СОДЕРЖАНИЕ
ВВЕДЕНИЕ
ГЛАВА 1. УПРАВЛЕНИЕ КОРЕННЫМИ НАРОДАМИ СИБИРИ ПО «УСТАВУ ОБ УПРАВЛЕНИИ ИНОРОДЦАМИ»
1. РАЗДЕЛЕНИЕ ИНОРОДЦЕВ НА ГРУППЫ
2. УПРАВЛЕНИЕ «ИНОРОДЦЕВ»
ГЛАВА 2. ПОЛИТИКА ЦАРСКОГО ПРАВИТЕЛЬСТВА В ОТНОШЕНИИ КОРЕННЫХ НАРОДОВ СИБИРИ ПО «УСТАВУ ОБ УПРАВЛЕНИИ ИНОРОДЦАМИ»
ЗАКЛЮЧЕНИЕ
ПРИМЕЧАНИЕ
СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫ
ВВЕДЕНИЕ
«Устав об управлении инородцев», утвержденный, 22 июля 1822 г. имел важнейшее значение для жизни народов Сибири. Как исторический источник «Устав» имеет неоценимое значение для изучения жизни, управления народов Сибири в течение его действия. Кроме того, он позволяет понять политику царского правительства по отношению к так называемым «инородцам»: по сути, колониальным народам, так как в России, имевшей огромные неосвоенные просторы, колониальная экспансия направлялась, не в заморские страны, а к окраинам империи.
Актуальность этого вопроса подчеркивается тем, что вплоть до сегодняшнего дня не существует сколь либо подробного исследования «Устава». О нем можно узнать только из общих работ, и то ему уделяется от нескольких абзацев до нескольких страниц.
Следовательно, цель работы – проанализировать «Устав» как исторический источник. Задачи, стоящие передо мной, таковы:
1) изучить управление Сибири по «Уставу»;
2) проанализировать царскую политику в отношении «инородцев» по «Уставу»;
3) на этом основании дать характеристику «Уставу» как историческому источнику и определить его ценность как исторического источника.
Подробный анализ источника со множеством цитат дан в работе «История Якутской АССР»[i]
. Это работа, в которой наиболее полно даются сведения по «Уставу».
Далее, была использована книга «История Бурят-монгольской АССР»[ii]
. В принципе, фактические данные в ней практически ничем не дополняют сведения из «Истории Якутской АССР», и даны в более сжатом виде. Однако важна позиция исследователей – с этой точки зрения книга является хорошим дополнением к «Истории Якутской АССР».
Впрочем, что касается авторских выводов, заметим, что обе книги изданы в 50-х годах, то есть авторский анализ в любом случае укладывается в рамки идеологии марксизма- ленинизма.
То же самое по поводу идеологии можно сказать и о книгах Ерошкина Н. П. Более всего оказала помощь его монография «Очерки истории государственных учреждений дореволюционной России».[iii]
Сведения об «Уставе» в ней даны в более сжатом виде, чем в «Истории Якутской АССР» или даже «Истории Бурят-монгольской АССР», но зато в «Очерках» содержатся сведения о составителях «Устава», их намерениях и том, как эти намерения реализовались.
Монография того же Ерошкина Н. П. «История государственных учреждений дореволюционной России»[iv]
, несмотря на то, что была издана через 23 года после
«Очерков», никаких новых сведений по «Уставу» не предлагает; наоборот, материал дан боле конспективно, чем в очерках. То же самое можно сказать и о коллективной работе Ерошкина Н. П., Куликова Ю. В., Чернова А. В. «История государственных учреждений России до Великой Октябрьской социалистической революции».[v]
ГЛАВА 1. УПРАВЛЕНИЕ КОРЕННЫМИ НАРОДАМИ СИБИРИ ПО «УСТАВУ ОБ УПРАВЛЕНИИ ИНОРОДЦАМИ»
1. РАЗДЕЛЕНИЕ ИНОРОДЦЕВ НА ГРУППЫ
По «Уставу» «все обитающие в Сибири инородные племена» разделялись на три разряда: оседлых, кочевых и бродячих. В первый разряд включались «живущие в городах и селениях», во второй «кочующие земледельцы» (буряты, качинцы), «южные скотоводы и промышленники» (сагайпы, те же буряты, некоторые группы южных тунгусов) и «северные скотоводы и промышленники».[vi]
Якуты были тоже отнесены к группе «кочевых инородцев». Признаков, определяющих «бродячих инородцев», Устав не давал. В числе народов, отнесенных к этой группе, были ненцы, «инородцы Охотские, Гнжигинские и Камчатские» и «инородцы Якутской области, то есть: Коряки, Юкагиры, Ламуты и проч.».
