Блаженный Феофилакт был родом из Еврипа или, точнее, из города Халкиса, лежащего близ Еврипа. В письме к брату императрицы Марии он сам упоминает о своих родственниках в Еврипе, а в одном древнем списке болгарских архиепископов прямо называется Феофилактом из Еврипа. Но, кажется, большую часть своей жизни он провел в Константинополе, ибо в одном из своих писем называет себя истинным константинопольцем и как в этом, так и в других письмах выражает такую привязанность к Константинополю, какую можно было приобрести только долговременным пребыванием в нем.
Служение свое блж. Феофилакт начал в Константинополе в сане диакона Великой Церкви. Звание диаконов Великой Церкви в то время было очень почитаемо. Как ближайшие помощники патриарха, они разделяли с ним почти все труды его служения: одни помогали ему в управлении патриархатом, другие заменяли его в деле проповеди. Блж. Феофилакт принадлежал к числу последних и носил титул ритора Великой Церкви. Обязанностью его было объяснять Священное Писание и писать поучительные слова от имени патриарха. В одном древнем памятнике блж. Феофилакт назван учителем риторов. Но это не означает того, что он был в прямом смысле этого слова учителем красноречия для готовящихся к риторской должности. Так назывались те из риторов, которые особенно отличались даром проповедничества и потому могли служить примером для других менее способных и опытных проповедников.
Что блж. Феофилакт справедливо звался учителем риторов, об этом лучше всего свидетельствуют его творения. Из них мы видим, что он вообще имел обширные богословские познания и был весьма сведущ в Священном Писании, которое по званию ритора обязан был объяснять народу. Творения его показывают также, что он обладал в известной мере и светской ученостью; особенно хорошо знал древнюю классическую литературу. Понимая важность светской учености в пастырском служении, он не только сам занимался светскими науками, но и другим учителям Церкви6 советовал не пренебрегать ими, но интересоваться хоть в некоторой мере. Проповеднические дарования блж. Феофилакта сделали его известным императорскому двору. Не только высшие придворные сановники питали к нему уважение, но и сама благочестивая императрица Мария оказывала ему свое покровительство.
Блж. Феофилакт, кажется, очень долго находился на должности диакона Великой Церкви и ритора (или учителя риторов); в письме, которое написано немного спустя по оставлении им сей должности, он называет себя уже старцем. Вероятно, его проповеднические дарования были причиной того, что патриарх сколь возможно долее удерживал его в этой невысокой, но очень важной должности. Впрочем, надежда, что при его высоких дарованиях он может быть еще более полезен в другом месте, заставила патриарха и императора указать ему другое, более обширное поприще деятельности — в сане архиепископа Болгарской Церкви.
Время вступления блж. Феофилакта на архиепископскую кафедру Болгарии с точностью определить нельзя. С достоверностью можно сказать только, что оно случилось до 1081 года. Находясь уже в сане архиепископа, он писал письмо философу Иоанну Италийцу с просьбой быть ходатаем за него перед императором. Но Иоанн пользовался доверием только двух императоров — Михаила Дуки, который удален был с престола в 1078 году, и Никифора Вотаниота, царствовавшего до 1081 года. Впрочем, так как Феофилакт пишет к Иоанну, что он уже давно не видел его, то можно полагать, что перемещение святителя из Константинополя в Болгарию случилось еще в царствование Михаила, то есть до 1078 года.
Церковный округ, вверенный управлению блж. Феофилакта, еще со времен императора Юстиниана I освобожден был от подчинения патриарху. По уважению к своей родине, Первой Юстиниане, император возвел тамошнего епископа в сан архиепископский и, дав ему право независимости, подчинил ему все области, которые потом вошли в состав Болгарии и Сербии. С обращением болгар к христианству эти области подчинены были константинопольскому патриарху на основании 28-го правила IV Вселенского Собора. Но споры пап с патриархами об управлении Болгарской Церковью, равно как частые войны между болгарами и греками, дали повод болгарским царям воспользоваться постановлением Юстиниана для возвращения древних прав своей Церкви. Временем освобождения Болгарской Церкви от подчинения константинопольскому патриарху с большей вероятностью можно считать время царствования Симеона Книголюбца.
