Реферат
по истории
на тему:
"Черноморский флот в Крымской войне"
2008
В организационном отношении российский флот с петровских времен делился на три эскадры: синего флага (авангард), белого флага (кордебаталию) и красного флага (арьергард). Каждая эскадра, как это предусматривалось Уставом морским 1720 г., в свою очередь, подразделялась на три дивизии. Реально флот в полном составе в море выходил крайне редко, поэтому боевой порядок, исходя из наличного числа кораблей в строю, подразделялся, как правило, на три основные части без дальнейшего их членения. В соответствии с павловским Уставом военного флота 1797 г., эскадры были переименованы в дивизии, а дивизии — в эскадры, но сам принцип организационно-штатного деления флота при этом, однако, остался неизменным. Штатами 1798 г. на Балтике предусматривалось иметь три дивизии, на Черном море — одну дивизию. С 1804 г. дивизии стали подразделяться не на эскадры, а на бригады. Позднее в составе Черноморского флота была сформирована вторая дивизия.
В 1810 г. последовало переформирование судовых команд. Входивших ранее в их состав морских солдат отчислили в армию, а их обязанности возложили на матросов. Началось принесшее больше вреда, чем пользы, «осолдатчивание» моряков: матросы получили близкую к солдатской строевую форму, ружья и амуницию, их стали усиленно учить «фрунту». Последовали и организационно-штатные изменения. Команды судов (автор придерживается терминологии XVIII—XIX вв., в соответствии с которой кораблями назывались лишь линейные корабли. — В. И.) были сведены в экипажи четы-рехротного состава. Учитывая, что на Балтике, например, флот плавал (находился в кампании) не более полугода, это было удобно для строевого и хозяйственного управления личным составом на берегу. Но вместе с тем к собственно морской службе такая организационная структура, по сути дела, не имела отношения. Служба на судах превращалась во временные командировки. Такому положению способствовало и то, что если ранее суда, вернувшиеся из плавания, оставались на период между кампаниями в ведении своих командиров, то с этого времени они стали передаваться капитану над портом. Организационная структура с заложенной в ней подобной идеологией службы неизбежно сказывалась и на формировании своеобразной сухопутной психологии многих моряков. Не случайно, борясь с этим злом, главный командир Черноморского флота и портов Черного моря истинный моряк адмирал М. П. Лазарев всеми средствами старался продлить сроки кампаний. Черноморцы плавали и в зимних условиях. Прозвучавший намного позднее рассматриваемого нами периода известный афоризм адмирала С. О. Макарова: «В море — значит дома» был не только призывом, но и по сути дела протестом против такой психологии, воспитывавшейся созданной в начале XIX в. организацией флота.
Первоначально, как уже говорилось, строевой личный состав флота был сведен в четырехротные экипажи численностью около 400 человек. При этом отдельно были созданы корабельные и гребные экипажи. Намечалось иметь на Балтике 52 корабельных и 8 гребных экипажей, а на Черном море — 31 корабельный и 4 гребных экипажа. Фактически, из-за некомплекта людей, намеченного количества экипажей сформировать не удалось. Кроме корабельных и гребных, были сформированы ластовые и рабочие экипажи. Такая организация, однако, просуществовала недолго. В 1816 г. экипажи подверглись укрупнению при общем сокращении их числа. Деление экипажей на корабельные и гребные упразднили, все они стали именоваться флотскими экипажами.
В результате всех этих преобразований перед началом Крымской войны Российский императорский флот в строевом отношении подразделялся на пять флотских дивизий. Три из них входили в состав Балтийского флота, а две — в состав Черноморского. Каждая дивизия состояла из трех бригад, каждая бригада — из трех флотских экипажей. Исключение составляла 3-я бригада 5-й флотской дивизии на Черном море: в ее состав входили два экипажа. Нумерация дивизий и экипажей была сплошная, нумерация бригад — отдельная в каждой дивизии. Таким образом, 1 -3-я флотские дивизии (1 -27-й флотские экипажи) находились на Балтике, 4-я и 5-я флотские дивизии (28-44-й флотские экипажи) — на Черном море. Не входившие в состав дивизий 45-й и 46-й флотские экипажи находились на Каспийском море и на Тихом океане, составляя основу Каспийской и Охотской военных флотилий. Кроме того, в Петербурге находился сформированный в 1810 г. из команды придворных гребцов Гвардейский флотский экипаж, также не входивший в состав флотских дивизий.
Строевое и хозяйственное деление флота на дивизии, бригады и экипажи, как уже говорилось ранее и будет подробнее показано в дальнейшем, не совпадало с делением его на эскадры и отряды, которые создавались как временные тактические формирования неопределенного состава. Количество входивших в них кораблей и судов зависело от поставленных задач, от состояния материальной части и других факторов.
Штатный строевой состав флотского экипажа, в интересующий нас период, был следующим: капитан 1 ранга, капитан 2 ранга, четыре капитан-лейтенанта, 12 лейтенантов, 12 мичманов (всего 30 офицеров); 80 унтер-офицеров, 25 музыкантов, 1000 рядовых (всего 1105 строевых нижних чинов). Помимо того, в состав каждого экипажа входило более 100 нестроевых: четыре лекаря, два комиссара, четыре фельдшера, два баталера, три унтер-баталера, 67 денщиков и другие чины. Экипаж подразделялся на четыре роты. Каждая рота по штату должна была состоять из капитан-лейтенанта, трех лейтенантов, трех мичманов, 20 унтер-офицеров, шести музыкантов, 250 рядовых. Таким образом, всего в составе флотского экипажа предусматривалось иметь приблизительно 1250 человек.
Перед началом кампании производилась роспись чинов экипажей по судам. В состав каждого экипажа, за редким исключением, должен был входить линейный корабль, которым командовал командир экипажа, и несколько судов меньшего ранга. На 110-пушечный корабль полагалось три роты, на 84-пушечный — 2,5 роты, на корвет — 5/8 роты. Фактическая численность личного состава на кораблях и судах несколько отличалась от приведенных цифр, в частности, за счет прикомандированных чинов рабочих экипажей. В этом несоответствии строевого и тактического деления, несмотря на предписание сохранять состав судовых команд по возможности неизменным, заключался крупный недостаток. Скажем, капитан-лейтенант, ротный командир в экипаже, назначенный весной командовать корветом, до осени терял из виду почти половину своих подчиненных, а те, в свою очередь, даже если и имели в плавании ближайшим начальником «своего» мичмана, далее по системе подчиненности оказывались под командой офицеров, мало их знавших. Не этим ли отчасти объяснялись постоянные требования адмирала П. С. Нахимова к офицерам лучше знать своих подчиненных?
Таким было расписание Черноморского флота к лету 1853 г.
Но в том же году в составе Балтийского флота сформировали новый, 28-й флотский экипаж. Одновременно 28-й экипаж Черноморского флота переименовали в 45-й и из 1-й бригады 4-й флотской дивизии передали в состав 3-й бригады 5-й дивизии. Флотские экипажи Каспийской и Охотской военных флотилий при этом получили номера 46 и 47. Позднее, в феврале 1854 г., линейный корабль «Гавриил» был передан из 39-го в 37-й флотский экипаж, а, соответственно, «Святослав» — из 37-го в 39-й.
Роспись кораблей и судов Черноморского флота по дивизиям, бригадам и экипажам по состоянию на 10 (22) июня 1853 года
4-я флотская дивизия (контр-адмирал Ф. М. Новосильский)
1-я бригада (контр-адмирал А. И. Панфилов)
28- й флотский экипаж (капитан 1 ранга С. Г Алексеев 1-й)
-линейный корабль «Варна» (84-пушечный), -фрегат «Мидия» (60-пушечный),
- пароход «Могучий»,
- пароход «Аргонавт» (причислен к штурманскому полуэкипажу), -транспорт «Аккерман»,
-транспорт «Килия»,
- транспорт «Портица»
29- й флотский экипаж (капитан 1 ранга А. А. Зорин)
-линейный корабль «Селафаил» (84-пушечный),
- корвет «Пилад» (20-пушечный),
-тендер «Поспешный» (10-пушечный),
- пароходофрегат «Крым» (4-пушечный), -транспорт «Рион»,
- транспорт «Цемес»
30-й флотский экипаж (капитан 1 ранга П. И. Кислинский 1-й)
-линейный корабль «Ягудиил» (84-пушечный), -фрегат «Кагул» (44-пушечный),
- шхуна «1Ънец»,
- пароход «Еникале»,
- пароход «Колхида»,
- транспорт «Прут»
2-я бригада (контр-адмирал Н. М. Вукотич 2-й).
31- й флотский экипаж (капитан 1 ранга Ф. Д. Бартенев 1-й)
-линейный корабль «Храбрый» (84-пушечный),
- бриг «Фемистокл» (16-пушечный), -бриг «Тезей» (18-пушечный),
- яхта «Стрела» (6-пушечная),
- пароход «Таганрог», -транспорт «Дунай»,
- транспорт «Березань»
32- й флотский экипаж (капитан 1 ранга К. С. Бугров 1-й)
-линейный корабль «Три Святителя» (120-пушечный), -бриг «Меркурий» (18-пушечный), -яхта «Орианда» (10-пушечная),
- пароход «Тамань»
33- й флотский экипаж (капитан 2 ранга В. М. Микрюков 1-й)
-линейный корабль «Чесма» 84-пушечный),
- корвет «Ариадна» (20-пушечный), -бриг «Эндимион» (12-пушечный), -бриг «Ахиллес» (10-пушечный), -тендер «Проворный» (10-пушечный),
- пароход «Боец»,
- транспорт «Соча»
3-я бригада (контр-адмирал А. Р. Цебриков 1-й)
34- й флотский экипаж (капитан 1 ранга А. Д. Варницкий)
-линейный корабль «Уриил» (84-пушечный),
- корвет «Андромаха» (18-пушечный), -бриг «Язон» (12-пушечный),
- пароход «Эльборус»,
- транспорт «Днепр»,
- транспорт «Лиман»
35-й флотский экипаж (капитан 1 ранга В. И. Истомин 2-й)
-линейный корабль «Париж» (120-пушечный),
- винтовой корвет «Воин» (в постройке), -шхуна «Ласточка» (16-пушечная),
- пароход «Дарго»,
- транспорт «Кинбурн»
36- й флотский экипаж (капитан 1 ранга А. Д. Кузнецов 1-й)
-линейный корабль «Ростислав» (84-пушечный), -фрегат «Сизополь» (54-пушечный),
- шхуна «Опыт» (16-пушечная),
- пароход «Петр Великий», -транспорт «Субаши»,
- транспорт «Ренин»
5-я флотская дивизия (вице-адмирал П. С* Нахимов)
1-я бригада (контр-адмирал П. М. Юхарин 1-й)
37- й флотский экипаж (капитан 1 ранга К. А. Леонтьев)
-линейный корабль «Святослав» (84-пушечный), -корвет «Орест» (18-пушечный), -бриг «Неарк» (12-пушечный), -тендер «Легкий» (12-пушечный),
- пароход «Молодец», -транспорт «Гагра», -транспорт «Кишинев».
