История Латвии 1939-1944 г.

УЧРЕЖДЕНИЕ ОБРАЗОВАНИЯ

«БРЕСТСКИЙ ГОСУДАРСТВЕННЫЙ УНИВЕРСИТЕТ

ИМЕНИ А.С. ПУШКИНА»

ИСТОРИЧЕСКИЙ ФАКУЛЬТЕТ

Кафедра всеобщей истории

История Латвии 1939-1944 гг

Дипломная работа

Брест 2010г.

ОГЛАВЛЕНИЕ
ВВЕДЕНИЕ

1.ВХОЖДЕНИЕ ЛАТВИИ В СОСТАВ ССР

1.1 Советско – германский пакт и договора с прибалтийскими республиками

1.2 Советизация Латвии в 1940 - 1941гг

2. ЛАТВИЯ В ГОДЫ НЕМЕЦКОЙ ОККУПАЦИИ

2.1 Первые месяцы оккупации

2.2 Коллаборационизм в Латвии

2.3 Немецкие органы самоуправления

2.4 Карательные органы

2.5 Карательные акции, партизанское движение

2.6 Холокост

2.7 Саласпилс - Освенцим на латвийской земле

3. ОСВОБОЖДЕНИЕ ЛАТВИИ И КОНЕЦ ЛАТВИЙСКОГО ЛЕГИОНА СС

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

СПИСОК ИСПОЛЬЗОВАННЫХ ИСТОЧНИКОВ

ВВЕДЕНИЕ

История Латвии в 1939-1944гг. в последнее время является весьма актуальной по ряду причин:

· развал СССР и становление независимых государств на постсоветском пространстве,

· необходимость оформления официальных концепций новых государств,

· пересмотр вопросов истории прошлого в свете новых государственных идеологий,

· ревизионистские тенденции в исторической науке и идеологии,

· марши эсесовцев и др.

Объект дипломной работы – политические отношения в Латвии 1939-1944гг.

Цель дипломной работы – объективно показать политические события, которые развернулись на территории Латвии в 1939-1944гг.

Соответственно поставленной цели, задачами дипломной работы являются следующие:

· рассмотреть процесс вхождения прибалтийских республик в состав СССР;

· привести реальные факты предательского характера коллаборационизма в Латвии;

· сопоставить фактологический материал событий по истории Латвии 1939-1944гг. с современной официальной латышской концепцией;

· привести факты геноцида в Латвии в 1939-1944гг.;

· описать политические события в Латвии периода немецкой оккупации.

Методами исследования являются общенаучные методы (индукция, дедукция, статистического анализа и др.).

Историография по теме работы имеет ряд особенностей: пересмотр развития событий; наличие нескольких мнений; отсутствие монографий; отсутствие сохранившихся источников; искажение либо неправильное умышленное толкование событий и фактов истории Латвии согласно новой латышской официальной концепции.

Основными проблемами историографии являются: проблема советизации Латвии, проблема оккупационного режима на территории Латвии, проблема коллаборационизма, проблема участия местного населения в геноциде.

Источники по теме дипломной работы условно можно поделить на советские и постсоветские. Среди постсоветских отдельно выделяются латышские, российские, белорусские.

В советский период вопросы оккупации Латвии рассматривались соответственно официальной идеологии как позитивный процесс развития государственности, процесс освобождения от национальных, иностранных интервентов и диктаторов. В духе советского времени написаны многие труды этой эпохи[1,2,3,4,5,6,7], которые, как правило, являются коллективными.

В 1990-е годы выходят в свет монографии российских историков, посвящённые вопросам оккупации Латвии, международных договоров, Холокосту. Среди наиболее известных авторов, по праву, надо назвать М. Крысина, Зубковой Е., И. Альтмана, Смирина Г. и др. В работах раскрывается сущность предательского коллаборационизма в Латвии, описываются ужасы геноцида против латышского, еврейского народов и др.

Отдельно следует выделить воспоминания узников гетто и концлагерей. Живые свидетели оставили воспоминания в сборниках, различных статьях. Основная мысль всех этих работ заключается в описании ужасов оккупационного периода. Российская и белорусская историография по теме дипломной работы имеют ряд схожих черт: объективно рассматривают процесс включения стран Прибалтики в состав СССР, дают характеристику оккупационного режима как преступления против человечества. Современная латышская историография основывается на современной концепции истории и чётко прослеживается в трудах ряда авторов. Её основными чертами можно назвать следующие: принудительный характер включения Латвии в состав СССР, который рассматривается как советская оккупация, формирования коллаборационистов рассматриваются как добровольно- принудительные; отрицается участие местных жителей в расправах; концлагеря именуются «трудовыми и воспитательными учреждениями»; все оценивается с точки зрения антисоветизма, ревизионизма.

Тема дипломной работы нашла отражение в периодических изданиях. В журналах «Военно- исторический журнал», «Родина», «Планета», «Беларуская думка» и других содержится ряд публикаций по теме дипломной работы. Хронологические рамки дипломной работы охватывают период с 1939 года( подписания значимых для Латвии международных документов) по 1944 год (освобождение территории Латвии от немецко- фашистских оккупантов).Гипотеза дипломной работы заключается в следующем: процесс вхождения Латвии в состав СССР является сложным процессом, в котором были заинтересованы обе стороны; оккупационный режим на территории Латвии носил весьма жёсткий характер; коллаборационизм в Латвии является преступлением против человечества; Холокост на территории Латвии имел колоссальные размеры; Саласпилсский концлагерь не являлся «воспитательным учреждением» ни для одной из категорий жертв, попавших туда; местное население принимало непосредственное участие в грабеже и физическом уничтожении людей; современная официальная латышская концепция носит ревизионистский характер, умышленно искажая ряд фактов. Теоретическая и практическая значимость темы исследования

Работа может иметь практическое применение. Согласно поставленным целям, структура дипломной работы состоит из введения, 3 глав с подглавами, заключения, списка использованных источников.

1. ВХОЖДЕНИЕ ЛАТВИИ В СОСТАВ СССР

1.1 Советско – германский пакт и договора с прибалтийскими республиками

Советско-германское соглашение о разграничении сфер интересов в Восточной Европе, в частности в Прибалтике, закрепленное в секретном протоколе к Договору о ненападении от 23 августа 1939 г., означало, в терминах реальной политики, ликвидацию фундамента, на котором в межвоенный период прибалтийские страны строили свою независимость, - использование противоречий между интересами великих держав в этом регионе. СССР не хотел уступать его Германии, Германия - Советскому Союзу, а западные державы - как Германии, так и большевистской России. Великобритания и Франция, активно проводившие политику подталкивания Гитлера на Восток, в том числе на прибалтийском направлении, устранились несколько раньше. Их фактическое попустительство Германии в захвате Клайпеды в марте 1939 г. - яркий пример этой политики. После 23 августа 1939г., из фундамента прибалтийской независимости был вынут последний камень - группа советско-германских противоречий. Согласно протоколу Эстония и Латвия были отнесены к сфере советских государственных интересов, а Литва - германских. Поэтому не случайно известие о советско-германском сближении породило в Латвии серьезные опасения за свою независимость. Они объяснялись просочившимися в политические и дипломатические круги, а также в прессу сведениями о секретных договоренностях, состоявшихся между СССР и Германией.

31 августа 1939 г. Председатель Совнаркома и нарком иностранных дел СССР В. М. Молотов выступил на внеочередной сессии Верховного Совета СССР с речью, в которой отрицал наличие каких-либо договоренностей с Германией о разделении сфер государственных интересов. По сообщениям советских полпредов из Латвии эта речь внесла некоторое успокоение в местные политические круги.

В то время внешняя политика СССР на прибалтийском направлении имела ярко выраженный оборонительный характер. Начавшаяся через 8 дней после подписания советско-германского пакта война на западе Европы означала, что в обозримом будущем германская агрессия Советскому Союзу не угрожала. А вот реакцию Англии и Франции на возможную попытку советизации Прибалтики Сталин с уверенностью прогнозировать не мог. Поэтому было решено ограничиться пока заключением со странами Прибалтики договоров о взаимопомощи, предусматривающих ввод на их территорию советских войск при сохранении у власти существовавших там режимов. На случай отклонения прибалтийскими республиками советского предложения о заключении пактов о взаимопомощи имелась военная альтернатива. 26 сентября 1939 года нарком обороны СССР К. Е. Ворошилов отдал приказ о подготовке боевых действий против Эстонии и Латвии, если последняя решится оказать Эстонии помощь в силу имевшихся между этими странами договоренностей. Однако, переговоры состоялись, и до вооруженного столкновения дело не дошло.

27 сентября стало известно о решении эстонского правительства принять советское предложение о заключении пакта. После завершения советско -эстонских переговоров руководство СССР сделало предложение правительству Латвии обсудить состояние двусторонних отношений. Кабинет К. Ульманиса (президент, премьер-министр Латвии), заслушав доклад министра иностранных дел В. Мунтерса о договорах СССР с Германией и Эстонией, пришел к выводу, что эти соглашения вносят столь важное изменение в политическую ситуацию в Восточной Европе, что Латвия также должна приступить к пересмотру своих внешних отношений и, в первую очередь, с СССР. Ульманис согласился, в принципе, на заключение пакта с Советским Союзом при условии, что он будет отличаться от эстонского большими послаблениями для Латвии в части, касающейся портов и гарнизонов советских войск. Вместе с тем, он заявил, что страна должна сделать в политике чисто формальный поворот, который диктуется военной обстановкой, а именно - угрозой со стороны СССР, стянувшего к латвийской границе крупные воинские подразделения. Ульманис определил новый курс как «политику на время войны» в Европе. Оценив должным образом создавшееся положение, правительство Латвии поручило Мунтерсу немедленно отправиться в Москву и вступить в прямой контакт с правительством СССР.

Советско-латвийские переговоры начались в Кремле 2 октября. В них активное участие принимал Сталин.

Ознакомившись с проектом пакта, подготовленным советской стороной, латвийская делегация высказала ряд возражений по вопросам стратегического и военного плана, заявила о неприемлемости для нее некоторых пунктов. При этом Мунтерс выдвинул главный аргумент: «У общественности должно сложиться впечатление, что это дружественный шаг, а не навязанное бремя, которое приведет к господству СССР». На переговорах шла активная дискуссия или, как выразился Мунтерс, «чисто азиатская торговля» по вопросам численности советских войск в Латвии и мест их дислокации. Расхождения в позициях оставались значительными.

3 октября переговоры были продолжены. Ознакомившись с обновленным проектом пакта, латвийская делегация заявила, что этот документ трудно рекомендовать правительству, а еще труднее объяснить его народу Латвии. Говоря о вводе советских войск, Мунтерс предложил пояснить в документе, что эта мера рассчитана только на время «происходящей ныне в Европе войны» и по ее окончании гарнизоны будут немедленно отозваны.

После продолжительных и жарких споров стороны пришли к согласию. Подписание советско-латвийского пакта о взаимопомощи состоялось 5 октября 1939 года. Стороны обязались оказывать друг другу всяческую помощь, в том числе и военную, в случае нападения или угрозы нападения любой великой европейской державы на морские границы Латвии или через территорию Эстонии и Литвы. СССР брал на себя обязательство оказывать латвийской армии на льготных условиях помощь вооружением и другими военными материалами. Латвийское правительство согласилось предоставить СССР право аренды военно-морских баз в Лиепае (Либаве) и Вентспилсе (Виндаве), базы береговой артиллерии для защиты входа в Рижский залив, а также нескольких аэродромов. Для охраны указанных объектов СССР получал право разместить там оговоренное количество советских наземных и воздушных вооруженных сил. Латвия и СССР обязались не заключать каких-либо союзов и не участвовать в коалициях, направленных против другой договаривающейся стороны. Проведение в жизнь пакта ни в коей мере не должно было затрагивать суверенные права обеих сторон, в частности, их государственное устройство, экономическую и социальную систему и военные мероприятия. Подписанный одновременно с пактом конфиденциальный протокол предусматривал, что общая численность советских вооруженных сил в Латвии на время войны не будет превышать 25 тыс. человек.

Хотя советское руководство вело переговоры с прибалтийскими соседями с позиции силы, московские пакты стали все же результатом именно переговоров, а не ультиматума. Об этом говорит, к примеру, эволюция советской позиции по вопросу о численности войск: начав с 35 тыс. для Эстонии и 50 тыс. для Латвии и Литвы, Сталин и Молотов согласились, в конце концов, на 25 тыс. для Эстонии и Латвии и на 20 тыс. для Литвы.

Зная историю заключения договоров о взаимопомощи, нетрудно догадаться, какова была реакция на них официальной Прибалтики. Доверия к сталинскому руководству у нее не было. Внутри своих стран, стремясь «спасти лицо», правительства Латвии, Литвы и Эстонии делали вид, что ничего особенного не произошло. О пактах старались говорить как можно меньше или вообще не говорить. Ульманис впервые упомянул о пакте спустя неделю после его подписания. Строго контролируемая режимами пресса также хранила молчание, нарушаемое изредка появлением полуофициальных и официальных комментариев по поводу пактов. При этом обычно акцентировалось внимание на двустороннем характере договоренностей и обязательствах СССР не вмешиваться во внутренние дела прибалтийских стран.

Судить о реакции на заключенные пакты населения весьма затруднительно, какого-либо выражения в общенациональном масштабе его взгляды на это событие ни в одной из трех стран не получили. В среде просоветски настроенной интеллигенции и рабочих активистов пакты вызвали прилив энтузиазма. Их также приветствовали проживавшие в прибалтийских странах национальные меньшинства - русские, белорусы, евреи.

В каждой из трех стран были и активные противники пактов, однако, основная масса населения восприняла пакты довольно сдержанно. Складывается впечатление, что главная причина этого состояла в том, что в октябре 1939 г. уже мало кто верил в возможность продолжения абсолютно независимого и нейтрального существования прибалтийских государств. Большинство населения понимало, что принятые решения были лишь уступкой обстоятельствам. Если же учесть антигерманские настроения, особенно в Латвии и Литве, то предложенный советским правительством «выход» рассматривался многими как наименьшее в тех условиях зло.

После подписания пактов о взаимопомощи Советский Союз проводил в отношении прибалтийских республик политику полного невмешательства в их внутренние дела. Дело, конечно, не в сталинском или молотовском высоком уважении к нормам международного права. Советское руководство не хотело предпринимать никаких действий до тех пор, пока не прояснится ситуация в войне на Западе. Победят Англия и Франция - и нужда в прибалтийском плацдарме, возможно, отпадет, как места дислокации воинских частей; порядок их перемещения через границы, а также связи с советским командованием; освобождение воинских грузов от таможенного досмотра и обложения; и другим. Состоялись договоренности или приближались к завершению переговоры о строительстве и аренде мест расположения советских войск и других объектов, по хозяйственно-правовым вопросам. Однако такие вопросы, как снабжение советских гарнизонов, поставки вооружений прибалтийским странам, и некоторые др. разрешить в договорном порядке уже не удалось. В ходе неоднократных обсуждений в рамках смешанных комиссий, создававшихся на паритетных началах, а также по дипломатическим каналам достигались компромиссы, сближение позиций, позволявшие принять окончательные решения. По отдельным вопросам, например, о порядке определения численности советских войск в Литве, Латвии и Эстонии, возникали разногласия принципиального характера, вызванные различным толкованием сторонами пактов о взаимопомощи. В целом, несмотря на некоторые сложности, пакты о взаимопомощи осуществлялись каждой из сторон в полном соответствии с достигнутыми договоренностями.

Анализируя ситуацию, швейцарская газета писала 21 марта 1940 г., что созданные Советским Союзом после заключения договоров в Прибалтике «опорные пункты» должны были, по ее мнению, «привести к советизации Балтики», однако этого не произошло. Сходные оценки обстановки, сложившейся в Латвии к весне 1940 г., дал 18 марта английский еженедельник «Тribunе»: «Изменения в политической обстановке Латвии весьма интересны, и направление их оказалось совершенно противоположным прогнозам многих». Первоначально правящие круги Латвии враждебно относились к заключению пакта с Советской Россией, сообщалось в статье, «однако очень скоро их опасения исчезли, когда они убедились, что пакт обеспечил им реальные экономические выгоды и вместе с тем за этим не последовало никакой попытки вмешаться во внутренние дела страны».

Почти одновременно с подписанием пактов о взаимопомощи Советский Союз возобновил торговые соглашения с прибалтийскими странами. В соответствии с введенной ранее практикой они строились на принципах обоюдного торгового нетто-баланса, установления размеров товарооборота и определения товарного состава экспорта и импорта. СССР шел навстречу многим пожеланиям своих партнеров. В условиях нарушенных войной международных торговых отношений советские поставки приносили им бесспорные экономические выгоды. Стороны предоставили друг другу режим наибольшего благоприятствования в торговле. Важное значение в обстановке военных действий на Балтике приобрел вопрос о транзите экспортной продукции прибалтийских стран через Мурманск, а также порты Черного и Каспийского морей. Комментируя заключение торгового соглашения между Латвией и СССР, «Тribunе» отмечала 18 марта 1940 г., что подписание этого документа «немедленно облегчило экономическое положение страны. Латвия получила возможность обменивать свою сельскохозяйственную продукцию на русское сырье и машины. Таким образом, Россия стала сейчас наиболее крупным покупателем латвийских товаров. Для Латвии весьма выгодно было предложение советского правительства, сделанное также Эстонии и Литве, о том, что они могут использовать Беломорский канал для своего экспорта».

Гром среди ясного неба грянул 25 мая 1940 г. В начале июня в военные советы и начальникам политических управлений Ленинградского и Белорусского военных округов была разослана директива начальника политуправления РККА Л. 3. Мехлиса, требующая «всей партийно-политической работой создать в частях боевой подъем, наступательный порыв, обеспечивающий быстрый разгром врага... Наша задача ясна. Мы хотим обеспечить безопасность СССР... и заодно поможем трудовому народу этих стран освободиться от эксплуататорской шайки капиталистов и помещиков... Литва, Эстония и Латвия станут советским форпостом на наших морских и сухопутных границах».

16 июня Молотов вручил латвийскому и эстонскому посланникам заявления советского правительства, аналогичные представлению, сделанному ранее Литве. В качестве главного и практически единственного пункта обвинения в обоих случаях вновь фигурировал тезис о Балтийской Антанте. Выдвигались требования сформировать новые правительства в Латвии и Эстонии, а также согласиться на ввод в эти страны дополнительных контингентов советских войск. В назначенное время - поздно вечером 16 июня - правительства Латвии и Эстонии согласились с предложенными советской стороной условиями; старые правительства ушли в отставку.

Для переговоров о формировании в прибалтийских республиках новых правительств советское руководство в дополнение к аккредитованным там полпредам назначило специально уполномоченных: В. Г. Деканозова - в Литве, А. А. Жданова - в Эстонии, А. Я. Вышинского - в Латвии. Результатом их деятельности стало создание в Прибалтике просоветских правительств. Намеченные советской стороной кандидатуры формально обсуждались в ходе бесед с президентами Литвы, Латвии и Эстонии; даже выслушивались встречные предложения. На деле же правительства были сформированы из лиц, как правило, известных полпредствам по прежним контактам, либо рекомендованных последними.

20 июня Вышинский и новый полпред СССР в Латвии В. К. Деревянский сообщили в Москву о состоявшейся встрече с президентом Ульманисом. Получив согласие Ульманиса, Вышинский телеграфировал Молотову об отсутствии у латвийского президента «возражений или предложений об изменении состава нового кабинета министров по нашему списку». После одобрения представленных кандидатур Москвой министром-президентом Латвии стал А. Кирхенштейн.

Несмотря на просоветский характер созданных в Прибалтике правительств, многие их члены выступали в пользу статуса, схожего с тем, который имела Финляндия в Российской империи: широчайшая внутренняя автономия при строе, в целом близком к метрополии; военный и внешнеполитический протекторат. В данном случае речь шла об установлении социал-демократических или народно-демократических режимов, полностью ориентирующихся в военной и внешнеполитической областях на СССР. 4 июля Кирхенштейн высказал надежду, что «Советский Союз согласится с левоориентированной самостоятельной Латвией».

Таким образом, несмотря на зависимость трех правительств от советского руководства, ему требовалось определенное время для овладения ситуацией в литовско – латвийско - эстонских политических кругах, и тем более - для соответствующей подготовки общественного мнения.

На международной арене главным фактором была реакция великих держав на советизацию и включение республик Прибалтики в состав СССР. В беседе с германским посланником в Таллинне Фровайном 17 июня президент Пятс высказал убеждение, что «при том большом страхе и уважении, которые Советский Союз испытывает к Германии, даже слабого проявления немецкой заинтересованности в Эстонии или прибалтийских государствах будет достаточно для немедленного прекращения русского наступления». Однако Германия не сочла нужным это делать, так как не была еще полностью готова к войне против СССР и не желала поэтому раньше времени портить с ним отношения, которые по-прежнему представляли для нее определенный политический и значительный экономический интерес.

17 июня в беседе с Молотовым германский посол фон Шуленбург назвал происходившие события «делом исключительно Советского Союза и прибалтийских стран», а 17 июля от имени своего правительства подтвердил, что «Германия не имеет намерения вмешиваться в политические дела прибалтийских государств». Выяснилось также, что Англия и Франция не возражают по существу против планов СССР в Прибалтике, уже угадывая в нем своего будущего союзника, но, прежде всего рассчитывая, по выражению Фровайна, «вогнать, таким образом, клин между Германией и Россией».

