Нарвские ворота

14 апреля 1814 года в Санкт-Петербург примчался специальный курьер, который привёз радостное, давно ожидавшееся известие о том, что русские войска вступили в Париж. Тотчас по предложению главнокомандующего в Петербурге С. К. Вязмитинова было созвано собрание Правительствующего Сената для разработки программы "обряда торжественной встречи". Сенаторы собирались несколько раз с 14 по 24 апреля. Было внесено множество верноподданнических предложений, возвеличивавших Александра I, но были и такие, смысл которых сводился к увековечиванию памяти народного подвига, прославившего Россию, (см. 6, с. 105)

На последнем заседании Сената и затем 25 апреля на черезвычайном собрании "высших сословий" было решено предложить "академическим и прочим искуснейшим в Европе художникам" и всем, кто пожелает, "сочинить проект памятника, который бы передал дальнейшему потомству столь важную и единственную для России эпоху". Предлагалось объявить общеевропейский конкурс на проекты храма, триумфальных ворот и медали. В Петербурге немедленно начались спешные приготовления и сборы пожертвований, которые должны были с января 1815 года вестись повсеместно в течении четырёх лет. (см. 6, с. 106)

13 мая 1814 года Вязмитинов разослал постановление о торжественной встрече по всем губерниям. Был разработан подробный церемониал встречи и трёхдневных празднеств с пушечной пальбой, колокольным звоном и иллюминацией. Прибытие войск ожидалось через Нарву. Поэтому было решено возвести "торжественные врата" вблизи Нарвы и на границе Петербурга. Существующие городские ворота у Калинкина моста и сам мост украсить живописью и скульптурой, (см. 6, с. 108)

Строительство триумфальных арок, ворот, памятных обелисков, колонн -эта традиция зародилась в Древней Греции и особенно большое развитие получила в Древнем Риме, где их воздвигали в честь побед и торжественных шествий императоров и полководцев. Имело место такое строительство и в России. Строили триумфальные арки и в Санкт -Петербурге, и в Москве. Традиция строить триумфальные арки для встречи возвращающихся с победой войск сохранилась и до наших дней. (см. 3, с. 14)

Поступили немалые пожертвования. Сооружение ворот было в полном разгаре, когда 7 июля 1814 года Александр I, опасаясь народных манифестаций, прислал генералу Вязмитинову рескрипт, запрещающий устройства всяких торжественных встреч и приёмов. Сенат вынужден был разослать повсюду новое постановление - об отмене начатых приготовлений, приложив копию царского распоряжения. Но триумфальные ворота у Нарвы и у въезда в Петербург были почти готовы, и их декорировку довели до конца, (см. 6, с. 106)

Возведение триумфальных ворот у Нарвы было поручено архитектору В.. П. Стасову. Когда они были готовы, выяснилось, что силы и средства, потраченные на строительство, оказались напрасными. Стало известно: из Франции российская гвардия прибудет в Ораниенбаум и отсюда по Нарвской дороге, а затем по Петергофской першпективе пройдёт в столицу, (см. 3, с. 15)

Составление проекта поручили одному из самых знаменитых в то время зодчих Джакомо Антонио Кваренги, который за 37 лет безупречного служения России создал непревзойдённые архитектурные здания в стиле классицизма. Большинство из которых сохранилось до настоящего времени. Это здания Академии наук на Университетской набережной, здание Эрмитажного театра. Красногвардейского манежа, Смольного института и др. (см. 2, с. 169)

"Также для создания этих временных триумфальных ворот привлекли В. П. Стасова, который 27 апреля 1814 года представил генералу Вязмитинову проект триумфальных трёхпролётных ворот. Стасов писал: “...имею честь представить... сделанный мною прожект для триумфальных ворот, к составлению которых я принял следующие предложения: чтоб широта оных была таковая, сквозь которую могли бы проходить войски парадными взводами не сжимаясь; чтоб вид их был со всех сторон одинаковый, представляющий четыре въезда, кои бы именовались “вход в Лейпциг”, “вход во Францию или за Рейн”, “вход в Париж” и “вход триумфальный в С.-Петербург или Россию”; боковые входы, коих будет восемь, означут разные занятия городов... во время знаменитых походов, предпринятых для освобождения России и Европы; означенные на прожекте барилиевы представляют: один повелителя на колеснице, предводимого Премудростию в виде Минервы, другой - аллегорическое путешествие Божества изобилия в виде Цереры и её спутника по собиранию плодов мира, коих встречает посланное с небес божество с факелом Просвещения. На прочих сторонах будут изображены: его триумфальный въезд в С.-Петербург или в Россию; он утверждает законы и правление Франции; он коронует из фамилии Бурбонов на престол; дарующий мир в Европе; разные произшествия достопамятных походов 1812, 1813 и 1814 годов; фриз здания украшается приобретёнными трофеями; триумфальная колесница, на коей возвращается благословенный дарователь Европе мира и свободы в Отечество, поставлен поверх здания, в память потомству, над охранением воинов пеших и конных”. Хотя Стасов запроектировал эффектное сооружение и заслужил к этому времени определённое призвание, он уступал по известности и мастерству Кваренги. Именно поэтому был принят легче исполнимый в короткие сроки проект арки, предложенный Кваренги, (см. 7, с. 72)

Кваренги впервые проектировал триумфальные ворота. В его творчестве это была новая тема, но он блестяще справился с ней, вложив в проект всю душу, всё своё несравненное мастерство. Зодчий создал два варианта проекта ворот. По одному - они решались в виде трёхпролётной пропилеи с дорическими колоннами, окаймлёнными мощными пилонами. Пропилеи предназначались для установки перед Калинкиным мостом на берегу Фонтанки. Другой проект представлял собой свободную импровизацию мотива древнеримской однопролётной арки. Составной частью оформления являлись гостевые трибуны. Именно из-за них для местоположения арки избрали место примерно в ста восьмидесяти метрах от речки Таракановой (впоследствии Екатерингофки). В обоих проектах Кваренги намечал богатое скульптурное убранство. Органической частью триумфальных ворот мыслились надписи, помещённые на аттике и пилонах. Работая над проектами триумфальных ворот, Кваренги видел их в хорошо знакомом ему архитектурном пейзаже, в окружении типичных сцен городской жизни. В первом варианте проекта архитектор изобразил Фонтанку, здание пожарной части с каланчой, перспективу улицы. В чертежах второго, осуществлённого варианта Кваренги показал не только фасад, но и трибуны, заполненные встречающими. (см. 6, с. 108)

Проекты и офорты Кваренги, рисунки других художников позволяют полностью представить облик построенных Нарвских ворот в конце июля 1814 года, декорированных гипсовыми скульптурами, выполненными по эскизам талантливого ваятеля и графика И. И. Теребенева, известного своими карикатурами на Наполеона. Это была архитектурная ода в честь защитников отечества, которая перекликалась с торжественными и звучными строфами стихотворения Державина “На возвращение гвардии”, (см. 2, с. 1 70)

Стройная и строгая однопролётная арка четко прорисовывалась на фоне неба. Она была построена из дерева и алебастра за недостатком времени - всего за один месяц. Двенадцать колонн придавали фасадам ворот пластическую выразительность, которая усиливалась скульптурным убранством. Между колоннами на главных и боковых фасадах стояло шесть статуй античных воинов с перунами (молниями) и венками в руках; над всеми колоннами на фоне аттика высились фигуры гениев Победы, аттик декорировался шестью барельефами, изображающими батальные сцены. Полная экспрессии скульптурная композиция завершила арку: колесница, запряжённая шестёркой лошадей и управляемая крылатой, стоящей во весь рост, богиней Славы, венчавшей победителей лавровым венком. В тимпанах над аркой помещались барельефные фигуры летящих слав. Весь скульптурный декор триумфальной арки был исполнен скульптором Иваном Ивановичем Теребенёвым. (см. 1, с. 5)

Недалеко от арки по обеим её сторонам, были выстроены деревянные трибуны для зрителей, амфитеатры для музыкантов, певцов и военных оркестров. Особые галереи предназначались для императорской фамилии, вельмож и именитого купечества, (см. 3, с. 15)

На пилонах ворот были перечислены гвардейские полки, показавшие высшую воинскую доблесть, а на средней части аттика сверкала большая посвятительная надпись на русском и латинском языках, исполненная глубокого патриотического звучания: “Победоносной Российской Императорской гвардии жители Столичного города святого Петра, от имени признательного отечества (в день 30 июля 1814 года)”. В этот самый день воины первой пехотной дивизии и в её составе лейб-гвардии Преображенский, Семёновский и Егерский полки прошли церемониальным маршем под сводом воздвигнутой в их честь арки. (см. 8, с. 20)

В июне 1814 года домой, на Родину, через Нормандию направилась первая гвардейская дивизия. В Шербурге погрузились на корабли. Дорога оказалась дальней, плыли пять недель. Прибывшие войска разместились сначала в Петергофе и Ориенбауме. Столичная газета “Северная почта” сообщала 17 июня: “В прошедшую пятницу, 12 числа, были мы... свидетелями зрелища самого восхитительного для сердца всякого русского. Санкт -Петербургское ополчение, возвратясь из похода, вступило торжественным образом в столицу... Вступлению сих воинов благоприятствовала прекраснейшая погода. Стечение народа ещё за несколько вёрст от города было чрезвычайное”. По всему шоссе стояли тысячные толпы людей “разного звания”, которые, ликуя, приветствовали победителей. Вечером в честь их возвращения Петербург был иллюминирован, (см. 3, с. 16)

Гвардейские соединения подошли к Екатерингофу и стали лагерем на окраине Петербурга 27 июля, а 30 июля, как об этом сообщала та же газета, “лейб-гвардии полки Преображенский, Семёновский, Измайловский, Егерский, Гвардейский морской экипаж, две роты гвардейской артиллерии, возвратившиеся из славного своего похода, вступили в столицу. Они проходили через Триумфальные ворота, воздвигнутые от города в честь и славу великих подвигов... Ввечеру город был иллюминирован”, (см. 3, с. 16)

В этот торжественный день военные оркестры играли победные марши, в честь героев звучали хвалебные гимны и кантаты в исполнении придворных певцов и музыкантов. Народ приветствовал победителей. Читая названия своих полков и мест сражений, солдаты и офицеры вспоминали боевые пути, пройденные за два года, четыре месяца и двадцать дней, которые прошли с того времени, когда они покинули петербургские казармы. Начальство распорядилось выдать “нижним чинам”, вступившим в этот день в Петербург, по рублю, чарке вина и по фунту мяса на человека, (см. 6; с. 109)

