Курсовая работа
по дисциплине "Режиссура массовых праздников"
Тема׃ "Обрядовый театр"
Архангельск 2004 г.
План
I. Введение
II. Основная часть
1. Эпоха синкретизма. Жизнь первобытных племен как непрерывный обряд. Обрядово-фольклорные формы досуга. Магический характер обряда
2. Понятие обычая, обряда, ритуала, традиции
3. Календарные обряды
4. Семейно-бытовые обряды. Свадьба
5. Крестины
6. Похороны
7. Проводы в армию
8. Причитание
III. Заключение
VI. Библиография
I. Введение
В душе любого народа таится жажда беспредельного совершенства, стремление к воплощению идеала. Одно из доказательств тому - существование искусства во все времена и у всех народов. Но, рождая великих и малых художников, ни один народ не отрекался от непосредственной художественной деятельности, не передоверял ее всецело своим гениям, утоляя жажду прекрасного лишь одними шедеврами.
Невозможно представить высочайшую вершину вне других гор и хребтов, также невозможно появление гениального художника без многих его менее одаренных собратьев. Шедевры в искусстве не могут рождаться ни с того ни с сего, на пустом месте. Они появляются только на исторической почве, достаточно подготовленной, обогащенной повседневным и повсеместным народным творчеством.
Нельзя отделить, обособить, отщепить гениальные творения от народной жизни. Как бы мы ни старались, они все равно останутся лишь проявлением наиболее редкого и удачного утоления народной жажды идеального в красоте. Идеала достичь невозможно - ехидно напомнит рационалист. Да, идеала достичь невозможно, но кому помешало стремление к нему? И разве не в этом стремлении познается, что хорошо, что похуже, а что и совсем никуда не годится? Разумеется, не каждый крестьянин умел срубить шатровую церковь, как не каждая девушка могла заниматься лицевым шитьем. Далеко не в каждом доме царили порядок и чистота, и не в каждой деревне хватало хлеба до нового урожая... Существовало однако ж, в народном сердце мощное стремление ко всему этому. А где есть стремление, там есть и осуществление, мера которого была бы непонятной без идеального представления о красоте и порядке.
Народное искусство трудно выделить из единого целого крестьянской жизни, из всего ее уклада. Оно очень прочно переплеталось с трудовыми, бытовыми и религиозными явлениями. Стремление к прекрасному сказывалось, в частности, в драматизированных
обычаях и обрядах, из которых, собственно, и состоял весь годовой и жизненный цикл отдельного человека, следовательно, и всего селения, всей этнической группы.
До сих пор не только бытовые, но и некоторые трудовые явления носят ритуальный характер. Но ритуал - это всегда действо
(а действо - это уже драма).
Драма, по Аристотелю, всегда имеет начало середину и конец, их нельзя поменять местами, не разрушив самого ее существа. Именно к такому образному свойству тяготеют многие народные обычаи и обряды. Точно так же народная молва всегда стремится к сюжету, на чем и паразитируют невероятные слухи преувеличенные добавления и пр.
Условно народный обычай вполне можно назвать миниатюрной драмой. Но на этом, пожалуй, и закончатся наши возможности заимствований из книжной культуры. Так, понятия "трагедия" и "комедия" уже не подходят для характеристики того или иного обычая хотя очень соблазнительно похороны
, например, отнести к жанру трагическому, а Святки - к комическому.
Поэтому я решила изучить календарные и семейно-бытовые обряды, чтобы выяснить в чем же заключается театральность обряда. Это и есть цель моей курсовой работы.
Для достижения данной цели я поставила перед собой ряд задач:
проанализировать возникновение и эволюцию народных праздников и обрядов;
раскрыть понятия: традиция, обычай, праздник, обряд, ритуал;
изучить календарные и семейно-бытовые обряды.
II. Основная часть
1. Эпоха синкретизма. Жизнь первобытных племен как непрерывный обряд. Обрядово-фольклорные формы досуга. Магический характер обряда
Истоки народной художественной культуры, в том числе праздников и обрядов, необходимо искать в глубокой древности. Они тесно переплетаются с трудом и бытом наших далеких предков, находят свое выражение в мифах, былинах, сказаниях, верованиях, обычаях, традициях и т.д. В том или ином виде они сохранились до наших дней, передаваясь из поколения в поколение.
