ПРОЕКТ ДРЕВНЕРУССКОГО СЛОВАРЯ
1
Советские лингвисты уделяют большое внимание вопросу о происхождении языка в начальных стадиях его развития, с одной стороны, а с другой - текущим вопросам языковой практики наших дней. Но до последнего времени очень мало интереса проявлено было к близкому прошлому, к средневековой истории языка.
Словарь древнерусского языка XV - XVIII веков - большое и ответственное начинание Института языка и мышления в этой области.
В академических кругах план Древнерусского словаря обсуждается со второй четверти XIX в. Сто лет уже стоит на очереди составление этого словаря.
"Материалы для словаря древнерусского языка по письменным памятникам" акад. И. И. Срезневского (т. I-III, СПб., 1890-1912) наполовину осуществили эту задачу. В этом словаре, как известно, почти с исчерпывающей полнотой представлен лексический материал древнейшей русской письменности с XI до XV в. Но наиболее важный для истории русского национального языка период с XV до XVIII в. в словаре акад. Срезневского не отражен, так как памятники этого времени им были использованы лишь случайно, в очень малом количестве. Вполне удовлетворительно представлена в словаре акад. Срезневского лексика церковнославянского языка русской письменности высших классов общества раннего феодализма, но не отражены в нем диалекты остальных классов той эпохи, так как они проникают в письменность позже. Только в XVII в. на основе диалектов купечества, посадских людей, мелкого служилого дворянства и крестьянства создаются новые типы литературного языка, новые роды письменности. Обследование и разъяснение лексики именно этого периода (XVI - XVIII вв.) даст историческое освещение основному составу словаря современного русского языка. В силу сказанного мы не видим оснований называть его словарем среднерусского языка. Именно этот словарь даст древнейшую документацию основной, важнейшей части лексики русского литературного языка, следовательно, он и должен быть назван Древнерусским словарем.
Мы делаем необычную в филологии попытку привлечь широкие научные круги к обсуждению проекта Древнерусского словаря, раньше чем начала работа по его составлению, когда заканчивается только сбор и упорядочение сырых материалов и подготавливаются первые кадры работников, когда еще многое и существенное можно изменить в плане этой работы. Делаем это для того, чтобы обеспечить высокое качество нашего словаря как советского исторического словаря.
Наша книга представляет читателю краткую историю словаря, установку дальнейшей работы и подробные инструкции по всем разделам построения словаря. Пробные словарные статьи, список источников и план издания словаря позволят читателю составить себе довольно полное представление о характере и составе Древнерусского словаря.
Научное значение Древнерусского словаря будет, несомненно, велико.
Установление состава слов и их значений в русском языке XV - XVIII вв. даст надежное средство для точной научной интерпретации текстов - средство, необходимое для филологов и историков. Значительное количество хронологически определенных текстуальных примеров, сравнительные языковые материалы дадут важное пособие для лингвистических исследований. Наконец, и историки материальной культуры московской Руси получат важный сборник языковых источников, мало известных и еще меньше использованных в их работах.
О большом учебном значении ДРС и говорить не приходится, он послужит широкой популяризации научных сведений по истории языка и культуры наших средних веков.
Этот словарь должен пролить свет на большую революционную эпоху - разложения феодализма и начала капитализма, очень мало разработанную со стороны языка.
И научная история русского языка, и история европейских, а еще более восточных языков в средние века - получат новую базу и важный стимул для работы с выходом ДРС. Связи и взаимоотношения между языками Запада и Востока, Юга и Севера, Европы и Азии получат новое освещение, так как Московская Русь была посредником и трансформатором мировых культурных течений. Эти взаимоотношения не могут быть широко изучены, пока нет такого необходимого справочника и сборника критически обработанных материалов, как исторический словарь средневекового русского языка [1], освещающий историю вещей, историю понятий вместе с историей слов-знаков.
Но эту трудную задачу нельзя разрешить примитивными и кустарными средствами, например силами одного ученого. История нашего словаря показывает нелегкий путь от кустарщины к все более совершенным, научным приемам работы.
Критическое обсуждение проекта ДРС - чем шире и основательнее оно будет - тем больше поможет составителям ДРС избегнуть ошибок, естественных в таком большом и сложном научном предприятии. Внимание и помощь научных кругов - первое условие удачи нашего дела.
