План:
стр.
1.
Введение
2
2.
Жизненный путь, мучения и страдания Аввакума.
- Начало жизненного пути 3
- Церковный раскол 6
- Сибирская ссылка 8
- Неистовый пророк 9
- Пустозерские старцы 12
3.
«Житие» протопопа Аввакума
13
4.
Заключение
17
5.
Литература
18
Введение
Историю движут личности. С того самого момента, когда самая догадливая обезьяна начала использовать в качестве оружия палку. И, что бы там ни говорил господин Толстой, Россия здесь никак не могла явиться исключением. В России, как и во всех остальных государствах, все происходило не по воле расплывчатой массы, а по воле отдельных личностей, которые вели за собой эти массы. Так было и с историей церкви, где одной из таких личностей был Аввакум - главный идеолог русского старообрядчества. Часть первых исследований возникновения старообрядчества и его истории принадлежит лицам господствующего исповедания. Всех этих исследователей – историков можно разделить на две половины, точнее две школы: миссионерскую и народническую. Для миссионерской школы история старообрядчества есть история невежд, и само старообрядчество для них есть невежественное явление, могущее иметь место только среди грубого, дикого и непросвещенного народа. Иным представляется старообрядчество для школы народнической. Н.Н. Гиляров-Платонов писал «Чувствовалось, что здесь есть идея, что во всех мелочах живет и бушует какая-то огромная творческая сила, единая цельная в своем существе, на протяжении двух веков, в почти бесчисленном множестве дробных, по-видимому, не имеющих никакой связи между собой явлений и событий. Но в чем самое существо этой идеи, каково ядро этой силы, каковы особенности психологии людей, действующих этою силою, - все это для меня было непонятно». В конце концов, он пришел к выводу, что старообрядчество есть совершенно своеобразный мир, со своей собственной идеей, со своей культурой, со своими историческими или даже мировыми задачами. В этом выводе указываются все исследования о старообрядчестве народнической школы, школы, признающей в нем действие живых исторических сил и отводящей ему историческое значение в прошедшем и будущем.
Жизненный путь, мучения и страдания Аввакума.
Начало жизненного пути
Аввакум Петрович Кондратьев (протопоп, глава старообрядцев, мыслитель, писатель, публицист) родился 20 ноября 1620 или в 1621 году в селе Григорове Закудемского стана Нижегородской губернии в семье священника Петра, который служил в маленькой деревенской церкви Бориса и Глеба. На её месте теперь стоит каменная казанская церковь, выстроенная в 1700 году.
Отец Аввакума – Петр Кондратьев, как и все крестьяне, пахал землю, напивался по праздникам, буйствовал. Зато мать, Мария Кондратьева, была женщиной короткого нрава и благочестивой. Она ревностно соблюдала все посты и обряды, за что её звали «постницей и молитвенницей». С ее помощью мальчик научился грамоте и уже к десяти годам он знал наизусть Евангелие.
Родители назвали своего первенца в честь ветхозаветного пророка Аввакума. Мать часто говорила Аввакуму, что за любые прегрешения Бог насылает на человека страшные кары, поэтому он с раннего детства знал, что такое «страх Божий». У него было развито острое чувство справедливости, он не боялся говорить правду и отстаивать свои убеждения.
Отец Петр умер, когда Аввакуму исполнилось всего двенадцать лет, и мальчику пришлось помогать матери воспитывать своих младших братьев и сестер. Он занимался крестьянским трудом, чтобы прокормить семью, а в свободное время ходил в расположенный неподалеку Макарьев монастырь, где читал книги и наблюдал монашескую жизнь. Овдовев мать Аввакума, решила уйти в монастырь, приняв имя Марфы, и перед этим настояла, чтобы её семнадцатилетний сын женился на односельчанке сиротке Насте, которой было всего четырнадцать лет. Жена не принесла Аввакуму приданого, ее отец Марко когда-то был зажиточным кузнецом, но после его смерти достаток семьи совершенно истощился. Зато Аввакум обрел в своей жене верную помощницу и безропотную спутницу, прошедшую с ним рука об руку всю его мятежную жизнь. Их детям тоже пришлось в полной мере разделить несчастья родителей.