Народы каждой страны на протяжении многовековой истории создавали свои обычаи, обряды, ритуалы, всегда стремились торжественно отметить наиболее важные события своей жизни.
Обычаи, праздники и обряды уходят своими корнями в глубокую старину и крепко связаны с трудом и укладом жизни народа. Празднества устраивались нашими предками после удачной охоты, перед началом весенних полевых работ, после уборки урожая. Торжествами и особыми, приуроченными к ним обрядами народ встречал весну, лето, осень, зиму, поклоняясь деревьям, цветам, родной природе, заботясь о будущем урожае, благополучии своего рода и т.д.
Что лежит в основе праздников и обрядов? Что определяет их содержание и направленность? Какова их роль в воздействии на личность? Правильно ответить на эти вопросы, понять сущность и смысл обрядности, как и любого другого общественного явления, можно лишь исходя из объективных причин ее возникновения и проследив историю ее развития. Нам важно также определить, какие функции выполняли обряды в прошлом, в каком виде существовали и как видоизменялись, т.е. подойти к вопросу исторически.
Безусловно, нельзя рассматривать обряды и обычаи как пережитки предшествующих эпох. Каждый из них (каким бы странным или диким он нам ни казался) органически связан с основами общественного строя, вслед за изменениями которых меняется социальный смысл, назначение и функции праздников и обрядов.
Рассмотрение процесса возникновения и развития праздников и обрядов разных эпох, анализ их основных функций способствуют выяснению свойственных им закономерностей, дают ключи для решения актуальной сегодня проблемы возрождения народной духовной культуры, несмотря на ту огромную временную пропасть, которая нас разделяет.
Обрядность как общественное явление появилась в эпоху первобытнообщинного строя, который охватывает очень большой период истории.
Благодаря труду человек выделился из животного мира. Труд начинался с изготовления орудий. Судя по многочисленным раскопкам, это были примитивные орудия охоты. Как вид трудовой деятельности охота побуждала первобытных людей группироваться для совместных действий, ибо труд не являлся индивидуальным делом того или другого чело - века, а был построен на сотрудничестве людей и разделении трудовых операций. Следовательно, он имел общественный характер, что оказывало огромное влияние на развитие общественного сознания.
Общение людей в процессе труда вызвало потребность в членораздельной речи, способствовавшей совершенствованию человеческого мозга, человеческого сознания. Однако выработка членораздельной речи - очень длительный процесс, которому сопутствовали и другие неязыковые средства общения, способные объединить людей в процессе трудовой деятельности и заставить их действовать совместно в нужном направлении. Одним из таких средств первобытного общения стали обряды и праздники.
Многочисленные памятники искусства, начиная с эпохи верхнего палеолита, т.е. со времени, когда на земле появился HomoSapiens (человек разумный), свидетельствуют о том, что уже на первой ступени своего развития люди совершали обряды. Даже сегодня мы можем видеть сохранившиеся на скалах древние рисунки, в основном, изображения животных (мамонтов, бизонов, оленей, медведей, лошадей и др.). Эти рисунки - своеобразные памятники искусства, идей и верований древних народов. Первобытные художники с большой достоверностью воспроизводили реалии своего быта, так как эти изображения использовались для древних обрядов: нанося во время пляски удары по нарисованному на скале мамонту, вылепленному из глины медведю или рисуя раны на изображении бизона, первобытные люди верили, что этими действиями они заклинают природу, обеспечивая удачу в предстоящей охоте. И эта вера придавала силы, сплачивала людей.
После охоты первобытные люди не могли обсудить ее удачные и неудачные моменты, вычленить и закрепить в памяти решающие движения и удары, так как словесно-логическая память была им еще недоступна: во всех первобытных обрядах мы сталкиваемся прежде всего с двигательной и наглядно-образной памятью.
