амадео VI Савойский дали клятву начать крестовый поход. Не найдя достаточной поддержки в европейских государствах, он возвратился на Кипр и предпринял поход на Египет, не давший никакого результата, кроме взятия и временного занятия Александрии 10 октября 1365 года. Между тем архиепископ Фиванский Павел, рыцарь Бартоломеус де Валериис, Николай де Ардоино и Вильгельм Бассани в качестве послов бежавших фиванцев и других общин герцогства Афинского явились ко двору Фредерика Сицилийского с известием о занятии Фив турками и об отчаянном положении страны. Тогда король в августе 1363 года назначил еще раз Маттео Монкаду генеральным викарием с самыми обширными полномочиями, доходившими до права амнистировать государственных преступников и назначать по своей воле кастел-лянов и офицеров в замках. Из того, что король об этом назначении сообщил не только городу Фивам, но и маршалу Рожеру де Лориа, видно, что последний не был ни привлечен к ответственности, ни казнен.
Наоборот, он продолжал по-прежнему править герцогством Афинским, а Монкада остался в Сицилии на королевской службе. В июле 1365 года Рожер вел с Венецией переговоры об утверждении двадцатилетнего мира, который каталанцы заключили когда-то с Николаем Пизани, капитаном залива. Но Венецианская синьория согласилась признать только двухлетнее перемирие, заключенное компанией с негропонтским байльи Доменико Мики-ель. Она отклонила также требование Рожера, чтобы каталанцам было позволено снарядить на свой счет военный флот. Венеция упорно стояла за ограничения, препятствовавшие каталанским Афинам сделаться морской державой.
Неизвестно, когда появился в герцогстве Маттео Монкадо. Ему удалось очистить Фивы от турецкого нашествия, но он уже не мог восстановить порядок в стране, где крепкий политический строй каталанцев грозил разложением. Произвол начальства занял место закона. Одному знатному каталанцу, Петру де Пюиг, или Пюигпарадин, владетелю замков Кардаца и Каландри и, кажется, заместителю Монкады во время его отсутствия, в должности викария удалось даже объявить себя фиванским тираном. Он не только лишил всех Лориа их власти, но во время одного столкновения с албанцами отнял у трех братьев Арагона, Бонифация, Хуана и Хайме, замки Салону, Лидорики и Ветеранацу. Наконец в Фивах образовался против узурпатора заговор, главой которого был Рожер. Петр де Пюиг, жена его Анжелика и большинство его главных приверженцев были убиты, правительственные войска изрублены. Когда Рожер и его партия взяли верх, Монкады не было в Фивах. Они отправили к королю Фредерику в качестве своего синдика и посла Франциска Кремонского, которого представители города Фив 2 января 1367 года уполномочили принести оправдания в их неистовствах, и Фредерик III волей-неволей помиловал всех виновных.
2. Партия Рожера опять стояла во главе правления, и значение королевской власти так ослабло в герцогстве, что Фредерик III не только закрепил за ним все владения, полученные им от прежних герцогов, но и утвердил его 14 мая 1366 года в должности генерального викария на место Монкады.
Четыре года правил Рожер де Лориа, на этот раз с такой дальновидностью и силой, что ему удалось сохранить мир с Венецией, отразить нападения турок и воспрепятствовать враждебным предприятиям Энгиенов.