Рисунки, воспоминания современников и программа “Обряда торжественной встречи” позволяют воссоздать картину вступления в Петербург вернувшихся войск. Перед Нарвскими воротами по обеим сторонам помещались четыре просторные трибуны, где находились представители родовитого дворянства и именитого купечества, получившие специальные пригласительные билеты. Особые галереи предназначались для “императорской фамилии и высочайшего двора” и для почетных гостей - “дам и кавалеров”. По обеим сторонам ворот были устроены два амфитеатра для оркестров. Правый амфитеатр заняли придворные музыканты, певцы и певчие, а левый - военные оркестры: духовой и роговой, (см. 6, с. 109)

После первого торжественного входа войск в столицу в 1814 году Нарвские триумфальные ворота трижды были местом встречи возвращающихся победителей. 6 сентября под сводом триумфальной арки промаршировали части второй гвардейской пехотной дивизии, и среди них лейб-гвардии Павловский и Финляндский полки, названия которых навечно занесены на медные листы пилонов ворот. Павловский и Финляндский полки, пройдя из Парижа через Францию и Германию, на судах морем достигли Ориенбаума и Петергофа. Это о павловцах говорил Кутузов, что они “явили новые опыты мужества, твёрдые ряды их служили верным оплотом противу сил неприятеля. Храбрость и быстрота их предшествовала победам”. 18 октября Петербург приветствовал полки конной гвардии, кавалергардов и гвардейскую конную артиллерию. Выступив из Версаля 21 мая, они 14 октября пришли в Красное Село. Через четыре дня они повзводно продефилировали под триумфальной аркой. Современник -свидетель встречи - писал: “...полки вступили в город в таком порядке, как бы никуда из Санкт - Петербурга не выходили”. Наконец, 25 октября прибыл в Петербург лейб-гвардии казачий полк, удалое бесстрашие которого проявилось в атаках при Бородине, Тарутине, Малоярославце, Красном, Кульме, Лейпциге, Фер-Шампенуазе - в семи из восьми битв, занесённых на скрижали триумфальной арки. (см. 6, с. 111)

Торжественность встречи, правда, была омрачена постыдными эпизодами. Во время молебствия по случаю высадки войск, вспоминал будущий декабрист И. Д. Якушкин, полиция нещадно била народ, пытавшийся приблизиться к солдатам. “Это произвело на нас первое неблагоприятное впечатление по возвращении в Отечество”. Ещё более возмутительный случай произошёл, когда в столицу вступала первая гвардейская дивизия. “Царь, обнажив шпагу, гарцевал на рослом рыжем жеребце. Всё сияло, и все сияли. Публика кричала “ура”. Император улыбался. Мы им любовались, - писал тот же автор. - Но в самую эту минуту перед его лошадью перебежал через улицу мужик. Император дал шпоры своей лошади и бросился на бегущего с обнажённой шпагой. Полиция приняла его в палки, мы не верили собственным глазам и отвернулись, стыдясь за... царя”, (см. 3, с. 17)

Величавые ворота полюбились петербуржцам, стали одной из достопримечательностей северной столицы. Триумфальная арка, расположенная у начала Петергофского шоссе, связанного с дорогой на Нарву, получила в повседневном обиходе горожан название Нарвских ворот. Каждый день у Нарвских ворот, служивших въездом в город, можно было наблюдать сценки, подобные запечатленной на литографии К. П. Беггрова. По сторонам ворот уже нет трибун. На их месте - высокие палисады из строганых реек, за которыми разрослись деревья вокруг близлежащих дач. К полосатой будке, опираясь на алебарду, прислонился будочник - страж порядка. Он равнодушно смотрит на идущих по дощатому тротуару крестьян, на телегу, запряжённую тремя лошадьми, на кавалеристов с пиками на плечах, ведущих за поводки оседланных коней. Художники запечатлели немало подробностей: в тени ворот уселись отдыхать путники в широкополых шляпах с котомками за плечами; торговец раскинул свой лоток; из города выезжает почтовая карета, (см. 6, с. 112)

О сооружённом памятнике “Отечественные записки” в 1826 году писали: “По выезде из Екатерингофа на большую дорогу первым предметом является глазам вашим триумфальная арка, воздвигнутая по плану знаменитого Кваренги в 1814 году... Архитектура сих ворот самого благородного, высокого стиля. Равномерны и скульптурные украшения резца Теребенёва...”. (см. 3, с. 15)

В 1824 году, когда исполнилось десять лет со времени встречи гвардии, величественный облик ворот уже не соответствовал их действительному состоянию. Они постепенно приходили в негодное состояние и своим видом уже не отвечали тому назначению, которому призваны были служить. От снега и дождя дерево и алебастр обветшали и представляли угрозу для проезжавших. Однако “здание, которое должно напоминать будущим поколениям “о славе отечества”, должно быть долговечным. Дело дошло до петербургского военного генерал-губернатора Михаила Андреевича Милорадовича. Известный боевой генерал, участник итальянских и швейцарских походов Суворова, а затем отважный руководитель авангардных и арьергардных боёв во время кампании 1812 года, сам командовавший гвардией, не мог остаться равнодушным к разрушению памятника Отечественной войны. В 1824 году, на одном из служебных приёмов, он доложил Александру I о бедственном состоянии существующих Нарвских триумфальных ворот. После этого “всеподданнейшего доклада” император “вспомнил”, что ещё в 1814 году собирали деньги на сооружение постоянных ворот “из благородных и прочных материалов”. По заведённому порядку последовал “высочайший рескрипт”, в котором указывалось:

“Триумфальные ворота на Петергофской дороге, в своё время наскоро из дерева и алебастра построенные, соорудить из мрамора, гранита и меди”. Начало строительства император назначил на весну 1826 года. При этом триумфальную арку предполагалось возвести на месте городских гранитных ворот у Фонтанки, точно повторив проект Кваренги. Нарвским воротам предстояло возродиться в материале, способном существовать века. (см. 4, с. 10)

Для их сооружения в октябре 1825 года был образован комитет под председательством М. А. Милорадовича. Он считал своим долгом принять руководство по сооружению памятника. В состав комитета вошёл также А. Н. Оленин, к которому Милорадович прежде всего обратился с просьбой изложить его мнение. Оленин был одной из примечательных личностей своего времени. Президент Академии художеств, директор Публичной библиотеки, член Академии наук, постоянный участник комиссий по строительству Исаакиевского собора и других крупных строительно-художественных работ, Оленин испытал свои силы и в литературе, и в 01.02.00палеографии, принимал участие в составлении славяно­русского словаря, был автором трудов по археологии и библиографии. Он был знатоком и собирателем древнерусских рукописей и оружия. Батюшков, посвящая Оленину стихотворение, почтил его лестным эпитетом “любителя древности”, Державин в стихах, обращённых к Оленину, назвал его “другом муз”.

Оленин сразу ответил Милорадовичу обширной запиской. Понимая ответственность задуманного дела, он в конце июня 1824 года вместе с Милорадовичем поехал на тогдашнюю границу города и осмотрел гранитные ворота на берегу Обводного канала и триумфальные на Петергофской дороге. Получив планы триумфальных ворот, Оленин вторично отправился на место “для надлежащей проверки”. Свои впечатления об этих поездках Оленин выразил в восторженной форме, необычной для делового документа. Он пришёл к убеждению, что вполне возможно “устроить триумфальные ворота точно по проекту знаменитого зодчего покойного Кваренгия; где из гранита зделан градской въезд”. Оленин знал Кваренги и справедливо утверждал, что таковой “счастливой мысли он бы конечно от всего сердца порадовался, если бы был в живых! Теперь за него радоваться будут почитатели истинного таланта!” (см. к. № 6, стр. 114)

Излагая свои первые соображения, Оленин подчёркивает исключительное значение триумфального сооружения в честь Отечественной войны 1812 года. “Нет сомнения, - писал Оленин, - что здание, которое должно напоминать будущим поколениям... верность и решимость народа... в деле правом должно быть величаво”. Он считал, что старые триумфальные ворота нужно превратить в большую модель и снять с неё шаблоны, чтобы “верно передать пропорции и характер, приданные памятнику Кваренги”. Оленин считал нужным найти “надёжного художника”, способного не только исполнить чертёж постройки, но и возвести равноценное сооружение. Иначе, как остроумно замечает Оленин, “хотя всё то построить можно, что будет показано в чертежах, но на самом деле построенного по чертежам никто уже не узнает”. Высоко оценивая дарование Кваренги и его создание Оленин вместе с тем предложил ввести определённые изменения. Он писал, что ширина проезда триумфальных ворот, определённая местом их установки на дороге, недостаточна. Поэтому без ущерба для целостности все композиции можно расширить проезд, соразмерно увеличив все

части. Второе предложение Оленина касалось изменений отдельных элементов скульптурного оформления ворот - “перемен по ваятельной части”. (см. 9, с. 100)

На первых порах в распоряжении строителей была незначительная сумма. Она состояла из восьмидесяти тысяч рублей, оставшихся от денег, собранных для построения деревянных триумфальных ворот, и двенадцати тысяч - от новых пожертвований от дворянства и купечества. Но неожиданно явилась крупная материальная поддержка. В конце 1824 года скончался бывший начальник Гвардейского корпуса Фёдор Петрович Уваров, который завещал четыреста тысяч рублей на постройку триумфальных ворот. Уваров был одним, из ближайших сподвижников М. И. Кутузова. В Аустерлицком сражении он несколько раз водил в атаку свои полки, затем отличился в деле под Колоцким монастырём, в боях при Крымском, под Вязьмой и Красным. Но слава его добыта на Бородинском поле. Под его командованием первый кавалерийский корпус и казачий отряд Платова прорвались в тыл неприятельского фланга, вызвали замешательство и панику и дали два драгоценных часа для перегруппировки русских войск. После Бородина генерал-лейтенант Уваров стал начальником всей кавалерии и до взятия Парижа находился в действующей армии, а затем занимал высшие воинские посты. Щедрое денежное пожертвование Уварова при всей верноподданнической словесной оболочке завещания было своеобразным вызовом императору Александру I и его ближайшему окружению, недопустимо медлившим и скупившимся, хотя речь шла о патриотическом памятнике исторического значения. (см. 5, с. 30)