В доклассовый период человеческой истории не было еще развито общественное сознание, открывающее возможность для абстрактного мышления, и сознание человека, крайне примитивное, еще не расчленялось на отдельные формы. Вместе с тем уместно предположить, что первобытный человек в процессе трудовой деятельности пытался в какой-то степени раскрыть существующие связи между явлениями, постичь их взаимовлияние и взаимообусловленность, познать причины и следствия.
Одной из таких связей, открытых человеком, была связь между действием и его результатом. "Первый вывод, к которому пришел человек в процессе трудовой деятельности, - пишет Ю.И. Семенов, - сводится к тому, что для достижения желаемого результата он должен действовать точно так же, как это было в тех случаях, когда такой результат был достигнут"¹.
Безусловно, это не было абстрактным теоретическим обобщением, а явилось чисто практическим, эмпирически выведенным правилом, которого человек и придерживался в своей повседневной жизни, передавая его подрастающему поколению не в форме абстрактных рассуждений, а с помощью конкретных примеров, оперируя теми предметами или их условными изображениями, которые в данный момент находились в его распоряжении и фактически являлись материальными носителями конкретной информации.
Мы видим, что процесс удовлетворения материальных потребностей приводит человека к необходимости познания материальных явлений, обеспечивающих это удовлетворение, и вместе с тем формирует определенные духовные потребности, в ответ на которые рождаются обряды - совокупность магических условно-символических действий, своеобразный коллективный повторяющийся акт, который приобретает силу традиции. Являясь важнейшим воспитательным средством, древние обряды удовлетворяли в какой-то степени потребности первобытного человека в познании, в получении определенной информации, в передаче накопленных трудовых навыков, способствуя; тем самым выделению и закреплению правильных трудовых приемов и отсеиванию как ошибочных, так и лишних, бесполезных действий. Мы вправе говорить об их значении в формировании и совершенствования правильного образа действий, о влиянии их на определенное поступательное развитие трудовой деятельности.
Таким образом, праздник и обряд в первобытном обществе - своеобразный урок для следующих поколений, средство передачи определенных сведений и трудовых навыков. Он помогал в конкретно-образной форме раскрыть ошибки предшественников и указывал правильные пути для достижения конечной цели, становясь формой закрепления успехов и передачи опыта.
Некоторые ученые считают, что подобного рода символические действия не способствовали достижению результата, не оказывали реального положительного влияния на исход человеческой деятельности. Безусловно, нужно учитывать тот факт, что символическая деятельность, предшествовавшая деятельности реальной или следовавшая за ней, в большинстве случаев носила мистический характер и являлась выражением зависимости человека от природы. В этом плане она, естественно, не оказывала непосредственного влияния на исход трудовой деятельности (в частности, охоты).
Однако нельзя не учитывать косвенного, опосредованного воздействия этих символических действий на исход деятельности, которое выражалось в психологической подготовке группы людей, в своего рода производственной репетиции. Повторяемость этих обрядовых действий говорит о том, что они были необходимы человеку, удовлетворяли определенным образом его потребность в познании, в передаче трудовых навыков, психологически подготавливали к охоте (или другой трудовой деятельности) людей, ясно представляющих возможные опасности, ибо ничто так не способствует возбуждению нужных эмоций у группы людей, как значительная цель, достижение которой стало органической потребностью этой группы.
Еще раз обратим внимание на то, что после совершения обряда на охоту отправляются не разрозненные индивидуумы, готовые разбежаться при первой же неудаче, а сплоченная группа первобытных людей, согласовавшая предварительно свои действия, сосредоточенная на едином предмете действий, охваченная общим настроением, боевым азартом и уверенная в победе. Все это способствовало успешному исходу охоты, что было подмечено нашими далекими предками, а впоследствии привело к тому, что постепенно подобные условно-символические действия приняли ритуальный характер, выросли в большие традиционные празднества.
Удачное завершение охоты, в результате которой первобытные люди получали большое количество пищи, достаточное для того, чтобы беззаботно прожить некоторое время, означало начало очередного праздника.
Праздник представляет собой значительный общественный акт, который, как пишет М.М. Бахтин является "очень важной первичной формой человеческой культуры"¹. Посменно сложились и характерные для данных торжеств, ставшие неотъемлемыми их черты. Из них прежде всего следует отметить как необходимый момент коллективное пиршество. Различного рода действия, совершаемые людьми во время праздника, первоначально не имевшие никакого ритуального значения, постепенно приобретали его, превращаясь в магические обряды.
