Эпоха европейского Просвещения занимает исключительное место в истории человеческой цивилизации благодаря мировому масштабу и долговременному значению. Хронологические рамки данной эпохи определены крупным немецким ученым В. Виндельбандом как столетие между Славной революцией в Англии и Великой французской революцией 1789 г. В последовательной череде исторически формировавшихся общественных идей и культурных явлений просветительская идеология и культура не стояли особняками: их истоки — в предшествующих веках. Вторая форма Просвещения, как называл ее К. Каутский, имея в виду под первой формой Возрождение, вырастает на почве предыдущих этапов эволюции европейской идеологии и цивилизации.
Социально-экономическими предпосылками культуры эпохи Просвещения являются кризис феодализма и начавшееся тремя веками ранее развитие капиталистических отношений в Западной Европе. В связи с этим необходимо выяснить смысл понятия «капитализм», чтобы понять значимость этого явления во всемирной истории. Один из крупнейших современных историков Ф. Бродель в своей книге «Материальная цивилизация, экономика и капитализм, XV-XVIII вв.» приводит великолепное определение: «Экономический и социальный строй, при котором капиталы — источник дохода — в целом не принадлежат тем, кто приводит их в действие собственным трудом». Исходными компонентами капиталистического развития являются технический прогресс и наличие рыночных товарно-денежных отношений. В европейской модели позднего феодализма они взаимообусловливали друг друга и были связаны со структурными особенностями социально-политической подсистемы общества, а также окружающей природно-географической средой (умеренный пояс и дифференцированное плодородие почвы).
В схематичном виде комплекс факторов, обусловивших в конечном счете генезис капитализма в Западной Европе, выглядит следующим образом. Децентрализация и плюрализм форм, присущих западноевропейскому феодализму и связанных с особенностями природно-географической среды поддерживали устойчивую тенденцию к институцио-нализации дифференцированных непирамидальных структур общества. Эта тенденция отчетливо проявляется в формировании исключительно европейской социальной организации — сословной монархии. Полицентричная структура сословных монархий, характеризующаяся балансом ее отдельных элементов, создает предпосылки для перехода от традиционной распределительной экономической политики к рыночной организации. В рамках последней торговля и денежное хозяйство активизируют технический прогресс, превращая его в новую европейскую традицию. Естественно, что обрисованный механизм не смог бы успешно «заработать» без подключения чисто европейских культурно-цивилизационных особенностей (христианства, прежде всего «протестантского духа», и античного наследия, в частности рецепции римского права). Таким образом, в Западной Европе стал осуществляться переход от статичных социальных образований к стабильным саморегулирующимся общественным системам (капитализм и есть такая система), не имеющим аналогов в предшествовавшей истории человечества, включая и греко-римскую.
Именно в обстановке неудержимо нарастающего кризиса феодализма, на волне большого общественного подъема возникает культура эпохи Просвещения. Истоки этой культуры специалисты вполне резонно усматривают в гуманистической мысли Возрождения, в рационализме Декарта, политической философии Локка, где «идеи эпохи Просвещения впервые нашли всестороннее, ясное и глубокое объединение…» (В. Виндельбанд), в английском деизме, в достижениях математики, естествознания и точных наук XVII в.
Генезис Просвещения находится в центре внимания современной историографии. Так, американский исследователь П. Гей в своей уже ставшей классической работе «Просвещение: Интерпретация» называет период с 1300 до 1700 г. «предысторией Просвещения». Эти четыре столетия явились временем, когда были восстановлены разорванные связи с античной языческой философией, выступающей предтечей просветительской идеологии. Философия Ренессанса также во многом обогатила Просвещение, и, хотя ренессансный период в основном был религиозным, философы были заняты поисками компромиссной формулы, которая позволила бы совместить языческую философию с христианскими верованиями, «светскость и благочестие, классику и христианство» (П. Гей). Необходимо отметить приоритет Англии в формировании идеологии и культуры европейского Просвещения, причем не следует забывать о неоднородности, глубоких отличиях и специфике проявления в отдельных странах Просвещения. В целом же подавляющее большинство ученых придерживается мнения о существований «единого Просвещения».
