Пуштуны, составляющие примерно 15% населения Пакистана (свыше 20 млн. человек), представляют собой вторую по численности его национальную группу. Доминируют же в Пакистане панджабцы. Их около 60% – почти две трети жителей страны. Провинция Панджаб, занимающая относительно небольшую площадь (26% всей территории) к востоку от р. Инд в ее верхнем и среднем течении, является геополитическим центром, основным внутренним полем Пакистана. Расположенный к западу от Инда ареал преимущественного расселения пуштунов не относится к этому полю, образуя периферийную, пограничную часть общего государственного пространства.
Пуштунский ареал распадается на три главные части. Первая – это Северо-Западная пограничная провинция – СЗПП (области Малаканд, Хазара, Мардан, Пешавар, Кохат, Банну и Дераисмаилхан). К пуштунам принадлежит три четверти населения провинции. В области Хазара, расположенной на северо-востоке, их меньшинство – на ее юге преобладают панджабцы, говорящие на языке хиндко, а на севере, в отрогах Гималаев – горные дардоязычные народы (ховары, кохистанцы и др.). В остальных областях (за исключением Дераисмаилхана, где часть населения – панджабцы, говорящие на языке сирайки) пуштуны составляют почти стопроцентное большинство. В СЗПП проживает более 14 млн. пуштунов.
Вторая часть пуштунского ареала – расположенный к западу от СЗПП Район племен федерального подчинения (РНФП). Он состоит из семи агентств – Баджаур, Моманд, Хайбер, Куррам, Оракзаи, Северный и Южный Вазиристан и шести территорий, примыкающих к округам СЗПП – Пешавару, Кохату, Банну, Лаккимарвату, Дераисмаилхану и Тэнку. Агентства возглавляют политические агенты (номенклатура унаследована с колониальных времен). В районе (полосе или зоне племен) проживает свыше 3 млн. пуштунов.
Третья часть ареала – северные (северо-восточные) области провинции Белуджистан, примыкающие с юга к СЗПП. Пуштуны, численностью около 2 млн. человек, обитают компактно в областях Зхоб и Кветта.
Существенная доля (2–3 млн.) пуштунов проживает за пределами традиционного ареала расселения, главным образом в Карачи, а также Исламабаде, Лахоре и в менее крупных городах провинций Панджаб иСинд.
Состоящий из трех частей пуштунский ареал отличает почти полное преобладание этнических пуштунов, сосредоточенных на относительно небольшой площади приблизительно в 100 кв. км (восьмая часть территории страны) при средней плотности 170–180 чел. на кв. км, весьма высокой для в основном горной и пустынно-гористой местности.
Западным продолжением ареала служат восточный и южный регионы Афганистана, где проживает 10–12 млн. пуштунов (афганцев). Сплошная зона проживания пакистанских и афганских пуштунов охватывает территорию приблизительно в 250–300 тыс. кв. км с населением приблизительно 30 млн. человек.
Пуштунский ареал не только географически, но и исторически можно охарактеризовать как периферийный для Пакистана. Идея создания этой страны как родины для индийских мусульман зародилась в провинциях колониальной Индии, где те составляли меньшинство. В абсолютно мусульманской и иранской в лингвистическом отношении Северо-Западной пограничной провинции она долгое время не пользовалась поддержкой, и только в 1940-х годах там приобрели влияние политические силы, выступившие за ее присоединение к созданнному в августе 1947 г. Пакистану.
Но и после этого на северо-западе страны продолжали действовать харизматические лидеры, партии и организации националистического направления. Они требовали не только закрепления провинциального статуса за районами преобладания пуштунов (в 1955–1970 гг. СЗПП входила в состав единой провинции Западный Пакистан), но и объединения всех трех частей пуштунского ареала в одну большую провинцию Пуштунистан с предоставлением ей прав широкой автономии.
Периферийное, пограничное положение пуштунского ареала оттенялось тем обстоятельством, что лозунги создания Пуштунистана в 40–70-х годах прошлого столетия активно поддерживало правительство Афганистана. Афгано-пакистанские споры и противоречия, связанные со статусом пуштунского ареала, особенно района племен, не раз приводили к пограничным конфликтам, а в 1961–63 гг. – к разрыву дипломатических отношений.
Геополитическая периферийность пуштунского региона заставила управляющую элиту Пакистана обратить на него особое внимание. Но оно ограничилось в основном лишь включением представителей верхов традиционного пуштунского общества в состав правящего класса. Сама конфигурация последнего претерпела уже в 50-х годах существенные изменения – выходцам из Северной Индии (т.н. мухаджирам) пришлось потесниться, предоставив пуштунам место главных партнеров панджабцев в деле управления страной. Особенно значительной оказалась доля пуштунов в высшем генералитете, который образовал с гражданскими чиновниками доминирующий военно-бюрократический тандем.
