БЕЛОРУССКИЙ ГОСУДАРСТВЕННЫЙ УНИВЕРСИТЕТ
Исторический факультет
РЕФЕРАТ
На тему:
«Главные причины подделки при коллекционировании старинных вещей»
МИНСК, 2008
Мотивация коллекционирования старинных вещей
Еще одной мотивацией создания подделок было собирательство старинных вещей из желания обладать оригинальными произведениями. Эта мотивация неоднократно сочеталась с невежеством и критической наивностью и становится побудительным поводом для создания фальсификаторами подделок.
Весьма часто в подлинность поддельного источника слепо верит круг лиц, на интересы которых фальсификация и рассчитана. Французский математик середины XIX в. М. Шаль верил в подлинность сфальсифицированных писцом Брей-Люка документов, подтверждавших мнимый приоритет Б. Паскаля в установлении принципа всемирного тяготения.
И это несмотря на кропотливую работу экспертов в ходе судебного расследования, в результате которого фальсификатор был приговорен к тюремному заключению. Брей-Люка изготовлял фальшивые автографы Пифагора, Александра Македонского, Клеопатры, Марии Магдалины и других исторических и библейских персонажей. При этом оказалось, что авторы подделанных текстов писали на не принятом в их среде латинском языке.
С 1930 г. возникла мода на творчество голландского художника Я. Вермера Делфтского (1632–1675), и вскоре на художественном рынке появилось несколько неизвестных до этого полотен этого живописца.
Круг поклонников этого творчества постигло разочарование, когда после второй мировой войны художник Х. Ван Меггерен, привлеченный к суду за сотрудничество с гитлеровцами (которым продавал изготовленные им поддельные полотна старинных мастеров), желая оправдаться, сообщил, что это именно он сбывал оккупантам сфальсифицированные им самим полотна.
В качестве доказательства Х. Ван Меггерен, находясь в заключении, исполнил еще одну картину «под Вермера». Намного более осмотрительным, чем доверчивые коллекционеры и искусствоведы, был один торговец произведениями искусства, который рисковал деньгами, если бы он приобрел подобные работы.
Другим примером подобной мотивации может служить деятельность упоминавшегося выше российского коллекционера и фальсификатора Александра Ивановича Сулакадзева (род. 1771). Он собрал большую коллекцию печатных и рукописных материалов, которую пополнял поддельными источниками, и исправлял подлинные источники.
А.И. Сулакадзев занимался подделками в пору подлинных и мнимых открытий неизвестных до того славянских письменных источников.
Этот феномен объяснялся поисками идентичности среди представителей ряда европейских этносов. Около 1807 г. А.И. Сулакадзев сообщил Г.Р. Державину об имевшихся у него «новгородских рунах», а позже передал поэту выписки из якобы найденных им «Гимна Бояну» и некоторых других древних текстов.
В обнаруженном в 1960-е гг. Ю.М. Лотманом в архиве Г.Р. Державина тексте «Гимна Бояну», переданном поэту А.И. Сулакадзевым, помещен текст «руническими» письменами и его перевод на русский язык.
«Рунический» текст написан изобретенными фальсификатором буквами и отразил примитивные представления А.И. Сулакадзева о признаках древности славянских письменных источников.
Перевод же «Гимна Бояну» пропагандировал идею высокого уровня развития славян, к числу которых принадлежал Боян, персонаж, единственный раз упомянутый в «Слове о полку Игореве» и не упоминаемый нигде больше.
Своим изделием А. И. Сулакадзев преследовал цель пополнить доказательствами точку зрения, согласно которой славяне опережали по своему развитию другие группы этносов Европы. Фальсификатор следовал логике Дж. Макферсона, хотя и не столь умело.
Археограф Евгений Болховитинов в 1827 г. убедительно опроверг построения А.И. Сулакадзева, но это не остановило фальсификатора. Тот перешел на поиск иных форм и видов подачи и изготовления подделок исторических источников и даже на поточную фабрикацию этих подделок.
Одной из них была пергаментная рукопись, датированная 999 годом. Она была выявлена в 1923 г. После ее анализа, проведенного в 1928 г. М.Н. Сперанским, оказалось, что этот источник был подлинной рукописью ХIV в. с поддельными приписками, сделанными в обычной манере А.И. Сулакадзева.