Наибольшее внимание Устав уделил «кочевым» народам. Разложение родоплеменных отношений привело к выделению у этих народов феодальной верхушки, но феодальные основы общественного строя у этих народов сохраняли еще патриархальные формы общественных отношений. Все эти феодалы хотя и захватили лучшие для земледелия и кочевья земли у своих родственников, но продолжали считаться главами-«родоначальниками» и мотивировали все свои действия «интересами» рода.[vii]
Правовое положение «кочевых инородцев» по Уставу 1822 г. определялось следующим образом. Они составляли «особенное сословие», приравненное к крестьянскому, но отличное от него «в образе управления». «Кочевые инородцы» управлялись по «степным законам п обычаям, каждому племени свойственным». Только но уголовным преступлениям они должны были судиться в общем порядке. За ними сохранялись свобода в вероисповедании н богослужении, освобождение от рекрутской повинности. Подати они платили «по особому положению» с числа душ, которое определялось общей переписью, а также участвовали в «общих по губернии повинностях».
Устав 1822 г. определял и экономическое положение «кочевых инородцев». «Кочующие инородцы для каждого поколения имеют назначенные во владение земли». Распределение этих земель по участкам «зависит от самих кочующих по жеребью или другим их обыкновениям». Русским запрещалось самовольно селиться на землях, отведенных «кочевым инородцам», но разрешалось брать эти земли «в оброчное содержание». Наем на работу к частным лицам разрешался только с ведома родового начальства. Разрешалась свободная торговля во всякое время «всеми припасами и изделиями», кроме вина. Чиновникам торговля с «кочевыми инородцами» категорически запрещалась. Для удобства ведения торговли «инородцам» назначались особью места для ярмарок и время их, в соответствии «с временем взноса податей п сообразно с нуждами инородцев».[viii]
Правовое положение «бродячих инородцев» по Уставу 1822 г. мало чем отличалось от положения «кочевых». Устав указывал, что «права бродячих инородцев или ловцов, живущих в отдалении и рассеянными, вообще состоят в применении правил, для кочующих постановленных». Отличие заключалось лишь в том, что «назначение земель по племенам» и распределение их по участкам не распространялось на «бродячих инородцев». Им назначались «по удобности целые полосы земли», в пределах которых им разрешалось свободно переходить для промыслов из уезда в уезд и из губернии в губернию. Кроме того, «бродячие инородцы» не участвовали в земских губернских денежных повинностях.[ix]
2. УПРАВЛЕНИЕ «ИНОРОДЦЕВ»
Подробно регламентировал Устав 1822 г. систему управления у «кочевых» и «бродячих инородцев», «Состояние инородцев, кочующих и бродячих,— гласил Устав», - отличается: 1) непостоянством их жительства; 2) степенью гражданского образования; 3) простотою нравов; 4) особыми обычаями; 5) образом пропитания; 6) трудностью взаимных сообщений;
7) недостатком монеты в обращении; 8) недостатком способов к сбыванию на месте лова и произведений». Отсюда—следующие правила. Каждое стойбище или улус, в котором считалось не менее 15 семейств, должно было иметь собственное родовое управление, а стойбища или улусы, имевшие менее 15 семейств,—причисляться к ближайшим стойбищам.
Родовое управление состояло из старосты и одного или двух его помощников из «почетных» и «лучших» родовичей. Староста в соответствии с обычаем избирался или наследовал свое звание. Между своими родовичами он мог носить «именование князца, зайсана н проч.», но в сношениях с правительством всегда назывался старостой.
Помощники старосты выбирались родовичами на определенное или неопределенное время. Несколько стойбищ или улусов одного рода подчинялись «инородной управе», состоявшей из головы, двух выборных и письмоводителя.
Голова получал свое звание наследственно или по выбору, сообразно «с стенными обычаями каждого племени». «Бродячие инородцы», или «ловцы», как . иначе их называет Устав 1822 г., инородных управ не имели, родовое управление у них ограничивалось одним старостой, которым становились «нынешние князцы и других наименований почетные люди, ловцами управляющие».
Права и обязанности родовых управлений и инородных управ подробно регламентировались. Родовое управление как первичная ячейка административной организации имело «ближайший надзор за порядком во вверенном ему роде или наслеге». За маловажные проступки оно могло наказывать «по обычаям каждого племени и в качестве домашнего исправления». [x]
Через родовые управления приводились в исполнение все распоряжения правительства. Непосредственно на них же возлагался сбор податей «за весь род, как с одного нераздельного лица». На инородные управы возлагались надзор за родовыми управлениями и «местные распоряжения».