Кафедра болгарского архиепископа, несколько раз переносившаяся с места на место, наконец утвердилась в Охриде, столице Болгарии, которой и было дано имя Первой Юстинианы.
Права свои Болгарская Церковь сохранила и после того, как греческий император Василий Волгароктон, победив болгар, заставил их покориться Византийской империи (с 1018 года). Только с половины XI века архиепископы болгарские стали посылаться уже из Константинополя и назначаться не из природных болгар, а из греков. Блж. Феофилакт был пятый болгарский архиепископ из греков. Он занял архиепископскую кафедру после Иоанна Аиноса.
Тяжкие скорби ожидали блж. Феофилакта в Болгарии. Кроме грубой простоты болгар, которая поначалу не могла не произвести на него неприятного впечатления, он встретил здесь много такого, что сильно должно было сокрушить всякого ревностного архипастыря. Болгарская Церковь страдала от большого количества еретиков. Павликиане, а потом богомилы повсюду сеяли заблуждения в народе и, подкрепляемые своей многочисленностью, открыто нападали на защитников Православия. Во внешнем же отношении она много терпела от светских правителей Болгарии и сверх того подвергалась частым опустошениям от внешних врагов. К тому же и сами болгары беспрестанно роптали на свое политическое унижение.
В царствование Михаила Дуки они даже взбунтовались против греков, и хотя были усмирены силой оружия, однако не оставляли мысли при удобном случае вновь вооруженным восстанием возвратить себе свободу. Посему в письмах первых лет своего архиепископства блж. Феофилакт много сетует на свое положение в Болгарии.
Жизнь среди болгар ему казалась заточением, и он даже просил избавить его от этой тяжкой участи. О положении своем в Болгарии писал он к императрице Марии и к великому доместику, но, не надеясь получить увольнение, молил Господа избавить его от сих скорбей или облегчить их Своим утешением. Господь облегчил скорбь святителя. Мало-помалу он свыкся со своим положением в Болгарии, полюбил болгар за их простое, но искреннее благочестие и, несмотря ни на какие противодействия, с отеческой заботливостью предался устроению своей церкви. Препятствия со стороны врагов, по-видимому, только усиливали ревность его о благе.
В управлении Болгарской Церковью блж. Феофилакт показал себя архипастырем столь мудрым в своих предначертаниях, сколь и твердым в исполнении их. Хорошо понимая, что для духовного просвещения народа ему более всего необходимы способные помощники, он обращал самое строгое внимание на избрание достойных пастырей, особенно епископов. Из избранных им в болгарские епископы одни, как сам он говорит, снискали одобрение по благоразумию и благочестию, другие сделались известными красноречием и ученостью, а иные получили епископское достоинство, прославившись строгостью иноческой жизни. Не находя довольно просвещенных пастырей между болгарами, он избирал епископов из греков, если кто из них заслужил признание своей просвещенностью в Константинополе. Так как неумение приспосабливаться к внешним потребностям народа может вредить пастырю в его служении, то он обращал внимание и на эти качества в избираемом и для некоторых мест искал таких епископов, которые были бы “мудры в делах не только духовных, но и в мирских”. Желание видеть в епископе истинного архипастыря истребляло в нем все другие побуждения. Ни родство, ни дружба, ни просьбы не могли заставить его избрать недостойного или неизвестного ему. Даже явную опасность подвергнуться гонению за неудовлетворение просьбы он встречал с мужеством и твердостью исповедника. Так, однажды дук Скопийский просил его произвести в епископы одного человека, и блж. Феофилакт с достоинством и силой отвечал ему: “Ни тебе, государь мой, не следует мешаться в это великое дело, которое должно совершать со страхом, ни мне так легкомысленно решаться сообщать Божественную благодать”. Правитель обещал отблагодарить святителя за исполнение его просьбы, но блж. Феофилакт и на это отвечал: “Государь мой! Ежели тот, о котором ходатайствуешь, таков же (как и другие избранные), то не ты должен благодарить меня, а я тебя. Если же он неизвестен ни нашей церкви, ни в Константинополе не заслужил особенного одобрения за благочестие и просвещение, то не оскорбляй Бога и не приказывай нам, ибо нам заповедано повиноватися подобает Богови паче, нежели человеком (Деян. 5, 29)”.
