Скандинавские мифы и легенды
Кевин Кроссли-Холанд
Ночь почти закончилась; небо на востоке стало зеленовато-серым, и по Асгарду приведениями кружили снежинки.
Локи, и только Локи заметил, как Фрейя вышла из Сессрумнира. Ее кошки мирно спали у камина; ее колесница лежала ненужная; в полутьме, она пешком направилась в сторону Бивреста. Это озадачило и заинтриговало Локи; он завернулся в плащ и последовал за ней.
Богиня, казалось, не шла, а плыла над землей. Она проскользнула сквозь спящий Асгард и, покачивая бедрами, пошла по радуге, которая качалась и танцевала вокруг нее.
Снежные заносы Мидгарда слепили в лучах восходящего солнца. Мечтая о золоте, желая золота, Фрейя пересекла голую равнину (а Локи торопился следом). Она перебралась через извилистую речушку, молчащую подо льдом; прошла мимо большого ледника, обломанного, голубоватого и опасного; и к концу дня подошла к нескольким огромным округлым валунам, стоящим под плечом нависающего сверху утеса.
Фрейя нашла узкую как нить тропинку, которая вела вперед и вниз. Ее глаза слезились от холода, и слезы падали тоненьким ручьем золота перед ней. Тропинка превратилась в проход между камнями, и она следовала по нему, пока тот не привел ее в большую промозглую пещеру. Там богиня застыла в неподвижности; она слышала, как вода капает в каменные ямки, и как движется по камням маленький ручей; она прислушалась снова, и тогда услышала звук отдаленных ударов; и ее собственное сердце забилось быстрее, застучало желанием.
Богиня робко двинулась сквозь мрачную пещеру. Звук ударов, настойчивый, но прерывистый, становился все громче и громче. Фрейя застыла, снова прислушалась, пошла вперед; наконец она остановилась и начала спускаться под низким сводом, и вошла в душную кузницу четырех гномов, Альфригга, Двалина, Берлига и Грерра.
На мгновенье Фрейя была ослеплена пылающим горном. Она протерла глаза, а затем охнула, увидев захватывающую дух работу гномов - ожерелье, ленту золота, покрытого захватывающими дух узорами, чудо из жидкого металла, закрученного, изгибающегося и струящегося. Никогда раньше она не видела ничего столь прекрасного и желанного.
Четыре гнома, в это время, не спускали глаз с богини - она сияла в теплом свете кузницы. Из-под плаща виднелись золотые броши и драгоценные камни, они мерцали и светились. Они никогда не видели никого, столь прекрасного и желанного.
Фрейя улыбнулась Альфриггу и Двалину и Берлингу и Грерру.
- Я куплю у вас ожерелье, - сказала она.
Четыре гнома переглянулись. Трое покачали головами, а четвертый сказал:
- Оно не продается.
- Я хочу его! - сказала Фрейя.
Гномы скривились.
- Я хочу его. Я заплачу вам серебром и золотом - настоящую цену, больше настоящей цены, - сказала Фрейя, повышая голос. Она подошла ближе к скамье, на которой лежало ожерелье. - Я принесу вам другую награду.
- У нас хватает серебра, - сказал один гном.
- У нас хватает золота, - сказал другой.
Фрейя бросила взгляд на ожерелье. Ей так хотелось его получить, с этим голодом было не справиться.
Альфригг и Двалин и Берлинг и Грерр сгрудились в углу кузницы. Они шептались и бормотали и, наконец, утвердительно кивнули.
- Какова ваша цена? - спросила богиня.
- Оно принадлежит нам всем, - сказал одни гном.
- Что получит один, должны получить все, - сказал второй, смотря на Фрейю с вожделением.
- Есть только одна вещь, - сказал третий, - которая нас удовлетворит.
Четвертый гном посмотрел на Фрейю.
- Ты, - сказал он.
Богиня покраснела, ее грудь вздымалась и опадала от волнения.
- Только если ты проведешь четыре ночи, обнимая каждого из нас, сможет ожерелье обнять твою шею, - сказали гномы.
Отвращение Фрейи к гномам - их уродливые лица, бледные носы, их кривые тела и маленькие жадные глаза - было велико, но жажда получить сокровище больше. Четыре ночи это только четыре ночи; великолепное ожерелье останется с ней на всю жизнь. Стены кузницы дрожали в красном свете; глаза гномов замерли на Фрейе.
- Как хотите, - бесстыдно пробормотала Фрейя. - Как хотите, я в ваших руках.
Прошло четыре дня; прошло четыре ночи. Фрейя не нарушила условий сделки. Тогда и гномы сдержали свое слово. Они вручили ей ожерелье, столпились вокруг нее и застегнули украшение на ее шее. Богиня поспешила прочь из пещеры, по светлым равнинам Мидгарда, а за ней следовала ее тень.
Она прошла по Бивресту и в темноте вернулась в Сессрумнир. А под плащом ее было надето ожерелье Брисингов.
Коварный бог прямиком направился в холл Одина. Он обнаружил Отца Битв сидящим в одиночестве в Валаскйяльве. Его вороны расположились на плечах, а два его волка лежали рядом.
- Ну? - сказал Один.
Локи усмехнулся.
- Я могу читать по твоему лицу…
- А!- перебил Локи, и его глаза злобно светились, - А ее лицо ты видел?
- Чье? - спросил Один.
- Ты не заметил?
- Что? - потребовал Один.