Раскол страны в 1971 г. с образованием на месте ее восточной провинции независимого государства Бангладеш укрепил центральное внутриполитическое положение Панджаба, а также союз между панджабской и пуштунской элитами. Однако экономическое и социальное развитие страны в течение двух последних десятилетий шло медленно, не поспевая за быстрым демографическим ростом. На итогах хозяйственной и культурной эволюции отрицательно сказалась также милитаризация экономики, вызванная широким и разнообразным участием Пакистана в военно-политическом противостоянии сил в соседнем Афганистане.
Пуштунский ареал оказался одним из тех районов страны, которые наиболее пострадали от последствий ее превращения в «прифронтовое государство» и наименее продвинулись по пути экономических и социокультурных перемен.
За 80–90-е годы в экономике СЗПП и других пуштунских регионов не наблюдалось заметных структурных сдвигов. Основными занятиями населения оставались сельское хозяйство и торговля. Доля горожан в пуштунском ареале за период между переписями 1981 и 1998 г. почти не выросла. Зато увеличился и достиг 27% удельный вес тех, кто не имел на момент переписи постоянной работы. Только 37% взрослого населения, относимого к рабочей силе, а это в основном мужчины, включая мальчиков старше 10 лет, имели какую-то сельскую квалификацию, а городские профессии получили лишь 8% .
Грамотность, хотя и выросла в СЗПП в 1981–98 гг. почти вдвое, но охватила лишь чуть более трети жителей. Исключительно низка она среди женщин (менее 20% в СЗПП и менее 10% в районе племен).
Если к бедному населению в Пакистане в целом относят почти 40%, то в пуштунском ареале к нему принадлежит почти две трети. Пополнить доход позволяют отхожие промыслы, такие как работа в богатых странах Аравии (Персидского залива), а также в крупных городах других провинций Пакистана и служба в армии.
Увеличивают доходы крестьянства посевы опийного мака, запрещенные властями. В районе племен запреты малодейственны, но там до недавнего времени занимались, в силу природных условий, не столько выращиванием мака, сколько переработкой в героин ввезенного из Афганистана сырья. Главные доходы от наркотиков имеют крупные торговцы и дилеры. К их числу относят представителей верхушки ряда племен, в частности афридиев.
Еще один важный источник незаконного дохода – ввоз и торговля контрабандными товарами. Они доставляются на знаменитые пуштунские рынки Ланди-Котал и Бара нередко самым примитивным способом (на спинах людей) через пустынные районы Ирана и Афганистана.
Экономическому и культурному отставанию пуштунского ареала соответствует традиционность его политической культуры. На характере преобладающей там социально-политической активности сильнейшим образом сказалась кампания исламизации, которую развернули с конца 70-х годов военные власти под руководством генерала М. Зия-уль-Хака. В 80-е годы к ней добавился эффект от участия Пакистана в «священной войне» (джихаде) в Афганистане, а в 90-е гг. – от поддержки пакистанскими властями талибов, «самой исламской» из исламских группировок, боровшихся там за власть.
Пуштунский ареал оказался теснейшим образом связан с афганскими событиями. Именно он «принял» основную часть беженцев из этой страны, численность которых на пике, в 1990 г., достигала 3,7 млн., а в последнее время все еще составляла около 1,6 млн. человек.
Развернутая «сверху» исламизация получила в пуштунских регионах значительную поддержку «снизу». Не случайно ведущую исламистскую партию Пакистана «Джамаат-и-ислами» (ДИ, Исламское общество) с 1989 г. возглавил пуштун Казн Хусейн Ахмад, весьма популярный деятель в стране и особенно в СЗПП.
На пуштунов в основном опирается другая крупнейшая религиозно-политическая организация «Джамиат-и-улама-и-ислам» (ДУИ, Ассоциация богословов ислама). Она в 80-е годы эволюционировала из достаточно умеренной силы в радикальную. Лидеры двух ее фракций – МауланаФазлур Рахман и Маулана Сами-уль-Хак – пуштуны. Причем «домен» первого – область Дераисмаилхан и пуштунские районы Белуджистана, а второго – более северные области СЗПП. Улемы пуританской школы деобанди, близкие к ДУИ, сыграли роль «крестных отцов» движения «Талибан». В руководимых ими медресе и духовных академиях прошли курс религиозного образования и воспитания молодые афганцы, составившие его костяк. Особенно заметной в этом отношении была академия (дар-ул-улумхаккания) Сами-уль-Хака в местечке Акорахаттак. Немалый вклад в подготовку талибов внесли и деобандийские академии Карачи (главным образом в районе Бинори-таун), где пуштуны, проживая компактно, образуют обширные колонии.