К числу ритуальных действий, ставших характерными для подобных первобытных празднеств, относится и отдача почестей погибшим: ведь во время охоты частым явлением была гибель соплеменников. Празднование в честь удачной охоты становилось и своеобразными поминками по погибшим. Возможно, к тем временам восходит характерный для многих народов обычай поминать умерших обильным пиршеством. Следует отметить, что в традиционных славянских праздниках (масленица, святки и др.) ощущаются явственные отзвуки этих первобытных торжеств (обильное пиршество, ряжение в вывороченные наизнанку шубы, игры с медведем или человеком, изображающим медведя). Дни поминовения умерших родителей - также неотъемлемая часть этих славянских торжеств. Следы первобытных празднеств можно обнаружить и в поминальных пирах у славянских (и многих других) народов, а также в обычае посещать кладбища и отдавать почести умершим в дни праздников.
Итак, образ жизни древнего человека, необходимость знакового (не вербального) общения друг с другом, обожествление природы и всего окружающего мира способствовали рождению праздников и обрядов как определенных символических коллективных действ, имеющих как реальное, так и магическое воплощение.
2. Понятие обычая, обряда, ритуала, традиции
Мы видим, что стремлением людей ярко, красиво, торжественно и памятно отметить узловые события своей жизни обусловлено придание этим событиям форм праздников и обрядов. Такие события, как свадьба, рождение ребенка, совершеннолетие и др. являются переломными моментами в жизни людей, меняющими их отношения с окружающими, дающими им новые права и предъявляющими новые требования. И вполне объяснимо стремление людей празднично отметить эти события торжественными, запоминающимися обрядами, которые переходят из поколения в поколение в определенной устоявшейся, закрепленной форме и выражают внутренний смысл, содержание данного события.
Обрядность - составная часть культуры, отражающая духовную сущность народа, его мироощущение в различные периоды исторического развития, сложное и многообразное явление, выполняющее функции передачи последующим поколениям опыта, накопленного в борьбе за существование, своеобразная реакция человека на жизненные условия, специфическая форма выражения народных устремлений и чаяний.
Историческая смена общественных формаций, жизненных условий, потребностей и взаимоотношений людей оказывает влияние и на развитие праздников и обрядов. Как результат изменения действительности обрядность проходит длинный и сложный путь эволюции. Отмирают одни обряды, вступающие в противоречие с мировоззрением людей, трансформируются другие, в которых новое содержание вкладывается в прежние формы, и, наконец, рождаются новые обряды, отвечающие потребностям и требованиям новой эпохи.
Что же заключается в понятии "обряд"? В чем его сущность? Почему во все времена, начиная с первобытнообщинного строя, люди отмечали торжественными ритуальными действиями наиболее выдающиеся события своей жизни?
Термин "обряд" происходит от глагола "обрядить", "обряжать" - украшать. Обряд является своего рода перерывом в обыденной жизни, ярким пятном на фоне повседневности. Он обладает удивительным свойством воздействовать на эмоциональный мир человека и одновременно вызывать у всех присутствующих сходное эмоциональное состояние, способствующее утверждению в сознании той основной идеи, ради которой он совершается.
Первые элементы обрядности возникли задолго до появления христианской религии из потребностей людей в торжественно-радостные и торжественно-скорбные моменты жизни собираться вместе и определенным образом выражать охватившие их чувства. В этом состоит социально-психологическая природа обрядности.
В каждый обряд вкладывается свое содержание, но он всегда представляет собой условное действие, цель которого - выразить в символической форме конкретные представления и определенные социальные идеи. Обряды отражают многообразные связи и взаимоотношения людей в обществе. "Это символическое и эстетическое выражение (и проявление) коллективных связей общества, коллективной сущности человека, связей, не только соединяющих человека с современниками, но и объединяющих его с предками. Обряд создается как выражение духа, привычек, традиций, уклада жизни общества", в нем получает отражение реальная жизнь человека, его связи и отношения с обществом, с окружающими людьми.
Обряд является одним из способов существования традиций.