Весь сентябрь 1825 года ушёл на окончательную подготовку исходных документов, и 7 октября комитет по строительству ворот рассмотрел чертежи и смету постройки Нарвских триумфальных ворот в камне, выполненные архитектором Д. И. Квадри. В заключение комитета было записано: “Предусмотренное расширение проезда нимало не изменяет вида ворот, воздвигнутых по плану Гваренги, ибо все части их будут соразмерно увеличены в соответственность проезду”. Знаменательно, что в протоколе комитета отмечено - проект каменных триумфальных ворот составлен под руководством президента Академии художеств Оленина. (см. 6, с. 120)

Для возведения ворот оставалось получить необходимое в то время “высочайшее утверждение” от царя, но оно так и не последовало, так как в ноябре 1825 года “кочующий деспот” Александр I умер, и вскоре, 14 декабря, на Сенатской площади прогремели залпы восстания декабристов. Именно в этот день, на площади, умер смертельно раненный Каховским М. А. Милорадович. Против самодержавия и крепостничества выступили и старейшие русские гвардейские полки. Новому императору, жестоко расправившемуся с восставшими, никто не решался напомнить о проекте триумфальных ворот в честь "опального" Гвардейского корпуса. Об этом, казалось, вовсе забыли. Деревянные ворота продолжали ветшать. (см. 8, с. 250)

25 декабря 1826 года, в день празднования изгнания наполеоновских войск из России, в Зимнем дворце открыли военную галерею, посвящённую полководцам Отечественной войны. Наступивший 1827 год был юбилейным - исполнилось пятнадцать лет со дня Бородинской битвы. В Москве по проекту О. И. Бове на дороге, ведущей в Петербург, воздвигали триумфальные ворота, декорированные бронзовой скульптурой М. П. Витали и И. Т. Тимофеева. 16 января князь Волконский, начальник Главного штаба, одновременно министр императорского двора, поручил подготовить материалы, чтобы на следующий день доложить императору о Нарвских триумфальных воротах.

Делу о триумфальных воротах в честь Гвардейского корпуса, пылившемуся на архивных полках, был вновь дан ход. На первых страницах документов 1827 года, освещавших подготовку строительства ворот, мы находим имя В. П. Стасова - как архитектурного руководителя. 4 июля он выполнил чертёж местности вблизи речки Таракановки, наметив на плане расположение ворот в двадцати метрах от моста. Кроме того, были сделаны “шаблоны с карнизов, капителей, баз и прочего для сохранения во всей неприкосновенности отличной профилировки или очертания” триумфальных ворот Джакомо Кваренги. 4 августа Стасов уведомил председателя комитета по строительству ворот, что на "высочайше указанном месте" всё подготовлено для начала ворот, которые, по мнению архитектора, следовало лучше всего вести "вольным работникам", имеющим свои инструменты. На следующий день начали рыть котлован будущего фундамента. Через несколько дней Стасов составляет надписи на закладном камне

и требует, чтобы ему срочно прислали материалы для украшения места торжественной закладки. (см. 9, с. 103)

Наконец, 14 августа 1827 года обнародовали указ, в котором говорилось, что Александр I "в последнее время жизни имел намерение согласно с постановлением Санкт Петербургского дворянства, состоявшегося в 1814 году, соорудить в честь Гвардейского корпуса каменные триумфальные ворота, сохранив при том сколь можно вид таковых временных ворот по плану архитектора Гваренги выстроенных". В указе сообщалось также, что "драгоценный для всей России" памятник основывается 17 августа - в день Кульмской победы, и с этого дня утверждается особый "Комитет о сооружении триумфальных ворот в честь Гвардейского корпуса" под председательством великого князя Михаила Павловича.

15 августа Стасов получил официальное извещение о своём назначении членом комитета, спустя три дня присутствовал на его первом заседании (заседания должны были проходить еженедельно по средам в Михайловском дворце). В необычайно короткие сроки Стасов исполнил предварительные сметы и чертежи. На одном из чертежей делалось сопоставление деревянных ворот Кваренги и новых - каменных, пролёт арки которых увеличивался с 6,5 до 8,5 метра. Среди проектных листов были главный и боковой фасады, планы этажей и разрезы. Одновременно архитектор дал раскрашенные чертежи, показывающие, какой будет расцветка мраморной "одежды" ворот. О широте замысла Стасова свидетельствовал план "местоположения от Нарвской заставы до речки Таракановки", предусматривающий создание новых площадей и улиц, формирующих вокруг ворот законченный архитектурный ансамбль. Но главные усилия в августе были сосредоточены на забивке свай и укладке плит фундамента к торжественной церемонии закладки памятника. Делалось всё это весьма основательно: в вырытый котлован забили 1076 свай, каждая длиной 8 метров и толщиной в 5,5 вершка (45 -50 сантиметров). На сваи уложили гранитные плиты, затем забутили фундамент из тосненской плиты на извести с утрамбовкой расщебёнкой. Все эти работы выполнялись нижними чинами гвардейского корпуса . Однако, закладка состоялась не 17 августа - в день Кульмской битвы, а 26 августа - в день пятой годовщины Бородинского сражения. Перенос дня нельзя объяснить промедлением в работе. Всё готовилось к 17 августа. Но сыграло свою роль понятное недовольство армии, для которой юбилей Бородинской битвы имел гораздо большее патриотическое значение, чем сражение при Кульме, которое формально возглавлял Александр I. (см. 2, с. 20)

О церемонии закладки известно из рукописи Стасова “Записка о совершившейся закладке первых камней под Триумфальные ворота в честь императорской гвардии”. Торопливым, но чётким почерком на двух листах синей бумаги Стасов описал всё буквально по часам.

В полдень 26 августа началась закладка специальных камней, приготовленных по рисунку архитектора. Одиннадцать камней были выложены в виде фигурного креста. Последний камень опустил архитектор Стасов. На камнях, положенных членами царской семьи, титулы и имена были вырезаны золотыми литерами, а имя Стасова на опущенном им камне серебряными. Затем Стасов на золотом блюде вынес золотые монеты, которые были разложены на камнях. Последнюю монету положил на свой закладной камень архитектор. Завершением первой части церемонии стало возложение медалей “За 1812” и “За вход в Париж” на один из камней. Вторую часть ритуала отвели установке закладных камней членами комитета, генералами, флигель-адъютантами, командирами гвардейских полков и батальонов. (см. 1, с. 199)

Всё это происходило в присутствии девяти тысяч гвардейцев -ветеранов войны 1812 - 1815 годов, продолжавших свою службу. Это были самые заслуженные гвардейцы, все до единого кавалеры Георгиевского креста, награждённые также серебряными медалями за 1812 год, медалями за взятие Парижа и Кульмскими железными крестами. Когда подоила заключительная часть торжественного церемониала, от каждого из гвардейских полков отделилось по два солдата во главе с унтер-офицером. Строевым шагом они подойти к месту закладки, положили закладные камни и на них боевые медали, сняв их с мундира. Последний камень и медали были положены в память генерала Уварова. Затем все монеты и награды сложили в своеобразный ящик из плит и накрыли его каменной крышкой с надписью. (см. 7, с. 145)

Вот как описывает это торжество Гранвиль, путешествовавший в то время по российским дорогам, в своей книге “Санкт-Петербург. Дневник

путешествия”. “Первый камень в основание этого гигантского сооружения, которое будет соперничать в великолепии и размерах не только с развалинами великого Рима, но также и с некоторыми колоссальными египетскими храмами, был положен с величайшей воинской пышностью... Император прибыл верхом к месту закладки, и все генералы, офицеры и солдаты гвардии, награждённые медалями за взятие Парижа, числом около десяти тысяч, присутствовали на этой церемонии. Этот монумент сооружён в вечное празднование возвращения триумфальной гвардии из Парижа после славной кампании 1812 года...”. (см. 9, с. 105)

Газета “Северная пчела” 1 сентября 1827 года сообщала: “В прошедшую пятницу, 26 августа, в день незабвенного в воинских летописях России сражения Бородинского, происходила здесь, в Санкт-Петербурге, за Нарвской заставой, закладка новых триумфальных ворот в честь гвардейского корпуса. Там собраны были в строю все служащие в гвардейском корпусе генералы, офицеры и нижние чины, имеющие медали за 1812 год и за взятие Парижа, также Куьмские кресты, всего более 9000 человек”.

Хотя после закладки до осенних дождей и холодов осталось мало времени, сделано было много. В сентябре нижние чины Гвардейского корпуса закончили забивку свай. Одним из самых сложных вопросов, вставших перед создателями триумфальной арки, был вопрос выбора материала. Вариантов было несколько. Первый из них предполагал использование сибирских или олонецких мраморов светлых оттенков, оставшихся от старого Исаакиевского собора. Второй включал использование чугуна. Литейный завод Дмитрия Шепелева взялся отлить ворота из чугуна за 532 000 руб., и Николай I подписал смету на использование, но Стасов не сдавался. Тот же Гранвиль пишет, что президент Академии художеств А. Н. Оленин любезно подарил ему “коллекцию из сорока восьми квадратных образцов прекрасно отполированных уральских порфиров, яшмы, агата и гранита”. Это были образцы пород, а также различных мраморов с их богатой гаммой цветов и оттенков, которые В. П.. Стасов предполагал использовать для триумфальной арки. (см. 6, с. 201)

После длительных поисков, 30 октября 1827 года А. Н. Оленин и В. П. Стасов предложили комитету новый вариант сооружения, причём для облицовки его предполагалось использовать медь. В соответствии с этим предусматривалось выполнение бронзовой “одежды” для всех частей триумфальных “гвардейских ворот”, возводившихся из кирпича. Это означало, что стены арки должны быть покрыты бронзовыми “изразцами на закрепках, а все архитектурные детали и украшения, а также колонны” следовало выполнить из кованой листовой бронзы. Кроме того, особенность сооружаемых ворот заключалось ещё и в том, что, как писал Оленин:

“Сооружаемые триумфальные ворота в честь гвардейского корпуса тем только отличаться будут от многих знаменитых древних и новейших сего рода зданий, что они вообще должны быть одеты медными листами, чего никогда ещё не было;

следовательно, они будут первые и единственные в своём роде”. Стасов описывал этот проект так: “Увековечить предполагаемый памятник в честь Гвардейского корпуса употреблением на то известного материала в новом своём виде. Сей способ состоит в бронзовой сплошь одежде всех частей триумфальных ворот из кирпича построенных. В них все архитектурные члены и украшения так же и колонны будут сделаны из кованой листовой бронзы, а стены покрыты бронзовыми же так сказать изразцами на закрепах" (см. 7, см. 127)