С другой стороны, наш опыт должен быть сохранен и передан всем, кто будет работать после нас в этой области. А задача составления исторических словарей поставлена уже сейчас для многих национальных языков в СССР (например, для украинского, белорусского, грузинского, азербайджанского) и встанет еще для многих других. Всем лингвистам, кто возьмется за такое дело, полезно и необходимо будет близко ознакомиться не только с нашим словарем, когда он выйдет как результат работы, а и с подготовительной работой во всех ее стадиях. И для этих читателей-лексикологов наш проект послужит практическим пособием.
Третье и последнее назначение этой книги - служить руководством в работе всему коллективу сотрудников ДРС, т. е. она нужна для нас самих как орудие производства.
2
В мае 1925 года в заседании ОРЯС АН акад. А. И. Соболевский выступил с предложением о составлении ДРС, а в сентябре 1925 г. была организована Комиссия по собиранию словарных материалов по древнерусскому языку под его руководством. Первая группа выборок поступила в АН от акад. А. И. Соболевского 10/V/1926 г. До своей смерти он с сотрудниками успел сделать около 100 000 карточек, преимущественно из житийной литературы, статейных списков и приказных актов. Значительно расширили круг источников словаря и привлекли новых сотрудников к работе преемники, продолжавшие работу после А. И. Соболевского. К апрелю 1934 г. по произведенному мною подсчету было накоплено уже 144 945 карточек. Около этого времени приняты были новые методы выборки - "полной" и "сплошной". На 1/I/1936 г. мы имели 386 263 карточки, причем почти все выборки, сделанные при Соболевском, заменены новыми, так как они оказались дефектными. Нами проработано уже около 700 источников. До того как приступить к составлению словаря, мы предполагаем сделать еще около 600 000 карточек (по вновь намеченным для проработки источникам). С фондом около миллиона карточек из нескольких тысяч источников мы приступим к изданию словаря в 8 томах по 10 вып., свыше 800 печ. листов. Он будет содержать около 150 тыс. словарных статей. Закончить издание предполагаем к началу 1945 г.
В составлении исторического словаря мы имеем большую традицию. Немецкий словарь бр. Гримм, польский Линде, русский акад. Срезневского могут во многом служить образцами.
Технические приемы оформления словаря, строгая точность, выверенность материала - вот положительные стороны дореволюционной лексикографической традиции, которые должны быть сохранены.
Но в своих принципах наш словарь будет частично отходить от традиции.
Иная цель, иное соотношение частей материала, иное восприятие показаний источников, наконец, источники нового типа - все это должно сделать наш словарь, при формальном сходстве со старыми историческими словарями, существенно несходным с ними.
Укажу на три важных отличия.
3
Мы не только выдвигаем, но и реализуем в работе тезис, что русский язык XV - XVIII вв. не представлял единой системы, особого языка, что было несколько типов литературного языка и ряд разговорных диалектов, более резко различавшихся, чем в последующее время. Строя историю национальных языков и основываясь на мнимом "единстве" литературного языка своего времени, буржуазные лингвисты изображали их в феодальном прошлом почти такими же "общенародными", как в новое время. При этом они игнорировали факты и источники, разрушавшие такую теорию. Главным образом верхушечная, учено-книжная феодальная литература, однородная, бедная по языку, чуждая народным массам, использовалась в исследованиях и в исторических словарях.
Первым и важнейшим отличием ДРС и будет расширение этих узких рамок, включение новых и нового рода материалов - таких, где есть данные о языке порабощенных классов. Ремесленники, торговцы, низший слой служилых людей - "посадские люди" до XVII в. не имели своей литературы и почти не участвовали в создании памятников письменности. Но в XVII в. они начинают создавать свою письменность и свой тип литературного языка, который очень заметно влияет на старый "высокий" тип.