В начале июля ситуация прояснилась, и правительства трех стран объявили о проведении 14 - 15 июля выборов в парламенты. Конечно, при этом ставилась цель сформировать депутатские корпусы, через которые можно было бы провести решения конституционного характера.

21-22 июля сеймы Литвы и Латвии и Государственная дума Эстонии приняли декларации о государственной власти (то есть об установлении советской системы) и о вхождении этих стран в состав СССР. 3 - 6 августа 1940г. Верховный совет СССР, заслушав заявления полномочных комиссий парламентов трех стран, принял законы о вступлении Латвии, Литвы и Эстонии в СССР в качестве союзных республик[1, с. 178-183].

На основе изученного материала, можно сделать следующие выводы: 1) хотя советское руководство вело переговоры с прибалтийскими соседями с позиции силы, московские пакты стали результатом именно переговоров, а не ультиматума; 2) в 1939 году подписание договоров населением и руководством Латвии рассматривались как наименьшее в тех условиях зло; 3) дальнейшее независимое и нейтральное существование прибалтийских республик в 1939 году было нереально; 4) после подписания пактов о взаимопомощи Советский Союз проводил в отношении прибалтийских республик политику полного невмешательства в их внутренние дела. В силу сложившихся международных отношений; 5) пакты о взаимопомощи осуществлялись каждой из сторон в полном соответствии с достигнутыми договоренностями; 6) пакты возобновили торговые соглашения между прибалтийскими странами и СССР; 7) политическая ситуация изменилась 25 мая 1940 г.; СССР приступил к советизации прибалтийских республик.

1.2 Советизация Латвии в 1940 - 1941гг

О настроениях латвийского общества после подписания пакта о взаимопомощи между Советским Союзом и Латвией писал поверенный в делах СССР в Латвии И. А. Чичаев: «Значительная часть влиятельных кругов... восприняла пакт как “наименьшее зло” лучше, мол, быть под влиянием русских, чем немцев, ибо при русских латыши все же сохранят свою национальность, а немцы уничтожат не только национальную культуру, но и самих латышей».

Обвинения Советского Союза в оккупации Латвии прозвучали уже в 1940 г., т. е. сразу после того, как власти балтийских стран приняли советский ультиматум, что фактически было равнозначно капитуляции.

Вторжение Советского Союза на территорию стран Балтии в июне 1940 г., даже несмотря на соблюдение известных «формальностей» было противоправной акцией. Правительство Латвии согласились с условиями советского ультиматума, однако это согласие было получено в ситуации «выбора без выбора», когда Советский Союз был готов начать военные действия против стран Балтии. Вступление Красной армии на территорию балтийских стран в этом случае не оговаривалось никаким правовым документом и рассматривалось в русле «выполнения условий» пактов, хотя подобные действия в пактах не предусматривались.

Формальным поводом для ввода советских войск послужили соображения безопасности, в том числе и безопасности для стран Балтии в случае возможной агрессии со стороны Германии. Действия Советского Союза в Прибалтике с момента вторжения до решения сессии Верховного Совета СССР о вхождении Латвии в состав Советского Союза, т. е. с 15-17 июня до 3-5 августа 1940 г., могут быть, хотя и с большой долей условности, расценены как «военная оккупация» - если не по «букве», то по сути. Вместе с тем термин «оккупация» совершенно не соответствует ни долгосрочным планам Советского Союза относительно Прибалтики, ни реальному развитию событий в этом регионе. Во-первых, советская власть пришла туда «всерьез и надолго», что противоречит временному характеру оккупации. Во-вторых, и это главное, балтийские государства потеряли свой суверенитет, стали частью Советского Союза с установлением там правовых и иных порядков, принятых на всей территории СССР. Население Латвии, став советскими гражданами, получило советские паспорта, что тоже противоречит оккупационной практике.

Сразу после провозглашения советской власти в странах Балтии и их инкорпорации в Советский Союз началось формирование новых органов власти - на этот раз уже точно «скроенных» по советскому образцу. В начале августа 1940 г. членов делегации Литвы, Латвии и Эстонии, приглашенных на сессию Верховного Совета СССР, принял И. В. Сталин. Это была не просто дежурная встреча: речь на ней шла о выработке комплекса первоочередных мер по советизации балтийских республик, только что получивших статус «советских и социалистических».

Проект решения по этому вопросу было поручено подготовить А. Я. Вышинскому. 10 августа 1940г. соответствующий документ лег на стол В. М. Молотову. Отредактировав полученный текст, Молотов направил его И. В. Сталину со своей резолюцией: «По-моему, можно принять прилагаемый проект (с поправками в тексте)». Правка, сделанная Молотовым, не носила принципиального характера, за исключением раздела об армии: в проекте Вышинского предлагалось армию Латвии распустить, призыв граждан этих республик в Красную армию отсрочить на один год и разрешить сформировать в трех балтийских республиках по одной дивизии на добровольной основе. Молотов просто исключил пункт об армии из окончательного варианта решения. В остальном «проект Вышинского» был принят членами Политбюро и 14 августа 1940 г. оформлен как постановление ЦК ВКП(б) и СНК СССР «О государственном и хозяйственном строительстве Латвийской ССР».

Этим решением было предусмотрено проведение следующего комплекса мероприятий. Во-первых, предстояло сформировать новые высшие органы власти и управления - Верховные Советы и Советы народных комиссаров балтийских республик. В Латвии, до избрания Верховного Совета, его полномочия должен был выполнять Сейм, преобразованный во временный Верховный Совет. Таким образом, даже названия высших органов власти не должны были напоминать о прошлом балтийских стран периода независимости. Правительство Латвии должно было уйти в отставку. Персональный состав нового кабинета - Совета народных комиссаров - предстояло в обязательном порядке согласовать с ЦК ВКП(б). В республике должна были вступить в силу новая конституция. Проект этого документа поручили подготовить А. А. Жданову, А. Я. Вышинскому и В. Г. Деканозову.

Среди мероприятий экономического порядка в качестве первоочередного стоял вопрос о переходе на советскую валюту. Временно было решено установить хождение двух валют - советского рубля и местной (латвийского лата). Для обеспечения «сбалансированного» перехода на советскую валюту предлагалось «обсудить целесообразность некоторой инфляции латвийской валюты».

На повестке дня стояла также национализация, которой первоначально должны были подвергнуться пароходные общества, торговые предприятия (с оборотом свыше 200 тыс. лат.), а также крупные домовладения. Первоначально национализацию планировалось проводить в достаточно гибких формах - с возможностью частичного выкупа и постепенно.

Вопрос о национализации земли и о земельной реформе в постановлении от 14 августа не ставился. Решено было лишь не дробить крупные помещичьи хозяйства, в перспективе превратив их в «образцовые государственные». Специальный пункт постановления касался оказания помощи крестьянским хозяйствам - кредитом, кормами и удобрениями. Было также решено направить крестьян из Латвии на Сельскохозяйственную выставку в Москву - «на экскурсию».

Основной комплекс решений «по Прибалтике» был принят Политбюро 22 августа 1940 г. Постановлением Политбюро утверждался персональный состав руководителей высших органов власти и управления Латвийской республикой. Бывший глава латвийского правительства А. Кирхенштейн получил почетный пост председателя Президиума Верховного Совета Латвийской ССР, а В. Лацис переместился на его место, возглавив Совет народных комиссаров республики.

В то же время Сейм и Госдума пока еще не сыграли до конца предназначенной им роли. Им предстояло принять новые конституции, провозгласить себя Временными Верховными Советами балтийских республик и определить сроки выборов в Верховные Советы. Текст постановления был утверждён 22 августа на Политбюро. На основе этого текста предстояло теперь разработать отдельно проект постановления Латвийского Сейма.

22 августа были определены и первые подходы к решению аграрного вопроса. Была установлена норма владения землей не более 30 га. Собственность крупных помещичьих имений подлежала национализации.

Вопрос о земле стал одним из центральных в проекте конституции балтийских республик, на основе которого должны были появиться конституции Латвии, Литвы и Эстонии. Формально этот проект (проекты) должен был исходить от конституционных комиссий Литовского Сейма, «отредактировать» который было поручено Жданову, Вышинскому и Деканозову. В действительности 22 августа Политбюро утвердило текст, подготовленный и подписанный этой «тройкой», а не гипотетическими «конституционными комиссиями». Этот текст и послужил основой для новых, уже советских, конституций балтийских республик.

Авторы проекта руководствовались действующей Конституцией СССР, однако внесли в нее некоторые изменения с поправкой на особенности политической и экономической обстановки в Прибалтике. Главные поправки коснулись таких вопросов, как земля и частная собственность. Так, в статье 4 проекта в отличие от Конституции СССР говорилось об «отмене частной собственности на орудия и средства производства» не вообще, а только «в крупных промышленных предприятиях». Эти предприятия, а также банки, транспорт и средства связи подлежали национализации.

Совсем не упоминалась в конституционном проекте колхозная тема. Из статьи 7 о собственности кооперативных предприятий было изъято упоминание о «колхозном дворе». Статья, напротив, получила дополнение: в советской Конституции говорилось о том, что законом допускается мелкое частное хозяйство единоличных крестьян и кустарей - проект конституций балтийских республик допускал также «мелкие частные промышленные и торговые предприятия в пределах, установленных законом».

По Конституции СССР земля закреплялась за колхозами «в бесплатное и бессрочное пользование». В проекте появилась новая статья, которая предоставила это право не колхозам, а крестьянским хозяйствам «в пределах, установленных законом».

В проекте нашли отражение и вопросы хозяйственного строительства. Предполагалось, например, что в Латвии, как промышленно более развитой республике, промышленных наркоматов будет больше чем в Литве и Эстонии: местной, лесной, пищевой и легкой промышленности.

18 сентября 1940 г. Политбюро приняло постановление о составе руководящих структур компартий Латвии - Бюро ЦК. Бюро состояло из 7 человек. Компартию Латвии в должности первого секретаря возглавил тогда Янис Калнберзиньш (в русифицированном варианте Ян Калнберзин). В Латвии в партийное руководство республики был допущен только председатель правительства В. Лацис. Первые Бюро ЦК компартий в Прибалтике имели одну характерную особенность: они состояли почти исключительно из представителей титульных национальностей, кроме А. Яблонского в латвийском Бюро и Д. Шупикова в литовском.

8 октября 1940 г. компартия Латвии были официально принята в состав ВКП (б). Одновременно с получением новых партийных документов была проведена проверка («чистка»). Впрочем, «чистка» была не такой строгой, как в «старых» республиках СССР: коммунистические кадры приходилось беречь по причине их малочисленности. Политбюро ЦК ВКП (б) в своем решении от 9 декабря 1940 г. обращало внимание местных партийных руководителей на выходцев из других партий, вступивших в компартию Латвии до 8 октября 1940 г.

При этом, республиканские ЦК в Прибалтике обязывались решать вопрос о выдаче новых партдокументов выходцам из других партий «только после тщательной политической проверки каждого из них».

По официальным данным, к началу 1941 г. численность компартии составила: в Литве 2 486, в Латвии 2 798 и в Эстонии - 2 036 чел. Однако такой существенный рост не стоит рассматривать только как следствие увеличения приема в партию граждан балтийских республик. Эти цифры в значительной степени были достигнуты за счет «армейского фактора», т. е. за счет учета численности коммунистов, находившихся в частях Красной армии и НКВД.

Одним из первых шагов по советизации балтийских республик была национализация промышленности, банков, торговых и других предприятий.

Для осуществления мероприятий по национализации банковской сферы в банки предлагалось направить специальных «правительственных комиссаров», которые были обязаны, во-первых, взять на учет текущие счета и ценности, а, во - вторых, обеспечить текущее кредитование промышленных предприятий.

Лимитировался порядок выдачи вкладов частным лицам и кредитования предприятий. Частные вкладчики могли получить не более 100 крон в месяц и только с разрешения комиссаров банков. Финансирование деятельности промышленных и торговых предприятий должно было осуществляться по заявкам, «заверенным профсоюзными организациями», и также с разрешения комиссаров. Все драгоценные металлы и камни, находившиеся в ювелирных магазинах, подлежали изъятию и сдаче на хранение в банк.

После того, как был решен вопрос о национализации крупных (по масштабам Прибалтики) предприятий и банков, настала очередь торговых предприятий, коммунального хозяйства и недвижимости.

Ситуация изменилась после того, как в балтийских республиках утвердилась новая, «народная» власть. Москве пришлось тогда не раз вмешиваться в ход событий и регулировать «аппетиты» местных руководителей в отношении чужого имущества, особенно если это имущество принадлежало гражданам, попавшим в категорию «нетрудовых элементов».

Например, новые руководители Латвии первыми обратили внимание на то, что ранее принятые постановления о национализации торгово-промышленных предприятий и домовладений обошли стороной вопрос о другом имуществе их владельцев (автомашины, мебель и проч.). «Сейчас эти домовладения национализированы, - говорилось в одной из докладных записок, - но дорогостоящие мебель, ковры и уникальные вещи пока что остаются в ведении владельцев». Для исправления этого «ненормального», по мнению латвийских властей, положения был подготовлен проект указа Президиума Верховного Совета Латвии о национализации грузовых и легковых автомашин, мебели и имущества, принадлежавших бывшим владельцам промышленно-торговых предприятий и домов. Относительно мебели и другого имущества в указе говорилось, что это имущество «служит источником нетрудового дохода», поэтому оно подлежит национализации, «за исключением имущества и мебели, находящихся в личном пользовании владельца, но не более необходимого комплекта для обстановки четырех комнат».

Теперь предстояло согласовать вопрос с Москвой. В декабре 1940 г. соответствующий документ был направлен в Совнарком СССР. После предварительного согласования в аппарате СНК был составлен проект решения, в котором значилось, что «Совнарком СССР не возражает против проведения национализации легкового автотранспорта, мебели и имущества». Однако заместитель председателя СНК СССР Р. С. Землячка, которой предстояло подписать это решение, оставила другую резолюцию: «Сомнительное дело. Надо подробнее разобраться».

«Разобраться», по-видимому, так и не удалось, потому что спустя 10 дней, 4 января 1941 г., за подписью Землячки в Латвию ушел другой документ, согласно которому решение этого вопроса передавалось в ведение республиканских СНК и Президиума Верховного Совета.

2 января 1941 г. проект указа о национализации легковых машин и мебели был одобрен на совместном заседании ЦК КП и СНК Латвии. На нем присутствовал находившийся в инспекторской поездке по Прибалтике секретарь ЦК ВКП (б) А. А. Андреев, который также поддержал проект. Оставалось получить соответствующее одобрение Политбюро, о чем Я. Калнберзиньш и В. Лацис 3 января 1940 г. просили Сталина и Молотова. Санкция Москвы была получена 6 января, однако решением Политбюро была разрешена национализация только легкового автотранспорта, принадлежащего «нетрудовым элементам».

Одним из главных шагов по вовлечению Латвии, Литвы и Эстонии в советскую экономическую систему стал переход этих республик на советскую валюту. Курс обмена национальной валюты на советский рубль был установлен довольно произвольно: 1 лат равнялся 1 рублю.

Чтобы сгладить последствия такого традиционно непопулярного шага, как повышение цен, его планировалось разделить на три этапа и, кроме того, «подсластить пилюлю» другими мероприятиями социального и экономического порядка, например, повысить заработную плату.

Для крестьян предусматривалось повышение с 1 октября закупочных цен на все сельскохозяйственные продукты, кроме зерна, в пределах 10-25 %.

Все эти мероприятия должны были смягчить впечатление от запланированного повышения цен. Эта акция проводилась с целью «выравнивания» цен в Прибалтике и остальной части СССР, где они были существенно выше.

Ситуации в Латвии в начале октября 1940 г., в результате, выглядела следующим образом. «После повышения цен спрос на товары как промышленные, так и продовольственные резко возрос. Городское население делает запасы даже таких продуктов, как картофель, рожь, чего раньше не наблюдалось».

Были введены карточки на сахар и кусковое хозяйственное мыло. Каждый гражданин республики имел право получить 1,800 гр. сахара и 125 гр. кускового хозяйственного мыла в месяц. Вводилось ограничение на приобретение текстильных товаров и обуви.

24 октября 1940 г. Политбюро приняло решение об отсрочке нового повышения цен в республиках Прибалтики до 16 ноября 1940г. Таким образом, повышение цен должно было быть проведено вместе с официальным введением советской валюты. Однако вскоре выяснилось, что даже технически такое масштабное мероприятие республиканские совнаркомы обеспечить в срок не в состоянии.

Была создана специальная комиссия СНК СССР, которая, изучив создавшуюся ситуацию, решила отсрочить очередное повышение цен и валютную реформу до 25 ноября 1940 г.

В октябре-ноябре 1940 г. новая власть в Прибалтике оказалась на пороге кризиса. Первые мероприятия по советизации Латвии вызвали совершенно прогнозируемую реакцию населения: «Мелкая городская буржуазия уже начинает открыто проявлять недовольство. Если не так давно проходящие по улицам части Красной Армии дружелюбно приветствовались публикой, то теперь они встречаются и провожаются угрюмым молчанием. Обратную картину наблюдаем мы, когда по тем же улицам проходит соединение национального корпуса. Его не только встречают приветствиями, но его, как правило, сопровождает восторженная толпа в 100-200 человек. Даже были случаи, когда из толпы раздавались антисоветские профашистские лозунги. Органы НКВД своим вмешательством прекратили эти маленькие демонстрации...».

На основе изученного материала, можно сделать следующие выводы: 1) процесс советизации на территории Латвии имел ряд особенностей; 2) советизация изменила расстановку политических сил внутри Латвии, изменила экономическую обстановку.

латвия оккупация немецкая освенцим

2. ЛАТВИЯ В ГОДЫ НЕМЕЦКОЙ ОККУПАЦИИ

2.1 Первые месяцы оккупации

26 июня 1941 года немецкой 8-й танковой дивизии группы армии «Север» вошли в Даугавпилс, а ещё три дня спустя, 29 июня, немецкое войска заняли Екабспилс (Якобштат), Ливны (Ливенгоф) и южную часть Риги.

Вслед за армейскими частями следовали эйнзатцгруппы. Вся Прибалтика и Белоруссия находились в ведении эйнзатцгруппы «А», ее командиром был бригадефюрер СС и генерал-майор полиции Франц Шталекер (позже он стал командиром полиции безопасности и СС в рейхскомиссариате «Остланд»).

По численности и составу эйнзатцгруппы и эйнзатцкоманды представляли собой не боевые соединения, скорее штабы, будущую полицию администрацию для оккупированных территорий. В их состав входили офицеры войск СС(34%), вермахта (28%), полиции порядка (орпо) (22%), полиции безопасности (зипо) и тайной полиции (гестапо) (9%), криминальной полиции (крипо) (4%) и офицеры службы безопасности (СД) (3%). Таким образом, эйнзатцкоманды должны были не столько сами проводить карательные операции, сколько руководить их проведением. Непосредственно же исполнение таких операций возлагалось на отряды «вспомогательной полиции», формировавшихся под контролем эйнзатцкоманд из местных нацистов.

На территории Латвии в течении лета 1941 года действовали зондеркоманда «1а» и эйнзатцкоманда «2». Эйнзатцкоманда «2», пройдя путь от Белоруссии через территорию Латвии до Гатчины в Ленинградской области, в январе 1942 года вернулась в Ригу. Её командир, оберштурмбанфюрер СС д-р Эдуард Штраух, был командиром зипо и СД в Латвии.

Штатная численность немецкого полицейского аппарата в оккупированной Латвии была незначительной - на 10 октября 1942 года она составила всего лишь 1 000 человек. Это, собственно, и был весь личный состав эйнзатцкоманды «2», действовавшей на территории Латвии. В Латвии, к примеру, численность немецких полицейских сил и гражданской администрации даже к концу 1943 года насчитывала в общей сложности 15 тысяч человек. Численность же «вспомогательной полиции» составляла 18 тысяч человек. К 1 сентября 1943 года их было уже 36 тысяч человек (не считая численность Латышского легиона СС, нацистских молодежных организации и чиновников самоуправления), тогда как численность немецкого аппарата не увеличилась[12, с. 76].

В числе организационных мероприятий на первом месте стояло «формирование вспомогательной полиции и защитных команд» из местного населения. Сформированные в первые дни германской агрессии в Латвии отряды «самообороны», в основном, представляли собой воссозданную довоенную военизированную организацию «Айзсарги» («Стражники»), которая была создана ещё а 1919 году партией «Латышский крестьянский союз» во главе с Ульманисом, а после переворота Ульманиса а 1934 году фактически играла роль Национальной гвардии. Каждый батальон «самообороны» состоял примерно из 500 человек. В последующие месяцы оккупации, после того как закончилась вакханалия первых казней и еврейских погромов, батальоны «самообороны» несли охрану транспортных коммуникаций, военных объектов, концлагерей, а также выполняли карательные функции[27, с. 56-63].

Сразу после вступления на территорию Латвии передовых отрядов немецкой группы армии «Север» некоторые латышские командиры попытались восстановить существовавшую до 1940 года систему полицейской власти. В Ригу и Рижский округ, вскоре после захвата города частями вермахта 29 июня, вступили зондеркоманда «1а» и эйнзатцкоманда «2». Первой руководил штурмбанфюрер СД Мартин Зандбергер, второй – оберштурмбанфюрер СС Эдуард Штраух. Под их руководством в Риге в начале 1941 года из отрядов латышских националистов были организованны первые несколько рот «Латышской вспомогательной полиции» в количестве 400 человек. Латышским комендантом Риги был назначен подполковник Вальдемар Вейсс, один из будущих командиров СС.

