Иван Бунин

Д. Горбов

Бунин Иван Алексеевич (1877–) — один из крупнейших мастеров новеллы в современной русской литературе и выдающийся поэт. Р. в Воронеже, в семье мелкопоместного, но принадлежащего к старинному роду дворянина. Выступил в печати в 1888. В 1910–1911 Б. создает повесть «Деревня», закрепившую его положение в первых рядах художников слова. С тех пор мастерство Б.-новеллиста идет по восходящей линии.

Художественная и общественная фигура Б. отличается исключительной цельностью. Принадлежность писателя к некогда господствовавшему, а в момент его рождения угасающему дворянскому сословию, оказавшемуся не в состоянии примениться к капиталистической обстановке России конца XIX и первых десятилетий XX в., а тем более к революционной, пооктябрьской обстановке, определила и все особенности творчества Б. и его общественное поведение. По своему художественному направлению Б. не может быть отнесен целиком ни к одному из господствовавших перед революцией литературных направлений. От символистов его отделяет резко выраженная установка на реалистическую деталь, на быт и психологию изображаемой среды, от реалистов-общественников — крайний индивидуализм в подходе к описываемым явлениям и подчеркнутый эстетизм в трактовке реалистических образов. Сочетание этих особенностей заставляет отнести Б. к направлению так наз. «неореализма», литературной школы, возникшей в 1910-х гг. и стремившейся не только продолжать традиции классического русского реализма, но и перестроить их под новым, приближающимся к символизму, углом зрения. В наиболее зрелых своих произведениях (начиная с повести «Деревня», «Суходол» и кончая новеллами, созданными в последние годы, — «Митина любовь», «Дело корнета Елагина» — и романом «Жизнь Арсеньева») Б. ясно выдает свою литературную генеалогию: мотивы Тургенева, Толстого, Лермонтова-прозаика, отчасти Салтыкова-Щедрина («Пошехонская старина») и С. Аксакова (особенно в яз. и описательном элементе) слышны у Б. очень отчетливо. Однако направленность их другая. У Б. очень ясно обнаруживается связь с родственной ему дворянской культурой, породившей те классические литературные образцы, от которых он исходит. Ощущение гибели своего класса и связанная с этим напряженная тоска по его уходящей культуре приводят к тому, что под пером Б. указанные элементы выглядят отнюдь не простым повторением того, что дал классический период русского реализма, но самостоятельным их воспроизведением, оживленным и обостренным новой, глубоко интимной трактовкой. Развитие художественной манеры Бунина-новеллиста шло как раз в направлении подчеркивания мотива гибели, с одной стороны, и в направлении постепенной разгрузки новеллы от реалистических, бытовых признаков — с другой. Если в ранних новеллах Б. (напр. «Антоновские яблоки», 1901) картина оскудения дворянства дана в объективных, лирически спокойных тонах, то в «Деревне» мотив гибели этого класса и связанного с ним крестьянского патриархального мира звучит трагически, а в «Суходоле» он уж предстает окрашенным в полумистические тона. Дальнейшим шагом в этом направлении являются такие новеллы Бунина, как «Господин из Сан-Франциско», «Сны Чанга», «Братья» (1914–1917), где тот же мотив неизбежной гибели и связанный с ним мотив тщетности и бессмысленности бытия переносится в план личного существования (причем классовое происхождение этих идей часто затушевано тем, что облику действующих лиц искусно приданы внешние черты представителей иных классов). Наконец в произведениях Б. эмигрантского периода («Митина любовь», «Дело корнета Елагина», «Преображение») мотив смерти предстает в наиболее оголенном виде, и художник как бы склоняется перед неизбежным концом, открыто провозглашая ценностное превосходство смерти над жизнью и ее «грубой животностью». Этой тематической направленности строго соответствует композиционное, образное и стилистическое осуществление новелл Б. Если произведения Б. кануна 1905 даны в виде колоритно окрашенных, описательно психологических очерков и этюдов, то в дальнейшем все больший упор делается на углубление внутреннего драматизма положений и характеров, подчеркивание цельности настроения путем все более щедрого включения в новеллу скорбных лирических мышлений от лица героев или самого автора. В эмигрантский период этот процесс завершается тем, что показ быта и психологии определенной, четко ограниченной социальной среды окончательно уступает место скорбной лирике на тему о жизни и смерти, причем в тех случаях, когда действующие лица все же введены, автор явно преследует цель не столько драматического развития их характеров, сколько превращения этих лиц в носителей заранее заданной лирико-философской темы. В целом ряде случаев этому сопутствует предельное уменьшение числа действующих лиц, исключительное концентрирование внимания на двух героях — участниках трагически-любовной интриги, смысл которой в обреченности подлинного человеческого чувства трагическому концу («Митина любовь», «Дело корнета Елагина», «Солнечный удар», «Ида»). В ряде других новелл Б. выступает как чистый лирик, превращает новеллу в стихотворение в прозе на ту же лирико-философскую тему о красоте человеческого

