И.Н. Ружинская. Конфессиональный фактор в предпринимательской среде уездных городов Европейского Севера России.
-21-
Обращение к теме эволюции отечественного бизнеса сегодня видится весьма актуальным как с теоретической, так и с практической точки зрения. По оценкам социологов, в среде современных предпринимателей преобладают ценности самореализации, материального успеха, финансового благополучия (О.И. Карпухин). Религиозные ценности, составлявшие важный компонент деловой этики предпринимателя в дореволюционной России, присутствуют слабо, утеряна роль бизнесмена как патриота и общественного деятеля. Однако необходимость осмысления опыта, специфических особенностей и лучших традиций российского предпринимательства признается как самими представителями бизнеса, так и обще¬ством в целом. История бизнес-кругов ведущих держав мира показывает, что конфессиональный фактор социальной среды способен придать бизнесу значимый и общенациональный характер. Осознают это и ученые, свидетельством чего является пристальный исследовательский интерес к истории отечественного бизнеса. Безусловно, религиозная сфера – неотъемлемая часть любого общества, в том числе и российского. Но говорить о зависимости предпринимательской успешности от конфессионального фактора следует доказательно, с привлечением междисциплинарного подхода, с учетом специфики конкретного региона, особенно провинциального, ибо «основа основ капиталистического предпринимательства не моральные принципы, а интерес» (1), а религия оказывала «смягчающее влияние на характер денежных отношений» (2.
Развитие предпринимательства на Русском Севере проходило под воздействием объективно-неблагоприятных для бизнеса факторов: холодный климат, труднопроходимые местности, слабое развитие транспортной сети, значительная удаленность населенных пунктов друг от друга, необходимость складировать товар на перевалочных базах (Вытегра, Вологда, Великий Устюг), позднее и медленное развитие городской среды, малочисленность и полиэтничность местного населения. Долгие годы значительная часть отечественных товаров переправлялась по тракту Новгород-Каргополь-Кандалакша. Однако в 1585 г. по царскому указу этот торг был перемещен в Архангельск, что потребовало от предпринимателей того времени мобильной переориентации, хотя стихийная торговля со Скандинавией еще была длительное время (3).
-22-
С перемещением северно-русской торговли в Архангельск продолжилось интенсивное развитие товарооборота отечественных предпринимателей на Русском Севере. Однако со строительством Санкт-Петербурга северный торговый путь замедляется, а торговое и хозяйственное значение коммерческих центров Русского Севера неизбежно угасает.
Секуляризационная политика государства затронула и некогда значительное предпринимательство северных монастырей. В этих условиях наиболее предприимчивые бизнесмены сосредоточили сферу своих интересов на возрастающих потребностях северной столицы в лесе, камне, пушнине, рыбе, смоле, традиционных для рыночного хозяйства Русского Севера. Явная коммерческая выгода способствовала не только интенсивному росту доходов бизнесменов Олонца, Вытегры, Каргополя, Вологды, но и постепенному «перемещению их капиталов» в Петербург с записью в столичное купечество. Однако сделать это смогли единицы предпринимателей, преимущественно купцы I и II гильдий, имевшие значительный финансовый ресурс. Но основная масса провинциальных бизнесменов-купцов принадлежала к III гильдии, наименее состоятельной и защищенной, находящейся в сильной зависимости от «скупщика».
Фактором значительного сдерживания финансовой состоятельности провинциального бизнесмена стало бесперспективное соперничество с иностранным бизнесом (Брандт, Беккер, Классен), непрерывное повышение «гильдийкой» ставки. Так, за 30-летний период для купцов III гильдии она повышалась в 16 раз, тогда как для I гильдии – в 5 раз. Кроме того, самый высокодоходный торг (оптовый) монополизировали «богатей» губернских, а не уездных городов.