Этот, быстро затем пришедший в упадок род, наследие которого в Арголиде досталось впоследствии Венеции, в это время делал еще усилия завоевать герцогство Афинское. От брака Готье д'Энгиена и Изабеллы де Бриеннь произошло четыре сына, из которых Сойе унаследовал права на Афины, Жан был граф Лечче, Людовик — граф Конверсано и, наконец, Гви-до — владетель Аргоса и Навплии. Старший в 1366 году сложил голову на плахе, так как Альберт Баварский, сын императора Людвига, приказал его обезглавить. Его притязания на Афины вместе с герцогским титулом перешли к его сыну Вальтеру д'Энгиен Смуты в каталанском войске показались братьям удобным поводом к походу на Афины, предводителем которого должен был быть граф леччский. Так как они были гражданами венецианскими, то рассчитывали на помощь республики В феврале 1370 года Жан д'Энгиен и братья его писали дожу; они напоминали ему об исконной дружбе между Венецией и домом де Бриеннь, особенно герцогом Афинским, которого безбожные каталанцы, убив его отца, лишили законного наследия. Решения римской курии и отлучение от церкви, наложенное на этих разбойников папой Иоанном XXII, еще сохраняют полную силу, хотя и отменены на время. Поэтому Энгиены просят дожа не отказать им в содействии, ибо они решились при помощи своих сюзеренов и друзей отвоевать наследие своих предков. Они желали бы, чтобы им была дана большая военная галера, позволено сложить снаряжение в Негропонте и брать там провиант; они просят также, чтобы герцогу наксосскому, эвбенским владетелям, другим вассалам княжества Ахайского и подданным герцогства Афинского, проживающим в Негропонте, не препятствовать вступать на службу в войска Энгиенов
Венецианская синьория с холодной вежливостью отклонила эту просьбу, заметив графу Лечче, что республика в мире с владельцами Афин. Мало того, она предложила уладить спор между Гвидо д'Энгиеном и каталанцами при посредстве своего негропонт-ского представителя, что и было сделано.
Между тем раздоры между каталанскими ленниками в герцогстве все продолжались, грозя снова обратиться в дикую усобицу, особенно после того, как в начале 1371 года умер Рожер де Лориа. Это видно из одного письма короля Сицилии к Вильгельму Альменара, которому он обещает в пожизненное владение кастеллянство Ливадию, если ему удастся водворить согласие среди враждующих со смерти Рожера баронов. 31 мая 1371 года Фредерик назначил генеральным викарием герцогств дона Маттео де Перальта, «как потому, что Рожер, носивший это звание пожизненно, скончался, так и потому, что Маттео де Монкада не мог там оставаться».
Перальта, из рода Вильгельма графа Кальтабелотта, женатого на донне Леоноре, дочери инфанта Хуана, герцога Афинского, принадлежали к самым выдающимся феодальным фамилиям Сицилии. Теперь они выдвинулись и в Греции, где Кальцерано де-Перальта был капитаном и кастелляном афинским. Лишь по поводу этой должности упоминается иногда название славного города; при этом Акрополь, где жили каталанские или сицилийские наместники, именуется castrumcivitatisAthenarum. Акрополь имел свои собственные поместья, доходы с которых шли на его поддержание и укрепление Викарии и капитаны в городах и кастелляны в замках назначались королем, обыкновенно на срок, иногда же пожизненно. Так как это были не каталанцы, а люди, присланные из Сицилии, то знать герцогства была этим недовольна. Она ссылалась на старые статуты каталанского товар
При всяком подобном случае повторялись такие же вспышки среди каталанцев; генеральный викарий Маттео де Перальта посылал королю сообщения о беспорядках и, кажется, советовал ему пойти на уступки каталанцам. Поэтому был отозван и лива-дийский викарий Вильгельм де Альменара. Король одновременно назначил Вильгельма эн Пюйяль кастелляном и Бернарда де Вики (Vich) капитаном в Афинах, в Ливадию же фиванца Франческо Люнелли кастелляном, а Жильбера Витоля викарием. Ливадия была тогда сильнейшей крепостью в герцогстве; поэтому пост тамошнего кастелляна был особенно важен. Ранее его занимал Альменара, а 16 сентября 1366 года он уступил его Вильгельму Фадрике.