38- й флотский экипаж (капитан 2 ранга А- X. Винк)
-линейный корабль «ДвенадцатьАпостолов» (120-пушечный),
- пароходофрегат «Владимир» (9-пушечный), -шхуна «Забияка» (16-пушечная), -транспорт «Ялта»,
- транспорт «Арагва»
39- й флотский экипаж (капитан 1 ранга Н. Ф. Юрковский)
-линейный корабль «Гавриил» (84-пушечный), -бриг «Орфей» (16-пушечный),
- шхуна «Дротик» (16-пушечная), -пароходофрегат «Громоносец» (6-пушечный), -транспорт «Кубань»,
- транспорт «Лаба»,
- транспорт «Феодосия»
2-я бригада (контр-адмирал П. А Синиуын)
40- й флотский экипаж (капитан 1 ранга П. И. Барановский)
- линейный корабль «Императрица Мария» (84-пушечный, заканчивалась достройка),
-фрегат «Месемврия» (60-пушечный),
- пароход «Бердянск», -транспорт «Днестр»,
- транспорт «Мамай»
41- й флотский экипаж (капитан 1 ранга Л. А- Ергомышев 1-й)
-линейный корабль «Великий князь Константин» (120-пушечпый),
- винтовой корвет «Витязь» (в постройке),
- бриг «Аргонавт» (12- пушечный),
- шхуна «Смелая» (16-пушечная),
- пароходофрегат «Бессарабия» (6-пушечный)
42- й флотский экипаж (капитан 1 ранга В. И. Барановский)
-линейный корабль «Трех Иерархов» (вспушенный),
- корвет «Калипсо» (18-пушечный), -бриг «Птолемей» (18-пушечный),
- бриг «Эней» (16-пушечный),
- пароход «Грозный»,
- пароход «Андия»,
- транспорт «Сухум-Кале»,
- транспорт «Доб»
3-я бригада (контр-адмирал Н. 77. Вульф 1-й)
43- й флотский экипаж (капитан 2 ранга И. А. Ендогуров)
- винтовой линейный корабль «Босфор» (120-пушечный, в постройке), -фрегат «Флора» (44-пушечный),
-бриг «Персей» (16-пушечный), -тендер «Скорый» (12-пушечный),
- пароходофрегат «Одесса» (4-пушечный), -транспорт «Ингул»,
- транспорт «Буг»,
- транспорт «Кодос»
44- й флотский экипаж (капитан 2 ранга И. X. Бернард-де-Граве, временно — капитан-лейтенант С. С. Лесовский)
-фрегат «Кулевчи» (60-пушечный), -фрегат «Коварна» (52-пушечный), -тендер «Нырок» (10-пушечный),
- пароходофрегат «Херсонес» (4-пушечный),
- транспорт «Балаклава»,
- транспорт «Бзыбь»,
- транспорт «Гостогай»
Кроме того, были выведены из боевого состава, но еще продолжали числиться в списках Черноморского флота линейные корабли «Силистрия» и «Султан Махмуд», использовавшиеся в качестве блокшивов, а также фрегат «Агатополь».
В Николаеве в это время заканчивалась подготовка к закладке 135-пушечного винтового линейного корабля «Цесаревич». Он, однако, еще не был приписан к какому-либо экипажу. В дальнейшем предполагалось, наряду со строительством новых, переоборудовать в винтовые некоторые парусные корабли во время прохождения капитального ремонта, первым предполагалось переоборудовать «Трех иерархов».
Перечисленные в списке пароходы «Эльборус», «Могучий», «Молодец», «Боец», «Колхида» и транспорты «Цемес», «Лаба», «Мамай», «Кодос», «Субаши», «Гостогай», «Бзыбь» и «Доб» подчинялись Кавказскому корпусу.
В состав Черноморского флота также входили две шхуны, два тендера, шесть пароходов, три буксира, транспорт и шесть лоцсудов, приписанных к 4-му и 5-му ластовым экипажам. Кроме того, между Одессой и Абхазией плавали два парохода, пять пароходов принадлежали гражданскому ведомству, один — Войску Донскому и один — Инженерному ведомству.
Возвращаясь к сказанному ранее о несоответствии строевого и тактического деления флота, еще раз отметим, что, конечно, ни одной боевой задачи экипажи в таком составе решать не могли. Деление на бригады и дивизии при выходе в море также не соблюдалось. Обратившись к статье П. Кириллова, опубликованной в журнале ранее («Флотомастер», 1998, № 1-2), читатель увидит, что в крейсерство, завершившееся в конце концов Синопским сражением, П. С. Нахимов вышел, имея под командованием отряд, в котором из четырех линейных кораблей к его, 5-й, флотской дивизии принадлежал только флагман — недавно вступившая в строй «Императрица Мария». В самом же сражении участвовали по два корабля из состава 2-й бригады 5-й дивизии, 2-й и 3-й бригад 4-й дивизии, причем в колонне, которую вел сам Нахимов, концевой корабль, «Чесма», числился в 4-й дивизии.
На первый взгляд, сказанное может поставить под сомнение актуальность избранной автором темы. Однако для правильного понимания эпохи и документов того времени, в которых постоянно упоминаются экипажи, бригады и дивизии, эти знания лишними не будут.
Продолжим, однако, рассказ о штатном расписании Черноморского флота. Помимо флотских экипажей, в его состав входили ластовые экипажи, обслуживавшие портовые суда, и рабочие экипажи, предназначавшиеся преимущественно для работы на верфях. Кроме того, на период кампаний из состава рабочих экипажей на суда флота командировались плотники, конопатчики, парусники. К лету 1854 г, т. е. уже после начала войны, но еще до высадки союзников в Крыму, в составе Черноморского флота было два ластовых и восемь рабочих экипажей.
К числу других береговых подразделений флота относились роты: военно-рабочие, предназначавшиеся для ведения строительных работ на берегу, портовые, обслуживавшие военные порты, доковые (в их ведении находился законченный в 1850 г. уникальный комплекс севастопольских доков) и арестантские, выполнявшие наиболее тяжелые работы.
Необходимо сказать также об арсенальных и лабораторных ротах. Они относились к созданному в 1734 г. корпусу морской артиллерии. В то время морские артиллеристы по численности на флоте занимали третье место после судовых команд и батальонов морских солдат. В 1831 г. морская артиллерия была сведена в шесть бригад восьмиротного состава. Однако в 1846 г. бригады расформировали, а нижних чинов из них перевели во флотские экипажи. Офицеры корпуса морской артиллерии в состав экипажей не входили, их расписывали по кораблям перед началом кампаний. При этом главной их задачей являлось не использование артиллерии (этим занимались строевые офицеры флотских экипажей), а содержание ее материальной части. Рядовые, остававшиеся в корпусе морской артиллерии, были распределены по арсенальным и лабораторным ротам. Арсенальные роты предназначались для содержания арсеналов, ремонта находившихся там орудий. Лабораторные роты занимались снаряжением бомб, гранат, брандскугелей и т. д. Помимо корпуса морской артиллерии, в XIX в. был создан и ряд других корпусов флотских специалистов, чины которых и ранее, до учреждения корпусов, не входили в строевой состав флота и имели особый порядок прохождения службы. В частности, им присваивались специальные или военно-сухопутные звания с указанием принадлежности к корпусу (подпоручик корпуса флотских штурманов, капитан корпуса корабельных инженеров и т. д.). В отличие от строевых офицеров, заканчивавших Морской кадетский корпус, в который принимались исключительно дворяне, офицеры-специалисты в большинстве своем были разночинцами, являясь «черной костью» флота. В середине XIX в., в период быстрого развития буржуазных отношений, в верхах общества по-прежнему господствовало убеждение, что командовать людьми должен, может и единственно достоин дворянин, а должности, на которых требуется не столько распоряжаться и командовать, сколько самому практически применять имеющиеся знания, для дворянина не очень подходят. Их великодушно уступали выбившимся «в люди» долголетней службой или путем получения образования выходцам из непривилегированных сословий. Знания и опыт давали им право на чин (как правило, невысокий), скромный мундир с серебряным шитьем, или без него (у офицеров флотских экипажей шитье — золотое), и титулование «благородием». Но настоящие «благородия» в большинстве своем предпочитали держать с ними порой малозаметную, но очень четкую дистанцию.
К числу корпусов флотских специалистов относился созданный в 1827 г. корпус флотских штурманов, подготовка которых производилась в двух штурманских ротах — в Кронштадте и в Николаеве. Корпус подчинялся генерал-гидрографу. Как и морские артиллеристы, чины корпуса в состав флотских экипажей не входили и расписывались по кораблям лишь на период кампаний.