Буржуазные реформы 1860-1880 гг. обострили конкуренцию разно-социальных слоев северного предпринимательства. Острая конкуренция развернулась между купечеством и торгующим крестьянством. Она имела давние корни, как позитивные, так и негативные последствия. Первым шагом к этому стали реформы 1775 и 1785 гг. XVIII в., обновившие состав купечества уездных городов за счет крестьянства. Вторым шагом к этому стала законодательная основа указов 1815 и 1824 гг., уравнивавших предпринимательскую правоспособность купцов и крестьян. Расширение состава участников коммерческой деятельности минимизировала монополизацию и активизировала поиск новых сфер бизнеса. Но в условиях провинции возможности кредитования были весьма ограничены, потребительский рынок сдерживался слаборазвитой транспортной сферой. Это приводило к удорожанию коммерческих расходов (а значит, и цен), медленному обороту средств, невысокой покупательной способности основной части жителей края. Наиболее успешные переходили во II гильдию, перемещали капиталы в более перспективные регионы и сферы, иные же продолжали вести дела как «торгующие крестьяне» (например, «лесозаводчики» Чудинов и Щепоткин). Закон 1898 г. о промысловом налоге привел к тому, что купечество фактически перестало быть синонимом предпринимательства.
-23-
Субъектом предпринимательской деятельности становился торговец, промышленник вне сословной принадлежности
Низкий ресурс кредитования не способствовал перемещению торговых капиталов в промышленность. Жизнеспособнее оказался бизнес тех, кто нашел возможность консолидации средств: корпоративной (Баженин-Марков-Неклюдов, в том числе с иностранным бизнесом Грибанов-Фонтейнес), семейной (Амосовы, Пименовы), узкоконфессиональной (старообрядческие общины), этнической (карельские землячества). Консолидация капитала позволяла вложить средства в производство, переработку льна (Грибановы), леса (Беляевы, Стукачевы), масла (Н. Волков). При этом, «если интересы предпринимателя совпадали с интересами государства, то частный капитал содействовал решению государственных задач» (4). Однако нельзя не заметить, что появившееся промышленное предпринимательство уездных городов Севера носило индивидуально-ограниченный характер, отличалось простым типом организации, концентрации собственности, капитала, управления и контроля в одних руках. Это приводило к тому, что значительную роль в его продолжении играла не только конъюнктура рынка, но и личностные способности предпринимателя к маркетинговой мобильности, коммерческие связи, специализация.
Несмотря на Исторически сложившуюся полиэтничность и поликонфессиональность, в религиозном мировоззрении у северян доминировала православная ментальность (синодальная и старообрядческая). Многие поколения Европейского Севера России унаследовали свою религиозность благодаря влиянию монастырской колонизации. Религиозность повседневности провинциала, привитая патриархальными традициями крестьянской, мещанской или купеческой семьи, формировали комплекс нравственно-этических установок, реализуемых в предпринимательской деятельности. Это накладывало отпечаток на отношение к труду, к богатству, к участникам бизнеса, то есть могло служить мотивационным и смыслообразующим началом. Однако степень влияния конфессионального компонента ментальности определялась не экономическими характеристиками, а уровнем религиозности конкретного субъекта предпринимательской деятельности. Этика труда каждой конфессии имеет как общесмысловые, так и свои специфические особенности. Православная концепция труда не отрицает успеха и богатства, но не они являются смысловой ценностью для благочестивого: «лучше трудись, делая своими руками полезное, чтоб было из чего уделять нуждающемуся» (Еф. 4.28). Преподобный Феодосии Печорский развил идеи отношения к труду как богоугодному делу (5).
-24-
Предприниматели дореволюционной России открыто признавали «смягчающее влияние православия на характер деловых отношений» (6). Материальное богатство, ценности – это атрибуты мира вещей, созданного Творцом, Он их собственник, а тебе доверено ими распоряжаться во благо. Таким образом, благословенным становится только тот труд, который способствует Божьим замыслам, направлен на богоугодные дела, а не на эгоистические потребности человека.