Последние заключались: 1) в точном исполнении всех предписаний начальства; 2) в понуждении к сбору податей; 3) в сохранении благочиния и порядка; 4) в сохранении прав инородцев от всякого постороннего стеснения; 5) в розысканиях, по особенным случаям нужных». Инородная управа имела непосредственные сношения с земской полицией и исполняла все полученные от нее предписания.
Наконец, родовое управление и инородная управа несли и судебные функции. Родовое управление в исковых делах имело право «словесных судов». В делах между людьми разных стойбищ или «по неудовольствию па разбирательство» родового управления второй степенью «расправы словесной» была инородная управа;
в делах между людьми, подчиненными разным управам, или в качестве третьей и последней степени «словесной расправы» в случае «неудовольстиия» на разбирательство инородной управы выступала местная земская полиция.
Главной задачей «словесной расправы» являлось прекращение несогласий между «инородцами» и примирение спорящих на основания «степных законов и обычаев». В ее функции входил также разбор долговых исков и дел о пенях по свадебным договорам.
Высшим органом управления у «кочевых инородцев» являлась степная дума, которая состояла из главного родоначальника и выборных заседателей, число которых зависело от обычая или надобности. Обязанности степной думы состояли: «I) в народоисчислении; 2) в раскладке сборов;
3) в правильном учете всех сумм и общественного имущества; 4) в распространении земледелия и народной промышленности; 5) в ходатайстве у высшего начальства о пользах родовичей». По «сем этим вопросам степная дума отдавала распоряжения инородным управам и в свою очередь подчинялась окружному управлению.
Старосты родовых управлений, главы инородных управ и заседатели стенных дум, вступавшие в должность «преемничеством» или по выбору, утверждались губернатором или областным начальником. Главный родоначальник степной думы утверждался генерал-губернатором.
Вопрос о бюджете «стенного управления» в Уста не 1822 г. был изложен неясно и допускал различные толкования. С одной стороны, указывалось, что вес старосты, головы и прочие должностные лица не получают от родовичей никакого жалования и «исправляют должности но сим званиям как общедоступную службу».[xi]
С другой стороны, Устав подчеркивал, что «содержание стенного управления составляет внутреннюю повинность кочующих», и отмечал законность привилегированного экономического положения верхушки «степного управления»: «доходы, какие званию их присвоены по степным законам и обычаям с промыслов и владеемых земель, остаются в прежнем положении... в собрании степных законов имеет быть об них положительно означено».
В Уставе 1822 г. подробно определен порядок сбора податей и повинностей с «инородцев». Подати и повинности определялись троякого рода:
1) казенные подати;
2) земские повинности;
3) повинности внутренние, на содержание степного управления.
О порядке назначения казенных податей (ясак) как податей, утверждаемых в центре. Устав 1822 г. ничего не говорит. Объем земских повинностей для «инородцев» устанавливало местное Главное управление. Сборы на внутренние повинности определялись степной думой, а там, где се не было,— «общественным приговором инородцев».
Губернатор или областной начальник составлял подробный расчет сборов на каждый год, в том числе сколько с каждого рода и со всех «инородцев» в губернии или области «причитается порознь каждого наименования», а также сколько всех сборов с души для каждого рода. Степные думы, получив такое «расписание», делали «раскладки» на родовые управления, последние в свою очередь распределяли, «сколько именно каждое семейство взнести обязано звериными шкурами пли деньгами, смотря по успеху промыслов и состоянию каждого». Сбор податей лежал на обязанности родовых управлений и производился на ярмарках или сугланах («мирское собрание инородцев»), но «бродячие инородцы», «по уважению дальних их отлучек для промыслов», могли сдавать подати в других местах и даже в других уездах и губерниях.
Особый раздел в Уставе 1822 г. посвящен «казенным продажам». Казенная торговля проследовала двоякую цель: «I) доставление необходимого пособия по продовольствию и промыслам кочующих; 2) умерение вольных цен на необходимые потребности». В крайних случаях (угроза -голода) Устав проектировал продажу казенных товаров по пониженной цене и в долг («если необходимость в том надлежащим образом будет доказана») и под ответственность представителей местного управления.[xii]
Таковы главный положения «Устава об инородцах» 1822 г.
