Арктические плавания поморов в XIII XVII веках

ФЕДЕРАЛЬНОЕ АГЕНТСТВО ПО РЫБОЛОВСТВУ

ФЕДЕРАЛЬНОЕ ГОСУДАРСТВЕННОЕ ОБРАЗОВАТЕЛЬНОЕ УЧРЕЖДЕНИЕ

«МУРМАНСКИЙ ГОСУДАРСТВЕННЫЙ ТЕХНИЧЕСКИЙ УНИВЕРСИТЕТ»

Кафедра истории и социологии

РЕФЕРАТ

по отечественной истории

Арктические плавания поморов в

XIII

–

XVII

вв.

Выполнил: Исаев Д.,

студент группы ПГС-161

Проверил: Порцель А.К..,

канд. ист. наук,

доцент кафедры истории

и социологии

Мурманск, 2006

Оглавление

ВВЕДЕНИЕ.………………………………………...………...……….стр. 3

Гл.1. СУДОСТРОЕНИЕ………………………………………………………….4

Гл.2. НАВИГАЦИОННЫЕ ПРИБОРЫ……………………………..….....….....8

Гл.3. РУССКИЕ ПОЛЯРНЫЕ ПЛАВАНИЯ И МОРСКИЕ ПРОМЫСЛЫ НА ЕВРОПЕЙСКОМ СЕВЕРЕ РОССИИ В XVI-XVII ВЕКАХ. ПОХОДЫ НА НОВУЮ ЗЕМЛЮ И ПИЦБЕРГЕН………………………..…….......10

Гл.4. ПЛАВАНИЯ РУССКИХ МОРЕХОДОВ НА СЕВЕРЕ ПО БЕЛОМУ МОРЮ И СЕВЕРНОМУ ЛЕДОВИТОМУ ОКЕАНУ……………………………………………………......…............14

Гл.5. ТРЕСКОВЫЙ ПРОМЫСЕЛ…………………………………….....……..16

Гл.6. ХОЗЯЙСТВЕННОЕ ОСВОЕНИЕ ВОД МУРМАНА РУССКИМИ ПРОМЫШЛЕННИКАМИ………………………………...……...….…...21

ЗАКЛЮЧЕНИЕ…………………………………………………...…..…..25

СПИСОК ИСПОЛЬЗУЕМОЙ ЛИТЕРАТУРЫ………………………….27

ВВЕДЕНИЕ

Отсутствие удобных для хлебопашества земель побуж­дало жителей Кольского края основные свои усилия направ­лять на торгово-промышленную деятельность. Жизнь значи­тельной части населения была теснейшим образом связана с морем.

Поморы с детства приучались управлять судном, ходить на веслах и под парусом, приобретали от старших знание морских путей, постигали тайны мореходного искусства. С 9—10 лет дети вместе со взрослыми ходили на дальние промыслы.

В своем реферате я стараюсь осветить русские полярные плавания, морские промыслы поморов на европейском севере России в XVI-XVII веках, походы на Новую землю и Шпицберген, и освоение вод Мурмана русскими промышленниками.

Цель работы – показать особенности судостроения поморов, и где они вели промысел.

Поморы первые проложили путь в ледовитый океан, разведали рыбную концентрацию у берегов Мурмана и создали высоко уровневый ярусный лов трески и других донных рыб, до этого существовал прибрежный лов рыбы в небольших заливах и устьях. Добыча рыбы производилась в открытом море специальными промысловыми судами и снастями, большая часть продукции уходила на продажу.

СУДОСТРОЕНИЕ

С древнейших времен люди, жившие при море, обзаво­дились плавательными средствами. На петроглифах (на­скальных рисунках) III—I тысячелетий до нашей эры, обнаруженных близ устья реки Выг (в юго-западной части Онежской губы), уже имеются изображения многовесельных судов беломорских зверобоев.

Первые русские поселенцы Беломорья строили не толь­ко простые лодки, но и более крупные суда — насады илодьи. Промысловые карбасы умел делать почти каждый тер­ский крестьянин. Помор без судна, что кавалерист без коня.

Основным центром судостроения в крае являлась Кола. Она поставляла суда для мурманских промышленников — так называемые шняки. Описание XVIII века сообщает: «На рыбные промыслы выезжают из Колы на карбасах, именуемых шняками, помещающих грузу до 250 и 300 пу­дов, на которых обыкновенно бывает промышленников 4 человека: кормщик, тяглец, вытягивающий из воды ры­боловные снасти, весельник, или гребец, и четвертый наживальщик, то есть насаживающий на уды морских червей или что иное для приманки рыбы... Те промышленники, которые в минувшем году шняк для себя не приготовили, покупают оные в Коле и вместе с Кольскими жителями выезжают на промысел».[1]

Вместимость шняки можно было увеличивать. Для этого наращивали борт набойками, ставили второй парус. В таком виде шняка использовалась как мореходное судно под на­званием ранщины и поднимала до 800 пудов груза.