Аввакум с женой поселился в нижегородском селе Лопатицы. Здесь в 1642 году он был поставлен в дьяконы, а затем и в священники. Он воспринимал духовное поприще как аскетическое служение Богу по примеру первых христиан. Он не мог спать перед литургией, а когда приспевало время заутрени, сам спешил благовестить; прибежит на звонницу пономарь – тогда отдаст ему колокол, а сам идет в церковь читать полуночницу. На службе велит стоять с благоговением, после обедни читает поучение. Пообедав и отдохнув два часа, опять берется за книгу. После вечерни опять читаются каноны, молитвы, и уже в потемках вновь кладутся земные поклоны. Сам он кладет четыреста поклонов, супруге делает снисхождение «понеже ребятишки у нее пищать» – всего двести поклонов.
Мистическому сознанию Аввакума представлялось, что слуги сатаны только и ждут, чтобы запугать и совлечь его с пути истинного. Но Аввакум утверждал, что он силой молитвы укрощал дьявола и делился секретами этого искусства вроде того, что беса не проймешь батогом, как мужика; боится он «святой воды, да священного масла, а совершенно бежит от креста Господня». Он пытался научить своих прихожан жить по-божески, причем не ограничивался только церковными службами, а навещал людей в их домах, выезжал в соседние села и везде проповедовал трезвый, благочестивый образ жизни. Не оставлял он в покое высшее духовенство и местное начальство, порицая их за неправедные поступки. Такая непримиримость Аввакума мало кому нравилась. Сельчане относились к его проповедям равнодушно, а власть имущих он приводил в ярость своей нетерпимостью. Всё это закончилось тем, что летом 1647 года у него отняли все имущество, а его самого вместе с женой и только что родившимся сыном изгнали из села. Изгнанники отправились искать справедливости в Москву. Там Аввакума поддержали приближенные к царю протопопы Степан Вонифатьев и Иван Неронов. Но конфликт между Аввакумом и местным начальством зашел настолько далеко, что его не могли решить даже такие высокие духовные лица.
Аввакум не мог уже вернуться в село и поселился в Москве. Здесь он вошел в «Кружок ревнителей благочестия» и благодаря своей энергии, дару убеждения и богословской начитанности он сразу же занял здесь видное место и был представлен царю Алексею Михайловичу. Трудно сказать, когда он сумел ознакомиться со всей существовавшей на старославянском языке церковной литературой, но он разговаривал на равных с ученейшими из московских начетчиков. Аввакум показал себя талантливым проповедником, а это было новым делом, и ревнители благочестия только-только начали произносить поучения в церквах. Как проповедник и церковный писатель Аввакум имел одну отличительную и неповторимую особенность. Он первым и единственным стал писать не по-книжному, а так как говорили на улицах и площадях, употребляя простонародные обороты и не пугаясь крепкого словца. Самые сложные догматические вопросы он толковал в упрощенной форме, а библейские предания излагал так, как будто все это происходило не в древней Палестине, а в современной ему Руси. Всемогущий Иегова под его пером обращался в князя-воеводу, отправленного из Москвы на кормление – ему не понравилась жертва Каина, потому что тот принес «хлебенко худой, который негоден себе», в то время как Авель дал «барана лучшего». Распятие Христа на Голгофе разительно напоминает казнь на Болотной площади, а римский легионер уподобляется московскому стрельцу.
Вскоре в 1652 г. царь поставил Аввакума протопопом на родину Ермака, в городок Юрьевец, расположенный у слияния реки Унжи с Волгой. Аввакум очень гордился своим новым назначением, так как протопоп – это высший сан для «белого» попа. Достаточно сказать, что царский духовник тоже был протопопом. Но искреннее благочестие и неистребимая жажда справедливости Аввакума и здесь оказались не ко двору. Поэтому ему пришлось снова вернуться в Москву, где он и остался, несмотря на недовольство царя, который никак не мог понять, почему Аввакум не может ужиться со своей паствой. Ему было невдомек, что такая сильная личность, как протопоп Аввакум, никогда не пойдет на компромиссы и будет требовать от людей благочестия не на словах, а на деле. Стефан Вонифатьев и Иоанна Неронов, как писал сам Аввакум, «обо мне царю известиша, и государь меня почал с тех мест знати». Познакомился Аввакум и с новгородским архиепископом Никоном – «другом нашим», так называл Аввакум своего будущего смертельного врага. Трудно судить, насколько искренней была эта дружба даже в ту пору, когда Никон был близок к кружку Стефана Вонифатьева. Существует мнение, что ревнители благочестия помогали Никону подниматься по ступеням церковной иерархии, надеясь на то, что тот, сменив слабого и корыстолюбивого патриарха Иосифа, воплотит в жизнь их планы. Однако историк церкви XIX века архиепископ Макарий отмечал, что ревнители благочестия, напротив, пытались преградить Никону дорогу к патриаршему престолу: «Эти люди, особенно Вонифатьев и Неронов, привыкшие при слабом патриархе Иосифе заправлять делами в церковном управлении и суде, желали и теперь удержать за собою всю власть над Церковию и не без основания опасались Никона, достаточно ознакомившись с его характером».