Были образованны две самостоятельные группы специально для проведения погромов. Вспомогательная полиция в количестве 400 человек обеспечивала охрану города. На основе всех этих формирований предполагалось создать так называемую латышскую милицию. Префектом полиции был назначен Штиглиц, его помощником Арвер Оше[29, с. 61].

Формирование «команды Арайса началось еще 5 июля 1941 года, когда руководитель латышской фашистской организации «Перконкруст» Густавс Цельминьш призвал латышей вступить в добровольную «команду безопасности», которой руководил В. Арайс (на момент формирования отряда Арайс возглавлял всю рижскую полицию). В течение лета и осени 1941 года команда безопасности» Арайса расстреляла в Викерниекском лесу около 10 тысяч человек, как латышей, так и евреев, коммунистов, прочих «инакомыслящих» и просто душевнобольных, которые, согласно расовой теории нацистов, также подлежали уничтожению. При расстрелах присутствовал и начальник оперативного отдела Латышской политической полиции (ЛПО) Тейдеманис. А заместитель начальника оперативного отдела ЛПО Эдгар Лайпениекс любил лично принимать участие в казнях политзаключенных Центральной рижской тюрьмы, хотя это не входило в его прямые обязанности.

В 1943 году «команда Арайса» была преобразована в Латышскую полицию безопасности и начала выезжать в другие города и уезды Латвии, где уничтожила еще около 5 тысяч человек. Так, например, подчиненные Арайса принимали непосредственное участие в карательных операциях в феврале - марте 1943 года в Даугавпилсском округе, которыми лично руководил высший фюрер СС и полиции в «Юстланде» группенфюрер СС Фридрих Йекельн.

Прошло чуть более недели с того дня, как немецкие войска вступили в Ригу, и 8 июля 1941 года Штиглиц направил свой первый отчет командиру эйнзатцкоманды «2»: «За сутки арестован 291 коммунист и в 557 кварталах произведены обыски». Кроме того, в ходе всех этих «спонтанных акций по самоочищению, как это называлось на эсэсовском жаргоне, только в Риге в первые дни оккупации было убито около 500 евреев.

В Даугавпилсе, так же как и в Риге, 3 июля 1941 года латышские националисты с помощью немцев создали городское самоуправление и Службу вспомогательной полиции. Во главе обоих встал бывший капитан латвийской армии Петерсонс. «В службу вспомогательной полиции (СВП), - как говорилось в немецких документах, - вошли бывшие военнослужащие латышской армии и члены бывшей организации самозащиты (айзсаргов).

Таким образом, в первые месяцы оккупации Латвия погрузилась в экономическую разруху, по ней прокатилась волна массовых грабежей и убийств. Были сформированы новые органы оккупационной власти. Часть населения Латвии стала на преступный путь пособничества захватчикам.

2.2 Коллаборационизм в Латвии

Организации профашистского толка стали возникать в Латвии сразу после окончания первой мировой войны. Первыми из них стали “айзсарги” (“охранники”) и Латышский национальный клуб, созданные в 1919 и 1922 гг. соответственно. Военизированную организацию “айзсаргов” возглавлял лидер партии “Крестьянский союз” К.Ульманис, фактически использовавший “охранников” как вооруженную силу в борьбе за власть.

15 мая 1934 года при поддержке “айзсаргов” в Латвии был совершен переворот и установлена диктатура К.Ульманиса. В период его правления организация “айзсаргов” численностью до 40 тысяч человек по своим обязанностям и правам была приравнена к полиции.

Правительство К.Ульманиса резко ужесточило политику в отношении национальных меньшинств. Были распущены их общественные организации, закрыто большинство школ для национальных меньшинств. Даже этнически родственные латышам латгалы (22% населения) лишились возможности пользоваться латгальским языком в местных учреждениях и обучаться на нем в школах.

Деятельность Латышского национального клуба была запрещена правительством вскоре после его создания, но на его основе в 1927 году была создана группа “Огненный крест”, переименованная в 1933 году в Объединение латышского народа “Перконкруст” (“Громовой крест”). К осени 1934 г. она насчитывала в своих рядах около 5 тыс. человек. Перконкруст представлял собой радикальную националистическую организацию, выступавшую за концентрацию всей политической и хозяйственной власти в руках латышей и борьбу против “чужеземцев”, прежде всего евреев. После прихода к власти К.Ульманиса организация Перконкруст формально была распущена.

После создания на территории Латвии на основе договора с СССР осенью 1939 года советских военных баз “айзсарги”, члены бывшего Перконкруста и латвийская политическая полиция организовали систему шпионажа за частями Красной Армии в пользу Германии. Одновременно были арестованы сотни представителей национальных меньшинств, особенно евреев, за “симпатии к большевикам.

После вступления Латвии в СССР германская разведка активизировала связи с находившимися на нелегальном положении латышскими националистическими организациями с целью подготовки вооруженного мятежа к моменту нападения Германии на СССР. Благодаря действиям органов государственной безопасности СССР эти планы не были реализованы.

Тем временем, пока немецко – фашистские эйнзатцкоманды и их помощники вершили свои кровавые дела, верхушка латышских националистов была озабочена тем, как добиться от немцев полного восстановления власти и собственности, которые у них отобрала советская власть в 1940 году.

28 июня 1941 года, еще до того, как последние части Красной Армии оставили город, вооружённым отрядам латышских националистов удалось захватить радиостанцию а Риге. Тотчас же в эфир было послано сообщение о создании Временного латвийского правительства и провозглашение свободной и независимой Латвии[8, с. 37].

В действительности же националистам удалось сформировать временное правительство только 1 июля 1941 года, после того, как Рига была занята немецкими войсками. Точнее, было сформировано даже два органа, претендовавших на роль главного органа исполнительной власти Латвии,- «Центральный организационный комитет освобожденной Латвии» во главе с полковником Крейшманосом и «Временный административный совет» во главе сбывшим министром транспортного довоенной Латвии Эйнсбергом. Германская довоенная администрация, согласно полученным из МИДа указаниям, избегала политических контактов с обоими «правительствами», но при этом активно пользовалась их услугами для введения пропаганды и формирования охранных батальонов. Всего в Латвии под эгидой немецких военных властей было сформировано как минимум два латышских охранных батальона, также выполнявших карательные функции, - латышский охранный батальон «Рига» и латышский охранный сапёрный батальон «Абрене». Первый весной 1943 года образовал 3-й батальон 4-го полка Латышского легиона СС. Второй, преобразованный летом 1942 года в 27-й латышский полицейский батальон, участвовал в антипартизанских операциях на границе Латвии и Белоруссии в феврале – марте 1943 года.

На состоявшемся 1 июля собрании с участием бывших латышских политических и военных деятелей, представителей церкви, предпринимателей и националистических организаций было решено направить Гитлеру телеграмму с выражением благодарности «от всего латышского народа за освобождение», выразив готовность «служить делу строительства Новой Европы». Участники собрания, в числе которых были бывший министр Альфред Валдманис, зондерфюрер вермахта и лидер партии «Перконкруст» Густав Целминьш, подполковник довоенной латвийской армии Алексан6др Пленснерс, редактор профашисткой газеты «Тевия» А.Кроднр, пастор Э.Берг и представитель общества рижских торговцев Я.Скуевичс, просили «фюрера Германской рейха» о встрече в Берлине, так как, согласно тексту принятого постановления, Латвия провозглашалась «независимым государством под протекторатом Германии».

Однако не одно из «правительств» не получило не то что полномочий исполнительной власти, но даже признание немцев. Оба в скором времени были расформированы. Вместо этого 8 августа 1941 года газета латышских националистов «Тевия» опубликовала воззвание немецкого рейхскомиссара Прибалтики к латышам (которое Х.Лозе подписал ещё 28 июля 1941 года в Каунасе) с призывом подчиняться распоряжениям рейхскомиссара и генерального комиссара. 18 августа, на основе распоряжения рейхскомиссара Лоза, в Латвии, как и во всей Прибалтике, была проведена экспроприация всей государственной собственности, ставшей собственностью германского государства. Государственным языком был объявлен немецкий[6, с. 88-91].

В эти же дни вместо разогнанных «временных правительств» немцы предприняли попытку создать «Совет доверенных лиц» (или самоуправления, как его стали называть), как это предусматривалось рабочей директивой Розенберга от 21 августа 1941 года. Немецкая военная администрация и Абвер сделали ставку на полковника Пленснерса, бывшего латвийского атташе в Германии, который прибыл в Ригу ещё 29 июня 1941 года вместе с передовыми частями группы армий «Север». Ему было поручено составить список лиц, которых можно было включить в состав совета, и которым оккупационная администрация могла бы доверять. Пленснерс предложил кандидатуры отставного генерала латвийской армии Данкерса, д-ра Сандерса и подполковника Деглавса, прибывшего в Ригу вместе с Пленснерсом. Правление Пленснерса оказалось неудачным. Деглавс, когда понял, что политика германской администрации и подконтрольного ему самоуправления не соответствует его надеждам, то застрелился. После этого Пленснерс предпочёл подать в отставку.

В какой- то момент трудности с созданием «советов доверенных лиц» на оккупированных восточных территориях заставили Гитлера вообще разочароваться в этой идее. По словам Петера Клейста из Восточного министерства, Гитлер даже распорядился разогнать их и ввести везде чисто немецкую администрацию. Но, тем не менее, «советы доверенных лиц» продолжали существовать.

Главой латышского самоуправления был назначен Оскар Данкерс, бывший офицер российской армии и отставной генерал латвийской армии. Перед войной Данкерс уехал в Германию как «этнический немец», однако, вернувшись, называл себя «латышом».

21 августа 1941 года Данкерс был назначен главой Латышского самоуправления, в которое вначале входило всего трое секретарей: подполковник Фрейманис, д-р Сандерс (представитель группировки Валдманиса) и один из лидеров «Перконкруста» Андерсон (представитель Целминьша).

Первоначально в функции самоуправления входило только рассмотрение кадровых вопросов, связанных с назначением верных немцам людей на все ведущие посты на периферии, в уездном самоуправлений.

Позднее был сформирован новый состав Латышского самоуправления, состоявший из нескольких генеральных директоров, каждый из которых консультировал немецкие власти по определенному кругу вопросов. Главой самоуправления (исполняющим обязанности 1-го генерального директора, в ведение которого входили кадровые вопросы) и генеральным директором внутренних дел стал генерал Оскар Данкерс. Генеральным директором по вопросам экономики стал В. Загарс; генеральным директором по вопросам финансов – крупный предприниматель Янис Скуевичс; генеральным директором по вопросам транспорта – Лейманис. Генеральным директором по вопросам культуры и образования был назначен профессор Мартин Приманис, бывший до войны ректором Рижского университета, а в 1940 году переехавшего в Германию с волной этнических немцев, где получил германское гражданство. Глава оккупационной администрации Латвии Дрекслер называл его человеком «безоговорочно преданным немцам». Генеральным директором по вопросам юстиции был назначен Цвейниекс, которого с ноября 1941 года сменил Альфред Валдманис[9, с. 38-39].

19 марта 1942 года «Организационный указ» Розенберга об управлении оккупированными территориями был обнародован. Он утвердил де - юре существование, состав и функции Латвийского самоуправления. На первых порах публикация имела обратный эффект и оживила слухи о том, что полномочия самоуправления будут расширены, а немецкой гражданской администрации – ограничены. В действительности «Организационный указ» чётко определял предел полномочий Латышского самоуправления, выше которого националистам замахиваться запрещалось.

С этого времени Латышского самоуправление строилось и функционировало по принципам, зафиксированным в «Организационном плане» от 7 марта 1942 года. Функции генеральных директоров самоуправления заключались в том, чтобы согласовывать проводимые ими мероприятия на местах с немецкой администрацией; они имели право излагать свои собственные идеи относительно проводимой политики, и были обязаны предоставлять генеральному комиссару подробные отчёты о деятельности самоуправления.

В 1942 году впервые прозвучала мысль о формировании национальных легионов СС, причем в непосредственной связи с вопросом о независимости Латвии. Если латышские коллаборационисты надеялись получить независимость ценой формирования новых воинских контингентов для Германии, то руководство вермахта и СС наоборот, рассчитывало взамен на обещание независимости получить от коллаборационистов помощь в проведении новой мобилизации.

8 февраля 1943 года генеральные директора, не дождавшись обещания независимости от властей рейха, решили поддержать мобилизацию призывников 1919-1924 годов рождения. Латвийское самоуправление решило согласиться на сделку «без предоплаты» - сначала помочь в проведении мобилизации, как того требовали немцы, а уж потом уповать на благодарность оккупационных властей в вопросе о независимости или хотя бы автономии.

Население Латвии узнало о том, что оно продано в обмен на свою же «независимость» 10 февраля 1943 года. Именно в этот день по радио было объявлено о создании Латышского легиона СС, который фактически был образован уже в ходе первой мобилизации. Всего в ходе весенней мобилизации (с марта по август 1943 года), по данным штаба генерал инспектора Бангерскиса, в Латышский легион СС было зачислено 22 500 человек, во вспомогательные службы вермахта – 12 700 человек, то есть в общей сложности 35 200 человек. Около 6 000 человек уклонились от призыва. К тому времени в различных карательных организациях, находившихся под немецким контролем, включая и полицейские батальоны, на 1 сентября 1943 года численность составляла всего около 36 000 жителей Латвии. Численность же немецких полицейских на территории Латвии в конце 1943 года составляла около 15000 человек. За полтора года их число увеличилось в несколько раз. По-видимому, это было связано с мобилизацией и опасением возможного мятежа.

14 ноября в Латвии было объявлено о начале мобилизации призывников 1915-1924 года рождения (это была вторая волна мобилизации 1943 гола). Результаты осенней мобилизации (октябрь - ноябрь 1943) были следующими: было зарегистрировано 14 809 человек, из них явилось на призывной пункт - 11 212 человек, признаны годными - 8 492 человека, явились к месту назначения 5 637 человек.

В декабре 1943 года, после того как в ставке фюрера были определены контингенты призыва, в Латвии началась новая мобилизация (3-я волна). В ходе этой мобилизации, продолжавшейся до конца января следующего года, в Латвии были призваны призывники 1918, 1922-1924 года рождения. В результате осенней мобилизации 1943 года призвано в общей сложности около 40 000 человек. Сообщалось также, что в январе 1944 года немцы готовят новую дополнительную мобилизацию призывников 1925 г.р.

Сведения о мобилизации новых призывников оправдались. 20 января 1944 года в газете «Тевия» была опубликована выписка из «Постановления о мобилизации в Латышский легион СС лиц 1917 г.р., которые до 17 июня 1940 года являлись латвийскими подданными» за подписью генерала-инспектора Латышского легиона СС, группенфюрера войск СС Бангерскиса.

Осенняя мобилизация плавно перешла в весеннюю. В результате этой мобилизации удалось сформировать 6 латышских полков «пограничной стражи» (15 000 человек) и резервный батальон для 15-й дивизии СС в составе 1 500 человек. Всего к началу 1944 года в различных латышских вооруженных формированиях численность 40 000 человек: во 2-й латышской бригаде СС – 5 000-6 000 человек; в 15-й латышской дивизии СС – 17 000 человек; в латышском полицейском полку «Рига»- около 3 000 человек; в латышских полицейских батальонах- 14 000 человек.

После проведения весенней мобилизации к лету 1944 года численность латышских формирований в целом возросла до 60000 человек. В результате к 30 июня 1944 года Латышский легион СС насчитывал: 18 412 человека в составе 15-й гренадерской дивизии войск СС (541 офицер, 2 322 унтер-офицера и 15 550 нижних чинов); 10 592 человека в составе 19-й гренадерской дивизии войск СС (329 офицеров, 1 421 унтер-офицер,8842 нижних чина); 42 386 человек в составе латышских полицейских полков «пограничной стражи».

На основе изученного материала, можно сделать следующие выводы: 1)латышский коллаборационизм – военное и политическое сотрудничество с немецкими оккупационными властями в Латвии во время Второй мировой войны; 2)латышский коллаборационизм имеет все черты преступной политики нацизма; 3)латышские коллаборационисты запятнали себя участием в геноциде против жителей Латвии, Белоруссии, Литвы, Эстонии, Украины, прикрываясь идеей борьбы за независимость.

2.3 Немецкие органы самоуправления

17 июля 1941 года указом фюрера специально для управления оккупированными территориями Советского Союза было создано Министерство по делам оккупированных восточных территорий которое возглавил рейхслейтер Альфред Розенберг. На основании того же указа на захваченных землях Прибалтики и Белоруссии был создан так называемый рейхскомиссариат «Остланд». Главой его был назначен Генрих Лозе, крупный функционер нацистской партии, подчинявшийся непосредственно Розенбергу.

После прихода нацистов к власти, с мая 1933 года Лозе занял пост гаулейтера и обер - президента (то есть главы земельного правительства) земли Шлезвиг-Гольштейн, одновременно став государственным советником в правительстве Пруссии и получив в феврале 1934 года звание группенфюрера СС. В 1934 году Лозе возглавил Северное общество, в которое входили партийные и государственные деятели северогерманских земель, многие из которых впоследствии заняли ведущие посты в нацистском оккупационном аппарате в Прибалтике (например, Отто Дрекслер, Адриан Теодор фон Рентельн и другие). Как гаулейтер Шлезвиг-Гольштейна с началом войны (с 22 сентября 1939 года) Лозе был назначен имперским комиссаром по обороне ХI военного округа (с 16 ноября 1942 года - гау Шлезвиг-Гольштейн).

17июля 1941 года Лозе был назначен рейхскомиссаром «Остланда» со штаб-квартирой в Риге. После начала широкомасштабного наступления Красной Армии в Прибалтике Лозе получил пост комиссара по обороне в оперативной зоне группы армий «Север», но вскоре бежал в Германию, а на его место был назначен бывший рейхскомиссар Украины Эрих Кох. Окончание войны Лозе встретил во Фленсбурге, где находился штаб преемника фюрера гросс-адмирала Деница. Здесь же Лозе сдался в плен британским войскам[12, с. 65].

Рейхскомиссариат «Остланд» первоначально включал в себя территории Литвы, Латвии, Эстонии и Белоруссии, имевшие статус генеральных комиссариатов. По мере того как линия фронта отодвигалась все дальше на восток, военная оккупационная администрация уступала место гражданской. Сначала, 25 июля 1941 года, в ведение гражданской администрации были переданы районы южнее реки Двина, вся территория Литвы и часть Латвии (Курляндия). С 1 сентября 1941 года в ведение гражданской администрации перешла уже вся территория Латвии. Лишь после этого чиновничий аппарат всего рейхскомиссариата «Остланд» смог переехать в Ригу, где Генрих Лозе разместил свою резиденцию.

Во главе каждого из генеральных комиссариатов был назначен наместник (генеральный комиссар), подчиненный рейхскомиссару. Генеральный комиссариат «Латвия» возглавил доктор Отто Дрекслер (1895 гр.), с 1931 года являвшийся бургомистром города Любек и председателем малого совета «Северного» общества. Территория Латвии была разделена на 5 окружных комиссариатов во главе с окружными комиссарами (гебитскомиссарами) и один городской комиссариат (город Рига) во главе с городским комиссаром (штадткомиссаром).

Одновременно с учреждением гражданской администрации I7 июля 1941 года указом от того же числа в оккупированных областях была установлена полицейская администрация. Она имела такую же территориальную структуру, как и гражданская, и была подчинена рейхсфюреру СС и шефу германской полиции Генриху Гиммлеру. В соответствии с этим указом для управления оккупированными территориями Прибалтики и Северной России была учреждена должность высшего фюрера СС и полиции «Остланд» и «Россия-Север». Этот пост первоначально занимал группенфюрер СС Ганс-Адольф Прюцман, а с 11 ноября 1941 года его сменил группенфюрер СС Фридрих Йекельн, занимавший эту должность до декабря 1944 года.

В состав штаба Йекельна как высшего фюрера СС и полиции «Остланд» входили командиры полиции безопасности и СД, полиции порядка и войск СС в «Остланде».

Первую должность - командира полиции безопасности и СД занимал бригадефюрер СС и генерал-майор полиции д-р Франц Шталекер, одновременно являвшийся командиром действовавшей в Прибалтике эйнзатцгруппы «А». Шталекеру подчинялись командиры эйнзатцкоманд «2» и «З» (Ф.Штраух и К.Йегер соответственно) и зондеркоманд «1а», «1Б» и «1с» (М. Зандбергер, Г Хубиг и К. Грааф). Они же, как правило, назначались командирами полиции безопасности и СД в оккупированных республиках Прибалтики.

Второй пост - командира полиции порядка - занимал генерал-лейтенант полиции порядка Георг Йедике, которого с марта 1944 года сменил генерал-майор полиции порядка Гизеке. Командир полиции порядка непосредственно отвечал за формирование «туземной полиции» из местных жителей — латышей, литовцев и эстонцев, которая помогала гитлеровцам управлять захваченными территориями, бороться с партизанами и уничтожать всех противников «нового порядка».