Европейское Просвещение — исторически-конкретный комплекс идей, породивший определенную систему культуры. Так, в сравнении с Возрождением Просвещение означает глубокий переворот не только в умах относительно узкого круга идеологов, но и в сознании огромной массы людей. Они, по словам Канта, вышли «из состояния своего несовершеннолетия» и были захвачены потоком новых идей, что привело к появлению специфических черт культуры эпохи Просвещения. Новый характер культуры осознается многими деятелями XVIII в. Тот же издатель «Энциклопедического журнала» П. Руссо критикует сторонников традиционной концепции, идущей от гуманистов XVI в., которые не стремились к широкому распространению знаний среди большинства «непосвященных».
Культура эпохи европейского Просвещения (к ней близко и американское Просвещение) имеет ряд отличительных черт.
Во-первых, для нее характерен деизм (учение о боге как творце вселенной, которая после ее создания подчинена естественному, закономерному ходу событий). Деизм как учение свободомыслия открывает возможность выступать против религиозного фанатизма и христианской церкви, за свободу совести и освобождение науки и философии от церковной опеки. Представители деизма (Вольтер и Ж. — Ж. Руссо во Франции, Дж. Локк и Дж. Толанд в Англии, Б. Франклин и Т. Джефферсон в Америке и многие другие просветители) иронически относились к присущим христианству откровению и преданию, оспаривали чудеса и противопоставляли вере разум. В эпоху Просвещения христианская идея теряет свою силу, проявляется стремление освободить религию от церковного учения и слепой исторической веры и вывести ее из естественного знания.
Во-вторых, апелляция просветителей к природе при отвержении христианской идеи привела к космополитизму. Он выражался в осуждении всякого национализма и убеждении в равных возможностях каждой нации. Вместе с тем распространение космополитизма вызвало падение чувства патриотизма, что наиболее ярко видно на примет Франции. В результате отмены Нантского эдикта произошел значительный отток интеллектуальных и финансовых сил нации за пределы Французского королевства, ибо гугенотам не гарантировалась свобода вероисповедания. Это сказалось на жизнеспособности патриотического чувства: при конфессиональных погромах (по крайней мере у французов) национальная принадлежность во внимание не принималась. Впоследствии патриотизм утратил свое значение в государственной жизни, так что «с самого начала французская революция отличалась космополитизмом, ее трудно назвать собственно французской… тогда идеалом считаются скорее абстрактный «человек», но отнюдь неродина» (Э. Фагэ).
В-третьих, культуре эпохи Просвещения присуща так называемая «научность». Разумеется, определенный «научный дух» проявлялся, и в XVII столетии, но тогда под ним понимали прогресс в области метафизических, математических и теологических исследований. Это оказалось возможным только благодаря бескорыстной любви к чисто интеллектуальным видам знания, примером которой служат гениальные творения Паскаля и Декарта. Расцвет математики мало-помалу способствовал развитию естественных наук. Поэтому к началу XVIII в. естествознание, освободившись от перипатетизма, переживало своеобразное возрождение благодаря трудам выдающихся ученых.
Наиболее характерной чертой ученых середины XIII в., по сравнению с предшествующими им научными поколениями было ясное убеждение в необходимости объяснять все явления природы исключитель-но естественными причинами. «Это вовсе не были эмпирики с философской точки зрения, это были служители науки, — подчеркивает В. И. Вернадский, — окончательно вошедшей в жизнь человечества на равноправном положении с философией и религией». То, что раньше было уделом немногих, теперь стало общим достоянием, примером чего служит знаменитая французская Энциклопедия. Здесь на историческую арену впервые выступило самостоятельное и цельное научное мировоззрение.