Обстоятельное описание местного судостроения дал лес­ничий К. А. Соловцов: «Кольские мастера считаются луч­шими в постройке шняк; большая часть поморов пред­почитает заказывать шняки в Коле, особенно для вешнего промысла... Коляне, получив заранее заказы на шняки, в ян­варе и феврале вырубают для них лес и вывозят к своим домам на немногих находящихся в Коле лошадях. Шняка употребляется не только для рыбных промыслов, но смель­чаки, не имеющие мореходных судов, ходят на ней в Архан­гельск и в Норвегию по открытому морю... Управляемая одним только парусом, она способна лавировать; этого последнею преимущества не имеют лодьи. Груза поднимает шняка от 500 до 800 пудов. Палубы не имеет. Удивительна быстрота, с которою строятся в Коле эти шняки... Сегодня вы видите закладку киля; через час приложены уже штевни... один к другому пришиваются набои, и через 3—4 дня шняка построена, осмолена и приготовлена к спуску на воду, — и каждую шняку строят не более двух человек... Ежегодно в Коле строят от 30 до 80 шняк. Цена шняки, без сластей и других принадлежностей, от 40 до 60 рублей серебром... В настоящее время (1861) шняки делают пяти- и шестина-бойные, тогда как еще очень недавно они делались четырех и пяти набойные... На каждую шняку потребно 34 сосновых и еловых бревен разных размеров...»[2]

От ежегодной вырубки ближние леса постепенно скуде­ли. Строевой материал приходилось заготовлять в более отдаленных местах — в верховьях Туломы и на берегах Нотозера. На поделку шел лес невысокого качества. Поморы жаловались, что шняки из Кольского леса «скоро гниют». Многие предпочитали покупать норвежские елы — суда более легкие и быстроходные в сравнении со шнякой. С воз­никновением пароходства поморские хозяева стали приво­зить шняки с Двины, изготовленные из хорошего леса. Кольское судостроение приходило в упадок. В 70-х годах

Другим морским полярным судном Поморская была лодья. Лодья имела ледовые обводы. По свидетельству Традесконта (1618), видевшего поморские лодьи, эти суда напоминали собой лодку, поставленную на другую лодку; входили внутрь этого судна сбоку. Палуба лодьи была обита лубками, доски бортов законопачены просмоленным жгутом. На мачтах обычно вешают вымпела с бубенчиками и соколиными олокольчиками; руль толстый и длинный. На мелких местах тихо передвигаются шестами. У Лапландского берега они идут под парусами только при полном вет­ре»[3]
. Таким образом, Традесконт свидетельствует, что лодья имела двух­палубное устройство; впрочем, вторая палуба стояла лишь в кормовой и носовой частях судна. Документы подтверждают, что на лодье были кормовой и носовой «чердаки».

Устройство лодьи можно рассмотреть на примере их строительства Холмогорским архиерейским домом, который закладывал ежегодно два-три новоземельских коча и одновременно строил две мурманские лодьи, ходившие на рыбный промысел в становища Кольского полуострова. Вот отрывок из судовой приемной книги 1695 года: «С Пинеги Волдокурского погоста крестьянин Антошка Пыхунов сделал в Дом лодью новую дви-някку на трех колодах из своего сухого соснового лесу, а мерою: от кор­та до корга 11 саженей с локтем, а поперек в матерых набоях 4 сажени, а сажень мера щепяная 2,5 аршина, а в глубину два аршина с чет­вертью, и упруги и курицы положил добрые, как водитца, а все сделал наготово, и конопать, и смола, и скобы, и гвозди, и скалы, и рогожная прядь — и к тое лодьи все кладено домовое, казенное» [4]
.

Придвухпалубной конструкции лодьи вполне понятно применение нескольких килевых балок.

По оснащению лодья ничем не отличалась от шняки. Она имела на борту два промысловых карбаса, один парус, дроги, ноги, вожжи, такое же рулевое управление. По грузоподъемности лодья превосходила шняку. Будучи приспособлена для морских промыслов преимущественно у берегов Кольского полуострова и Белого моря, лодья в то же время мог­ла ходить на реках.

Лодьи строились на Оби и Лене. Как отмечалось выше, в XVIII веке лодья получила более совершенное оснащение: на ней стали ставить три мачты. Но все-таки она оставалась морским судном, предназначенным для плавания на близкие расстояния, преиму­щественно вдоль берегов арктических морей.

Поморские суда для своего времени имели неплохие мореходные качества. Английские и голландские моряки в XVI веке были в восторге от быстроходности и маневрен­ности русских лодей. Английский путешественник Стивен Бэрроу, видевший в 1556 году выход поморов на зверобой­ные промыслы, отмечал, что на каждой лодье находилось по 24, а на некоторых и по 30 человек.

Помимо постоянных поездок на Мурман, поморы неред­ко плавали к Северной Скандинавии, Груманту (Шпицбер­гену), Новой Земле, на Печору и Обь.

Русские люди даже в плаваниях не разлучались с шах­матами. Среди таймырских находок имеется несколько на­боров шахматных фигур. В ножнах одного из ножей сохра­нились остатки грамоты, написанной русской скорописью XVII века. На месте гибели экспедиции было подобрано три с половиной тысячи серебряных русских монет (общая сумма — 34 рубля 10 1/2 копейки).

Все это говорит о том, что в дальние плавания поморы отправлялись хорошо снаряженными.

НАВИГАЦИОННЫЕ ПРИБОРЫ

В 1940 году советские моряки нашли на острове Фаддея и на берегу залива Симса (полуостров Таймыр) следы погиб шей в середине XVII века русской экспедиции — котлы, топоры, ножницы, сковороды и десятки других предметов, детальное обследование места зимовки и гибели экспеди­ции, проведенное в 1945 году, дало много ценного материала, характеризующего культуру жителей Поморья первой поло­вины XVII века.