Наконец, третью должность - командира войск СС в Прибалтике - в течение всей войны занимал группенфюрер СС и генерал-лейтенант полиции Вальтер Крюгер. С начала 1943 года, когда оккупационные власти начали массовые принудительные мобилизации в легионы СС, его должность стала даже более важной, чем должность командующего полицией порядка, впоследствии, в 1944 году, Крюгер командовал VI (латышским) армейским корпусом войск СС, в который, помимо немецких частей, входили две латышские дивизии войск СС.

Кроме того, в каждом из генеральных комиссариатов - Латвии, Литвы, Эстонии и Белоруссии - был назначен свой фюрер СС и полиции, имевший собственный штаб. Так, фюрером СС и полиции Латвии был назначен бригадефюрер СС и генерал - майор полиции Вальтер Шредер, в штаб которого входили командир полиции порядка - штандартенфюрер СС и полковник охранной полиции Макс Кнехт, и командир полиции безопасности и СД - подполковник полиции и оберштурмбанфюрер СС д-р Эдуард Штраух (с 3 декабря 1941 года его сменил оберштурмбанфюрер СС д-р Франц Ланге).

Вся Прибалтика и Белоруссия находились в ведении эйнзатцгруппы «А», ее командиром был бригадефюрер СС и генерал-майор полиции Франц Шталекер. Позже, когда создание полицейской администрации на территории Прибалтики было завершено, он был назначен командиром полиции безопасности и СС в рейхскомиссариате «Остланд».

По численности и составу эйнзатцгруппы и эйнзатцкоманды представляли собой не боевые соединения, скорее штабы, будущую полицию и администрацию для оккупированных территорий. В их состав входили офицеры войск СС (34%), вермахта (28%), полиции порядка (орпо) (22%), полиции безопасности (зипо) и тайной полиции (гестапо) (9%), криминальной полиции (крипо) (4%) и офицеры службы безопасности (СД) (3%). Таким образом, эйнзатцкоманды должны были не столько сами проводить карательные операции, сколько руководить их проведением. Непосредственно же исполнение таких операций возлагалось на отряды «вспомогательной полиции», формировавшихся под контролем эйнзатцкоманд из местных нацистов.

Штатная численность немецкого полицейского аппарата в оккупированной Латвии была незначительной - на 10 октября 1942 года она составила всего лишь 1000 человек. Это, собственно, и был весь личный состав эйнзатцкоманды «2», действовавшей на территории Латвии. Численность немецких полицейских сил и гражданской администрации к концу 1943 года насчитывала в общей сложности 15 тысяч человек. Численность же «вспомогательной полиции» составляла 18 тысяч человек. К 1 сентября 1943 года их было уже 36 тысяч человек (не считая численность Латышского легиона СС, нацистских молодежных организаций и чиновников самоуправления), тогда как численность немецкого аппарата не увеличилась.

Политика германских властей с первого дня оккупации была такова: очистить «восточные оккупированные территории» от евреев и коммунистов должны сами жители этих территорий. Погромы и расстрелы коммунистов и евреев поручили местным полицаям. В числе организационных мероприятий на первом месте стояло «формирование вспомогательной полиции и защитных команд» из местного населения. Сформированные в первые дни германской агрессии в Латвии отряды «самообороны» в основном представляли собой воссозданную довоенную военизированную организацию «Айзсарги» («Стражники»). Каждый батальон «самообороны» состоял примерно из 500 человек. В последующие месяцы оккупации, после того как закончилась вакханалия первых казней и еврейских погромов, батальоны «самообороны» несли охрану транспортных коммуникаций, военных объектов, концлагерей, а также выполняли карательные функции.

В Ригу и Рижский округ, вскоре после захвата города частями вермахта 29 июня, вступили зондеркоманда «1а» и эйнзатцкоманда «2». Первой руководил штурмбанфюрер СД Мартин Зандбергер, второй – оберштурмбанфюрер СС Эдуард Штраух, аналогичный пост он занимал и в Белоруссии. Под их руководством в Риге в начале 1941 года из отрядов латышских националистов были организованны первые несколько рот «Латышской вспомогательной полиции» в количестве 400 человек. Латышским комендантом Риги был назначен подполковник Вальдемар Вейсс, один из будущих командиров легиона СС.

Были образованы две самостоятельные группы специально для проведения погромов. Вспомогательная полиция в количестве 400 человек обеспечивала охрану города. На основе всех этих формирований предполагалось создать так называемую латышскую милицию. Префектом полиции был назначен Штиглиц, его помощником Арвер Оше.

Формирование «команды Арайса» началось еще 5 июля 1941 года, когда руководитель латышской фашистской организации «Перконкруст» Густавс Цельминьш призвал латышей вступить в добровольную «команду безопасности», которой руководил В. Арайс (на момент формирования отряда Арайс возглавлял всю рижскую полицию). В течение лета и осени 1941 года «команда безопасности» Арайса расстреляла в Викерниекском лесу около 10 тысяч человек, как латышей, так и евреев, коммунистов, прочих «инакомыслящих» и просто душевнобольных, которые, согласно расовой теории нацистов, также подлежали уничтожению.

При расстрелах присутствовал и начальник оперативного отдела Латышской политической полиции (ЛПО) Тейдеманис. А заместитель начальника оперативного отдела ЛПО Эдгар Лайпениекс любил лично принимать участие в казнях политзаключенных Центральной рижской тюрьмы, хотя это не входило в его прямые обязанности.

В 1943 году «команда Арайса» была преобразована в Латышскую полицию безопасности и начала выезжать в другие города и уезды Латвии, где уничтожила еще около 5 тысяч человек. Так, например, подчиненные Арайса принимали непосредственное участие в карательных операциях в феврале и марте 1943 года в Даугавпилсском округе, которыми лично руководил высший фюрер СС и полиции в «Остланде» группенфюрер СС Фридрих Йекельн.

Прошло чуть более недели с того дня, как немецкие войска вступили в Ригу, и 8 июля 1941 года Штиглиц направил свой первый отчет командиру Эйнзатцкоманды «2»: «За сутки арестован 291 коммунист и в 557 кварталах произведены обыски’. Кроме того, в ходе всех этих «спонтанных акций по самоочищению», как это называлось на эсэсовском жаргоне, только в Риге в первые дни оккупации было убито около 500 евреев.

В Даугавпилсе, так же как и в Риге, 3 июля 1941 года латышские националисты с помощью немцев создали городское самоуправление и Службу вспомогательной полиции. Во главе обоих встал бывший капитан латвийской армии Петерсонс. «В службу вспомогательной полиции (СВП), как говорилось в немецких документах, — вошли бывшие военнослужащие латышской армии и члены бывшей организации самозащиты (айзсаргов).

Таким образом, новые органы власти включали в себя немецкие и коллаборационистские, которые состояли из немцев и местных предателей. При формировании органов власти фашистами активно использовался местный элемент.

2.4 Карательные органы

В ноябре 1941 года на пост высшего фюрера ОС и полиции в «Остланде» был назначен группенфюрер СС и генерал-лейтенант полиции Фридрих Йекельн.

«10 или 11 ноября 1941 года в здании гестапо в Берлине, — рассказывал позднее на судебном процессе в Риге сам Йекельн, — Гиммлер объявил мне, что я назначен высшим фюрером СС и полиции Остланда и я должен буду выполнять все его указания, дав мне очень большие полномочия и предложив для начала активно использовать уже созданные в Остланде многочисленные полицейские организации». Йекельн сразу же занялся реорганизацией вверенных ему отрядов «туземной полиции» в Прибалтике, начав с Латвии, так как его резиденция размещалась в Риге.

В рамках этой реорганизации латышская «вспомогательная полиция» была разделена на три отдела: политическая полиция или политический отдел; криминальная полиция или криминальный отдел; внешняя полиция или полиция порядка.

Первый, политический отдел Латышской полиции (ЛПО), который возглавлял Тейдеманис, включал в себя 7 подотделов: 1) агентурный подотдел (занимавшийся выявлением «нежелательных элементов» негласным путем, на основе доносов); 2) оперативный подотдел (занимавшийся проведением арестов и первичных допросов, перед тем, как передать арестованных в следственный подотдел); 3) следственный подотдел; 4) подотдел надзора (занимавшийся наблюдением за «подозрительными» гражданами); 5) охранное подразделение; 6) хозяйственное подразделение; 7) «картотеку».

Кроме того, Латышский политический отдел имел филиалы в ряде городов Латвии - в Лиепае (нем.: Либава) и Даугавпилсе (нем.: Дюнабург), подчиненные, соответственно, немецким начальникам филиалов СД «Либава» и «Дюнабург». Латышский криминальный отдел (ЛКО) имел филиал в Либаве, при начальнике немецкого филиала СД «Либава», о существовании других филиалов точно не известно.

Латышская политическая полиция имела местные филиалы и в некоторых городах Псковской области — в Новоржеве, Острове, Пскове, Себеже, Невеле. Основной задачей этих структур была агентурная деятельность по выявлению подполья, подготовка разведывательно-диверсионных групп для действий в советском тылу и выполнение разнообразных заданий фашистов по проведению карательных акций против населения, охране лагерей и тюрем. Псковичи, пережившие оккупацию, вспоминали, что наибольший страх внушали именно латышская полиция безопасности.

В качестве агентов нацистских спецслужб в оккупированных районах выступали старосты, полицейские, лесники, владельцы рюмочных, пивных и закусочных. Они были обязаны сообщать о подозрительных людях, происшествиях и активистах советской власти. Агентурная сеть сводилась в резидентуры, во главе которых стояли коллаборационисты из числа служащих немецких оккупационных органов. Некоторые агенты проходили специальную подготовку и засылались в другие населенные пункты. Основная деятельность органов полиции безопасности была направлена на уничтожение советских партизанских отрядов и подполья. Местные отделения полиции проводили карательные операции, к участию в которых привлекались местные полицейские и охранные батальоны (первые находились в ведении СС и полиции, вторые - в ведении вермахта).

В 1943 году латышская полиция была вновь реорганизована, чтобы сделать ее структуру параллельной немецкой и облегчить контроль над нею. С этого времени политическая и криминальная полиции были объединены под общим названием «полиция безопасности» (зипо). Новая полицейская система включала в себя две группы: группа А (немецкая полиция безопасности во главе со штурмбанфюрером СС Францем Ланге); группа В (латышская полиция безопасности во главе со штурмбанфюрером СС Виктором - Бернхардом Арайсом).

«Внешняя полиция», иначе называвшаяся также «полицией порядка», с самого начала находилась в подчинении немецкого командира полиции порядка (орпо), а не командира полиции безопасности и СД. Она включала в себя латышские полицейские префектуры и участки. Организация и структура полицейских участков были такими же, как и в довоенной полиции. Кроме полиции порядка, или внешней полиции, в эту структуру входила местная криминальная полиция и политическая полиция со своими районными отделениями. Они также были восстановлены в своей довоенной форме, но с самого начала находились в подчинении немецких командиров полиции безопасности и СД.

Кроме того, полиция порядка включала в себя несколько десятков латышских полицейских батальонов, которые должны были непосредственно участвовать в проведении антипартизанских акций и расстрелов, а также несли охрану военных, транспортных и иных объектов, концлагерей и гетто.

Создание рот и батальонов «вспомогательной полиции» в первые дни оккупации было официально закреплено указами рейхсфюрера СС и шефа германской полиции Гиммлера от 25 июля 1941 года и от 31 июля 1941 года, в которых говорилось о «создании полицейских подразделений из жителей оккупированных восточных территорий», однако еще в течение нескольких месяцев они не имели ни единой организации, ни единого названия.

Только 6 ноября 1941 года в соответствии с указом Гиммлера все носившие униформу полицейские части, сформированные из жителей восточных оккупированных областей, были объединены в так называемую охранную службу полиции порядка.

Впоследствии с мая 1943 года по начало 1944 года все Schuma-батальоны были переименованы в латышские полицейские батальоны. С 11 апреля 1944 года директивой шефа германской полиции порядка Курта Далюге вся местная полиция в Прибалтике была переименована из охранной службы соответственно в Латышскую полицию. Правда, функции и статус «полицаев» от этого не изменились. Они продолжали выполнять за оккупантов или под их руководством всю грязную работу, связанную с карательными акциями.

В начале 1942 года под непосредственным руководством немецкого командира полиции порядка Латвии полковника Макса Кнехта было сформировано 22 латышских Schuma -батальона (с 16-го по 28-й и с 266-го по 274-й). Примерно к июню 1943 года началось формирование 11 латышских полицейских батальонов «второй волны» - с 275-го по 285-й; а в конце 1943-го начале 1944 года были образованы 10 батальонов «третьей волны» с 313-го по 322-й. Примерно в марте 1944 года было сформировано также несколько «латгальских» полицейских батальонов из уроженцев юго-восточных районов Латвии (Латгалии) - всего не менее четырех (325-й, 326-й, 327-й, 328-й и, возможно, 283-й батальоны). Аналогичные подразделения, называвшиеся «охранными батальонами», создавались и немецкой военной администрацией, нов 1942-1943 годах. Практически все они были переданы в ведение СС и полиции.

Весь личный состав Охранной службы полиции порядка делился на 4 категории:

1) Полицейские, несшие службу в штабах и участках местной полиции в городах и сельских районах; в городах они назывались участками охранной полиции (Schutzpolizei), а в сельских районах - участками жандармерии(Gendarmerie). Полицейские этой категории (они назывались полицейскими категории «А») несли свою службу самостоятельно под общим контролем командиров охранной службы в городах, и командиров жандармерии - в сельских районах. Из них состоял личный состав полицейских участков, тюрем, штабов, инстанций - одним словом, весь полицейский чиновничий аппарат.

2) Полицейские, несшие службу в «единых подразделениях» (то есть в так называемых Schuma -батальонах). Они составляли категорию «В» и несли службу в полицейских батальонах и полках, находясь постоянно на казарменном положении и, в сущности, ничем не отличались от воинских частей (кроме боевой выучки и вооружения).

Именно они чаще всего использовались для антипартизанских карательных операций, казней и т.п. «Единые подразделения представляли собой отделения (Gruppen), взводы (Zuge) и роты (Кompanien), объединенные в батальоны (Schutzmannschaft- Ваtаilliоnе, Schuma - Ваtaillone ). Батальонам были приданы также технические и специальные формирования;

3) Пожарная служба (Feuerschutzmannschaft). К этой категории относились все имевшиеся местные пожарные службы, без различия формы организации - добровольные, профессиональные и заводские.

4) Полицейские в составе «вспомогательной охранной службы»(Hilfschutzmannsaft). Эти полицейские категории «С» имели оружие, униформу (как правило - переделанную из черных мундиров немецких «Общих отрядов СС), но при этом постоянно проживали в своих домах, а не в казармах. Их вызывали в случае необходимости по требованию военных комендатур или полиции и использовали в качестве рабочих команд, команд для охраны военнопленных, для борьбы с партизанами в окрестных районах и тому подобных задач.

По штатам каждый полицейский батальон состоял из штаба батальона (5 человек) и 4 рот (в каждой по З стрелковых и 1 пулеметному взводу). Численность каждой роты составляла 124 человека, общая численность батальона - 501 человек. (Ранее, в 1942 году, в батальонах было только по 3 стрелковые роты, пулеметной не было; общая численность батальона составляла 460 человек) Однако действительная численность могла быть больше или меньше штатной. Иногда она достигала 700 человек, в этом случае из избыточного личного состава формировался новый батальон. Различали несколько типов полицейских батальонов (Schumaбатальонов): 1) фронтовые; 2) патрульные; 3) резервные. Они объединяли весь «избыточный» личный состав и носили номера фронтовых и патрульных полицейских батальонов, занимаясь их комплектованием; 4)саперные и строительные батальоны, которых было сравнительно немного. Таким образом, в 1942-1943 годах местная латышская полиция была окончательно вписана в систему немецкой полиции на оккупированных территориях, почти полностью копируя ее организационную структуру.

Назначение офицеров из числа литовцев, латышей присвоение очередных офицерских званий (как в германской полиции) осуществлял немецкий командир полиции порядка в Латвии. Срок службы в полицейских батальонах, согласно письменному обязательству, составлял 6 месяцев, хотя, как правило, он продлевался. Вербовка новобранцев в полицейские батальоны в течение первых 6 месяцев, пока не истек срок договора первых добровольцев, была добровольной. Но уже в 1942 году все изменилось. Призывников, достигших 18-летнего возраста, стали призывать в полицейские батальоны в обязательном порядке. О том, как проводились мобилизации в полицейские батальоны до февраля 1943 года, пишет бывший полицай 16-го (Земгальского) латышского полицейского батальона, в начале 1943 года вошедшего в состав Латышского легиона СС и 2-й латышской бригады СС в качестве батальона: «..Призвали меня в 18 лет, в 1942 году. Мобилизацию проводила местная латышская администрация, фактически - местное самоуправление. Я сказал бы, большинство этому не сопротивлялось. Но были и такие, кто не хотел идти служить. Приказ мне прислали на дом. Не пойди я, никто бы меня искать не стал. Но тогда существовала биржа труда, работать был обязан каждый. Точнее, биржа направляла тебя на работу... Словом, в повестке, которую я получил, содержался приказ о призыве и предупреждение о том, что за неявку я буду привлечен к суду по законам военного времени. Выходит - принудиловка. Но мне неизвестны случаи, чтобы за уклонение от призыва кого-нибудь судили или расстреляли...». Это ясно свидетельствовало о том, что немцы больше не рассчитывали на одних лишь добровольцев для исполнения грязной работы.

Таким образом, карательная система была весьма разветвлённой, основывалась на привлечении местных элементов и чёткой немецкой организации.

2.5 Карательные акции, партизанское движение

Мобилизация в Латышский легион СС проходила далеко не так гладко, как представляли некоторые немецкие источники. Разведсводки Латвийского штаба партизанского движения в эти дни пестрят сообщениями о стычках между немцами и латышскими легионерами. Так, в конце февраля 1943 года произошла перестрелка в Кокнисе, в результате которой латышские легионеры убили двух немцев. В марте 1943 года сообщалось, что призывники скрываются от мобилизации и на них организуются облавы. Месяцем позже, как утверждали, в Риге произошел бой между немцами и легионерами, после чего распространился слух о расформировании Латышского легиона СС. В последних числах апреля произошли перестрелки между немцами и латышскими легионерами в Валмиере и Тукумсе, а в деревне Клечи - рукопашная драка. Недовольство было вызвано главным образом тем, что латышские добровольцы получали меньше немцев, зато их чаще посылали в бой против партизан. И не удивительно. Ведь такое количество немецких полицейских частей было пригнано в Латвию не столько затем, чтобы своими руками воевать с партизанами, сколько затем, чтобы следить за латышскими легионерами, чтобы те не отступили, не дезертировали или не перешли на

сторону партизан. Оккупанты предпочитали большинство карательных акций проводить чужими руками.

И все же, несмотря на мобилизацию, 15-ю латышскую дивизию пришлось доукомплектовывать солдатами латышских частей вермахта, ВВС и латышских полицейских батальонах. Подготовка рекрутов должна была осуществляться под руководством инструкторов из латышских полицейских батальонов, не на территории Латвии, но не менее чем за 10 км от линии фронта. Однако в конце марта 1943 года часть новобранцев, еще не прошедших соответствующей подготовки, была срочно передана в Латышскую бригаду СС, которая в то время вела затяжные бои на фронте и несла тяжелые потери. Некоторым из легионеров-новобранцев удалось дезертировать по дороге на фронт. Так, в апреле 1943 года из Митавы в сторону села Новосокольники, где шли бои, вышел эшелон с легионерами. 15 апреля из этого эшелона в 8 км от Лудзы в сторону 3илупе сбежало 15 новобранцев.

В сентябре 1943 года Латышская бригада СС получила новую партию рекрутов. Но и на этот раз не обошлось без случаев дезертирства. 23 сентября 1943 года очередная партия легионеров была отправлена на фронт в закрытых вагонах под охраной немецких автоматчиков. Но буквально через два дня по пути на фронт, на перроне в Пскове, 25 солдат-латышей взломали дверь вагона и бежали. По сообщению перебежчика из 1-го полка СС, настроение легионеров в бригаде было плохим, все были обозлены на немцев.

Тотальная мобилизация в Латышский легион СС породила небывалое до сих пор партизанское движение, так как многие призывники, чтобы уклониться от службы в легионе или от угона в Германию, предпочитали бежать в леса. Особенно массовый размах это движение приобрело в юго-восточных районах Латвии, граничащих с Белоруссией, - в Даугавпилсском округе.

Характерно, что в ходе мобилизаций 1943- 1944 годов Даугавпилсский округ показал самые худшие результаты (по данным вплоть до марта 1944 года). И это неудивительно, так как этот округ представлял собой нечто иное, как Латгалию, историческую область на востоке Латвии с центром в г. Даугавпилс. Нацистские расоведы выделяли латгальцев в отдельную группу «лепизированных восточноевропейцев», то есть «неполноценных латышей, в которых больше русской или польской крови, чем латышской и, тем более, германской. В действительности, конечно, само различие между «латышами» и «латгальцами» было создано искусственно, что было весьма характерным для германской оккупационной политики, руководствовавшейся принципом «разделяй и властвуй». Как пример, стоит вспомнить «Замечания рейхсфюрера СС по поводу Генерального плана “Ост”» и документы о дискриминационной политике в Польше, в которых нацисты пытались искусственно раздробить единые народы на мелкие национальные группы; той же цели служили и многочисленные таблицы «расовой полноценности» наций, разрабатывавшиеся нацистскими расоведами перед войной.