В-четвертых, с «научным духом» связана такая черта культуры эпохи Просвещения, как рационализм (недаром Просвещение называют веком разума). Сам термин «Просвещение», которым обозначился разрыве про-шлым, входивший в намерения «философов», на самом деле не обозначают разрыва, но обнаружил интересную мимикрию. Здесь напрашивается сравнение Евангелия от Иоанна с подлинной сущностью Просвещения. Главные протагонисты естественной религии (деизма) хотели провозгласить новое Евангелие, евангелие разума, сводившееся только к человеческому разуму. В свете этого понятно, почему борьба просветителей с религией выливалась в продолжение религиозных войн.
Именно из науки, особенно математики, по мнению ряда ученых (Дж. Кларк и др.), рационализм перекочевал в мировоззренческие и политические системы. Идеологи Просвещения верили, что именно с помощью разума будет достигнута истина о человеке и окружающей природе. Рационализм — основополагающая черта культуры эпохи Просвещения; естественно, что просветителям был свойствен «рационалистический индивидуализм», неразрывно связанный с гуманизмом. Ведь последний исходил из представления о рациональной суверенности человека. Разум трактовался как источник и двигатель познания, этики и политики: человек может и должен действовать разумно; общество может и должно быть устроено рационально. От ренессансного рационализма тянутся нити в прошлое и будущее — к рационалистической рефлексии досократиков и к истовому, самозабвенному культу разума просветителей XVIII в. Неудивительно, что он виделся Вольтеру веком разума, распространившимся по Европе — от Петербурга до Кадиса.
В-пятых, определяющей чертой культуры эпохи Просвещения является идея прогресса, которая тесно переплетается с понятием «разума». Здесь нужно учитывать изменение понимания «разума» — до середины XVII в. разум, воспринимался философами как «часть души», после Локка он становится скорее процессом мышления, приобретая одновременно функцию деятельности. Тесно связанный с наукой, разум превращается в ее главное орудие. Именно в эпоху Просвещения была сформулирована концепция «вера в прогресс через разум», определившая надолго развитие европейской цивилизации и принесшая целый ряд разрушительных последствий человечеству. Следует также помнить, что достижения эмпирического естествознания лежат в совершенно ложном представлении мыслителей XVIII в., будто бы прогрессивное развитие человеческого общества находится в прямой зависимости от квантитативных методов воздействия на него. И только изобретение доктора Гильотена показало общественному сознанию: прямолинейный прогресс — достаточно сомнительная вещь.
В-шестых, для культуры просветителей характерна абсолютизация значимости воспитания в формировании нового человека. Деятелям той эпохи казалось, что достаточно создать целесообразные условия для воспитания детей — и в течение одного-двух поколений все несчастья будут искоренены. Поэтому большинство из них принципиально отрицало какое бы то ни было предание. По мнению Э. Фагэ, это был «век совершенно новый, первобытнейший и чрезвычайно грубый. XVIII век, не желая находиться под влиянием какой-либо традиции, отринул и традицию, вобравшую в себя опыт нации…, спалив и уничтожив плоды прошлого. XVIII век вынужден был все отыскивать и устраивать заново». Была сделана ставка на нового человека, свободного от наследия той или иной философской, религиозной или литературной традиции. Однако все предпринимаемые эксперименты по избавлению человечества от традиции кончались для сообщества людей трагически.