Исследование находок показало, что в распоряжении мореходов были первоклассные по тому времени навигаци­онные приборы и огнестрельное оружие. Большой интерес представляют компасные солнечные часы. В костяном кор­пусе высверлено отверстие для компаса, который служил и для обычной ориентировки по странам света, и для опреде­ления времени по тени, отбрасываемой нитью в солнечный день. Для этого внутренней поверхности крышки и на верхней поверхности корпуса вырезаны по кругу цифровые обозначения. Судя по материалу это мамонтовый бивень, ком­пасные солнечные часы изготовлены русскими мастерами по образцу западноевропейских приборов.

Полярные мореходы XVI — XVII веков водили свои корабли, широко используя опыт предшествовавших поколений. В ча­стности, древнерусские мореходы издавна научились применять компас и лот. Компасы, найденные среди вещей мореходов XVII века, погибших на берегу залива Симса, свидетельствуют о высоком уровне тогдашней мореходной культуры русских.

О пользовании компасом говорят многочисленные, указания архивных документов. Так, в приходо-расходных книгах Соловецкого монастыря за 1645 год сказано, что монастырь «купил лодейных восемь маток, дано 24 алтына» [5]
. По-ви­димому, около XVII в. поморы для ориен­тировки на море изобрели ветромет и ста­ли широко им пользоваться [6]
. Этот простой прибор представлял собой деревянный диск, в который вставляли де­ревянные стержни: один в середине и 32 по окружности. Главные румбы называ­лись: сивер, веток, полуденник, западник. Пеленгуя ветрометом специально установ­ленные на берегу знаки (боковая сторона их совпадала с линией север-юг), поморы определяли курс судна. Вдали от берегов курс узнавали в полдень по солнцу, а но­чью — по Полярной звезде. Совершенствование технических средств мореплавания активно продолжалось в последующие столетия.

РУССКИЕ ПОЛЯРНЫЕ ПЛАВАНИЯ И МОРСКИЕ ПРОМЫСЛЫ НА ЕВРОПЕЙСКОМ СЕВЕРЕ РОССИИ В XVI-XVII ВЕКАХ. ПОХОДЫ НА НОВУЮ ЗЕМЛЮ И ШПИЦБЕРГЕН.

В XVI веке на необъятных северных пространствах, включенных в состав молодого русского государства, еще в больших размерах, чем до этого, развились ледовое мореплавание и зверобойные промыслы. Дальнейшее развитие северных промыслов, зарождение которых, как мы видели, восходит к глубокой древности, вело к более прочному освоению тех морских пространств, по которым пролегает ныне Северный морской путь. Ледовое мореплавание вызвало к жизни и ледовое судостроение.

Связи Русского централизованного государства с северными областями постоянно расширялись. С середины XVI века по северным рекам стала развиваться бой­кая торговля, особенно после установления морских торговых отношений с рядом европейских стран. Большое место отводилось Северу и в планах опричнины: все Поморье вошло в состав опричных областей.

Роль Севера возрастала и позднее по мере того, как он приходил в соприкосновение со складывавшейся в стране рыночной системой. Про­дукты промыслов Поморья шли главным образом на внутренний рынок. Беломорская соль, моржовые кожи, мурман­ская и керецкая сельдь, треска, палтус, семга и тресковая печень, вор­вань и гагачий пух, изделия из моржовой и мамонтовой кости, сыромят­ные ремни, кожи для подошв и вожжей, пушные товары и поташ посте­пенно приобретали всероссийский спрос. Из внутренних областей на Се­вер везли хлеб, мясо, крупу, масло. Изделия кустарной промышленности также шли из центральных областей страны.

Этот обмен продуктами крепостного хозяйства предполагал разви­тую торговлю, значительное усиление рыночных связей. В XVI веке на Севере возник ряд крупных ярмарок. Широко известны были холмогор­ские и архангельские летние и осенние ярмарки, лампоженская и пустозерская осенние ярмарки, на которые съезжались не только поморы, но и московские, ярославские, новгородские и даже казанские и астраханские купцы. Усилившийся спрос па поморские изделия стимулировал развитие морских промыслов. Особенно высоко ценились моржовые клыки, покупку и продажу которых казна сделала своей монополией.

Со временем большое значение приобрел вывоз корабельного леса, главным образом в Англию. Англичане и голландцы скупали па архан­гельском рынке рыбу и ворвань. В большой цене была пушнина, в осо­бенности соболь. Русская пушнина расходилась по всему миру; ее поку­пали западноевропейские торговцы, купцы Турции, Персии и средне­азиатских государств.

Район промыслов на побережье Северного Ледовитого океана окон­чательно сложился в XV—XVI веках. Документы рисуют такую карти­ну: к западу от устья Северной Двины, в Неноксе и Уне, добывали соль (здесь находились главные варницы), на Кольском берегу Баренцева моря, от Поноя и Варзуги до Святого Носа, ловили сетями и забора­ми семгу, треску и палтус. В Белом море весной на весновальных кар­басах били морского зверя. На Зимнем берегу Белого моря промыш­ляли нерпу, морского зайца, серку и моржей. В летне-осенний сезон главным зверобойным районом являлись морское побережье между устьями Мезени и Печоры и близлежащие морские острова.

В следующем столетии в связи с развитием рыночных связей район зверобойного промысла расширился.

