2 января 1857 года – 3 апреля 1882 года
Халтурин, Степан Николаевич. В 1877 г. входил в „Общество друзей". Организатор „Северно-Русского Рабочего Союза". По происхождению крестьянин, он окончил один курс четырехгодичного Училища для распространения технических и сельскохозяйственных знаний и подготовки учителей в Вятке и получил профессию столяра. С осени 1875 г. по весну 1880 г. (кроме лета 1878 г., когда он выезжал в Нижний Новгород) Халтурин жил в Петербурге, работал в вагонных мастерских Александровского завода (ныне — Октябрьский электровагоноремонтный завод), на Сампсониевском машинолитейном и вагоностроительном заводе, на Балтийском заводе и в Новом Адмиралтействе (ныне входит в Ленинградское Адмиралтейское объединение).
Уже в 1876 г. Халтурин становится пропагандистом и организатором рабочих, входит в центр складывавшейся в то время самостоятельной рабочей организации (В. П. Обнорский, Д. Н. Смирнов, А. Н. Петерсон, И. А. Бачин, С. И. Виноградов, С. К. Волков и др.). Он заведовал рабочей библиотекой, состоявшей из нескольких сотен книг, разносил их по рабочим квартирам разных районов города, беседовал о прочитанном, объяснял непонятное. Халтурин - один из организаторов демонстрации 9 декабря 1877 г. во время похорон рабочих — жертв взрыва на Патронном заводе.
С 6 марта по авг. 1879 г. работал в Новом Адмиралтействе под фамилией Батурина. В сент. поступил столяром в Зимний дворец под фамилией Батышкова
С осени 1879 г. по февраль 1880 г. Халтурин жил и работал в Зимнем дворце, готовя покушение на Александра II. После произведенного им 5 февраля 1880 г. взрыва Халтурин был отправлен народовольцами в Москву для пропаганды среди рабочих. После 1 марта 1881 г. стал членом Исполнительного комитета «Народной воли». 18 марта 1882 г. в Одессе вместе с Н. А. Желваковым Халтурин принял участие в убийстве прокурора В. С. Стрельникова, наводившего своим произволом ужас на юге России. 22 марта 1882 г. Н. А. Желваков и С. Н. Халтурин были повешены в Одессе.
С.М.Степняк - Кравчинский:
"Он был очарователен, этот остроумный, живой и в то же время изящный рабочий. Художник, встретив его на улице, остановился бы перед ним, потому что трудно было найти более совершенный тип мужской красоты.
Высокого роста, широкоплечий, с гибким станом кавказского джигита, с головой, достойной служить моделью Алкивиада. Замечательно правильные черты, высокий гладкий лоб, тонкие губы и энергичный подбородок с эспаньолкой каштанового цвета — вся его наружность дышала силой, здоровьем, умом, сверкающим в его прекрасных темных глазах, то веселых, то задумчивых. Темный цвет обильных волос придавал больше яркости его прекрасному цвету лица, которого год спустя нельзя было предположить, судя по его мертвенной бледности. Когда в пылу разговора его прекрасное лицо оживлялось, то и наименее чувствительные к эстетике не могли оторвать восторженных глаз от него."
Г.В.Плеханов:
"Не знаю, когда именно и при каких обстоятельствах захватило его революционной волной, но в 1875 - 1876 гг. он был уже деятельным пропагандистом.
Под влиянием Халтурина и его ближайших товарищей рабочее движение Петербурга в течение некоторого времени стало совершенно самостоятельным делом самих рабочих.
О чем бы ни читал он, — об английских ли рабочих союзах, о Великой ли революции, или о современном социалистическом движении, эти нужды и задачи никогда не уходили из его поля зрения.
Краснобаем он не был, - иностранных слов, которыми любят щеголять иные рабочие, никогда почти не употреблял, - но говорил горячо, толково и убедительно... Тайна огромного влияния, своего рода диктатуры Степана заключалась в неутомимом внимании его ко всякому делу.. Он выражал общее настроение."
С.М.Степняк-Кравчинский:
"Богатое, деятельное воображение было основой его характера. Каждый факт или событие сильно отражались на нем, рождали вихрь мыслей и чувств, возбуждая его фантазию, которая сейчас же создавала ряд планов и проектов... Жгучесть его энергии, энтузиазма и оптимистической веры были заразительна, непреодолима. Вечер, проведенный в обществе этого рабочего, прямо освежал душу.