Определе
Впрочем, поведение электората в пуштунском ареале отличалось своими особенностями. В СЗПП бóльшими, чем в целом по стране, были электоральные успехи исламистов из ДИ. А в пуштунских районах Белуджистана чаще всего добивались победы кандидаты ДУИ (фракция Фазлур Рахмана).
Последние парламентские выборы, состоявшиеся в октябре 2002 г., подтвердили и усилили эти тенденции. Столкнувшись после событий 11 сентября 2001 г. с новой ситуацией в стране, вызванной тем, что ее военные власти присоединились к возглавляемой США войне с терроризмом, в первую очередь с режимом «Талибан» в Афганистане, а также тем, что правительство президента генерала П. Мушаррафа поставило вне закона более полудюжины боевых организаций, связанных с легальными религиозными партиями различных направлений, исламисты объединились в преддверии всеобщих выборов в организацию «Муттахидамаджлис-е амал» (ММА, Объединенный фронт действия). Хотя по всей стране за нее проголосовали лишь 11% всех избирателей, она смогла занять в Национальной ассамблее Пакистана (маджлис-е шура) приблизительно 20% мест. Сказалась концентрация голосов, поданных за ММА главным образом в пуштунских районах. В провинциальном собрании СЗПП исламисты получили большинство и сформировали правительство. Наибольшее число мест оказалось у них и в ассамблее Белуджистана, но они остались там в оппозиции правительству, опирающемуся на поддержку представителей ряда мелких партий и независимых кандидатов, избранных в непуштунских регионах провинции.
Особое политическое положение занимает зона племен. В той ее части, которая входит в Район племен федерального подчинения (FATA, FederallyAdministeredTribalArea), до сих пор запрещена деятельность общепакистанских партий и организаций. Там действует уголовное законодательство колониального времени. Право голоса на выборах в парламент долгое время имели лишь вожди и старейшины племен. Это правило было отменено впервые в ходе предпоследних выборов 1997 г. К участию были допущены все граждане, но явка оказывалась и тогда, и в 2002 г. весьма низкой. К тому же сохранилось положение, при котором все кандидаты выступают как независимые.
Вместе с тем в районе племен (прежде всего в Хайберском агентстве) действуют свои политические организации. Наибольшей поддержкой пользовалась там в последние годы религиозная партия «Техрик-и-иттехад-и-улама-и-кабаил» (Движение единства улемов района племен). Определенные позиции сохраняла и левонационалитическаяпартия «Пуштунхвакаумипарти» (Пуштунская национальная партия, лидер – ЛатифАфриди).
Среди горцев области Малаканд влиятельной была возглавляемая воинствующим исламистом Суфи Мухаммадом организация «Техрик-и-нифаз-и-шариат-и-мухаммади» (Движение за установление мусульманского закона). В 1994–95 гг. она организовала массовые выступления и добилась от властей согласия на введение норм шариатского права в Малаканде.
В ходе войны с талибами в сентябре-декабре 2001 г. полоса племен на всем ее протяжении, а также пуштунские районы Белуджистана были главной ареной массовых антиамериканских выступлений. Суфи Мухаммад набрал 10-тысячный корпус добровольцев и перебросил их в Афганистан для участия в войне на стороне движения «Талибан».
Однако политические симпатии горных пуштунов обычно не отличаются постоянством. Разгром талибов и отрядов бен Ладена уменьшили число и энтузиазм их сторонников. Родственники посланных в Афганистан добровольцев провели митинги с требованиями их возвращения, что в основном и удалось сделать. Центральные власти добились осуждения Суфи Мухаммада на три года тюрьмы и запретили его организацию.
Перспектива получения крупных денежных премий за выдачу вождей исламистских сил, недавно еще контролировавших большую часть Афганистана, привела к сотрудничеству вождей и старейшин ряда племен с организаторами международной антитеррористической операции. Вместе с тем их лояльность требуется постоянно подпитывать денежными вливаниями. Часть полосы племен по обе стороны от «линии Дюранда» (демаркированной на картах горной границы между Пакистаном и Афганистаном) несомненно превратилась в прибежище для уцелевших лидеров талибского движения и руководства «Аль-Каиды». Играют роль при этом и традиционные законы пуштунскогогостеприимства, и солидарность с братьями-мусульманами, и деньги, которыми те располагают, и ненависть к «неверным», вторгшимся на их территорию.