Церковный раскол
Надо сказать, что и сам Аввакум писал, что после кончины Иосифа они вместе с «братьей» подали царю и царице челобитную «о духовнике Стефане, чтоб ему быть в патриархах». Но Вонифатьев уклонился от такой чести и, если верить свидетельству протопопа, сам указал на новгородского архиепископа как на наиболее подходящего кандидата. Вызванный в Москву Никон, очевидно, догадывался об этих интригах. «Егда ж приехал, с нами яко лис: челом да здорово, –
писал Аввакум.– Ведает, что быть ему в патриархах, и чтобы откуля помешка, какова не учинилась».Так или иначе, 25 июля 1652 г. седьмым патриархом Московским и всея Руси стал Никон (Никита Минич).
Сразу же после избрания Никон порвал со своими бывшими товарищами. Аввакум с горечью сетовал: «Егда поставили патриархом, так друзей не стал и в крестовую пускать».
Не прошло и полугода, как новый патриарх решил реформировать русскую православную церковь и все церковные обряды устроить по греческому образцу; он также потребовал пересмотреть старые богослужебные тексты – служебники, уставы, псалтыри, евангелия, другие книги – и внести в низ изменения, если они в чем- то расходились с греческими текстами, и отдал распоряжение о замене двуперстного крестного знамения на троеперстное и о сокращении земных поклонов при чтении покаянной молитвы Ефрема Сирина. Все это вызвало активное неприятие со стороны огромной части народа и духовенства, не пожелавших в одночасье принять эти новшества и отказаться от многовековых русских традиций. Аввакум, Иван Неронов, муромский протопоп Логгин, Даниил Костромской, Степан Вонифатьев, епископ Павел Коломенский, Даниил Темниковский, Лазарь Романово-Борисоглебский и другие ревнители благочестия резко выступили против нововведений. Они подали царю рукописное опровержение, в котором предписание патриарха было названо ересью, но не получили поддержки Алексея Михайловича. Началась упорная борьба. Протопоп Иоанн Неронов, приглашенный на собор в крестовой палате, укорял Никона: «Доселе ты друг наш был – на нас восстал. Некоторых ты разорил и на их места поставил иных, и от них ничего доброго не слыхать. Других ты обвинил за то, что они людей мучат, а сам беспрестанно мучишь». Собор определил послать протопопа Неронова на смирение в Каменский монастырь, как писал сам Неронов, «под крепкое начало, а в грамоте о мне ко властям было писано: за великое бесчиние велено в черных службах ходить».