- Где ты был, Одни, когда богиня, которую ты любишь, богиня, которую ты желаешь, спала с четырьмя гномами?
- Довольно! - закричал Один.
Локи не обратил на это никакого внимания, а Одина обуяла такая ревность, что он ни мог не слушать. Не скрывая радости оттого, что позорит Фрейю и сердит Одина одновременно, Локи приступил к рассказу. Он ничего не пропустил и не видел нужды приукрашивать.
- Достань мне это ожерелье, - холодно произнес Один, когда Локи, наконец, довел Фрейю до Асгарда.
Локи улыбнулся и покачал головой.
- Все, что ты делаешь, ты делаешь из злобы! - вскричал Один. - Ты натравливаешь нас друг на друга. Теперь я натравлю тебя на нее: принеси ожерелье.
Коварный бог фыркнул: - Тебе известно не хуже, чем мне - я уверен, даже лучше, чем мне - что невозможно войти в ее холл без разрешения.
- Достань ожерелье! - закричал Один. Его лицо было перекошено; его единственный глаз пылал. - И чтоб я тебя не видел, пока не достанешь его.
Тогда Локи посмотрел на ужасного бога. Лицо Одина стало маской, ужасной и мрачной. Наглость Локи превратилась в панический страх; он осознал опасность.
Затем встали волки Одина, и Локи тоже встал. Он, дрожа, бросился наружу.
Позднее тем же вечером, Коварный Бог шел по блестящему снежному полю в Сессрумнир. Он смело подошел к двери. Она была заперта.
Он плотнее закутался в плащ и задрожал, когда ночной ветер подхватил снег и метнул его в лицо. Он чувствовал, как холод растекается по его телу и по крови.
Локи вспомнил Сив - ее запертую дверь, ее остриженные золотые волосы, его собственные губы, зашитые нитью. Он нахмурился и снова осмотрел дверь. Изменяющий Форму покачал головой; он пробормотал слова и превратился в муху.
Сессрумнир был так хорошо построен, что Локи все же не смог найти пути внутрь - щель между побелкой и деревом или между торфом и побелкой. Он с жужжанием облетел вокруг скважины, но это не помогло; он осмотрел дверь снизу и сверху - и здесь было не пробраться; он слетал к крыше, и там было не пролезть; затем он подобрался к коньку и там, на верху, как раз под крышей, он нашел просвет чуть больше иголочного ушка. Локи протиснулся внутрь. Он сумел попасть внутрь Сессрумнира. Убедившись, что дочери и служанки Фрейи спят, он подлетел к кровати богини, но та спала в ожерелье, и застежка была под ее шеей; ее не увидеть и не достать.
Так что Локи снова изменил форму, в этот раз, превратившись в блоху. Затем он развлекся, проползя по груди Фрейи, через ожерелье, на ее щеку. Там он остановился; он собрался с силами и укусил бледную кожу.
Фрейя вскочила. Она застонала и, перевернувшись на бок, снова улеглась. Но теперь застежка ожерелья была открыта, а этого и добивался Локи.
Как только он убедился, что Фрейя снова крепко спит, Локи принял свою истинную форму. Он быстро огляделся и затем, ловкими пальцами, расстегнул украшение и тихонько стащил его с шеи богини. Не было во всех девяти мирах вора, столь быстрого и умелого, как Локи. Не совершая ни одного лишнего движения и совершенно беззвучно, он прокрался к выходу, отодвинул задвижки, повернул замок и исчез в ночи.
Фрейя проснулась только утром. Как только она открыла глаза, ее пальцы потянулись к горлу… и почувствовали голую кожу…
Богиня огляделась; она поднялась, и ее лицо покраснело от гнева. Когда она увидела, что двери открыты, но не взломаны, она поняла, что только Локи мог проникнуть внутрь, и поняла, что даже он не посмел бы совершить кражу, если бы за ним не стоял Один. Чего она не знала, и не могла знать, это как секрет - ее жадность и вина и приобретение - выплыл наружу.
Фрейя поспешила в Вальгаллу и потребовала у Одина:
- Где мое ожерелье? Ты потерял всякое достоинство, если принял участие в этом.
Один хмуро взглянул на Фрейю:
- Кто ты, - сказал он, - Чтобы говорить о достоинстве. Ты опозорила и себя и богов. Из-за одной лишь алчности ты продала свое тело четырем чумазым гномам.
- Где мое ожерелье? - повторила Фрейя. Она наступала на Одина; она схватила его за руку и прижалась к нему; ручьем текли золотые слезы.
- Ты его больше не увидишь, - сказал Один, Отец Битв, - если не согласишься на одно условие. Меня удовлетворит только одна вещь.
Фрейя быстро взглянула на Одина. И, чтобы не пронеслось в ее голове, они придержала язык.
- Ты должна разжечь ненависть. Ты должна разжечь войну. Найди двух королей в Мидгарде и натрави их одного на другого; убедись, что встретятся они только на поле брани, с двадцатью вассалами-королями каждый. Отец Битв мрачно посмотрел на богиню. - И ты должна прочитать заклинание, дающее трупам новую жизнь. Как только воина разрубят на куски, как только он искупается в крови, он должен встать и снова сражаться.
Фрейя уставилась на Одина.
- Это мои условия. Хотят они этого или нет, пусть люди рвут друг друга на части.
Фрейя склонила голову.
- Тогда отдай мне мое ожерелье, - сказала она.