Мысль об использовании меди, которую в документах они называли кованой бронзой, для облицовки огромного сооружения была поистине смелой. Это одно из редких озарений, которое не сразу находит понимание, но, утверждаясь, превращается в классический образец. В знаменательный день 30 октября Стасов также подал письменный “Проект на сделание медной одежды на всей поверхности с колоннами и карнизами триумфальных ворот”. Архитектор указывал, что медные листы можно будет делать в точном соответствии с величиной и формой архитектурных частей, и общий вид ворот представит “нераздельную литую массу”. В заключение Стасов утверждал: “Прочность таковой медной одежды можно считать превосходящей всякого крепкого камня, который в здешнем климате подвергается неминуемо по своей натуре впечатлениям более или менее ощутительным и оттого переменяющим вид свой при морозах и оттепелях”. Кроме того, медь “более противостоит сырости, холоду и зною” и от “долгого времени покрывается самородною краскою приятного цвета”. (см. 5, с. 33)

Главным препятствием, остановившим постройку триумфальных ворот почти на три года, было вмешательство Николая I. Он то отклонял смету, то требовал заменить мрамор на тосненскую плиту, то предлагал

использовать чугун. Стало неясно, из какого строить материала и даже в каком виде. А между тем старые деревянные ворота пришли в полную ветхость, и на рапорте об их угрожающем состоянии появилась краткая резолюция: “Сломать!”. Так в 1829 году Петербург лишился старого монумента, а новый ещё не был построен.

Стасову и Оленину пришлось приложить немало усилий, чтобы сдвинуть дело с мёртвой точки и убедить комитет в том, что ворота, “сооружённые из меди... были бы единственными в своём роде в целой Европе”. В заключение спора о том, в каком материале строить ворота, 22 апреля 1830 года Николай I распорядился возводить ворота из гранита. Проект Стасова был снова отклонён. (см. 1, с. 200)

Только 10 мая 1830 года предложение В. П. Стасова и А. Н. Оленина было принято, и Александровский чугунолитейный завод согласился на отливку медной облицовки ворот. 31 мая было получено желанное разрешение:

^Триумфальные ворота согласно последнему предложению Комитета соорудить из кирпича с медною одеждою”.

Дальнейшая судьба триумфальных ворот прояснилась. Постройку следовало осуществить в три года, начиная с 1830-го, причём одновременно надо было возводить кирпичное “тело” ворот, изготавливать медную одежду, декоративные детали и скульптуры. Три года прошло со дня торжественной закладки ворот, три года шла борьба с всевластием царя. И всё-таки триумфальный монумент в честь российской гвардии был уже в проекте уникальным памятником не только по художественным качествам, но и по самому материалу. (см. 2, с. 20)

В мае 1830 года строительство возобновилось. Стасов был спокоен за состояние фундамента. Ещё осенью минувшего года по его предложению сняли защитный слой песка и осмотрели основание. За два года швы кладки не разойтись. Работа каменщиков была безупречной. Фундамент окреп без нагрузки, дополнительных укреплений не потребовалось. Теперь на строительную площадку выходили ежедневно до пятидесяти каменщиков. Они положили над фундаментом слой путиловских плит. Мастера-каменотёсы обработали цокольные плиты.

В первой половине XIX века всё строительство обычно прекращалось с наступлением первых морозов. Но в 1831 году даже в январе на месте будущего памятника не прекращался стук молотков и бучард. Гранитчики продолжали тесать плиты для цоколя, а в апреле начали их устанавливать. Главным по сооружению и установке цоколя был подрядчик Чернягин. С каждым днём увеличивалось число работающих, несмотря на эпидемию холеры. В мае их было 582, а в июне более 900 человек. В августе на строительной площадке трудилось свыше 2600 рабочих. (см. 4, с. 14)

Ворота росли буквально с каждым часом. Едва закончили цоколь, как каменщики начали возводить массивы кирпичных стен пилонов. Кирпичную кладку стен вёл Абрам Колотушкин. За первую неделю июля стены правого пилона были подняты на высоту почти шести метров, а левого - на два метра. Для колонн арок и сводов требовалось более ста тысяч штук фигурного (лекального) кирпича, который вытёсывался из обычного кирпича по деревянным формам.

Осенью 1831 года кирпичная громада триумфальных ворот поднялась во весь свой рост. Возвести в такой короткий срок почти полностью столь крупное строение, на которое ушло свыше пятисот тысяч кирпичей, можно было, только имея опытнейших каменщиков, обученных на стройках Петербурга.

В октябре атого года М. Е. Кларк - директор петербургского Александровского чугунолитейного завода (ныне объединение “Пролетарский завод”) -сообщил, что уже может начать крепить медную облицовку.

Знаток чугунолитейного производства Матвей Егорович Кларк прибыл в Россию из Шотландии вместе с известным инженером Чарльзом Гаскойном в 1785 году и работал на Петрозаводском заводе до 1801 года. Он прошёл путь от “точильного и слесарного мастера” до директора Александровского завода. Завод этот был основан при его участии в 1801 году на четвёртой версте Петергофского шоссе. Через десять лет деревянный корпус завода заменили каменным, что позволило улучшить и расширить производство. На этом месте завод просуществовал до наводнения 1824 года, когда был переведён на седьмую версту Шлиссельбургского шоссе (теперь проспект Обуховской Обороны). Там в 1825 -1827 годах построили первоклассный для своего времени комплекс мастерских, позволяющих вести самые сложные работы на высоком техническом уровне. (см. 9, с. 106)

Заготовка медной “одежды” началась ещё в августе 1830 года, когда Александровский завод стал участником, небывалого до того времени дела - облицовки металлом громадного монумента. Мастера по подробному заданию Стасова должны были одеть медью фасады от гранитного цоколя до кровли, стены и свод со стороны проезда и двенадцать колонн. Стасов специально оговорил., что “для всей одежды ворот общую меру он начертает на гранитной настилке ворот на самой натуре”. По абрисам, сделанным на граните рукой Стасова, и по его рисункам заготовили лекала и собрали из дощатых щитов модель части ворот в натуральную величину. По этой гигантской модели, стоявшей на особом заводском плацу, размеряли длину и ширину листов и деталей, разработали способ крепления. (см.. 8, с. 265)

На обсуждениях, которые проходили на заводах с участием Стасова, окончательно решили делать облицовку из листов красной меди толщиной четыре-пять миллиметров. Аисты, расположенные над цоколем в три ряда, получили название первого разряда. Выше шло пятнадцать листов второго разряда и от карниза до кровли - пять рядов третьего разряда. Разница разрядов заключалась в толщине: чем выше ряд, тем тоньше лист. Стасов считал, что величина и форма медных листов должны быть такими, какие “потребуют архитектурные части”. Для облицовки разрешили взять красную медь; медные слитки, так называемые “штыки” лучшего качества, из запасов Монетного двора, предназначенные для чеканки монет. (см. 6, с. 125)

Зимой и весной 1831 года из Петропавловской крепости на завод перевезли почти двадцать две тысячи слитков “денежной меди” общим весом пять с половиной тысяч пудов (около 9 тонн). Из неё начали изготовление листов. С несравненным искусством заводские чеканщики выбили из них архитектурно-декоративные детали ворот - карнизы, фриз, малые и большие листочки для архитрава и карниза, сложнейшие части капителей - волюты, акантовые листья, цветки, розетки для свода. Стасов требовал ювелирной отделки каждой детали, сурово бракуя плохо исполненные.

Большое внимание Стасов уделял выполнению моделей декоративных деталей. Архитектор и лепщики трудились буквально рука об руку. Только после одобрения Стасовым с глиняной модели снимались формы для отливки в гипсе. Каждая модель отливалась в натуральную величину в двух экземплярах. По одной гипсовой модели велась выколотка, а другая хранилась как эталон для проверки готовых декоративных деталей.

19 декабря 1831 года образцы медной “одежды” триумфальных ворот были доставлены для осмотра в Зимний дворец. Оленин воспользовался этим, чтобы вновь напомнить членам комитета о значении сооружения и его своеобразии.

Для ведения облицовочных работ зимой Александровский литейный завод воздвиг над воротами огромный, закрывающий их со всех сторон деревянный шалаш высотой двадцать семь метров. В этом шалаше при свечах трудились мастера, прикрепляя медные листы. Аистами, толщиной в одиннадцать сантиметров покрывали пилоны сверху вниз, затем ставили статуи воинов и производили покрытие лаком, начиная с колесницы и до гранитного цоколя.

Для окончательной подгонки листов были устроена кузница и мастерская, где стояли небольшой горн и печки. Их близость к деревянному шалашу вызвала опасения у Оленина и Стасова. Они предупреждали Кларка об опасности “небрежного обхождения с огнём”. Но Кларк спешил, надлежащие меры не были приняты, и 2 января 1832 года в пять часов утра вспыхнул пожар. (см. 5, с. 35)

Огонь уничтожил все постройки, спалил шалаш и стоявшие в нём леса. Из-за сильного жара и холодной воды, которой заливали огонь, потрескался гранит цоколя.

О пожаре говорил весь Петербург. Профессор Академии художеств А. И. Иванов писал своему сыну художнику Александру Иванову, находившемуся в то время в Риме, что вся работа остановилась и идёт следствие, “кто был оному причиною”. Следствие установило, что пожар начался под полом возле топившейся печки. Виновным в случившимся признали завод, который должен был заплатить двадцать тысяч рублей - стоимость замены гранитной облицовки и исправлений. Но, как писал Оленин, “нет худа без добра... пожар высушил кирпичную кладку гораздо скорее нежели ожидать можно было”. Вновь качество материала и мастерство каменщиков выдержали проверку. На этот раз огнём. (см. 6, с. 126

)

Пожар намного отдалил срок окончания работ. Пришлось к потрескавшемуся цоколю прикреплять на железных связях новые гранитные плиты и позднее начать возведение верхней аттиковой части арки. Здесь работа

требовала особого мастерства, - центральная часть аттика служила основанием колоссальной скульптурной группы. Для того чтобы достигнуть нужной прочности, помещение верхней части аттика перекрыли десятью монолитными чугунными формами, заделанными концами в кирпичную кладку. На эти формы и две поперечные стенки положили чугунную плиту. К этой плите болтами прикрепили каркас колесницы. (см. 8, с. 127)

Весной возобновилась установка медной “одежды” по методу, подробно разработанному Стасовым. 9 июня на кирпичной колонне закрепили первый медный цилиндр, а через восемнадцать дней все двенадцать колонн были одеты медным панцирем. В июле стали крепить медную облицовку верхней части ворот. В это время на строительстве трудилось более тысячи ста человек. Но всё же Кларк не сумел закончить облицовку в 1832 году, хотя работы продолжались до поздней осени. Вскоре наступили морозы. Вести пайку швов на холоде стало невозможно, и пришлось перенести окончание работ на следующий год.

