Шолохов: "Поднятая целина"
Книга 1
Роман открывается картиной предвесеннего сада.
Январским вечером 1930 года в хутор Гремячий Лог въезжает верховой. У встречной женщины он спрашивает, где здесь живет Яков Лукич Острознов, та указывает. Верховой входит в хату к Якову Лукичу и спрашивает хозяина, помнит ли он Половцева. Островнов пугается, узнает в верховом есаула Александра Анисимовича, с которым они вместе прошли германскую войну, а расстались в Новороссийске, — Островнов Думал, что есаул вместе с казаками уплыл в Турцию. Поужинав, хозяин и гость уединяются, чтобы поговорить.
Давыдов, один из «двадцатипятитысячников», приезжает в райком партии, задержавшись в Ростове по болезни. Давыдов работает на Путиловском заводе, в прошлом он был моряком. Секретарь райкома объясняет стоящую перед Давыдовым задачу — ехать сегодня же в качестве уполномоченного проводить сплошную коллективизацию. Они обсуждают тактику поведения с кулаками: спуску не давать, но в то же время не отпугнуть середняка неоправданно завышенными требованиями. Упоминают также, что необходимо также бороться со всевозможного рода уклонистами.
Давыдов приезжает в Гремячий Лог, прибытие его замечают казаки, они балагурят, обсуждают его лошадь. Давыдов отправляется в сельсовет, где застает секретаря партячейки Макара Нагульнова. Вскоре приходит и председатель сельсовета Андрей Разметнов. Давыдов заговаривает о колхозе, Нагульнов упоминает, что у них есть «товарищество по совместной обработке земли», но у него нет ни средств, ни техники, так как туда входит одна беднота. Нагульнов добавляет, что в 20-м году у них была коммуна, куда он также входил, но она «распалась от шкурничества». Кроме того там неудачно назначен председатель, который меняет племенного быка на испорченный мотоцикл (после этого его так и прозвали —. Менок). Разметнов говорит, что им бы хорошо в председатели Островнова Якова Лукича, который «свой человек» и рачительный хозяин. Нагульнов, напротив, не доверяет Островнову.
Яков Лукич и Половцев проговорили всю ночь. Островнов интересуется, везде коллективизация или только у них, Половцев отвечает, что везде. Яков Лукич жалуется на многочисленные обиды, которым его подвергла Советская власть — забирают хлеб, а взамен дают расписки — «скоро этих бумаг мешок насобираю». Островнов рассказывает о своем хозяйстве, в котором он знает толк, о том, как он вырастил кобылу, которая заняла на сельскохозяйственной выставке призовое место, о том, как он начал «прислухаться» к агрономам, о том, как стал «культурным хозяином», о том, что Советская власть приказывала сеять как можно больше, и теперь Островнов боится, что его зачислят в кулаки. Яков Лукич не хочет в колхоз, так как он свое хозяйство потом и кровью наживал, а другие ничего не делали. Половцев вспоминает, что еще при отступлении в Екатеринодаре говорил казакам: «Горько ошибетесь, ребята! Прижмут вас коммунисты, в бараний рог скрутят. Всхомянитесь вы, да поздно будет». Половцев рассказывает, что ему не удалось уйти из Новороссийска, так как их предали добровольцы и бросили союзники. Половцев вступил в Красную Армию, командовал эскадроном. Однако по дороге на польский фронт фильтрационная комиссия проверяла бывших офицеров. Половцева от должности отрешили, арестовали и отправили в ревтрибунал. Половцев понимает, что его либо расстреляют, либо отправят в концентрационный лагерь, так как кто-то из станичников донес, что он участвовал в расстреле Подтелкова (во время казачьего восстания, о котором говорится в романе «Тихий Дон»), По дороге в ревтрибунал он сбежал, долго скрывался, жил под чужой фамилией, а в 23-м году вернулся в свою родную станицу. Документ, что он воевал в рядах Красной Армии сохранился, и, несмотря на то, что поначалу Половцеву пришлось давать объяснения в ЧК, вскоре его оставили в покое. До последнего времени Половцев учительствовал. На вопрос Якова Лукича, зачем нужны колхозы, есаул отвечает, что таков путь к коммунизму — полнейшее уничтожение собственности. «Вначале быки и коровы общие, а потом и все будет общее — дети, жены, чашки, ложки. Ты хотел бы лапши с гусиным потрохом покушать, а тебя квасом кормить будут. Крепостным возле земли будешь». Половцев упоминает, что читал Карла Маркса и знаменитый «Манифест Коммунистической партии» и что из них именно это и вытекает. На возражения Островнова Половцев отвечает, что его никто и спрашивать не будет. Яков Лукич соглашается, что нужно бороться. Половцев утверждает, что у них много единомышленников и в Москве, и в Красной Армии, и среди казаков. На неуверенность Островнова, пойдет ли за ними народ, Половцев замечает: «Народ — как табун овец, его вести надо». На прямой вопрос, с ними он или нет, Яков Лукич просит один день подумать. На следующее утро он решается и подписывает бумагу, обязательство до последней капли крови воевать с коммунистами-большевиками .
Гремяченский актив и беднота собираются на собрание. Давыдов выступает перед ними, говорит, что его прислали организовывать колхоз и уничтожать «кулака-кровососа». Хорошо было бы организовать колхоз только из бедняков, но у бедняков ничего нет, а дл# того чтобы много сеять и убирать, нужны средства и трактора. Казаки спорят — часть соглашается с колхозом, так как «артелем и батьку хорошо бить», часть сомневается. Выступает некто Любишкин, который говорит, что его агитировать за Советскую власть не нужно, что он с кадетами воевал не за то, чтобы богатые опять лучше него жили, упоминает про кулака Фрола Рваного, требует «жилы кулаку перерезать», тогда «пойдем в колхоз». Когда начинают голосовать, утверждая список кулацких хозяйств, один человек воздерживается. На него набрасываются и Давыдов, и Нагульнов, и Разметнов. Тот мотивирует свой отказ голосовать «за» тем, что один из «кулаков» его сосед и он много от него хорошего видел. После внушения, при вторичном голосовании, человек с неохотой поднимает руку. Утверждая в качестве кулака Тита Бородина, собрание находится в нерешительности: Давыдову сообщают, что Бородин сам бедняцкого рода, в 18-м году добровольцем ушел в Красную Армию, имеет раны и награды, а когда вернулся, занялся хозяйством — и нажил три пары быков и «грызь от поднятия тяжестев». Потом Тит начал нанимать работников и, по его утверждению, «был ничем, а стал всем», за это и воевал. Тит говорит, что это он кормит Советскую власть, а Нагульнова и Разметнова называет «портфельщиками» и отказывается их слушаться. Давыдов возмущается: «был партизан — честь ему, а кулаком стал, врагом сделался — раздавить!» Собрание нехотя голосует, чтобы Тита раскулачить. По пути с собрания Давыдов рассуждает с Нагульновым о собственности, который говорит, что у него «с мальства к собственности ненависть». Отец Нагульнова был зажиточный крестьянин, и однажды в их огород забралась соседская свинья, мать плеснула на нее варом, свинья в результате сдохла, а через неделю у Нагульновых в степи сгорело 23 копны пшеницы. Дело было очевидное, отец подал в суд, началась тяжба, которая тянулась лет пять, пока соседского сына не нашли на гумне убитым — ктото пропорол его вилами. Следствие не нашло убийц. Затем Нагульнов вспоминает про войну с немцами, когда лежа в окопах, он думал, за что он воюет, за чью собственность терпит страх, добавляет, что был отравлен газами, а в гражданскую его контузило, потом «зачало припадками бить», ему дали орден, от которого ему «зараз теплее становится». Заканчивает он тем, что «в землю надо зарыться, а всех завлечь в колхоз — все ближе к мировой революции». Нагульнов вспоминает о том, как вместе с Титом Бородиным он был на подавлении восстания в одной из волостей Донецкого округа. Однажды Тит заявился на квартиру и внес в хату тюки, в которых оказалось восемь пар отрубленных ног. Нагульнов возмущается, но Тит возражает, что восставшим поделом, а он этими сапогами всю семью обует. Тит потом и сам заявлял, что позже ему самому стало страшно своих поступков.
Андрей Разметнов уходил на службу в 1913 году. У него не было денег не только на коня, но и на приличное обмундирование. На станичном сборе его решают отправить на службу за счет войска. Пай земли Андрея взяло станичное правление и, пока он воевал, сдавало в аренду. В германскую Андрей заслужил три Георгиевских креста. Деньги он отсылал жене и матери. К концу войны жена приехала к Андрею в полк, пробыла там несколько дней, а через положенный срок уже у себя в станице родила мальчика. В 18-м году Андрей вернулся в станицу, но пробыл там недолго — ушел на гражданскую. Его ранило, и в госпитале от случайно встреченного станичника Андрей узнал, что после разгрома отряда Подтелкова в Гремячем Логе белые казаки, «мстя ему за уход в красные, люто баловались с его женой, что все это стало известно хутору и что Евдокия, не снеся черного позора, наложила на себя руки». Через две недели умер сын Андрея от простуды. Андрей возвращается в станицу и, узнав, что его жену насиловал некто Дерябкин, поехал к его куреню. Встретив там его отца, Андрей собирается зарубить его, но здесь появляется жена Дерябкина с огромным количеством детей и принимается кричать, чтобы он тогда рубил всех, так как они — дети обидчика Андрея. Андрей отступает и со словами «Счастье твое. Детишки...» уходит. Проходит еще два года. Андрей возвращается домой с польского фронта. Мать Андрея пробует его уговорить жениться, но тот отмалчивается. В этом же году Андрей сошелся с Мариной, вдовой убитого под Новочеркасском вахмистра. Марина была на десять лет старше Андрея. Она пригласила его покрывать крышу, правда, потом выяснилось, что сделала она это не без умысла (крышу потом заново перекрывал дед Щукарь). По ее словам, мужа своего, лихого вахмистра Пояркова, она любила за одну смелость. Андрей остается у нее ночевать и с того дня начинает часто бывать в доме Марины. Марина «будто двадцать лет сбросила», даже начала ходить на собрания, чтобы наблюдать там за Андреем — не заигрывает ли он с молодыми бабами. Она отдала ему всю одежду мужа, и Андрей, «ходивший до того голодранцем, не стыдясь, на правах преемника, защеголял по Гремячему в суконных вахмистровых шароварах и рубахах, рукава и воротники которых были ему заметно коротки и узковаты» . Вернувшись с собрания бедноты, Андрей говорит Марине, что надо идти в колхоз. Та категорически отказывается. Андрей злится, одевается, уходит.