Кораблестроителей в 1826 г. объединили в корпус корабельных инженеров. Специалистов для него готовили в кондукторских ротах учебных морских экипажей. Корпус подчинялся Кораблестроительному департаменту, входившему в состав Управления генерал-интенданта.
В 1838 г. был создан корпус инженеров строительной части флота. На его чинов возлагалось строительство портовых и других береговых объектов флота. Корпус находился в ведении Строительного комитета по морской части и комплектовался офицерами, окончившими Главное инженерное училище (в 1855 г. преобразовано в Николаевскую инженерную академию).
В связи с началом развития парового флота остро встал вопрос о создании кадров судовых механиков и машинистов, но он долгое время не находил удовлетворительного решения. Проблему не решали ни посылка некоторого числа офицеров на стажировку за границу, ни прием на службу иностранцев по вольному найму. Последняя мера представляла прямую опасность для боеготовности флота, на что еще в 1847 г. В. А. Корнилов указывал в своем рапорте адмиралу М. П. Лазареву: в случае разрыва с Англией паровые суда рисковали оказаться на приколе из-за потери механиков и машинистов. Даже в самый канун войны с Англией, в начале 1854 г., на некоторых военных пароходах механиками плавали вольнонаемные англичане. Лишь в 1854 г., наряду с другими корпусами флотских специалистов, был, наконец, создан корпус инженер-механиков. Специалистов для него, как и для корпуса корабельных инженеров, готовили в кондукторских ротах учебных морских экипажей. Постоянного же органа управления службой инженер-механиков в составе Морского министерства в тот период так и не создали. На Балтике существовал лишь учрежденный в 1842 г. Комитет о построении военных пароходов. Должность главного инженер-механика флота появилась лишь в 1860 г.
По данным известного военного историка А. М. Зайончковского, штатная численность личного состава российского флота к началу Крымской войны равнялась 90 ООО человек, списочная численность в 1853 г. составляла 90 985 человек: на Балтийском флоте — 2275 офицеров и 50 571 нижний чин, на Черноморском флоте — 1472 офицера и 36 667 нижних чинов. В «Памятной книжке морского ведомства на 1853 г» приводятся несколько иные данные по рядовому составу — 50 628 человек на Балтийском и 35 670 на Черноморском флоте. Эти данные, однако, являются вполне сопоставимыми, различия могут зависеть от месячных колебаний численности (смертность в госпиталях, увольнения в отставку и т. д.).
Необходимо сказать несколько слов об управлении флотом. П. Кириллов абсолютно прав, говоря в упомянутой выше статье о ненормальности положения, когда накануне войны во главе Черноморского флота оказался абсолютно не подготовленный к этому человек, к его чести понимавший свою некомпетентность, призванный из отставки 75-летний старик, вице-адмирал М. Б. Берх. К тому же он был назначен не главным командиром, а исполняющим должность главного командира Черноморского флота и портов, что свидетельствовало о временности его назначения. Но со времени кончины адмирала М. П. Лазарева до начала Крымской войны прошло уже более двух лет! Как долго могла существовать эта временная мера? Фактически Черноморским флотом командовал талантливый и энергичный начальник штаба флота вице-адмирал В. А. Корнилов. Но его положение оказалось незавидным. Не говоря уже об ущемленном честолюбии адмирала, он не мог не понимать, что фактически постоянно превышает свои служебные полномочия, и это не могло не угнетать его.
Казалось бы, ситуация с руководством Черноморским флотом в условиях быстрого нарастания военной угрозы запуталась уже достаточно. Но нет.
К лету 1853 г. командующим сухопутными и морскими силами в Крыму был назначен энергичный, но малокомпетентный и к тому же не терпевший инициативы подчиненных адмирал А. С. Меншиков, сохранивший за собой и пост начальника Главного морского штаба. И над всей этой конструкцией возвышалась фигура императора, начавшего в последний момент перед войной менять предварительные планы и исхитрившегося сочетать меры, которые явно говорили о намерении России начать войну с выжидательной тактикой! Необдуманно сказав «А», он никак не решался произнести «Б» и другие буквы алфавита.
Тут стоит сделать некоторое отступление. В николаевскую эпоху существовала во многом порочная система управления флотом в целом. Еще в 1828 г. генерал-майор А. С. Меншиков, добившийся расположения императора, провел свой проект реформы органов управления морским ведомством. Административная, строевая и научная часть (управление дежурного генерала с подчиненными ему Инспекторским и Аудиторским департаментами, Управление генерал-гидрографа и Ученый комитет) объединились в составе Морского штаба его императорского величества, начальником которого был назначен произведенный в контр-адмиралы автор проекта. Адмирал-тейств-совет (совещательный орган при министре), Управление генерал-интенданта, которому подчинялись Кораблестроительный, Комиссариатский и Адмиралтейский департаменты, а также Управление генерал-штаб-доктора и Департамент корабельных лесов вошли в состав Морского министерства. Властолюбивый и амбициозный
Меншиков фактически подмял под себя морского министра вице-адмирала А. В. фон Моллера, поскольку право доклада императору по делам морского ведомства получил именно он, а не министр.
В 1836 г. Главный морской штаб, как с 1831 г. стал называться Морской штаб его величества, и Морское министерство объединились в единое Морское министерство, которое возглавил все тот же Меншиков, ставший уже адмиралом. Он получил права министра, но по-прежнему именовался начальником Главного морского штаба. Но начальник любого штаба по самой сути своей должности — организатор исполнения замыслов более высокого начальника. Кто же был таковым для русского флота? Ответ напрашивается — державный вождь... И в этом смысле первоначальное название, Морской штаб его величества, более точно выражало изначальную идею. Николаю I не давали покоя лавры его предка, Петра Великого, он хотел во всем на него походить. Любимым детищем Петра был флот — Николай также его любил, но, в отличие от прапрадеда, оставался во флотских делах дилетантом. Тем не менее, не осознавая этого, он хотел не только осуществлять верховное руководство, но и заниматься подробностями повседневной деятельности флота. Меншиков, ловкий царедворец, чутко уловил такое настроение монарха и, с целью упрочить свое положение, подыгрывал ему. Многое делая по собственному произволу, он умел создать впечатление, что лишь исполняет державную волю. Но и сам он морского образования не имел и начальных ступеней флотской службы не прошел. При этом ему были свойственны, как уже говорилось, нетерпимость к инициативе подчиненных, советы компетентных людей воспринимались им с трудом. Не случайно в ходе реформы органов управления флотом в 1836 г. Адмиралтейств-совет из совещательного органа при министре превратился в некую надстройку над Управлением генерал-интенданта. Таким образом, судьбы флота на протяжении более четверти века определяли два дилетанта.
Конечно, на состоянии русского флота в канун Крымской войны, как это неоднократно подчеркивалось в литературе, самым негативным образом отразилась общая экономическая отсталость России (главная причина!). Но все же при правильном понимании флотских проблем монархом и руководителем морского ведомства многое можно было бы сделать.
Перейдем теперь к другому малоизвестному вопросу — дислокации частей Черноморского флота накануне высадки союзников в Крыму. К лету 1854 г. она оказалась следующей:
Севастополь — 29-39-й флотские экипажи, 40-й и 41-й флотские экипажи (оба частично), 42-й флотский экипаж, 43-й флотский экипаж (частично), 44-й и 45-й флотские экипажи, 4-й ластовый экипаж (частично), 16-19-й рабочие экипажи, портовые роты № 28-30, № 31 (частично), 32-й, лабораторная рота № 2 (частично), арсенальная рота № 7, госпитальная рота, Севастопольская инженерная команда, военно-рабочие роты № 8 и 10, доковые роты № 27-30, арестантские роты № 19-26;
Николаев — школа флотских юнкеров, 2-й учебный морской экипаж, Черноморская штурманская рота, Николаевское флотское училище, 40, 41, 43-й флотские экипажи (все частично), 4-й и 5-й ластовые экипажи (оба частично), 10-й рабочий экипаж (частично), 11-14-й рабочие экипажи, 15-й рабочий экипаж (частично), Николаевский госпиталь, госпитальная рота, лабораторная рота № 2, арсенальная рота № 6, портовые роты № 22-27, военно-рабочие роты № 7, 9, арестантские роты № 11-18;
Измаил — 5-й ластовый экипаж (частично), 15-й рабочий экипаж (частично), портовая рота, военно-рабочая рота № 9 (частично), Измаильская инженерная команда; Таганрог и Ростов — портовая рота № 31 (частично); Керчь — портовая рота № 34 (частично); Новороссийск — портовая рота № 34 (частично).