28 декабря 1832 года Стасов писал в Комитет: “Для выбытия из меди капителей и прочих резных украшений, к одежде сих ворот принадлежащих, сделаны из гипса модели в натуральную величину и вдвойне, выбранными мною лепщиками под особым моим указанием, здесь в С.-Петербурге: потому как объяснил в своё время присутствию Комитета, что нужно было осматривать и поправлять выполняемые по даваемым рисункам на глине не только в общности всего часть, но наперёд каждый лист её составляющий, чего, если бы оные производились на самом заводе, дбелать было невозможно по отдалённости его на 7 вёрст и отчего начатые там (украшения) не доходили до должной правильности и точности против данных рисунков в натуральную величину. Ныне же лепщики просят о заплате за свои работы с временем, на то требовавшимся, употреблённым материалом, перевозом сделанных вещей на заводе и с сборкою некоторых там на указанных местах”. (см. 4, с. 67)

В 1833 году чеканщики и слесари под руководством мастера Пранга, выполняя требования Стасова и по несколько раз снимая смонтированные листы целых рядов для “переправки”, с исключительной тщательностью снова “одевали” ворота. В августе счёт пошёл уже на дни и даже назначалась примерная дата открытия ворот. Но из-за непрерывных дождей бронзировка и окраска задержались до 19 августа. Сначала произвели окраску медных листов кислотою, затем “прозрачным масляным лаком, не закрывающим настоящего цвета меди”, бронзировали надписи на “полуденном и полночном” фасадах. В этот день начали разбирать леса и одновременно исправлять по всей высоте неровности цвета.

26 сентября Стасов доложил комитету о “совершенном окончании ворот” и предложил освидетельствовать произведённые работы “общим присутствием”. Замысел Стасова, поддержанный Олениным, получил воплощение -громадное строение было полностью облицовано медными листами и украшено выбитыми из меди декоративными деталями и скульптурой. Сначала предполагали заказать скульптуры в Италии и выполнить их из мрамора. Но против этого выступил А. Н. Оленин. Он писал: “В хороших скульптурах здесь недостатка нет... следовательно: будет ли прилично и выгодно заказывать в Италии то, что здесь исполнить можно и лучше и дешевле”. Даже в официальном письме об этом осмотре есть скрытые отголоски искреннего удивления высоким качеством исполнения работы. На заводе также отлили бронзовые буквы изменённых посвятительных надписей. За проявленное при этом искусство заводских умельцев Одинцова, Рогожина, Катеринина наградили серебряными медалями. Золотой медалью за изготовление ряда медных деталей к Нарвским воротам награждён мастер Б. Пранг. (см. 9, с. 289)

Оленин, как автор текстов на воротах Кваренги, предложил четыре варианта главной надписи. В ней уже не упоминалось “о жителях столичного города святого Петра”, и она звучала так: “Победоносной Российской императорской гвардии. Признательное отечество в 17 д. Августа 1834”. Прежняя дата открытия ворот 30 июля 1814 года (день встречи гвардейцев) была заменена другой, отмечающей двадцатилетний юбилей Кульмского сражения. Кульм - небольшой город в Чехии, недалеко от которого произошло одно из самых жестоких сражений войны 1812-1814 годов.

При переводе русских надписей на латынь консультировались с известным филологом академиком Графе. Особенно беспокоило то, что в латинском тексте слово “гвардия” перевели как “преторианцы”. Оленин писал, что это было бы не очень удобным “по некоторым воспоминаниям о том, что были в позднейшие времена Римской империи когорты преторианские”. Он знал, что Николаю I лучше было не напоминать о восстаниях преторианской гвардии, которая не раз лишила

римских императоров трона и жизни. Слово заменили. Оленин и Стасов стремились сделать надписи краткими и выразительными, связать их с архитектурным обликом триумфальных ворот. Этого они достигали вполне. Литые золочёные буквы на фоне тёмной меди выглядели торжественно и строго, подчёркивая историческое значение воздвигнутой арки. (см. 8, с. 209)

Архитектура Нарвских триумфальных ворот органически слита со скульптурой. Запряжённая шестёркой могучих коней гигантская колесница с крылатой девой Славой-Победой венчает всё сооружение. Стройные и строгие гении Победы возвышаются над колоннами со стороны, фасадов, словно охраняя посвятительные надписи, золотом сверкающие на аттике. Барельефы гениев Славы с венками в руках осеняют русских витязей, фигуры которых выступают на фоне пилонов ворот.

Ансамбль скульптуры Нарвских ворот, пронизанный большим патриотическим чувством, создавался с немалым напряжением творческих сил лучших петербургских скульпторов. В основу скульптурного декора ворот было положено оформление, выполненное в 1814 году для временной триумфальной арки по рисункам Кваренги. Однако ещё в записке 1824 года Оленин указал на необходимость определённых “поправок”, обратил внимание на то, что шесть воинов, стоящих по сторонам триумфальных ворот, одеты в античные одежды.. Нужно, писал он, “зделать из них древних Русских витязей, которые встречали бы своих праправнуков храбрых Российских воинов”. Он справедливо утверждал, что старинный русский наряд весьма живописен и напоминает древнегреческий. Оленин не упустил и деталей скульптуры, потребовав заменить “перуны” (условное изображение молний), которые держат в руках воины, чем-то иным, “ибо сии перуны всегда будут похожи на большие булки или витушки”. Не ускользнула от его взгляда и неудачная трактовка движений воинов, которые “будто с досадою предлагают победные венцы”. (см. 2, с. 46)

В декабре 1827 года были определены авторы будущих скульптурных произведений — профессора Академии художеств Василий Демут-Малиновский и Степан Пименов, академик Николай Токарев и художники Михаил Крылов и Иван Аеппе. Демут-Малиновский совершенствовал своё мастерство в качестве пенсионера в Италии у великого итальянского скульптора Каковы. Для творчества Демут-Малиновского были характерны героические образы, исполненные силы и могущества. Приглашая отечественных скульпторов и мастеров, Оленину пришлось дать отпор тем, кто предлагал сделать заказ в Италии. Оленин писал, что, “охраняя благолепие и будущую славу сооружаемых триумфальных ворот, нужно поручить исполнение отечественным мастерам, что олончане-каменотесы могут работать с большим гораздо искусством, нежели итальянские каменотесы... так называемые карарины”. С полной убежденностью Оленин утверждал: “В хороших скульпторах здесь недостатка нет, в том сознаются некоторые даже строгие к нам иностранцы”.. Президент Академии художеств с негодованием заключал: “...будет ли прилично и выгодно заказывать в Италии то, что здесь исполнить можно и лучше и дешевле”. (см. 1, с. 231)

Отстояв честь русских мастеров и скульпторов, Оленин и Стасов пошли на уменьшение числа статуй, чтобы сократить общие затраты на сооружение. Они откажись от барельефов, заменив их надписями, указывающими места сражений, “ибо на высоте, на которой предположено им стоять, предметы на них изображение весьма не ясно будут представлены”. Вместо шести фигур воинов оставили четыре, убавили число гениев Победы с двенадцати до восьми и даже пришли к выводу, что шестерку коней следует заменить древнеримской четверкой-квадригой.

Исполнение всей сложнейшей скульптуры триумфальных ворот началось в мае 1830 года. Демут-Малиновский взялся исполнить модели фигуры воина и двух лошадей. Точно такие же модели должен был вылепить Пименов. Демут-Малиновский и Пименов совместно обязались приготовить модель колесницы и находящейся в ней фигуры Славы. По две модели гениев Победы взялись создать Токарев и Крылов, а барельефы с двумя парящими гениями Славы - Аеппе. За все модели скульпторам полагалось уплатить 34250 рублей. Это была очень незначительная сумма по сравнению с теми, какие отпускались министерством императорского двора на приобретение работ иностранных мастеров. (см. 6, с. 119)

Скульпторы Крылов, Токарев и Аеппе дали подписку закончить свои модели 1 января 1831 года, Демут-Малиновский и Пименов - к 1 июля. Однако, прежде чем замыслы скульпторов воплотились в глине, гипсе, а затем в металле, им

пришлось не только приложить всё своё мастерство, чтобы удовлетворить справедливые замечания, но и принести придирки высокопоставленных членов комитета. Каждый этап работы скульпторов, начиная с графических эскизов, должен был получить одобрение комитета. 14 октября Оленин представил на утверждение рисунки фигуры Славы, колесницы и коней.

Эскизы коней были исполнены в двух вариантах. На одном они изображены “во всю прыть скачущими и несущими Славу в колеснице навстречу победоносного войска”. На втором эскизе кони представлены “останавливающимися по повелению Славы, которая стремится увенчать навстречу идущего к ней героя”. Рассмотрев рисунки, комитет предложил сделать модели в одну десятую или одну пятую величины скульптур. Свое требование комитет обосновал важностью триумфального сооружения, которое станет украшением столицы и будет “передавать потомству подвиги и доблести Российских войск”. В том же письме, адресованном Оленину, говорилось о том, что “памятник сей будет обращать внима­ние не только соотечественников, но и приезжающих в Санкт Петербург иностранцев”. Комитет потребовал, чтобы к исполнению моделей коней был привлечен выдающийся русский скульптор, бронзолитейщик, академик, почётный член многих европейских академий - Пётр Карлович Клодт фон Юнгенсбург, заслуживший известность “ваянием животных, особенно коней”. Он по праву считается основоположником анималистической скульптуры (изображения животных). Но, пожалуй верхом совершенства были отливки любимых им лошадей, в изображении которых ваятель остался непревзойдённым мастером. (см. 6, с. 121)

Все скульпторы должны были представлять модели, но работа каждого из них шла по-разному. Для Пименова обстоятельства неожиданно сложились драматически. Еще на осенней академической выставке Николай I остался недоволен скульптурой Пименова. Царь потребовал уволить скульптора в отставку, невзирая на его опыт и заслуги перед русским искусством.