Традиция - более широкое общественное явление, особая форма закрепления общественных отношений, выражающаяся в устойчивых и наиболее общих действиях и нормах общественного поведения, передаваемых из поколения в поколение. Содержание традиций определяется породившими их общественными отношениями, и потому традиции - продукт определенных исторических условий.
Традиции как прочно установившиеся, ставшие привычными представления людей, рождаются в ответ на запросы жизни и существуют до тех пор, пока отвечают нуждам той или иной группы людей. Традиции являются одним из могучих средств воздействия на человека. Развитие общества идет от прошлого к настоящему, от настоящего к будущему, поэтому в обществе, с одной стороны, всегда живут традиции, в которых сконцентрирован опыт ушедших поколений, с другой - рождаются новые традиции, концентрирующие опыт сегодняшнего дня, соответствующие новому мировоззрению.
Изменение жизненных условий, потребностей и взаимоотношений людей оказывает свое влияние и на развитие праздников и обрядов. Как результат изменения действительности обрядность проходит длинный и сложный путь эволюции, модифицируется, изменяется.
Между традициями, обычаями и обрядами много общего: все они представляют собой формы передачи новым поколениям социального опыта, накопленного обществом, причем эта передача происходит в яркой образной форме с помощью условно-символических действий.
Традиции охватывают более широкий круг явлений, чем праздники и обряды. Они встречаются во всех сферах общественной жизни.
Таким образом, мы остановимся на следующих определениях основных используемых понятий.
Традиция - общественное явление, которое отражает исторически сложившиеся и передаваемые из поколения в поколение обычаи, порядок, нормы поведения, особая форма общественных отношении, выражающихся в общих действиях и сохраняемых силой общественного мнения.
Обычай - более узкое понятие по сравнению с традицией. Это прочно установившееся в той или иной общественной среде правило, регулирующее поведение людей в общественной жизни. Исполнение обычая не обеспечено государством. Он соблюдается благодаря своему неоднократному повторению и применению в течение длительного времени.
Праздник - торжественная форма ознаменования различных событий личной или общественной жизни, основанная на поверьях и обычаях народа, день, свободный от трудов и повседневных будничных забот.
Обряд - общественное явление, представляющее собой совокупность утвердившихся в народе условно-символических действии, выражающее определенный магический смысл, связанный с отмечаемыми событиями личной или общественной жизни; это своеобразный коллективный акт, который строго определяется традицией, а также внешняя сторона религиозной жизни и верований человека.
Ритуал - порядок совершения обряда, последовательность условно-символических действий, выражающих основную идею праздника, внешнее проявление верований человека.
Эти понятия в обыденной жизни имеют тенденцию к расширению их объемов и довольно часто подменяются одно другим. Тем не менее их разведение и определение содержания от более широкого к более узкому представляется нам правомерным, так как позволяет свободно оперировать ими в ходе наших рассуждений и отличать одно от другого.
3. Календарные обряды
Слово "календарь" восходит к латинскому "calendae" (первый день месяца), а оно, в свою очередь, - к глаголу "calare", что означает "выкликать": в Древнем Риме обязанностью главного жреца было громкое провозглашение первого дня каждого нового месяца.
Вообще же календари создавались независимо от Древнего Рима, задолго до и после него в разных уголках Земли, ибо потребность измерять время возникала у всех народов, как только осознавалась периодичность явлений природы (смена дня и ночи, времен года).
Славяне не были исключением. Им тоже пришлось осваивать способы времяисчисления, вырабатывать свой календарь с очень крупными и достаточно мелкими единицами - от понятий "век", "эпоха" до обозначения частей суток (день, ночь, сумерки и пр.).
Исстари основным занятием восточных славян, и русских в том числе, было земледелие, поэтому культура в целом и основная масса праздников, обрядов носила земледельческий характер. Жизненный уклад земледельца изначально определялся в первую очередь сменой времен года, поворотными сроками солнечного календаря. Особо выделялись четыре момента: зимний и летний солнцевороты, весеннее и осеннее равноденствия. В русском аграрном календаре им соответствовали зимние святки (конец декабря - начало января). Иван Купала-24 июня (7 июля), март и сентябрь.