На следующий день перед правлением собирается 14 человек (в числе прочих и дед Щукарь) — выселять кулаков. Нагульнов отказывается идти раскулачивать Дамасковых, так как его жена Лушка живет с Тимофеем, сыном Фрола Дамаскова. Тита Бородина не оказывается дома. Его жена говорит, что Тит уехал. Быков Тита тоже нет. Нагульнов предполагает, что Тит угнал быков продавафь, узнав о том, что его собираются раскулачить. Вскочив на одного из коней Тита, Нагульнов начинает преследование. Вскоре он нагоняет Тита и приказывает ему поворачивать обратно. После некоторого колебания Тит выполняет приказание. У Тита с собой оказывается обрез, на требование Нагульнова выдать обрез Тит отвечает отказом, затем сетует на то, что зря воевал за «справедливую власть», которая теперь берет их «за шкирку».
Разметнов тем временем отправляется к Фролу Дамаскову. Тот показывает Разметнову подписанную Разметновым же справку о том, что Дамасков выполнил сдачу по хлебу. Разметнов утверждает, что хлеб здесь ни при чем, и начинает опись имущества. Дамасков не понимает, за что у него описывают имущество и выселяют. Беднота, пришедшая с Разметновым, начинает взламывать сундуки и радостно перечислять их содержимое. Взломав амбар, конфисковывают пшеницу. Кое-кто из бедноты уже натянул на себя валенки Фрола и, пока никто не видит, прямо ложкой ест из жестяного бака мед. Нагульнов с Титком в полдень возвращаются в хутор. За время их отсутствия Давыдов описал имущество еще двух кулацких хозяйств, выселил самих хозяев. Нагульнов снова требует у Тита выдать обрез, но тот, видимо, выбросил его дорогой. Давыдов угрожает Титу арестом, тот выходит из себя, бросается на Давыдова, рассекает ему бровь. Возникает суматоха, жена Тита спускает с цепи собаку, которая, догнав деда Щукаря, начинает трепать его, Через некоторое время все успокоилось. Нагульнов пишет письмо в ГПУ относительно Титка, которого отправляют тут же в район. Тит грозится, обещает Нагульнову, что их пути еще «схлестнутся» , несмотря на прошлую дружбу. В сельсовете после раскулачивания собираются Давыдов, Нагульнов, Разметнов. Разметнов заявляет, что больше раскулачивать не пойдет, что он «с детишками не обучен воевать», напоми нает, что у Гаева, которого они раскулачили, детей одиннадцать человек. Давыдов выходит из себя, кричит, что их никто не жалел поэтому они тоже не должны никого жалеть. Рассказывает, как его отца после забастовки сослали в Сибирь. Их у матери было четверо, и мать, чтобы не умереть с голоду, пошла на улицу. Давыдов вспоминает, как в 9-летнем возрасте прятался за занавеской, когда мать «приводила гостей». Затем начинает убеждать Андрея, что и семьи кулацкие выселяют, «чтобы не мешали строить новую жизнь». Внезапно с Нагульновым случается припадок, он кричит, что если бы даже тысячи баб, детишек и стариков нужно было «в распыл для революции», он бы не задумался ни на минуту. На следующий день проходит собрание, на котором обсуждается план будущего колхоза. Давыдов рассказывает о жизни рабочих, затем слово предоставляется Кондрату Майданникову, который «всю свою жизнь на бумагу записывает». Майданников говорит о том, сколько у него детей, сколько ему нужно хлеба, сколько он в прошлом году посеял и т. д. Из всех этих цифр становится ясно, что жить в одиночку хорошо не получается. Отсюда вывод — всем нужно в колхоз. Однако при голосовании из 200 с лишним хозяйств только около 60 подняло руки «за». Против не было никого — остальные просто не хотели идти в колхоз. Кондрат Майданников приходит домой, идет в сарай и начинает прощаться с быками, разговаривет с ними — вспоминает, как выхаживал их, как быки работали на него, и, заплакав, уходит из сарая. Придя в хату, пишет заявление Нагульнову «в ячейку коммунистической партии», чтобы его «допустили в колхоз», «до новой жизни». В Гремячем строят первые общественные ясли (для скота). Майданников указывает, что «трудно будет», так как «трое работают, а десять у плетня цыгарки крутят».
На следующий день колхозники идут раскулачивать старика Лапшинова, который был скупым, рачительным хозяином и успел заранее имущество получше припрятать. Тогда Майданников припоминает Лапшинову, что в свое время тот давал Майданникову просо на семена — дав две меры, назад требовал три. На это Лапшинов искренне удивляется — неужели Майданников думал, что ему просо даром дадут. Некоторые сочувствуют Лапшинову, который трогательно прощается со своим хозяйством. Демка Ушаков, один из бедноты, пытается отобрать у жены Лапшинова гусыню. Они долго тянут ее один к другому, пока голова у гусыни не отрывается и Демка не падает на кошёлку с яйцами, которые гусыня высиживала. Присутствующие смеются, все как бы само собой обращается в шутку. Выселенные кулаки селятся у своих родных и знакомых. Они начинают собираться на сходки, которые посещает и кое-кто из середняков, восставших против колхоза, и даже двое из бедноты, один из которых — Хопров Никита, артиллерист гвардейской батареи, сослуживец Подтелкова, в 19-м году участвовавший в карательном отряде. Он боялся, что его участие откроется, и умолял Лапшинова и Островнова, которые были в курсе дела, молчать. Лапшинов пользовался этим — Никита ему бесплатно пахал, молотил и т. д. Яков Лукич не заставлял Никиту работать, но периодически «заходил на угощенье», пил водку, благодарил и уходил. Хотя Хопров злился и на того и на другого, все же терпел.
Половцев по-прежнему живет у Островнова, по его наущению Яков Лукич выступает на колхозном собрании, агитируя за колхоз. У Островнова сходка кулаков. Говорят о том, что объявляются офицеры, что народ озлоблен и должен восстать. Хопров спрашивает Островнова об офицере, что живет у него, Яков Лукич отнекивается. Хопров уходит со сходки, Лапшинов пытается его не пустить. В запале Хопров говорит, что Лапшинов и остальные — кровопийцы, что он сам на себя донесет о своем участии в карателях, «но и вы держитесь». Островнов вместе с Фролом Рваным отправляются к Половцеву, рассказывают о случившемся. Половцев приказывает взять топор и идти к Хопрову. После некоторого колебания Хопров открывает дверь, его убивают. Затем пытаются выведать у жены, сообщил ли уже Хопров о кулаках или нет, потом убивают и ее.
Приехавший в станицу следователь не смог найти убийц Хопрова. Нагульнов и Давыдов смутно догадываются, что это убийство как-то связано с коллективизацией, и на одном из ближайших собраний колхозников выносится единогласное решение о выселении кулацких семейств из пределов Северо-Кавказского края.
Давыдов живет у Нагульновых. Лушка, жена Нагульнова, несмотря на веснушки, покрывающие ее лицо, красива и обаятельна. Она кокетничает с Давыдовым, тот пытается поговорить с Нагульновым о том, чтобы он подействовал на свою жену. Нагульнов отмахивается, говорит, что сам разберется. Давыдов упоминает, что идет к Островнову, так как хочет пригласить его в колхоз. Нагульнов заявляет, что против этого, так как Островнов зажиточный и по натуре своей кулак.
Яков Лукич вспоминает о прожитой жизни, думает о том, что если бы не Советская власть, он благодаря трудам своим жил бы «богаче богатого, сытнее сытного». Яков Лукич — хозяйственный человек, «он не хочет, чтобы мясом его овец питался где-то в фабричной столовой рабочий или красноармеец. Они — советские. Советская власть обижала Якова Лукича налогами и поборами десять лет, не давала возможности крупно повести хозяйство». Когда Советская власть стала даром отбирать хлеб, скотину и прочее Яков Лукич продал паровой двигатель, купленный в 16-м году* зарыл в кубышке 30 золотых десяток и кожаную сумку серебра! продал лишнюю скотину, свернул посев. Благодаря своей прозорливости, так как «сумел вовремя разглядеть грядущее безвременье», Яков Лукич остался цел и никто его не тронул. Половцев говорит Якову Лукичу, что нужно резать скот, что «надо рвать из-под большевиков землю». Половцев объясняет, что скотину можно еще нажить, что быков из Америки и из Швеции пришлют, но болыцевиков надо задушить. Внезапно к Якову Лукичу приходит Давыдов. Половцев скрывается в соседней комнате. Островнов рассказывает Давыдову о полезных агрономических советах, которые он вычитал в журналах. Давыдов уходит от Островнова с пачкой журналов под мышкой и уверенностью, что Островнов очень полезный человек.
Между тем в деревне начинают резать скот, чтобы не отдавать в колхоз. Все подвалы оказываются забиты мясом, «ели невпроворот и болели животами от мала до велика». Дед Щукарь одним из первых зарезал свою телку и так объелся, что потом долго страдал расстройством желудка. Разметнов, узнав о массовом убое скота, прибегает к Давыдову и рассказывает о случившемся. Давыдов слушает его рассеянно — ему прислали из Ленинграда посылку с папиросами, шоколадом и прочим, и ему приятно, что друзья его не забыли. Разметнов замечает, что Давыдову не грех бы помыться и выстирать одежду, а то рубашку на нем «шашкой не прорубишь, и потом разит, как от мореного коня». Давыдов обещает это сделать.
Давыдов идет к Нагульнову, встречает Лушку, которая после выселения кулаков, с которыми уехал Тимофей Рваный, ходит как в воду опущенная. Когда уезжали подводы с кулацкими семьями и пожитками, Лушка публично голосила по Тимофею, а после того дня «и вовсе мужа зачуждалась». Нагульнов заявляет, что дает ей несколько дней на сборы, а потом пусть убирается куда глаза глядят. Давыдов опять упрекает Нагульнова за жену, тот отвечает, что бабы для него ничего не значат и что он весь «заостренный на мировую революцию». Добавляет/что сам разрешил Лушке, «если ей на то нужда», гулять — лишь бы в подоле не принесла или «какой хворости не захватила». Но вот то, что она с кулацким сыном снюхалась, Нагульнов ей простить не может, так как «в новую жизню» вступает и «руки марать» не хочет. Затем говорит, что как только произойдет мировая революция, он «первый шумнет, чтобы жениться на инаконравных» — тогда все посмешаются, и не будет на белом свете «такой срамоты, что один телом белый, другой желтый, а третий черный, и белые других ихним цветом кожи попрекают и считают ниже себя. Все будут личиками приятно смуглявы и все одинаковы». Давыдов злится, говорит, что уходит от Нагульнова, забирает свой чемодан и удаляется.
Нагульнов, узнав о том, что режут скот, предлагает ходатайствовать в ЦИК о праве расстреливать тех, кто это делает. Давыдов возражает, что по закону можно «на три года посадить, выселить из края», но расстрел — это уж слишком. Добавляет, что людей просвещать надо. На следующем собрании Давыдов с Нагульновым заявляют, что тех, кто режет скот, будут исключать из колхоза. Люди начинают жалеть о том, что резали скот, жалуются друг другу. По дороге с собрания Давыдов заходит в конюшню, где стоят колхозные кони. Возле конюшни много народу, дежурит Кондрат Майданников, который объясняет Давыдову, что, как только наступает время коням корм задавать, люди приходят и требуют, чтобы их коню дали сена побольше и получше, «никак не могут отрешиться от единоличности».