По воспоминаниям гауптмана охранной полиции Буркхардта, который 1 декабря 1943 года был назначен начальником призывного штаба «Рига» при Латышской добровольческой бригаде СС и занимался подготовкой новобранцев для ее пополнения и преобразования в дивизию, ему были даны следующие указания: «Среди призывников указанных возрастов особое предпочтение следовало отдавать латышам, хорошо зарекомендовавшим себя сотрудничеством со штабом генерал-инспектора (Латышского легиона), латышской и германской полицией и руководящими германскими органами... Особенно пригодными являются бывшие офицеры и унтер-офицеры латвийской армии, а также резерва, латыши с высшим образованием или буржуазного происхождения, сыновья зажиточных крестьян, а также те латыши, чьи антикоммунистические настроения хорошо известны. Латгальцев, в особенности русского и польского происхождения, сельскохозяйственных рабочих (промышленные рабочие в основном не подлежали призыву) и бывших коммунистов я должен был отсеивать».

То, что латгальцев не брали в части войск СС, еще не означало, что немцы вообще не трогали их. Им отводилась примерно такая же роль, как и литовцам или белорусам - поставлять рабочую силу для рейха. Это касалось и жителей Псковской области, вошедших после войны в состав РСФСР, а в годы оккупации входивших в состав Абренского уезда Даугавпилсского округа Латвии. Местные жители платили нацистам за геноцид той же монетой, уходя в леса к партизанам.

В течение 1942-1944 годов в пограничных районах Псковской области действовало несколько крупных латышских полицейских отрядов, использовавшихся немцами для карательных акций и уничтожения «пособников партизан», а также для усиления межнациональной розни. Например, именно в Абренском (Пыталовском) уезде гитлеровцами были сформированы 273-й и 276-й латышские полицейские батальоны (до 500 человек каждый). Впоследствии, в 1942 году, они вместе с немецкими и другими латышскими полицейскими частями принимали участие в антипартизанских операциях, таких как «Болотная лихорадка» и «Зимнее волшебство», проводившихся в основном в пограничных областях Белоруссии и на юге и юго-западе Псковской области[11, с. 60-62].

Операция «Болотная лихорадка», проводившаяся в сентябре 1942 года под личным руководством группенфюрера СС Фридриха Йекельна, стала одной из первых широкомасштабных антипартизанских операций в Даугавпилсском округе, на границе с Белоруссией и Псковской областью. «Гиммлер поручил мне лично руководство этой операцией, заявил Йекельн в своих показаниях на суде в Риге.- Причиной для ее проведения послужила угроза немецким коммуникациям со стороны местных партизан. В операции были задействованы 1-я пехотная бригада СС, до полутора полков танков (из состава 3-го танкового корпуса вермахта), 28-й полицейский полк и подразделения жандармерии. Тогда мы сожгли несколько деревень и с десяток хуторов. Люди, бывшие там, были увезены представителями СД в лагеря вместе с детьми, стариками и старухами. Скот был также угнан. Продукты забраны и употреблены в рамках сдачи гражданскими организациями германской армии. Граждане, которые с оружием в руках боролись против наших оккупационных властей, обычно расстреливались. А те лица, которые содействовали партизанам, отправлялись в лагеря».

Перечисляя те части вермахта и полиции, которые принимали участие в операции «Болотная лихорадка», Йекельн не упомянул о роли латышских полицейских батальонов. Но детали сохранились в письменных отчетах, написанных тем же Йекельном в Берлин о результатах операции. «2-3 сентября 1942 года, - говорилось в заключительном отчете Йекельна об операции “Болотная лихорадка” от 6 ноября 1942 года, - моторизованный патруль жандармерии и рота 15-го латышского полицейского батальона уничтожили в бою 70 бандитов».

Обратившись к спискам полицейских частей, сформированных гитлеровцами на территории оккупированной Прибалтики, можно обнаружить, что «15-го» латышского батальона там нет. Это, несомненно, опечатка. Однако там есть вполне реально существовавший 16-й (Земгальский) латышский полицейский батальон. Это был один из первых батальонов латышской «вспомогательной полиции», сформированный в Риге 4 сентября 1941 года под командованием подполковника Мангулиса (с 22 декабря 1941 г. командиром батальона стал гауптман Коциньш).

В послевоенные годы ветераны этого батальона любили утверждать, что они, дескать, были просто солдатами, которые сражались на фронте и не участвовали ни в каких казнях, расстрелах и т.п. На первый взгляд, кажется, что так оно и есть. С 22 октября 1941 года 16-й батальон переброшен на Ленинградский фронт, в распоряжение командира тылового района 584 (немецкой 16-й армии), и в тот же день впервые принял участие в боевых действиях в районе Сольцы (западнее озера Ильмень), С ноября 1941-го по август 1943 года он почти постоянно находился в прифронтовой полосе (за исключением коротких промежутков в апреле 1942 года и в июне 1943 года, когда батальон возвращался в Ригу «на отдых». С 8 февраля 1943 года 16-й полицейский батальон официально вошел в состав 2-й (будущей Латышской) пехотной бригады ОС и стал называться III батальоном Латышского легиона ОС.

Но вот свидетельство «ветерана» этого же 16-го латышского полицейского батальона: «В сентябре 1942 года мы прибыли в район Даугавпилса на учебные занятия до марта (1943 года), когда был сформирован первый полк (Латышского легиона СС)». Таким образом, «учебные занятия» сводились к чисто карательным операциям: будущие легионеры учились жечь и грабить деревни и расстреливать мирных жителей.

Итог операции, согласно все тому же отчету Йекельна от 6 ноября 1942 года, был таков:

«В ходе этих операций были достигнуты следующие успехи: а) очищено и разрушено 49 партизанских лагерей, укрепленных точек и опорных пунктов, а также несколько населенных пунктов в заболоченной местности, служивших убежищем для партизан; б) убито в бою 389 вооруженных бандитов, осуждено и расстреляно 1274 подозрительных лица, казнено 8350 евреев; в) выселено 1217 человек...»[46, с. 45-48].

С началом тотальной мобилизации 1943 года оккупационные власти предприняли еще несколько карательных операций в «партизанских районах» Латвии - «Зимнее волшебство» и «Снежный заяц», которые прошли одна за другой в феврале и в марте 1943 года

«Целью их, - как заявил Йекельн, - являлась очистка от партизан района, ограниченного городами Великие Луки - Витебск - Даугавпилс - Себеж. Этот район считался партизанской республикой. Все пути, ведущие туда, были разрушены, мосты взорваны. В секторе действий, которым было поручено руководить мне, со стороны Латвии участвовали два батальона армейских войск вермахта и три латышских батальона, выделенных комендантом Даугавпилса (боевая группа Шредера). Партизаны в этих боях потеряли свыше ста человек. Остальным удалось уйти. В ходе операции было арестовано свыше тысячи мирных жителей, которые подозревались в помощи партизанам. Часть из них была расстреляна. Другая часть вместе с детьми была отправлена в концлагеря. За время операции «Зимнее волшебство» мы сожгли около 10 населённых пунктов, которые встретились на пути».

Латвийскими националистическими формированиями только летом 1941 года в Качановском и Пыталовском уездах Псковской области было расстреляно около 1600 человек. Зимой 1942- 1943 года латышские полицейские батальоны и айзсарги на юге Псковщины и в северной части Белоруссии провели операцию по созданию так называемой нейтральной зоны (или «белой полосы») шириной до 40 км, с целью уничтожения партизан и «обустройства будущих границ». В этой зоне были уничтожены почти все деревни, а жители - почти 200 тысяч человек - были либо уничтожены, либо угнаны в Германию, либо «выселены в лагеря, в том числе в концлагерь Саласпилс.

Вооруженные формирования латышских националистов айзсарги, воссозданные в первые дни немецко-фашистской оккупации как (батальоны самообороны», выполняли самые разные задачи от охраны населенных пунктов и дорог до участия в арестах и контрпартизанских операциях. По сути, они выполняли ту же работу, что и полицаи, то есть члены латышских полицейских батальонов. Все доводы бывших айзсаргов о том, что они были насильно мобилизованы и только охраняли правопорядок в населенных пунктах, не участвуя в карательных акциях, - замечает историк Александр Седунов, — совершенно необоснованны. Все это говорилось ими на следствии ради того, чтобы их действия не были квалифицированы как измена Родине и вооруженная борьба против советской власти (статья 58, часть 1 УК СССР).

Однако эти отряды, прежде всего, привлекались для участия в карательных акциях, проводившихся как вблизи их зоны ответственности, так и в отдаленных местностях». Все члены националистических формирований были обязаны сообщать немецкому командованию о передвижениях неизвестных лиц, а тем более партизан. Очень часто многие айзсарги добровольно участвовали в арестах, обысках, допросах и казнях советских активистов и партизан. Причем особенным истязаниям подвергались именно те, кто в 1940 году проявил себя в первой советизации республик Прибалтики. Латышские айзсарги и эстонские члены «Омакайтсе» выезжали на «акции против партизан и подполья вместе с подразделениями СС и немецкими частями. Иногда подобные операции локального характера продолжались в течение нескольких недель.

Между тем, с целью борьбы с партизанами в юго-восточных районах Латвии уже 4 февраля 1943 года приказом высшего фюрера СС и полиции в Юстланде» обергруппенфюрера СС Йекельна были сформированы две боевые группы для борьбы с партизанами, действовавшими на границе Латвии и Белоруссии.

Боевая группа Шредера (под командованием бригаденфюрера СС и генерал-майора полиции Вальтера Шредера, фюрера СС и полиции в Латвии) в составе трех латышских батальонов, включала в себя оперативный штаб, 273-й, 280-й и 281-й латышские полицейские батальоны, одну украинскую роту и одну литовскую роту.

Боевая группа Кнехта, носившая кодовое название «Берта» (под командованием полковника охранной полиции и штандартенфюрера СС Макса Кнехта, командира полиции порядка (ОРПО) в Латвии) насчитывала в своем составе 4 латышских батальона, всего около 2500 человек, в том числе оперативный штаб, 10-й взвод моторизованной жандармерии, 217-ю зенитно-артиллерийскую батарею (под командованием Хатье), взвод связи (под командованием Ленинского), 276-й, 277-й, 278-й и 279-й латышские полицейские батальоны. Позже, в конце марта 1943 года, боевая группа Кнехта была переформирована, в результате чего в ее состав, помимо оперативного штаба, вошли 275-й латышский полицейский батальон (в составе всего одной роты), 276-й, 265-й, 266-й и 279-й латышские полицейские батальоны, полицейский полк «Норд» (сформированный из прибалтийских немцев специально для выполнения карательных операций в Прибалтике) и «группа особо ценных евреев» (предположительно, отряд еврейской полиции одного из гетто).

Вслед за полицейскими батальонами следовали команды немецкой и латышской полиции безопасности и СД. Это была печально известная «команда Арайса», к тому времени уже преобразованная в Латышскую полицию безопасности и СД, во главе со штурмбанфюрером Виктором Бернхардом Арайсом.

«В интересах защиты границы бывшей Латвии от нападений партизан с сопредельной белорусской территории, - говорилось в отчете о проведенной операции, - генерал Йекельн, высший фюрер ОС и полиции “Остланда”, в период с начала февраля по середину апреля 1943 года предпринял военную операцию с целью создания нейтральной зоны шириной 40 км. Эта полоса земли без жителей и населенных пунктов должна была лишить партизан их опорных пунктов. Операцией руководил лично Йекельн».

«Оперативное пространство лежало между Дриссой на юге, Зилупе и Смольнаталь на севере, - говорилось далее в отчете. - Около года назад немецкие комендатуры из-за опасности партизанских нападений оставили эту территорию. Полосы шириной 5 км вдоль железной дороги оставались под контролем вермахта. Отступая, комендатуры предоставили жителям-мужчинам право выбора: либо уйти вместе с немецкими войсками, либо остаться. Многие ушли и чаще всего несли затем охранную службу.

Операция разворачивалась следующим образом: войдя в деревню, солдаты расстреливали всех, кого можно было подозревать в принадлежности к партизанам. Таковыми считаются практически все жители-мужчины в возрасте от 16 до 50 лет. Обосновывалось это тем, что они в свое время не ушли из этих мест, когда уходили комендатуры. Вслед за регулярными войсками появлялись части СД, которые действовали примерно так: всех подозрительных среди тех, кто остался, расстреливали. Стариков и инвалидов, которым был не по силам долгий пеший марш - расстреливали. Остальные - в основном женщины с детьми - направлялись пешком к месту так называемого второго шлюзования. Тех, у кого в пути отказывали силы, расстреливали. Из сборных лагерей людей направляли в другие лагеря, например в Саласпилс под Ригой, где женщин отделяли от детей и направляли на работу в Германию.

Деревни в большинстве случаев еще до прибытия хозяйственных команд с целью сбора оставшихся ценностей подвергались разграблению и сожжению. В ходе продолжающейся операции сопротивление все возрастало. В отдельных случаях разыгрывались настоящие сражения, в ходе которых пускали в ход и артиллерию. Причем партизанам почти всегда удавалось после окончания сражения скрыться, захватив с собой не только раненых, но и убитых. На завершающей стадии операции все чаще бывало, что жители заранее покидали свои деревни и русские их поджигали. Всего было уничтожено несколько сот деревень, среди них и такие, где насчитывались тысячи жителей».

По окончании операции, как отмечалось в отчете, «...латышские члены охранных отрядов возвратились домой с богатой добычей и теперь похваляются своими «славными делами» [46, с. 58-59].

Правда, боевые успехи были мало впечатляющими. В отчете о результатах второй части операции за время с 25 февраля по 5 марта 1943 года приводились следующие результаты: «убитых в бою бандитов - 1», «подвергнутых особой обработке (то есть казненных) - 633», сожжены -31 деревня, несколько отдельных хуторов и кирпичный завод, захвачено около 1 650 кг зерна (это было то, что полицаи не смогли разграбить и унести с собой). В графе «захваченное оружие, боеприпасы и другое вооружение значился один противогаз. Тем не менее, в ходе одной только операции «Зимнее волшебство» каратели уничтожили 2 558 мирных жителей Латвии и советских партизан, а еще 3 951 человека угнали на каторжные работы в Германию[12, с. 49].

Следом за полицейскими батальонами шли подразделения «команды Арайса», которые участвовали в уничтожении Минского еврейского гетто, а также еврейского населения Слуцка, Барановичей и Великих Лук на территории Белоруссии. Рассказывает бывший сотрудник Латышской полиции безопасности (бывшей «команды Арайса») Индрикс Круминьш, один из 120 латышских полицейских, который в марте - июле 1942 года проходил обучение в Фюрстенбергской школе СД, а затем служил в 5-й роте особого отряда «Арайса» под командованием обер-лейтенанта Карлиса Озолса: «10 июля 1942 года со всеми окончившими Фюрстенбергскую школу СД в количестве 120 человек я прибыл в Ригу в штаб Арайса, размещавшийся в то время по улице Кришьяна Барона, 99. Здесь мне было выдано удостоверение о том, что я состою на службе в отряде СД. Удостоверение было подписано начальником СД Латвии - доктором Ланге. После 10 дней отпуска часть окончивших школу СД была направлена на работу в отделения СД, а из оставшихся была сформирована 5-я рота».

Одновременно с призывом в Латышский легион СС и ростом движения Сопротивления в Латвии начались принудительные мобилизации населения на работы в Германию. Первые мобилизации рабочей силы оккупанты пытались проводить в Латвии более или менее добровольно, надеясь на свою пропаганду, развернутую при помощи местного самоуправления. Так, 19 марта 1942 года газета «Даугавас Вестнисис» («Даугавский вестник») поместила на своих страницах статью под заголовком «Думайте о том, что вы являетесь мужчинами Латгалии», которая содержала призыв к жителям Латгалии добровольно наниматься на работу в Германии. В той же статье содержался пропагандистский рассказ о группе латгальцев, которые были торжественно препровождены в Великую Германию».

Но добровольные мобилизации не давали значительных результатов (хотя в Латвии и Эстонии они проходили намного успешнее, чем, например, в Литве или Белоруссии). Поэтому 3 ноября 1942 года рейхсфюрер СС Гиммлер приказал «брать в плен все излишнее и трудоспособное население в районах действия банд (то есть партизанских отрядов), оккупируемых и прочесываемых нами. Оно должно быть направлено в Германию в качестве рабочих».

Позднее, с лета 1943 года, мобилизации на работу в Германию стали принудительными. «Поначалу, в 1941 году, — вспоминал Йекельн, - рабочая сила для этой цели вербовалась на территории “Остланда” на добровольной основе. Так было до лета 1943 года, когда в Ригу прилетел Заукель, который собрал всех немецких военных и гражданских руководителей, комиссаров, в том числе руководителей местных самоуправлений и сделал для них доклад, нарисовав мрачную картину хозяйственного положения Германии. Заукель заявил, что Гитлер поручил ему мобилизовать в оккупированных странах один миллион рабочих рук в принудительном порядке, так как в Германии уже нет практически ни одного свободного человека».

Нашли способ, кого угонять в Германию и из Латвии. Бангерскис и Данкерс обратились с просьбой к Гиммлеру разрешить им угонять только тех лиц, которые находились в прифронтовой полосе и могли быть освобождены в скором времени Красной Армией. Разрешение было получено».

Прежде всего, это касалось опять же жителей Даугавпилсского округа, так как именно здесь партизанское движение приобрело особый размах. На юго-востоке Латвии, в районе г. Россоны, возникла так называемая Россонская партизанская республика», с которой каратели безуспешно пытались покончить в последние месяцы оккупации юго-восточной Латвии.

Осенью 1943 года в Россонско-Освейском районе (Себеж - Пустошка – Невель- Полоцк - Дрисса - Освея - Себеж) силами немецких полицейских частей и 11 латышских полицейских батальонов была проведена операция «Генрих» , в ходе которой было уничтожено до 7 тысяч человек и сожжено 12 деревень. Так, в1943 году в районе Идрицы, Себежа и Невеля карательные акции осуществлял 1 -й латышский полицейский полк «Рига», общей численностью до 2 300 человек. За «храбрость, проявленную в боях с большевиками» националисты получили право носить специальные отличительные ленты на левом рукаве с надписью «Латышский добровольческий полицейский полк СС «Рига». 2-й и 3-й латышские полицейские полки также вошли в специальную «оперативную группу Йекельна, действовавшую против псковских партизан и Красной Армии на бывшей советско-латвийской границе.

Даже солдаты и офицеры Русской освободительной армии генерала Власова (РОА) писали о кровавых деяниях латышей в Белоруссии и на Псковщине: «Когда немецкие части... ушли, им на смену пришли части латвийского СС.

И сразу же начался страшный беспричинный террор. Жители были вынуждены по ночам разбегаться по лесам и скрываться в них, как дикие звери латышские эсэсовцы говорили, показывая на сотни трупов:

«Мы их убили, чтобы уничтожить как можно больше русских». Пережившие это страшное время крестьяне Псковщины рассказывали, что немцы перед своим уходом предупреждали их о том, что следует спасаться и уходить из деревень, поскольку «скоро придут эстонцы или латыши и сожгут всех».

Не менее жуткий рассказ приводится в донесении офицера по особым поручениям тыла РОА поручика В. Балтиньша, латыша по национальности, представителю РОА в Риге полковнику В. Позднякову от 26 мая 1944 года: «...Как обычно проходили насильственные мобилизации рабочей силы в Прибалтике? - рассказывает далее Йекельн. - На каждый регион -Латвию, Литву, Эстонию - Берлином время от времени спускались разнарядки. В их реализации мне оказывали активную помощь местные органы полиции.

Латышский полицейский добровольческий полк «Рига» был сформирован приказом от 27 июля 1943 года. Батальон полка «Рига» был сформирован на основе 276-го или 277-го латышского полицейского батальона; 1 батальон на основе 277-го или 278-го латышского полицейского батальона; 2 батальон - на основе 278-го или 312-голатышского полицейского батальона; 3 батальон - на основе 278-го или 281-го латышского полицейского батальона; 4 батальон - на основе 312-го, 276-го или 281-го латышского полицейского батальона. В сентябре 1943 года полк был переименован в 1-й латышский полицейский полк СС «Рига».

20 сентября 1943 года полк «Рига» был отправлен «для борьбы с партизанами» в район Орши и Браслав (Витебская область Белоруссии, вблизи белорусско-латвийской границы). Именно там и происходили страшные события, описываемые поручиком РОА Балтиньшем. По завершении карательной операции, в конце октября 1943 года, полк форсированным маршем был отправлен в Литву, где был погружен на поезд и переброшен в Идрицу (в 50 км северо-западнее Невеля), где опять же занимался борьбой с партизанами в прифронтовой полосе, а в ноябре 1943 года был вынужден принять участие в боевых действиях на фронте в 10 км между озерами Нечердо и Ясное (в 45 км западнее г. Невель).

С начала 1944 года личный состав полка был переобмундирован в эсэсовскую униформу (раньше солдаты и офицеры полка «Рига» носили форму германской полиции порядка). В апреле 1944 года полк «Рига» снова участвовал в антипартизанских операциях. В мае 1944 года его направили в район Вильнюса для борьбы с партизанами (численность партизанских сил в этом районе оценивалась приблизительно в 2 бригады). В июле 1944 года вместе с 2-м латышским полицейским полком образовал «Боевую группу «Осис» (в составе «Боевой группы СС «Йекельн») названную так по имени командира полка «Рига Роберта Осиса». В октябре - ноябре 1944 года полк участвовал в обороне Данцига и там же в ноябре -декабре 1944 года был расформирован. Его личный состав был направлен на пополнение 15-й латышской дивизии войск СС.