чувства и его обреченности в земных условиях. Мысля эту тему как общечеловеческую, Б. все более и более разгружает свои образы от черт быта, ищет вдохновения в образах прошлого, черпая их из религиозно-литературных памятников древности (Библия, Веды), а также из воспоминаний о прошлом быте русского дворянства, который в последних произведениях писателя предстает все более и более идеализированным. Особенно полное выражение эта идеализация «геральдических» воспоминаний получила в автобиографическом романе «Жизнь Арсеньева», где материал прежней хроники «Суходола» получает новую интимно-лирическую разработку. В какой мере это постепенное продвижение творчества Б. в указанном направлении во всех своих этапах определено ходом развития классовых отношений революционной эпохи? В данный момент можно с определенностью констатировать факт этой зависимости в грубых чертах. Так, неоспоримым является влияние революции 1905 и ее разгрома на творчество Б.: победа реакции, вместо того чтобы внести бодрость в сознание дворянства, которое находилось под непосредственным ударом революции, в действительности еще резче оттенило обреченность этого класса в его собственных глазах, поскольку эта победа не могла не ощущаться лучшими представителями дворянства как временная; кроме того она была одержана не дворянством, растерявшим свои творческие силы задолго до борьбы, а бюрократическим государством, опиравшимся на крупную буржуазию, т. е. общественную силу, к которой дворянские слои, представляемые Б., были в более или менее резкой, хотя и бессильной оппозиции. Все это подчеркивало в глазах Б. полную бесплодность победы и определило то углубление пессимизма, которое наблюдается в его межреволюционных новеллах. Далее, революция 1917 и ее победоносное завершение послужили очевидным и окончательным толчком для Б. к полному отрыву от современности и к отходу его на те мистические позиции, которые он занимает в произведениях эпохи эмиграции. С этой точки зрения самый переход Б. в эмиграцию, его резко озлобленное отношение к Советской России, выразившееся в газетных фельетонах, речах, некоторых новеллах (напр. «Несрочная весна», «Красный генерал») и выделяющее Б. даже среди писателей-эмигрантов, представляются лишь практическим выводом, который с фанатической последовательностью был сделан Б. из всего его мироощущения.

Место Б. в истории русской литературы очень значительно. Резко выраженная реакционная идеология Б. приобретает значение характеристических черт дворянского класса, нашедших под пером Б. законченное выражение. С другой стороны, выдающаяся даже для классического периода русской прозы чистота языка, отчетливость внутреннего рисунка в образах и совершенная цельность настроения — все эти черты высокого мастерства, присущие Б. как завершителю классического периода русского дворянского реализма, делают новеллы Б. законченными литературными образцами.

В области стиха значение Б. меньшее. Принадлежа к типу пластических поэтов (лучшая книга стихов Б. — поэма «Листопад», получившая пушкинскую премию Академии наук, целиком принадлежит к пейзажной поэзии), Б. в области стихотворной формы явился консерватором. Исходя из лирики Пушкина и Ал. Толстого , Б. не пытался внести в русский стих что-либо новое и чуждался новых достижений, сделанных другими. Свойственная Б. четкость штриха, составляющая оригинальность новеллы Б., в поэзии превратилась в некоторую сухость, нарушающую глубину лирического чувства. Однако отдельные стихотворения Бунина (поэма «Листопад» и некоторые стихотворения последнего времени) должны быть признаны выдающимися образцами живописной лирики.

Б. перевел на русский язык некоторые образцы мировой литературы. Среди них — поэмы Байрона «Каин» и «Манфред». Ему принадлежит также единственный в русской литературе стихотворный перевод поэмы Лонгфелло «Песнь о Гайавате».

Последнее полное собрание сочинений Б. в шести томах издано Марксом в 1915 (прилож. к журн. «Нива»). Гизом издан сборник дореволюционных рассказов Б. под заглавием «Сны Чанга» (М. — Л., 1928), а ЗИФом в 1928 — такой же сборник под заглавием «Худая трава» (содержание обоих сборников различно). «Книжные новинки» в 1927 переиздали лучшие новеллы Бунина эмигрантского периода: «Митина любовь» (отд. изд.) и сборник «Дело корнета Елагина» (где, кроме новеллы этого названия, даны также «Солнечный удар», «Ида», «Мордовский сарафан» и др.).

Список литературы

Айхенвальд Ю., Силуэты русск. писателей, т. III, М., 1910

Коган П., Очерки по истории новейшей русск. литературы, т. III, в. II, М., 1910

Брюсов В. Далекие и близкие, М., 1912

Батюшков Ф., Русск. литература XX в., ред. С. Венгерова, вып. VII, М., 1918, там же автобиографич. заметка

Воровский В., Литературные очерки, М., 1923

Горбов Д., У нас и за рубежом, М., 1928 (ст. «Мертвая красота и живучее безобразие» и «Десять лет литературы за рубежом»)

Владиславлев И. В., Русские писатели, Л., 1924, Его же, Литература великого десятилетия, т. I, М., 1928.