И здесь, как и в Афинах, должность капитана, то есть уголовного судьи города, и викария и кастелляна крепости были соединены в одном лице, и разъединение этих должностей королем вызвало недовольство среди каталанцев. Власть этих трех начальствующих лиц не была разграничена с достаточной точностью. Викарий города был как будто его генерал-губернатором, кас-теллян — комендантом, а капитану принадлежало право уголовного суда, совместно с асессором, судьей и нотариусом. Иногда эти три должности бывали разделены, но чаще две из них, а иногда и все три соединялись в одном лице, что вызывало жалобы общин. Каталанцы старались воспрепятствовать тому, чтобы эти влиятельные должности, которые каталанское феодальное дворянство привыкло считать за собой, замещались иноземцами, куртизанами короля, но последний не хотел отказаться от права короны назначать на эти должности; и лишь под давлением особенных обстоятельств король разрешал общинам выбирать своих местных викариев, капитанов и кастеллянов, и то под условием его утверждения. Вообще, в случаях каких-либо жалоб или просьб города герцогства сносились с двором короля или герцога через своих прокураторов. Если какие-нибудь распоряжения генерального викария или других королевских чиновников нарушали их обычаи, права и привилегии, они отправляли в Сицилию своих нунциев, прося подтвердить еще раз уже утвержденные за ними права. Это, как видно, бывало не раз в Фивах, самом многолюдном городе герцогства.
Вообще же в случае какой-либо особенно важной всеобщей надобности общины могли собираться для избрания уполномоченных.
3. Между тем как завоевания Мурада I стеснили греческого императора Иоанна V до крайности, европейские государи оставались пассивными зрителями его тягостного положения. Лишь славный поход графа савойского Амедея VI в 1366 году показал, как много может сделать мужественный человек даже с незначительными военными силами. Благодаря ему был освобожден император от власти болгарского царя Сисмана в Тырнове и спасен сам Константинополь. Иоанн V, почти ставший уже данником султана, решился, наконец, обратиться с мольбой к Западу, прося тамошних государей поддержать его. Венеция отделалась от него пустыми словами; то же самое сделал король французский Карл V В уплату за обещание ничтожной помощи из нескольких галер и немногочисленного отряда со стороны папы несчастный Палеолог обязался 18 октября 1369 года перед Урбаном V в Риме заключить церковную унию. Затем, еле освобожденный своим сыном Мануилом из долговой тюрьмы в Венеции, где его задержали его кредиторы, он возвратился без всякой надежды в Константинополь.
Между тем на Западе проектировался новый крестовый поход. Преемник Урбана, Григорий XI, уроженец Лиможа, еще бодрый старик с благородными помыслами, надеялся составить большую лигу из всех государей, заинтересованных в восточных делах. Поэтому он созвал императора константинопольского, латинского номинального императора Филиппа Тарентского, представителей морских республик Венеции и Генуи, рыцарей родосских, викария герцогства Афинского, королей Кипра, Венеции, Сицилии на конгресс, который должен был собраться 1 октября 1373 года в Фивах Он написал также Нерио Аччьяйоли, залоговому владельцу и кастелляну Коринфа, что архиепископ неопатрейский Франциск рассказывал ему о том безграничном бедствии, в которое повергнуты княжество Ахайское и герцогство Афинское благодаря турецким набегам; поэтому, говорит папа, пусть Нерио присоединится к другим государям, собравшимся в Фивах обсудить крестовый поход. Из этого видно, что в это время Нерио Аччьяйоли был признан законным господином Коринфа, являясь в первый раз наряду с другими самостоятельными государями Греции. Венецианская республика оставалась вполне расположенной к нему; 16 февраля 1369 года дож Андреа Контарини пожаловал ему и его брату Донато право венецианского гражданства.
Выбор места для столь значительного конгресса пал на город Фивы, вероятно, вследствие его центрального положения в Греции; но, назначая для этого главный город Каталанского герцогства, папа тем самым показал, что враждебное отношение римской курии к каталанцам прекратилось. Даже во времена Эпаминонда Фивы не видели в своих стенах стольких послов разных государств, как теперь, когда собрание это имело целью спасти Грецию от грозной опасности со стороны страшных турок, которых называли новыми тевкрами или персами. Если и трудно предполагать, что там лично съехались греческий император, короли Людовик Венгерский и Петр II Кипрский и дож Андреа Контарини, то, несомненно, там были их послы и послы других держав. Лично явились Леонардо Токко, пфальцграф левкадийский, маркграф бодоницский Франческо Джорджио, Маттео Перальта, генеральный викарий герцогства Афинского Нерио Коринфский, Франческо Гаттилузио, владетель Лесбоса, негропонтский байльи Барто-ломмео Квирини, триумвир Никкола Карчера и многие греческие архиепископы и прелаты. Председательствовал на конгрессе архиепископ неопатрейский.