Наибольшую поддержку, судя по информации из печати (в частности, пешаварской газеты «Франтиер пост»), на пакистанской стороне границы талибы и аль-каидовцы могут получать в округах Бунер, Дир и других высокогорных районах области Малаканд, а кроме того, в пограничном с афганским Хостом районе Парачинар в округе Хангу агентства Куррам. Маловероятно, однако, чтобы на территории полосы племен возникли укрепленные районы и лагеря. Совещание старейшин племен в агентстве Баджаур уже в начале ноября 2001 г. приняло решение не допускать вооруженные группы на свою территорию. Аналогична позиция традиционной верхушки основных племен Хайберского агентства.
В заключение хотелось бы отметить, что участие Исламабада в коалиции, возглавляемой США, позволило ему добиться ряда преимуществ. В их числе экономические выгоды, такие как отмена Вашингтоном санкций, введенных после ядерных испытаний 1998 г., реструктуризация внешних долгов, предоставление новой помощи на сумму около 1 млрд. долл., приток иностранного капитала, улучшение условий сбыта пакистанских товаров на западных рынках и т.п. Все это способно несколько улучшить экономическую конъюнктуру и облегчить материальное положение масс. Вместе с тем трудно предположить, что экстренные меры рамочного характера способны изменить «встроенный механизм» социально-экономической эволюции. Его, в частности, характеризуют продажность и косность чиновничества, слабость и неэффективность государственного и частнокорпоративного секторов, неуклонное расширение сферы незаконного и полулегального бизнеса. Положение Пакистана во многом соответствует формуле «слабое государство – сильное общество», при том, что общество не дополняет и усиливает, а противостоит и подрывает государство.
Изменить ситуацию может, очевидно, рациональная и пользующаяся доверием населения долговременная государственная политика. Определенные условия для этого как будто созданы завершенной осенью 2002 г. трансформацией военно-бюрократического режима в парламентский. Последний однако сохранил некоторые ключевые черты прежнего. Президент П. Мушарраф был избран на пятилетний срок путем проведения недемократического референдума в апреле 2002 г. Введенные им поправки к конституции, в случае если они будут одобрены парламентом, превратят Пакистан в республику президентско-парламентского типа с решающим влиянием армии в государстве и обществе.
Нынешние власти – президент, его администрация и правительство пропрезидентской партии Пакистанская мусульманская лига им. Каид-и-Азама (Великого вождя, имеется в виду «отец-основатель» страны М.А. Джинна) – очевидно, хотят проводить в жизнь программу модернизации и улучшения социального положения масс. Не исключено, однако, что из этих усилий ничего не получится, а вследствие разбалансировки внутриполитической и внешней региональной (афганской в первую очередь) ситуации наступит очередной кризис власти и усиление центробежных тенденций.
Разрушительные для пакистанского государства силы могут тогда дать о себе знать, в том числе, в пуштунском ареале. Хотя маловероятно, чтобы он был в числе главных «возмутителей спокойствия» – на эту роль претендуют Синд и Белуджистан. Однако и среди пуштунов, несмотря на то, что значительная часть их элиты включена в состав общепакистанского правящего класса, найдется немало людей, выступающих с радикальных, ревизующих состояние дел позиций. Идеологической платформой для такой ревизии, скорее всего, станет исламизм. При этом вполне возможно, что речь пойдет не о планах создания идеального исламского государства, или нового национального, типа Пуштунистана, а о программе введения исламских законов (шариата) и лозунгах всемирной уммы, всеобщего мусульманского братства. Пакистан в этом случае законсервируется на стадии полураспада, а пуштунский (пакистано-афганский) ареал превратится в геополитический коридор (проходной двор) между Центральной Азией и бассейном Индийского океана.
исламабад пуштунский националистический
Список литературы
1. Паничкин Ю.Н. Политическая борьба в Северо-Западной пограничной провинции колониальной Индии и присоединение провинции к Пакистану (1920–1947 гг.). Диссертация и автореферат диссертации на соискание ученой степени кандидата исторических наук. – М.: Институт востоковедения РАН, 2000.
2. Ю.В. Ганковский. Национальный вопрос и национальные движения в Пакистане. – М.: Наука, 1967, с. 172–184.
3. Ганковский Ю.В. Введение к кн.: Троценко Г.П. Национальный вопрос в Синде. – М., 1990, с. 6–7.