Подобных рукописей, фальсифицированных приписками А.И. Сулакадзева, сохранилось немало. Этот фальсификатор выработал свой особый почерк для приписок, похожий на устав, не отдавая себе отчета в том, каким было письмо того времени, к которому он относил приписки.
Изучение приписок А.И. Сулакадзева позволило выявить мотивы, которыми тот руководствовался. Это было стремление «состарить» рукописи, польстить самому себе как коллекционеру, а также продемонстрировать такие редкости, которые бы вызвали восхищение современников.
Фальсификатором руководило обыкновенное честолюбие, но не только оно, а и меркантильные интересы, и убеждение в своих возможностях при помощи подделок убедить других в правоте своих взглядов на прошлое, которых фальсификатор придерживался, поскольку доказать это иными способами он не мог по причине своей невысокой квалификации.
В.П. Козлов справедливо отметил, что «деятельность А.И. Сулакадзева надо рассматривать в общем контексте исторических поисков, которые вели ученые начала XIX в. Как человек начитанный, Сулакадзев своими фальсификациями пытался вмешаться в такие споры и даже поставить в них точку «новыми историческими данными».
К описываемой мотивации создания подделок в целях намеренной научной или литературной мистификации примыкает стремление подшутить над современниками. Так, французский писатель Проспер Мериме создал цикл пьес «Театр Клары Гасуль» от имени этой мнимой испанской актрисы, а на фронтисписе издания пьес поместил ее портрет, который был сделан с самого мистификатора.
Он же цикл песен «Гузла», созданный им самим, приписал вымышленному далматинскому народному поэту Иакинфу Маглановичу, встречу с которым он описал в примечаниях к изданию песен. А.С. Пушкин и А. Мицкевич перевели часть этих песен, приняв их за народные, настолько велики были поэтические достоинства текстов П. Мериме.
Авторские амбиции исследователя, желающего обосновать свои взгляды, особенно, если они находятся в противоречии с взглядами иных исследователей, на новых, не исследованных до того источниках, становятся иногда фоном, на котором возникают подделки как результат злой шутки – подделки со стороны своих противников, научных оппонентов.
Такое злое желание ввести в заблуждение одних ученых другими, каверзный розыгрыш, основанный на осмеянии обманутого легковерного оппонента, встречается гораздо чаще, чем это кажется. Подделкам такого рода посвящен раздел книги Эделя «Подделка» (1885).
Главные признаки подделки
Среди главных признаков подделок можно назвать искусственный способ находки источника. Аутентичность такого источника маскируется обнаружением его в сундуке, находящемся на чердаке, спасением от употребления на обертку продуктов питания, случайной находкой у букиниста. Иногда ссылаются на передачу рукописи лицами, которые умерли, на копии, снятые с подлинника, который утрачен при неожиданных обстоятельствах.
Обнаруживается близость источника к известным текстам со сходным сюжетом, находятся упоминания (как правило, глухие) в воспоминаниях современников или в других источниках. Вообще, как указывает С.А. Рейсер, «в подделке всячески стараются соблюсти максимум правдоподобия и достоверности».
В подделке обычно обнаруживаются следы работы ее создателя: письменный материал иного, чем утверждается в тексте, времени, письменные знаки, слова, выражения, печати, признаки стирания определенных слов.
Встречаются анахронизмы, т. е. сообщение известий о фактах, которые произошли в более позднее время, чем то, которому приписывается источник, ссылки на правовые нормы, которые тогда еще не существовали, приведение фраз и слов лиц, которые еще не жили в то время, любое несоответствие времени между возникновением поддельного источника и его содержанием и фактами, о которых мы знаем из других источников и даты которых неоспоримо подтверждены.
В случае фальсификации отмечается расхождение между характером, формой и содержанием данного источника и характером, формой и содержанием других источников этого вида и этого времени, несомненно, аутентичных, но дисквалифицирующих этот источник.
Форма и содержание источника должны соответствовать общему развитию событий. Источник должен укладываться в хронологические и фактические нормы, которые установлены бесспорно.
Можно привести следующий пример, подкрепляющий это положение. Краевед Теодор Нарбут (1784–1864) в своих «Небол
Посол не застал великого князя и провел в Вильне несколько недель. К нему был приставлен великокняжеский придворный Оттокар Остикович, в обществе которого граф осматривал столицу Великого княжества Литовского, знакомился с особенностями местной жизни и фиксировал свои впечатления в дневнике.