Реальным проявлением религиозности многих предпринимателей стала в этой связи благотворительная деятельность. Являясь «соработником» Бога, верующий приносит «плоды взрощенного винограда» Творцу. «Совершенный купец» должен был являть не только пример трудолюбия, честности и предприимчивости. Неотъемлемой частью деятельности «сотворца» являлись милосердие, благотворительность. Ее формы в предпринимательской среде городов Европейского Севера России были достаточно типичны; храмостроительство, открытие богоугодных и учебных заведений, благоустройство городской среды. Размер же «вспоможения» и его частотность находились в зависимости от многих обстоятельств: коммерческой состоятельности предпринимателя, объекта вложения средств, социально-экономической ситуации в уездном городе, уровня религиозности самого жертвователя. В историю уездных городов Европейского Севера России остались вписанными имена целых поколений предпринимательских династий-благотворителей; Баженины, Базегские, Беляевские, Беляевы, Вешниковы, Грибановы, Громовы, Давыдовы, Мартьяновы, Мясниковы, Пименовы, Поздеевы, Поповы, Ружниковы, Рыбниковы, Семушкины, Серебряковы, Сывороткины, Сухановы, Туронтаевские, Шалапановы, Шапошниковы, Черепановы. Гораздо сложнее, на наш взгляд, выявить мотивацию предпринимательской благотворительности. В этой среде, в отличие от столичных «благодетелей», как правило, не принято было вести дневники, мемуары, да и о самом понятии «семейный архив» для провинциального купца и промышленника мы можем говорить очень условно. С одной стороны, мотивы пожертвования складывались на основе религиозно-этических идеалов богоугодного Дела. Но каждодневные реалии провинциального бизнеса были порой так далеки от вероисповедного идеала! На фоне деформации деловой этики происходило допущение компромисса с религиозной совестью. Подобные ситуации требовали от верующего предпринимателя разрешения совестного конфликта с внешней средой; «храмы возводили не от избытка, а от нужды в Боге, от нужды в надежде» (7). Меценатство и «служение обществу», «святая работа», таким образом, давали надежду душеспасительности Дела, полноты земного бытия. Даже «переместив капиталы» в иные экономические центры страны, меценат, как правило продолжал оказывать существенную
-25-
помощь своей «малой родине». Достойным примером этого может служить меценатская деятельность предпринимателей Олонца, Кеми, Повенца и других уездных городов. С другой стороны, конфессиональный фактор благотворительной деятельности провинциальных предпринимателей был не единственным. Нельзя отвергать амбициозных стремлений «спонсоров» к повышению своего социального статуса, занятию престижной должности, приобретению наград, ибо законодательные инициативы государства предусматривали для предпринимателя-мецената получение звания «коммерц-советника», «почетного гражданина», чин «бирюзового генерала». Правда, осуществить это провинциальному «бизнесмену», чья предпринимательская деятельность была сопряжена с высокой степенью коммерческого риска и невысокой рентабельностью всеобщего экономического кризиса Европейского Севера России, было очень непросто. Поэтому истинное место конфессионального фактора в шкале приоритетов мецената уездного города выявить весьма трудно.
Ряд исследователей признает, что наибольшее влияние конфессиональный фактор приобрел в старообрядческой среде, следствием чего явилось оформление концепции Дела как христианского подвига, «труда благого», направленного на возрастание веры. В соответствии с установками концепции труд признавался душеспасительным, если был честным, без сребролюбия и лихоимства, направленным на «
Динамика предпринимателей-старообрядцев в уездных городах Европейского Севера России, специфика их коммерческой деятельности во многом определялись внешними факторами. Прежде всего, характером урбанизационных процессов и размахом антистарообрядческой политики государства. Для Поморья традиционными были посадские и слободские типы поселений, занимавшие, по сути, промежуточное положение между городом и селом. Экономический практицизм Петра I, введшего «двойной оклад» для старообрядцев в 1718 г., конечно, был «драконовским», но позволял предприимчивым старообрядцам открыто включиться в экономическую жизнь страны. Поэтому к середине XVIII в.
-26-
предприниматели-старообрядцы составляли значительную часть легального городского староверия, хотя официальная статистика фиксировала преимущественно «записных раскольников», то есть плативших «двойной оклад». Скромный материальный уровень рядового слоя посадского населения (будущее мещанство) не позволял избегать административного преследования со стороны властей путем подкупа духовенства и светских чиновников, тогда как верхушка посада (будущее купечество) имело к этому больше возможностей. Таким образом, мы практически не можем определить масштабы «скрытого раскола» в городах. Так, например, в 1745 г. 234 «раскольника» Мезени «приобретали свои капиталы» за счет торгово-промышленной деятельности, в Каргополе – 20, в Холмогорах – 37, в Архангельске – 328 (в том числе при Соломбальской верфи – 157 человек) (8). Перемещение торгового пути в Петербург шло медленно, наиболее дальновидные переориентировались, но большинство жаловалось: «нонче торг не тот».
Эпоха Екатерины Великой была отмечена не только относительно либеральной политикой в отношении староверов (отмена «двойного оклада»), но изменением юридического статуса торгово-промышленной группы населения страны, в том числе старообрядцев-предпринимателей. Серия указов 1775-1785 гг. обновила состав купечества за счет крестьян-старообрядцев. Вчерашние села получили статус уездных городов, что не изменило торгово-посреднический характер коммерческой деятельности их обитателей, но предопределило неоднородный конфессиональный и коммерческий состав.