Об активном участии моряков в героической обороне Севастополя написано очень много. Имена адмиралов П. С. Нахимова, В. А. Корнилова, В. И. Истомина, лейтенанта Н. А. Бирилева, матроса (точнее — квартирмейстера) П. М. Кошки известны даже людям, не проявляющим интереса к истории. Трудно найти человека, который бы не знал о затопленных кораблях, о тяжелых корабельных орудиях, установленных на севастопольских укреплениях. Но организационная сторона участия моряков в сухопутной обороне города известна значительно хуже. Как уже говорилось в начале статьи, в 1810 г. подразделения морских солдат, входившие в состав флота с петровских времен, передали армии. Стрелковые и абордажные партии с этого времени в случае необходимости формировались из матросов. На кораблях на случай десанта хранилось по одному-два легких орудия на армейских станках (чаще всего — горные единороги). Весной 1854 г., после того как 15-16 (27-28) марта Англия и Франция объявили войну России, вопрос о необходимости иметь на флоте достаточно сильные подразделения, способные действовать на берегу, встал весьма остро. В это время из стрелковых партий кораблей сформировали два нештатных десантных батальона, по шесть взводов в каждом. Численность взвода устанавливалась в 48 человек. Линейные корабли «Села-фаил», «Ягудиил», «Храбрый», «Три святителя», «Чесма» и «Париж» выделили по взводу для 1-го десантного батальона, 2-й десантный батальон комплектовался личным составом кораблей «Ростислав», «Двенадцать апостолов», «Святослав», «Императрица Мария», «Великий князь Константин» и «Варна». Батальонам были приданы десять горных единорогов, снятых с кораблей. В июле 1854 г. последовало создание 3-го и 4-го десантных батальонов из десантных партий кораблей (вначале они именовались 1-ми 2-м резервными батальонами). 3-й батальон формировался на кораблях 4-й флотской дивизии и состоял из восьми взводов, 4-й батальон (шести взводов) — на кораблях 5-й дивизии. Артиллерию, приданную этим батальонам, усилили до 16 орудий за счет горных единорогов, хранившихся в арсенале. Из них были сформированы две батареи, каждая из которых состояла из двух дивизионов, которые, в свою очередь, насчитывали по два взвода. 2(14) сентября, т. е. сразу после получения известия о начале высадки союзников в Крыму, моряками укомплектовали еще четыре батальона. Из них три назывались флотскими: 34-й — из команд линейного корабля «Уриил» и фрегата «Флора», 36-й — линейного корабля «Ростислав» и фрегата «Сизополь», 37-й — линейного корабля «Гавриил» и фрегата «Кагул». Номера батальоны получили в соответствии с экипажами, к которым были приписаны корабли.
Помимо того, из команды корвета «Калипсо» и прибывшей из Николаева рекрутской партии сформировали 1-й рекрутский батальон. На кораблях оставался лишь личный состав, необходимый для борьбы с огнем в случае возникновения пожаров. Возможность последних не исключалась ввиду угрозы бомбардировки Севастополя союзным флотом. 8 (20) сентября 1854 г. произошло сражение на р. Альма, после которого русская армия отошла к Севастополю.
Положение главной базы Черноморского флота, совершенно недостаточно защищенной со стороны суши, стало трагичным: слабое Северное укрепление, несколько недостроенных бастионов на Южной стороне, кое-где соединенных оборонительной стенкой, — вот, практически, и всё... Превосходство союзников на море представлялось столь значительным, что, несмотря на наличие мощных приморских фортов, не исключалась попытка прорыва флота противника в Севастопольскую бухту.
Чтобы воспрепятствовать этому, по приказанию А. С. Меншикова в ночь на 11 (23) сентября у входа в Северную бухту между Константиновской и Александровской батареями были затоплены линейные корабли «Уриил», «Три святителя», «Селафаил», «Си-листрия», «Варна», фрегаты «Сизополь» и «Флора». Из команд этих кораблей, разобранного на дрова несколько ранее корабля «Трех иерархов», а также фрегатов «Кулев-чи» и «Коварна» создали 29, 32, 34,42,44-й и 45-й флотские батальоны. Принцип их нумерации остался тот же, что и раньше. Кроме того, из личного состава затопленных фрегатов «Сизополь» и «Флора», входивших в 36-й и 43-й флотские экипажи, сформировали Сизопольско-Флорский батальон. Еще пять морских батальонов укомплектовывались матросами и офицерами десяти оставшихся линейных кораблей: 1-й — из команд кораблей «Ягудиил» и «Храбрый», 2-й — «Чесма» и «Ростислав», 3-й — «Париж» и «Гавриил», 4-й — «Двенадцать апостолов» и «Святослав» и 5-й — «Императрица Мария» и «Великий князь Константин». При этом просуществовавшие полторы недели 34, 36-й и 37-й флотские батальоны расформировали, а их личный состав пошел на укомплектование морских батальонов.
Всего к 13 (25) сентября в сформированных из личного состава флота батальонах насчитывалось 19 штаб-офицеров, 199 обер-офицеров, 10 юнкеров, 15 кондукторов, 648 унтер-офицеров, 219 музыкантов, 8841 матрос и 25 нестроевых. Это на четверть увеличивало поредевшие в сражении на Альме войска А. С. Меншикова, которые после отхода к Севастополю расположились частично в районе Северного укрепления, а частично — южнее города. Однако Меншиков, опасаясь оказаться отрезанным в Севастополе, решил отвести армию к Бахчисараю.
Противник к этому времени уже подошел к Бельбеку, так что решение русского командующего оказалось чревато столкновением с неприятелем на марше. Лишь благодаря скверной организации разведки у союзников и туману противоборствующие стороны не встретились и разошлись в непосредственной близости друг от друга. Коммуникационные линии, связывавшие русскую армию в Крыму с центром России удалось сохранить, но положение Севастополя еще более осложнилось. Гарнизон, включая моряков, насчитывал около 16 тыс. человек, и, учитывая соотношение сил, вполне логичным оказывалось предположение, что противник попытается овладеть Севастополем с ходу.
Положение защитников города осложнялось еще и тем, что единое командование практически отсутствовало. Начальником гарнизона был генерал-лейтенант Ф. Ф. Моллер, командиром порта и военным губернатором — вице-адмирал М. Н. Станюкович, но ни тот, ни другой не оказались способны возглавить оборону. Всю ответственность за ее организацию, как известно, приняли на себя вице-адмиралы В. А. Корнилов и П. С. Нахимов. Казалось наиболее вероятным, что враг нанесет удар по Северной стороне. Ее оборону принял на себя В. А. Корнилов, здесь в первую очередь возводились укрепления, на этом направлении сконцентрировалась основная часть сформированных из моряков батальонов. Оборону Южной стороны, угроза которой, как тогда казалось, была меньшей, возглавил вице-адмирал П. С. Нахимов.
Однако союзники не проявили решительности. Явно преувеличивая силу спешно возведенных на Северной стороне укреплений, они, предприняв фланговый марш, вышли на южные подступы к городу и начали затянувшуюся довольно надолго подготовку к атаке. Для защитников Севастополя это оказалось подарком судьбы. Спешные фортификационные работы развернулись теперь на южных окраинах города. В них участвовали все — солдаты гарнизона, моряки, жители города. При этом пришлось преодолевать неимоверные трудности. Выявилась острая нехватка шанцевого инструмента, в частности было очень мало железных лопат. Твердый, каменистый грунт разбивали кирками, а потом сгребали деревянными лопатами. Читатель может себе представить этот адский труд.
Памятниками участия моряков в оборонительном строительстве стали названия многих севастопольских укреплений: Парижская, Двенадцатиапостольская (обе на Северной стороне) и Святославская батареи, Чесменский, Ростиславский и Язоновский редуты получили названия кораблей, команды которых их возводили. На Южную сторону перевели морские батальоны, возводимые укрепления вооружались снятыми с кораблей орудиями, прислуга которых также состояла из моряков. Для усиления обороны из оставшегося на кораблях личного состава спешно сформировали два сводных батальона: 1-й — из команд «Парижа», «Гавриила», «Чесмы», «Храброго» и «Ростислава» и 2-й — из команд «Двенадцати апостолов», «Великого князя Константина», «Императрицы Марии» и «Святослава».
На 14 (26) сентября 1854 г. войска на южных подступах к Севастополю имели следующую диспозицию: на участке от батареи № 5 (берег Карантинной бухты) до 5-го бастиона — шесть пехотных батальонов. Прислуга у орудий состояла из личного состава рабочих экипажей и команды фрегата «Месемврия». На участке от 5-го до 3-го бастиона находились 29, 32, 34, 44, 45-й флотские батальоны, Сизопольско-Флорский батальон, 1-й и 2-й сводные морские батальоны. Орудийная прислуга — матросы лабораторной роты 2, 4-го ластового экипажа, команды фрегата «Кагул». Участок от 3-го бастиона до Северной бухты обороняли 1, 2, 3-й и 4-й десантные батальоны, 4-й и 5-й морские батальоны. Орудийную прислугу составляли чины лабораторной роты 2, 4-го ластового экипажа и моряки с фрегата «Мидия».
Созданные в момент, когда нападение на город могло произойти в ближайшие дни, морские и флотские батальоны являлись импровизированными, временными формированиями. В них оказались соединены офицеры и матросы разных экипажей, что вызывало много неудобств. Поэтому, когда выяснилось, что штурма города в ближайшие дни не будет, по инициативе В. А. Корнилова батальоны были расформированы и воссозданы экипажи, которым возвратили знаменные флаги, с момента создания батальонов хранившиеся на пароходофрегате «Владимир». Приказ об этом появился 30 сентября (12 октября) 1854 г. К этому времени линия обороны подразделялась на четыре дистанции. Первая из них проходила от батареи №10 (у моря) до редута №1 (редута Шварца) и включала 7, 6-й и 5-й бастионы. Начальник дистанции — генерал-майор А. 0. Асланович, позднее его сменил капитан 1 ранга А. А. Зарин. Вторая дистанция от редута Шварца тянулась к оконечности Южной бухты и включала 4-й бастион и примыкающие к нему укрепления. Первым ее начальником стал вице-адмирал Ф. М. Ново-сильский. Третья дистанция, которой сначала командовал контр-адмирал А. И. Панфилов, затем — капитан 1 ранга П. А. Перелешин, от оконечности Южной бухты шла до Докового оврага. Здесь находился 3-й бастион с примыкающими укреплениями. Четвертая дистанция — от Докового оврага до берега Северной бухты в районе Киленба-лочной бухты. Ей первоначально командовал контр-адмирал В. И. Истомин, после его гибели — капитан 1 ранга Н. Ф. Юрковский, а затем капитан 1 ранга Ф. С. Керн. Дистанция включала укрепления Малахова кургана, 1-й и 2-й бастионы.