Цель антипартизанских операций на юго-востоке Латвии и в пограничных районах Белоруссии и Псковской области была двоякой. Во-первых, покончить с партизанскими отрядами, угрожавшими как проводимым оккупантами мероприятиям, так и военным коммуникациям вермахта. Во-вторых, захватить как можно больше материальных ценностей и рабочей силы для отправки на принудительные работы в рейх.

По данным Чрезвычайной республиканской комиссии Латвийской ССР по расследованию злодеяний немецко-фашистских захватчиков и их пособников, только на территории Латвии было истреблено 313 798 мирных жителей (в том числе 39 835 детей), включая около 100 000 собственно жителей Латвии, и 330 032 советских военнопленных.

На принудительные работы в Германию из Латвии и приграничных псковских и белорусских областей было угнано 279 615 человек, что было даже больше, чем в Литве.

Из числа вывезенных в Германию, большая часть погибли в лагерях и на сооружении укреплений в Восточной Пруссии. Экономический же ущерб от немецко-фашистской оккупации Латвии составил около 20 млрд. рублей в довоенных ценах.

Таким образом, каратели активно боролись против партизанского движения и на территории Латвии, и за её пределами. Жертвы этой «борьбы» по своим размерам колоссальны.

2.6 Холокост

Первым народом, который в Прибалтике подвергся поголовному истреблению, был еврейский. В этом оккупантам активно помогали местные фашисты, демонстрировавшие свою идейную близость к нацизму и старавшиеся выслужиться перед новыми хозяевами. Отчитываясь перед своим берлинским начальством, бригаденфюрер СС Франц Вальтер Шталекер писал: «Мы заставляли местные антисемитские элементы организовывать погромы через несколько часов после захвата города. В Каунасе вооруженные банды националистов во главе с Климантисом в ночь с 25 на 26 июня 1941 года расправились более чем с 1 500 евреями, подожгли и уничтожили несколько синагог и сожгли еврейский квартал, состоявший более чем из 60 домов». Шталекёр писал: «В течение следующих ночей около 2300 евреев было обезврежено подобным же образом. Подобные же действия, только в меньшем масштабе, имели место по примеру Каунаса и в других районах Литвы, причем они также распространились на оставшихся в этих местах коммунистов».

Будущее оккупированных территорий и народов Европы в Третьем рейхе определялось расовой теорией нацистов. Основополагающим документом в вопросе о будущем оккупированных территорий на Востоке, включая и Прибалтику, стал документ от 27 апреля 1942 года «Замечания и предложения по генеральному плану «Ост». Этот план предусматривал полное онемечивание Эстонии и Латвии в течение 20 лет. Для этого планировалось заселить Прибалтику немцами, а из местных жителей оставить лишь тех, кто обладает «ярко выраженными признаками нордической расы».

Территория Латвии одной из первых среди советских республик была целиком оккупирована нацистами. Она стали полигоном для апробации айнзацгруппами технологии массовых казней, осуществленных в первые дни войны, как оккупантами, так и местными националистами. С августа 1941 г. территория вошла в рейхскомиссариат "Остланд". Подразделения айнзацгруппы "А" и частично "В", войск СС и вспомогательной полиции при активнейшем участии местных "партизан" и полицейских методично уничтожали евреев городов и местечек Латвии.

Рига была оккупирована войсками группы армий "Север" 1 июля 1941 г., а вся территория республики - к 8 июля. Самым активным образом в Холокосте в Латвии участвовали местные националисты. В начале августа 1941 г. штаб-квартира рейхскомиссариата "Остланд", который возглавлял Г. Лозе, была переведена из Каунаса в Ригу. Здесь же расположился начальник полиции безопасности и СД "Остланда". Осенью 1941 г. эту должность занял обергруппенфюрер СС Ф. Йекельн, "отличившийся" до этого в Украине, в частности в Бабьем Яре. Перед отъездом в Ригу он побывал на аудиенции у Гиммлера, который потребовал ускорить решение "еврейского вопроса" в Прибалтике и Белоруссии и поделился идеей ликвидации рижского гетто. Именно с реализации этого приказа Гиммлера Йекельн начал свою карьеру в "Остланде". В Румбульском лесу в пригороде Риги было вырыто три огромных ямы (советских военнопленных, занятых на этих работах, немедленно расстреляли). В конце ноября - начале декабря 1941 г. сюда стали привозить тысячи евреев. У каждой ямы располагалось по четыре стрелка-эсэсовца. Людей заставляли раздеваться и ложиться лицом вниз. Двое гитлеровцев расстреливали каждую партию, а вновь прибывших обреченных заставляли ложиться сверху на погибших. Йекельн называл этот метод "пачка сардин.

В статье «Германизировать?» от 20 августа 1942 года Гиммлер писал, что германизации подлежит «не столько население, сколько территория». «Наша задача - обеспечить, чтобы на Востоке жили только люди действительно немецкой, германской крови…». Генеральный план «Ост» предусматривал депортацию 50% латышей, всех латгальцев, 50% эстонцев, 85% литовцев. Остальная часть оценивалась «достойной германизации».

Массовое уничтожение населения опустошило земли Прибалтики. По оценкам Р. Мисиунаса и Р. Тагепера, только в результате казней, совершенных властями «Остланда» в трех республиках, было истреблено 210 тысяч человек местного населения, из них - 65 тысяч в Латвии.

В уничтожении евреев оккупантам активно помогали местные фашисты. Бригаденфюрер СС Вальтер Шталекер писал в своем отчете: «Мы заставляли местные антисемитские элементы организовывать погромы через несколько часов после захвата города».

Уже летом 1941 года по Латвии прокатились еврейские погромы. 29 июня 1941 года глава СД и Главного управления имперской безопасности Г.Гейдрих направил всем командирам “айнзацгрупп” директиву, в которой предписывалось “не препятствовать устремлениям по самоочищению со стороны антикоммунистических и антиеврейских кругов на оккупированных территориях”http://www.budgetrf.ru/Publications/Magazines/VestnikSF/2006/vestniksf298-10/vestniksf298-10080.htm - a48. 11 июля 1941 года латышская газета “Тевия” писала: “Еврейские грехи очень тяжелы: они хотели уничтожить нашу нацию, и поэтому они должны погибнуть как культурная нация.

Политика германских властей с первых дней оккупации была такова: очистить «восточные оккупированные территории» от евреев и коммунистов должны сами жители этих территорий. Неудивительно, что вся грязная работа – погромы и расстрелы – была поручена местным полицаям: если они хотят и в будущем сотрудничать с немцами, то это надо сначала заслужить. Как отмечал бригаденфюрер СС Шталекер, организовать чистки и погромы в Латвии оказалось сложнее, чем в Литве: «В основном это объясняется тем, что национальное руководство было угнано Советами. Однако путем оказания влияния на латышскую вспомогательную полицию удалось организовать еврейский погром, во время которого было разрушено несколько синагог и убито 400 евреев».

Расправы творились с жутким садизмом: «Равнину Салману Оссовскому отрезали голову пилой, а главе виллиампольской еврейской общины Абрахаму Гродзенскому отрезали язык и выкололи глаза. Детям разбивали головы прикладами винтовок. Людей вырезали целыми семьями в их собственных квартирах, а тех, кто пытался спастись, ловили и убивали на улицах.

Одна из наиболее мрачных страниц трагедии еврейства в годы Второй мировой войны - это уничтожение советского еврейства. Именно с СССР начался сам нацистский геноцид, и участь евреев в этом смысле разительно отличалась от той, которая ждала белорусов, украинцев, русских, литовцев, латышей, эстонцев и представителей других народов, населявших эту страну. Ликвидации подлежали абсолютно все советские евреи на оккупированных территориях.

Начиная с июля 1941 года все граждане еврейской национальности, согласно приказу оккупантов, подлежали обязательной регистрации в полицейских участках Рижской префектуры; невыполнение этого распоряжения влекло за собой расстрел на месте. К 1 августа 1941 года в полицейских участках было уже зарегистрировано до 50 тысяч евреев. Этих лиц, согласно плану, разработанному гитлеровцами, арестовывали, доставляли в Рижскую префектуру, а впоследствии направляли в Рижскую Центральную тюрьму или гетто.

В конце 1941 года и начале 1942 года гитлеровцы организовали массовые расстрелы евреев. Об одной из таких акций уничтожения бывший сотрудник полицейского участка Рижской префектуры Лазда, впоследствии осужденный за карательную деятельность, показал: «Мы конвоировали эту колонну до Румбульского леса... Среди этих лиц были женщины, старики, дети... Когда мы подогнали колонну к Румбульскому лесу, я увидел здесь большой ров. Приближаясь к нему, мы услышали автоматную очередь... Нам пришлось подождать на дороге несколько минут, пока расстреливали евреев, пригнанных сюда раньше. Затем и наша колонна была подведена к яме... Перед расстрелом евреям было приказано снять и сложить одежду... Один из немцев имел в руках палку, которой подгонял раздетых людей к яме, где происходил расстрел. В яме ходили трое немцев с автоматами в руках. Они шагали по окровавленным трупам, беспрерывно стреляя в людей... Они переставали стрелять только тогда, когда меняли диски автоматов...».

В Риге до войны проживало около 80 тысяч еврейского населения. Когда она была освобождена Советскими войсками, в городе осталось только 140 евреев. В конце 1941 года в Ригу и Саласпилс начали привозить евреев из Германии, Австрии, Чехословакии, Польши и других стран. Эшелоны прибывали на ст. Шкиротава; оттуда евреев гнали на расстрел в Румбульский лес. Часть из них временно использовали на работах в рижском гетто и Саласпилсском лагере смерти. Нацисты уничтожили в Румбуле и Саласпилсе десятки тысяч еврейских семей.

Окончательное решение «еврейского вопроса» (т. е. полное уничтожение евреев) было доверено специальному отделению IV-В при имперском управлении безопасности, которым руководил оберштурмбанфюрер Эйхман.

В Риге, Даугавпилсе и Лиепае в оккупации оставалось 54 000 – 56 000 тысяч евреев (в Риге - свыше 35 000 человек). Оккупационные власти приняли в этот период несколько весьма своеобразных мер по "защите арийской крови". По приказу Йекельна была проведена стерилизация сотен латышских женщин, состоявших в браке с евреями. Несколько десятков мужчин-полукровок были кастрированы. Именно в Риге впервые в истории Холокоста осенью 1941 г. массово расстреляли евреев - подданных нейтральных стран (Ирана, Южной и Северной Америки, включая США).

С декабря 1941 г. рижское гетто стало местом концентрации и последующего истребления евреев из Германии, Австрии и Чехословакии. Только в декабре 1941 г., согласно немецким документам, сюда было направлено 19 тысяч человек. Всего же через гетто Риги прошло 25 тысяч евреев из других стран. Таким образом, этот город (наряду с лагерем смерти Тростенец под Минском) стал местом наиболее массового уничтожения иностранных евреев на территории СССР. Вспоминает инженер Карл Симсен из Шверина, заключенный в Саласпилсский лагерь смерти: «Эйхман лично руководил истреблением людей, когда приезжал в Ригу. В течение четырех месяцев (столько времени я находился в лагере) здесь было уничтожено около 2 000 евреев. Под предлогом, что их переводят на работу вне лагеря, сто-двести больных, нетрудоспособных людей ежедневно грузили в специальные автомашины и в пути их умерщвляли (как тогда говорили - «газировали»)... Время от времени Эйхман посещал рижское гетто, чтобы контролировать и ускорять «окончательное решение» еврейского вопроса». Трофейная карта, на которой отмечено количество уничтоженных евреев, свидетельствует об ужасных размерах фашистского террора, который свирепствовал на территории «Остланда». С чисто немецкой аккуратностью здесь записаны цифры - 35 238; 136 421; 41 928; 963; 3600.

На следующем этапе - до осени 1943 г. - число жертв составило около двух тысяч человек. В октябре 1943 г., после ликвидации гетто в Латвии, уцелевшие узники были переведены в концлагерь Кайзервалъд (Саласпилс), пригород Риги.

Последние евреи на территории Латвии (около 300 человек) были расстреляны в самом конце войны - в мае 1945 г. в Лиепае, куда они были направлены из Риги на строительство оборонительных сооружений весной 1944 г. Общее число жертв среди советских евреев на территории Латвии (с учетом беженцев из Шауляя и других городов Литвы) составляет около 77 000 человек. Сумели пережить Холокост лишь несколько сот латышских евреев, оказавшихся на оккупированной территории. В отличие от Литвы, "еврейский вопрос" в Латвии был практически решен еще до Ванзейской конференции. Численность оставшихся в живых узников гетто была минимальна. На территории республики также уничтожали иностранных евреев и создавали концлагеря для трудоспособных евреев после ликвидации гетто. Небольшое количество латышских евреев использовали на принудительных работах на территории России. В столице Латвии Риге выжили менее 200 евреев, оставшихся в оккупации.

Всего за время оккупации на территории Латвии было создано в общей сложности 18 тюрем, 23 концентрационных лагеря и 18 гетто. Местами массовых расстрелов являлись ближайшие леса и лагеря под Ригой, где было уничтожено более 150 000 человек: в Бикирниекском лесу – более 46 000 человек, в Румбульском лесу – 38 000 человек, в Дрейлинском лесу – 13 000 человек, в концлагере Саласпилс – 57 000, в Рижском еврейском гетто – 35 000 человек. Основными местами расстрелов в Даугавпилсе являлись «Золотая горка», Погулянка и Железнодорожный сад, где было расстреляно более 15 000 человек. В Даугавпилсе и Резекне было уничтожено от 70 до 100 тысяч человек, главным образом евреев.

Когда в Берлине состоялось совещание по «окончательному решению еврейского вопроса», Шталекер доложил: «Эстония уже полностью очищена от евреев». В Латвии и Литве уничтожение евреев также близилось к завершению. «Систематическая работа по очищению Востока согласно приказам имела своей целью возможно полную ликвидацию евреев. Эта цель, в основном, достигнута. Исключая Белоруссию, экзекуции подвергнуто 229 052 еврея. Оставшиеся евреи мобилизуются в срочном порядке на работы и размешаются в гетто».

В то же время на территории Прибалтики гитлеровцы уничтожали не только местных евреев, но и десятки тысяч евреев, привезенных из других стран Европы.

Еврейский вопрос в Прибалтике был в основном "решен" уже в 1941-январе 1942 г. - быстрее, чем на территории всех остальных оккупированных республик СССР. Практически поголовно были уничтожены еврейские общины в малых и средних городах и местечках. В этот период погибло свыше 250 тысяч человек - более 85% жертв Холокоста в Прибалтике. Именно здесь геноцид евреев впервые стал тотальным.

В то же время весь 1942 г. и вплоть до осени 1943 г. уничтожение узников гетто в Литве и Латвии (в отличие от остальной советской территории) не носило массового характера. Лишь в период ликвидации гетто число жертв резко возросло за счет детей и нетрудоспособных. В этот период они составили около 27.000 евреев, преимущественно из Литвы. Свыше 11 000 евреев стран Балтии погибли на последнем этапе Холокоста на территории СССР. Общее число жертв составило здесь около 290 000 человек.

Открытое и зверское уничтожение евреев - их убивали прямо на улицах и в собственных домах, топили в воде и сжигали - были одной из особенностей Холокоста в Прибалтике. Местные пособники оккупантов уничтожили здесь наибольшее число евреев на оккупированных советских территориях. По степени вовлеченности местного населения уничтожение евреев носило здесь беспрецедентный характер. В то же время в Латвии - Вильнюсе, Каунасе, Шауляе, Риге - узники гетто просуществовали до осени 1943 г.

Всего немецкие фашисты убили в Латвии более 600 000 мирных жителей и советских военнопленных, в том числе более 100 тысяч граждан Латвийской ССР. Рашкевиц писал: «Основной формой уничтожения мирных граждан, которую применяли нацисты, был расстрел. Однако, наряду с этим они применяли также передвижные газовые камеры – «душегубки» для умерщвления людей, вешали их, но так как все это требовало известного труда и средств, то фашисты применяли очень простую, но мучительную форму уничтожения - голод. Держали в лагерях, в тюрьмах людей без пищи, без воды, пока те не умирали. Умирали от истязаний и пыток».

Число погибших евреев Латвии за период до Ванзейской конференции составляет, как минимум, 72 000 -74 000 человек.

На основе исследованных источников можно сделать следующие выводы: Холокост на территории Латвии имел свои страшные особенности; Латвия стала полигоном для апробации айнзацгруппами технологии массовых казней; в уничтожении евреев принимали непосредственное весьма активное участие формирования, созданные из местных жителей; для уничтожения евреев применялись различные формы (массовые и единичные), открытые и жёсткие: расстрел, повешение, утопление; массовое уничтожение евреев соответствовало планам вермахта; в Риге впервые в истории Холокоста осенью 1941 г. массово расстреляли евреев - подданных нейтральных стран (Ирана, Южной и Северной Америки, включая США); рижское гетто стало местом концентрации и последующего истребления евреев из Германии, Австрии и Чехословакии, этот город (наряду с лагерем смерти Тростенец под Минском) стал местом наиболее массового уничтожения иностранных евреев на территории СССР; «еврейский вопрос» в Латвии был решён, в основном, в 1941-1942гг.; именно здесь геноцид евреев впервые стал тотальным.

2.7 Саласпилс - Освенцим на латвийской земле

Фашисты широко использовали концентрационные лагеря как орудие физического уничтожения огромных групп «расово неполноценного» населения. Как сказал Гитлер: «Мы, должны развить технику обезлюживания. Если вы спросите меня, что я понимаю под обезлюживанием, я скажу, что имею в виду устранение целых расовых единиц. И это - то, что я намерен осуществить, это, грубо говоря, моя задача». Эту задачу и осуществляли на захваченных территориях фашисты и их приспешники.

Совершив нападение на Советский Союз, немецкие захватчики организовали массовый террор. Осуществляя планы порабощения и истребления завоёванных народов, гитлеровцы использовали многочисленные карательные органы - СС, СД, гестапо, разного рода комендатуры, префектуры, «охранные» роты, специальные полицейские подразделения.

Вся полнота власти над этой сложной машиной уничтожения находилась в руках полиции безопасности и эсэсовских главарей. Территория прибалтийских республик была отнесена к округу «Остланд». Верховным руководителем СС и полиции «Остланд» являлся обергруппенфюрер СС генерал полиции Йекельн.

Руководствуясь установками Гиммлера о том, что «латыши, литовцы и эстонцы - низшие расы, и этим должно определяться отношение к этим народам», Йекельн отдавал распоряжения подчиненным ему карательным органам о беспощадной расправе над народами стран Балтии.

По пути в лагерь люди проходили в гитлеровских застенках ряд «ступеней смерти». В Латвии одной из первых «ступеней смерти» были рижское гестапо и СД по ул. Реймерса (Gestapo – GeheimeStaatspolizei - Государственная тайная полиция; SD – служба безопасности), префектуры и уездные полицейские участки. Там людей пытали, унижали, убивали.

Материалы о пытках в подвалах гестапо передал Государственной Чрезвычайной комиссии рижанин Антон Гадзан: «Первый раз меня допрашивали в 11 часов ночи. За столом сидело трое палачей из полиции безопасности. Когда я не признался в преступлении, которое мне хотели навязать, они посадили меня на стул и просунули ноги через спинку второго стула. Полицейский сел на ноги, а второй резиновой дубинкой бил по пяткам ног. Это были неописуемые мучения...».

О произволе и издевательствах, царивших в Рижской префектуре, рассказал Дмитрий Буковский: «Меня арестовали в июле 1941 года, привели в префектуру и бросили в подвал, который уже был переполнен до последней возможности... Как милостыни арестованные просили у стражи приотворить дверь в коридор, чтобы, хотя немного открыть доступ свежему воздуху. Но просьба не принималась во внимание. В этом помещении я находился в заключении около недели. Нам давали только кусочек хлеба и воду. Часто ночью арестованных выводили на расстрел, днем их переводили в Центральную тюрьму».

Рижская Центральная тюрьма была второй «ступенью смерти». Здесь арестованных подвергали еще большим унижениям и также расстреливали. Последней «ступенью смерти» для жертв фашистского террора был концентрационный лагерь. Только на территории Латвии фашистами было создано 23 концентрационных лагеря, крупнейшим из которых был Саласпилсский лагерь смерти (немецкое название – Кайзервальд).

Как сообщал командир эйнзатцгруппы «А», действовавшей на территории Латвии, Шталекер в очередном отчете: «С декабря 1941 года из рейха поступают транспорты с евреями. Из них 20 000 были направлены в Ригу. Строительство лагеря идет при участии всех евреев и весной все эвакуированные евреи, которые переживут зиму, могут быть собраны в этом лагере». В строительстве лагеря были задействованы и евреи из Рижского гетто.

Лагерь устроили в болотистой местности, в 18 километрах от Риги, на бывшем полигоне, где ещё в царское время солдаты стреляли по фанерным мишеням. Строительство лагеря началось в октябре 1941 года, а уже в следующем году туда согнали тысячи людей не только с оккупированной территории Советского Союза, но и из многих стран Западной и Центральной Европы - Германии, Польши, Чехословакии, Австрии, Бельгии, Голландии и других стран.