Это собрание латинских владетелей греческого полуострова и островов олицетворяло собой лишь остатки разлагающегося франкского владычества, да и среди этих остатков царила мелочная зависть, делавшая невозможными какие-либо совместные действия. После падения дома Вилльгардуенов положение Греции стало сходно с тем ее состоянием в древности, когда Эллада распалась на мелкие враждебные друг другу земли, с той, однако, разницей, что франкские государи XIV века не имели уже той силы, которой обладали люди времен Набиса, Аратоса и Филопемена.
Союз против османов не состоялся. Мало того, Нерио Аччьяйоли, самый предприимчивый и счастливый между тогдашними владетелями Греции, как бы в насмешку над целями конгресса в 1374 году воспользовался, как предлогом для войны, тем, что бежавшие коринфяне нашли убежище в землях, подвластных каталанцам. Не боясь препятствий со стороны венецианцев в Эвбее, он проник в Мегару, отнял у каталанцев этот надежнейший ключ к Афинам и взял в плен многих из их дворян. Крепость сдалась ему лишь после живейшего сопротивления. Среди защитников ее особенно отличился один афинский грек, нотариус Димитрий Ренди, который позднее получил особенное значение
Завоевание Мегары было большим шагом Нерио по пути к Афинам. Очевидно, в самом герцогстве он имел сторонников даже в среде влиятельнейших лиц, так как отречение нотариуса Фран-ческо де Кремона от компании и его смерть в изгнании были в связи с предприятиями Нерио
Между тем в 1375 году умер генеральный викарий Маттео де Перальта. Смуты и раздоры в герцогстве были так велики, что города составили из себя земский съезд и по самостоятельному решению избрали дона Людовика Фадрике Салонского в наместники. Дом Фадрике де Арагона, отступивший на некоторое время на второй план перед Лориа, получил таким образом свое прежнее значение. Людовик, внук знаменитого Альфонсо, был тогда влиятельнейшим вельможей герцогства и владетелем Салоны. Это большое баронство получил от Рожера Делора Педро, старший сын Альфонсо, оставивший его после своей смерти в 1356 году своему второму брату Хайме, который был тогда генеральным викарием. Когда Хайме в 1365 году умер, Салона досталась его сыну Людовику, женатому на Елене Кантакузен, внучке императора Иоанна VI. Старые ленные владения Стромонкуров обнимали всю Фоки ду до Кризейского залива, теперешней Салонской бухты; к ним принадлежали также порт Галаксиди, замок Ветераница и крепость Лидорики. Хайме приобрел также Сидерокастрон, железный замок с гигантскими франкскими башнями, носивший также название Кастри или Аракова.
В 1318 году он перешел к греческому династу Стефану Мелис-сено, владетелю Деметриады; затем в виде приданого сестры его замок достался каталанскому маршалу Одо де Новеллис. Так как Фадрике владели также Цейгуном и Гардики в Фтиотиде, то среди каталанцев не было рода могущественней их. Лишь в Эвбее они потеряли свое прежнее значение, после того как Венеции в 1366 году удалось после долгих стараний заставить брата Хайме, Бонифацио Фадрике, продать ей замок Карист; остров Эгину он удержал за собой.