Нумерация дистанций шла с запада на восток, от моря в глубь Северной бухты. Нумерация бастионов — в обратном порядке. Что касается редутов и батарей, то им присваивали номера в порядке очередности их возведения. Впрочем, они больше были известны по именам своих строителей или первых командиров, а также по названиям кораблей или полков, личный состав которых возводил эти укрепления. Некоторые из этих названий уже приводились. Упомянем еще батарею № 20 Шихматова, названную в честь ее командира капитан-лейтенанта князя И. В. Ширинского-Шихматова, батарею № 23 Лазарева — в честь лейтенанта К. А. Лазарева, батарею № 53 Нарбута — по имени лейте
По состоянию на 30 сентября (12 октября) на первой дистанции находился 33-й флотский экипаж с присоединенной к нему командой фрегата «Флора» 43-го флотского экипажа, на второй дистанции — 29, 32, 34-й и 37-й флотские экипажи, на третьей дистанции — 38, 40, 41-й и 45-й флотские экипажи, на четвертой дистанции — 35, 36, 39-й и 44-й флотские экипажи. 30-й экипаж находился на корабле «Ягудиил» в глубине Южной бухты, 31 -й и 42-й флотские экипажи остались для обороны Северной стороны. Из черноморских флотских экипажей 43-й оказался единственным, большая часть личного состава которого не принимала участия в защите Севастополя, поскольку во главе с командиром находилась в Николаеве, где велось строительство приписанного к экипажу корабля «Босфор». Однако и из этого экипажа часть моряков сражалась на суше в составе команды фрегата «Флора», часть — на прославившемся своими успешными бомбардировками позиций союзников пароходофрегате «Одесса».
Матросы, назначенные на сухопутные батареи, оставались при своих орудиях. После возвращения в Севастополь армии А. С. Меншикова и по мере совершенствования укреплений города, увеличения числа батарей и усиления их артиллерии, моряки стали использоваться преимущественно в качестве орудийной прислуги. К 28 марта (9 апреля) 1855 г. из 10 562 человек орудийной прислуги 8886 были моряками, 1285 — армейскими артиллеристами гарнизонной артиллерии и 391 человек — офицерами и солдатами полевой артиллерии. К этому времени против осадных батарей союзников действовали 466 орудий, еще 532 предназначались для ведения огня по ближним подступам к крепости. К июлю число орудий в крепости возросло до 1174.
Впрочем, черноморцы продолжали активно действовать и в пехотном строю. В ночных вылазках, широко использовавшихся защитниками главной базы флота, часто участвовало от нескольких десятков до нескольких сотен моряков.
Рассказ о ходе боевых действий не входит в задачу автора. Однако необходимо отметить, что в ходе обороны Севастополя личный состав флота понес тяжелые потери. По данным «Памятной книжки морского ведомства на 1856 г.», общие потери Черноморского флота в Севастополе составили убитыми: три адмирала, 19 штабофицеров, 87 обер-офицеров, 3776 унтер-офицеров и матросов. Ранения получили три адмирала, 94 штаб-офицера, 636 обер-офицеров, 13 094 унтер-офицера и матроса.
Из кораблей и судов Черноморского флота активное участие в обороне Севастополя принимали преимущественно пароходы и пароходофрегаты, которые систематически обстреливали позиции противника и вели контрбатарейную борьбу. Линейные корабли к стрельбе по берегу привлекались эпизодически. Боеспособность кораблей и судов (за исключением паровых) после того, как на берег сошла основная часть личного состава и существенно уменьшилось число орудий, была весьма ограниченной. Так, на 120-пушечном «Париже» в январе 1854 г. оставалось 82 орудия и 214 человек команды из положенных по штату почти 1000, на однотипном «Великом князе Константине» — 90 орудий и 337 человек команды. С другой стороны, эти цифры говорят о том, что все же предпринимались усилия по сохранению кораблей на будущее. Тем не менее судьба их была печальной.
Уже 5(17) ноября 1854 г. корабль «Гавриил» затопили на месте разбитого штормом корабля «Силистрия». Но осенние и зимние шторма продолжали крушить затопленные у входа в бухту корабли, встал вопрос о создании новой преграды для защиты от возможного прорыва флота противника. 13 (25) февраля 1855 г. между Николаевской и Михайловской батареями легли на дно корабли «Ростислав», «Святослав», «Двенадцать апостолов», фрегаты «Месемврия» и «Кагул», а 16 (28) февраля — фрегат «Мидия». Надо сказать, что все они, кроме «Ростислава», с декабря 1854 г. использовались в качестве временных госпиталей и находились в небоеспособном состоянии. Фрегат «Коварна» сгорел во время бомбардировки Севастополя 26 августа (7 сентября) 1855 г. Остальные корабли и парусные суда были потоплены своими командами 28 августа (9 сентября), вдень оставления русскими войсками Севастополя. Спустя сутки настал черед пароходов и пароходофрегатов...
Гибель красы и гордости Черноморского флота, его прекрасных парусников, достигших ко времени Крымской войны наивысшего совершенства, совпала с закатом эры парусного судостроения. На смену парусам и дереву шли пар и броня. «Последние из могикан» Черноморского флота, линейные корабли «Босфор» (переименованный в «Синоп») и «Цесаревич» вошли в строй в конце 1858 г., но на Черном море по условиям Парижского мира оставаться не могли и к лету следующего года под парусами перешли на Балтику, где на них установили котлы, машины и винтовые движители. Плавали они недолго, после 1861 г. не покидали Кронштадт, но оставались в составе флота до 1874 г. Им на смену шли совсем другие корабли.
Синоп: победа или поражение
В историю Российского флота навсегда вошло Синопское сражение, произошедшее на Черном море 18 ноября 1853 года. Петр Кириллов в российском журнале «Флотомастер» поместил статью под названием «Синоп: победа или поражение». Проанализировал результаты Синопского сражения и кандидат исторических наук В.Д. Доценко. Взяв за основу результаты исследования двух уважаемых российских историков, попытаемся разобраться в этой истории.
Эскадра вице-адмирала П. С. Нахимова в составе 120-пушечных кораблей «Париж», «Великий князь Константин» и «Три святителя», 84-пушечных кораблей «Императрица Мария», «Чесма» и «Ростислав», 54-пушечного фрегата «Кулевчи» и 44-пушечного фрегата «Кагул» уничтожила турецкую эскадру на Синопском рейде.
Анализ соотношения сил показывает, что российская эскадра имела 728 орудий, в том числе 76 68-фунтовых бомбических пушек. Турецкая эскадра под флагом адмирала Османа-паши состояла из семи фрегатов и трех корветов (224 пушки). Кроме этого Синопский рейд прикрывали шесть береговых батарей с 32 орудиями. Всего с учетом орудий малых калибров турки имели около 480 пушек. При этом в ходе сражения батареи № 1 и 2 бездействовали, батарея № 5 была частично закрыта своими фрегатами, а с батареи № 3 могли стрелять только по концевым кораблям российской эскадры.
В 9 часов утра 18 ноября по сигналу флагмана с российских кораблей спустили на воду гребные суда. Через 30 минут вице-адмирал П. С. Нахимов дал сигнал: «Приготовиться к бою и идти на Синопский рейд». После молебна эскадра под всеми парусами двинулась на неприятеля. На ходу корабли построились в две колонны. В правой колонне (ближе к берегу) головным шел корабль «Императрица Мария» под флагом Нахимова, а за ним — «Великий князь Константин» и «Чесма». Левую колонну возглавлял линейный корабль «Париж», шедший под флагом контр-адмирала Ф. М. Новосильско-го, а далее следовали «Три святителя» и «Ростислав». На флагманском корабле не забыли произвести полуденный выстрел. В 12 часов 30 минут началось сражение. Как и при Наварине в 1827 году, турки стреляли по парусам и такелажу. Русские же комендоры старались бить по корпусу. Под неприятельским огнем корабли один за другим становились по диспозиции на шпринг. Корабль «Императрица Мария» в самом начале сражения подавил адмиральский фрегат «Ауни-Аллах» и стоявший рядом фрегат «Фаз-ли-Аллах» («Богом данный»). Этот русский фрегат турки захватили еще в 1829 году, но тогда он назывался «Рафаил». Не выдержав сильного огня бомбических пушек, на «Фазли-Аллахе» расклепали якорь-цепь и попытались спастись бегством, однако этого сделать не удалось. Попав под продольный огонь пушек с «Парижа», фрегат выбросился на берегу мола. Вскоре и на «Ауни-Аллахе» расклепали якорь-цепь. Этот фрегат понесло к батарее № 6. «Париж» вел огонь по фрегату «Дамиада» и по корвету «Гюлли-Сефид». От попадания снаряда в крюйт-камеру «Гюли-Сефид» взлетел на воздух. К «Дамиаду» присоединился фрегат Гуссейн-паши (второго флагмана) «Низамие». Вскоре и «Дамиад» выбросился на берег.
Тем временем пламя охватило «Фазли-Аллах». Так исполнился приказ российского царя: «Предать фрегат "Рафаил" огню как недостойный носить русские флаги».
Не выдержав огня пушек с «Парижа», на берег выбросился «Низамие», где был сожжен сошедшей на берег командой. Итак, в первые 30 минут сражения были уничтожены суда первой линии (4 фрегата и 1 корвет). Затем корабли «Императрица Мария» и «Париж» сосредоточили огонь по батарее № 5 и очень скоро ее подавили. С кораблей «Великий князь Константин» и «Чесма» открыли огонь по фрегатам «Навек-Бахри» и «Насим-Зефер», а затем по корвету «Неджми-Фешан». Через 20 минут взорвался «Навек-Бахри». Горящие обломки накрыли батарею № 4, с которой больше не стреляли. В 13 часов ядром, выпущенным с корабля «Великий князь Константин», перебило якорь-цепь фрегата «Насим-Зефер», который понесло к батарее № 5. Моряки «Чесмы» в несколько минут подавили батареи № 3 и 4. Корабли «Три святителя» и «Ростислав» уничтожили фрегат «Каиди-Зефер» и корвет «Фейзи-Меабуд», а затем подавили батарею № 6.