Народное времяисчисление опиралось на смену времен Года и за основные вехи принимало период зимнего солнцеворота - Спиридоньев день, позднее перенесенный на 25 декабря - рождество Христово: время от Аграфены Купальницы (23 июня/6 июля) до Петрова дня (29 июня/12 июля); середину марта (Сороки - Благовещение), а также Семен-день (1/14 сентября), который и в XIX в. сохранял черты, напоминавшие о бывшем когда-то сентябрьском "Новом годе".
В определении сроков и продолжительности времен года крестьянин целиком исходил из реальных климатических условий, которые регулировали его трудовую деятельность и хозяйственный быт. Поворотные точки солнечного движения по небесной сфере делили год на четыре примерно равные части, но в сознании земледельца эти отрезки не полностью совпадали с календарными временами года. Для большинства районов России самым длинным сезоном оказывалась зима. "Народ, чутко следивший за изменениями в природе, остро реагировавший на происходящие перемены, практическими мероприятиями откликался на ощутимое наступление зимы. Ему не было дела до того, что по календарю осень длится три месяца. Холод в октябре говорил крестьянину среднерусской и северной полосы о наступлении зимы, об исчезновении солнечного тепла, об омертвении природы".
Осень в крестьянском понимании ограничивалась периодом уборки урожая - примерно от Ильина дня (20 июля/2 августа) до Покрова (1/14 октября). Собственно лето - это короткое время созревания хлебов: с Иваны Купалы (24 июня/7 июля) до Ильина дня или Успения св. Анны (25 июля/7 августа), редко до первого Спаса (1/14 августа). Весну призывали в марте, а началом ее считался Егорьев день (23 апреля/6 мая) - "Егорий весну открывает".
С днем Егория вешнего связывался цикл примет, определяющих, каким будет лето. В частности, полагали, что если на Егория будут сильные теплые росы, то и все лето будет теплым и влажным. В духовном стихе говорилось, что Егорий "взял ключи золотые, пошел в поле, росу выпустил, росу теплую". С поверьем был связан и ритуал катания по росе. Его нужно было выполнить, чтобы получить от земли силу для будущих работ.
У всех славянских народов Егорий считался покровителем скота. Ведь к концу апреля уже появлялась первая трава, поэтому ко дню Егория приурочивался первый выгон скота на пастбища. В этот день чествовали пастухов, посвящая им специальный обряд "окликания Егория".
В ночь на 23 апреля, еще затемно, группа мужчин во главе с пастухом обходила все дома и произносила окликание:
Мы ранешенько вставали,
В поле ходили,
Кресты становили,
Кресты становили,
Егория вопили:
Батюшко Егорий,
Спаси нашу скотинку,
Всю животинку,
В поле и за полем,
В лесу и за лесом,
Волку-медведю,
Всякому зверю -
Пень да колода.
Песня исполнялась под аккомпанемент барабанки - не - большой доски, которую пастух вешал на грудь и палочками выбивал на ней определенный ритм.
Обычно каждое утро под звуки барабанки пастух собирал коров в стадо. Иногда барабанку заменяли березовым рожком. После завершения обряда окликальщиков обычно одаривали пирогами и яйцами. Их складывал в мешок мехоноша.
Утром в Егорьев день коров и овец выпускали из хлева и трижды ударяли веткой вербы, обращаясь к святому:
Христос с тобой, Егорий храбрый,
Прими мою животинку
На все полное лето и спаси ее.
Обряд завершался обходом собранного стада. При этом пастух или уважаемый в деревне человек брал в руки решето, в которое насыпали зерно, клали крашеные яйца, иконку святого Георгия, замок и зажженную свечу.
С решетом обходили все стадо, произнося заговор: "Господи, благослови меня, Василия, обнести своих милых животов. Не я обношу, а прошу Николая Чудотворца и Егория Победоносца: обнесите моих милых животов железным тыном, обтяните медной проволокой, покройте святой пеленой, спасите от огня, от воды, от лютого зверя, от ползучего змея, от волшебных стихов. Аминь" (имя просящего соответственно менялось).