Города герцогства отправили к королю Сицилии Франческо Лунелли фиванского гражданина, бывшего долгое время в Мега-ре, в плену у Нерио Аччьяйоли, прося об утверждении их выбора. Фредерик III, дав согласие, утвердил 9 апреля 1376 года в Катанье также все распоряжения дона Людовика Фадрике; затем он отправил посла обратно в герцогство, повелев ему, равно как и синдикам общин, привести нового генерального викария к присяге. Так как Фивы и другие города жаловались на нарушения их прав и вольностей, то таковые заново были подтверждены королем Как видно, Франческо Лунелли снискал особенную милость короля, так как в вознаграждение за его услуги и за плен в Мегаре король назначил ему и его наследникам ежегодную ренту в 15 унций, на которую должны были, между прочим, идти арендные взносы, делаемые проживающими в Фивах армянами в тамошнюю курию. Очевидно, там образовалась купеческая колония этой национальности. Быть может, армяне вытеснили генуэзцев и венецианцев с рынков герцогства, когда последнее попало в руки ка-таланцев, но самое появление их здесь могло относиться к более раннему времени.
Завоевание Мегары показало, что былой воинской мощи ката-ланцев пришел конец и что военное государство компании приведено партийными раздорами к гибели. Вообще сила франков в Греции пала уже так низко, что Эллада и Пелопоннес могли уцелеть от турецкого завоевания лишь благодаря тому обстоятельству, что султан Мурад для приближения к своей цели — Византии считал необходимым ранее разрушить славянские государства на Балканском полуострове, а потом уже обратиться к менее для него важной Греции. Сербы и болгары, валахи и албанские племена представляли собой в это время последнюю преграду, защищавшую Запад от вторжения османов. Если бы эти храбрые воинственные племена соединились между собой под общим управлением и вступили в союз с стесненным греческим императором, то турки не остались бы в Европе. Долгое время и гигантские усилия понадобились султанам для того, чтобы справиться с разрозненным, но геройским сопротивлением славян и албанцев.
К несчастью, в этот момент Венецианская республика была совершенно истощена своей отчаянной и дорогостоящей войной с Генуей в Италии и на Востоке, а разложение неаполитанской монархии под властью королевы Иоанны, управляемой своими фаворитами, лишило остатки франкской Ахайи всякой поддержки, так что княжество Ахайское обратилось в игрушку честолюбия всяких претендентов и авантюристов. Это облегчило поступательное движение турок и не могло остаться без влияния на положение герцогства Афинского.
Филипп Тарентский, князь Морейский и номинальный император константинопольский, умер в 1373 году, не оставив детей, как и брат его Роберт. Права свои на Ахайю и Византию он завещал Джиакомо де Бо (Baux), сыну своей сестры Маргариты Франческо де Бо, герцога Андрии в Апулии, одного из могущественнейших феодалов Неаполя. Но морейские бароны и слышать об этом не хотели, объявив себя почти единогласно за королеву Иоанну, которой уже удалось изгнать посредством военной силы Франческо де Бо из Апулии. Франческо бежал в Авиньон, а сын его Джиакомо отправился в Грецию, где готовился осуществить свои права оружием. Но в 1376 г. королева Иоанна пожаловала Ахайю своему четвертому супругу, Оттону Брауншвей-гскому. Однако права на некогда самое блестящее в Греции государство стали настолько ничтожны и ненадежны, что Оттон видел в нем лишь временный источник дохода. С согласия королевы он отдал княжество в аренду на пять лет гроссмейстеру иоаннитов. Еще ранее Иннокентий VI приглашал этот предприимчивый орден перенести свое пребывание с тесного Родоса на греческий полуостров, положить конец смутам в Морее и сделать ее своей собственностью.
В 1374 году тот же орден получил от папы Григория XI приглашение переселиться в Смирну; он советовал также послать 500 рыцарей и столько же солдат для завоевания Морей. С августа 1377 года гроссмейстером ордена был гениальный Хуан Фер-нандец де Эредиа, знаменитый дипломат и воин, кастеллян Ампо-сты в Арагонии. В союзе с венецианцами и архиепископом пат-расским Павлом Фоскари он тотчас принялся осуществлять «passagium» в Ахайю. Таково было положение вещей в Греции, когда падение Арагонской династии в Сицилии произвело новые смуты и перевороты в Каталанском герцогстве.