[...] До сих пор историки русского языка отличали деловой язык как "чисто русский" от собственно литературного как церковнославянского. Оба эти типа обычно рассматривались как выдержанные, цельные языковые системы. Но мы не можем уже удовлетворяться таким огульным и неточным суждением. И церковнославянский язык менялся со временем, существенно различался по жанрам. А "деловой язык" при более проницательном изучении оказывается еще менее однородным на протяжении пости тысячелетней феодальной эры. Его формы в XI - XIV вв. одни, уже несколько иные в XV - XVII вв., существенно изменяется состав и строй этого языка в XVII в., когда можно говорить о "приказном" языке в собственном смысле слова; наконец, в XVIII - XIX вв. образуется новый тип бюрократического, "дипломатического" языка, который оказывает очень сильное воздействие на остальные типы литературного языка (как и приказной язык в XVII в.). До сих пор лингвисты почти не изучали деловой язык. Углубленное исследование всех этих форм его - одна из важнейших задач нашей истории русского языка. ДРС должен подготовить надежный материал - богатый и научно дифференцированный - по лексике делового языка, ярко отразившего все основные социальные диалекты феодальной эпохи. Здесь мы находим и специальную лексику, профессиональную терминологию и - в несколько меньшем объеме - бытовую лексику различных диалектов. Наши интересы и требования к изучению делового - приказного - канцелярского языка иные, чем прежде, и потому мы находим в нем гораздо больше, чем прежде, драгоценных данных для истории русских социальных диалектов.
В нашем словаре будет представлено с большой тщательностью все, что удалось найти в рукописных собраниях и изданных источниках для характеристики языка посадских, и языка крестьян, и языка появляющейся в XVII - XVIII вв. городской бедноты.
С той же целью, кроме рукописных и печатных источников, мы будем широко привлекать данные диалектологии XIX в. по крестьянским и мещанским говорам. Из диалектологических материалов будем брать прежде всего то, что имеет соотстветствие в древнерусских письменных источниках, но также и некоторый дополнительный материал, какой по данным истории хозяйства и общества может быть уверенно отнесен к более ранним эпохам.
Как ни кажется инородным, "несовместимым" этот материал, необходимость включения диалектологических дополнений для нас совершенно очевидна и неоспорима. Давно уже история русских форм и звуков строится на данных диалектологии в такой же мере, как на данных письменности. Меньше всгео это расширение базы истории языка коснулось лексикографии. Но несомненно, что без диалектологических материалов нельзя дать правильного и сколько-нибудь полного представления и об истории слов в разных классах общества, нельзя дать исторической перспективы и динамического изображения развития значений полисемантических слов, нельзя верно объяснить это развитие.
Без диалектологических параллелей ДРС имел бы тот же основной дефект, что и дореволюционные исторические словари, - он отражал бы только незначительную, хотя и важную, часть лексического состава древнерусского языка, только словоупотребление боярства, дворянства и духовенства.
Вторая особенность нашего словаря, прямое следствие первой, - дифференцировка языкового материала по социально-стилистическим признакам посредством особых помет. Не забывая ни на минуту о борьбе языков, борьбе за язык в ту эпоху, мы будем искать в истории памятников и в самой семантике слов, в их стилистическом использовании - отражения этой языковой борьбы и приурочения определенных значений и употреблений слова к классовой среде. С этой точки зрения мы проясним и откроем такие смысловые различия слов, какие оставались неуловимыми или казались несущественными для сторонников теории монолитности русского языка в средневековом периоде. Это чрезвычайно трудная задача, и только объединенными усилиями - вместе с литературоведами и историками - мы надеемся приблизиться к ее решению.
4
Третья новая задача - расширить и пополнить узко-филологическую обработку материала (какая только и предполагалась при начале работы над ДРС) экскурсами реально-энциклопедического характера, привлечением данных истории материальной культуры, хозяйства, общественного строя и истории мировоззрений русского средневековья.
И это тоже очень ответственное и трудное дело. Оно также не может быть осуществлено одними филологами-лингвистами. Эта задач
Не говоря об отсутствии у нас удовлетворительных справочников по "русским древностям" и об огромном интересе такой работы, мы сознаем методологическую необходимость нераздельного изучения языка и реалий, языка и идеологий. Только такой комплексный словарь, составленный силами лингвистов, литературоведов, историков и искусствоведов, по достоинству может называться историческим словарем древнерусского языка.
В связи с этим расширением задач ДРС стоит и необходимость включения иллюстраций [...].