Вместо Неронова на защиту старой веры встал Аввакум.После чего ему запретили произносить поучения в Казанском соборе и перевели в церковь Аверкия в Замоскворечье. Аввакум и там продолжал вести службу по традиционному обряду и призывал своих прихожан не подчиняться новым правилам. После этого ему вообще запретили совершать богослужения. Собрав своих приверженцев, Аввакум стал проводить богослужения на сеновале в конюшне дома Неронова. Это было нарушение всех церковных правил, и действия непокорности протопопа были расценены как вызов властям, хотя сам священник говорил своим прихожанам: «Бывают времена, когда и конюшня иной церкви лучше». Но власти считали по-другому. 13 августа 1653 г., как сообщал в письме Неронову священник Данилов, протопоп «чел поучения на паперти... лишние слова говорил, что и не подобает говорить». Отряд стрельцов схватил протопопа и шестьдесят человек его прихожан во время всенощной. Аввакума привезли на патриарший двор и посадили на цепь. Вскоре были взяты под стражу и другие противники Никона. Муромский протопоп Логгин, самолично расстриженный патриархом в Успенском соборе, плюнул Никону в глаза. Аввакуму тоже была назначена участь расстриги, и он уже был привезен в собор для совершения обряда лишения духовного сана, но царь Алексей Михайлович упросил патриарха помиловать протопопа. Вместо расстрижения Аввакум «за ево многие безчинства» по указу Никона был сослан в «Сибирский город на Лену» в «Якутский острог»
Сибирская ссылка
Началась одиннадцатилетняя сибирская ссылка церковного мятежника. Аввакума и его жену, еще не оправившуюся после родов сына, бросили в телегу и повезли в Тобольск. Сибирский архиепископ Симеон, зная Аввакума как ревнителя православия, поставил его протопопом Воскресенского собора. Но и там «великие беды» продолжали преследовать протопопа. Вскоре из Москвы пришли вести, что от моровой язвы умерли два родных брата Аввакума и почти все его родственники. Эпидемию и тяжелую войну с Польшей протопоп, как и другие раскольники, прямо связали с никоновской ересью: «Говорил тогда и сказывал Неронов царю три пагубы за церковный раскол: мор, меч, разделение; то и сбылось во дни наша ныне». Без сомнения Аввакум и в Тобольске продолжал проповедовать старую веру, иначе невозможно объяснить поток, поступивших на него доносов – «в полтора годы пять слов государевых сказывали на меня», то есть пять раз его обвиняли в государственной измене, начиная доносы страшным изречением «Слово и дело государево». В результате пришел указ сослать непокорного протопопа в Даурскую землю
В 1656 году Аввакум отправился на новое место «белым попом» в отряде Афанасия Пашкова, назначенного воеводой в Дауры. «О, горе стало! –
восклицал протопоп. –
Горы высокия, дебри непроходимыя, утес каменной, яко стена стоит, и поглядеть – заломя голову!» В своем «Житие» Аввакум оставил красочное описание подневольного путешествия по Енисею, Шилке, Тунгуске, «морю Байкальскому». Тысячи верст прошел он по тайге, по горным тропам, по крутым берегам наравне с казаками, таща на бечеве лодки - «дощенники» против стремительного речного течения, страдал от холода и голода. Поход по неизведанным местам был для него вдвойне тяжелым, потому что воевода Пашков, человек крутого нрава – «яко дивий зверь», имел предписание не жалеть церковного отступника и по его приказу протопопу дали более семидесяти ударов кнутом. После беспощадной воеводской расправы Аввакум, лежа окровавленный на дне лодки, возроптал на Бога и тут же ужаснулся и обругал себя последними словами за подобную дерзость: «фарисей с говенною рожею, – со владыкою судитца захотел!…Как дощенник-от в воду ту не погряз со мною?» А даурские казаки и служилые люди по наущению воеводы отправили в Москву челобитную, прося учинить над «вором, завотчиком и ссорщиком» Аввакумом смертную казнь «по Уложенной соборной книге», дабы «службе от такова вора и завотчика какое дурно не встречалось».
В Аввакуме все более и более крепло убеждение, что Бог испытывает его, что ему, как первым мученикам, предназначено пострадать за истинную веру. «Любил, протопоп, со славными знатца, люби же и терпеть, горемыка, до конца», – говаривал Аввакум. Семья протопопа несла все тяготы ссылки, от лишений умерли двое малых сыновей, остальным приходилось босыми ногами скитаться по острым каменьям, выпрашивать подаяния, а во время голода питаться вместе с отцом травой, кореньями, не брезговать падалью. Как-то во время очередного тяжелого перехода протопопица окончательно выбилась из сил и упала в снег. «Я пришел, – на меня, бедная, пеняет, говоря: «долго ли муки сея, протопоп, будет?» И я говорю: «Марковна, до самыя смерти!» Она же, вздохня, отвещала: «добро, Петровичь, ино еще побредем».
Неистовый пророк
В начале 60-х годов ситуация по отношению к опальным старообрядцам ненадолго изменилась: властолюбивый Никон сам оказался в опале, и возмужавший царь попытался привлечь к себе тех, кого в 50-е годы преследовал вместе с Никоном. Пробыв в ссылке 10 лет и 8 месяцев, он получил разрешение вернуться в Москву. К тому времени разногласия, уже давно появившиеся между царем и патриархом Никоном, достигли своего предела. Никон отказался от патриаршества и удалился в Воскресенский мона
К своей верной супруге обратился за советом протопоп, когда перед ним встал нравственный выбор. Кончилась сибирская ссылка. Попал в опалу Никон, уже отрекся он от патриаршего престола, а из Москвы пришел царский указ возвратиться. Протопопа терзали сомнения. Не было Никона, но остались никонианские нововведения, против которых он восстал с такой яростью. А с другой стороны, можно было, пользуясь падением главного врага, получить полное прощение, наконец-то дать семье спокойную жизнь и достаток. Видя его печаль, протопопица приступила к мужу с расспросами. Аввакум вопросил: «жена, что сотворю? зима еретическая на дворе; говорить ли мне или молчать? – связали вы меня!» и, услышав в ответ: «Аз тя и с детьми благословляю: дерзай проповедати слово божие по-прежнему, а о нас не тужи…Поди, поди в церковь, Петровичь, – обличай блудню еретическую!», поклонился жене земным поклоном.