По распоряжению Ланге, здесь должны были разместиться вывезенные из рейха евреи. Лагерь официально назывался "Расширенная полицейская тюрьма и воспитательно-трудовой лагерь". Строительные работы на площади 30,2 га были завершены в середине 1943-го.

Условия жизни здесь были чудовищными: холод, голод, физические наказания, угроза расстрела. Подчинялся лагерь командиру Полиции безопасности Латвии штандартенфюреру Р.Ланге. Первым комендантом лагеря был Зигфрид Никель, позже его сменил Курт Краузе. Охранял лагерь латышский отряд СД старшего лейтенанта Конрада Калейса.

Первыми узниками Саласпилса были граждане Германии, Австрии, Чехословакии, Польши и других оккупированных стран – в основном евреи и антифашисты. С мая 1942 года в лагерь стали доставлять заключенных из Рижской тюрьмы, латышских антифашистов из других тюрем и лагерей, советских военнопленных, а с 1943 года также и цыган.

Подобно чудовищной мельнице, Саласпилсский лагерь систематически перемалывал тысячи человеческих жизней. Он был обнесен двойным рядом колючей проволоки с многочисленными сторожевыми вышками. В самом центре лагеря находилась главная вышка с пулемётами. На самом видном месте была воздвигнута виселица.

Арестованные содержались в наспех построенных бараках. Каждый барак был рассчитан на 200-250 человек, но зачастую туда помещали 500-800, а то и 1 000 заключённых. Люди спали на нарах в четыре и пять ярусов, задыхаясь от недостатка воздуха. Каждый, кто заболел, мог считать себя обречённым. В конце лагеря находился карцер со множеством бункеров. В них человек мог сидеть только скорчившись. Сюда обычно заключали смертников - тех, кого на следующий день расстреливали или вешали.

Суточный рацион заключенного составлял 150-300 граммов хлеба, наполовину состоявшего из опилок, и чашки супа, приготовленного из овощных отходов и древесных листьев. Болезни и тяжкий труд приводили к высокому проценту смертности. Рабочий день продолжался 12-14 и более часов.

Саласпилс являлся центральным концентрационным лагерем с несколькими филиалами. Самыми крупными были каменоломни Сауриеши и Бема, которые обеспечивали цементный завод Шмидта. Кроме того, узники использовались на работах по добыче торфа в саласпилсских болотах, на известковом заводе, аэродроме, на строительстве дорог и других местах.

В избиении и истязаниях узников Саласпилса участвовали фашисты различных рангов и их подручные. Особой жестокостью отличался начальник СД и гестапо Латвии штурмбанфюрер Ланге, коменданты Саласпилсского лагеря Никкель и Краузе и их помощники - Теккемейер, Бергер, Хейер, а также латыши - Видужс, Тоне, Кандерс, Селис и другие. Они организовывали кровавые экзекуции, расстреливали и вешали узников в массовом порядке. Так, Краузе натравливал на людей свою овчарку, а для Теккемейера лучшим развлечением было выслеживание из-за угла своей жертвы и нанесение неожиданного удара дубинкой по голове. Старался изо всех сил угодить своим хозяевам и начальник строительства Саласпилсского лагеря смерти Качеровский. Его прогулки по территории лагеря совместно с штурмбанфюрером Ланге всегда заканчивались человеческими жертвами. Качеровский был одним из активнейших инициаторов создания в лагере «конвейерной системы» по переноске заключенными на носилках земли из одного конца лагеря в другой и обратно. Это было рассчитано на окончательное изматывание сил узников, «система» многим стоила жизни. За малейшее замедление темпа «конвейера» несчастные подвергались жестоким избиениям.

Администрацию лагеря составляли, в основном, немцы. Охрана Саласпилса, вахтенная служба пулеметной башни в центре лагеря и команды, непосредственно проводившие казни, состояли из солдат и офицеров Латышской полиции и Латышского легиона СС. Латыши- охранники вели себя соответственно своим хозяевам - фашистам. Из Справки МГБ Латвийской ССР от 11 октября 1946 года: «Арайс и один из его ближайших помощников, бывший капитан латвийской армии Цукурс, развивали у сотрудников команды звериные инстинкты: часто хватали младенцев и на виду у всех у себя на груди разрывали их». По словам некоторых очевидцев, Цукурс при этом кричал: «Дайте мне напиться крови!».

В Саласпилсе не только расстреливали, вешали и морили голодом узников, но и травили. Это происходило в специальных газовых камерах, оборудованных в автомашинах. Использовались выхлопные газы от работавших двигателей. Генерал Йекельн рассказывал: «Начальник СД и гестапо Латвии доктор Ланге в разговоре со мной о применении газовых автомашин объяснил их устройство и сказал, что люди, которые попадают в такие машины, по истечении пяти минут начинают сильно кричать, бить кулаками о стены машины, после чего теряют сознание и затем жизнь... Ланге или Фукс мне докладывали, что широко применять газовые автомашины для ликвидации людей они не могут из-за недостатка горючего. Кроме того, пропускная способность автомашин небольшая. Они говорили, что людей, умерщвляемых в газовых автомашинах, сильно тошнит и поэтому после каждого рейса смерти приходится проделывать очень неприятную и грязную работу по очистке машин. Кроме того, из машин надо выгружать трупы, что также отнимает немало времени. В силу таких неудобств Ланге и Фукс отдавали предпочтение расстрелу как наиболее легкому и быстрому способу уничтожения людей».

Бывший узник Саласпилса Каулиньш позднее рассказывал на предварительном следствии по делу Йекельна в Риге: « В лагере совершались ужасные злодеяния над заключенными: применялись пытки, избиение различными палками, расстрелы, умерщвление детей, изъятие детей от матерей, травля и истязание содержавшихся в лагерях заключенных путем напуска собак, насильственное выкачивание крови у заключенных, отбор из среды заключенных молодых девушек и насильственная их отправка в дома терпимости, умерщвление газами в бараках взрослого населения».

«В Саласпилсский концлагерь,- показал на суде сам Йекельн,- прибывало по два-три эшелона с евреями каждую неделю. По мере поступления эти партии ликвидировались. Так беспрерывно продолжалось с декабря 1941 года по середину 1942 года. В каждом эшелоне насчитывалось не менее тысячи человек. Я предполагаю, что всего нами было расстреляно до 87 тысяч человек, прибывших из других стран».

Согнанные в Саласпилсский лагерь из Латвии, Белоруссии, Ленинградской и Калининской областей люди вначале содержались вместе с детьми. Позднее детей отобрали у родителей и поместили в отдельные бараки. От голода и болезней они умирали, и была создана особая команда узников, которая выносила трупы из бараков и закапывала их за колючей проволокой.

Как вспоминала Краснова Анна Трифильевна: «…Я видела в лагере, как расстреливали, вешали людей. Трупы висели долгое время. Нас морили голодом. Каждый день выносили и бросали в яму людей, которые уже не могли передвигаться. У детей брали кровь. У меня всё тело было покрыто большими нарывами. Спать на спине или животе я не могла – спала я только на лбу и коленях…».

Из воспоминаний Жолудевой Валентины Георгиевны: « В память врезалась «баня», как обнаженных женщин и детей гнали в баню сквозь строй надзирателей с собаками. Матери стыдятся, что они голые, что на них бесстыдно глазеют охранники. Дети плачут, пугаясь собак. Из бани повели в новый барак, выдали по рубахе. Спали на полу на соломе».

Вершиной подлости были преступления фашистских «врачей». Эти убийцы проделывали над больными детьми различные опыты - производили инъекции, добавляли в пищу яды, брали кровь. Несчастные умирали мучительной смертью. Руководил этими «научными изысканиями» врач Майзнер. Детей в лагере держали отдельно от родителей. Некоторых из них продавали хозяевам хуторов для «трудового использования» - стоимость одного ребенка составляла от 9 до 15 оккупационных марок. Сейчас эти «сделки» стараются представить, как проявления жалости к детям. Возможно, в редких случаях так оно и было, однако в большинстве эти дети становились рабами новых хозяев. Детей, на которых не нашлось покупателя, просто расстреливали.

Условия в Саласпилском концлагере для детей были невыносимые. Как воспоминает Левченко Людмила Ивановна, которая попала туда ещё ребёнком: « …Нас снова погнали, опять не знал никто, куда. Подошли к забору, обнесенному колючей проволокой. Вышки с патрулями и собаками. Загнали за ворота. Так мы оказались в концлагере Саласпилс. Детей остригали наголо. Всех раздели и погнали по холоду в другой барак, так называемый «карантин». После карантина меня и еще нескольких человек отобрали и поместили в лазарет, где я подвергалась «лечению»: у меня выкачивали кровь для фашистских солдат. Однажды подошла ко мне женщина из медперсонала и сказала, чтобы я некому не говорила, что если хочу увидеть свою маму, я должна была быть одета и ждать ее. Она сказала, что завтра угоняют наших родителей и потому она проведет меня в барак, где находится моя мама. На всю жизнь я запомнила имя этой доброй женщины – звали ее Анной. Всю ночь мы проплакали с мамой, а на утро их угнали».

Из «Акта судебно-медицинской экспертизы массовых детских могил Саласпилсского концентрационного лагеря» (28 апреля 1945года): «Раскопано всего 54 могилы, содержащие общее количество детских трупов -632, из них: а) дети грудного возраста – 114; б) дети от 1 года до 3 лет- 106; в) дети от 3 лет до 5 лет-91; г) дети от 5 лет до 8 лет-117; д) дети от 8 лет до 10 лет- 160; е) детей свыше 10 лет- 44. Причины смерти эксгумированных детей не одинаковы и распадаются на группы:

1. У всех без исключения трупов налицо признаки голодания: отсутствие подкожного жирового слоя, истончение мышечных элементов. Обрисованы контуры скелета, отсутствие жира на сальниках около клетчатки печени, обнаружение в желудках некоторых трупов сосновых почек и неудобоваримых растений – все эти признаки свидетельствуют о том, что большинство советских детей, эксгумированных при Саласпилсском кладбище, умерли вследствие алиментарной дистрофии- голодания. Во внутренних органах, взятых из отдельных трупов на выбор из каждой могилы (по одному трупу), при исследовании их по методу Марша в 29 объектах обнаружен мышьяк, и поэтому смерть 29 детей следует признать насильственной и последовавшей в результате отравления мышьяком.

2. При обследовании трупов по одному из 54 ям в 29 обнаружено насильственное умерщвление детей мышьяком. Это подтверждает свидетельские показания о том, что каша и кофе, которыми кормили детей немецкие сестры «милосердия» в концентрационном лагере Саласпилс, были сознательно фашистскими варварами отравлены мышьяком с целью умерщвления детей, чтобы освободить руки матерям, для отправки их в рабство а Германию.

3. В концентрационном лагере Саласпилс у немецких фашистов была организованна фабрика кровопускания у детей даже грудного возраста: бралась кровь в размере 100-150 да 200 граммов в один раз, от чего многие из них сразу же погибали, у более старших детей кровь брали многократно, по пять и больше раз в 7-14 дней.

4. В концентрационном лагере Саласпилс дети использовались в качестве лабораторных животных. На них испытывались самые невероятные приемы, например, вводился под кожу в различных местах моча животных и человека для якобы «научной проверки» данных медицинских показаний, это производилось в совершенно антисанитарной обстановке, в то время как волосы и лохмотья, в которые дети были одеты, были покрыты паразитами: вшами, блохами, клопами. В результате уколов образовались гнойники, которые нередко приводили к смерти.

У истощенных от голода малышей фашисты систематически брали кровь для нужд немецких госпиталей. С 1942 по 1944 гг. в Саласпилском лагере было заключено несколько тысяч детей. Ежедневно, у каждого ребенка забиралось до полулитра крови, вследствие чего дети быстро погибали. Всего в лагере такой процедуре было подвергнуто 12 тысяч детей, у которых было взято более 3500 литров крови. Невинные дети служили донорами для солдат вермахта.

Рядом с Саласпилсом располагался лагерь советских военнопленных, которые жили и умирали прямо под открытым небом - Stalag 350/Z, размещавшегося в Саласпилсе. По гитлеровской терминологии лагерь военнопленных рядового и сержантского состава именовался Stammlager, сокращённо - ШТАЛАГ. Этот лагерь оказался в тени трагической известности Саласпилсского концлагеря для гражданских лиц, располагавшегося неподалёку, и поэтому о нём редко вспоминают.

Система наказаний и устрашений, применяемых в Саласпилсе, массовый террор, расстрелы и повешение были подчинены одной цели - подавлению духа сопротивления заключенных, превращению их в покорных рабов нацистского режима. Однако люди, томившиеся в Саласпилсе, не теряли бодрости духа, не склонили головы перед гитлеровцами. Они боролись даже в этих нечеловеческих условиях, поддерживая более слабых - советом, хлебом, добрым словом. Это озлобляло фашистов. В январе 1942 года у советского военнопленного Евгения Колдика, работавшего на торфоразработках, было изъято четыре антифашистских журнала. Управляющий М.Залитис сообщил об этом коменданту лагеря, указав, что военнопленный отказался назвать человека, передавшего ему запретную литературу.

Узники использовали радиоприёмник, добывали взрывчатку и изготавливали ручные гранаты, чтобы вооружиться и восстать против ненавистного врага. В Центральном государственном историческом архиве хранится обзор, представленный начальником СД и немецкой полиции безопасности в Латвии в марте 1943 года рейхкомиссару Лозе. В этом документе сообщается о трагической судьбе группы сопротивления: «В трудовом и воспитательном лагере в Саласпилсе около Риги (так фашисты официально именовали лагерь смерти) удалось напасть на след одной из коммунистических организаций и ликвидировать её. В лагере среди заговорщиков были созданы три группы. Одна занималась коммунистической пропагандой среди узников, вторая - подготовкой побега, и третья - кражей взрывчатки. Из-за недостаточного контроля мастера по взрывным работам на каменоломне узники, работающие вне лагеря, имели возможность украсть несколько килограммов упакованного донорита.

Один из узников, работающий в слесарной мастерской и кузнице, изготовил 16 железных трубок длиной примерно 25 см, которые заполнил доноритом и порохом, и снабдил огнепроводным шнуром. Заключенные коммунисты предполагали, что, когда войска большевиков будут приближаться, полиция безопасности расстреляет узников лагеря. В таком случае они решили использовать взрывчатку против полиции, и затем, во время паники, как они надеялись, бежать. Также планировалось сохранить взрывчатку, чтобы использовать для саботажа во время отступления немецких войск... Подстрекатели расстреляны».

В 1944 году, предчувствуя поражение, гитлеровцы попытались замести следы своих злодеяний. По приказу Гиммлера были произведены раскопки могил и сожжение трупов. К этой работе привлекали заключённых, которых затем тоже расстреливали и сжигали. Из-за стремительного наступления частей Советской Армии, большую часть узников Саласпилса вывезли в Германию, а сам лагерь уничтожили.

Еще летом 1942 года, предвидя возможность поражения Германии и ответственности за совершенные преступления. Рейхсфюрер СС Гиммлер приказал создать особый штаб «1005», который занимался поиском и уничтожением массовых захоронений жертв нацистского террора в «Остланде». Работы было много и до Риги штандартенфюрер СС Блобель, возглавивший штаб, добрался только к январю 1944 года. «В январе 1944 года, - рассказал на суде Йекельн, - ко мне в Ригу приехал из Берлина сотрудник гестапо Блобель, с сообщением, что лично от Гиммлера получил совершенно секретный приказ о сожжении всех трупов расстрелянных нами за это время на территории «Остланда» людей Блобель сообщил, что с помощью выделенных ему людей намеревается раскапывать могилы, затем складывать труппы вперемешку с дровами и облив бензином, сжигать их.

Миссия Блобеля была настолько секретной, что даже выданная ему команда была зашифрована номером 1089. эта команда использовала для раскопки могил опять же евреев, содержавшихся в Саласпилсском и других лагерях. После окончания раскопок, евреи, участвовавшие в этом, тоже расстреливались и сжигались вместе с остальными трупами».

В октябре 1944 года, чтобы замести следы совершенных здесь преступлений, концлагерь Саласпилс был уничтожен, а его персонал - как немцы, так и латышские полицаи, - эвакуирован.

Количество жертв Саласпилсского лагеря сейчас установить точно нереально. Документов фашистами и их приспешниками не оставлено. Современные данные разными источниками предоставляются весьма разные.

Материалами Государственной Чрезвычайной комиссии установлено, что в Саласпилсском лагере смерти и в его отделениях за годы войны было замучено более 100 тысяч мирных граждан и советских военнопленных. В книге «История Латвии. ХХ век» латвийские историки говорят о цифре 2 000 человек. Кто прав?

Как показал на суде Йекельн, шеф полиции и СС в Прибалтике: «В Саласпилсский концлагерь прибывало по два-три эшелона с евреями каждую неделю. По мере поступления эти партии ликвидировались. Так беспрерывно продолжалось с декабря 1941 года по середину 1942 года. В каждом эшелоне насчитывалось не менее тысячи человек. Я предполагаю, что всего нами было расстреляно до 87 тысяч евреев, прибывших в Саласпилсский лагерь из других стран». Так же, Йекельн заявил, что «из общего количества арестованных мы очень многих, кого не в состоянии были привлечь работать на себя, расстреливали».

Сюда же, в Саласпилс, иногда доставляли для расстрела советских военнопленных из Шталага 350, расположенного в Риге и других лагерей. Около Саласпилса обнаружено одно из самых массовых захоронений убитых военнопленных.

Одним из «аргументов» латвийских историков, который, по их мнению, свидетельствует о небольшом количестве жертв, является отсутствие захоронений. Есть известное кладбище, и все количество жертв вычисляется ими, исходя из его размеров - вполне возможно, что подсчет ведется исходя из того, что немцы каждому погибшему узнику отводили отдельную могилу. У них все может быть. Именно из этих подсчетов появилась цифра 2000 погибших. И никакие свидетельства очевидцев, говорящих о десятках тысяч погибших не могут на нее повлиять. Скорее всего, латвийские историки о «миссии Блобеля» сознательно умалчивают.

Другим аргументом в пользу цифры 2 000 латвийские историки приводят количество бараков. Разные источники называют разное число бараков. В советской энциклопедии уверяется, что их было 45 (а в самом мемориале пишется - 39) и тем самим, число одновремённо пребывающих и убиваемых возрастает втрое. Если обратиться к документам и подсчитать, что в одном бараке, по воспоминаниям выживших, находилось до 1 000 человек, второй аргумент также терпит неудачу.

Составленный Акт судебно-медицинской экспертизы Чрезвычайной республиканской комиссии ЛССР 28 апреля 1945 года свидетельствует о том, что в Саласпилсе в котором эксперты, включая зав. кафедрой патологической анатомии медицинского факультета Латвийского государственного университета Я.Апсе, пришли к выводу: «На основании данных судебно-медицинского освидетельствования эксгумированных трупов, результатов судебно-химического исследования и детального изучения имеющихся в деле следственных материалов по истреблению советских детей, комиссия судебно-медицинских экспертов приходит к следующему заключению: размеры ям-могил, количество находящихся в них трупов и изучение мест массового погребения замученных детей убеждают в том, что на старом гарнизонном кладбище Саласпилс и близлежащих участках из концентрационного лагеря было погребено не менее 7000 трупов советских детей. Могилы расположены в различных участках по взгорьям и на равнинах Саласпилсского перелеска и занимают общую площадь 2500 кв. метров. На расстоянии 150 метров от кладбища по направлению железной дороги Рига - Огре имеется площадь сожжения трупов размерами 25 х 27 кв. метров, глубина сожженного слоя достигает одного метра, среди костей взрослых людей обнаружены во множестве и кости детей 5-7-9 летнего возраста - зубы, суставные головки бедренных костей, ребер, плечевых и других костей. С костями смешана черная липкая масса, похожая на чернозем, издающая неприятный запах. Эта масса состоит из сгоревших мягких частей организма - кожи, мышц, крови, внутренностей и прочее».

На основе изученного материала, можно сделать следующие выводы: Саласпилсский концлагерь по праву можно назвать Освенцимом на латвийской земле; концлагерь не являлся пересылочным лагерем, а тем более «воспитательным учреждением»; условия в Саласпилском концлагере были нечеловеческими; количество жертв концлагеря точно установить нереально, но цифра не менее 57 000, из них значительное количество – дети и женщины.

3. ОСВОБОЖДЕНИЕ ЛАТВИИ И КОНЕЦ ЛАТЫШСКОГО ЛЕГИОНА СС

С февраля 1944 года обе латышские дивизии СС - 15-я и 19-я - действовали в составе VI добровольческого корпуса СС (с 28 марта 1944 г. он находился в подчинении 16-й армии группы армий «Север»). Сам корпус был в начале 1944 года переименован в VI армейский корпус войск СС (латышский) (VI.Waffen-ArmeekorpsderSS (Lettisches)).