Примерно с XVII века, указывает В. И. Ленин, начинается «но­вый период русской истории», который «характеризуется действительно фактическим слиянием всех областей, земель и княжеств в одно целое. Слияние это вызвано было... усиливающимся обменом между об­ластями, постепенно растущим товарным обращением, концентрированием

небольших местных рынков в один всероссийский рынок» [7]
. Укреплением и расширением этого национального рынка следует объяснить успехи мореплавания на Севере во второй половине XVI и в XVII веке.

Указанные В. И. Лениным большие успехи в процессе слияния от­дельных областей в единый хозяйственный организм можно проиллю­стрировать на примерах из хозяйственной жизни Поморья, где развитию буржуазных отношений способствовало отсутствие крепостного права.

В отличие от XVI века, когда внешняя морская торговля страны в течение некоторого времени осуществлялась через балтийские порты, в XVII веке единственным морским портом по вывозу русских и ввозу иностранных товаров стал Архангельск. На архангельском рынке сосре­доточилась почти вся (если не считать торговых связей со славянскими и восточными странами) «заморская» торговля Русского централизован­ного государства. По данным Родеса и Кильбургера [8]
от начала и до конца навигации по Северной Двине и ее притокам грузы самого раз­личного наименования шли нескончаемым потоком. В 1650—1655 годах через Архангельск было вывезено: 10 тысяч ластов (около 1 миллиона пудов) хлеба, на 98 тысяч рублей мехов, на 371 тысячу рублей кожи, на 126 тысяч рублей сала, около 500 тысяч аршин сукна, холста и полотна, много икры, воска и пр. [9]
В перечне иностранных товаров, ввозимых в Архангельск, указаны: жемчуг, золотые и серебряные изделия, 25 тысяч стоп бумаги, 10 тысяч немецких шляп, 287 тысяч булавок и иголок, зо­лотая монета, вино, имбирь, перец, сельдь, оружие, москательные, апте­карские и прочие товары. Растущие перевозки обслуживались местным населением. Одни работали на речных судах, другие выполняли лоцман­скую службу в устье Двины, третьи занимались извозом, четвертые по­ставляли продовольствие. Значительно выросло народное судостроение; здесь строились суда разных типов: дощаники, карбасы, завозни, соемки, баржи.

При возросшей численности населения, оно не могло больше обходиться продуктами местного поморского земледелия и нуждалось в си­стематическом привозе продуктов сельского хозяйства с юга страны.

О расширении прежнего района промыслов говорят многие доку­менты. В таможенных книгах северных монастырей (Антониево-Сийского, Николо-Корельского и др.), в таможенных документах граждан­ских архивов, начиная со второй половины XVII века, сплошь и рядом встречаются упоминания о новоземельских походах поморов, о развитии полярного мореплавания.

Возникшие еще раньше транспортные связи между отдельными районами входили составной частью в транспортную систему Русского централизованного государства. На их возросшую роль в хозяйственной жизни страны указывает составленная в 1627 году в Москве «Книга Большому Чертежу», в которой значительное место заняла «Роспись по­морским рекам берегу Ледовитого океана».

ПЛАВАНИЯ РУССКИХ МОРЕХОДОВ НА СЕВЕРЕ ПО БЕЛОМУ МОРЮ И СЕВЕРНОМУ ЛЕДОВИТОМУ ОКЕАНУ.

Русское мореплавание на Севере по Бело­му морю и по Северному Ледовитому оке­ану получило развитие с VIII в. Северные районы, богатые пушным зверем и рыбой, привлекли внимание русских, и шаг за шагом началось промысловое освоение вначале европейской, а затем и азиатской части Севера. Северная Двина и Обь при­вели русских охотников к холодным мо­рям — Белому и Карскому. Эпизодичес­кая меновая торговля с местными наро­дами со временем переросла в постоян­ный промысел, и на северных реках были созданы поселения русских, пришедших из новгородских земель. Суровые природ­ные условия препятствовали широкому развитию земледелия, и поэтому сразу определился промысловый профиль хо­зяйства первых поселенцев. За мехами, рыбой, морским зверем — за всем, что бывалое северными промысловиками, ежегодно приходили купеческие лодьи из Новгорода.

Существовало несколько путей на Север. Из Ладожского озера по реке Свирь выхо­дили в Онежское озеро, а затем через ре­ку Вытегру, или Водлу, — на Онегу, а да лее пробирались в Онежскую губу Белого моря или на Северную Двину. Пользова­лись и реками к северу от Онежского озе­ра, путь по которым также приводил к Бе­лому морю.

Русские поселенцы сравнительно быстро освоились с суровыми северными моря­ми, плавания их не ограничивались Бе­лым морем, они смело выходили и в Ба­ренцево. В трудах М. И. Белова упомина­ется о плавании двинского посадника Улеба в первой половине XI в. до Карских (Железных) Ворот [10]
, В XII в. все местное население Кольского полуострова было по­корено и платило дань новгородскому кня­жеству.

Не только новгородцы заселяли Север. В XII в. там появились переселенцы с влади­мирских земель. Началась конкуренция между новгородцами и владимирцами, ти­пичная для эпохи феодализма. Нередко коммерческие споры купцов и промыш­ленников этих двух крупнейших русских княжеств разрешались вооруженными столкновениями.