Свои особенности имелись у немецкого Просвещения — «Священная Римская Империя германской нации» медленно изживала тяжкие последствия тридцатилетней войны: политическую раздробленность, экономическую отсталость, упадок культурных центров. В начале XVIII в. во многих сферах жизни Германии царили еще средневековая косность, суеверия, церковные догмы. Одной из особенностей германского Просвещения, где выделялись фигуры Г. Лейбница, Г. Лессинга, И. Винкельмана, X. Виланда, Ф. Клопштока, И. Гердера и др., является существование католического Просвещения. Ни в одной другой европейской стране не было ничего подобного. В латинских странах каждый, кто не был согласен с церковью, выходил из нее и боролся против нее. В «Священной Римской Империи», напротив, желающий подвергнуть критике церковь и духовенство стремился исправить их изнутри в полном соответствии с поговоркой: «Кто сильно любит, тот сильно бьет». Это различие между «Просвещением» в немецких землях и латинских странах (за некоторыми исключениями) выражается в том факте, что во Франции и иньх европейских государствах церковь занимала позицию твердыни в море критики и нападок, тогда как в Германии она реформировалась (речь идет о католической церкви). Все было подвергнуто основательной ревизии: догматическая теология и библе-истика, моральная и пасторальная теология, образование священников и орденская жизнь, проповедничество в сопоставлении с экономическими и социальными проблемами, литургия и практика благочестия. К этому следует добавить реформу преподавания религии в связи с преобразованиями всей школьной системы и новыми потребностями педагогики. Все, что защищало католическое Просвещение, можно сжато выразить следующим образом: «Только тот может его справедливо оценить, кто осознает искажения, на которые оно было реакцией».
Католическое Просвещение является реакцией и протестом против барочного стиля набожности эпохи Контрреформации, против необоснованно разросшегося культа святых, против различных отклонений и всего того, что способствовало суевериям. В изданной на Западе многотомной «Истории церкви» подчеркивается следующий момент: «несомненно, проводимая борьба с суевериями, особенно с мрачной верой в чары, была одним из позитивных эффектов католического Просвещения. Аналогично очищение храмов, которые часто становились выставками предметов индивидуального благочестия, заслуживает большего, чем только критики». Следует отметить, что католическое Просвещение оказало весьма мало уважения старым традициям и использовало очень радикальное средство — устранение из храмов статуй святых, картин, реликвий, словом всего, что отвлекало внимание от алтаря и амвона.
Деятели католического Просвещения занимались также переработкой молитвенников, чтобы ими заменить книжки по благочестию, изданные в XVII в. иезуитами, кармелитами, францисканцами и доминиканцами. Последние пропагандировали своеобразный фанатизм в поклонении святым, в исполнении религиозных церемоний и специальных обрядов. Вероятно, ни в какой другой эпохе не появлялось такого количества молитвенников, как в этом необычайном периоде заката католического Просвещения, когда педагогика развивалась одновременно с паровой машиной. Несмотря на громадное разнообразие, общей чертой всех этих публикаций является постоянное обращение к человеческому разуму. В качестве примера можно привести «Полный молитвенник для христиан-католиков» И. М. Зайлера, изданный в 1784 г.; он был известен во всей северо-западной Европе и пользовался славой еще во второй половине XIX в. Автор постоянно обновлял этот молитвенник, что позволяет проследить эволюцию от просвещения до романтизма. Так как И. Зайлер был одним из крупных деятелей религиозного возрождения эпохи романтизма, то эта эволюция представляет собою одно из наиболее интересных и поучительных явлений в истории религии и цивилизации.
Очищение литургических практик — одна из главных целей католического Просвещения. Его сторонники в своем стремлении поместить алтарь в центре храма на простом столе, убрать боковые алтари и устранить монологический характер святой обедни выглядят весьма современно. Среди них было немало таких, кто глубоко постиг жизнь церкви первоначального христианства и требовал возврата к ее простоте (Гразер, Блау, Дорш, Веркмайстер, Винтер и др.). Они выступали против тихого исполнения молитв во время мессы, считая, что все, в том числе и канон, следует произносить громко. Они также стремились исключить церковную латынь, устранить из храмов все статуи и реликвии, полностью уничтожить культ святых и благословения святого причастия. Они требовали также существенного сокращения молитв и приспособления их к потребностям современного человека, выступали за резкое сокращение числа обязательных праздников и остро критиковали паломничество и чудотворные места.