Стоявшие в порту турецкие пароходы «Таиф» и «Эрекли» в бой не вступали. В разгар сражения «Таиф», пройдя под командованием англичанина Слэда вдоль берега под прикрытием батарей, взял курс на Босфор. За ним погнались фрегаты «Кагул» и «Ку-левчи», но имевшему большую скорость и не зависевшему ни от направления, ни от силы ветра «Таифу» удалось оторваться от преследователей. В 13 часов 30 минут на Си-нопский рейд прибыл на пароходофрегате «Одесса» начальник штаба Черноморского флота вице-адмирал В. А. Корнилов.
К 16 часам сражение по существу завершилось полным разгромом турецкой эскадры. Турки потеряли убитыми около 4000 человек. Только «Таифу» удалось уйти. В плен был взят вице-адмирал Осман-паша.
В тот же день князь А. С. Меншиков послал донесение императору Николаю I: «Повеление Вашего Императорского Величества исполнено Черноморским флотом самым блистательным образом. Первая турецкая эскадра, которая решилась выйти на бой, 18-го числа ноября истреблена вице-адмиралом Нахимовым. Командовавший оною турецкий адмирал Осман-паша, раненый, взят в плен и привезен в Севастополь.
Неприятель был на Синопском рейде, где, укрепленный береговыми батареями, принял сражение. При этом у него истреблено семь фрегатов, шлюп, два корвета, один пароход и несколько транспортов. За сим оставался один пароход, который спасся по превосходной быстроте своей».
Потери российской эскадры составляли 37 человек убитыми и 229 ранеными. Все корабли, кроме фрегатов, получили повреждения в корпусах и такелаже. Например, корабль «Императрица Мария» имел 60 пробоин в борту и 11 повреждений в рангоуте и такелаже.
В России ликовали по случаю Синопской победы. А как же отреагировали на это событие Турция, Англия и Франция? Трагическую весть 20 ноября доставил Абдул-Мед-жиду в Стамбул спасшийся пароходофрегат «Таиф». Узнав о катастрофе в Синопе, султан был взбешен. В отчаянье он хотел немедленно направить туда пять своих линейных кораблей, чтобы взять реванш за поражение. Одновременно Абдул-Меджид заявил послам Лондона и Парижа, что флоты их стран бездействуют и неизвестно для чего стоят в Босфоре — в день гибели эскадры Осман-паши Дандас и Гамелен тешили жителей османской столицы показательным морским сражением.
Султан желал отомстить русским за уничтожение своей эскадры, однако английский посол Стретфорд-Редкниф убедил его отказаться от посылки в Синоп своих линейных кораблей, потому что отгремевшее сражение уже стало козырной картой в большой европейской политике.
В результате на разведку были посланы четыре пароходофрегата союзников. Вернувшись из Синопа, они подтвердили, что эскадра Осман-паши уничтожена, а город сгорел. Тогда султан снял с должности командующего флотом Мехмет-пашу и поставил на его место другого адмирала — Риза-пашу.
В европейской прессе поднялся ужасный шум и крик по поводу разгрома Синопа. Печать многих стран наперебой обвиняла Нахимова в пиратстве и в нарушении правил ведения войны, а Россию изображали безжалостным агрессором и требовали положить конец ее злодеяниям. Особенно негодовали по этому поводу газеты Англии и Франции. Досталось и английскому послу в Стамбуле Стретфорду, якобы повинному в преступном бездействии. Из-за Синопа в Европе поднялась антироссийская истерия.
Особенно старался император Франции Наполеон III, патологически ненавидевший Россию. Он настаивал на немедленном вводе в Черное море англо-французской эскадры, чтобы ядрами загнать русские корабли в Севастополь. В итоге, с помощью угроз и демаршей, ему удалось убедить правительство Великобритании в необходимости такого решения. Помогло и общественное мнение Англии, которое сводилось к тому, что сражения, подобные Наваринскому, имеет право устраивать только флот Ее Величества и никакой больше.
Пока в Европе еще только звучали воинственные призывы, английские силы уже пополнили вновь прибывшие линейные корабли: винтовые «Агамемнон» (под флагом контр-адмирала Лайонса) и «Санспарейль», а также парусные «Куин» и «Лондон».
Вскоре командующие Средиземноморскими эскадрами Англии и Франции вице-адмиралы Дандас и Гамелен получили приказ эскортировать пять турецких пароходов с 6000 солдат, пушками и амуницией в Трапезунд. Фактически это означало, что две великие державы начали военные действия против России. 22 декабря союзная эскадра, оставив для прикрытия Босфора два линейных корабля, фрегат и несколько пароходофрегатов, попыталась вместе с турецкими пароходами выйти в море. Но не тут-то было — мешал сильный встречный ветер; лишь на следующий день наконец-то удалось войти в Черное море. Турок сопровождали восемь английских линейных кораблей (один винтовой) и столько же французских, три английских фрегата (один винтовой) и два французских, 10 английских и шесть французских пароходофрегатов.
О том, что союзники вошли в Черное море, русское командование известил английский пароходофрегат «Ретрибюшн», прибывший ради этого в Севастополь, а заодно и произведший разведку состояния русского флота после Синопа и береговых укреплений базы. Для Меншикова и Корнилова это оказалось как гром среди ясного неба. В тот момент Черноморский флот имел в строю шесть линейных кораблей, шесть фрегатов, по четыре корвета и пароходофрегата, а восемь линейных кораблей, фрегат и три пароходофрегата находились на ремонте. Сил для противодействия турецкому конвою, шедшему под прикрытием англо-французской эскадры, оказалось недостаточно. Как бы подтверждая бедственное положение Черноморского флота на тот момент, канцлер Нессельроде писал Меншикову 24 декабря: «К несчастью, мы не имеем на Черном море достаточно сил, чтобы бороться, с надеждой на успех, с соединенными флотами Англии, Франции и оставшихся кораблей турок. Дав этим последним почувствовать в блестящем Синопском деле наше превосходство, наш славный Черноморский флот может, мне кажется, почить на своих лаврах, не рискуя вступать в очень неравную борьбу».
27 декабря статс-секретарь по иностранным делам английского правительства лорд Кларендон заявил русскому послу Бруннову: «...после Синопа, где турецкий флот был истреблен Нахимовым в турецком порту, Англия, не желая допустить грозящего Турции повторения подобного несчастья, вводит свою эскадру в Черное море». Протест Брун-нова принят не был. 29 декабря эскадра вместе с турецкими пароходами с большим трудом дошла до Трапезунда. Турки надеялись, что после этого англичане и французы сразу же нападут и сожгут Севастополь и истребят русский флот. Но этого не произошло. Почему?
Причина была в том, что, несмотря на свои бравые заявления, Англия и Франция, как и Россия, к войне оказались не готовы. Британский историк Геккерен описывал состояние французского флота в то время как плачевное. Не лучше выглядел и флот Ее Величества. Длительный период мира породил на флотах Англии и Франции морскую геронтократию. Это подтверждает многотомник «Королевский военно-морской флот. История с древних времен до наших дней», том VI. В нем указано, что командующий английской эскадрой вице-адмирал Дандас оказался человеком сверхосторожным и слабовольным. Флот союзников был изношен.
На кораблях не хватало матросов. Их набирали с коммерческих судов, также брали и много юнг Кормили команды плохо. Дисциплина была низкая. К тому же англичане увеличивали численность комендоров за счет полевых артиллеристов, что снижало боеспособность кораблей.
Но союзники распространялись повсюду об огромной мощи своих флотов, и это приносило им нужные результаты. Вот и великий князь Константин Николаевич восхищался флотами Англии, Франции еще до того, как их эскадры вошли в Черное море: «Материальная сила нашего флота, состоящая в судах, много уступает качествами своими флотам иностранным. Свойства леса, постройка, неимение винтовых двигателей, меньшая быстрота хода, такелаж, артиллерия, снаряды, всякое ручное оружие и проч. суть предметы, в которых мы не можем соперничать с флотами английским, французским и американским...»
На самом деле соединенный англо-франко-турецкий флот в основном превосходил Черноморский флот лишь по общему количеству вымпелов и по количеству стволов. Наличие паровых кораблей на огневую мощь союзного флота влияло незначительно, так как они имели существенно меньше орудий, чем парусные. Основное их предназначение — разведка, эскорт, а главное — буксировка. Винтовых же линейных кораблей у союзников было всего три, к тому же два из них имели слабые машины и поэтому винт у них являлся вспомогательным, а не основным движителем. Их же основное преимущество — независимость от ветра — сводилось на нет наличием в союзной эскадре подавляющего числа парусных линейных кораблей, а основным приемом боя в то время была батальная линия. Бомбические орудия системы Пэксана из-за несовершенства своих снарядов являлись не таким уж грозным оружием.
Получив известие о Синопской победе от командующего Черноморским флотом и войсками Крыма адмирала А. С. Меншикова, император направил депешу следующего содержания: «Победа при Синопе являет вновь, что Черноморский флот наш достойно выполняет свое назначение. С искреннею, сердечною радостию поручаю вам сказать храбрым морякам Нашим, что Я благодарю их за подвиги, совершенные для славы и для чести русского флота. Я с удовольствием вижу, что Чесма не забывается в Нашем флоте и что правнуки достойны своих прадедов».
За победу в Синопском сражении вице-адмирал П. С. Нахимов получил орден Святого Георгия 2-й степени; 120 человек наградили орденами, 83 получили очередной чин, 8 — монаршее благоволение, 1 — золотую саблю. Нижним чинам дали на роту по 10знаков отличия Военного ордена (Георгиевских крестов). Кроме того, всем участникам Синопского сражения выдали годовое жалованье. В высочайшем рескрипте на имя Нахимова были такие слова: «Истреблением турецкого флота при Синопе вы украсили летопись русского флота новой победой, которая всегда останется памятной в Морской Истории. Статут военного ордена Святого Великомученика и Победоносца
Георгия указывает награду за ваш подвиг Исполняя с истинною радостью постановлю ние статута, жалуем вас кавалером Св. Георгия второй степени большого креста, пребывая к вам Императорскою милостию нашей благосклонны».