Но одного мудрого избрания пастырей недостаточно было для упрочения благосостояния Церкви. Нужно было еще осуществлять непрестанный надзор за их действиями. Блж. Феофилакт понимал это и со всей бдительностью наблюдал за каждым их действием. Он старался, по возможности, предупреждать всякое уклонение от указанной цели или исправлять его, если оно уже имело место. Ибо он, по собственным словам его, “не знал другого утешения, кроме того, чтобы исправлять сделанное зло”. К этой цели он постоянно и терпеливо стремился, употребляя для вразумления виновного все: и строгость, и снисхождение. В подобных случаях действия его в отношении Триадицкого епископа могут служить поучительным примером. Этот епископ неизвестно по какой причине сделался гонителем престарелого настоятеля монастыря св.
Иоанна, запретил ему священнодействие, выгнал из монастыря и подверг тяжкой епитимии. Когда гонимый в первый раз обратился с просьбой к архиепископу, блж. Феофилакт убедил епископа перестать гневаться на старца, и тот дал ему слово. Но спустя немного снова стал гнать старца, так что старец нашел нужным направить свою просьбу самому императору. Император, кажется, передал дело на суд архиепископа, потому что гонимый снова прибег с просьбой о защите к блж. Феофилакту. Святитель сильно огорчен был поведением епископа, который не хотел дать покоя старцу, уже чуть ли не умирающему. Впрочем, он опять со снисходительностью писал к нему, убеждая прекратить гонение и приглашая его дать отчет о своем поведении на ближайшем соборе. Епископ, однако, ни старцу н
Чтобы ближе видеть нужды каждой церкви, блж. Феофилакт созывал епископов на соборы и здесь рассматривал все проблемы. Здесь же подвергал он общему обсуждению те дела, для которых нужно было взаимное совещание. Поместные соборы, по правилам церковным, должны собираться в известные, определенные времена, и блж. Феофилакт так был верен этим священным правилам, что никакие препятствия не могли его удержать от исполнения их. “Я еще не освободился от тяжкой болезни, — писал он однажды, собираясь на собор, — как священный глас церковных правил побудил меня к созванию священного собора. Глас поистине Христов возбуждает от одра, дает силы к свободному движению и путешествию и повелевает нести самый одр”.
Как глава Болгарской Церкви, блж. Феофилакт считал своей обязанностью также защищать ее права и имущество от посягательств посторонних. В этом случае он забывал все личные выгоды, лишь бы только не допустить отнять у вверенной его попечению церкви то, что принадлежит ей издревле. В это время сами патриархи часто отказывались от некоторых прав своих церквей, чтобы облегчить их бедственное состояние покровительством сильного патриарха Константинопольского. Блж. Феофилакт также видел, что и он смог бы избежать большей части скорбей, выпавших на долю Болгарской Церкви, если бы отдал ее под покровительство столичного патриарха.