ГЛАВА 2. ПОЛИТИКА ЦАРСКОГО ПРАВИТЕЛЬСТВА В ОТНОШЕНИИ КОРЕННЫХ НАРОДОВ СИБИРИ ПО «УСТАВУ ОБ УПРАВЛЕНИИ ИНОРОДЦАМИ»
«Устав об управлении инородцами был составлен М. М. Сперанским и его ближайшим помощником инженером Г. С. Батеньковым. Они пытались как-то ограничить произвол чиновничества, усилить контроль за действиями местной администрации.[xiii]
Устав 1822 г. являлся основным юридическим документом, определявшим жизнь «инородцев» в XIX в. и действовавшим почти до Октябрьской революции. Когда в 1852 г. Анненковым, после ревизии Западной Сибири, была представлена во II Сибирский комитет специальная записка о несостоятельности Устава 1822 г., она не нашла отклика в правительстве, н Сибирский комитет дал указание сибирским генерал-губернаторам «иметь строгое наблюдение за точным исполнением правил Учреждения 1822 г.».
Однако записка Анненкова о несостоятельности Устава 1822г. весьмапоказательна. Стройная система регламентации Устава во многом оказалась нежизненной и неосуществимой.
Исследователи неоднократно отмечали надуманность Устава в некоторых его частях. Совершенно случайным, не основанным на изучении жизни пародов Сибири, было разделение их на «оседлых», «кочевых» и «бродячих». Искусственной являлась сама рубрика «бродячие», так как бродячих пародов, передвигавшихся без определенного порядка, в России вообще не было. Искусственной была и конструкция родовых управлений, требовавшая наличия стойбища в 15 семейств.
При этой конструкции живая ткань родовой организации — у народов, у которых она вообще сохранялась,— разрывалась, более крупные роды раздроблялись, более мелкие присоединялись к другим. Прямым следствием этого являлось создание так называемых «административных родов». Вместе с тем нельзя не подчеркнуть, что Устав 1822 г.—единственный в своем роде законодательный документ, не имеющий аналогий в законодательствах Западной Европы и Америки.
Устав обобщал и систематизировал то, что сложилось в административной практике управления народностями Сибири; составители Устава Сперанский и Батеньков не отбрасывали обычное право народов Сибири, считались с ним и стремились ограничить вмешательство чиновников в «степное управление», ограничить их злоупотребления. Фактически, правда, последнее осталось на бумаге.
Во многом Устав 1822 г. был непоследователен. В нем заметна тенденция поддержать экономику народов Сибири: запрещалось насильственно захватывать угодья «инородцев» и принудительно использовать их рабочую силу, чиновникам запрещалось торговать с ними; а целью казенной торговли ставилось «уморение вольных цен», т. е. известное ограждение торговой эксплуатации.
Появление всех этих статей вполне понятно. Хозяйство основной массы «инородцев», особенно народов Севера, катастрофически разрушалось. Грозным признаком этого явились голодные годы —1810, 1811, 1814, 1816 и 1817. Росли недоимки, фискальная политика правительства трещала по швам. Для того чтобы обеспечить поступление податей с «инородцев», нужно было как-то оградить их от торговой кабалы, которая процветала в Сибири, и обеспечить им пользование их вековыми угодьями.
Но вместе с тем, в Уставе 1822 г. все это звучало декларативно. Никаких гарантий Устав не содержал. Говоря о казенной торговле. Устав подчеркивал, что она не должна оказывать «ни малейшего стеснения промышленности частных людей». Дальнейшая практика показала, что вахтеры казенных магазинов входили в сделку с купцами, вместе с ними вздували цены на продаваемые товары и беспощадно грабили так опекаемых в Уставе 1822 г. «инородцев».
Устав не содержал гарантий и по линии охраны промысловых угодий коренного населения. Во-первых, но было проведено никакого землеустройства (оно и не предполагалось Уставом), которое одно лишь могло гарантировать сохранение за «инородцами» их земель, так как владение и пользование ими не было оформлено документами. Во-вторых, сам Устав в этом отношении открывал лазейку, разрешая брать у инородцев угодья «в оброчное содержание». В-третьих, никаких реальных мер против самовольного захвата угодий Устав не предусматривал.
Все это привело к тому, что и после введения Устава 1822 года, который торжественно провозгласил, что «инородцы для каждого поколения имеют назначенные во владение земли», в широких масштабах продолжалось обезземеливание коренного населения Сибири, в том числе в Якутии. Обезземеливание проходило различными путями: через «оброчное содержание» и аренду, часто бессрочную, через куплю-продажу (характерно, что в Уставе 1822 года об этом ничего не говорится), через самовольный захват.
Обнаженно и открыто выступают в Уставе 1822 года фискальные цели, которые Устав и стремился обеспечить в первую очередь. Сбором податей и повинностей занимались все инстанции «степного управления» под прямым контролем областного управления. Сам областной начальник устанавливал, сколько с каждого рода и даже с каждой души причитается сборов.