Последнее осложнение и обогащение нашей работы заключается в производимых одновременно с составлением ДРС историко-семантических исследованиях, которые имеют целью определить закономерности семантических изменений словаря главным образом посредством привлечения исторических паралеллей из других неродственных и родственных языков.
То обстоятельноство, что ДРС составляется в ИЯМ, центре лингвистической мысли СССР, где так широко представлены крупными научными силами разнообразнейшие языки мира, - обязывает воспользоваться помощью этих специалистов для широкого освещения данных древнерусского языка семантическими параллелями из других языков. Нередко отдельные этапы семантической истории слова, затемненные или утраченные в русском языке, полно представлены в языках других народностей. С другой стороны, исторические связи и взаимодействия языков, в частности русского с болгарским, польским, чешским, украинским, белорусским, балтийскими, финно-угорскими, монгольскими, турецкими, иранскими и палеоазиатскими, должны быть выяснены с помощью работающих в ИЯМ специалистов по этия языкам.
Задачи, намеченные нами для ДРС, очень трудны. Борьба за решение их повысит качество работы, и мы достигнем своей цели, если найдем поддержку в широких научных кругах.
Едва ли можно сомневаться, что мы получим эту поддержку.
Большой коллектив специалистов по языку и культуре позднего феодализма в России может создать исторический Древнерусский словарь высокого научного качества и широкой доступности, труд актуальный и достойный своей страны и эпохи.
Несколько положений об иллюстрациях Древнерусского словаря
1. Почему ДРС должен иметь иллюстрации?
Раз мы решили делать не формально-исторический, не узко-филологический словарь, а реальный и исторический в новом нашем понимании этого принципа, то с логической необходимостью мы должны внести в него иллюстрации. Наша задача - не только приблизительно наметить значение слов, а показать во всех тех случаях, когда это возможно, какие вещи, какие конкретные представления и образы соответствовали словам, составляли содержание опыта и сознания разных классов русского феодального общества XV - XVIII вв. Увязка языкознания с археологией, этнографией, историей мысли [...] требует параллельного использования данных письменности и диалектологии с данными материальной культуры и искусства, т. е. требует разыскания иллюстраций к словарным статьям. Даже специалисту нелегко бывает освободиться от подстановки современных представлений и идей в контекст отдаленной эпохи, когда он ее изучает; тем более рядовому читателю словаря - студенту, педагогу, начинающему ученому - иллюстрации послужат твердой опорой для понимания языка и мышления отдельных классов средневекового общества, средством против невольной модернизации древнерусской лексики при работе над памятниками, а также и при изучении истории слов, истории сознания.
Могут сказать, что эта задача не по силам авторам ДРС. Но в этом деле, как и всегда, когда задачи ДРС требуют выхода за пределы узкой компетенции лингвистов, мы будем широко привлекать к сотрудничеству специалистов по древнерусскому искусству, быту и материальной культуре, сотрудников ИАИ, ГАИМК, Русского и Этнографического музеев в Ленинграде, Исторического музея в Москве.
2. К каким словам нужны иллюстрации?
В любой сфере культуры Московской Руси найдется много таких элементов, которые не имеют никаких аналогий в современности, много исчезнувших из обихода, забытых, а иногда и ученому специалисту мало понятных вещей. Осветить резкие отличия языка и сознания разных эпох можно только путем показа тех реалий и вскрытия на конкретных зрительных образах тех идей и представлений, которые утрачены, отмерли, заменены иными.
Не всегда эти дифференциальные элементы феодальной культуры, какие в первую очередь должны быть показаны, могут быть с полной ясностью и научной достоверностью реконструированы. Однако во всех случаях, когда музеи, рукописи, современный этнографический материал дают средства для этого, мы должны ими воспользоваться.
Но не только дифференциальные элементы культуры должны быть "показаны".
Надо выделить то, что наиболее характерно, отличительно, с нашей точки зрения, в позднем русском феодализме, что поможет читателю понять эту эпоху под углом зрения марксистско-ленинского мировоззрения.