На этот раз Москва его встретили как мученика, пострадавшего за свои убеждения: «Государь меня тотчас к руке поставить велел и слова милостивые говорил: «здорово ли-де, протопоп, живешь? еще-де видатца бог велел!» И я сопротив руку ево поцеловал и пожал, а сам говорю: жив господь, и жива душа моя, царь-государь; а впредь что изволит бог!» Он же, миленькой, вздохнул, да и пошел, куды надобе ему». На бывшего ссыльного, чьи дети совсем недавно побирались Христовым именем, посыпались щедрые дары. Царь пожаловал ему десять рублей, царица еще десять, а «дружище наше старое» боярин Федор Стрешнев, «тот и шестьдесят рублев казначею своему велел в шапку мне сунуть; а про иных и нечева и сказывать: всяк тащит да несет всячиною». Аввакуму наперебой предлагали завидные должности: «Давали мне место, где бы я захотел, и в духовники звали, чтоб я с ними соединился в вере». Он стал желанным гостем в домах московской знати и мог свободно проповедовать то, что считает нужным. Царь Алексей Михайлович, приказал поселить его в Кремле, на подворье Новодевичьего монастыря. «В походы, — рассказывает Аввакум, — мимо двора моего ходя, кланялся часто со мною низенько-таки, а сам говорит: благослови де меня и помолися о мне! И шапку в ину пору мурманку, снимаючи с головы, уронил, едучи верхом! А из кареты высунется бывало ко мне». Но не таким человеком был Аввакум, чтобы поступиться своей душой за сытую жизнь. Полгода он только и прожил в относительном покое, а потом подал Алексею Михайловичу обширную грамоту, требуя восстановить старую веру. Пути Аввакума и его покровителей были разные: они боролись лично против Никона — Аввакум шел против Никонова дела, его церковных преобразований, с которыми бояре убеждали его примириться. Для Аввакума компромисс был невозможен; колебание его могло быть только минутным. Во всех действиях раскольнической общины он принимает в это время самое энергичное участие: он стоит во главе ее, как один из самых смелых и талантливых борцов за правую, старую веру, как популярный проповедник, вполне понятный народу по своему языку, необыкновенно образному и реалистичному. До его ссылки вождем протеста был Неронов, но он ослабел, боясь быть под клятвою вселенских патриархов. Хотя старообрядцы и любили Неронова, авторитет его среди них был уже подорван. Кроме Аввакума, не было никого, кто мог бы занять место Неронова. Это время может считаться самой горячей порой деятельности Аввакума. Пользуясь большой свободой, он действовал и словом, и писаниями: где можно, он вступает в споры с «никонианами», пишет против них обличительные послания, подает царю челобитные об отмене «еретических» новшеств. Царь и бояре сильно смущались «огнепальной» ревностью Аввакума «Не любо им стало, — замечает Аввакум, — как опять я стал говорить. Любо им, как молчу, да мне так не сошлось». Высшие духовные власти, видя сильный успех пропаганды Аввакума, решили принять меры против него и просили государя о его высылке, так как он «церкви запустошил». Аввакум был снова посажен на цепь, а потом над ним свершили то, что должны были свершить двенадцать лет назад – расстригли в соборной церкви: «потом и проклинали; а я их проклинал сопротив; зело было мятежно в обедню ту тут». В августе 1664 г. Аввакум был отправлен в новую ссылку. Он опять был сослан с семьей, на этот раз на север (по указу царя в Пустозерский острог, близ устья р. Печоры, до которого его семье не успели довезти, задержав в печорском городке Мезени), но и здесь он продолжал свою противониконианскую пропаганду.