На следующем собрании ячейки было решено обобществить весь скот, в том числе даже птицу. Давыдов заходит к деду Щукарю, который все еще страдает животом. Ему на живот бабка-лекарка ставит чугунок, «чтобы оттянуло». Дед охает, вопит, что бабка ему живот порвет. Давыдов пугается, разбивает чугунок, вызволяя Щукаря. Щукарь кается, что зарезал корову. На следующий день Щукарь, ходя по деревне, рассказывает всем, что к нему лично за советом о колхозных делах приходили Давыдов и Нагульнов.
Между тем конфискованные кулацкое имущество и одежду распределяют между бедняками. Это дело поручают Якову Лукичу Островнову. Прибегает в сельсовет и Щукарь, чтобы ему выписали бумагу на получение новой шубы, так как во время раскулачивания его старый тулуп потрепала собака. Щукарь добивается своего, и чуть позже ходит по деревне, похваляясь новым полушубком. Ночь. Кондрат Майданников лежит и вспоминает свою жизнь — о родителях, которые были бедняками, о том, как молился на «темный образ староверского письма», о том, как был на действительной военной службе и «вместе со своей сотней порол плетью и рубил шашкой бастовавших иваново-вознесенских ткачей, защищая интересы фабрикантов». Затем Кондрат в 20-м году рубил белополяков и врангелевцев, защищая Советскую власть. «Кондрат давно уже не верит в бога, а верит в коммунистическую партию, ведущую трудящихся всего мира к освобождению, голубому будущему». Кондрат отвел всю свою скотину в колхозный баз, но все же ему не спится ночью, так как «осталась в нем жалость-гадюка к своему добру». Накануне Майданников видел, как мальчишка-пастух гнал коров на водопой — галопом, там не посмотрел, какая корова напилась, какая нет — и так же галопом погнал назад.
Нагульнов между тем ведет дебаты, правильно ли сделали колхозники, обобществив птицу, — слишком мелкое дело для тех задач, что стоят перед ними. Давыдов стоит за то, чтобы «курей разогнать по домам». С подачи Давыдова так и делают. Давыдов едет с последними новостями в центр. Там ему дают новое задание — довести коллективизацию до 100%.
По весне колхозники на собрании обсуждают, сколько, чего и где им сеять, сколько целины распахать, сколько отложить в семенной фонд и т. д. Яков Лукич Островнов проявляет себя на собраниях с самой лучшей стороны — дает дельные советы, своей спокойной уверенностью поднимает дух колхозников. Половцев по-прежнему живет у Якова Лукича, чертит какие-то карты, рассылает депеши, готовится к восстанию. Яков Лукич живет двойной жизнью — хотя, с одной стороны, он ярый противник Советской власти, с другой — ему нравится хозяйствовать. Ему нравится говорить с Давыдовым, с колхозниками, налаживать общее дело, строить сараи, коровники и т. п. Вечером он обычно докладывает Половцеву о том, что произошло за день. Половцев слушает молча, лишь один раз выходит из себя — когда ему рассказали о распределении среди бедноты кулацкой одежды, сказал, что по весне перережут всех, кто принимал в этом участие. Яков Лукич замечает, что составил список бравших кулацкое добро. Половцев руководит Яковом Лукичом, и по его наущению Островнов приказывает вместо соломенной подстилки в стойла быкам насыпать песка, якобы для чистоты. Давыдов это одобряет, так как не очень до сих пор разбирается в сельском хозяйстве. Один из колхозников — Любишкин — прибегает к нему, предупреждает, что быки померзнут на песке, но Давыдов отмахивается, говоря, что «хватит по старинке работать». На следующее утро половина быков не могла встать. В результате Яков Лукич едва удержался на своей должности завхоза. Давыдов прощает Островнова, так как верит, что это произошло по недоразумению. К Половцеву в дом Островнова тем временем приезжает некто Лятьевский Вацлав Августович, польский шляхтич, бывший хорунжий. На вид ему лет около 30-ти, он желтолиц и худощав, левый глаз у него зажмурен, «видимо, после контузии». Лятьевский постоянно шутит, острит. Половцеву сообщают какие-то важные новости, и вскоре он уезжает. Лятьевский остается. Он «оказался человеком непоседливым и по-военному бесцеремонным». Однажды Яков Лукич наталкивается в сенях на Лятьевского, который прижимает его сноху. Лятьевский реагирует на появление Якова Лукича спокойно, даже предлагает закурить, намекает, чтобы он ничего не говорил своему сыну. Островнов сыну ничего не стал говорить, но сноху вывел в сарай и там хорошенько отхлестал вожжами. Как-то Лятьевский напивается и говорит, что не понимает, почему Яков Лукич связался с ними. «Половцеву и мне некуда деваться, мы идем на смерть... Нам терять нечего, кроме цепей, как говорят коммунисты. А вот ты? Ты, по-моему, просто жертва вечерняя. Жить бы тебе да жить дураку...» Лятьевский добавляет, что он дворянин и что ему было обидно ехать из своей страны и в поте лица на чужбине добывать хлеб насущный. «А ты? Кто ты такой? Хлебороб и хлебоед! Жук навозный!» Яков Лукич оправдывается, что им житья нет, что все забирают, налогами задушили. Лятьевский возражает, что в других странах крестьяне тоже налоги платят, даже еще большие, чем здесь. Яков Лукич не верит и пребывает в некотором недоумении. Однажды от Половцева доставляют письмо, в котором он сообщает, будто'болыпевики через некоторое время начнут сбор якобы семенного хлеба, который на самом деле пойдет на продажу за границу. А это крестьянам и всему народу России грозит голодом. Яков Лукич должен по этому поводу начать среди сельчан разъяснительную работу.
Из-за слухов, что хлеб пойдет за границу сдача семенного фонда проходит очень медленно, с задержками. Нагульнов ежедневно собирает собрания, грозится, но никаких изменений к лучшему не происходит. Среди прочих отказываться сдавать хлеб и оправдываться перед Нагульновым приходит некто Банник. После долгих препирательств с Нагульновым он говорит, что не станет сдавать хлеб, чтобы его «потом на пароходы да в чужие земли... Антанмобили покупать, чтобы партийные со своими стрижеными бабами катались». В запале говорит, что, придя домой, лучше свиньям скормит хлеб, чем отдаст на заготовки. Нагульнов, не владея собой, вскакивает и бьет его наганом в висок. Затем под угрозой оружия заставляет писать бумагу о том, что Банник «вредитель, белогвардеец, мамонтовец» и проч. После того как Банник отдает бумагу, Нагульнов замечает, что если тот завтра не привезет хлеб в амбар, он его убьет. Нагульнов идет домой, ему снятся его товарищи, погибшие в боях. К Нагульнову приходит Разметнов и сообщает, что Банник поехал заявлять на Нагульнова в милицию. Разметнов стыдит Нагульнова, и тут выясняется, что Нагульнов запер в кладовой, где хранилась бухгалтерская отчетность, еще нескольких крестьян, отказывающихся сдавать семенной хлеб. Они просидели в «холодной» всю ночь. Разметнов отпирает их и пытается извиниться, но не успевает — те признаются, что утаивали хлеб. Разметнов остается в недоумении, думая о том, прав или не прав
Нагульнов, осуществляя колхозную политику подобными методами. Давыдов, который в это время отсутствовал (он ездил за сортовой пшеницей в район), узнает о случившемся, идет к Нагульнову ругает его, обещает сегодня же поставить о нем вопрос на партячейке. Давыдов советует Нагульнову брать пример с комсомольца Найденова из агитбригады, который не так давно приехал в Гремячий, — «у него все сами хлеб несут без мордобоя и сажания в «холодную». Нагульнов отмалчивается, однако назавтра вместе с Найденовым идет по домам. Найденов общается с народом на равных, садится за стол, рассказывает забавные случаи из своей жизни, так что заставляет смеяться хозяев до упаду. Незаметно он переводит разговор на тяжелую жизнь крестьян в капиталистических странах, рассказывает о том, как издеваются над людьми, агитирующими за свержение капитализма. С пафосом повествует о том, как героически погиб румынский комсомолец — несмотря на то, что даже родная мать умоляла его, он все же не выдал своих товарищей. Потом неожиданно Найденов заговаривает «о деле» и дружески советует хозяевам сдать хлеб. В результате назавтра хлеб хозяева привозят. Нагульнов спрашивает, правда ли то, что Найденов рассказывал о румынском комсомольце. Тот отвечает утвердительно — когда-то давно прочел в журнале. Нагульнов удивляется — ведь Найденов сказал хозяевам, что прочел это вчера в газете. Найденов отмахивается, говорит, что это не важно, «важно, чтоб люди ненависть почувствовали к палачам и капиталистическому строю, к нашим борцам — сочувствие. Важно, что семена вывезли...».
Семенной фонд к середине марта заготовлен полностью. Было нужно чинить много колхозных плугов, борон и проч., и кузнец Шалый приналег на работу и успел все сделать к нужному сроку. За это Давыдов при большом стечении колхозников премировал его своими привезенными из Ленинграда инструментами. Давыдов сопровождает все приличествующей событию речью, колхозники одобрительно относятся к премированию Шалого, а тот, не привыкший к таким знакам внимания и обычно довольствовавшийся со стороны хуторян скупыми водочными магарычами, окончательно растерялся, сбивчиво сказал слова благодарности, и по знаку Нагульнова «оркестр, составленный из двух балалаек и скрипки», заиграл Интернационал.
Через два дня Нагульнов развелся с Лушкой. Както Лушка встретилась с Давыдовым возле правления колхоза под предлогом того, что ей надо выяснить, как дальше жить. Давыдов советует ей работать, а не лодырничать. В ответ Лушка просит найти ей какого-нибудь «завалящего жениха» или самому Давыдову взять ее в жены. Давыдов смущается и отвечает, что «девочка ты фартовая и нога под тобой красивая, да только не туда ты этими ногами ходишь».