Католическое Просвещение имело и свои слабые стороны, что проявлялось в бесчисленных катехизисах, издаваемых в конце XVIII в. почти всеми немецкими католическими приходами и распространяемых в Швейцарии и Нидерландах. Интересная особенность некоторых из этих катехизисов — весьма сильное стремление к межконфессиональной общности. Авторы старались так излагать материал, чтобы катехизисами могли пользоваться также и дети протест
Процесс исторической эволюции в европейском регионе породил особый тип цивилизации, который относился к иному уровню социальной динамики и обладал невиданной для традиционных обществ способностью к прогрессу. В науке цивилизацию такого типа называют техногенной; ее характерная черта — это быстрое изменение техники и технологии благодаря систематическому применению в производстве научных знаний. Техногенная цивилизация начала разбег в XVII- XVIII вв., в эпоху подготовки и развертывания первой промышленной революции, становления науки нового времени, ранних буржуазных революций, закрепляющих господство капиталистических отношений. К числу истоков становления основных ценностей техногенной цивилизации относилась и ценность объективного и предметного знания, раскрывающего сущностные связи вещей, их природы и законов, в соответствии с которыми могут изменяться вещи.
Эта ценностная установка обеспечивала не только рост знания, который оправдан его практическим применением в производстве или обыденной жизни, но и систематическое получение новых знаний. Существенно то, что эти знания лишь в будущем, часто на принципиально иных ступенях цивилизационного развития могут стать предметами массового практического освоения. Иначе говоря, чтобы наука могла совершать прорыв к новым предметным структурам, чтобы она могла систематически производить знания, необходимые в будущем, ей нужен принцип самооценки объективной истины. Этот принцип представляет собой фундаментальную ценность развитой науки. Второй ее фундаментальной ценностью выступает установка на постоянное приращение объективного знания о мире, требование постоянной новизны как результата исследования.
Возникшие в эпоху Возрождения и в начале Нового времени, эти две ценностные установки переплавились в присущие науке нормативы ее внутреннего этоса: запрет на умышленное искажение истины в угоду другим ценностям (политическим, идеологическим, религиозным и др.), табу на плагиат, установка на формирование целостной картины человека •и природы как результата объективного исследования мира, рациональность и универсализм в подходе к миру. Известно, что окончательное утверждение статуса науки со всеми ее нормами и идеалами произошло в эпоху Просвещения, когда наука предстала в качестве одной из важнейших ценностей человеческой жизнедеятельности.
Ценность науки связывалась в эту эпоху с особым пониманием природы человека и его познавательной деятельности. Согласно сформированным тогда представлениям, человек противостоит природе, он вторгается в ее процессы, чтобы преобразовать материал природы в необходимые для — себя предметные формы. В такой системе просветительских ценностей, где приоритет отдан научным идеалам и нормам, природа воспринималась как неисчерпаемая кладовая ресурсов и материалов, необходимых для удовлетворения возрастающих человеческих потребностей. Так как человек стремится установить господство над Природой, то ему для этого нужны объективные знания, которые может дать только беспристрастный разум. Поскольку же объективное и беспристрастное исследование природы вещей имманентно присуще науке, постольку она занимает доминирующее место среди всех видов познавательной деятельности человека. Более того, объективное, беспристрастное и рациональное знание, получаемое в результате научных исследований, давало и дает возможность предвидения поведения объективного мира. Иными словами, научные знания обладают опережающим потенциалом, что лежит в основе будущих научно-технических революций, в превращении науки в производительную силу, а также в социальную силу, регулирующую управление многообразными общественными процессами. Итак, в эпоху Просвещения завершилось формирование современной науки с ее идеалами и нормами, определившими последующее развитие техногенной цивилизации.