Он нисколько не интересовался теоретическими абстракциями, подобно многим другим рабочим, которые любят погружаться в исследование «начала всех начал», и посмеивался над своим другом плавильщиком Иваном Е., корпевшим несколько месяцев над «Основными началами» Спенсера в тщетной надежде найти там разрешение вопроса о существовании бога, бессмертии души и т. п. ... Он со страстью отдался изучению живых вопросов общественного устройства, так что став к двадцати пяти годам (к 20-ти годам) настоящим революционным деятелем, он мало чем уступал в знании исторических и социальных наук студенту-социалисту, а некоторых из них несомненно превосходил
Степан не обладал особым даром речи, он говорил лишь более плавно, чем обыкновенный столичный рабочий. Но его обширные знания рабочей среды придавали его простым, конкретным словам полную очевидность и чрезвычайную убедительность. Двумя-тремя фразами, не представлявшими, по-видимому, ничего особенного, он обращал рабочего над которым тщетно работали интеллигенты с репутацией хороших диалектиков.
Беспримерное влияние, которым он пользовался между своими товарищами при подходящих условиях могло бы распространиться на огромные массы. Залог этого заключался в его глубоком, органическом демократизме. Он был сыном народа с головы до пяток, и нет сомнения, что в момент революции народ признал бы его своим естественным, законным руководителем."
В. Г. Короленко:
"...Халтурин убеждал со слезами на глазах своих учеников рабочих продолжать пропаганду, но ни в коем случае не вступать на путь террора.— С этого пути возврата уже нет, — говорил он".
С.Халтурин, 1878 г:
"Чистая беда, только-только наладится у нас дело, — хлоп! шарахнула кого-нибудь интеллигенция, и опять провалы. Хоть немного бы дали вы нам укрепиться".
С.Ширяев:"Он, очевидно, обладал порядочными теоретическими сведениями, которые приобрел частью чтением, частью из разговоров при личных сношениях с представителями интеллигенции, с некоторыми из них, ...он был близок ранее. Заметно, что он привык самодеятельно работать над своим развитием, много думал. По характеру это — сосредоточенный, скрытный и самолюбивый человек. ...Судя по тому уважению, с которым отзывались о нем все знавшие его, по его широко распространенной популярности среди рабочих разных частей города, надо думать, он владел искусством «пленять сердцам . Вообще, он сразу произвел на меня впечатление интеллигентного парижского рабочего Бельвильского квартала."
В.И.Дмитриева:
"Я встретила его ...на 17 линии. Это было уже весной, незадолго до покушения Соловьева. ...Вдруг, в разгар пирушки, также стремительно распахнулась дверь, появился Халтурин. Веселье сразу оборвалось; мы притихли. Было в этом человеке что-то такое особенное, что проводило между ним и нами резкую черту; он это заметил, добродушно усмехнулся и присел к столу. Мирошниченко и Пайдаси наперерыв его угощали, но он опять куда-то спешил."
Г.В.Плеханов:
":Молодой, высокий, стройный с хорошим цветом лица и выразительными глазами, он производил впечатление очень красивого парня: но этим дело и ограничивалось. Ни о силе характера, ни о выдающемся уме не говорила эта привлекательная, но довольно заурядная наружность, В его манерах прежде всего бросалась в глаза какая-то застенчивая и почти женственная мягкость. Говоря с вами, он как бы конфузился и боялся обидеть вас некстати сказанным словом, резко выраженным мнением. С его губ не сходила несколько смущенная улыбка, которою он как бы заранее хотел сказать вам: «Я так думаю, но если это вам не нравится, прошу извинить.. Но, к рабочему она мало подходила, и, во всяком случае, не она могла убедить вас в том, что вы имеете дело с человеком, который далеко не грешил излишней мягкостью характера..."
С.Ширяев:
"Какова была роль Степана Батурин (Халтурина) в образовании и деятельности союза я не знаю, потому что имел сведения разноречивые.. Как бы то ни было... Степан Батурин... мог положить свою индивидуальную окраску на направление деятельности союза. Я собственно его влиянию приписываю отмеченные выше колебания в программе и непоследовательное, с первого взгляда, внесение в нее политических требований. О самом Батурине имею сообщить следующее, Он, очевидно, обладал порядочными теоретическими сведениями, которые приобрел частью чтением, частью из разговоров при личных сношениях с представителями интеллигенции, с некоторыми из них, как я уже упоминал, он был близок ранее. Заметно, что он привык самостоятельно работать над своим развитием, много думал...
Судя по тому уважению, с которым отзывались о нем все знавшие его, по его широко распространенной популярности среди рабочих разных частей города, надо думать, он владел искусством «пленять сердца». Вообще он сразу произвел на меня впечатление интеллигентного парижского рабочего Бельвильского квартала...