В тяжелый для Руси период монголо-та­тарского нашествия, когда раздробленные феодальные русские княжества одно за другим попадали под иноземное иго, се­верные мореходы продолжали совершать плавания по Ледовитому океану. В XIII в. поморы плавали вдоль Кольского полуост­рова, выходили к норвежским землям. Поскольку плавания поморов не всегда носили м

ирный характер, норвежцы дер­жали стражу для охраны восточных мор­ских границ. В восточном направлении поморы открыли полуостров Канин, а за­тем — острова Колгуев и Вайгач. Предпо­лагают, что в это же время северные мо­реплаватели впервые побывали на Новой Земле. Примерно в XIII в. пер­вые поморы могли достигнуть острова Грумант (Шпицберген). К XIV в. относят­ся плавания Амоса Коровинича вокруг Скандинавского полуострова на Балтику. Для дальних морских походов постепенно создавался новый тип судна — коч.

ТРЕСКОВЫЙ ПРОМЫСЕЛ

Земледелие в заполярном крае не играло сколь­ко-нибудь существенной роли. Коляне и терские поморы в небольшом количестве выращивали репу и капусту. Сель­скохозяйственные продукты закупались преимущественно в Архангельске.

Средства к жизни населению Кольского Севера давали промыслы — лов рыбы и — в меньшей мере — охота на зверя и птицу. Бытовали поговорки: море — наша нива; была бы рыба, а хлеб будет.

На первом месте по доходности стоял тресковый, или иначе «мурманский» промысел.

Мурманом в старину называюсь пространство от мыса Святой Нос на северо-востоке Кольского полуострова до норвежской границы на северо-западе. Омывающие побере­жье морские воды, прогреваемые одной из ветвей (Нордкап-ской) теплого течения Гольфстрим, богаты мелкими су­ществами, которые служат пищей для плодовитой рыбешки мойвы, а тою, в свою очередь, питаются треска, палтус, пикша. Весною огромные косяки рыбы двигались с Атлан­тики на Мурман.

Рыбный промысел возник на Мурмане в середине XVI века. В начале сезона треску ловили у побережий полуост­рова Мотка, который позднее получил новое название — Рыбачий. В июле-августе промысел перемещался на восток, к Териберке.

Людей, занимавшихся рыбными и зверобойными про­мыслами на море, называли «промышленниками», независимо от того, были они «хозяевами» (владельцами судов и ста­нов) или их работниками. Промышленники, ходившие на Мурман, звались «мурманщиками».

Завести промысловый стан на Мурмане могли лишь богатые поморы и монастыри. В станах строили жилую избу. поварню, амбар, скею (погреб), баню, приспособления для вытопки рыбьего жира и сушки рыбы. Заранее запасались продовольствием, солью, тарой, посудой и т. п., приобретали промысловые суда и снасти. Рядовые мурманщики все необ­ходимое получали от «хозяев» и работали на промыслах обычно за одну двенадцатую часть стоимости добытой про­дукции.

На мурманский промысел сходились крестьяне со всего Поморья. Отправлялись в путь в начале марта, когда на Севере еще стояла зима с ее морозами и вьюгами, с тем, чтобы успеть прибыть на Мурман к весенней путине. Груп­пами по 12—20 и больше человек двигались они по засне­женным просторам на лыжах, тянули за собой кережки (санки в виде лодочки) с поклажей и ребятами-подростками, которых с детства приучали к промысловому труду. Ночева­ли у костров в наспех сооруженных шатрах, крытых пару­синой, а нередко и под открытым небом. Через Лапландию ехали на оленях немногие: монастырские приказчики, «большаки» — старшие в группах. Лишь в XIX веке появи­лись кое-где постоялые избы, и большинство мурманщиков подряжало лопарей с оленями доставлять их в Колу — единственный город на Мурмане. Здесь путники отдыхали около недели, до Благовещения (25 марта по старому кален­дарю), а затем на лодках, стоявших здесь на зимовке, от­правлялись в свои становища.

По прибытии к месту промысла приводили в порядок строения, суда и снасти. Ловили треску артелями. Четыре человека выходили в море на судне — «шняке»; один (обычно подросток, у колян нередко женщина) оставался на берегу: варил пищу, очищал снасти от тины и готовил их к очередному запуску в море, заготовлял дрова. Для лова рыбы в море употреблялась очень длинная снасть (в несколько верст) — ярус. Это веревка с множе­ством ответвлений — бечевок с крючками на концах, на ко­торые насаживалась приманка («наживка»), чаще всего мойва. Ярус вынимали на шняку через 6 или 12 часов после запуска, при отливе морской воды. На берегу рыбу разделы­вали; извлекали печень для вытопки жира, остальные внут­ренности выбрасывали, и их тут же пожирали чайки. Пока стояли холода, всю рыбу направляли на сушку — развешивали на жердях, раскладывали на камнях, а при потеплении — складывали в скеи, посыпая солью.

Весенняя промысловая пора являлась страдой — време­нем напряженного труда. Невзирая на непогоду, в дождь, снег, ветер, промышленники отправлялись в море, выбрасы­вали и выбирали ярус, обрабатывали рыбу. Измученные и голодные, они ненадолго являлись «в дом», сушили мокрую грязную одежду, ели варево из трески, подбитое мукой, и после короткого отдыха снова спешили отправиться в море. Хозяева не хотели тратиться па обустройство быта своих кабальных работников. Жили те в провонявшихся избах с убогой обстановкой. В июне, как только сходил лед в Горле Белого моря, в мурманские становища прибывали хозяйские лодьи, достав­лявшие все необходимое для промысла на будущий год, являлись также скупщики рыбы, промышленники-летняки. Хозяева нагружали суда добытой продукцией для отвоза на архангельский рынок и, радуясь успеху, выставляли своим работникам угощение. Дня двагри длилась попойка, сопро­вождавшаяся песнями и веселым гомоном.