Ограничением при выборе иллюстраций будет сама природа материала. Для некоторых идей и представлений, связанных со словами, зрительный образ вещи является их основным, бесспорным или даже единственным содержанием. Таковы, например, представления из области материальной культуры (об одежде, утвари, орудиях производства). Для других - более абстрактных словесных представлений - символическое изображение может быть таким же важным и опорным, как образ вещи; таковы, например, религиозные представления (троица, бесы и ангелы, град Иерусалим, ад и рай). Для третьих - зрительный образ факультативен, не относится к общему и обязательному у всех содержанию слова-идеи. В имеющихся у нас изобразительных материалах могут быть - по этому третьему ряду представлений - очень условные или даже индивидуальные образы, которым трудно придать обобщительное значение (таковы, например, изображения града, легендарных зверей, палат, пиров и т. д.).
3. Где искать материал для иллюстраций ДРС?
Прежде всего в музеях древности. Затем в иллюстрированных рукописях, где рисунки прямо отнесены к тексту, где часто мы имеем сделанное рукой мастера той эпохи верное живописное выражение словесного значения. Укажу хотя бы на интересный для нас "Царственный летописец" или "Лицевое житие Зосимы и Савватия".
Некоторое количество иллюстраций может быть сделано по древнерусским иконам. Это наиболее идеалистический род древнерусской живописи, и потому он может дать материалы главным образом для воспроизведения образного выражения абстрактных идей того времени. Но несравненно богаче реалистическими элементами миниатюры лицевых рукописей. Именно они дают - помимо близкого к действительности изображения некоторых частностей средневекового быта (скит, город, погребение, игры, баня, охота, война, казни, пытки) - немало зарисовок орудий производства и самих производственных процессов (сев, пахота, жатва, бороньба, заготовка дров, стройка стен, домов, мостов, хлебопечение, кузнечное дело, литье колоколов, пастьба свиней, овец, рогатого скота, мореплавание, рыбная ловля). Неточность и неполнота этих изображений, объясняющаяся и блюдением иконописных традиций и самым состоянием живописной техники, не должна нас останавливать, так как некоторые поправки к этим изображениям дают другие источники: зарисовки иностранцев-путешественников, музейные экспонаты подлинных вещей XV - XVIII вв. и современный крестьянский инвентарь, утварь. Московский Исторический музей, Оружейная палата в Кремле, провинциальные музеи дадут образцы оружия, одежд, инструментов, утвари из обихода бояр, дворян и - в меньшей мере - посадских людей. Этнографические музеи дополнят это предметами материальной культуры крестьянства, которое в XIX в. наименее отошло от форм феодального быта средних веков, а часто унаследовало и сохранило материальную культуру посадских.
Материалов для иллюстрирования словаря имеется, как мы видели, очень много. Но все-таки мы не в состоянии при теперешнем уровне разработки всех этих источников (икон, миниатюр, музейных экспонатов, этнографических материалов) хорошо их использовать. Так как до сих пор разработка всех этих источников велась разобщенно, даже подчас изолированно, то мы очень часто не имеем еще твердой почвы для приуроченья древнерусских слов к определенным вещам в музеях или изображениям в живописи, не знаем иногда реальных вариаций вещи, имеющих одну функцию и одно название (так дело обстоит, по-видимому, например, с названиями: ставец, однорядка, рундук), а с другой стороны, не знаем средневекового названия многих музейных вещей. Не всегда уверенно разбираемся в относительной древности предметов материальной культуры крестьянства прошлого века. Все это ограничивает круг слов, какие могут быть обогащены иллюстративным толкованием не произвольного, а научного свойства. Это особенно ощутимо потому, что именно среди дифференциальных слов и представлений больше всего таких - недостаточно выясненных и увязанных с вещами и изображениями.
Горьким утешением может тут послужить разве только то, что мы не имеем еще достаточно средств и технических возможностей для осуществления всего того количества иллюстраций, какое хотелось бы дать.
4. Какого рода иллюстрации мы можем дать?
Обычно иллюстрировались только энциклопедические словари. Из исторических словарей только словари средневековой латыни да так называемые "реальные словари" германских, индоевропейских, египетских древностей [2] были снабжены иллюстрациями.
Савваитовский словарь русских древностей [3] был так ненаучен и безвкусен в иллюстрациях, что до сих пор отпугивает некоторых от самой идеи иллюстрированного исторического словаря, но работы Кондакова, Айналова, Зеленина дают нам прекрасные образцы, да и в западноевропейской технике исторической иллюстрации мы также находим высокие образцы, вполне нас удовлетворяющие.