Когда 13 декабря 1830 года модели всех скульптур были представлены на “высочайшее рассмотрение”, Николай I, одобрив две модели великолепных коней с развивающийся гривой, исполненные Клодтом, и модель статуи Демут-Малиновского, забраковал модели гениев Победы работы Токарева и Крылова и Славу в колеснице Пименова. Он заявил, что статуи “имеют худую фигуру”, и приказал заменить скульпторов. Оленина на просмотр не позвали и о результатах официально сообщили только в январе 1831 года, возложив на него исполнение “высочайшей воли”. Проявляя товарищескую солидарность, Б. И. Орловский и С. И. Гальберг, приглашенные заменить отставленных, отказались от работы для Нарвских ворот. Между тем Кларк настойчиво напоминал, что необходимо как можно скорее доставить на завод гипсовые модели скульптур. Это “вынудило” Оленина оставить работу за прежними авторами, а Николая I “не заметить происходившего”. (см. 7, с. 123)

Кони, исполненные Клодтом для Нарвских триумфальных ворот, были первой большой работой молодого скульптора. Он выполнил их по поручению Николая I, будучи ещё вольнослушателем Академии художеств. Комиссия, принимая работу, отмечала: “Сия модель во всех частях отделана с желаемым успехом”.

В августе 1831 года, докладывая министру императорского двора князю П. М. Волконскому о деятельности Академии художеств, Оленин сообщал, что Демут-Малиновский вылепил колесницу к триумфальной арке. Барон Клодт, - писал Оленин, - с большим трудом и редкою прилежностью оканчивает модель огромного пятиаршинного коня для помянутой выше сего колесницы. Работа его истинно превосходная, к сроку, однако, поспеть не может по случаю холеры и недостатка лепщиков и формовщиков”. (см. 9, 401)

Осень и зима 1831—1832 годов были самым напряженным периодом в работе скульпторов над убранством Нарвских ворот. 26 ноября 1831 года из двух вариантов модели Славы, “долженствующей быть на колеснице”, представленных Пименовым, была утверждена как наиболее соответствующая содержанию модель, представляющая Славу, “которая имеет быстрое движение вперед”.

В декабре на завод начали поступать части колоссальных гипсовых моделей, которые тут же собирались, чтобы производить по ним выколотку медных листов. 19 марта 1832 года на заводе было собрано специальное совещание, окончательно утвердившее гипсовые модели, созданные Демут-Малиновским, Пименовым, Токаревым и Леппе. Комиссия заметила некоторую небрежность в фигуре, сделанной Токаревым, и специально оговорила в протоколе, что “господину Демуту объявлено, чтобы он принял меры к отделке колесницы точно

по показанию Стасова”. В этом факте отражена основная роль архитектора в формировании скульптурного декора Нарвских ворог. 14 июля в “час пополудни” на Александровском литейном заводе приглашенные Олениным под личную расписку Демут-Малиновскпй, Клодт и Аеппе совместно с членами комитета “освиде­тельствовали” готовые скульптуры. (см. 5, с. 24)

В августе 1832 года колесница и четыре медночеканных коня были подняты на арку, колесница прочно скреплена с чугунным основанием, а кони под наблюдением Клодта и Стасова расставлены в нужном порядке. При установке выяснилось, что от сильного ветра кони шатались. Чтобы добиться жесткости крепления, не устраивая никаких дополнительных подпор, обычно искажающих скульптуры, Стасов предложил связать коней декоративными “ременными поясами”, переброшенными по их спинам. Эти пояса из медной полосы шириной восемнадцать сантиметров прекрасно вписались в композицию конной группы. В начале 1833 года, когда вся скульптура ворот находилась на своем месте, стало очевидно, что замена первоначальной шестерки коней четверкой не отвечает масштабам сооружения.. И снова пришлось добиваться отмены “высочайшего решения”. Царю доложили: “Уменьшение двух лошадей на рисунке имеет довольно хороший вид, но в натуре не соответствует великолепию здания”. Под напором очевидных доводов ему пришлось согласиться на новые затраты. (см. 1, с. 214)

В мае 1833 года два “новых” коня были установлены, и скульптурное убранство Нарвских ворот получило полную завершенность. Каждая статуя, каждая деталь скульптурного оформления триумфальных ворот, даже, видимая с первого взгляда, - первоклассный образец работы скульпторов и чеканщиков. Четкие по силуэту, великолепно вылепленные Клодтом кони не только рассчитаны на общий эффект при осмотре издали. Скульптор и чеканщики с любовью выявили и складки кожи и рельефные прожилки.

Богатейшую выдумку и совершенную лепку показал Демут-Малиновский в деталях триумфальной колесницы. Тонко проработаны дубовые листья, перевязанные лентами, гибкое тело змеи и гирлянда на бортах; каждая из восьми спиц колеса трактована как фигурная орнаментированная балясина, а ступица украшена маской льва, дышло колесницы завершается головой могучего орла с раскрытым клювом.

Скульптура органично вписана в общую композицию Нарвских триумфальных ворот, а сооружение в целом является образцом синтеза пластики и архитектуры.

Весной 1833 года у Нарвских триумфальных ворот царило необычайное оживление.

23 мая комитет по сооружению ворот сообщил департаменту путей сообщения и публичных зданий о назначенном дне открытия и просил проложить к монументу новое шоссе от Обводного канала и произвести необходимую планировку окружающей триумфальную арку территории, в то время открытой и ничем не застроенной.

Площадь должна была постепенно снижаться, начиная от основания ворот. Это усиливало доминирующее вложение памятника над всем окружающим ландшафтом. Работу поручили инженер-полковнику Биго. Площадку выровняли, засыпали толстым слоем песка, тщательно раскатали катками.. От старой Нарвской заставы у Калинкина моста до Нарвских ворот проложили шоссе шириною двадцать метров. 1 августа, когда дорожные работы подходили к концу, было получено уведомление о том, что открытие переносится. Полностью за­конченное триумфальное сооружение простояло еще целый год окруженное забором. (см. 2, с. 16)

...Наступил 1834 год. Оленин взял на себя инициативу и напомнил “верхам”, что необходимо достойно отметить открытие столь значительного архитектурного памятника. Он обратился к министру императорского двора с письмом, приложив к нему проект медали. Предложение Оленина невозможно было отклонить, но Николай I решил, что это должна быть не наградная, а только памятная бронзовая медаль. На лицевой стороне медали, вылепленной скульптором Г. Губе, выгравированы окружённые лучами цифры 1812, 1813, 1814. На оборотной стороне по рисунку архитектора К. Тона медальерами П. Уткиным и А. Клепиковым было вырезано изображение триумфальных ворот и надпись. Эту медаль получили всего семьдесят человек: пятьдесят пять генералов, служивших в гвардии в 1812— 1815 годах, десять членов комитета по сооружению, включая Стасова, и пять наследников Уварова. Семьдесят первую медаль передали в Эрмитаж, которая и поныне хранится в его коллекции. (см. 9, с. 255)

Общий вид ворот впечатлял: перед людьми открывалось грандиозное сооружение высотой 23 метра, а вместе со скульптурой Победы - 30 метров и шириной 28 метров. Ширина прохода - более 8 метров; цилиндрический свод поднят на 15 метров. Он оформлен 27 кессонами - небольшими углублениями на поверхности потолка, имеющими форму квадрата, многоугольника и т. д., с розетками двух типов, которые чередуются в шахматном порядке. Для оживления стен, образующих проезд ворот, использованы полуциркульные ниши. Двенадцать каннелированных колонн, украшающих арку, оканчиваются мастерски прорисованными капителями коринфского ордера. Высота каждой колонны - 10 метров, диаметр около метра. Они несут аттик с фигурами гениев Победы, исполненными по моделям скульпторов Н. А. Токарева и М. Г. Крылова. По сторонам ворот между колоннами установлены фигуры четырёх воинов, автором которых был талантливый русский скульптор В.. И. Демут-Малиновский. Эти сильные и мужественные ратники, облачённые в древнерусские доспехи, протягивают лавровые венки, как бы приветствуя и осеняя славой победителей. Над фигурами воинов - барельефы с изображением летящих гениев Славы с венками и пальмовыми листьями в руках, исполненные скульптором И. И. Леппе. На самом верху ворот приковывает взгляд великолепная, украшенная лепкой колесница Славы, запряжённая шестёркой вздыбленных коней, отлитых по моделям скульптора П. К. Клодта. Виртуозный резец ваятеля создал полные вдохновенной силы скульптурные композиции, отличавшиеся благородством линий и “удивительной тонкостью отлива”. В торжественной колеснице, завершающей триумфальные ворота, гордо стоит крылатая богиня Славы в лёгкой тунике, держа в правой руке лавровый венок, а в левой - большую пальмовую ветвь - символ миролюбия и славы. Большое количество надписей, помещённых на аттике, фризе, пилонах и под сводом арки, воскрешает героические сражения Отечественной войны 1812 года. В центре аттика надпись: “Победоносной Российской императорской гвардии Признательное Отечество в 17д. Августа 1834г.” По краям аттика перечислены места основных сражений русской гвардии: Бородино, Тарутино, Малоярославец, Красное, Кульм, Лейпциг, Ф. Шампенуаз, Париж. На фасадах триумфальных ворот указаны названия гвардейских полков, прославившихся в жестоких боях, на западном: справа -Драгунский, Гусарский, Уланский, казачий; слева - Кавалергардский, Конный, Кирасирский, Конная артиллерия. На восточном фасаде: справа - Литовский, Гренадёрский, Павловский, Финляндский, Морской экипаж; слева - Преображенский, Семёновский, Измайловский, Егерский, Артиллерийская бригада. Помимо перечисленных, на арке есть ещё надписи. На главном фризе: “Повелением Александра Первого”; в нишах на боковых фасадах: “Начаты 26 августа 1827 года”, “Открыты 17 августа 1834-го”; под сводом: “Сооружены с значительным денежным участием начальствовавшего гвардейским корпусом генерала Уварова”. Став генералом в 27 лет, Фёдор Петрович Уваров проявил отвагу и храбрость на полях сражений в 1805-1807 гг. и во время Отечественной войны 1812 года. Бесстрашный генерал пользовался уважением в армии, считался отличным кавалерийским офицером. Всё в торжественных воротах - и скульптурный декор, и памятные надписи -подчёркивало величие прекрасного сооружения выдающегося зодчего В.. П. Стасова. (см. 4, с. 40)

Триумфальная арка, сооружённая “в память потомству”, в честь славных побед российского воинства, оформляла парадный въезд в столицу.