В первый раз я явился к нему с рекомендательной запиской от одного моего старого знакомого и с чужим поручением: я просто ухватился за первый представившийся случай лично познакомиться с человеком, рассказы о котором, или, вернее, похвалы талантам которого, заинте
Г.В.Плеханов:
"«Степан неутомимо носился из одного предместья в другое, везде заводил знакомства, везде собирал сведения о числе рабочих, о заработной плате, о продолжительности рабочего дня, о штрафах и т. д. Его присутствие везде действовало возбуждающим образом, а сам он приобретал новые драгоценные сведения о положении рабочего класса в Петербурге.
В его отношении к студентам, всегда была некоторая доля юмора, пожалуй, даже иронии: знаю, мол, цену ваше радикализму: пока учитесь, все вы — страшные революционеры, а кончите курс да получите местечки и как рукой снимет ваше революционное настроение.
Могу сказать одно, в сравнении с нами, землевольцами, Халтурин был крайним западником.
Ум его до такой степени исключительно поглощен был рабочим вопросом, что ему едва ли когда случалось заинтересоваться пресловутыми «устоями» крестьянской жизни. Он знакомился с интеллигенцией, слушал их толки об общине, о расколе, о «народных идеалах», но народническое учение так и осталось для него чем-то совсем чуждым.
Община занимала самый почетный передний угол в моем народническом миросозерцании, а он даже не знал хорошенько, стоит ли из-за нее ломать литературные копья!"
С.М.Степняк-Кравчинский:
"Халтурин интересовался всем, что касалось рабочих... Эта органическая привязанность к классу рабочих не была лишена некоторой исключительности: Халтурин заботился только о городских рабочих и нисколько не интересовался крестьянами".
С.Халтурин: "Мы верим, что наша программа действительно должна была вызвать порицания именно этою стороною, но только мы, со своей стороны, ничего в ней нелогичного не видим. Ведь, собственно говоря, если мы разбираем какое-нибудь суждение, то нам должно обратить внимание только на то, что есть ли в нем логика, а не на то, из чьих мыслей и слов это суждение. Многие, как видно, именно и обращают свое внимание только на последнее и посему в своих замечаниях доходили до того, что требование политической свободы нами, рабочими, считали просто нелепым и не вяжущимся с вопросом об удовлетворении желудка. Вот здесь-то, признаться, мы и не видим никакой логики, ничего, кроме недомыслия.
Ведь высказать подобные соображения — значит прямо отказывать нам даже в малейшем понимании окружающих явлений, значит прямо глумиться над нашими мозгами и приписывать разрешение социального вопроса только одним желудкам
...Мы уже вышли из условий этой жизни, начинаем сознавать происходящее вокруг нас. Мы составляем организацию не ради ее самой, а для дальнейшей пропаганды и активной борьбы. Наша логика в данном случае коротка и проста. Нам нечего есть, негде жить — и мы требуем себе пищи и жилища... И вот мы сплачиваемся, организуемся, берем близкое нашему сердцу знамя социального переворота и вступаем на путь борьбы".
А. В. Якимова:
"Я бывала у Халтурина довольно часто, приносила ему газету «Земля и воля», иногда только что вышедшую из-под станка, влажную. Приносила и другие революционные издания. В августе 1879 г. при устройстве типографии вновь организующейся партии «Народная воля» требовался ящик для шрифта и хотелось иметь наиболее удобный.
Товарищи знали, что я бываю у Халтурина и поручили заказать сделать ящик Халтурину, а он передал эту работу Швецову. Тогда у Швецова явилось желание вступить в сделку с III отделением, предать «Северно-русский рабочий союз» и террористов-революционеров... но только чтобы ни меня, ни Халтурина не трогали, а через нас разгромили бы все, что смогут выследить. При этом Швецов потребовал себе большой аванс и получил, тысячи 3 или 4... На другой день после заключения торга мы знали уже обо всем".
Г.В.Плеханов:
"Вернувшись осенью того же года, я застал Халтурина в сильном негодовании против интеллигенции вообще, а против нас, землевольцев, в особенности...
Человек, с которым ты познакомил меня перед своим отъездом, — говорил он, — был у нас один раз, обещал доставить шрифт для нашей типографии, а потом исчез, и я не виделся с ним два месяца. А у нас и станок сделан, и наборщики есть, и квартира готова. Остановка только за шрифтом»
Л.А.Тихомиров:
"Характер у Халтурина—«Степана», как его называли среди рабочих, — был до крайности упорный, настойчивый. Раз за что-нибудь взявшись, он не отступал ни перед какими трудностями."