В июле-августе работать на промысле было уже не столь тяжело, как весной, рыбаки даже восстанавливали здоровье и, возвращаясь, домой на хозяйском судне, выглядели упи­танными, загорелыми и бодрыми. Однако в отдельные годы на Мурмане случались эпидемии, и тогда болезни уносили жизни многих промышленников. Кроме того, гибли они вместе с суденышками во время жестоких штормов. В па­мять об утонувших по обычаю на берегу ставили крест.

Пятая часть промысловых изб на Мурмане в начале XVII века принадлежала жителям Кандалакши. Но в наиболее выигрышном положении, из-за близости к местам лова трески, находились коляне. Им не нужно было совершать тяжелых и длительных переходов к морю, они имели воз­можность вести выгодную торговлю с поморскими промыш­ленниками, приходившими в Колу, сдавали им в аренду помещения, а после промысла ремонтировали и хранили до весны их суда; строили шняки и продавали их пришлым мурманшикам. Большинство колян вело промысел в склад­чину самостоятельно, а не по найму хозяев.

Тресковый промысел кормил и многих лопарей. Одни из них ловили треску на собственных судах «тройниках», другие работали «из покруту» — на хозяйском содержании за определенную долю улова. Так, сонгельские лопари при опросе в 1785 году говорили, что «для трескового мурман­ского промыслу, приехав в Колу, нанимаются от Кольских жителей... упромышленную рыбу продают тем же хозяевам, получая от них за свою часть деньгами»[11]
.

Размер уловов на Мурмане сильно колебался. В отдель­ные годы рыба удалялась от берегов или подходила к ним позднее обычного, и уловы снижались. Точный учет добы­того велся невсегда. Не учитывалась рыба, шедшая на собственное потребление промышленников. Однако об объеме товарной продукции можно судить по количеству рыбы, проходившей через таможни, по числу промышлен­ников, являвшихся на промысел, и по ряду других показате­лей и свидетельств. Согласно писцовой книге 1608 года, на Мурманском берегу стояло 196 промысловых изб, в каждой из которых обычно размещались по две артели, то есть 8 ловцов и 2 вспо­могательных работника. Объем добытой рыбы исчислялся не в сыром виде, а в переработанном — отдельно сухая и со­леная. Суммарно и округленно считали, что каждый ловец за сезон в среднем приготовлял 100 пудов рыбной продук­ции. В таком случае 392 артели (1568 рыбаков) произвели в 1608 году 156 800 пудов, или 2568 тонн сухой и соленой рыбы.

В последующее время уровень добычи рыбы падает вследствие ухудшения промысловой обстановки на западном Мурмане, весенний промысел трески почти исчезает. Основ­ным местом рыбодобычи становится район становищ Гаври-лово — Териберка. В начале XX века Мурман давал 500—600 тысяч пудов рыбы в год.

В XVI—XVII веках сушеную треску сбывали преимуще­ственно в страны Западной Европы, а затем все более и более мурманской рыбы стапо поступать на внутренний россий­ский рынок. В посты она являлась важнейшим подспорьем к хлебу.

С развитием пароходства около трети мурманской рыбы стали отправлять в Ригу и Петербург. Исследователь мур­манских промыслов В. Л. Кушелев в 1885 году считал округленно: 100 тысяч пудов рыбы весеннего улова посту­пало с Мурмана в Архангельск и 250 тысяч пудов — на осеннюю, Маргаритинскую ярмарку; в Петербург отправля­лось около 200 тысяч пудов, остальная рыба потреблялась самим промысловым населением. Тресковый промысел на Мурмане постепенно совершен­ствовался. В начале XX века появились первые траулеры. Но по-прежнему преобладал старинный ярусный лов на наживку.

ХОЗЯЙСТВЕННОЕ ОСВОЕНИЕ ВОД МУРМАНА РУССКИМИ ПРОМЫШЛЕННИКАМИ

Предприимчивые поморы не довольствовались промыс­лом в Белом море. Они смело выходили на просторы полярного океана. В поисках лежбищ морского зверя от­дельные промышленники плавали к Новой Земле и Груманту (Шпицбергену).

Поморы научились строить большие парусные суда, хорошо приспособленные для плавания в арктических водах. Благодаря этому создались условия для хозяйствен­ного освоения богатств Мурманского побережья. Во время систематических поездок в Финмаркен русские сборщики дани хорошо изучили морские пути вдоль Мур­манского берега. В 1496 году, когда Россия воевала со Швецией, целая русская рать с Двины на судах прошла в Каянскую землю, шведское владение у северного побережья Ботнического залива. Морским путем вдоль Мурмана пользовались иногда и для дипломатических сношений с западноевропейскими странами. В том же 1496 году из Холмогор в Данию отправились четыре корабля, на одном из которых до Тронхейма ехал русский посол Григорий Истома.

Бывая на Мурмане, наблюдательные поморы заметили большие сезонные скопления рыбы, нашли места, удобные для промысла.

В отличие от бассейна Белого моря, прибрежные воды Мурмана обогреваются одним из ответвлений теплого тече­ния Гольфстрим, поэтому подводные отмели (банки) и их склоны богаты растительностью и мелкими животными, которые служат пищей для рыбы.

