Пожарский князь Дмитрий Михайлович

П
ожарский (князь Дмитрий Михайлович, 1578 - 1641) - знаменитый деятель Смутного времени. При
Борисе Годунове

был стряпчим с платьем, при Лжедмитрии - стольником; в 1608 г. послан был для защиты Коломны; в 1609 г., действуя против разбойничьих шаек в окрестностях Москвы, разбил атамана их Салькова на реке Пехорке; в 1610 г. назначен был воеводой в Зарайск; в 1611 г., участвуя в нападении на поляков, овладевших Москвой, был ранен на Лубянке и отправился на лечение в свою нижегородскую Пурецкую волость. Сюда, по указанию
Минина

, явились к нему послы с предложением принять начальство над нижегородским ополчением, поднявшимся для спасения Москвы; со своей стороны Пожарский потребовал, чтобы при ополчении выборным от посадских человеком был Минин. Став во главе ополчения, Пожарский в лице своем вмещал всю верхнюю власть над русской землею и писался "у ратных и земских дел по избранию всех чинов людей московского государства"; но в том великом деле, которое совершил под его начальством русский народ, личность самого Пожарского проявлялась весьма мало. Он не пользовался особым авторитетом и сам про себя говорил: "Был бы у нас такой столп, как князь Василий Васильевич Голицын, - все бы его держались, а я к такому великому делу не придался мимо его; меня ныне к этому делу приневолили бояре и вся земля". Остановившись с ополчением в Ярославле, Пожарский целое лето медлил двинуться на Москву, несмотря на неоднократные увещания троицких властей, указывающих на возможность и опасность появления короля Сигизмунда. Выступив из Ярославля, Пожарский шел чрезвычайно медленно, сворачивал с дороги, ездил в Суздаль кланяться гробам своих отцов и прибыл к Москве одновременно с
Ходкевичем
, успевшим между тем собрать провиант для польского гарнизона, засевшего в Москве. Этот провиант был отбит у Ходкевича казаками, под начальством князя
Д.Т. Трубецкого
, что и решило участь польского гарнизона: через два месяца голод принудил его сдаться. Со взятием Москвы оканчивается первостепенная роль Пожарского, в грамотах пишется первым имя князя Д.Т. Трубецкого, а имя Пожарского стоит вторым, в товарищах. Из источников (кроме некоторых памятников с характером поэтическим) не видно, чтобы Пожарский играл руководящую или хотя бы видную роль в избрании и венчании на царство
Михаила Федоровича

. Новый царь возвел его из стольников в бояре, но существеннейшие награды, состоявшие из вотчин, Пожарский получил не из числа первых. Во все царствование Михаила Федоровича Пожарский занимал лишь второстепенные должности, не считаясь даже из первых и особо заслуженных среди знати, как об этом свидетельствует местничество его в 1614 г. с Борисом Салтыковым, окончившееся выдачей Пожарского головою Салтыкову. В 1614 г. Пожарский действовал против Лисовского, но вскоре оставил службу по болезни; в 1618 г. отправлен был против
Владислава
, но не в качестве главноначальствующего; в 1628 - 1631 гг. был воеводой в Новгороде; в 1635 г. заведовал судным приказом, в 1638 г. был воеводой в Переяславле-Рязанском. Пожарскому поставлены памятники в Москве (на Красной площади) и Нижнем Новгороде. В 1885 г. на могиле его, открытой в 1852 г. графом
Уваровым
в Спасо-Евфимиевском монастыре в Суздале, сооружен памятник на средства, собранные по народной подписке. Кроме литературы, приведенной в статье о Минине (XIX, 350), ср. "Место земного успокоения и надгробный памятник Д.М. Пожарскому в Суздале" (Владимир, 1885 - материалы о Пожарском, собранные и изданные
Голышевым
).