В восьми томах ДРС следует дать десятка два многокрасочных иллюстраций - копий миниатюр. Эти иллюстрации будут служить материалом для сотен слов, так как выбраны будут такие памятники изобразительного искусства, где сосредоточено большое число разнородных образов и зарисовок (например, одно из лицевых житий или изображение битвы в рукописях). Далее мы могли бы дать несколько сот черных фототипий (таблиц) для тех предметов и картин, какие вполне удовлетворительно передаются этим способом (например, рисунок-план города, кремля, скита, изображение какого-нибудь производства).
Но самая значительная часть иллюстраций - рисунки в тексте - должна представлять собой схематические графические воспроизведения вещей, действий по изображениям. Мы привлечем художников-графиков, чтобы срисовать с иконы, миниатюры, рисунка иностранца или с фотографии музейного экспоната нужную для словаря деталь или построить разрез, профиль, план какой-нибудь сложной по конструкции вещи из современною быта. Без сотрудничества художников (специалистов по древнерусской живописи) нам не обойтись.
Наконец, в некоторых случаях мы составим и включим в словарь сводные таблицы, где собраны будут изображения различных реалий одного слова (например, повозок, кораблей, шапок, пищалей и под.) или образцы древнерусских графических символов (бортных знаков, крюкового музыкального письма, полуустава и скорописи, криптограмм и вязей, инициальных букв и украшений древнерусских рукописей и первопечатных книг).
Примечания
1. Как много еще надо сделать для истории языковых отношений Европы и Азии, показывает, например, книга: Lokotsch K. Etymologisches Worterbuch der europaischen Worter orientalischen Ursprung. Heidelberg, 1927.
К. Локоч устанавливает восточные источники многих слов разных европейских языков, но в большинстве случаев не знает путей их проникновения и даже не всегда уверен в конечном источнике заимствований. В немецком языке он указывает среди других такие восточные слова: Barchat (mhd.), Arschine, Balalaika, Balkon, Bashlik, Busa, Derwisch, Dolmetsch, Dragoman, Dschiggetai, Feluke, Giaur, Hadschi, Haiduck, Horde, hurra, Imam, Janitschar, Jatagan, Kaftan, Kolpak, Karawane, Karawanserai, Kasak (Kosack), Kiosk, Kopeke, Kukurutze, Kutscher, Lakai, Limone, Madapolame, Mamluck, Marzipan, Matratze, Miesznik (fauler Kopf), Mull, Muselmann, Naphta, Padischa(h), Pascha, Rahatlukum, Rubel, Saffian, Sarafan, Sarsche, Schach, Satin, Schakal, Schamane, Schasmin, Schube, Sofa, Sorbet, Sultan, Tabor, Taburett, Taft, Talisman, tatuieten, Tarif, Turban, Ulan, Veranda, Watte, Wezir.
Разработка русского словаря средних веков и здесь даст много окончательных разъяснений.
2. Так, например:
а) Reallexikon der germanischen Altertumskunde. Hrsg. von Joh. Hoops. Bd. I-IV. Strassburg, 1911-1919. Здесь даны 152 таблицы и 124 рисунка в тексте.
b) Reallexikon der indogermanischen Altertumskunde. Grundzuge einer Kultur- und Volkergeschichte Altueropas von O. Schrader. 2 Aufl. Bd. I-II. 1917-1929 (113 табл. и 92 рис.)
с) Reallexikon der Vorgeschichte. Hrsg. v. Max. Ebert. Bd. I-XV, 1924-1932 (ок. 1500 табл.).
Далее укажем на итальянский словарно-этнографический атлас и подготовляемый аналогичный немецкий атлас, а также журнал "Worter und Sachen", в котором мы находим хорошую научную традицию "иллюстрированной лингвистики".
3. См.: Савваитов П. Описание старинных русских утварей, одежд, оружия, ратных доспехов и конского прибора, в азбучном порядке расположенное. СПб., 1896.
Список литературы
Б. А. Ларин. ПРОЕКТ ДРЕВНЕРУССКОГО СЛОВАРЯ