Через два года его привезли в Москву вместе с другими вождями раскола для окончательного суда. А впереди был церковный собор 1667 г. с участием приехавших на Русь антиохийского и иерусалимских патриархов. Собор одновременно осудил и Никона и вождей раскола. Аввакум описал этот суд в своем «Житие». Разумеется, его трактовка событий исключительна пристрастна. Если верить протопопу, он легко посрамил вселенских патриархов, сказав им, что их православие «пестро стало» под турецким игом, и посоветовав впредь приезжать на Русь поучиться истинной вере, которую исповедовали русские святые. «И патриарси задумалися; а наши, что волчонки, вскоча, завыли и блевать стали на отцев своих, говоря: «глупы-де были и не смыслили наши русские святыя, не ученые-де люди были, – чему им верить?» Аввакум использовал обычный для средневековой литературы способ изложения прений, когда противоположной стороне вкладываются в уста заведомо беспомощные возражения. Но у него даже сквозь стереотипные литературные приемы прорывается трагикомическая нотка. Устав от криков и брани расстриженный протопоп отошел к дверям «да набок повалился: «посидите вы, а я полежу», говорю им.
Противодействие духовным властям дорого обошлось вождям раскола. Стража была усилена: «что за разбойниками, стрельцов войско за нами ходит и срать провожают; помянется, – и смех и горе». Не все выдержали соборное проклятье. Престарелый Иоанн Неронов, друг и учитель Аввакума, покорился, принял новые обряды, был прощен и вскоре поставлен архимандритом одного из монастырей в Переславле-Залесском. Бывший игумен Соловецкого монастыря Никандр избрал иную линию: притворно выразив смирение и согласие с собором, он получил разрешение вернуться в обитель простым иноком, а по возвращению встал во главе Соловецкого восстания и восемь лет отбивался от царских войск.
Пустозерские старцы
20 июля 1667 года Аввакума вместе с несколькими приверженцами старой веры
(Федора, Лазаря и Епифания) было решено сослать на далекий Север в острог Пустозерск. Перед отправкой Лазарю и Епифанию на Болотной площади урезали языки за «неистовое прекословие» собору. В Пустозерске, находившемся почти у самого Полярного круга, вождям раскола предстояло провести долгих пятнадцать лет и быть казненными в один день. Здесь для узников с немалыми трудами и расходами, доставив лес за пятьсот верст, выстроили крепкую тюрьму. Во всем Пустозерске насчитывалось пятьдесят три двора, а церковных мятежников стерегли сто стрельцов.
Это была самая тяжелая полоса всей многострадальной жизни неукротимого протопопа. И это же было временем наивысшего расцвета духовных сил пустозерских старцев. У них нашлись почитатели даже в этом забытом Богом краю. Священник единственной пустозерской церкви служил по старым служебникам и помогал Аввакуму. Упоминали старцы и о некоем «Алексее-пустозерец», дом которого был постоянным местом встреч для заключенных, где они спорили и переписывали свои сочинения.
В 1670 г. Аввакум обратился с челобитной к царю Алексею Михайловичу, но только это была не челобитная от холопа своему господину и даже не письмо равного равному, а скорее послание ветхозаветного пророка нечестивому владыке. Недаром в челобитной подчеркивается, что царь на свободе владеет одной только Русской землей, а ему, Аввакуму, Бог покорил за темничное сидение и небо и землю. Узник грозил Алексею Михайловичу небесными карами и описывает свое видение будущих страданий земного владыки, чье «брюхо» поражено язвой «зело великой». При этом в доказательство своей искренности Аввакум с деланным смирением добавляет: «Прости, Михайлович свет,… да никак не лгу, ниж притворяяся, говорю: в темнице мне, яко во гробу, сидящу, что надобна? Разве смерть? Ей, тако».
В ответ, как горько шутил Аввакум, были «присланы гостинцы». На Мезени жену протопопа и двух старших сыновей приговорили к смерти, но они покаялись: «бедные, оплошали и не догадались венцов победных ухватити: испужався смерти, повинились», что, впрочем, не помогло им избежать пожизненного заключения. В Пустозерск для совершения расправы прибыл стрелецкий полуголова. Протопоп писал, что его подвели к плахе и огласили приговор: «Чли в наказе: Аввакума посадить в землю в струбе и давать ему воды и хлеба. И я сопротив тово плюнул и умереть хотел, не едши, и не ел дней с восмь и больши, да братья паки есть велели». С другими старцами поступили еще более жестоко: Лазарю, Феодору и Епифанию вторично урезали языки и отсекли персты, коими писались дерзновенные письмена. Под пером Аввакума эта казнь обернулась чудом. Отсеченные пальцы узников, пав на землю, сами сложились в двоеперстие, а языки товарищей отрасли вновь совершенно, причем поп Лазарь «паки говорит без языка». Это, конечно, противоречит законам природы, но, возможно, Пустозерские старцы за годы заточения так сроднились духовно, что научились общаться друг с другом мысленно без помощи слов.