XVIII в. называют в Европе веком разума, хотя принципы рационализма начали утверждаться еще раньше, в XVII в., когда успехи естествознания и математики стимулировали новое учение о познании в противовес средневековой схоластике. Декарт разработал рационалистический метод познания и выдвинул концепцию о «врожденных идеях». В противовес ему Локк утверждал, что не существует «врожденных идей», а поэтому нет и людей «голубой крови», претендующих на особые права и преимущества. Его мысли о воспитании человеческой личности и роли социальной среды в этом процессе легли в основу многих философских, социологических и идеологических идей Просвещения. Все просветители были почти единодушны в том, что если человека формирует опыт, то это должен быть разумный опыт, ибо разум — главный критерий истины и справедливости. Следует отметить, что широкое распространение среди французских просветителей получил сформулированный Локком принцип разделения властей. Интересно, что именно в английском Просвещении родился прагматизм — философия выгоды, которая является «конкретной, практичной и развлекательной» (Р. Портер). Ее появление связано с тем, что деньги стали «новым культом» эпохи с ее гражданским и политическим порядком. Французское Просвещение, направленное в целом против феода- лизма и абсолютизма, состояло из различных по политической и философской радикальности учений. Представители старшего поколения — Монтескье и Вольтер тяготели больше к постепенному реформированию феодального общества по образцу конституционно-монархической Англии. Они рассчитывали на «разумное сочетание» интересов буржуа и феодалов. В соответствии со своими умеренно прогрессивными политическими взглядами Монтескье и Вольтер не выходили за пределы деизма, открыто не отстаивали атеистическое мировоззрение.
Идеологи основных масс дореволюционной буржуазии — Дидро, Ламетри, Гельвеций, Гольбах и их соратники — в принципе отрицали феодальную собственность и феодальные привилегии, отвергали деспотическую монархическую власть, выступая при этом за просвещенный абсолютизм. Они отвергали все формы идеализма и религии, открыто отстаивали материалистическую философию и атеизм.
Значительно острее в политическом плане выступали идеологи народных низов. Один из них — выдающийся мыслитель эпохи Жан Мелье — отвергал не только феодальную, но и всякую частную собственность и защищал коммунистический идеал в его утопическом толковании. Он был сторонником бескомпромиссного материализма и атеизма. Его идеи сыграли выдающуюся роль накануне и в период Великой французской революции.
Самостоятельным и влиятельным направлением во французском Просвещении был руссоизм. В «Общественном договоре» Ж. — Ж. Руссо сформулировал общественный демократический идеал, требующим передачи власти от немногих всем. Известно, что многие руководители якобинской диктатуры, в их числе Робеспьер, были сторонниками идей руссоизма. Выражая интересы городской и мелкой деревенской буржуазии, Руссо отстаивал эгалитаризм — равное распределение частной собственности среди граждан, утверждение подлинного народоправия, программу мер по коренному улучшению жизни простого народа. Вместе с тем в вопросах философии и религии он не придерживался материализма и атеизма, ограничивался своеобразным деизмом. Философские и политические концепции французских просветителей, вобравшие в себя идеи английских мыслителей, оказали влияние на культуру многих европейских стран.
Искусство XVIII в. находится в состоянии кризиса, когда величественная, воздвигавшаяся в течение тысячелетий грандиозная художественная система (как модель особой жизни) подверглась пересмотру. Постепенное разрушение сословно-иерархического принципа повлекло и трансформацию санкционированного религией искусства. В нем можно выделить несколько направлений, отличающихся друг от друга не столько по стилю, сколько мировоззренческой и идеологической направленностью.
Одним из таких направлений является стиль рококо; исследователи рассматривают его как выродившееся барокко (речь идет о стиле рококо второй четверти и середины XVIII в.). Такой взгляд вполне правомерен с точки зрения эволюции формы — динамики, ритма, взаимоотношений целого и части. Действительно, мощную пространственную динамику, разительные контрасты и впечатляющую пластическую игру форм барокко сменяет стиль, который ка. к бы переводит криволинейные построения барокко в новый регистр. Оставляя без внимания фасады, рококо разыгрывает на стенах и потолках интерьеров орнаментальные симфонии, сплетает кружевные узоры. При этом рококо достигает вершин виртуозности, изящества и блеска, но полностью утрачивает барочную монументальность, основательность и силу.