На протяжении исследуемого периода старообрядцы были отмечены в 13 из 27 городах Русского Севера (в границах Архангельской, Вологодской, Олонецкой и северо-восточной части Новгородской губерний). Говорить о повсеместном распространении старообрядчества в данной среде, хотя сторонники «веры отцов» проживали и в губернских центрах. Крупные и стабильные старообрядческие общины существовали там, где предпринимателям-старообрядцам удалось сохранить относительно прочные экономические позиции в торговле хлебом, лесом и рыбой при поддержке «влиятельных покровителей» из столичных старообрядцев. Помимо Архангельска и Вологды, это было характерно для предпринимателей Кадникова и Кеми. Нынешняя улица Ленина в Кеми (бывший Крестовский проспект) долгие годы называлась «Купеческой». Там проживали известные старообрядческие семьи Антоновых, Дятловых, Зайцевых, Куриковых, Силиных, Шуттиевых, «ведших в Петербурге знатный торг лесом, сельдями, семгой и треской».
В городах, постепенно утрачивавших свой экономический потенциал, таких как Холмогоры, Повенец, Олонец, Каргополь, Вытегра, староверы сохранились, но меньше. Придерживаться «веры отцов» здесь
-27-
продолжали преимущественно пожилые «купеческие вдовы и мещане со скудными капиталами». К концу XIX в. не осталось старообрядцев в Мезени, Пудоже и Тихвине. На наш взгляд, эта динамика была обусловлена как внешними обстоятельствами, так и внутренними факторами эволюции самого исследуемого явления. Рост численности городского староверия к 30-м и 70-м гг. XIX в. определялся и характером правительственных действий, и более точным уровнем статистики того времени. Снижение численности старообрядцев к концу XIX в., скорее всего, свидетельствует о реальном уменьшении староверия в городах, кризисных явлениях в самой среде старообрядческого предпринимательства, вызванных в большой степени именно экономическим фактором - нарастание экономического упадка Севера России. Истощение традиционных промыслов, аграрный характер городов, уменьшение объемов ярмарочной торговли, невозможность большинства переориентироваться на промышленное производство из-за «скудости капиталов», изменение традиционных торговых путей – все эти факторы не способствовали укреплению старообрядчества в городах Русского Севера. Так, например, долгие годы одним из крупных экономических центров региона был город Вытегра. В кабинетах власти имелся даже проект о переводе сюда губернской столицы Олонецкого края. Жители города отличались «большим достатком». Они использовали все преимущества судоходного бизнеса по реке Свирь, транзитной торговли хлебом, продажи кирпича и стройматериалов в Санкт-Петербург. В городе была крупная и состоятельная старообрядческая община во главе с купцами Шалапановыми, Гавриловыми и Говорухиными. Однако серия «опустошительных пожаров», прошедших в городе в середине XIX в., и строительство новой перевалочной базы транзитной торговли вдали от города (Вознесенская пристань), привели к упадку экономической жизни Вытегры (9). Часть здешних купцов-старообрядцев получили поддержку у петербургских «покровителей» и продолжили бизнес в столице. Со смертью купца Шалапанова местные староверы потеряли не только талантливого коммерсанта, долгие годы поддерживавшего общину экономически, но и своего духовного лидера, которому не нашлось достойной замены.
В результате крупномасштабных репрессий на Европейском Севере России была почти полностью ликвидирована скитская система. Незначительными исключениями в этом плане продолжали оставаться Амбурский, Лахотский и Пертозерский скиты в Архангельском крае. Нельзя не сказать, что даже после правительственных репрессий предприниматели-старообрядцы пытались экономически поддержать свои центры веры». Особенно зримо это проявилось на поддержке обитателей Выга. Выговский большак С. Иванов «постоянно ездил за хлебом к старообрядцам Каргополя, Вытегры, Петербурга и Рыбинска».
-28-
Ежегодные контакты осуществляли и через кемского предпринимателя-старообрядца А. Тукачева. В результате подобной деятельности «здешний раскол не только не ослабевает, но даже развивается», сетовал православный священник (10).