Колонну гвардейских полков возглавляла рота дворцовых гренадеров. Она была сформирована в 1827 году, в год закладки ворот, и состояла из участников Отечественной войны 1812 года, награждённых георгиевскими крестами (за мужество на поле брани) и знаком ордена святой Анны (за безупречную службу). Рота считалась старшей частью в русской армии, насчитывала, включая офицеров, 120 человек и несла почётные караулы. Вслед за командиром впереди роты шли два барабанщика и два флейтиста. Четыре офицера, в прошлом солдаты - участники Бородина, сопровождали знамя, на котором сверкали слова: “В воспоминание подвигов Российской гвардии”. Богатыри-гвардейцы ли подлинным олицетворением воинского подвига русского народа. Эти сто двадцать два воина ростом каждый 182 сантиметра, в высоких медвежьих шапках с золочеными налобниками, перевитых золотыми шнурами, в мундирах с алыми лацканами, расшитыми широкими золотыми галунами, явились как бы олицетворением всех, кто своей доблестью спас

Россию и Европу деспотизма Наполеона. При сформировании роте вручили знамя с надписью: “В воспоминание подвигов Российской гвардии”. Об этом свидетельствовали ордена и знаки отличия, сверкавшие на груди гренадеров. Об этих героях напоминают нам четыре портрета дворцовых гренадеров, помещенные в галерее Отечественной войны 1812 года в Зимнем дворце. (см. 5, с. 51)

Это было на редкость красивое шествие. Оно вызвало восторг тысяч зрителей, собравшихся на площади. С гордостью смотрели люди на героев Бородина и других битв Отечественной войны, “которые с полуторапудовыми ранцами за плечами и четырнадцатифунтовыми ружьями в руках, в подбитых ветром шинелях, часто голодные, в непрерывных боях, суровой зимой гнали из России, на протяжении тысяч вёрст разгромленную наполеоновскую армию и со звонкими русскими песнями войти в Париж”, - писал о них наш современник А. И. Гессен. (см. 7, 126)

В честь открытия Нарвских триумфальных ворот была изготовлена памятная медаль. На её лицевой стороне выгравированы, цифры 1812, 1813, 1814, обрамлённые лучами; на обратной стороне по рисунку архитектора К. Тона медальерами П. Уткиным и А. Клепиковым вырезано изображение триумфальных ворот. Таких медалей изготовили 71. Одна медаль передана в Эрмитаж, где она находится в настоящее время.

Четыре солдата из этой роты дворцовых гренадер - Илья Ямник, барабанщик Василий Авксеньев, унтер-офицер Егор Етгорде и капитан из унтер-офицеров Василий Лаврентьев - после Великой Октябрьской социалистической революции удостоились высокой чести: их портреты помещены в Галерее Отечественной войны 1812 года в Зимнем дворце.

Написанные в своё время художником Д. Доу, эти портреты лежали в кладовой: хозяева Зимнего дворца не разрешали поместить их в Галерее 1812 года.

После окончания всех строительных работ площадь вокруг ворот засыпали толстым слоем песка, тщательно раскатали катком. Она стала парадным въездом в столицу с юго-запада. “Въезд в Петербург со стороны Нарвского тракта, - говорится в книге И. Пушкарёва “Описание Санкт-Петербурга и уездных городов Санкт-Петербургской губернии”, вышедшей в 1839 году, - вполне достоин столицы: длинная, довольно широкая аллея Петергофской дороги, не уступающая аллее Елисейских полей... Прелестные загородные дачи украшают боковые аллеи, воздух освежается ароматной зеленью садов, и глаза ваши, скользя по разнообразным домикам, останавливаются на триумфальных воротах...” (см. 2, с. 67)

Вскоре после открытия ворот Стасов составил технический отчет и историческое описание. Архитектор указал и общую стоимость сооружения - один миллион сто десять тысяч рублей. В “Проекте исторического описания” говорилось, что ворота сооружались “по чертежам архитектора Стасова, сходственно с проектом архитектора Кваренги, но только в большем против прежнего размере”. В действительности Стасов решил гораздо более сложную задачу. Он не только воссоздал произведение Кваренги в новых масштабах и материалах, но придал триумфальной арке большую монументальность, глубоко отвечавшую духу воинского подвига. Не равнодушным копиистом, снявшим слепок с подлинника, а равноправным создателем проявил себя Стасов в этой грандиозной работе. (см. 7, с. 122)

11 ноября 1834 года Нарвские триумфальные ворота со всем находящимся во внутренних помещениях оборудованием и чертежами были переданы городскому ведомству. Началась новая пора существования ворот - величественной арки на границе столичного города.

После открытия Нарвских ворот возникла верная мысль разместить в их внутренних помещениях мемориальный музей. Если подняться по семи гранитным ступеням и открыть двери, сделанные в полуциркульных нишах под аркой, можно войти в помещение первого этажа. В каждом пилоне имеются по три этажа и подвал, связанные между собой винтовой чугунной лестницей. Весь третий этаж (он находится в аттике) занимает удлиненный зал, разделённый арками и перекрытый сводом.

В этом зале, строгом и по-своему красивом, освещённом окнами на торцовых стенах, должны были находиться карта боевого пути гвардейских полков 1812-1815 годов, планы, фасады и разрезы ворот, краткое описание истории их создания. Но ворота служили казармой для солдат караульной службы, так что идея создания музея так и не была доведена до конца.

Долгое время ворота служили казармой для солдат караула, контролировавших въезд и выезд из города. (см. 2, с. 25)

В своё время нёс здесь службу и будущий художник Павел А. Федотов, служивший в лейб-гвардии Финляндском полку. В его записной книжке сохранилось описание Нарвских ворот на окраине столицы и той будничной жизни, которая шла вокруг них. “Я стою в карауле – что может быть неприятнее, и стараюсь развлечься тем, что происходит вокруг меня интересного. Вы помните триумфальные ворота в Петербурге, сооружённые в честь гвардии Александра. Это мой пост. Колоссальное здание бронзовое со славами, богатырями, ворота, каких не бывало и в царстве титанов. Вокруг милая, унылая, северная природа, живописно убранная рукою человека и приодетая в зимние узоры…Тянутся обозы, мелькают запряжённые в маленькие санки румяные молочницы, изредка, вздымая пыль столбом, пролетит пышная атласная коляска богача. Едет купец… едет бессребреник… едет эффектный гвардеец из отпуска, едут юные дети определиться кто в корпус, в будущие Ахиллесы, или повесы”. Контраст монументальных Нарвских ворот и будничной жизни полупустынного пригорода, окружавшего их, сохранялся многие десятилетия. (см. 9, с.. 137)

Действительно, ворота господствовали тогда над всей окружавшей их местностью, но они не потеряли своего величия и в настоящее время в окружении больших современных зданий. (см. 2, с. 26)

Гауптвахта, находившаяся здесь, не раз служила кордоном для царской столицы: она преградила выезд из города пытавшимся скрыться декабристам; здесь проводился повальный обыск всех выезжавших из города в мартовские дни 1881 года (1 марта народовольцы смертельно ранили царя Александра II); в феврале 1917 года полицейские пулемётным огнём пытались подавить восстание рабочих. (см. 5, с. 44)

Почти через сорок пять лет после того, как состоялось открытие триумфальных ворот, их ремонтировали. Ремонт продолжался три года – с 1877 по 1880 год, под руководством архитектора М. Рылло. Ещё через восемь лет во внутренних помещениях разместили часть архива городской Думы. Нарвские ворота, хранившие в своих массивных стенах документы истории Петербурга, стали свидетелями многих знаменательных событий. Вдоль Нарвского шоссе вырастали заводы, и среди них гигантский Путиловский. (см. 4, с. 20)

Шло время, менялась обстановка в стране. Произошли изменения и в Нарвской части столицы. Не стало большинства дач, и вместо аромата зелёных садов появидся дымный запах фабрично-заводских труб… И площадь стала иной.. Её теперь “украшали” грязь, колдобины, трущобные домишки, от протекавшей речки Таракановки тянуло зловониями. Пригород столицы к концу XIX века превратился в обширную заводскую рабочую заставу, которую до 1917 года упорно не включали в границы города. Участники первых забостовок и рабочих манифестаций выплёскивались на площадь к Нарвским воротам. Не случайно после Октябрьской революции ей дали имя “площадь Стачек”. (см. 1, с. 231)

Правда, как свидетельствуют архивные документы, в эти же годы и в начале ХХ века делались попытки как-то украсить Нарвскую площадь. Так, в 1884 году санкт-петербургский градоначальник обратился к столичному городскому голове с просьбой “об устройстве на Нарвской площади бассейна с невской водой и улучшении санитарных условий и благоустройства местности”. 10 лет Н. Бенуа ходатайствовал об устройстве “народного сада на Нарвской площади для игр детей , а в центре пересечения Сутугинской улицы с Екатерингофским шоссе установить специальный обелиск… как это делали египтяне, греки и римляни…” (см. 2, с. 27)

Все подобные просьбы и ходатайства переходили из одной канцелярии в другую, пока не было решено отдать их для дальнейшего изучения. А площадь тем временем загрязнялась, вокруг неё выросли ветхие строения, водоразборная будка появилась на месте, где теперь стоит Дворец культуры имени Горького, рядом с нею – трактир “Стоп – сигнал”, а в 1898 году на Ушаковской улице построили польский костёл. Около него стояло пять деревянных домов. Была здесь и школа. (см. 6, с. 145)

9 января 1905 года у Нарвских ворот разыгрался один из трагических эпизодов кровавого воскресенья. Здесь царские войска расстреляли мирную народную демонстрацию, обагрив булыжную мостовую кровью тех, чьи прадеды в 1814 году проходили под аркой как защитники отечества. (см. 1, с. 232)

В 1911 – 1913 годах в Петербургской городской управе снова обсуждался вопрос о благоустройстве Нарвской площади, о её выравнивании. Но дальше обсуждений дело не шло, всё оставалось без изменений. (см. 2, с. 28)

В 1917 году на площади у Нарвских ворот полыхали алые знамёна. Первого мая здесь устроили трибуну, с которой большевики обращались с речами к трудящимся заставы, возвращавшимся с демонстрации из центра города. 4 июля у Нарвских ворот состоялся митинг. Большевик С. Рошаль от имени моряков Кронштадта заявил, что они вместе с рабочими Питера пойдут бороться за победу революции. Мимо Нарвских ворот 30 июля 1917 года в дом № 2 по Петергофскому шоссе шли делегаты VI съезда большевиков. (см. 9, с. 140)