Как только обход завершался и обходчик произносил "Аминь", пастух и подпасок ударяли топорами обухом об обух или стреляли из ружья, угрожая воображаемому зверю.
В этот же день совершался обряд "вождения Юрия". Прежде всего выбирали парня - зеленого Юрия. Его голову и плечи украшали венками из первой зелени и давали ему в руки большой круглый пирог. Вместе с Юрием все обходили вокруг поля. Затем процессия направлялась к возвышенному месту. Все садились вокруг Юрия и произносили заговор:
Мы вокруг поля ходили,
Мы Егорья водили,
Юрия величали:
Егорий, спаси нашу скотинку.
Потом Юрий делил пирог. Одновременно поворачивали ломти и смотрели, кому достанется кусок с самым большим количеством начинки. Если таковой оказывалась девушка, то считалось, что она обязательно вскоре выйдет замуж.
Помимо основных годовых сезонов, выделялись переходные, промежуточные периоды: пролетье (поздняя весна - раннее лето), молодое бабье лето (конец лета - начало осени), осенины (середина сентября), позимье (обычно октябрь) и др.
По народным представлениям, две половины года взаимно влияют и обусловливают друг друга, отчего в пословицах, приметах, загадках много сравнения зимы с летом, осени с весной. В земледельческом календаре все составные части увязаны: одно время года определяется по другому, а каждый месяц составляет пару с противоположным ему месяцем второго полугодия. По характеру погоды декабрь, январь, февраль соответствуют июню, июлю, августу; март, апрель и март - сентябрю, октябрю, ноябрю, и наоборот.
Крестьянину надо было в первую очередь заботиться об урожае, о здоровье своей семьи и скота, о передаче опыта подрастающему поколению, все в его буднях и праздниках подчинялось этой главной цели, истолковывалось с точки зрения земледельца. О такой особенности крестьянского ума ярко и правдиво писал еще в прошлом веке Глеб Успенский - большой знаток народных обычаев, традиций, нравов. Цикл очерков под характерным названием "Власть земли" включал и рассказ о земледельческом календаре, где писатель рассматривал народные приметы - прекрасный образец "земледельческой мысли" народа. Сравнивая календари "для господ" и народный месяцеслов, Г. Успенский писал: "Без перерыва на целый год, вплоть до будущего крещения, - у господ идут: взятие, покорение, одоление и т.д., а у крестьян: "На Трифона звездно - весна поздняя". "На Евдохеи снег - урожай". <…> "На благовещение дождь - родится рожь, мороз-урожай на грузди, гроза - к теплому лету и орехам, мокро - к грибам". <... > "Коли на Юрья березовый лист в полушку, на успенье клади хлеб в кадушку". "Если на Николу заквакают лягушки - хорош будет овес". "На Луку полуденный ветер - к урожаю яровых".
Полная зависимость от природы заставляла земледельца тщательнейшим образом изучать окружающий его мир, примечать "мельчайшие подробности случайностей природы", улавливать закономерности и связи одних явлений с другими. Это вылилось в целый свод правил, примет, тонких и верных наблюдений, знать которые не грех и сегодняшнему сельскому жителю, да и не только ему.
"Если галки большой стаей летают - к ненастью, садятся высоко на деревьях - к морозу, низко - к оттепели".
"Пора пахать, когда гром гремит, лес в листву одевается, жаворонок запел, а водяные лягушки начинают квакать".
"Пока лист с вишневых деревьев не опал, сколько бы снегу ни выпало, зима не наступит, оттепель его сгонит".
"Круг около солнца или месяца зимою предвещает продолжительные метели с морозами" и т.д. и т.п.