В июле 1944 года на VI корпус СС была возложена задача по прикрытию отступающих частей немецкой 16-й армии на Новоржевском выступе. По свидетельству многих, корпус был фактически брошен на гибель как пушечное мясо. 7 июля, говоря по прямой связи с командующим группой армий «Север» генерал-полковником Фриснером, Гитлер сказал по этому поводу: «Если у латышей прорыв будет делом неприятным, то на правом фланге - смертельным». Некоторые легионеры и сами понимали, что ими, попросту говоря, затыкают брешь в линии фронта. 10 июля в 19.30 вечера началось наступление советской 10-й гвардейской армии на участке фронта, который обороняли латышские дивизии. Легионеры бежали, бросая оружие, многие сдались в плен частям Красной Армии. Фронт был прорван за несколько часов. Наутро, 11 июля 1944 года, штаб группы армий «Север» докладывал верховному командованию: «Прорыв противника в полосе 6-го корпуса СС и отказ 15-й латышской дивизии занять новые позиции вынуждают использовать 2 батальона 93-й пехотной дивизии, которые уже погружены для перевозки». Вечером того же дня, штаб группы армий в своем рапорте в Берлин по поводу отступления латышских дивизий отмечал: «Командование группы армий "Север" не может более рассчитывать на использование этих дивизий в активных операциях». Командующий немецкой 16-й армии заявлял еще более категорично: «Командование корпуса считает обе латышские дивизии непригодными в качестве пехотных формирований». 15 июля был издан приказ командующего группы армий «Север» расформировать обе латышские дивизии, а артиллерию, противотанковые и все тяжелые орудия передать 10-му армейскому корпусу. В том же месяце остатки обеих латышских дивизий были выведены в Восточную Пруссию для пополнения и отдыха.

Между тем 9 июля 1944 года Фридрих Йекельн был назначен «комиссаром по обороне Балтийского пространства». Согласно приказу фюрера, ему были предоставлены особые «диктаторские» полномочия на проведение мобилизации «до последнего человека» в «Остланде» для военной службы и строительства военных объектов. 12 июля 1944 года он приказал начать новую мобилизацию в Латышский легион, чтобы пополнить потери, понесенные 15-й и 19-й латышскими дивизиями войск СС. Призыву подлежали призывники 1925- 1926 г.р., а ранее получившие отсрочку лица 1906- 1924 г.р. были вызваны на переосвидетельствование. Призывники 1927-го и частично 1928 г.р.- 16-ти и 17-летние мальчишки - зачислялись в качестве «хелферов» (вспомогательного персонала) в зенитно-артиллерийские части и наземные части ВВС. Официально призыв проводился от имени Бангерскиса. Правда, сам Бангерскис в письме на имя рейхсфюрера СС Гиммлера жаловался, что его как генерал-инспектора Латышского легиона СС и главу команды пополнения войск СС «Латвия» даже не проинформировали об этом. И действительно, все вопросы, связанные с мобилизацией, теперь единолично решал Йекельн - высший представитель Гиммлера в Прибалтике.

В начале июля 1944 года Йекельн объединил последние резервы СС и полиции в Латвии, образовав из них так называемую Боевую группу СС «Йекельн». Ядро «боевой группы» на основе приказа Йекельна от 8 июля 1944 года составили 2-й, 4-й, 5-й и 6-й латышские полки пограничной стражи, все 3 латышских полицейских полка, 2 эстонских полицейских батальона и одна немецкая танковая рота. Все эти силы должны были занять заградительную позицию в 12-20 км позади участка II корпуса.

Это были напрасные усилия. Полицаи не умели сражаться на фронте. К тому же полки «пограничной стражи» состояли в основном из необстрелянных новобранцев, насильно призванных на службу. Некоторые, как, например, 5-й полк, не имели даже боеприпасов. Остальные полки - 2-й, 4-й и 6-й - в большой спешке с 7 по 10 июля были переброшены на участок фронта южнее Даугавпилса. Многие впервые получили в руки оружие только после прибытия на место, причем все это оружие было трофейным, самых разных образцов и калибров, и к нему не всегда имелись патроны. Сразу же было отмечено плохое моральное состояние этих трех полков. Сами командиры оправдывали это работой «большевистской агентуры, развернувшей свою пропагандистскую деятельность прямо в частях». Часто дело доходило до массового дезертирства. Так, например, при выгрузке 4-го полка произошел бунт, при подавлении которого многие офицеры и унтер-офицеры были ранены. По некоторым свидетельствам, зачинщики мятежа впоследствии перешли на сторону Красной Армии и сражались в рядах латышских частей по ту сторону фронта.

Германские войска постепенно теряли Прибалтику. 27 июля 1944 года Красная Армия освободила Даугавпилс, центр партизанской области на юго-востоке Латвии, находившийся на южном фланге немецкой группы армий «Север», а затем расширила прорыв до городов Бауске, Елгава и Тукумс. В результате были перерезаны коммуникации группы армий «Север». Это стало началом окружения. Генеральный комиссар Латвии Дрекслер едва успел перебраться из Риги в морской порт Лиепаю всего за несколько дней до освобождения Риги советскими войсками. Вслед за ним бежал и рейхскомиссар «Остланда» Хинрих Лозе, еще пару лет назад мечтавший о короне «великого герцога Курляндского».

10 октября 1944 года войска 3-го Белорусского фронта вышли к Балтийскому морю в районе порта Паланга (Литва), в результате чего немецкая группа армий «Север» оказалась полностью отрезанной. К середине октября в результате ожесточенных уличных боев была освобождена и Рига. Так возник «Курляндский котел», который просуществовал до самой капитуляции рейха 9 мая 1945 года.

С перенесением военных действий на территорию Латвии, в обеих латышских дивизиях ухудшилась дисциплина и одновременно участились случаи дезертирства, особенно когда прошел слух, что германское командование собирается вывезти большинство латышских частей в Германию. К тому же латышские партизаны, командование 2-го Прибалтийского фронта и 130-го латышского стрелкового корпуса РККА и правительство Латвийской ССР, возобновившее свою деятельность в освобожденном Даугавпилсе, а затем в Риге, развернули в Латвии активную агитацию, призывая латышей не позволить угнать себя в Германию. В результате дезертирство приобрело массовый характер, особенно по пути через Дундагу, где стояла «депо-бригада», собиравшая отбившихся от своих частей латышских солдат, в порт Вентспилса. По некоторым данным, число дезертиров в лесах составляло в это время около двух тысяч человек.

Германское командование, включая тогдашнего начальника генерального штаба сухопутных войск Гудериана, просило фюрера, чтобы тот отдал приказ группе армий «Север» пробиваться сквозь окружение в Восточную Пруссию. Однако Гитлер заявил, что скоро положение изменится, и тогда «Курляндская группировка» будет необходима ему для нанесения флангового удара по наступающим советским войскам. Здесь оказались блокированными 26 немецких дивизий (в том числе две танковые). Из них лишь 10 были эвакуированы по морю в первые месяцы 1945 года для обороны рейха. Когда возможность прорвать окружение была окончательно потеряна, военные вновь предложили эвакуировать оставшиеся силы группы армий «Север» (с января 1945 года она была переименована в группу армий «Курляндия») по морю. Однако Гитлер отказался, заявив, что эти, окруженные в Прибалтике части, сковывают значительные силы русских.

Советское командование же, напротив, считало более важным развивать наступление в Восточной Пруссии, позволив беспомощной «Курляндской группировке» продержаться до 9 мая 1945 года, когда была подписана безоговорочная капитуляция гитлеровской Германии. Среди немецких частей, капитулировавших в Курляндии, находилась и 19-я гренадерская дивизия войск СС (латышская № 2), а также множество прочих латышских и литовских строительных и полицейских батальонов.

Таким образом, советские войска освободили территорию Латвии, несмотря на сопротивление.

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

Советское руководство вело переговоры с прибалтийскими соседями с позиции силы. Тем не менее, московские пакты стали результатом именно переговоров, а не ультиматума.

В 1939 году подписание договоров населением и руководством Латвии рассматривались как наименьшее в тех условиях зло. Дальнейшее независимое и нейтральное существование прибалтийских республик в 1939 году было нереально. После подписания пактов о взаимопомощи Советский Союз проводил в отношении прибалтийских республик политику полного невмешательства в их внутренние дела вплоть до 25 мая 1940 г. В дальнейшем СССР активировал процесс советизации по накатанному сценарию.

В первые месяцы оккупации Германией Латвия погрузилась в экономическую разруху, по ней прокатилась волна массовых грабежей и убийств. Были сформированы новые органы оккупационной власти. Часть населения Латвии стала на преступный путь пособничества захватчикам. Был сформирован ряд коллаборационистских организаций, которые лишь в первое время формировались на добровольной основе.

Латышский коллаборационизм – военное и политическое сотрудничество с немецкими оккупационными властями в Латвии во время Второй мировой войны. Он носил все черты преступной политики нацизма. Латышские коллаборационисты запятнали себя участием в геноциде против жителей Латвии, Белоруссии, Литвы, Эстонии, Украины, прикрываясь идеей борьбы за независимость.

Фашисты умело использовали местный элемент. Каратели активно боролись против партизанского движения и на территории Латвии, и за её пределами. Жертвы этой «борьбы» по своим размерам колоссальны.

Латвия стала полигоном для апробации айнзацгруппами технологии массовых казней. В уничтожении евреев принимали непосредственное весьма активное участие формирования, созданные из местных жителей. Для уничтожения евреев применялись различные формы (массовые и единичные), открытые и жёсткие: расстрел, повешение, утопление; массовое уничтожение евреев соответствовало планам вермахта.

В Риге впервые в истории Холокоста осенью 1941 г. массово расстреляли евреев - подданных нейтральных стран (Ирана, Южной и Северной Америки, включая США). Рижское гетто стало местом концентрации и последующего истребления евреев из Германии, Австрии и Чехословакии, этот город (наряду с лагерем смерти Тростенец под Минском) стал местом наиболее массового уничтожения иностранных евреев на территории СССР. «Еврейский вопрос» в Латвии был решён, в основном, в 1941-1942гг.; именно здесь геноцид евреев впервые стал тотальным.

Фашисты широко использовали концентрационные лагеря как орудие физического уничтожения огромных групп населения.

На основе изученного материала можно полностью опровергнуть современную латышскую концепцию истории Латвии 1939-1944 годов как несостоятельную в части фактов.

СПИСОК ИСПОЛЬЗОВАННЫХ ИСТОЧНИКОВ

1. История Латвийской СССР: в 3 т. -Рига: Лиесма,1958. Т.2. -435с.

2. История Латвийской ССР: Сокращённый курс. -Рига: Лиесма, 1971.-547с.

3. История Великой Отечественной Войны Советского Союза 1941-1945гг.: в 6 т. -Москва: Наука, 1960-1965. Т.5.-840с.

4. История дипломатии: в 3 т. Т.1. -Москва: Политпросвещение, 1958.-435с.

5. Борьба за Советскую Прибалтику в Великой Отечественной войне. -Рига: Изд-во «Красная книга», 1966. -296с.

6. Барков, Л. В дебрях абвера. - Таллинн: Наука, 1971. -238с.

7. В сражениях за Советскую Латвию: Военно-исторический очерк. -Рига: Лиесма, 1975. -185с.

8. Крысин, М.Ю. Латышский легион СС: вчера и сегодня/ М.Ю. Крысин. - Москва: Вече, 2006. -288с.

9. Крысин, М. Прибалтийский фашизм. - Москва, ИНФРА-М, 2007. -375с.

10. Крысин, М.Ю. Кого в Прибалтике провозглашают героями? // Военно- исторический журнал. -2006. -№5. -С. 70-76

11. Крысин, М.Ю. «С Адольфом Гитлером – к победе, к оружию, к труду!». В Прибалтике покупали «независимость по- разному // Военно- исторический журнал. -2002. -№9. -С. 60-65

12. Зубкова, Е.Ю. Прибалтика и Кремль. 1940-1953/ Е.Ю. Зубкова. – Москва: Российская политическая энциклопедия (РОССПЭН); Фонд Первого Президента России Б.Н.Ельцина, 2008. -351с.

13. Альтман, И.А. Холокост и еврейское Сопротивление на оккупированной территории СССР. -Москва: Фонд «Холокост», 2002.-560с.

14. Смирин, Г. Холокост как «болезненная» проблема в новейшей историографии Латвии // Материалы Девятой Ежегодной Междисциплинарной конференции по иудаике: в 2-х ч. Ч.1.-Москва: Академическая серия, 2002. -С. 346-364

15. Быль о Саласпилсе: Сборник воспоминаний бывших узников / Сост. И. Гусев.-Рига: ZORIKS, 2007. -153с.

16. Калпинь, В. Тем, кто не вернулся. -Рига: Лиесма, 1970. -340с.

17. Дети и война // Вести сегодня. -2005. -27 января. - С. 8-9

18. Корсак, А. «Чтобы не стала планета печальным гетто…» Родина. -2008. №7. -С. 116-119

19. Ефимов, Н. Жертвы и пособники Гитлера Беларуская думка. -2007. -№4. -С. 144-148

20. Иоффе, Э. Жертвы страшной войны // Беларуская думка.-2007. -№9. -С. 159-165

21. Барковский, Е.В. Враг был коварен и жесток… // Природа и человек. XXI век. -2008. -№5. -С. 62-64

22. Воробьёв, В. За историческую правду // Директор. -2008. -№7. - С. 82-83

23. Бернев, С. «По изменникам Родины – огонь!» // Родина. -2008. -№12. -С. 78-83

24. Падаляк, Т. Праудзе вайны няма альтэрнатывы // Беларуская думка. -2008. -№12. -С. 80-85

25. Лицкевич, О. Война против мифов // Беларуская думка. -2009. -№1. -С. 58-67

26. Вяткин, В.А. Предательство срока давности не имеет // Военно- исторический журнал. -2008. -№12. - С. 24-25

27. Бествицкий, Ю. Латышский легион СС: свастика вместо совести // Рэспублiка. -2007. -17 кастрычнiка. -С.16

28. Блейере, Д., Бутулис, И., Зунда, А., Странга, А., Фелдманс, И. История Латвии. ХХ век.-Рига: 2005.-540с.

29. Онкен, Эва-Кларита. История оккупации Латвии (1940-1991) // Вопросы истории Латвии. -2005. -№7. -С. 16-21

30. Онкен, Эва-Кларита. О латышском добровольческом легионе СС // Вопросы истории Латвии. - 2005. -№5. -С. 3-34

31. Емельянов, Ю. Прибалтика. Почему они не любят Бронзового солдата? -Москва: Издатель Быстров, 2007.-576с.

32. Курмышов, В.М. Развёртывание Военно- морских баз и береговой обороны в Прибалтике в феврале 1940- июне 1941года // Военно- исторический журнал. -2005. -№2. -С. 17-21

33. Мальков, В.Л. Прибалтика глазами американских дипломатов 1939-1940гг.// Новая и новейшая история. -1990. -№5. -С. 41-51

34. Безыменский, Л.А. Советско- германские договоры 1939 года: новые документы и старые проблемы // Новая и новейшая история. -1998. -№3. -С. 18-32

35. Кичихин, А.Н. Советские немцы: откуда, куда и почему?. Подготовка Германии к вторжению в Советский Союз // Военно- исторический журнал. -1990. -№8. -С. 28-37

36. Бондарев, П.А. Латвия в 1940-м. - Рига: SOPERW, 1980. -280с.

37. Россия и «санитарный кордон». -Москва, Изд-во «НАТАН», 2005. -435с

38. «Советские гарнизоны на побережье Балтийского моря являются таким фактором, который обеспечивает мир в этой части Европы» // Военно- исторический журнал. -2007. -№6. -С. 9-13

39. Прибалтика и геополитика. Сборник документов (1935-1945). Служба внешней разведки Российской Федерации. Архив СВР России. Сост. Л.Ф. Соцков. -Москва: Изд-во «НИКА», 2006. -540с.

40. Вадер, А. В нерушимом союзе.- Таллинн: ЭСТА, 1967. -234с.

41. Дризулис, А.С. Латвия под игом фашизма. -Рига: Лиесма, 1960. -348с.

42. Ионг, Луи де. Немецкая «пятая колонна» во Второй мировой войне. -Москва: Просвещение, 1958. -453с.

43. Градосельский, В.В. Национальные воинские формирования в Великой Отечественной войне // Военно- исторический журнал. -2002. -№1. -С.18-24

44. Калнберзин, Я. Латышский народ в борьбе с немецкими захватчиками. -Москва: Изд-во МГУ, 1943.-298с.

45. Контрразведка: вчера и сегодня. -Великий Новгород, НОВ-К, 2000. -560с.

46. Петренко, А.И. Прибалтика против фашизма. - Москва: Издательство «Европа», 2005. -156с.

47. Сиполс, В.Я. Тайная дипломатия. Буржуазная Латвия в антисоветских планах империалистических держав. -Рига: Лиесма, 1968. -368с.

48. СССР-Германия. Документы и материалы о Советско- германских отношениях с апреля по октябрь 1939 года. -Вильнюс, NOIWE, 1989. -278с.

49. Типпельскирх, К. История Второй мировой войны: в 2 т. Т.2. Санкт- Петербург, Изд-во СПб университета, 1994. -399с.

50. Преступления нацистов и их пособников в Прибалтике (Латвия) 1941-1945. Документы и свидетельства. -Рига: Jumi, 2007. -416с.

51. Борьба латышского народа в годы Великой Отечественной войны 1941-1945.-Рига: Зинентне, 1970. -340с.

52. Очерки истории Коммунистической партии Латвии: в 4 ч. Часть III. 1940-1959. -Рига: Авотс, 1980. -530с.

53. Пыхалов, И. За что Сталин выселял народы? Сталинские депортации – преступный произвол или справедливое возмездие? -Москва: ЯУЗА-ПРЕСС, 2008. -480с.

54. Крикунов, В.П. Палачи: Из архивов КГБ Военно- исторический журнал. -1990. -№6. -С.18-23; 1990. -№7. -С. 29-38

55. Новейшая история стран Европы и Америки. ХХ век: Учеб. для студ. высш. учебн. заведений: в 2 ч./ Под ред. А.М. Родригеса и М.В. Пономарева – М.: Гуманит. Изд. Центр ВЛАДОС, 2003.- ч.1: 1900-1945. -464с.

56. Новейшая история Отечества. ХХ век./ Киселёв А.Ф., Щагин Э.М. -Москва: ВЛАДОС, 2004. Т.2. -447с.

57. Всемирная история: в 3 ч. Ч.3./ О.А.Яновский, О.В. Бригадина, П.А. Шупляк. -Минск: ООО «Юнипресс», 2002. -464с.

58. Венков, И.Н. «Допустить размещение войск..» (О вводе частей Красной Армии на территории Литвы, Латвии, Эстонии в 1939-1940гг.) // Военно- исторический журнал. -1990. -№4. -С. 31-39

59. Начало войны и Советский Союз. 1939-1941. Международная научная конференция в Институте всеобщей истории РАН // Новая и новейшая история. -1995. -№4. -С. 88-94

60. Кынин, Г.П. Германский вопрос во взаимоотношениях СССР, США и Великобритании. 1944-1945гг. Новая и новейшая история. -1995. -№4. -С. 105-110

61. Мягков, М.Ю. Международная научная конференция «Вторая мировая война и страны Балтии. 1939-1945гг. Новая и новейшая история. -2007. -№3. -С. 251-255

62. Хохлов, Д.Ю. История оккупации в архивных документах органов государственной безопасности. Лето 1941-зима 1941/1942 // Военно- исторический журнал. -2007. -№1. -С. 42-48

63. Иванов, И.Б. Первые месяцы войны // Военно- исторический журнал. -2006. -№4. -С. 16-35

64. Крикунов, П.Н. Особенности внешней политики И.В. Сталина в предвоенный период // Военно- исторический журнал. -2002. -№6. -С. 75-76

65. «В Прибалтике ждали фюрера.. И фюрер пришёл» // Военно- исторический журнал.-2001. -№6. -С. 36-43

66. Комаров, Д.Е. Военно- экономическая политика захватчиков на оккупированных советских территориях // Военно- исторический журнал. -2002. -№5. -С. 52-59

67. Мягков, М.Ю. СССР, США и проблема Прибалтики. В 1941-1945 годах // Новая и новейшая история. -2005. -№1. -С. 50-57

68. Ковалёв, С.Н. «И.В. Сталин: «Правительство Эстонии действовало мудро и на пользу эстонскому народу, заключив соглашение с Советским Союзом». Политические и правовые особенности ввода войск СССР в Прибалтику в 1939г. // Военно- исторический журнал. -2004. -№6. -С. 36-41

69. Нюрнбергский процесс: в 8 т. Т.6. Москва: Изд-во МГУ, 1954. Т.7. -560с.

70. Мельтюхов, М.И. Упущенный шанс Сталина. Советский Союз и борьба за Европу:1939-1941. -Москва: ПРЕСС-С, 2000. -456с.

71. Иоффе, Э.Г. Абвер, полиция безопасности и СД, тайная полевая полиция, отдел «Иностранные армии – Восток» в западных областях СССР. Стратегия и тактика, 1939-1945гг.-Минск: Харвест, 2007. -633с.

72. Великая Отечественная война. 1941-1945гг./ Институт военной истории Министерства обороны СССР. Гл. ред. М.М. Козлов. -Москва: Советская энциклопедия, 2003. -893с.

73. Дупате, Х.Т. «Пятая колонна» гитлеровской Германии в Латвии в начале 1940-х гг. Преподавание истории в школе. -2009. -№1. - С. 44-47

74. Фоменко, А.В. Прибалтика как русская проблема Международная жизнь. 2008. -№5. -С. 30-51

Слов:	23626
Символов:	180394
Размер:	352.33 Кб.

Название реферата: История Латвии 1939-1944 г.