В отдельные периоды года к берегам Мурмана подходят огромные косяки мелкой рыбы — мойвы, а вслед за ней — трески, пикши, палтуса, зубатки и другой рыбы. Прибреж­ные острова и заливы временами изобиловали тюленями и разной птицей. В реки заходила ценнейшая рыба — семга.

Малочисленные группы саамов, жившие на севере Коль­ского полуострова [12]
, были не в силах хозяйственно освоить обширные пространства края. Большинство угодий из года в год пустовало. Особенно слабо использовались рыбные ресурсы Мурманского моря. Почти так же, как в первобыт­ную эпоху, саамы ловили рыбу только у берегов — в не­больших заливах и на отмелях.

Русские поморы, имея в своем распоряжении хорошие мореходные суда, разнообразные рыболовные снасти и не­малый промысловый опыт, сумели наладить лов трески и другой придонной рыбы в открытом море, на расстоянии 3—5, а в тихую погоду — 15—30 верст от берега.

Зарождение морских рыбных промыслов на Мурмане относится ко второй четверти XVI века, когда здесь стали строиться промысловые станы русских поморов — избы, погреба.

Среди тех, кто первым начал заниматься морскими промыслами на Мурмане, были и жители Терского берега. Так, свой стан на Мурманском берегу имел варзужанин Онцифор Кулик. В 1547 году, нуждаясь в деньгах, он заложил его вместе с угодьями в Варзужской волости Соло­вецкому монастырю.

Первое время треску промышляли только летом, после схода льдов в горле Белого моря (узкой части его между юго-восточным побережьем Кольского полуострова и Зим­ним берегом). Промышленники на судах прибывали на Мурман и занимались ловлей рыбы два — два с половиной месяца.

Однако самым добычливым временем промысла на За­падном Мурмане, воды которого были особенно богаты рыбой, являлась весна.

В середине XVI века богатые рыбопромышленники стали посылать своих работников на Мурман, не дожидаясь открытия навигации на Белом море, сухопутьем, через Лап­ландию, с таким расчетом, чтобы они могли прийти в становища (временные рыбацкие селения) накануне путины.

Так на Мурмане возник весенний (или, как говорили в старину, «вешний») тресковый промысел.

Большую роль в зарождении его сыграли жители Канда­лакши — русские и карелы. Они основали постоянное селение в устье реки Колы [13]
и одними из первых освоили лов трески на северном побережье полуострова Мотка, полу­чившего вскоре название Рыбачьего. По свидетельству английских путешественников, уже в 1557 году русские, карелы и саамы вели здесь в довольно значительных раз­мерах лов трески, которая вялилась и сбывалась норвеж­цам и голландцам.

К июню рыба, двигаясь с запада на восток, перемещалась к острову Кильдину и в район Териберки. Здесь летним промыслом занимались преимущественно двиняне.

С каждым десятилетием мурманские рыбные промыслы приобретали все более важное значение в экономической жизни Севера. На них стали собираться жители почти всех селений Беломорья.

В 1608 году на Мурманском берегу была проведена перепись промысловых изб и других строений. К западу от Кольского залива, в «Мурманском конце», было учтено 20 ста­новищ, в которых имелась 121 изба, к востоку от Кольского залива, в «Русской стороне», — 30 становищ с 75 избами.

Наиболее крупные становища находились в районе ве­сеннего промысла, на северо-восточном побережье полуост­рова Рыбачьего: Типуново (21 изба), Лавышево (15 изб), Лок-Наволок (14 изб), Кегор (11 изб). В каждой избе помещались обычно две, а иногда три-четыре промысловые артели [14]
. На Восточном Мурмане становища были неболь­шие: в Териберке, Оленьем, Дальних Зеленцах по 6 изб, в Гаврил ове — 2.

В течение весенне-летнего сезона одна артель вылавли­вала и обрабатывала около 500 пудов сырой рыбы [15]
, а всего на Мурманском море в начале XVII века приготовлялось сухой и соленой рыбы до 100—120 тысяч пудов. Из печени трески вытапливалось около 10 тысяч пудов жира. Однако уровень производства был неустойчивым. Размеры улова сильно колебались в зависимости от промысловой обстанов­ки (подхода рыбы, погоды и т. п.). Помимо морских рыбных промыслов, на Мурмане зани­мались ловлей семги в реках, добычей жемчуга, который извлекали из раковин моллюсков, охотой на разного зверя. Иногда на берег во время шторма море выкидывало китов; случалось, что они сами выбрасывались на сушу, спасаясь от нападения «морских волков» — косаток. Из туш морских животных вытапливали сало, называемое ворванью.

Известные промышленники Строгановы в 70-х годах XVI века построили на берегу Кольского залива, напротив того места, где сейчас находится Мурманский телецентр, соляную варницу.

Но главным из всех хозяйственных занятий на Мурмане всегда был тресковый промысел.

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

Кольский край, почти целиком находясь за Полярным кругом, во многом отличался от основных, центральных территорий России. Природа здесь сурова и неприветлива: почвы малоплодородные, каменистые и болотистые.

Но Кольский край — не беден. Он щедро одарен естественными ресурсами: недра полуострова таят несмет­ное количество полезных ископаемых, а реки, озера и мор­ские воды богаты рыбой и зверем. Благодаря теплому дыханию Гольфстрима судоходство и морские промыслы у Мурман­ского берега возможны почти круглый год.

