1 (13) октября 1880 года – 5 августа 1932 года
5 августа 1932 года в местечке Лаванду, во Франции, умер поэт Саша Черный.
Умер он от сердечного приступа, но сердце прихватило не на ровном месте: Александр Михайлович помогал соседу тушить опасный пожар, перегрелся, перенапрягся – и вот. Было ему всего пятьдесят два года. Его фокстерьер Микки, поняв, что хозяина не стало, лег к нему на грудь и тоже испустил дух. На могильной плите, согласно завещанию, высечено из Пушкина: «Жил на свете рыцарь бедный».
История с тушением чужого пожара крайне показательна для характеристики поэта – высмеивающий все и вся, безжалостный к пошлости и тривиальности, он был человеком необыкновенной душевной нежности, отличался повышенной чувствительностью к чужому страданию, и с гораздо большей легкостью готов был рисковать жизнью, нежели остаться в стороне от горя.
Как это обычно и бывает, особенности личности Александра Михайловича Гликберга были обусловлены историей его детства и семейной ситуацией. Вопреки традиции (или мифу), во вполне еврейской семье Гликбергов отнюдь не процветало чадолюбие. Отец-провизор все больше разъезжал по делам, его просто не хватало на воспитание детей, мать же, похоже, была эгоистичной истеричкой, и дети ее явно раздражали, так что повышенным вниманием и излишней опекой в доме и не пахло. И даже наоборот. Когда подростком Александр сбежал из дома, отправившись в Петербург, набедовался там и попросил о родительской помощи, мама с папой просто не ответили на его отчаянные письма, дав Саше понять, что со своей жизнью он должен разбираться сам.
И сгинуть бы Александру Гликбергу на дне, если бы не счастливая случайность: начинающий журналист Александр Яблоновский в петербургской газете «Сын отечества» опубликовал о брошенном на произвол судьбы мальчике заметку, по которой Сашу разыскал Константин Константинович Роше, видный житомирский чиновник, человек сострадательный и недавно потерявший сына. Роше не ограничился разовой помощью, а взял Гликберга к себе в дом, что, конечно, кардинально переломило его судьбу. Возможно, представление о действенном сострадании Александр усвоил именно благодаря своему названому отцу. От него же он почерпнул первые сведения о поэзии, под его же влиянием создал свои первые стихотворные опыты. Вся дальнейшая биография Александра – это уже биография поэта. И хотя печататься он начал лишь в 1904 году, предшествующие несколько лет взрослой жизни – осмысление реальности под углом поэзии и попытки четко определить для себя этот угол.
Иронический склад ума был присущ Александру как генетически, так и по описанному выше раннему опыту – пожалуй, ирония была единственным спасением от отчаяния и полного мрака в видении жизни. Однако эта ирония, обращенная на социальные реалии, выглядела до того шокирующей, что первая же публикация политической сатиры «Чепуха» в журнале «Зритель», номер 23 от 27 ноября 1905 года, привела к скандалу и закрытию журнала – зато подарила публике и самому поэту бессмертный псевдоним – Саша Черный. Сборник «Разные мотивы» в 1906 году тоже был запрещен цензурой, и вообще дело выглядело так, что поэт становился персоной нон грата. Впрочем, переждав пару лет – в это время он слушал лекции в Гейдельбергском университете, наскоро залатывая прорехи в образовании, – он нашел свою нишу в «Сатириконе», где пришелся как нельзя более ко двору. Эти три год
Саша Черный, при кажущейся открытости, был, в сущности, человеком очень замкнутым, и в его биографии немало мест, где трудно нащупать логику событий. Например, неизвестно с достоверностью, отчего он ушел из «Сатирикона» – причины, лежащие на поверхности, не объясняют этого шага – ведь он был баловнем и любимцем публики, и каждое его новое стихотворение мгновенно расходилось не только в экземплярах журнала, но и заучивалось наизусть.
Впрочем, мирной жизни оставалось совсем чуть-чуть, и с началом Первой мировой «рядовой Гликберг» отправился служить в 13-й полевой госпиталь в район Варшавы. Естественно, с такой повышенной чувствительностью к чужой боли и в таком месте службы, Александр Михайлович немедленно свалился в тяжелую депрессию, и лишь преданная жена, Мария Ивановна, добившись перевода в другую часть, под Псков, спасла ему если не жизнь, то рассудок.
С приходом к власти Временного правительства Саша Черный, почти анекдотическим образом, оказался заместителем комиссара Совета солдатских депутатов Северного фронта – ситуация, конечно, совершенно противоестественная, поскольку к административной деятельности поэт был ни в коей мере не пригоден. Впрочем, недолго эта деятельность и продолжалась – вскоре грянул Октябрьский переворот, и тут Саше Черному стало предельно ясно, что в этой стране делать ему больше нечего. Остается лишь порадоваться адекватности и трезвости восприятия поэта, поскольку с его манерой выворачивать наизнанку реальность, демонстрируя ее неприглядные стороны, оставшись на родине, он бы мигом угодил в Соловки или прямиком на Лубянку.
Эмигрантский маршрут привел его через Берлин, Рим и Париж, на побережье Франции. Надо сказать, творчество Черного в эмиграции – прекрасное опровержение тезиса «патриотов» о необходимости бесперебойно «припадать к истокам» и прочим атрибутам «р-р-родины» для полноценной и успешной литературной деятельности: поэтическая лира Саши Черного именно в изгнании зазвучала в полную силу и приобрела необыкновенное богатство обертонов. Нельзя, впрочем, забывать: русская диаспора в Европе в ту пору была настолько представительной, что создавала вполне полноценную среду литературного обитания. Саша Черный сотрудничал в газетах и журналах, регулярно выступал с чтениями, писал и выпускал книги – «Жажда» (1923) и «Детский остров» (1925). Написал любопытнейшие «Солдатские сказки», вышедшие в свет уже после его кончины, создал совершенно очаровательную книгу «Дневник Фокса Микки», где заговорил голосом своей собаки. Его единственное «любовное» стихотворение «Мой роман» (Париж, 1927 год) – героиней которого является трехлетняя Лиза, дочка консьержки, – по пронизывающей искренности, музыкальности, тонкой печали и изысканной простоте безоговорочно принадлежит к шедеврам русской лирической поэзии.
Сегодня, когда ироническая поэзия завоевала себе устойчивую и обширную платформу в литературной реальности, роль Саши Черного не только не утрачивается, но и возрастает день ото дня. Впрочем, блестящий поэт, одно из лучших украшений Серебряного века, не нуждается даже и в продолжателях – он есть и будет сам по себе.