Другое направление — классицизм XVIII в. — тоже воспринимается как «облегченный» классицизм предшествующего века. Ведь в нем больше археологической точности, чем в предшественнике, больше изящества, выдумки и разнообразия, но также чувствуется недостаток весомости и силы. Возникает искушение считать «второй» классицизм переработанным изданием «первого», поскольку можно проследить, как один классицизм переходил в другой даже в творчестве архитекторов, например семьи Блонделей. Однако и рококо, и классицизм XVIII в. представляют собой нечто принципиально новое по отношению к своим прямым предшественникам, а также к ранее существовавшим стилям вообще.
Это различие свидетельствует о том, что перелом между культурами XVII и XVIII вв. носил внутренний, скрытый характер. Историки искусства отмечают, что рококо — первый безордерный стиль европейского искусства за многие века. Известно, что ордер ориентировал архитектуру на человека и одновременно героизировал его бытие. Архитекторы рококо (его собственная сфера — убранство интерьера) обратились к реальному человеку с его реальными потребностями. Они начали заботиться о комфорте, окружать человека атмосферой удобства и изящества. Существенно то, что новый стиль стал стилем небогатых домов, в которые немногочисленными приемами внес тот же дух уюта и комфорта без подчеркнутой роскоши. Классицизм XVIII в. сделал это еще последовательнее.
Важным новым началом в искусство XVIII в. было и появление течений, не имевших собственной стилистической формы и не нуждавшихся в ее выработке. Таким крупнейшим идеологическим течением стал сентиментализм, связанный с просветительскими представлениями о прирожденных человеку началах доброты и чистоты, которые теряются вместе с естественным первоначальным состоянием. Сентиментализм не требовал особого стилистического оформления, поскольку был обращен не к внешнему, а к внутреннему, не к всеобщему, а к личному. Но особая окраска, особое чувство проникновения в интимный мир, тонкость эмоций, даже чувство пропорций и воздушность фактуры так или иначе связаны с сентиментализмом. Все это создавало ощущение нежного изящества, близости к природе и внутреннего благородства. Сентиментализм превращается в предромантизм: «естественный человек» приходит в столкновение с общественными и природными стихиями, с мрачными бурями и потрясениями жизни, предчувствие которых заложено во всей культуре XVIII в.
Столкновение индивидуальности с обществом, с трагедиями бытия, переход идеала в сферу неосуществимой фантазии приводят в XIX столетие, когда буржуазный индивидуализм и атомизация общества кладут конец явлению стиля как крупной историко-художественной категории. Главным же результатом развития искусства XVIII в. является рождение основ художественной культуры последующих столетий, хотя и в маскарадном костюме изысканных, изощренных театральных форм. Как из-под париков глядят на нас умные, все понимающие глаза философа и борца, как удобство бытовой вещи появляется в замысловатом рококо, так в сложном и увлекательном искусстве XVIII в. можно разглядеть рождение реализма и функционализма всего Новейшего времени.
В умах писателей эпохи Просвещения все чаще возникает мысль о единстве человека и его культуры. Еще Лейбниц размышлял о контактах Востока и Запада и даже о возможности создания в отдаленном будущем единого общечеловеческого языка. На протяжении XVIII в. в Европе в целом необычайно возрастает интерес к жизни, обычаям и культуре стран Востока. Так, во Франции еще в конце XVII в. появилось многотомное издание «Восточная библиотека». В начале XVIII в. появляются переводы с арабского, персидского и других восточных языков. Особый успех имеет издание «Сказок тысячи и одной ночи», вызвавшее множество подражаний. Многие из этих книг переводятся с французского языка на другие европейские языки, в том числе и на русский. Об интересе к Востоку свидетельствует известный перевод «Шакунталы» Калидасы (в Англии осуществленный В. Джойсом, в Германии — Форстером, в России — Карамзиным). Русский ученый Г. Лебедев стремится проникнуть в тайны древней индийской культуры. Весьма популярны стали восточные темы, сюжеты и образы. Монтескье, Вольтер, Голдсмит, Виланд и многие другие обращаются к темам и образам Востока, даже если «Восток» в их представлении дается условно и недифференцированно. П. А. Плавильщиков написал трагедию на тему о борьбе народа Индии против орд далеко не условного Надиршаха.