Души «мертвые» и живые в поэме Н.В.Гоголя «Мертвые души». В поэме Н. В. Гоголя «Мертвые души» нашло отражение «все хорошее и дурное, что есть в России от нас» (Н. Гоголь). «Мертвые души» — это не только помещики и чиновники, это «безответно мертвые обыватели», страшные «неподвижным холодом души своей и бес

плодной пустыней сердца». Чичиков побывал в пяти помещичьих усадьбах, но это не цикл разрозненных новелл, а единое повествование, развивающееся по своей художественной логике, суть которой определена автором: «Один за другим следуют у меня герои один пошлее другого». На первый взгляд Манилов и Собакевич, Ноздрев и Коробочка не похожи друг на друга (они даже сопоставлены по контрасту: сентиментальный Манилов и кулак Со-бакевич, домовитая Коробочка и безалаберный «исторический человек» Ноздрев). Однако их объединяет пустота и никчемность, которая становится чертой не только каждого из них, но принадлежностью всего уклада помещичьей жизни России. Вот почему Гоголь строит повествование по принципу усиления пошлости. Дело не в том, конечно, что кто-то из них лучше или хуже, а в том, что одна пошлость сменяет другую, что, по словам Гоголя, «нет ни одного утешительного явления... и что по прочтении всей книги кажется, как бы точно вышел из какого-то душного погреба на божий свет». И если галерея помещиков открывается Маниловым, о котором хотя бы в первую минуту можно сказать: «Какой приятный и добрый человек», то завершается она «прорехой на человечестве» Плюшкиным. Но герои «Мертвых душ» не просто духовно убогие люди. Гоголь пишет не только о людских пороках, он связывает их в поэме с социальным положением героев: не случайно их человеческая неприглядность в полной мере раскрывается тогда, когда они, «владельцы товара», решают, как поступить с «мертвыми душами»; подарить, обменять или выгодно продать. Таким образом, в главах о помещиках безобразие крепостнических порядков и нравственная несостоятельность помещиков-дворян показаны как явления одного плана. Чиновники губернского города, по словам Соба-кевича: «Мошенник на мошеннике сидит и мошенником погоняет. Все христопродавцы». Лица чиновников сливаются в какое-то безликое круглое пятно, единственным признаком «индивидуальности» становится бородавка («лица у них были полные и круглые, на иных даже были бородавки»). В среде помещиков и чиновников одно ничтожество сменяет другое. Но над этим сборищем «небокоптителей» возвышается образ Руси. Живое начало русской жизни, будущее страны писатель связывает с народом. Крепостное право уродует и калечит людей, но оно не в состоянии убить живую душу русского человека, которая живет и в «замашистом, бойком» русском слове, и в остром уме, и в плодах труда умелых рук. В лирических отступлениях Гоголь создает образы беспредельной, чудесной Руси и народа-богатыря. Поэтому и заканчивается поэма образом Руси-тройки. Каким будет будущее Руси, Гоголь не знает. Но в поэме важен сам пафос этого движения, которое ассоциируется с душой русского человека. Для «идеального» мира душа бессмертна, ибо она — воплощение Божественного начала в человеке. А в мире «реальном» вполне может быть «мертвая душа», потому что для него душа только то, что отличает живого человека от покойника. В эпизоде смерти прокурора окружающие догадались о том, что у него «была точно душа», лишь когда он стал «одно только бездушное тело». Этот мир безумен — он забыл о душе, а бездуховность и есть причина распада. Только с понимания этой причины может начаться возрождение Руси, возвращение утраченных идеалов, духовности, души. Мир «идеальный» — мир духовности. В нем не может быть Плюшкина, Собакевича, Ноздрева, Коробочки. В нем есть души — бессмертные человеческие души. Он идеален во всех значениях этого слова. И поэтому этот мир нельзя воссоздать эпически. Духовный мир описывает иной род литературы — лирика. Именно поэтому Гоголь определяет жанр произведения как лиро-эпический, назвав «Мертвые души» поэмой

На страницах поэмы крестьяне изображены далеко не в розовых красках. Лакей Петрушка спит не раздеваясь и «носит всегда с собой какой-то особенный запах». Кучер Селифан — не дурак выпить. Но именно для крестьян у Гоголя находятся и добрые слова и теплая интонация, когда он говорит, например, о Петре Неуважай-Корыто, Иване Колесо, Степане Пробке. Это все люди, о судьбе которых задумался автор и задался вопросом: «Что вы, сердечные мои, поделывали на веку своем? Как перебивались?»