К Якову Лукичу ночью заявляется Половцев. Лятьевский спит, так как все это время пил. Половцев сообщает, что выступать следует прямо сейчас, что неподалеку находится агитколонна и что с нее начать следует. В разговоре с Яковом Лукичом Половцев вспоминает, как в детстве до смерти засек укусившего его щенка, и как потом с самим Половцевым сделалась истерика от жалости к животному. С тех пор Половцев не любит собак, но, по его словам, любит кошек и маленьких детей. Половцев вместе с Островновым отправляются на тайную сходку, где собираются сочувствующие белому движению крестьяне. Половцев сообщает собравшимся, 4Tq ждать осталось недолго и что выступление назначено на завтра. Крестьяне отвечают, что они сомневаются, сообщают, что вышла газета со статьей Сталина о перегибах в коллективизации. Крестьяне говорят, что раньше они думали, будто приказ такой идет из центра, а теперь выясняется, что это местное начальство все творило. Поэтому их «пути-дорожки» с Половцевым теперь разошлись. Высказывают сомнение, что иностранцы, от которых Половцев обещает помощь, окажутся лучше коммунистов и что их «потом с родной земли силой не придется выволакивать». Крестьяне требуют назад свои расписки. Половцев выхватывает наган, кричит, что будет всех расстреливать как предателей, и вместе с Яковом Лукичом убегает. По приезде в Гремячий Половцев говорит Якову Лукичу, что пока уезжает, но скоро вернется. В остальных станицах казаки также отказались восставать, Половцев ругает казаков за то, что они не понимают, что статья Сталина — лишь маневр и подлый обман. Через несколько дней в Гремячий привозят запоздавшие по случаю половодья газеты со статьей Сталина «Головокружение от успехов». Крестьяне читают статью, спорят о прочитанном. На собрании Нагульнов выражает недовольство этой статьей, говорит, что она «не в глаз, а в самое сердце» ему попала. Нагульнов пытается оправдаться перед собравшимися за свои «перегибы», говорит, что он делал это от чистого сердца, «поспешая к мировой революции». Однако Нагульнов по-прежнему твердо стоит на своем: даже с середняком, который противится вступлению в колхоз и «приближению мировой революции», надо обходиться по всей строгости. Заявляет, что у самого Сталина попросил бы отпустить его на китайскую границу — «там я дюжей партии спонадоблюсь, а Гремячий пущай Андрюшка Разметнов коллективизирует». На вопрос Давыдова, признает ли он свои ошибки, Нагульнов отвечает, что признает, но с письмом не согласен и «статья неправильная». Давыдов грозится сообщить в район о выступлении Нагульнова против линии партии. Тот отвечает, что сам это сделает и за свои перегибы и за все сразу ответит. Давыдов стыдит Нагульнова за то, что он явился на собрание в подвыпитом виде предполагает, что, если дело дойдет до разбирательства, его скорее всего исключат из партии. Давыдов предлагает часть коров и мелкий скот вернуть хозяевам, но основной упор сделать на то, чтобы колхоз не распался. Многие середняки подают заявления о выходе из колхоза. Давыдов предупреждает, что если будут проситься обратно, то они еще подумают, брать их или нет. Из райкома приходит невразумительная директива о том, как ликвидировать перегибы на местах. По всему чувствуется, что в районе царит полная растерянность, никто из начальства в колхозах не показывается. На запросы с мест ответов не приходит. Но после того, как было получено постановление ЦК «О борьбе с искривлениями линии в колхозном движении», райком засуетился, и в Гремячий посыпались распоряжения о срочном предоставлении списков раскулаченных, о возвращении колхозникам обобществленного мелкого скота и птицы и проч.
Из колхоза выходит все больше народу. Из райкома приезжает некто Белых, член бюро, говорит, чтоб Давыдов не отдавал скот тем, кто выходит из колхоза, только в исключительных случаях, «придерживаясь классового принципа». Давыдов сомневается, не выйдет ли то же самое, что и со 100-процентной коллективизацией. Белых его успокаивает, вспоминает о Нагульнове, на которого в райкоме заведено целое дело: «за перегибы придется отвечать, надо кем-то пожертвовать». После отбытия начальства Давыдову сообщают, что «единоличники» забрали самовольно своих быков и лошадей. Только к вечеру скот удается отбить обратно, дело даже не обходится без драки. Несмотря на усиленную охрану, которую Давыдов поставил к общественным загонам и конюшням, вышедшим из колхоза все же удается угнать часть скота в степь и укромные места. Вышедшие требуют'землю, в противном случае угрожают начать пахать свои старые наделы, которые отошли к колхозу. Давыдов говорит, что им выделят новую землю на дальних выпасах, где вовсе не обработанная земля. Крестьяне возмущаются, некоторые даже начинают пахать свои старые наделы. Но их прогоняют и дают новые участки на необработанной земле. Выходит из колхоза и подруга Андрея Разметнова Марина Пояркова. Марина в последнее время зачастила в церковь, и совместная жизнь с Андреем у них не ладилась. Андрей уговаривает ее не выходить из колхоза, иначе ему придется от нее уйти, но Марина устраивает скандал и с видом победителя удаляется. После этого она силой забирает свое имущество из колхозного хранения. На следующий день Разметнов ушел от Марины и несколько дней тяжело переживал свое горе.
Щукаря назначают постоянным кучером при правлении колхоза. Щукарь уверяет, что через его руки прошло множество лошадей, хотя на самом деле у него было две лошаденки, причем одну из них он променял на корову, а вторую он, будучи сильно навеселе, купил у проезжих цыган за 30 целковых. Бока у кобылки были круглые, и Щукарь, несмотря на то, что на глазу у нее было бельмо, а зубы гнилые, ее купил. Цыгане смеются вслед Щукарю, а через некоторое время с кобылой происходит странная перемена — она превращается в тощую клячу. Оказалось, что цыгане перед тем, как продать Щукарю, надули ее, вставив под хвост соломину. Щукарь возвращается обратно, но цыган уже простыл и след. Досталось Щукарю тогда от жены, «бабы дородной и лютой на расправу». Вскоре лошадь заболела чесоткой, облезла и умерла. Шкуру Щукарь с кумом пропили. Несмотря на все это, Щукарю очень нравится его новое назначение. Давыдов едет вместе со Щукарем в поле. Дорогой он мечтает о новой жизни, о том, как здесь появится множество тракторов, автомобилей, заводов и проч. Щукарь тем временем жалуется ему на свою жизнь, говорит, что ему в детстве не везло — во время крещения его обварили пьяные поп и дьячок в купели, потом его и собаки рвали, и гусак щипал, а в 9 лет его даже поймали на крючок: ребятишки повадились у одного глухого деда во время рыбной ловли откусывать под водой крючки, которые очень ценились. Щукарь, нырнув и собравшись уже откусить крючок, нечаянно дернул за леску, и дед, подумав, что это клюет рыба, потащил уду и прихватил крючком мальчишку за губу. Именно с тех пор его и прозвали Щукарем. Щукарь рассказывает еще несколько забавных историй о своем невезении.
Разметнов тем временем приходит к Нагульнову, сообщает, что ушел от Марины. Нагульнов одобряет этот поступок, уверяет, что по себе все это знает, но зато теперь Андрей «снова для дела мировой революции гож». Сам же Нагульнов, по его словам, нашел себе занятие — учится английскому языку, но так как это занятие трудное, он выучил только восемь слов, среди которых «пролетариат» , «коммунизм» и проч. Изучение английского языка Нагульнову нужно для того, чтобы найти общий язык с английскими рабочими, с угнетаемым индийским народом и прочими, когда там наступит Советская власть.
На следующий день Нагульнов отправляется в район. Он присутствует на бюро райкома, где из доклада Белых узнает, что местами по району еще не начали сеять. Нагульнову сообщают, что в разделе «разное» будет стоять вопрос о нем. Все избегают Макара, сторонятся его. Наконец доходят до вопроса о нем. Самохин, который приезжал «расследовать дело», читает доклад, говорит о «вредительстве и произволе» Нагульнова. Самохин в докладе упоминает и о разводе Нагульнова, тот пытается сказать слово в свое оправдание, говорит, что все это делал для блага революции. Председатель райкома Корчжинский считает, что Нагульнова следует исключить из рядов партии и ставит вопрос на голосование. Балабин, также член бюро, категорически возражает, говорит, что это бюрократический подход к человеку, и вступает в стычку с председателем. Ему не дают говорить и, так как решение уже принято, требуют у Нагульнова партбилет. Нагульнов отвечает, что партбилет не отдаст. Балабин советует ехать Нагульнову в окружком. Нагульнов говорит, что пусть лучше его расстреляют, чем исключат из партии, так как он всю свою жизнь партии отдал и своего существования без нее не мыслит. Он кричит, что присутствующие ему не товарищи, что они все ядовитые гады, вспоминает, что один из присутствующих в то время, когда по округе ходила банда, сдал свой партбилет, мотивируя это тем, что хочет заниматься сельским хозяйством. Нагульнов уходит, отправляется в Гремячий Лог.
Банник едет за хутором с подводами, встречает людей из соседнего села, которые в разговоре сообщают ему, что приехали в Гремячий за семенами: им сеять нечем, и из района распорядились взять здесь. Банник возвращается в хутор, рассказывает всем, что у них забирают семена. Собравшаяся толпа идет к амбарам с намерением не дать вывезти хлеб. Завязывается драка, пришельцам достается, и они, избитые в кровь, бросают мешки с хлебом и убираются восвояси. Демка Ушаков, у которого находятся ключи от амбаров, сбегает из толпы и разыскивает Давыдова. Давыдов берет у него ключи. Бабы в это время вытаскивают из сельсовета Андрея Разметнова и требуют открывать митинг. Разметнову ничего не остается делать. Бабы требуют отдать им назад семенной хлеб, чтобы правление колхоза не смогло раздать его чужакам. Женщины злятся, набрасываются на Разметнова, кричат, что у него одежда хорошая, а народу ходить не в чем. Начинают стаскивать с него сапоги, портянки и даже галифе. Потом избивают и отнимают наган. К Давыдову прибегает Кондрат Майданников, говорит, что Разметнова «обчество» арестовало и посадило под замок. Давыдов отказывается прятаться, говорит, чтобы Майданников скакал в поле, брал человек 15 из бригады и возвращался обратно. Отдает ему ключи от амбаров. Затем идет к амбарам. Пытается вести себя' спокойно, но на Давыдова нападают, бьют, выворачивают карманы, требуют ключи. Давыдов тянет время, говорит, что ключи У него на квартире. Бабы ведут его на квартиру, мужики остаются дожидаться у амбаров. Дома Давыдов долго роется в вещах, потом говорит, что ключи, видимо, у Нагульнова. Его ведут на квартиру Нагульнова. Дорогой бабы начинают его бить. Он отшучивается, хотя те бьют серьезно, и сдачи не дает, только когда начинают бить кольями, отнимает у одной кол и ломает о колено. На квартире Нагульнова бабы устраивают настоящий погром. Давыдов говорит, что ключи у Островнова, потом делает вид, будто вспомнил, что ключи на столе в правлении колхоза. Пока доходят до правления, Давыдова избивают так, что он едва держится на ногах. В конце концов он говорит, что до ночи будет их водить, а ключей не отдаст. Вдруг появляется какая-то девка, кричит, что казаки посбивали замки и уже делят хлеб. Бабы убегают. Появившийся с сеновала дед Щукарь предлагает Давыдову отсидеться вместе с ним. Прибегает конь Нагульнова с оборванной уздечкой. Давыдов оставляет Щукаря и направляется к амбарам.