Устав 1822 года не вмешивался во внутреннюю жизнь «инородцев», в их быт и традиции. «Кочующие инородцы остаются вообще на прежних их правах», «кочующие управляются по степным законам и обычаям, каждому племени свойственным», - подчеркивал Устав.
Устав предоставлял им свободу в вероисповедании и богослужении (что, впрочем, не приостанавливало активной политики христианизации, проводившейся в XIX веке царизмом и церковью), право судопроизводства по мелким гражданским делам.
Но вместе с тем Устав 1822 года настойчиво выдвигал и поддерживал верхушку «инородцев» – патриархально-феодальную знать: «Инородцы управляются собственными своими родоначальниками и почетными людьми, из коих составляется их степное управление».
Таким образом, именно в Уставе 1822 года получил законодательное оформление наметившийся еще в XVII веке союз правительства с патриархально-феодальной знатью народов Сибири. Поддерживая патриархально-феодальную знать, укрепляя ее привилегированное положение, Устав превращал ее в свою агентуру, проводника своей политики. Вместе с тем, он, не вполне доверяя и ей, ставил ее под строгий контроль административного и судебного имперского аппарата.
Особенно в этом отношении подчеркивалось значение земской полиции, на которую возлагаются «надзор за инородными управами и родовыми управлениями».[xiv]
Устав 1822 года обобщал и систематизировал то, что сложилось в процессе административной практикиуправления народностями Сибири. Вместе с тем составители Уства Г. С. Батеньков и М. М. Сперанский стремились ограничить вмешательство чиновников в «степное управление», предотвратить их злоупотребления, упорядочить взыскание податных сборов, ограничить личную власть «главных родовых начальников» коллегиальностью «учреждение степных дум, общественные сугланы). Однако эти стремления составителей Устава не осуществились.
Царское правительство и его местная администрация по-прежнему опирались на эксплуататорскую верхушку – на «степную аристократию». Степные думы, родовые управления превращались в коллегии нойонов, которые использовали аппарат «степного управления» для своих эксплуататорских целей.[xv]
ЗАКЛЮЧЕНИЕ
Итак, мы рассмотрели «Устав по управлению инородцами». Как исторический источник он имеет огромное значение, так как дает сведения об управлении коренными народами Сибири в царской России.
Благодаря этому источнику мы также можем узнать сведения о патриархально-феодальном устройстве «инородцев», о том, как разрушалось это устройство царскими властями, как происходило обезземеливание «инородцев».
Кроме того, по «Уставу» мы можем выяснить политику царизма в отношении «инородцев». «Устав» имел противоречивый характер. Несомненно, его составители имели благие цели при составлении. Но в то же время, при анализе источника, можно заметить недоработки в «Уставе», противоречия, которые впоследствии сыграли важную роль в жизни «инородцев», ухудшая их положение. Хотя, конечно, введение «Устава» регламентировало отношение с «инородцами» и ограждало их от произвола.
ПРИМЕЧАНИЯ
[i]
История Якутской АССР. М., 1957.
[ii]
История Бурят-Монгольской АССР. Улан-Удэ, 1954.
[iii]
Ерошкин Н. П. Очерки истории государственных учреждений дореволюционной России. М., 1960.
[iv]
Ерошкин Н. П. История государственных учреждений дореволюционной России. М., 1983.
[v]
Ерошкин Н. П., Куликов Ю. В., Чернов А. В. История государственных учреждений России до Великой Октябрьской социалистической революции.
[vi]
История Якутской АССР. М., 1957. С. 168.
[vii]
Ерошкин Н. П. Очерки истории государственных учреждений дореволюционной России. М., 1960.С. 242 – 243.
[viii]
История Якутской АССР. М., 1957. С. 168.
[ix]
Там же. С. 169.
[x]
Там же. С. 170.
[xi]
Там же. С. 169 – 170.
[xii]
Там же. С. 171.
[xiii]
История Бурят-Монгольской АССР. Улан-Удэ, 1954. С. 225. С. 222.
[xiv]
История Якутской АССР. М., 1957. С. 172.
[xv]
История Бурят-Монгольской АССР. Улан-Удэ, 1954. С. 225.
СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫ
1. История Бурят-Монгольской АССР. Улан-Удэ, 1954.
2. История Якутской АССР. М., 1957.
3. Ерошкин Н. П. История государственных учреждений дореволюционной России. М., 1983.
4. Ерошкин Н. П. Очерки истории государственных учреждений дореволюционной России. М., 1960.
5. Ерошкин Н. П., Куликов Ю. В., Чернов А. В. История государственных учреждений России до Великой Октябрьской социалистической революции. М., 1965.