Кибург был восхищен великолепием великокняжеского двора, высокоразвитой церковно-религиозной жизнью, роскошными храмами и домами. Он упоминал находящиеся под алтарем виленского кафедрального собора остатки языческого священного огня, костел св. Анны, хвалил улицы, обсаженные деревьями, интересовался, как любитель древностей XIX в., случайно обнаруженными среди раскопок образцами старинных монет и с живым интересом повествовал о народных обрядах в купальскую ночь как о пережитках языческого культа.
Сообщение Кибурга Т. Нарбут получил от историка, археографа и архивиста И. Онацевича (1780–1845), который исследовал архивы и библиотеки Петербурга, Риги, Дерпта (ныне Тарту), Кенигсберга, Варшавы, рукописные собрания частных лиц в Гродненской губернии.
И. Онацевич был известен своей склонностью к каверзам и розыгрышам. Каким образом и от кого И. Онацевич получил дневник Кибурга, Т. Нарбут не указал.
Сообщения Кибурга признавал аутентичным писатель и историк Юзеф Игнаци Крашевский (1812–1887), который был родом из белорусской шляхты. Ю.И. Крашевский знал о дневнике Кибурга еще до его публикации и использовал этот источник в своей «Истории Вильны» в 4 томах. «Дневник» Кибурга цитировали и на него ссылались историки А.Г. Киркор (1818–1886), Л. Кондратович (1823–1862) (известный под литературным псевдонимом В. Сырокомля), Я. Загорский, Я. Курчевский.
Первым усомнился в аутентичности «Дневника» Кибурга опытный критически настроенный исследователь, знаток источников Дунин-Козицкий из Львова.
В 1920 г. немецкий историк из Кенигсберга Карге снова поставил под сомнение подлинность «Дневника» Кибурга. Желание видеть в сообщении Кибурга подтверждение расцвета культуры в Вильне в конце XIV в. заслоняло бросающиеся в глаза признаки поддельности.
Какие же основания были у Карге считать «Дневник» Кибурга поддельным? В первую очередь, странный способ обнаружения «Дневника». Его происхождение неясно. Т. Нарбут получил текст в переводе на польский язык от И. Онацевича. Но кто автор перевода? От кого и при каких обстоятельствах его получил И. Онацевич? Правда, этот вопрос не является решающим для дисквалификации источника, однако, он вызывает несомненные подозрения.
Сомнение вызывает отсутствие оригинала источника. Издатель «Дневника» не держал его в руках, он воспользовался копией текста, сделанной вдобавок не им самим. Не был обнаружен подлинный текст «Дневника» ни в семейном архиве Кибургов в Баварии, ни в архиве Ордена крестоносцев в Кенигсберге.
Однако, если Кибург был послом Ордена, его отчет должен был бы быть в последнем архиве. И это еще не позволяет считать «дневник» поддельным, однако тоже подрывает к нему доверие.
Вызывало сомнения и то, что Ю.И. Крашевский датировал поездку Кибурга в Вильну летом 1397 г., хотя из других подлинных источников можно сделать вывод, что поездка состоялась позже.
Характер сообщения Кибурга в передаче Т. Нарбута и Ю.И. Крашевского необычен, он не встречается в аналогичных отчетах дипломатов Ордена крестоносцев. Они обычно носили более связной, деловой, краткий характер.
Сообщение же Кибурга многословно, окрашено лирическим тоном повествования, в нем много личных впечатлений, что более типично для описания туриста, а не дипломата, и этим полностью отличается от других отчетов дипломатических агентов того времени. Этим «Дневник» отличается от известных источников этого вида, составленных в описываемый период.
Интерес, который был проявлен Кибургом к археологическим находкам и этнографическим особенностям жителей Вильны, связанным с народными играми языческого характера, не полностью соответствовали духу времени, в которое произошла миссия Кибурга. Он полностью анахронистичен и свидетельствует о времени фабрикации источника, тем более, что Кибург, как монах, не только тогда, но в более поздние времена, вряд ли мог проявлять интерес к пережиткам язычества в таком плане, как это было представлено в его «Дневнике».
Вообще, тон «Дневника» и его язык более свойственны эпохе романтизма, первой половины XIX в., чем средневековью. Обращает на себя внимание описание в «Дневнике» полумрака, господствующего в виленском кафедральном соборе, пение «хористов», подчеркивание форм и линий готического стиля башен костела святой Анны, напоминающих автору сообщения «тонкий женский замысел».