«Житие» протопопа Аввакума.
Даже с вырванными языками и отсеченными перстами Пустозерские старцы продолжали распространять по всей Руси «грамотки» и послания. Здесь инок Епифаний тоже составил свое житие, дьякон Федор написал от имени всех узников «Ответ православных» и трактат «О познании антихристовой прелести». Здесь, после жестокой расправы со своими единомышленниками, протопоп Аввакум начал писать свое «Житие» – одно из самых выдающихся произведений древнерусской литературы. В его челобитных царю и письмах единомышленникам уже были автобиографические наброски. Расколоучитель переписывался со своими «духовными дочерями» боярыней Морозовой и княгиней Урусовой: «О, светила великия, солнце и луна Русские земли, Феодосия и Евдокея, и чада ваша, яко звезды сияющий перед Господем Богом» – в таком высоком стиле обращается он к ним, но в том же письме скоро переходит на деловой тон: «денег ты жене моей и кое-што послала. Да мужик ничево не отдал, – ни полушки; перед ним! Пуская ево. Не до денег нам ныне. У тебя и болши нашего заводов было, да отняли же!». Аввакум вел переписку и со своей семьей. К томившейся в заключении жене, любимой Марковне, узник обращается со словами ободрения, со старшими сыновьями довольно сдержан за их невольное отступничество, зато младший сын Афанасий радует отца: «Афанасьюшко Аввакумович, голубчик мой! – утешил ты меня. Сказывал воевода здешний, похваляя тебя: были-де у него вы и он-де спросил тебя: как-де ты, Афанасий, персты слагаешь? И ты-де показал ему, воеводе: вот-де я слагаю. А он-де тебе молвил: уже-де где отец и мати, там же будешь! И тыде супротив рек: силен Бог, – не боюся!».
Аввакум сознавал необычность самого факта своего автобиографического рассказа и поэтому был вынужден просить прощение у своих читателей «…про житие-то мне и ненадобно говорить, да прочтох Деяния апостолтьская и Послания Павлова – апостоли о себя возвещали же, еда бог соделал в них…». Действительно, житие по своей форме напоминает «Деяния апостолов», но резко отличается от привычных для читателей той эпохи житий святых. Аввакум трижды переписывал свое сочинение, и каждый раз вносил что-то новое.
В соответствии с канонами житийной литературы начинается с вступления, где словами инока Епифания, сподвижника и духовного отца Аввакума, формулируется основная задача произведения – «да не забвению предано будет дело божие» и излагается «исповедание веры», политическое кредо Аввакума.
Характеризуя жанр “Жития”, В.В. Виноградов писал: «Житие построено в форме речевой, бесхитростной импровизации, «беседы», «вяканья»…основной тон, в котором ведет повесть о своем житии протопоп Аввакум, – глубоко-личный тон простодушно-доверчивого рассказчика, у которого рой воспоминаний мчится в стремительном потоке словесных ассоциаций и создает лирические отступления и беспорядочно-взволнованное сцепление композиционных частей». Периоды сравнительно спокойного течения жизни мало интересуют Аввакума, он о них только упоминает, не вдаваясь в подробности. Некоторые эпизоды из жизни самого Аввакума и его сподвижников приобретают характер вставных новелл, самостоятельных произведений. Значительное место в «Житие» уделено сибирской ссылке. Аввакум заканчивает описанием казней в Пустозерске 14 апреля 1670 г. Сцена заключения узников в земляную тюрьму – финал Жития. Аввакум и его сподвижники поют хвалу христианской церкви.