Нагульнов возвращался из района, по дороге встретил волка, и конь, оборвав уздечку, убежал. Поэтому Нагульнову пришлось до хутора идти пешком. Придя в хутор и увидев у амбаров людей, он сразу понимает, в чем дело. Народ, слышавший о том, что Нагульнова якобы собираются судить за Банника и не чаявший встретиться с ним после его отъезда в район, встречает его появление растерянностью. Но потом люди приходят в себя и пытаются продолжить разграбление амбаров. Нагульнов вынимает оружие, стреляет вверх и заявляет, что убьет каждого, кто попытается подойти к дверям. Народ, зная крутой нрав Нагульнова, отступает, но затем снова пытается пойти на приступ. В этот момент приходит подмога — колхозники с поля, а вечером приезжает вызванный Давыдовым милиционер. Зачинщики были арестованы — кто в поле, кто дома. На следующий день стали собирать расхи
Давыдов с Разметновым устраивают с женщинами собрание об устройстве детских яслей. В этот момент прибегает Любишкин (бригадир) и говорит, что многие в его бригаде лодырничают, пашут абы как и после каждой борозды садятся покурить. Говорит о том, что Давыдов прислал ему негодных работников, что никуда не может пристроить Щукаря, который ни на что не годен и даже, когда его определили кашеваром, сало, вместо того, чтобы положить в котел, съел, а кашу пересолил и т. д. Любишкину советуют не пенять на обстоятельства, а делом заниматься. Через некоторое время Давыдов собирает смену белья и заявляет, что, несмотря на отговоры Разметнова, отправляется в поле и будет работать там до конца пахоты. На подъезде к полю Давыдов встречает Щукаря, с которым явно произошло что-то неладное. Дело в том, что после истории с кашей Щукарь решил выслужиться и с этой целью долго подкарауливал у одного из дворов курицу, а когда наконец ее поймал, хозяин изловил его на месте преступления. Однако, узнав, что это для пахарей, разрешил Щукарю взять еще одну. Щукарь доволен, он варит кашу, но опасается, что она будет припахивать тиной, так как воду он черпал в ближайшем мелководном пруду. Каша всем нравится, даже Любишкин выносит деду благодарность. Но когда обедающие добираются до дна котла, то обнаруживают там лягушачью лапу. Щукарь пытается выкрутиться, говорит, что это «вустрица», которых при старом режиме генералы ели. Любишкин выходит из себя, кричит, что он красный партизан и не желает генеральскую пищу есть. Щукарю мерещится, что Любишкин выхватил нож, и он бросается со всех ног наутек. После приезда Давыдов замечает на пашне Атаманчукова и Майданникова, которые дерутся из-за того, что Атаманчуков хочет пахать во время дождя (пахать во время дождя нельзя, так как можно натереть быку ярмом шею), мотивируя это тем, что быки не его личные, а колхозные. Майданников показывает Давыдову атаманчуковскую пахоту — ее мало и она неглубокая. На упреки Давыдова Атаманчуков отвечает, что на словах все герои, а как самим показать пример, то никого нет. Собрав бригаду, Давыдов ставит вопрос об исключении Атаманчукова из колхоза. Почти единогласно принимается решение. Затем Давыдов говорит, что все пашут плохо и собирается на личном примере показать, что за день можно вспахать гектар и даже гектар с четвертью. На следующий день Майданников объясняет Давыдову, как пахать, так как тот раньше никогда этим не занимался. К позднему вечеру Давыдов вспахивает столько, сколько обещал. Продолжает пахать он и на следующий день. Остальные невольно подлаживаются под него, начинают работать лучше. Отстающие подтягиваются, и Давыдов при случае замечает, что в бригаде стихийно началось социалистическое соревнование.
Сев окончен, но около сотни гектаров кубанской пшеницы посеяли с опозданием, и люди не без оснований опасаются, что она не взойдет. Они приходят к Давыдову и говорят, что надо заказать молебен. Давыдов отвечает, что «надо с наукой хозяйство вести, а не с попами». Нагульнов угрожает, что если приведут попа, то он возьмет овечьи ножницы и отстрижет ему бороду. Из райкома пришло постановление об отмене прежнего решения исключить Нагульнова из партии — в райкоме произошла смена руководства — Корчжинского и Хомутова сняли. Макару объявили выговор, на этом дело и закончилось. Между тем Нагульнов стоит на своем, заявляя, что перегибы совершает даже окружком — в частности, не разрешил возвращать скот и инвентарь выходцам из колхоза, а это, по его мнению, неверно. Марина Пояркова нашла себе нового ухажера, Демида Молчуна. Разметнов поначалу бодрился, но потом начал попивать. Марина довольна своим новым мужем, который работает в ее хозяйстве, «как добрый бык». В Гремячий возвращается незаконно раскулаченный Гаев. Краевая избирательная комиссия восстановила его в правах гражданства. После его приезда Давыдов предлагает ему вступить в колхоз. Тот отвечает, что делать нечего, придется вступать. Гремячинская партячейка тем временем вырастает вдвое, несколько человек принимают в кандидаты партии. Но Кондрат Майданников, когда ему предлагают написать заявление, отказывается, говоря о том, что он недостоин, так как находится в колхозе, а «об своем добре страдает» — ему жалко свою лошадь, быков, с которыми некоторые нерадивые колхозники обращаются плохо.
Слухи о «новых партийных» быстро распространяются по деревне, кто-то говорит Щукарю, что ему тоже надо подать в партию, что ему тогда сразу дадут должность и кожаный портфель. Щукарь идет к Нагульнову и сообщает, что хочет вступить в партию. Нагульнов злится на Щукаря, выгоняет его, так как тот попам подношения делает, работать толком не умеет и т. д. Огорченный Щукарь уходит, думая, что пришел в недобрый час и что надо было бы зайти после обеда.
После разграбления общественных амбаров Якова Лукича едва не сместили с должности, так как Давыдов заподозрил неладное. Однако после этого Островнов развернул такую кипучую деятельность, что сомнения Давыдова рассеялись. Давыдов предлагает пропалывать хлеба, Островнов сомневается, будет ли народ это делать, потому что раньше никто хлеба не полол. Яков Лукич понимает, что решение правильное, и жалеет, что сам у себя на своем поле этого не делал.
Лушка также начинает работать в поле: ее определили в одну из бригад. Лушка тут же начинает по вечерам устраивать гульбища — песни, пляски до самой зари и проч. Бригадир приезжает к Давыдову, говорит, что зря он к нему определил Лушку, что она ему всех ребят перебесила, приглашает его приехать и посмотреть, что та делает. Днем после всех этих ночных гульбищ работа у людей не ладится. Давыдов злится и говорит, что, если она плохо работает, пусть бригадир сам ее выгоняет. В последнее время Давыдов все чаще думает о Лушке, особенно после того разговора, когда Лушка предложила взять себя в жены. До конца сева Лушка все же находится в бригаде, а как только бригада съезжает с поля, тут же приходит к Давыдову. Лушка кокетничает, говорит, что «пришла проведать», насмешливо спрашивает, что пишут в газетах, что «слышно про мировую революцию». Давыдов боится, что про него поползут по Гремячему слухи, что к нему ходит Лушка. Он волнуется и выпроваживает ее. Потом он жалеет об этом, опасается, что обидел Лушку, но это оказывается далеко от истины — Лушка никогда так просто не отступала от намеченных планов, а в ее планы входило завоевание Давыдова. На следующий день она снова приходит, на этот раз еще более разряженная и вызывающая. Она спрашивает, нет ли еще газет и каких-нибудь книжек про любовь. Затем Лушка начинает говорить об устройстве колхозных дел, о пахоте, о молочной ферме, и Давыдов включается в разговор, постепенно увлекаясь все больше и больше. Когда Лушка собирается домой, Давыдов идет ее провожать. Дорогой Лушка предлагает посидеть и просит Давыдова постелить свой пиджак. В конечном итоге Лушка соблазняет Давыдова, тот мучается, думает, что отношения с Лушкой надо как-то официально оформить, иначе «перед людьми и перед Макаром неудобно». Яков Лукич едет помечать лес для рубки, думает о том, что Советскую власть просто так не спихнуть, что половцевым это вряд ли под силу, и случайно в леске встречает Тимофея Рваного, который убежал из заключения. Островнов дает ему хлеба, Тимофей интересуется, где Лушка, просит передать ей, чтобы она принесла ему харчей. Тимофей собирается откопать винтовку и «начать промышлять». Яков Лукич приезжает домой, там его ждет еще одна неприятная новость — к нему приехали Половцев и Лятьевский.
Книга 2
Прошедший вовремя дождь приводит к тому, что хлеба на всех колхозных полях всходят очень хорошие. Яков Лукич ходит за село любоваться хлебами, с досадой думая, что Советской власти везет и что за все годы единоличного хозяйствования никогда не было ни дождя вовремя, ни хлеба не всходили такие налитые. Половцев и Лятьевский по-прежнему живут у Островнова. По ночам к Половцеву приходят какие-то люди, и Островнов провожает их в горницу. Один из ночных гостей привозит Половцеву разобранный пулемет и его личную шашку. Лятьевский высмеивает трогательное свидание Половцева с «полицейской селедкой», которая служила эму с 15-го года. Между ними едва не вспыхивает ссора. Половцев хочет спрятать пулемет, но Лятьевский его отговаривает, мотивируя это тем, что пулемет в любой момент может понадобиться. Яков Лукич до самого рассвета не смыкает глаз, жалеет, что связался с Половцевым, думает, что большевики наверняка побьют офицеров и тогда уж достанется и ему. Весь следующий день у Якова Лукича дурное предчувствие, он даже отпрашивается с работы. Предчувствие не обмануло: дома жена сообщает, что старуха мать Якова Лукича по всему селу треплет, что у них живут офицеры, а день назад к ним в хату приходили четыре старухи и просили показать офицеров, так как хотели спросить, когда те вместе с Яковом Лукичом и другими казаками свергнут Советскую власть. Островнов рассказывает об этом Половцеву, тот соглашается, что ему нужно уходить. Уходя, Половцев советует Якову Лукичу подумать «насчет мамаши»: она все их дело провалить может. По приходу домой Островнов говорит жене, чтобы она больше мать не кормила и воды ей не давала, так как «она не сегодня-завтра помрет». Старуху запирают под замок. Несколько дней для Якова Лукича проходят как в каком-то кошмаре — старуха просит воды и еды, но ей ничего не подают. Все избегают бывать дома. Через несколько дней старуха умирает.
У Давыдова неспокойно на душе из-за Лушки. Он пытается найти утешение в физическом труде, несколько дней работает в кузнице, но его постоянно отрывают от работы колхозными делами, и он возвращается в правление. Разметнов советует ему «поменьше на девок заглядываться, особенно на разведенных жен». Лушка беззастенчиво выставляет свою связь с Давыдовым напоказ, так как это льстит ее самолюбию. Она даже приходит в правление, чтобы потом под ручку с Давыдовым пройти до дома. Давыдов во время таких прогулок озирается, боясь встретить Макара, и про себя клянет свою слабохарактерность. Когда Давыдов пытается упрекнуть Лушку за то, что она выставляет перед всеми их отношения, Лушка возмущается, говорит, что он думает только о себе, хочет и «блудить, и чтоб о нем люди добрые ничего такого не подумали». Обзывает его бабой и предлагает надеть свою юбку. Несколько дней после этого Давыдов и Лушка не видятся, но потом она приходит в правление и назначает ему новое свидание. Давыдов подумывает, что надо бы на Лушке жениться и перевоспитать ее — вовлечь в общественную работу, заставить заняться самооб разованием. За несколько часов до назначенного времени Лушка сама является в контору, Давыдов злится, говорит, что нечего в игрушки играть, и либо они оформляют свои отношения, либо расстаются. Лушка отвечает, что такой слюнявый трус ей не нужен, что с ним «любая баба от тооди подохнет». Лушка прощается с Давыдовым и уходит. Размолвка оказывается серьезной, Лушка избегает Давыдова, а тот все чаще вспоминает и думает о ней. Чтобы хоть как-то отвлечься, он решает поехать в одну из бригад и там поработать.