Пожар нанёс Нарвским воротам значительный ущерб. Архивные документы свидетельствуют: “толпою рабочих и солдат он (памятник) был подожжен 28 февраля 1917 года”. В пламени огня погибли книги и бесценные архивные дела, имевшие огромное значение для истории города. В самой же триумфальной арке “были выбиты бронзовые наружные украшения с надписями”. (см. 7, с. 160)

И только после Великого Октября, когда встал вопрос о благоустройстве всей Нарвской заставы, пришёл черёд и площади у Нарвских ворот. Она постепенно приобретала свой современный облик. Началось благоустройство рабочей окраины, включенной наконец в границу города. Хаотические трущобные постройки, лепившиеся вокруг триумфальных ворот, в начале 1920-х годов были снесены, а на месте трясин и заболоченной речки Таракановки была создана обширная площадь. В 1924 году архитектор Л. А. Ильин разработал проект планировки современного архитектурного ансамбля, композиция которого развивалась в последующие годы. (см. 2, с. 30)

Уже в 1927 году, в день десятилетия Великого Октября, рядом с аркой, сверкая стёклами плавно изгибающегося фасада, поднялось здание Дворца культуры имени А. М. Горького. Его возвели меньше, чем за три года по проекту архитекторов А. И. Гегелло и Д. Л. Кричевского. Это был первый Дворец культуры в нашей стране, одно из ранних произведений молодой советской архитектуры, получившее международное признание, отмеченное дипломом “Гран-при” на Всемирной выставке 1937 года в Париже. Здание очертило одну из сторон преображающейся площади. (см. 9, с. 145)

В 1930 году напротив Дворца культуры построили здание, объединяющее в одном комплексе универмаг и фабрику-кухню (архитекторы А. К. Барутчев, И. А. Гильтер, И. А. Меерзон, Я. О. Рубанчик). Объём зданий Дворца культуры и фабрики-кухни подчеркнул перспективу, открывающуюся в сторону Петергофа и Нарвы.

В 1934 – 1936 годах по проекту Н. А. Троцкого были созданы жилые дома, замкнувшие восточную границу площади и оформившие её связь с проспектами Газа и Нарвским. (см. 5, с. 50)

За все эти годы медь на воротах под влиянием атмосферного воздействия коррозирует, и уже вскоре памятник нуждается в реставрации. Обшивку из меди заменили листовым железом, которым покрыли и ровные поверхности пластических деталей. Совмещение разных металлов (железа и меди) продолжало разрушение ворот. В 1925 году начался длительный ремонт памятника, прерванный Великой Отечественной войной, во время которой ворота получили много пробоин. (см. 1, с. 235)

Началась Великая Отечественная война. Мимо триумфальной арки двинулись на фронт воины Ленинградского гарнизона, батальоны народного ополчения и танки, возвращавшиеся после ремонта на огненные рубежи. Когда фашистские армии подступили к городу и на девятьсот дней его охватило кольцо блокады, Нарвские ворота оказались недалеко от переднего края обороны. Во тьме блокадной зимы, в настороженной тишине белых ночей, под разрывами снарядов, ничем не защищённые ворота возвышались как символ стойкости города и его защитников. (см. 1, с. 165)

… Наступил конец блокады. Пришёл долгожданный День Победы и час встречи победителей. У Нарвских триумфальных ворот их ждали тысячи горожан: старики, женщины, дети, бойцы противовоздушной обороны, рабочие заводов, врачи и санитары госпиталей. (см. 7, с. 166)

Защитники города на Неве приветствовали воинов – фронтовиков. Вновь под сводами триумфальной арки прошли войска Ленинградского фронта. Свершилось то, о чём под вулканический гул бомбёжек и обстрелов в голодном, холодном, но непобедимом Ленинграде в 1942 году писала Ольга Берггольц, мечтая о дне, когда граждане героического города выйдут навстречу армии:

… как равные, приветствуя войска

и крылья мечевидные расправив,

над нами встанет бронзовая Слава,

держа венок в обугленных руках.

В эти годы Нарвские ворота сильно пострадали от разрывов бомб и снарядов, т. к. они оказались в прифронтовой полосе. Ворота получили свыше двух тысяч пробоин, обрушилась часть карниза, были отбиты отдельные детали. Все 900 блокадных дней и ночей, ничем не защищённые триумфальные ворота героически выстояли вместе с мужественными ленинградцами. Защитники Ленинграда, танки и артиллерия проходили под аркой, направляясь на фронт, чтобы отстоять родной город. (см. 1, с. 240)

В конце 1949 года началась реставрация ворот, продолжавшаяся до 1952 года. С раннего лета и до глубокой осени группа архитекторов под руководством Б. А. Розадеева изучала замечательное произведение искусства. Архитекторы Н. А. Апатолова, Т. В. Берсенёва, Е. Г. Мелик-Богдасарова, М. М. Толстов, Н. Ю. Харрик подвижнически день за днём буквально по сантиметрам обмерили все части огромного строения и его декоративного убранства. Архитектор И. Н. Бенуа разработала проект реставрации и затем осуществила его. В этой большой, трудной и сложной работе участвовали многие специалисты: чеканщики, гранитчики, маляры, кровельщики, позолотчики и другие. (см. 2, с. 50)

Скульптор – модельщик А. Е. Громов восстановил утраченный орнамент на кузове колесницы Славы – Победы. В 1951 году реставрировали пробитые осколками крылья Славы. Одно крыло бережно сняли, разобрали, исправили каждое сохранившееся пёрышко, а недостающие перья заново вылепили, а затем вычеканили из меди. Все вмятины в скульптуре были тщательно выпрямлены, а пробоины на них заделаны. Мастера бригады В. Бочарова вернули гранитным частям арки прежний вид. Была сделана заново медная кровля ворот, а внутри арки восстановили чугунные витые лестницы и полы из плит. Бригады позолотчиков С. Юдиной и В. Соколова осенью 1952 года очистили закрашенные в довоенные годы бронзовые буквы надписей и заново покрыли их тонкими листочками золота. На тёмно-зелёном фоне аттика и пилонов засверкали названия полков и мест сражений, воскрешая в памяти бессмертные ратные подвиги мужественных защитников Отечества. Мастера – чеканщики К. Кротов, В. Мялкин и Н. Лебедев восстановили утраченные декоративные элементы. Они изготовили спицы для колеса триумфальной колесницы и решётки колесного обода. Были восстановлены венки и пики с венками. Медные части ворот очистила железными щётками бригада моляров К. Мауричева. Кровельщики Алексеев, Алекаев и Наумов восстановили круглый лаз на чердак. (см. 4, с. 30)

В 1952 году, семь лет спустя после окончания войны, Нарвские триумфальные ворота вновь предстали перед ленинградцами и гостями города во всей своей красоте.

В 1955 году на южной стороне площади Стачек (переименована в “площадь Стачек” 11 августа 1923 года; в том же году засыпали речку Таракановку; исчезли под площадью трёхпролётный мост, один из первых в городе чугунных мостов, и его перила, исполненные по проекту Стасова), вблизи Нарвских ворот по проекту А. В. Васильева, Д. С. Гольдгора и С. Б. Сперанского построили павильон станции метро “Нарвская”. Зодчие стремились подчеркнуть в его облике и мотивах скульптурно – орнаментального декора взаимосвязь с главным сооружением площади – Нарвскими триумфальными воротами. (см.. 9, с. 170)

Далеко на запад отодвинулась граница Ленинграда. От триумфальных ворот до Автова разросся гигантский жилой район. Но триумфальная арка не затерялась среди этих построек. Она стала идейно-художественной доминантой вновь созданной площади, объединяющей архитектуру старого Петербурга и социалистического Ленинграда. (см. 4, с. 35)

Серьёзные ремонтно – реставрационные работы проводились в 1978 – 1980 годах. В задачи архитекторов входило тщательное обследование памятника. Это оказалось возможным благодаря поставленным лесам. В это же время укрепили каркасы скульптуры, переложили гранитные блоки основания, обследовали фундаменты, проложили инженерные коммуникации. Завершением работ явилось создание площадки, вымощенной красным диабазом, напоминающей о расстреле мирной демонстрации рабочих Петербурга 9 января 1905 года. (см. 8, с.. 300)

В газете “Ленинградская правда” в августе 1987 года можно было прочитать о том, что будто бы идея создания музейной экспозиции, посвященной Отечественной войне 1812 года, воскрешающей героические события истории Отечества в Нарвских триумфальных воротах вознмкла несколько лет назад. На самом деле идея эта принадлежала строителю ворот – В. П. Стасову. В паметную дату, 175 – летнюю годовщину Отечественной войны 1812 года, открылся музей – памятник “Нарвские триумфальные ворота”. В экспозиции два раздела. Первыцй посвящён истории возведения триумфальных арок в России и истории самих Нарвских ворот. Второй, военный, относится к событиям Отечественной войны 1812 года. (см. 8, с. 301)

Нарвские триумфальные ворота – памятник торжества победившей России – вызывает в душе каждого чувство восхищения и гордости за великий подвиг её доблестных сынов. Вот уже почти 200 лет они украшают Петербург. Не одно поколение жителей Петербурга – Петрограда – Ленинграда любовалось их красотой и величием.

Список использованной литературы:

1. Андроников Т. А., “Нарвские ворота”, Москва, Московский рабочий, 1971

2. Баторевич Н. И., “Благодарная Россия своим героям”, СПб. Стройиздат - СПб. 1995

3. Коршунова М. Ф., “Джакомо Кваренги”, Ленинград, Лениздат, 1977

4. Левитан И. И., “Площадь Стачек”, Ленинград, Лениздат, 1987

5. Петров А. Н., “Архитектор Василий Петрович Стасов”, Ленинград, Издательство Государственного Эрмитажа, 1950

6. Пилявский В. И., “Зодчий В. П. Стасов”, Ленинград, Стройиздат, 1970

7. Раскин А. Г., “Триумфальные арки Ленинграда”, Ленинград, Лениздат, 1977

8. Тыжненко Т. Е., “Василий Стасов”, Ленинград, Лениздат, 1990

9. Чинарёв М. Б., “Санкт-Петербург. Памятники.”, Ленинград, Прогресс, 1989