Несмотря на это, он никак не хотел жертвовать священными правами Болгарской Церкви ради временных выгод. Однажды неизвестный монах вздумал было без ведома святителя основать церковь в одном местечке (Кичаве) его округа и в оправдание своего предприятия ссылался на дозволение, будто бы данное ему патриархом Константинопольским. Справедливо или нет было его показание, неизвестно, но, во всяком случае, блж. Феофилакт считал своей обязанностью запретить дело, “несогласное ни со священными правилами, ни с государственными законами. Несмотря на то, что монах утверждал, будто начал дело на основании патриаршего права ставропигии, я, — говорит святитель, — запретил ему... Ибо какое отношение между болгарами и патриархом Константинопольским, который не имеет в Болгарии ни права рукоположения, ни других преимуществ? Болгария главой своим признает архиепископа”.
Блж. Феофилакт много сделал для защиты имущества церкви, которое расхищалось светскими правителями Болгарии, сборщиками царских податей. При внутреннем и внешнем упадке Византийской империи Греческая Церковь нередко несла вместе с народом бремя государственных налогов. Но Болгарская Церковь должна была нести бремя двойных налогов — в пользу государства и для удовлетворения корыстолюбия самих сборщиков. Находясь вдали от столицы, эти чиновники без всякого опасения расхищали церковное имущество под предлогом законного сбора. Блж. Феофилакт часто получал письменные донесения об этом от епископов, которые сами защитить свои церкви были не в состоянии. То же видел он и в своей епархии. Но его противодействие незаконным поступкам сборщиков восстановило их против него же самого. Будучи до сего времени врагами церкви, они теперь сделались и его личными врагами. Кроме того, некоторые из них имели, кажется, еще и другие, более веские причины ненавидеть его и нападать на Церковь Божию.
В письме к епископу Керкирскому блж. Феофилакт вообще называет их “врагами евангельского исповедания”; в другом письме к тому же лицу он описывает, по-видимому, одного из них как человека, который “не почитает Божией Матери, одобряет всех делающих Церкви зло и злословит тех, которые почитают праздники, ходят в церковь и слушают беседы архиепископа”. Очевидно, это были еретики павликиане или богомилы, которых тогда очень много было в Болгарии. Враги эти тем опаснее были для Церкви и самого блж. Феофилакта, чем более им ненавистно было Православие. О святителе они распускали в Константинополе молву, будто он незаконно обогащается за счет бедных болгар, доносили об этом и самому императору, уверяя его, что болгарский архиепископ слишком силен и пользуется властью, превышающей его сан. В самой Болгарии они вооружили против него церковного служителя по имени Лазарь. Этот Лазарь ходил по Болгарии и возбуждал против архиепископа всех отлученных от Церкви за ереси или за какие-либо преступления против правил Церкви.
Несмотря на все скорби, какие встречал блж. Феофилакт при защите ее прав и имущества, он не уменьшал своей ревности о ее благе. Он хотел быть отцом для своей паствы и делал для нее не только то, что обязан был по своему званию, но и то, к чему побуждала его христианская любовь. Отеческая заботливость его о благе Болгарской Церкви особенно обнаруживалась в случаях вражеских нападений, которым подвергалась Болгария от соседних народов. Варвары, опустошая страну, грабили и жгли храмы, расхищали церковное имущество, что вынуждало духовенство скрываться в лесах и пустынях. Блж. Феофилакт, по-отечески переживая за судьбу Болгарской Церкви, употреблял все средства к облегчению ее бедствий; когда не находил их, то просил о помощи других. Так, он письменно просил сына Севастократора помочь одной церкви, в которой после опустошения неприятелем не осталось ни епископа, ни пресвитера, ни диакона, а те, кому вверено было охранение ее, разбежались, оставив без защиты. “Прошу тебя, — писал ему Феофилакт, — сжалься над церковью, некогда знаменитою, которую благочестивейший царь болгарский Борис воздвиг вместе с другими семью церквами. Он построил ее, а ты обнови, дабы Господь и в твоей утробе обновил дух правый”. У одного епископа при опустошении города сожжена была кафедральная церковь. Блж. Феофилакт хотел утешить собрата хотя бы письмом, выразив ему, что он чувствует величайшую скорбь о несчастии его церкви. Скорбь его усиливалась, ибо по своему смирению он думал, будто причиной бедствий церкви были грехи его. “Увы мне, — взывал он с пророком, — ибо грехи мои возжгоша огнем святило [Божие]! Кто даст главе моей воду и очесем моим источник слез? и плачуся день и нощь о побиенных дщере людий моих (Пс. 73, 7. Иер. 9, 1), о том несчастном городке, как бы тыквице Иониной, которая иссохла, лишь появилась. Что достоплачевнее матери народа моего, Церкви Божией?” Но при нападении на Болгарию апулийцев под предводительством Боэмунда (1107) блж. Феофилакт должен был и сам спасаться бегством из Охриды в Солунь.