Нагульнов продолжает ночами учиться английскому языку, прислушивается к петушиному пению, которое согласуется в единый многоголосый хор, и только один петух постоянно лезет вне очереди. Это злит Макара, он узнает, чей это петух, и предлагает хозяину меняться петухами. После этого идет к одному из соседей и покупает у него петуха. Дорогой петух начинает в мешке орать, и Нагульнов случайно сворачивает ему шею. Приходится ему еще раз идти к соседу и покупать второго петуха. Обмен происходит, и Макар тут же устраивает расправу над недисциплинированным петухом. Люди озадаченно смотрят на его действия, предполагают, что он свихнулся. С той поры Нагульнов стал беспрепятственно слушать ночами петушиное пение. К Макару приходит Щукарь и просит почитать какую-нибудь книгу. Тот дает ему энциклопедический словарь, наказывает сидеть тихо, и уже через некоторое время они вместе начинают слушать петухов. Щукарь восхищается. Боясь, что Майданников зарежет своего петуха, который в хоре выполняет одну из главных ролей, Щукарь с Нагульновым идут к его жене и дают указание не резать своего петуха, потому что они хотят его на развод купить для колхоза. Между тем по селу разносится слух, что Макар Нагульнов по всем дворам скупает петухов и платит за них огромные деньги. К Нагульнову приходит Разметнов. Макар намекает, чтобы Андрей поехал помочь на прополке. Тот возражает, что это не мужское дело. Нагульнов говорит, что Разметнов обязан делать то, что прикажет партия, добавляет, что, если ему самому прикажут доить коров, он будет это делать «до победного конца, пока последнюю каплю молока из коровы не выцедит». Ночью Нагульнов со Щукарем снова слушают петушиное пение, Щукарь сравнивает петушиный хор с хором в «архиерейском соборе», а Нагульнов говорит, что «это как в конном строю».
Давыдов отправляется работать в одну из бригад, Нагульнов и Разметнов его провожают, сочувственно глядя, как похудел и осунулся их товарищ. Нагульнов замечает, что понимает всю тяжесть положения Давыдова, так как сам был в его шкуре и «сам воевал с этой семейной контрой». Нагульнов возмущается тем, что Лушка взялась за его товарища Давыдова, в остальном же, по утверждению Макара, ему на нее наплевать. Предлагает Андрею по-товарищески предостеречь Давыдова.
Давыдов едет полями, любуется красотами природы, разговаривает с возницей, встретившимся на дороге, который едет очень медленно. В ответ на вопрос Давыдова о причинах такой неторопливости он рассказывает о своей жизни, о своем отце, которого до смерти забили братья его замужней любовницы. Отец умер не сразу, а долго болел. Перед кончиной он позвал сына и взял с него клятву, что он отомстит обидчикам. Аржанов (так была фамилия возницы) пообещал отцу. Все свое детство он отмечал свой рост у притолоки, следил за Аверьяном (так звали мужа любовницы отца), поджидая момента, когда можно будет расправиться с ним. На заработанные деньги он купил в райцентре плохонький обрез и как-то подстерег в лесу Аверьяна и застрелил. От выстрела кони понесли и чуть не убили мальчишку — с тех пор он не любит быстрой езды. В деревню после убийства приезжал следователь, но так никого и не нашел, так как на мальчишку никто не мог подумать. Вскоре заболел и умер один из братьев Аверьяна. Аржанов заволновался, что ему не удастся отомстить так, как завещал отец, и второго брата застрелил через несколько дней через окно. После этого Аржанов утопил в реке обрез и стер все отметки с притолоки. Мать Аржанова догадалась, что это он убил обидчиков отца, спросила об этом напрямик, тот признался. Мать ничего не сказала, только взяла его правую руку и положила себе на сердце. Рассказ этот производит сильное впечатление на Давыдова. Аржанов добавляет, что он неоднократно просил Островнова перевести его на извоз воды, но тот не делает этого, так как, по словам Аржанова, Яков Лукич хочет над ним «улыбаться до последнего». На вопрос Давыдова почему, Аржанов отвечает, что в свое время он был батраком у Островнова, что у Островнова всегда было много батраков и что он присмирел всего года четыре назад, «когда стали налогами жать», «свернулся в клубок, как гадюка перед прыжком».
Давыдов приезжает в поле к отстающей бригаде. Там все шутят по адресу очень толстой стряпухи, балагурят на ее счет. За обедом Давыдов случайно встречается взглядом с совсем молодой девушкой Варей и неожиданно для себя понимает, что она в него влюблена. Это заметно и всем остальным. Давыдов с грустью думает о том, что эта молоденькая девушка полюбила его, несмотря на то что вокруг нее вьется много молодых парней. С грустью Давыдов понимает, что мечтает о том, чтобы на него совсем другие глаза посмотрели «с такой беззаветной преданностью и любовью». Давыдову приходится пахать на быках Майданникова, которого из-за болезни жены отпустили домой. Быков у Майданникова погоняла именно Варя, которую все в шутку зовут «Варюха-горюха», поэтому Давыдову приходится работать с ней. Давыдов работает, не жалея себя, отдыхает редко. Когда во время пахоты у него случайно рвется тельняшка, он хочет сходить в становище, несмотря на то что до него два километра, и надеть пиджак, так как боится, что Варя заметит неприличную татуировку у него на животе. Эту татуировку ему сделали на флоте, когда он, напившись пьяный, лежал в кубрике, а его такие же пьяные товарищи дали волю своей непристойной фантазии. Однако Давыдов не успевает отойти от плуга, как Варюха припускается сама за его пиджаком. Давыдов засыпает и просыпается от того, что кто-то водит соломинкой по его лицу. Он резко поднимается, они с Варюхой оказываются совсем рядом, та закрывает глаза, ждет от Давыдова первого шага, но тот его не делает. Он благодарит Варю, та украдкой плачет. «Ее первая девичья чистая любовь наткнулась на равнодушие Давыдова». Варя страдает, а потом просит у Давыдова тельняшку, собираясь ее выстирать и зашить. Давыдов долго отнекивается, но потом уступает. Во время разговоров и обсуждения дел бригады Давыдов неожиданно замечает во взгляде, которым его украдкой награждает Атаманчуков, лютую ненависть (Атаманчукова не исключили из колхоза: общее собрание колхозников отменило постановление бригады).
Атаманчуков изменил свое поведение, так как Половцев заявил, что ему люди нужны надежные, на которых даже тень подозрения не должна падать. Давыдов размышляет, насколько сложны окружающие его люди, вспоминает об Аржанове, который оказался не так прост, как все о нем думали, об Атаманчукове, о Якове Лукиче, который тоже для него большая загадка. Утром, встав, Давыдов замечает возле изголовья свою искусно зашитую и постиранную тельняшку, а кроме того, свежую парусиновую рубаху, за которой, как выясняется, ночью Варя специально бегала в село и вернулась лишь под утро. Она сообщает о последних событиях, происшедших в селе и среди прочего упоминает, что в Нагульнова стреляли ночью, когда он читал у себя в хате. Покушение оказалось неудачным — Нагульнову лишь оцарапало висок. Давыдов решает возвращаться в село, так как обстоятельства его вынуждают к этому. Тем временем в поле появляется незнакомый человек, он весело разговаривает со стряпухой, расспрашивает ее о колхозных делах, о Давыдове. Вскоре приходит Давыдов, и приезжий представляется ему — секретарь райкома Иван Нестеренко. Он говорит с Давыдовым по душам, осматривает надел, который лично вспахал Давыдов, даже предлагает побороться, что они и делают прямо на пашне. Побеждает Давыдов, Нестеренко реагирует на это шуткой, и это еще больше сближает их. Нестеренко критикует манеру некоторых руководителей бездушно относиться к людям, рассказывает, как у них в Красной Армии был командир, который страстно любил книги и всюду, где производили экспроприацию, изымал понравившиеся ему тома. Он постоянно возил за собой несколько возов книг, причем заботился о них, как о боеприпасах. А на отдыхе после чистки оружия и еды приказывал бойцам книги читать, причем потом сам лично спрашивал содержание. Сам Нестеренко, по его словам, раньше был парнем глупым, учиться не хотел, а все больше на девок заглядывался. Как-то командир вызвал его, поговорил с ним, объяснил, что у ученого все те же мужские достоинства имеются, что и у неученого, так что преимущество ученого очевидно. В заключение назвал Нестеренко молодым *шем. После этого он полмесяца всячески Нестеренко пилил и высмеивал, до слез даже доводил, но в конечном итоге приучил к чтению. Теперь Нестеренко ему очень благодарен и считает, что это один из тех людей, которые очень сильно повлияли на него в жизни. Нестеренко говорит, что среди колхозников нужно проводить образовательную работу, а для этого Давыдову надо завести в колхозе библиотеку и купить туда книги. Давыдов говорит, что они осенью хотели продать некоторое количество скота, и теперь на эти деньги как раз купят книги. Нестеренко недоумевает, зачем продавать скот осенью, а до этого времени работать на нем: осенью на рынке будет много скота, к тому же после напряженной работы скот будет тощим и его никто не купит. Узнав, что это Давыдову присоветовал Островнов, Нестеренко удивляется еще больше — как такой умный, рачительный хозяин мог присоветовать такую очевидную глупость. Затем Нестеренко касается связи Давыдова с Лушкой, говорит, чтобы Давыдов быстрее решал с этим, так как он роняет авторитет власти, так как люди его жалеют, а люди «жалеют всяких там сирых да убогих — это в порядке вещей. Но вот когда они начинают жалеть умного парня, да еще своего вожака, — что может быть ужаснее и постыднее для такого человека?» Давыдов спрашивает, может, ему уйти из Гремячего. На это Нестеренко отвечает: «Если напакостил, то сначала надо за собой почистить, а потом уже говорить об уходе». Затем спрашивает, почему у Давыдова в Гремячем до сих пор нет комсомольской ячейки, обязует организовать. Напоминает, чтобы Давыдов был внимательнее к людям, чтобы вникал в их проблемы, упоминает, что Давыдов перед праздником не выделил бабам две упряжки, чтобы съездить за мылом, солью, спичками и проч. Женщины были вынуждены идти в станицу пешком, а это принижает авторитет Советской власти. Давыдов благодарит Нестеренко за откровенность и хорошее к себе отношение, обещает исправиться. Перед прощанием Нестеренко начинает бить крупная дрожь, и он объясняет, что еще в Средней Азии, где воевал с басмачами, подхватил лихорадку. Напоследок он дарит Давыдову браунинг. Узнав об отъезде секретаря, стряпуха опечаливается («Хотя он, видать, из служащих, а не погребовал со мной картошку чистить»).