Г.В.Плеханов:
"Тайна огромного влияния своего рода диктатуры Степана заключалась в неутомимом внимании его ко всякому делу... Халтурин отличался большой начитанностью... Он всегда хорошо знал, зачем именно раскрывал такую-то книгу. К тому же мысль постоянно шла у него рука об руку с делом... Все внимание его было поглощено общественными вопросами и все эти вопросы, как радиусы из центра, исходили из одного коренного вопроса о задачах в нуждах нарождавшегося русского рабочего движения. К народническому террору Халтурин отнесся первоначально с большим неудовольствием, т. к. покушения, сопровождались усилением правительственных репрессий. «Чистая беда, — восклицал Халтурин, — только-только наладится у нас дело, — хлоп! — шарахнула кого-нибудь интеллигенция, и опять провалы. Хоть немного бы дали вы нам укрепиться!». Но затем настроение Халтурина переменилось. «Падет царь, падет и царизм, наступит новая эра, эра свободы. Так думали тогда очень многие. Так стали думать и рабочие». Халтурин пришел к мысли: «Смерть Александра II принесет с собой политическую свободу, а при политической свободе рабочее движение пойдет у нас не по-прежнему. Тогда у нас будут не такие союзы, с рабочими же газетами не нужно будет прятаться». Это соображение стало решающим."
Р.М.Плеханова:
"..Г.В.(Плеханов)...встречался с отдельными членами «Северо-русского рабочего союза» и главным образом — со своим давним приятелем Степаном Халтуриным. В одно из этих свиданий Г. В. с героем — пионером нашего рабочего движения — Степан открыл ему свое решение — воспользоваться представившейся ему возможностью поступить на службу в Зимний дворец в качестве столяра, чтобы убить царя.
Я живо помню, с каким волнением Г. В. рассказывал мне о решении Халтурина. В душе Плеханова, видимо, боролись два чувства: с одной стороны, глубокое огорчение по поводу того, что лучшая сила питерского пролетариата, в лице наиболее талантливого, наиболее светлого его представителя, идет по тому пути, который он считал вредным для роста и для достижения конечной цели русского революционного движения; с другой стороны, Г. В., видимо, гордился и восхищался смелым решением своего друга-рабочего. Он часто повторял мне в тот вечер: «Если бы ты знала, какая это смелая и замечательная личность! Революционный пыл, вдумчивость и чувство самоотвержения — все это соединяется в нем гармонично. Ужасно тяжело, что этот человек погибнет, не дав того, что он мог бы еще дать для русского рабочего движения. На терроре он погибнет без пользы, а революционное народничество осиротеет".
Л.А.Тихомиров:
"До 1879 года Халтурин был известен исключительно своею пропагандистскою и организаторскою деятельностью среди петербургских рабочих. Но в этом отношении он был известен как человек в высшей степени энергичный и умный. Уже в 1878 году (Халтурин появился в качестве революционера в 1873 г.) он пользовался среди рабочих, под именем Степана, популярностью, очень редкою у нас, и заявил себя несколькими организационными попытками на широкую ногу. Основанный им «Северный рабочий союз», считавший сотнями своих членов, продержался недолго, но представлял, конечно, самую крупную у нас попытку чисто рабочей организации. Не менее известна попытка Халтурина создать чисто рабочую газету. Типография ее была основана на средства и стараниями группы, состоявшей исключительно из рабочих. Из рабочих же состоял весь персонал типографии и редакции. К сожалению, газета, вместе с типографией, была заарестована при наборе первого же номера и не оставила по себе ничего, кроме памяти о попытке чисто рабочего органа, не повторявшейся уже потом ни разу.
Под влиянием всех эти неудач, постоянно встречая на своем пути императорскую полицию и политику, разрушающие в зародыше всякое проявление рабочего дела, Халтурин пришел к мысли протестовать посредством убийства царя. Не подлежит сомнению, что эти мысли родились у него так же самостоятельно, как у Соловьева."
Н.Волков, 1881 г.:
"Халтурин, в противоположность Теллалову, при всей своей преданности рабочему делу, под влиянием быстро развивавшейся правительственной реакции, стоял в то время на чисто террористической точке зрения."
В.Н.Фигнер:
"Когда в июле 1881 г. Теллалов уехал в Петербург. руководителем рабочей группы (в Москве) сделался Халтурин. Однако, Халтурин тяготел тогда больше к террористическим актам; в то время как Теллалов считал необходимым направить все силы партии на пропаганду, организатор Северо-русского рабочего союза, а потом автор взрыва в Зимнем дворце находил, что при существующих, порядках самодержавия никакая обширная организация в России невозможна, и, чтобы сломить их, все усилия надо приложить к продолжению террористической борьбы. В этом настроении он и отправился потом в Одессу на террористический акт против Стрельникова (18 марта 1882 г.) и на этом акте погиб."
Список литературы
http://www.narovol.narod.ru/