Все это очень деликатно прочувствовано, весьма романтично, но совершенно невозможно в отчете посла крестоносцев в ХIV в., а следовательно, выдает подделку.
Относительно костела святой Анны в Вильне, упомянутого в тексте Кибурга, также возникают сомнения, поскольку он был заложен только в первой половине ХV в.
Упоминавшиеся в «Дневнике» деревья вдоль улиц Вильны ХIV в. не согласуются с общепринятыми в то время нормами урбанистики.
«Вечный огонь» в языческой святыне, остатки которой Кибург будто бы видел в подземелье кафедрального собора, как священный огонь никогда не существовал.
Это вымысел, который возник на основе недоразумения и ошибочной интерпретации хроник, хотя и Т. Нарбут, и Ю.И. Крашевский верили в существование такого огня, а церковные сторожа кафедрального собора показывали туристам закопченные будто бы дымом от этого огня стены храма.
Славист и историк культуры А. Брукнер (1856–1939) опроверг легенду о горящем пламени и показал в своей книге «Древняя Литва», что в языческой Литве никакого вечного огня не было, поскольку слово «зьнич», который применяли в отношении этого огня, было литовским «sinice» (от «sinoti»), что означало место, в котором узнавалась воля богов. Рассказ о вечном огне в «Дневнике» Кибурга является одним из самых компрометирующих аутентичность текста аргументов.
Вызывает сомнения и личность учтивого гида Кибурга в прогулках по Вильне Оттокара Остиковича, если учесть, что род Нарбутов имел прозвище «Остик», а Т. Нарбут нередко подписывался как Остикович-Нарбут.
В результате анализа возникает предположение, что «Дневник» Кибурга – это остроумная и каверзная мистификация, соединенная с прозрачным намеком на родовое прозвище Нарбута, что еще раз доказывает поддельность источника.
Заслуживает внимания и то, что и другой источник, напечатанный в «Небольших сочинениях» Т. Нарбутом, касающийся возведения городских стен вокруг Вильни, был, как это доказал Х. Ловмяньский, подделкой.
Имеет ли ценность подделка? Несомненно. Любая подделка источника отражает исторические реалии. Она создается кем-то в определенное время, отражает потребность того или иного лица в самовыражении.
Только в случае подделки источник отражает не те события, которые по своему содержанию должен был бы отразить, а те события и явления, в условиях которых он был создан. Подделка Бардина или Сулакадзева отражает реалии начала XIX века, а не события древних времен. Подделка, к созданию которой был причастен И. Онацевич, также отражает события того же времени.
Содержание подделки же, созданной в давние времена и отражающей события того же времени, может свидетельствовать о той форме, которую в то время принимали подлинные источники, которым фальсификаторы подражали.
Подделки упорно возвращаются в общественный обиход даже после их разоблачения. Причина этого явления лежит в том, что подделки отражают существование в обществе не только научных, но и ненаучных представлений о прошлом. Подделки доказывают существование исторической мифологии, т. е. представлений, которые в своей описательной части относятся к определенному историческому явлению, но рассказывают не столько о том, что было, сколько о том, что должно было быть, и что является предметом не исследования, а веры.
СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫ:
1. Цит. по: История дипломатии. М.: Огиз, 2001. Т. 1. С. 516.
2. Подделки // Энциклопедический словарь. Изд.: Ф.А. Брокгауз, И.А. Ефрон. Спб., 1898. Полутом 47. С. 88; Подделка // Большая Советская энциклопедия. 1-е изд. М., 1940. Т. 45. С. 778; Подлог // Там же: С. 794.
3. Цит. по: Koscialkowski, S. Historyka. L., 2004. S. 85.
4. Цит. по: Koscialkowski, S. Historyka. L., 2004. S. 85
5. Козлов В.П. Тайны фальсификации. М., 2004. С. 248–249.
6. Цит. по: Улащик Н.Н. Предпосылки крестьянской реформы 1961 г. в Литве и Западной Белоруссии. М.: Наука, 2005. С. 94.
7. Блок М. Апология истории. М., 2006. С. 153.
8. Маслов В.И. Оссиан в России. Библиография. Л.: АН СССР, 1928.