Движимые целью «искоренения раскола» среди купечества, власти прибегли к практике выдачи «гильдицкого свидетельства» только тому «охотнику», который пройдет исповедь и причастие в синодальной церкви. В случае «упорства» предприниматель нес колоссальные убытки. С общегражданской позиции это обстоятельство переводило купца в категорию мещан, с конфессиональной вынуждало принять официальное православие либо единоверие. Вот здесь, пожалуй, наиболее зримо для предпринимателя-старообрядца проявилась дилемма: Дело или Вера, жертвовать «верой отцов» во имя экономических интересов или поставить под угрозу бизнес, поддерживающий свою общину, в том числе и экономически. Нельзя сказать, что в исследуемом регионе наблюдались какие-то общие тенденции приоритетного выбора. В каждом конкретном случае это был индивидуальный случай. Так, например, старообрядцы Повенца применяли практику «глухой исповеди», когда, «прикинувшись больными и лишенными употребления языка, звали к себе священника, который ограничивался прочтением установленных при сем молитв». Вскоре такой «больной» выздоравливал, продолжал «пре¬бывать в расколе», а по церковным книгам уже значился «православным» (11). Иные предпочли формально вступить «в лоно Церкви». Воз¬можно, что приоритеты выбора предпринимателя отражали кризис самого староверия, который не отражен в официальных источниках. Обозначенные явления в предпринимательской среде староверов не были типично «северные», они наблюдались во многих общинах страны. Из староверия постепенно уходило поколение «основателей династий», тех, чье Дело было в большей степени направлено на возрастание Веры. По всей вероятности, именно коммерческая выгода, а не религиозные нормы двигали купцом Сывороткиным, когда в 1867 г. он вывез из Петрозаводска на Свирь 1500 кулей хлеба. В тот голодный год для горожан это стало настоящей катастрофой, ибо привело к еще большему скачку цен (12).
Подводя предварительные выводы, можно отметить, что религиозные традиции составляли неотъемлемую часть повседневности и ментальности многих поколений предпринимателей уездных городов Европейского Севера России. По преимуществу, это была православная среда. Православное понимание труда, богатства, успешности накладывала важный отпечаток на поведенческую практику бизнесмена, реализуемую через широкую благотворительность и общественное служение.
-29-
Религиозная принадлежность (православный синодальной церкви, старообрядец, протестант, католик, лютеранин) не создавала напряже¬ния между самими коммерсантами. Бизнес, развивавшийся в тяжелых региональных условиях и непоследовательной государственной политики, был терпим к конфессиональной принадлежности субъектов экономики. Гораздо большую напряженность создавали конкуренция отечественного и иностранного бизнеса, соперничество купечества с торгующим крестьянством», грабительская политика скупщиков, слабое развитие кредитования, высокая степень трансакциональных издержек, приводящая к низкой рентабельности основной части предпринимателей уездных городов. Хотя среди них присутствовала значительная часть старообрядцев, имевших широкие возможности кредитования общин (внутри- и внешнерегиональных), но репрессивная политика церковных и светских властей серьезно подорвала их финансовую состоятельность. Основная же часть провинциальных предпринимателей вынуждена была рассчитывать на семейный ресурс бизнеса. Очень незначительное число коммерсантов уездных городов осилило переместить капиталы в инорегиональные экономические центры и промышленную сферу. В более выгодном положении оказалось предпринимательство губернских городов и «подстоличных» районов. Изучение духовного-практического опыта предпринимателей прошлого позволит нынешнему сообществу культивировать, поощрять и развивать их лучшие традиции для современной предпринимательской среды. И тогда храм, восстановленный с привлечением средств бизнесмена, станет не только доминантой сакрального пространства провинциального города, это будет объединительным началом социально-экономического и духовно-культурного возрождения российской провинции.
Примечания
1. Рябушижти В. Судьбы русского хозяина // Русский колокол. 1928. №3. С.44-58.
2. Дмитриева С. И. Очерк этнокультурной истории Архангельского Поморья // Мировоззрение и культура севернорусского населения. М., 2006; С.13.
3. Пашков А.М. Лесозаводы Беляевых в Поморье и освоение Европейского Севера России во второй половине XIX-начале XX вв. // Фирмы, общество и государство в истории российского предпринимательства. СПб., 2006. С.170.
5. Федотов Г.П. Святые древней Руси. СПб., 2005. С.40-60.
6. Рябушинский В. Указ. соч.
7. Диакон Андрей Кураев, Церковь в мире людей. М., 2007. С.132.