Заботы о благе Болгарской Церкви часто побуждали блж. Феофилакта ездить в Константинополь, чтобы лично ходатайствовать там по делам ее.
Во многих письмах он говорит об этих путешествиях в столицу. Покровительство благочестивой императрицы Марии не прекратилось для него с удалением в Болгарию, равно и он не переставал питать уважение к своей покровительнице не только тогда, когда она сидела на императорском престоле, но и после, когда уединенно жила в обществе подвижниц. Много у него так же было и других друзей и покровителей. Поэтому для него всегда было утешительно бывать в Константинополе в их обществе. Некоторые из них весьма значительно помогали ему в заботах о благе Болгарской Церкви — то ходатайствовали по его делам перед императором, то имуществом помогали бедным болгарским церквам и монастырям.
Ко времени этих посещений надобно относить воспитание блж. Феофилактом сына Марии, Константина Порфирородного. По крайней мере, его никак нельзя относить к тому времени, когда Феофилакт был ритором и диаконом Великой Церкви. Константин родился в 1074 году, следовательно, когда святитель оставил Константинополь, ему было едва ли более трех лет. О воспитании Константина блж. Феофилакт говорит в своем сочинении “О царском воспитании”. Здесь же он говорит, что у него были многие другие наставники, из коих “одни образовали в нем дар слова, другие внушали правила благоповедения, иные преподавали уроки истории”. Потому можно думать, что воспитание им Константина ограничивалось только немногими уроками, которые он мог давать ему во время кратковременных посещений столицы. Благочестивая императрица, почитавшая болгарского архипастыря, конечно, надеялась, что он и немногими наставлениями лучше других может развить в ее сыне чувство благочестия и дать правильное направление всему воспитанию.
Нашествие Боэмунда на Болгарию случилось в 1107 году. Если временем вступления блж. Феофилакта на архиепископский престол считать последние годы царствования Михаила Дуки, то и тогда выйдет, что до этого времени он управлял Болгарской Церковью не менее тридцати лет. Таким образом, если и не принимать строго именование себя самого старцем в начале своего архиепископства, то, во всяком случае, несомненно можно считать, что в 1107 го-ду он был уже глубоким старцем. В письмах своих, которые относятся к этому году, он жалуется также на тяжкие болезни. Итак, поскольку позже, чем к этому году, нельзя с достоверностью отнести ни одного из известных его писем, то справедливо можно предполагать, что он кончил свою многотрудную жизнь в том же 1107 году или вскоре после того.
Блж. Феофилакт не относится к числу святых, память которых празднуется Православной Церковью. Но он пользовался с древних времен славой святого отца и учителя Церкви. Это название усвояется ему в некоторых древних списках его творений Блж. Феофилакт не относится к числу святых, память которых празднуется Православной Церковью. Но он пользовался с древних времен славой святого отца и учителя Церкви., равно как и в старопечатных славянских изданиях его Благовестника. И греческие писатели иногда называют его святым и ссылаются на его творения как на произведения святителя, мысли которого должны быть уважаемы как мысли отца и учителя Церкви. Таким образом, если блж. Феофилакт и не внесен в число святых, чествуемых Православной Церковью, однако же по своим творениям он всегда уважался как отец и учитель Церкви.