В январе 1676 года в Пустозерск приходят два известия: одно печальное для старообрядцев, другое радостное. Печальное состоит в том, что царские войска захватили Соловецкий монастырь, последний оплот старой веры, и в Пустозерске уже готовят новые земляные ямы для захваченных в плен восставших. Радостное: через неделю после взятия Соловецкого монастыря, словно от проклятия раскольников, умирает царь Алексей Михайлович. Кончина государя, при котором начался раскол, возбудила в узниках некоторые надежды. Аввакум обращается с челобитной к новому царю Федору Алексеевичу. В житиях пустозерских старцев прослеживаются прямые параллели с «Деяниями апостолов», да они и сами уподобляли себя мученикам апостольских времен. Но напрасно было бы искать христианского смирения у неистового Аввакума. Он не прощал своих врагов и ждал только случая отомстить им.: «А что государь-царь, – обращался он к Федору Алексеевичу, – как бы ты дал мне волю, я бы их, что Илия пророк, всех перепластал бы во един день. ….Перво бы Никона-того собаку, разсекли бы начетверо, а потом бы никониян-тех».
Надеждам Аввакума не суждено было сбыться, единственным ответом на эту челобитную было ужесточение условий содержания под стражей и полный запрет на сочинение книг. Пустозерский воевода П.Г. Львов доносил государю об узниках, что он «никово к ним и говорить ни с кем, и чернил и бумаги давать отнюдь не велел, и над стрельцами приказал смотреть накрепко, чтобы никакого дурна не учинили. Да и сам я, холоп твой, досматриваю тех колодников во все дни». Не давали бумаги, Аввакум писал на бересте и эти грамоты доходили до Москвы.
В начале 1681 г., во время крещенского водосвятия, на иордани староверы бросили в толпу с колокольни Ивана Великого «свитки богохульные». Под пыткой у раскольников вырвали признание, что это было сделано наущением «расколоначальника» Аввакума: «Он же сам на берестяных хартиях начертал царские персоны и высокие духовные предводители с хульными надписании, и толковании, и блядословными укоризнами весьма запретительными…» В феврале 1682 г. в Москве собрался церковный собор. Царь Федор Михайлович в послании к собору спрашивал, как поступать с раскольниками. Ответ собора гласил: «по государеву усмотрению». Весной того же года в Пустозерске начался сыск по делу о распространении Аввакумом из земляной тюрьмы «злопакостных» писаний. Участь пустозерских старцев была предрешена: «за великие на царский дом хулы» их приговорили к смертной казни.
14 апреля 1682 г. Аввакум, Епифаний, Лазарь и Федор были сожжены на костре. Описание их казни дошло до нас только в раскольничьей литературе. Аввакум предвидел такой конец и еще до произнесения приговора распределил свои книги. Уже на костре он обратился к немногим присутствовавшим с увещеванием держаться старой веры. Когда пламя взмыло вверх, один из его товарищей закричал. Аввакум наклонился к нему и стал его утешать. Последнее, что было видно сквозь огонь и дым – это поднятая рука Аввакума, благословляющая народ двумя перстами, последнее, что было слышно – его слова: «Будете этим крестом молиться – вовеки не погибнете».
Казнь пустозерских узников произвела глубочайшее впечатление на их последователей. По преданию, Аввакум перед казнью предрек смерть своим мучителям, и действительно, всего через две недели после сожжения пустозерских старцев в Москве умер царь Федор Алексеевич. Для старообрядцев Аввакум стал святым мучеником. Официальная канонизация святого священномученика и исповедника Аввакума состоялась на Освященном соборе в 1916 г.
Заключение
Имя протопопа Аввакума навсегда осталось в истории, потому что он был яркой личностью, последовательно отстаивавшей свои убеждения. По тем временам это было настоящим подвигом, потому что русская церковь категорически отрицала какую бы то ни было свободу мнений. Так в середине XVII века в ней произошел раскол, а борьба протопопа Аввакума и его приверженцев за сохранение старой веры положила начало новому церковному движению – старообрядчеству.
Список используемой литературы:
1. Энциклопедия «Кто есть кто в мире», Филологическое общество «СЛОВО», Москва, ОЛМА – ПРЕСС Образование, 2004 г.
2. Статья проф. А.К. Бороздина «Аввакум Петрович» из «Нового энциклопедического словаря Брокгауза и Ефрона» (1911-1916)
3. Институт Русской Цивилизации E-mail: info@rusinst.ru
4. С.А. Степанов, кафедра политических наук, Москва «Неистовый Аввакум»
5. «Житие протопопа Аввакума», краткое содержание.
6. Шикман А.П. Деятели отечественной истории. Биографический справочник. Москва, 1997 г.