Варя ищет встречи с Давыдовым, но он считает, что ему не следует отвечать на любовь молоденькой девушки. По приезде в Гремячий Давыдов узнает обстоятельства покушения на Нагульнова. Нагульнов погнался за стрелявшим, но не настиг и из нагана в него тоже не попал. Дед Щукарь, который сидел у Нагульнова, оказался ранен щепкой, которая отлетела от оконной рамы. Вообразив, что это пуля, дед долго охал и, лежа на полу, готовился к смерти. У Макара после этого образовался нервный насморк, да такой сильный, что даже фельдшер ничего не мог сделать. Кроме того, он начал носить с собой в кобуре на виду револьвер, мотивируя это тем, что по нему «всякая сволочь стреляет», а он «должен с ребячьей рогаткой ездить». Давыдов размышляет о происшедшем, пытается понять, кто стрелял в Нагульнова, и решает при случае съездить поговорить с секретарем райкома и начальником ОГПУ.
Давыдов заходит в кузницу, проверяет починенный инвентарь и случайно узнает, что, несмотря на огромную работу, которую проделал Шалый, ему почти не начислили трудодней, что Островнов учетчику свои законы диктует и проч. Давыдов возмущается, а Шалый замечает, что не в Якове Лукиче дело, а в Давыдове, что он сам виноват. Шалый говорит, что Давыдов хороший парень — сам работает, сам под косилки лазит, а что у него «в правлении делается, ни хрена не знает». Всем хозяйством за него заворачивает Островнов. «Ты свою власть из рук выронил, а Островнов поднял». По словам Шалого, Давыдов лишь на собраниях председатель, а в будничной работе — Островнов. Шалый вспоминает о попытке исключить из колхоза Атаманчукова — решение об исключении на правлении завалили именно Островнов и его приближенные. На Давыдова все это производит глубокое и неприятное впечатление. Шалый также вспоминает об убийстве Хопрова и его жены, высказывает предположение, что его убили враги Советской власти, чтобы Хопров с женой их не выдали. Давыдов говорит, что вряд ли удастся выяснить, кто убил Хопровых, на что Шалый возражает — нужно только время. Шалый конфиденциально сообщает Давыдову, что в убийстве Хопрова не обошлось без Островнова, и рассказывает о том, как Хопров пришел однажды в кузню и среди прочего хлама увидел две подковки на башмаки и попросил их у Шалого. Тот разрешил взять. После убийства Хопрова он увидел следы как раз с этими подковками возле дома убитого. Некоторое время Шалый ждал, пока Яков Лукич переменит валенки на сапоги, и лишь тогда убедился, что подковки носит именно Островнов. Но к тому времени следов у крыльца уже не было, и заявлять Шалому в милицию оказалось нечего. Шалый рассказывает, насколько злопамятен Островнов (как-то Яков Лукич поспорил с односельчанином и тот побил Островнова, а через некоторое время у обидчика Якова Лукича сгорел дом). Напоследок Шалый советует Давыдову бросить Лушку, не то она из него все соки выжмет. Намекает, что Лушка не только с ним «узлы вяжет». Рассказывает, что несколько дней назад ночью видел Лушку вместе с Тимошкой Рваным, который, судя по всему, сбежал из мест заключения. Предупреждает, что Рваный и в него может стрелять. Давыдов благодарит Шалого, потом идет в правление и предлагает Разметнову и Нагульнову обо всем сообщить в ГПУ. Но Нагульнов не хочет этого делать, потому что тогда Рваный наверняка убежит из хутора. Он просит дать ему пять дней сроку, за которые он обязуется доставить Тимошку живого или мертвого. Нагульнов начинает следить за Лушкой, пытаясь через нее выйти на Тимофея. Ночью он видит, как та выходит из дома, но случайно чихает и портит все дело. На следующий день они вместе с Разметновым идут к Лушке. Нагульнов сообщает ей, что она арестована и что теперь ее повезут в район. Нагульнов сажает Лушку и хозяйку, у которой та жила, в бричку и привозит в сельсовет. Там Нагульнов запирает женщин в чулан. Проходит два дня. Разметнов рассказывает Нагульнову, что первый день Лушка бесилась и очень ругалась, а теперь плачет. Сомневается, что Тимофей придет ее вызволять. Нагульнов, напротив, в этом уверен. Через некоторое время Тимофей и вправду приходит, и Нагульнов убивает его. Нагульнов обыскивает убитого, забирает у него винтовку, патроны и гранату-лимонку. Затем берет у Разметнова ключи и, несмотря на возражения друга, входит в чулан и сообщает Лушке, что он убил Тимофея. Советует ей собраться и уехать навсегда из хутора, иначе ее будут судить. Через несколько дней Нагульнов сообщает Давыдову, что Лушка куда-то уехала из Гремячего Лога (он лично отдал ей паспорт, которые у колхозников хранились в правлении). Нагульнов говорит, что ничуть не жалеет об «этой чертовой бабе», что туда ей и дорога, и советует Давыдову тоже выбросить Лушку из головы.
В одно из ближайших воскресений Давыдов едет в поле и видит, что работники бездельничают. Бабы ушли в церковь, а мужчины сидят и режутся в карты. На вопрос Давыдова, почему они лодырничают, те отвечают, что у них выходной. Вспыхивает перепалка. Колхозники возмущаются, почему они должны работать по воскресеньям, больше всех возмущается Устин Рыкалин. Он велит Давыдову убираться из хутора и ехать в город, напоминает, что его сюда никто не звал. Давыдов вступает в разговор, в словесной баталии побеждает Устина и в конечном итоге обращает все в шутку. Затем серьезно объясняет, что зимой все крестьяне имели по 20 выходных в месяц, а теперь самое горячее время и отдыхать некогда, принимается стыдить Устина за to, что у него меньше всего трудодней и проч. Устин пытается оправдаться, затем показывает Давыдову правую руку, на которой только один палец — остальные Устин потерял, когда воевал за красных с Врангелем. Давыдов жалеет о своей несдержанности, понимает, что невольно начал перенимать грубую манеру поведения Нагульнова. Давыдов интересуется, сколько из детей Устина ходит в школу (у него шестеро). Выясняется, что ни один. После этого решают ехать возвращать баб на работу. Устин едет вместе с Давыдовым. Они догоняют баб, перед этим Давыдов отбирает кнут у Устина и прячет подальше свой браунинг, так как боится, что в запале может пустить их в дело. Давыдов уговаривает женщин, не жалея ласковых слов, те колеблются, но потом начинают садиться в дрожки. Бабок, которые и увлекли толпу к обедне, Давыдов сажает в другие дрожки, чтобы Устин отвез их в церковь. Женщины возвращаются на работу.
Через несколько дней к Давыдову приходит Дубцов (один из бригадиров) и привозит заявления от трех человек о вступлении в партию. Давыдова это очень радует.
Еще через день в правление прибегает Устин, кричит, что соседские казаки поворовали сено с их поля, мотивируя это тем, что поле, где стояли копны, принадлежит им. Завязалась драка, два воза отбили, а остальное соседи успели за ночь вывезти. Давыдов про себя радуется, что Устин за колхозное добро в драку полез. Давыдов едет в соседний колхоз под названием «Красный луч» к председателю по фамилии Поляница, говорит о воровстве, тот прикидывается ничего не знающим, потом заявляет, что земля принадлежит им. Давыдов ругается, Поляница отказывается возвращать сено, даже показывает кукиш, наговаривает Давыдову дерзостей, кричит, что Давыдов поощряет религиозные настроения, отправляя в колхозных бричках женщин в церковь и т. д. По возвращении в Гремячий Давыдов решает все же выяснить, кому принадлежит спорная земля, а для этого вызвать районного землеустроителя, который проводил границы владений. За землемером посылают Щукаря, который перед тем как уехать долго распространяется о том, что его не любят собаки — все время на него лают, и предлагает для пользы государства выделывать собачьи шкуры и продавать. По словам Щукаря, он уже предлагал это Нагульнову, но тот не воспринял его идеи, а обругал его матом. Тогда Щукарь отправился с этим предложением к учителю. Тот сказал, что «все великие люди терпели гонения за свои мысли, терпи и ты, дедушка» .Щукарь расхваливает Давыдову свою идею, говорит, что собачьи чулки от ревматизма помогают. Давыдов идет в хуторскую школу, осматривает ее на предмет ремонта. Учительница занимается с отстающими учениками. Давыдов смотрит на детей, заигрывает с ними. Внезапно один из ребят достает из кармана гранату-лимонку и самодовольно показывает Давыдову. Тот в ужасе, пытается принять какое-то решение, чтобы не подвергать опасности жизнь учеников. Он предлагает мальчику поменять гранату на свой перочинный нож. Тот соглашается. Выйдя на улицу, Давыдов спрашивает мальчика, где он нашел гранату. Тот приводит Давыдова в один из сараев, принадлежавших отцу Тимофея. Давыдов делает распоряжение выдать учительнице продовольствия. Когда он выходит, Яков Лукич громко выражает по этому поводу недовольство. До этого Островнов снабжал Лушку и Тимофея Рваного продовольствием, сказав кладовщику, что Давыдов приказал выдавать Лушке всякого продовольствия без счету, и кладовщик молчал, обвешивая при этом бригадиров. Вместе с Шалым Давыдов идет в сарай, где мальчик нашел гранату, и выкапывает пулемет «Максим», винтовки, ящик патронов и восемь ручных гранат. Шальш предлагает идти к Островнову и учинить у него обыск, уверяя, что и у него найдут по крайней мере винтовку. Давыдов отговаривает его, убеждая, что нельзя проводить самочинные обыски.
Щукарь тем временем отправляется в район, по дороге засыпает под кустом, его кусает уж, Щукарь заворачивает в бригаду к Дубцову, рассказывает забавные истории о жеребцах-производителях, о словаре, который Нагульнов дал ему почитать (словарь Щукарь читает «по догадке», потому что у него нет очков, и если само слово Щукарь еще разбирает, то его толкование, которое набрано более мелким шрифтом, нет. Поэтому Щукарь толкует все слова, как ему заблагорассудится — «монополия» у него — это кабак, «адаптер» — пустяковый человек, «вообще сволочь», «акварель» — хорошая девка и проч.). После ужина Щукарь по недоразумению залезает спать к женщинам. Проснувшись среди ночи, он понимает свою ошибку, в ужасе выбегает из хибары, запрягает коней и уезжает. В суматохе он надевает на одну ногу женский чирик и, решив, что злоключения на этом не кончатся, возвращается в Гремячий. Дорогой он выбрасывает чирики в овраг и приезжает домой. Здесь его ждет страшное потрясение — его старуха сидит на лавке в окружении женщин и качает ребенка, которого подкинули в дом Щукаря с запиской, что отец ребенка не кто иной, как Щукарь. Старик пытается оправдаться, но в самый ответственный момент приходит соседский мальчишка и приносит деду чирики, которые тот выкинул в овраг, считая, что дед их случайно потерял. После этого Щукарь неделю ходил с перевязанной щекой и распухшим глазом.