О Синопском сражении написал адмирал С. Г. Кучеров в труде «Русское военно-морское искусство» (1951 г.): «В Синопском сражении во всей полноте развернулось замечательное дарование адмирала Нахимова. Достаточно прочесть приказ Нахимова от 17 ноября, чтобы убедиться в том, что Синопский бой был так блестяще выигран потому, что в нем каждый участник, проникнувшись волей к победе, исполнял в точности намеченный план начальника эскадры.
Блестящий успех русской эскадры был обусловлен превосходством в артиллерийской технике, высоким состоянием боевой подготовки, преданностью родине, своему боевому долгу, решительностью и смелостью черноморских моряков и авторитетностью командования в лице Нахимова».
Об этой победе все писали только в восторженных тонах! Но, как отметил профессор Н. Л. Кладо: «Возвеличивая Синоп, мы пришли к Цусиме». С этим нельзя не согласиться, так как Кладо был одним из крупнейших военно-морских теоретиков начала XX века. Именно ему принадлежит приоритет в создании теории морской стратегии.
Попытаемся и мы разобраться в тех исторических событиях, последствия которых были столь трагическими и непредсказуемыми.
В итоге, через два года Россия проиграла Крымскую (Восточную) войну... Фактически это был позор. Естественно, Россия была унижена оскорбительным Парижским договором. Престиж великой державы был подорван, ей запрещалось на Черном море иметь военный флот и создавать военные базы. Именно в Крымской войне проявилось неумение флотоводцев добиваться поставленных стратегических целей. Обусловлено это было отсталостью в развитии военно-морской науки (морской стратегии и тактики) и морских вооружений. Для флотоводца, полководца и военачальника не так важны личное мужество и героизм, как высочайший профессионализм, то есть умение грамотно оценить обстановку, принять обоснованное решение и реализовать его на практике.
Вот что пишет по этому вопросу В. Д. Доценко, анализируя результаты Синопского сражения. «Большинство исследователей, так же, как и при рассмотрении Наварин-ского сражения, не учитывали калибры пушек, а следовательно, и степень их разрушительной силы. Говоря о соотношении сил сторон, как правило, сравнивали количество пушек на русской и турецкой эскадрах. Но как же можно объективно оценить сражение, ведь пушка пушке рознь!
На кораблях эскадры Нахимова было 76 68-фунтовых бомбических пушек, 412 36-фунтовых и 240 24-фунтовых (всего 728 пушек). С одного борта они выбрасывали около 400 пудов металла. Эскадра же Осман-паши имела четыре 36-фунтовые пушки, 160 32-фунтовых и 60 24-фунтовых пушек (всего 224 пушки), остальные малых калибров. С одного борта турецкие суда выбрасывали чуть более 150 пудов металла. Улавливаете разницу в калибрах и мощи огня?
Практически во всех источниках говорится о том, что сильной стороной турецкой эскадры являлось наличие береговых батарей, но не приводятся ни калибры их пушек, ни возможности. Фактически три 68-фунтовые пушки были установлены прямо в порту — на батарее № 5, которая имела ограниченный сектор стрельбы: ей мешали свои фрегаты. Остальные пушки были 18-фунтового калибра.
По числу орудий крупного калибра российская эскадра превосходила турецкую более чем в три раза: чего стоили 76 бомбических пушек 68-фунтового калибра! Во время Синопского сражения русские корабли сделали 16 865 выстрелов, выпустив 18 055 снарядов, в том числе 2227 снарядов 68-фунтового калибра, которые, как отмечали современники, сыграли решающую роль в сражении.
Нельзя сравнивать турецкие фрегаты и тем более корветы с линейными кораблями. Кроме огневого превосходства, последние имели более толстую бортовую обшивку, большую высоту надводного борта и т. д.
Победа при Синопе, а затем геройская гибель на севастопольских бастионах обессмертили имя Нахимова; с ним связаны лучшие морские традиции. Нахимов стал народным героем. «Битва славная, выше Чесмы и Наварина!» — писал о Синопской победе В. А. Корнилов (эта фраза повторяется так часто, что звучит как главный вывод). А вот с моей точки зрения, Синопское сражение уступает и Чесменскому, и Наварин-скому по числу уничтоженных кораблей и судов, по потерям личного состава и, что особенно важно, по достигнутым целям. Если сражения при Чесме и Наварине решающим образом повлияли на ход и исход военных действий, то Синопское, став «лебединой песней» Российского парусного флота, существенного влияния на характер Крымской войны не оказало.
Многие исследователи не учитывали стратегических уроков и не делали выводов из Синопского сражения. В Европе его считали не сражением, а разбоем, оно послужило поводом для вступления в войну Англии и Франции на стороне Турции, что в свою очередь повлияло на плачевный для России исход Крымской войны.
Интересную оценку Синопского сражения сделал в свое время вице-адмирал И. Ф. Лихачев. В период Крымской войны он был флаг-офицером вице-адмирала В. А. Корнилова. Это он впервые в России в 1888 году предложил создать Морской генеральный штаб. По цензурным соображениям в 1901 году его статью не опубликовали. Вот что писал Лихачев: «Наивные увлечения патриотического шовинизма, не допускающего никаких пятен в «героизме» своих соотчичей, равно как предвзятые псевдонаучные придирки педантического критицизма, мало помогут к уяснению действительного хода событий в их естественной последовательности. Только отрешась и остерегаясь опасных увлечений в сторону того или другого из названных направлений и оставаясь на твердой почве простой натуральной реальности, можно более или менее успешно и поучительно изучать и уразумевать примеры военной истории.
Вопрос о роли и характере деятельности Черноморского флота в Крымскую войну сам по себе представляется простым и ясным, если посмотреть на него без предубеждений и отложив в сторону как патриотическую гордость и щекотливость, так и педантические претензии на псевдонаучную критику.
Осенью 1853 года эскадра адмирала Нахимова уничтожила турецкую эскадру на Синопском рейде. Наша эскадра была вдвое сильнее неприятельской материально и, конечно, в несколько раз сильнее ее в нравственном отношении. Следовательно, особенного «геройства» тут не представлялось, и «свет» этим удивлен также быть не мог. Но наши моряки сделали, все и каждый, свое дело отчетливо и точно, за что им честь и слава, и в этих простых словах заключается высшая похвала, какую человеку заслужить дано...
После этого почти целый год флот ничего не сделал и оставался в полном бездействии на Севастопольском рейде».
С точки зрения тактики новизны в Синопском сражении нет. Нахимов повторил маневр, выполненный Российским флотом в 1770 году в Хиосском сражении: он так же спускался на противника почти перпендикулярно его линии, но в строю двух кильватерных колонн, которые затем выстроились в одну линию баталии (это возвращение к линейной тактике!). Нахимов не определил направление главного удара. Все 6 русских кораблей равномерно выстроились вдоль линии противника, хотя в той обстановке целесообразнее было бы уничтожать противника по частям, не входя в зону его огня. Ведь его корабли стояли на якоре при неблагоприятном направлении ветра, а эскадра Нахимова находилась в движении и на ветре, что давало ей огромные преимущества.
Чем объяснить нерешительность Нахимова? 11 ноября он подошел к Синопу с тремя 84-пушечными линейными кораблями, но вступить в сражение с ходу не осмелился, а решил ждать подкрепления из Севастополя и прождал 7 дней. Соотношение в численности и калибре орудий было примерно одинаковым: 252 пушки у русских и 224 — у турок. Превосходство русских было незначительным. Почему при таком соотношении Нахимов не решился вступить в сражение? За неделю турки могли свезти пушки противоположного борта на берег и значительно усилить свою огневую мощь, более грамотно расставить свои корабли. Однако Осман-паша этой возможностью не воспользовался. 16 ноября к трем русским кораблям присоединились три 120-пушечных корабля. Нахимов медлил. 17 ноября на борту корабля «Императрица Мария» он собрал совет флагманов и лишь на следующие сутки вступил в сражение. В его действиях чувствовалась власть рутины, господствовавшей в Российском флоте. Ее не смог преодолеть даже Нахимов — лучший ученик адмирала М. П. Лазарева.
Некоторые исследователи умышленно обходят вниманием момент начала сражения. Например, в книге «Корабли-герои» (1976 г.) капитан 1 ранга С. Козлов пишет: «Во время Крымской войны осенью 1853 г. отряд русских кораблей под командованием вице-адмирала П. С. Нахимова крейсировал у турецкого побережья.
11 ноября, обнаружив на Синопском рейде турецкую эскадру, Нахимов решил атаковать ее.
В Синопскую бухту русская эскадра входила двумя колоннами. Нахимов держал свой флаг на новейшем 84-пушечном корабле «Императрица Мария», построенном всего несколько месяцев назад на Николаевской верфи под руководством корабельного инженера Дмитриева. Командовал кораблем капитан 2 ранга П. И. Барановский.
Бой начался выстрелом с турецкого флагманского фрегата «Ауни-Аллах»...
Многие восхищаются знаменитым приказом Нахимова. Действительно, в нем много патриотических фраз. Но никто не пытался его разобрать с тактической точки зрения. Из этого приказа следует, что Нахимов превыше всего ценил дух личного состава, а затем уже умение. Вот как он говорил о Нельсоне: «Вы помните Трафальгарское сражение? Какой там был маневр? Вздорсь! Весь маневр Нельсона состоял в том, что он знал слабости неприятеля и свою собственную силу и не терял времени, вступая в бой. Слава Нельсона заключается в том, что он постиг дух народной гордости своих подчиненных и одним простым сигналом возбудил запальчивый энтузиазм в простолюдинах, которые были воспитаны им и его предшественниками».