Однако еще более важными были попытки теоретически осмыслить культуру разных наро/хов, исходя из идеи единства человеческого рода.
Еще в канун Просвещения в Италии Вика говорил: «Существует необходимо в природе один умственный язык, общий для всех народов». Головецкий в труде «О человеке» утверждал, что «различие вкусов у людей предполагает лишь небольшие различия и оттенках их ощущений», в принципе-же все народы обладают одинаковыми возможностями для развития. Для доказательства он сослался на «единообразие народных пословиц» у разных народов.
Просветители исходили из своих представлений об универсальности разума и единстве человеческой природы. Из них к идее мировой литературы ближе других подошел Гердер, который внимательно изучал фольклор разных стран и опубликовал сборник «Голоса народов в их песнях». Разумеется, он мог привести только отдельные образцы песенного творчества разных народов. Охватить единым взглядом все богатство культуры мира при тогдашнем уровне знаний было невозможно. Но он мечтал о такой возможности и завещал ее следующим поколениям, восклицая: «Какой это был труд о роде людском, о человеческом духе, мировой культуре, обо всех странах, эпохах, народах, о силах, смешениях, образах!»
Философы «века разума» давно уже подрывали основы современных им государств Европы, где и политическая власть и громадная доля богатств принадлежали аристократии и духовенству, тогда как народная масса оставалась вьючным животным для сильных мира сего. Провозглашая верховное владычество разума, выступая с проповедью веры в человеческую природу, которая проявит все свои хорошие стороны, как только ей будет возвращена свобода, просветители «открыли перед человечеством широкие, новые горизонты» (П. Кропоткин). В эпоху Просвещения возникли мощные идейные течения, произошла революция в интеллектуальной, этической, правовой и эстетической сферах, что проложило путь к политическим переменам и в итоге потрясло государственные основы Франции (а также других стран Европы и Северной Америки). Возможно, именно в это время светская культура стала определяющим фактором, основной движущей силой.
Результатом «века Разума» стала Великая французская революция 1789 г., провозгласившая человека гражданином. Учредительным собранием 20-26 августа первого года революции была принята Декларация прав человека и гражданина. В ее первой статье записано: «Все люди рождаются и остаются свободными и равными в правах».
Эта идея. рожденная европейской культурой эпохи Просвещения, утвердилась теперь повсюду. Правда, путь к ее реализации был непрост: ее оспаривали и отвергали, забывали и вновь открывали, одни едва терпели ее, другие считали жизненно необходимой. И наконец, в 1948 г. вдохновленное ею международное сообщество приняло Всеобщую декларацию прав человека. Оценивая судьбу идей Великой французской революции 200 лет спустя, историк Ф. Фюре говорит, что «они привлекают все больше сторонников, но трудности, связанные с их полным претворением в жизнь, огромны».
Ныне подвергается серьезному сомнению выработанная в эпоху Просвещения идеология прогресса в различных формах. Дискредитация прошлого представляется условием усилий, устремленных к будущему, с которого начнется подлинная история человека — хозяина своей судьбы и создателя своего счастья. Важнейшие драмы нашего века, неумение контролировать ход научно-технического прогресса, двусмысленность самого этого прогресса, великие вопросы бытия, остающиеся без ответа, — совокупность этих и других факторов обусловила кризис идей прогресса. Различные формы усталости и нигилизма — симптомы этого кризиса. Неадекватной действительности оказалась и идея господства человека над природой — она обернулось глобальной экологической проблемой. Некоторые ученые считают, что созданная в «век разума» интеллектуальная машина разбилась при столкновении с реалиями жизни (достаточно вспомнить трагические последствия просветительской догмы о формировании нового человека). Несомненно одно — не все идеи просветителей оказались жизнеспособными, их истинность нельзя абсолютизировать.