В станицу приезжают двое дюжих молодцов, которые заходят в сельсовет и представляются заготовителями скота. Однако Разметнов по ряду признаков обнаруживает подлог, хотя документы, представленные заготовителями, подлинные^ Припертые к стенке, они вынуждены признаться, что на самом деле являются сотрудниками краевого ОГПУ и разыскивают очень опасного человека — Половцева, и показывают Разметнову и Нагульнову, который подошел в сельсовет, фотокарточку. Сотрудники сообщают, что убитый Нагульновым Тимофей Рваный был в организации Половцева, а, следовательно, в хуторе еще остались враги. У сотрудников ОГПУ задание — захватить Половцева живым. Вскользь они сообщают Нагульнову, что его бывшая жена находится в городе Шахты, где ей помогли трудоустроиться, что работает она хорошо и сомнительных знакомств не заводит. Нагульнов злится, что к нему лезут в душу, и уходит. Работники ОГПУ уезжают. Разметнов ждет несколько дней, что предпримет Нагульнов, а когда тот через пару дней говорит, что решил съездить в соседнюю станицу посмотреть, как работает одна из первых организованных на Дону МТС, Разметнов понял, что он едет к Лушке.
Разметнов живет одиноко, тоскует. По этой причине он заводит у себя двух голубей, те выводят голубят. Разметнов, оберегая своих подопечных, стреляет соседских кошек. Давыдов пытается урезонить Разметнова, но потом сам выказывает интерес к голубям. По хутору тем временем проходит слух, что Разметнов заготавливает кошек на сырье, и ребятишки ему даже приносят дохлого кота, а какой-то мальчонка просит застрелить их кота, потому что он голубей разоряет.
К Нагульнову приходят жены тех, кого собираются принимать в партию, и предлагают бесплатно навести порядок в школе, где должно в ближайшие выходные состояться торжество. По словам жены Майданникова, муж ее очень волнуется, не знает, в какой рубахе идти, и проч. В воскресенье шестерых принимают в партию, среди них Майданников. Все одобрительно высказываются о нем, только Щукарь высказывается против, «дает полный от луп» Кондрату. Щукарь объясняет это тем, что Кондрат по сути своей — мелкий собственник. Щукарь вспоминает, как Майданников, сдавая быков в колхоз, жалел о них, даже плакал. Дед долго и путано говорит, а заканчивает тем, что в партию нужно брать не серьезных и мрачных людей, а веселых, таких, как он. После Щукаря выступает Харламова Варя (Варюха-горюха), не соглашается с дедом Щукарем, рассказывает, как она вместе с Майданниковым работала на пахоте, но Щукарь все равно тянет свое, говорит, что «до коммунизма я все едино хучь и беспартийный, а дойду — и не так, как этот мокрый от слез Кондрат, а с приплясом, с веселинкой, потому что я — чистый пролетарий, а не мелкий собственник».
Щукарь добавляет, что он читал, будто пролетариату нечего терять, кроме своих цепей, — и, хотя у него цепей нет, зато есть старуха, и, если она будет становиться ему поперек дороги к коммунизму, ей не поздоровится. Под конец Щукарь ловко вывернулся и сказал, что если все за, то и он не против того, чтобы Кондрата принимали в партию. Кто-то из присутствующих советует Щукарю идти в артисты — будет деньги лопатой грести. Дед Щукарь не на шутку увлекается этим предложением, начинает рассуждать на эту тему, но, видя, что Щукарь опять начинает расходиться, собеседник добавляет, что артистов бьют, если они плохо играют. Дед Щукарь сразу опечаливается, говорит, что артистом рискованно быть, и отказывается от своего намерения ехать в Ростов поступать в артисты. Здесь приходит старуха Щукаря и насильно уводит его домой. После ухода Щукаря начинается серьезный разговор, все кандидатуры всесторонне рассматриваются, а под конец внезапно берет слово Шалый, который задает вопрос Якову Лукичу, почему он тоже не вступает в партию, хотя является завхозом, и по должности в колхозе — одно из первых лиц. Островнов пытается отговориться, но Шалый припирает его к стенке. Островнов спрашивает Шалого, почему он сам не вступает в партию. Шалый отвечает, что если в партии Островнова не будет, то он обязательно вступит — и тут же подает заявление о вступлении. Собрание заканчивается, все шутят, сзади снова раздается голос Щукаря, который сбежал от своей старухи, и это только подливает масла в огонь — все хохочут. Напоследок Давыдов ставит на голосование вопрос об организации в колхозе детского сада. После собрания Давыдов встречает поджидающую его Варю и идет ее провожать. Она огорчена и рассказывает, что ее сватают за соседского парня, мать ее день-деньской пилит и проч. Давыдов поражен, так как именно в этот момент понимает, что, возможно, любит эту девушку. Давыдов говорит, что если помогать их семье, то ей не придется идти замуж за нелюбимого человека. Варя плачет, признается Давыдову, что любит его. Давыдов обещает завтра вечером зайти к матери Вари и поговорить с ней. Давыдов не может ночью заснуть, размышляет о своей жизни и часам к восьми утра принимает решение жениться на Варюхе. На следующий день он идет к Вариной матери, делает предложение, обещает послать Варю учиться на агронома в округ. Затем велит Варе собираться, чтобы завтра же отправиться на учебу. Давыдов едет в райком, говорит с Нестеренко об устройстве на учебу Вари Харламовой, сообщает, что осенью, когда он закончит с уборкой, а Варя устроится в техникум, они поженятся. Приглашает Нестеренко на свадьбу, но тот отвечает, что уезжает лечиться в санаторий, так как к своей малярии подхватил еще и туберкулез. Давыдов решает на время, пока Варя будет учиться, переехать к ним в дом и помогать ее семье в хозяйстве. Давыдов отвозит Варю в район, дорогой Щукарь забавляет рассказами о том, что любовь до добра не доводит, приводит примеры из жизни.
Половцев с Лятьевским живут у Островнова. От вынужденного безделья они пребывают в подавленном расположении духа. Половцев легче справляется с ситуацией, а Лятьевский то становится болтлив не в меру, то, наоборот, молчит. Однажды он пропадает из дому и возвращается лишь через сутки с целой охапкой цветов, и неожиданно Половцев, увидев эти цветы, этот «железный есаул», как его называли в полку, расплакался. Затворничество их продолжается, Половцев от нечего делать собирает и разбирает пулемет, они переругиваются с Лятьевским. Однажды к Островнову являются те самые заготовители скота (работники ОГПУ). Они долго торгуются с Яковом Лукичом, заглядывают в хозяйственные постройки, пытаются напроситься в хату, чтобы распить бутылочку по случаю покупки телушки, но тот им решительно отказывает. После их ухода Половцев и Лятьевский понимают, что «запахло жареным» и надо уходить примерно на неделю. Как только Островнов выходит, Лятьевский заявляет, что он узнал чекиста, так как он сам полоснул его кинжалом (у одного из «заготовителей» на лице шрам), а глаз Лятьевскому именно этот чекист выбил на допросе. Лятьевский рассказывает, что в ЧК его долго держали в изоляции, но потом он выдал четырех казаков, «быдло», которые были пешками в большой игре, этим смягчил следователя, который разрешил Лятьевскому прогулки. Во время одной из прогулок Лятьевскому удается бежать. Он заявляет, что отомстит чекисту, что обязательно убьет его, но не в хуторе, а подстережет где-нибудь за околицей. Лятьевский с Половцевым уходят. Через два дня выясняется, что на пути между хуторами были убиты два заготовителя. Вознице удалось скрыться, и он сообщил обо всем в сельсовет. Приехавшие милиционеры замечают, что у одного из заготовителей уже после смерти был выбит левый глаз. Когда известие о гибели чекистов доходит до Гремячего, Нагульнов и Давыдов понимают, что в окрестностях действует банда. Давыдов предлагает узнать, где заготовители покупали скот, и за этими дворами установить наблюдение.
Проходит время, Лятьевский с Половцевым возвращаются к Островнову. Нагульнов, Давыдов и Разметнов следят за некоторыми дворами, но пока безуспешно. Разметнов тем временем решает, что с холостой жизнью пора кончать, и по-деловому, быстро сватает соседскую девицу Нюрку. На следующий же день справляют свадьбу. Разметнов был очень серьезен, на свадьбе не было ни песен, ни плясок, и тон этому задавал Разметнов.
Жизнь в Гремячем продолжается своим чередом. Тем временем к Половцеву и Лятьевскому приезжает полковник Седой (тот, кто писал им приказы), ныне «волею судеб агроном краевого сельхозуправления». Полковник привез с собой карты и рассказывает Половцеву и Лятьевскому план мятежа, в соответствии с которым они должны действовать. Вопреки ожиданиям Половцева, полковник ставит им задачу не поднимать после захвата колхоза казаков, а выступать туда, где дислоцирована часть Красной Армии. Половцев сомневается в правильности приказа, так как у регулярных частей Красной Армии больше оружия и огневой мощи.
К Давыдову приходит Нагульнов, сообщает, что видел, как к Островнову приходили какието люди, предлагает идти и брать их всех. Они берут с собой Разметнова и отправляются на двор Якова Лукича. Они врываются в хату, но в них летит граната и раздается пулеметная очередь. Нагульнова убивают сразу. Давыдов остается жив еще целый день и умирает только следующей ночью. Приехавший из района фельдшер ничего сделать не смог. Весь хутор переживает смерть Давыдова и Нагульнова, а дед Щукарь четверо суток пролежал после похорон дома, затем заметно сдал, стал нелюдимым и неразговорчивым, у него отказывает левая рука. Его переводят из кучеров в ночные сторожа. Однажды ночью, находясь на дежурстве, он видит женщину в черном, в которой узнает Варю, приехавшую из округа. Варя бросила учебу. Дед Щукарь говорит, что она зря бросила учиться, что Давыдов этого бы не одобрил. Тем временем разматывается клубок контрреволюционного заговора на Дону. На третьи сутки после смерти Давыдова приехавшие из района сотрудники ОГПУ опознали в убитом Разметновым человеке подпоручика Лятьевского. В Ташкенте был арестован Половцев, который устроился в контору счетоводом. На арест он отреагировал спокойно, сказав, что готов к смерти, так как их дело проиграно и жизнь для него стала бессмысленной. По всему Азово-Черноморскому краю было арестовано более 600 человек и среди них Островнов с сыном.
Колхоз решил взять на себя содержание семьи Вари Харламовой, чтобы она продолжала учебу. Разметнов был в городе Шахты (покупал технику), видел там Лушку, которая стала в три раза толще и вышла замуж за маленького лысого горного инженера.
Вечером Разметнов идет на могилу своей первой жены, а над Доном затихает гроза.