Нахимов не оценил значение того, что Нельсон при Трафальгаре имел ярко выраженное направление главного удара: он в самом начале сосредоточил свои главные силы против арьергарда противника и отрезал подходы других кораблей неприятеля, умело воспользовался фактором внезапности и т. д., то есть на первое место Нельсон ставил флотоводческое искусство, затем мастерство командиров кораблей и команд, а уж потом силу духа. Ниже приводится знаменитый приказ Нахимова:
«Располагая при первом удобном случае атаковать неприятеля, стоящего в Синопе, в числе 7 фрегатов, 2 корветов, шлюпа, 2 пароходов и 2 транспортов, я составил диспозицию для атаки их и прошу командиров стать по оной на якорь и иметь в виду следующее:
1. При входе на рейд бросать лоты, ибо может случиться, что неприятель перейдет на мелководье, и тогда стать на возможно близком от него расстоянии, но на глубине не менее 10 сажен.
2. Иметь шпринг на оба якоря; если при нападении на неприятеля будет ветер N самый благоприятный; тогда вытравить цепи 60 сажен, иметь столько же шпрингу, предварительно заложенного на битенге; идя на фордевинд при ветре О или ONO во избежание бросания якоря с кормы становиться также на шпринг, имея его до 30 сажен, и когда цепь, вытравленная до 60 сажен, дернет, то вытравить еще 10 сажен; в этом случае цепь ослабнет, а корабли будут стоять кормою на ветер, на кабельтове; вообще со шпрингами быть крайне осмотрительными, ибо они часто остаются недействительными от малейшего невнимания и промедления времени.
3. Пред входом в Синопский залив, если позволит погода, для сбережения гребных судов на рострах я сделаю сигнал спустить их у борта на противолежащей стороне неприятеля, имея на одном из них на всякий случай кабельтов и верп (якорь. — В. Д. [В.Доценко]).
4. При атаке иметь осторожность, не палить даром по тем из судов, кои спустят флаги; посылать же для овладения ими не иначе, как по сигналу адмирала, стараясь лучше употребить время для поражения противящихся судов или батарей, которые, без сомнения, не перестанут палить, если бы с неприятельскими судами дело и было покончено.
5. Ныне же осмотреть заклепки у цепей; на случай надобности расклепать их.
6. Открыть огонь по неприятелю по второму адмиральскому выстрелу, если пред тем со стороны неприятеля не будет никакого сопротивления нашему на него наступлению; в противном случае палить, как кому возможно, соображаясь с расстоянием до неприятельских судов.
7. Став на якорь и уладив шпринг (то есть повернув им корабль бортом к неприятелю. — В. Д.), первые выстрелы должны быть прицельные; при этом хорошо заметить положение пушечного клина на подушке мелом, для того, что после, в дыму, не будет видно неприятеля, а нужно поддерживать быстрый батальный огонь. Само собою разумеется, что он должен быть направлен по тому же положению орудия, как и при первых выстрелах.
8. Атакуя неприятеля на якоре, хорошо иметь, как и под парусами, одного офицера на грот-марсе или салинге для наблюдения при батальном огне за направлением своих выстрелов, а буде они не достигают своей цели, офицер сообщает о том на шканцы для направления шпринга.
9. Фрегатам «Кагул» и «Кулевчи» во время действия оставаться под парусами для наблюдения за неприятельскими пароходами, которые, без сомнения, вступят под пары и будут вредить нашим судам по выбору своему.
10. Завязав дело с неприятельскими судами, стараться по возможности не вредить консульским домам, на которых будут подняты национальные их флаги. В заключение выскажу свою мысль, что все предварительные наставления при переменившихся обстоятельствах могут затруднить командира, знающего свое дело, и потому я предоставляю каждому совершенно независимо действовать по усмотрению своему, но непременно исполнить свой долг Государь Император и Россия ожидают славных подвигов от Черноморского флота. От нас зависит оправдать ожидания».
Итак, в приказе присутствует прекрасная форма изложения, причем заимствованная из известного «сигнала» адмирала Нельсона, одержавшего победу при Трафальгаре, но отсутствует главное — замысел флагмана. Мы уже приводили приказ, отданный перед сражением при Наварине Кодрингтоном. Кодрингтон каждой эскадре поставил конкретные задачи и предложил способы их выполнения. В Чесменском сражении четко просматриваются замысел командующего и выбранное им направление главного удара. Нахимов никаких задач командирам не ставил: он предоставил им полную свободу действий, которую каждый командир понимал по-своему. Если бы перевес в мощи орудий был не таким значительным, то неизвестно, как бы развивались события. Нахимов акцентировал внимание на ненужных деталях, не забывая о таких мелочах, как заклепки у якорь-цепи. Боевой приказ больше похож на инструкцию старшему офицеру и главному боцману по постановке корабля на шпринг.
Адмирал Нахимов был, несомненно, одаренным человеком, великолепным моряком, сделавшим 36 шестимесячных кампаний, знатоком парусного вооружения, любимцем матросов. Но для флотоводца этого, согласитесь, недостаточно.
О том, что после адмиралов Ф. Ф. Ушакова и Д. Н. Сенявина (до Крымской войны в России) не было прозорливого флотоводца, свидетельствуют многие факты: состояние флота, запоздалый переход к строительству паровых кораблей, отсутствие четких тактических взглядов и др. Со времени появления труда адмирала И. Г. Кинсбергена «Начальные основания морской тактики» (1891 г.) и переведенного капитан-лейтенантом Ю. Ф. Лисянским труда Д. Клерка «Движение флотов» (1803 г.) в Российском флоте не существовало удовлетворительного труда, посвященного морской тактике. Казалось, военно-морская наука перестала развиваться, живая мысль не получала поддержки. Всякое проявление инициативы не по команде было наказуемо. На флоте господствовала «смотровая» тенденция. Вспомните картину И. К. Айвазовского, где изображен высочайший смотр Черноморского флота в 1852 году. Корабли, выстроенные в кильватерную колонну, под всеми парусами проходят мимо императора Николая I и флагманов. Но никто не смел сказать, что эта мощь — оптический обман.
Вспоминая о Нахимове, мы всегда говорим о беззаветной храбрости и пренебрежении к смерти, о готовности сражаться с неприятелем до последней капли крови, о любви к Отечеству и высочайшем чувстве долга. Все это было присуще Нахимову. Но, к сожалению, он, как и многие офицеры его времени, не понимал сущности морской войны эпохи пара, искусства ведения морского боя и др. Храбрость, любовь к Родине и презрение к смерти — это черты всей русской нации, а не только флотоводцев.
Последствия Синопской победы, или Трагическая гибель
Черноморского флота
Горький запах войны докатился до Севастополя. 5 декабря 1853 года Корнилов издал приказ о приведении флота в боевую готовность, чтобы «...принять атаку, равно как сняться с якоря и выйти в море», но сделать это оказалось невозможно. Готовы к походу были только линейные корабли «Париж», «Чесма», «Святослав», «Гавриил», «Двенадцать апостолов» и «Храбрый», фрегаты «Коварна» и «Кулевчи», корветы «Калипсо» и «Орест», пароходофрегаты «Одесса», «Крым», «Громоносец» и «Херсонес». Ремонтные возможности главной базы не позволяли восстановить восемь линкоров в короткий срок. Поэтому вход на Севастопольский рейд перегородили бонами и занялись многочисленными перестановками линейных кораблей в бухте для того, чтобы лучше организовать оборону. Главной задачей начальника штаба стало восстановление боеспособности флота и усиление защиты Севастополя с моря.
3 января 1854 года, когда союзная эскадра осуществляла прикрытие переброски турецких войск в Батум, Корнилов с горечью констатировал, что его флот вынужден оставаться в Севастополе, а эскадра Вукотича, находящаяся в море, была не в состоянии воспрепятствовать продвижению неприятеля. Владимир Александрович писал: «Укрепления приводятся в порядок, так что если какой-нибудь сумасшедший вздумает покуситься разорить наш Черноморский притон, то вряд ли выйдет с барышом, но все-таки как-то неловко находиться на осадном положении, разыгрывать роль генерала Толя не по русскому характеру, а нельзя и думать о другой роли в случае выхода соединенных эскадр. Корабли наши покуда не в полной готовности. Герои Синопа потребовали мачт новых и других важных рангоутных дерев, а старики надорваны усиленным крейсерством в глубокую осень и нуждаются в капитальных исправлениях; меры берем, но нелегко исправить без адмиралтейства и без запасов...» За повторение Нава-рина пришла жестокая расплата.
Потеря господства на Черном море сделала положение укреплений вдоль Кавказской береговой линии угрожающим. В январе Серебряков лично доложил об этом Меншикову. Отрезанные от своих основных баз, укрепления были фактически обречены, и Серебряков считал важным делом снять с них гарнизоны до того, как Англия и Франция объявят войну России. Защищать предполагалось только Новороссийск, Анапу и Редут-Кале. Сухум-Кале решили оставить.
22 января союзная эскадра вернулась в Босфор, зайдя на обратном пути на два дня в Синоп. Ее возвращение объяснялось плохой погодой и истощением припасов. Такое развитие событий вызвало возмущение Абдул-Меджида и послов Англии и Франции, однако Дандас и Гамелен остались непреклонны. Здесь следует сказать, что контр-адмирал сэр Лайонс настаивал на продолжении пребывания кораблей в море. Так среди англо-французского морского командования выявились два прямо противоположных взгляда на действия флота. Старшие адмиралы не стремились к реальному бою, считали, что угроза применения силы лучше, чем само ее применение. Лайонс, наоборот, жаждал сразиться с противником. Но после этого похода линейные корабли союзников до конца зимы простояли в Босфоре, не помышляя о противодействии Черноморскому флоту, хотя и имели для этого все возможности. Приказ правительств Англии и Франции по прекращению движения русских кораблей адмиралами выполнен не был. Тем не менее в зимнюю кампанию «Наполеон» и