Восемь тысячелетий назад сюда, на Крайний Север, пришли первые жители — рыболовы и охотники каменного века. С тех пор многие поколения людей, живя на Мурмане, упорным трудом добывали себе средства к существованию, осваивали этот холодный заполярный край.

Древнейшими известными нам обитателями Кольского полуострова были саамы (лопари).

В XII—XV веках на Терском берегу появились русские крестьяне.

Преодолевая огромные трудности и лишения, наши да­лекие предки выстояли в борьбе с суровой природой, научи­лись вести хозяйство в условиях Крайнего Севера, в меру своих возможностей обжили Кольский полуостров и сделали его неотъемлемой частью Российского государства.

В поисках рыбы и зверя русские мореходы бороздили гигантские просторы бурного Ледовитого океана, плавали далеко на север — до Шпицбергена и Новой Земли. Они открыли богатейший рыбопромысловый район у 6epeгoв заполярного Мурмана. Ежегодно крестьяне Поморья на многие месяцы покидали родные селенья и, работая в тяже­лых природных условиях, добывали здесь большое количе­ство рыбы и жира.

Создание регулярных морских промыслов на Мурмане было замечательным трудовым достижением русских людей XVI века. С тех пор рыболовный промысел на Мурмане на протяжении почти четырех столетий стал одним из главных занятий поморского населения всего побережья Белого моря, а отчасти — и внутренних местностей Подвипья и Поонежья.

С мурманских промыслов рыба поступала дня продажи за границу и на внутренний рынок, нанялась важнейшим продук­том питания жителей неземледельческого Севера России.

СПИСОК ИСПОЛЬЗУЕМОЙ ЛИТЕРАТУРЫ

1. Башкиров, А. Паруса из оленьей замши // Терский берег. – 1986, № 28.

2. Белов, М. И. Арктическое мореплавание с древнейших времён и до середины XIX века // История открытия и освоения Северного морского пути. – М., 1956. – Т. I, гл. 17.

3. Мавродин, В. В. Русское полярное мореходство и открытия русских поморов на Севере Европы с древнейших времён и до XVI века // Вопросы истории. – 1954, № 8. с. 5

4. Ушаков, И. Ф. Кольская земля т 1. – Мурманск; Мурманское книжное издательство, 1998

5. Ушаков, И. Ф. Кольский север в досоветское время т 2. – Мурманск; Мурманское книжное издательство, 1998 .

6. Шаскольский, И. П. Об одном плавании древнерусских мореходов вокруг Скандинавии: Путешествие Григория Истомы // Путешествия и географические открытия в XV–XIX веках. – М.; Л., 1965

[1]
Ушаков И. Ф. Кольский север в досоветское время том 2. – Мурманск; Мурманское книжное издательство, 1998 г. с. 47

[2]
Соловцов К. А. Очерки Архангельской губернии: Кола; Печенга // Архангельские губернские ведомости. – 1861, №39.

[3]
Мавродин В. В. Русские полярные мореходы Ленинград 1955 г., стр. 107.

[4]
Там же, с. 143, л.

[5]
Мавродин В. В. Русские полярные мореходы Ленинград 1955 г. с. 147

[6]
А. Б. Глазман. Деревянный компас поморов. «Судостроение», 1970, №1

[7]
Ленин. В. И. Соч., т. I, стр. 137.

[8]
Курц - Б. Г. Сочинение Кильбургера о русской торговле в царствование Алексея Михайловича, Киев, 1915.

[9]
Курц- Б. Г. Состояние России в 1650—1655 гг. по донесениям Родеса, М., 1915, стр. 123—133, 163.

[10]
Белов. М. И. Мангазея. Л., Гидрометиоиздат, 1969

[11]
Ушаков И. Ф. Кольский север в досоветское время том 2. – Мурманск; Мурманское книжное издательство, 1998 г. с 13

[12]
В 30-х годах XVI века, во время крещения саамов, их погосты, как отмечал составитель «Жития Трифона», отстояли «един от другого верст по сту и больше».

Ушаков И. Ф. Кольский север в досоветское время т 2. – Мурманск; Мурманское книжное издательство, 1998 г.

[13]
Это подтверждается, в частности, происхождением из Кандалакши одного из первых поселенцев Колы — Филиппа Уса. Родственники его — Семен Ус и Михаил Ус — были зажиточными Кандалакшскими про­мышленниками. Первый из них в 1582 году дал вкладом в Кандалакшский монастырь «судно удебное на Мурманском да и парус со всею снастью, да тысячу трески»; второй имел промысловую избу, скею (погреб для хранения рыбы) и клеть (бревенчатую постройку) в становище Зубово на Западном Мурмане.

В начале XVII века кандалакшанам принадлежало на Мурмане бо­лее 15 процентов промысловых изб.

Ушаков И. Ф. Кольский север в досоветское время т 2. – Мурманск; Мурманское книжное издательство, 1998 г.

[14]
Артель на мурманских промыслах обычно состояла из четырех рыбаков и одного помощника, зачастую подростка, работавшего на берегу. У двинян существовали также лодейные артели из девяти человек.

Ушаков И. Ф. Кольский север в досоветское время т 2. – Мурманск; Мурманское книжное издательство, 1998 г.

[15]
Из сырой нечищеной трески после обработки получалось сухой трески не более 37 процентов от ее первоначального веса, соленой — 60—65 процентов.

Ушаков И. Ф. Кольский север в досоветское время т 2. – Мурманск; Мурманское книжное издательство, 1998 г.