Зоркий крестьянский глаз подмечал все, детальность наблюдений и, соответственно, примет поражает современного человека. К примеру, такое наставление: "В конце сентября бывают иногда морозы, повреждающие картофель, свекловицу и другие огородные овощи. Признаки, по которым можно узнать наступление холода, - пролет диких гусей <... >, собирание в стаи мелких птичек, а также ясный блеск луны, рога которой принимают острую форму после новолуния, и притом малые и низкие облака стремятся к северу"¹ "Воронежские губернские ведомости" середины прошлого века, опираясь на опыт местных крестьян, советовали, как, когда и какую рожа" следует сеять. Вот небольшой отрывок из этой подробнейшей инструкции: "Посев ржи следует соображать с посевом и урожаем гречи. Если греча раннего посева родится хорошо, то и рожь должно сеять рано, и наоборот. <…>Рожь сеять должно в первой, во второй или в четвертой четверти августа месяца, смотря по погоде: ежели жаркое и сухое лето, то сеять рожь под соху, в начале сентября или в исходе августа; в дождливое холодное лето сеять рожь ранее в августе. Степную землю нужно засевать поздно, и тем позднее, чем обильнее на ней растет трава. Через сколько дней после рождества Христова случится иней, через столько же дней после успения св. Анны (25 июля/7 августа) можно сеять озимый хлеб... Недозрелая рожь вовсе на семена не годится. На тяжелой или мокрой почве сеять, если возможно, старую рожь, рано, за неделю до Лаврентия (10/23 августа), пока земля суха и дни долги... ".
Знание природы и жизненный опыт выливались в пословичные выражения, которые зачастую приобретали второй, обобщенный смысл:
"Год на год не приходится".
"Что посеешь, то и пожнешь".
"Время дороже золота".
"Спустя лето по малину в лес не ходят".
"Всякое семя знает свое время".
"Случается такой год, что в нем семь погод".
"Всяк Еремей про себя разумей; когда сеять, когда жать, когда в скирды метать".
Приметам, знаниям, передаваемым из поколения в поколение. установившимся правилам народ доверял больше, чем застывшим данным календаря:
"Кто по календарю сеет, тот редко веет".
"Не примечать - и хлебушка не сдать".
"Без примет ходу нет".
"Обычай старше закона".
Знакомясь с народным устным календарем, не перестаешь удивляться поразительному соседству в нем самых тонких наблюдений, точных знаний и самых нелепых (с нашей, материалистической точки зрения) суеверий, основанных на случайном сходстве явлений или на простом созвучии слов. Невероятно переплелись в нем трезвый практицизм и высокая поэзия, явь и фантазия, привычка к тяжелому труду и бесшабашная удаль; скромность, целомудрие и праздничный разгул. Один характерный пример: 16/29 июня церковь отмечает день св. Тихона Амафунтского. в народе про этот день говорят: "С Тихона солнце идет тише". Наблюдение абсолютно верное. По свидетельству астрономов, солнце в эту пору "и взаправду "идет тише": к концу июня Земля сбавляет скорость движения вокруг Солнца по сравнению со скоростью на 1 января на 3600 километров в час. Эту особенность небесной механики пытливый народный ум подметил как "застаивание солнца""¹. Не менее интересно другое. Тот же "пытливый народный ум" из всех дней второй половины июня для фиксации данного явления выбрал именно Тихонов день. Поводом послужила звуковая ассоциация имени святого со словами "стихать", "тихо". На том же основании к 16 июня приурочена еще одна верная примета: "На Тихона певчие птицы затихают" (кроме соловья и кукушки). И уже без всякой реальной причины, исключительно на созвучии возникла вера в способность чудотворца снимать боль, что отражено в одной из молитв: "Снятый Тихон, утиши, господи, болезни и вся недуги зубные... ".
Вообще русский аграрный материал очень архаичен и консервативен. Крестьяне в подавляющей массе даже в прошлом столетии плохо понимали истинные причины смены времен года и многих явлений природы, для них причинно-следственные связи были иными, чем это представляется нам сейчас. Крестьянин видел, что приход весны связан с прилетом птиц, поэтому, желая обеспечить своевременное начало весны, обращался к жаворонкам, ласточкам, куликам с просьбой поскорее вернуться в родные края. Так встречали праздник "Зазывание (кликание) весны".
Люди радовались тому, что с каждым днем приближалась Пасха, обозначавшая наступление весны. В этот день женщины выпекали из теста фигурки птиц с распахнутыми крыльями. Печенья назывались "грачами", "жаворонками" или просто "птичками".
Каждый член семьи брал в руку печенье, выходил на улицу и подбрасывал его в воздух. Одновременно произносились заклички:
Жаворонки, жавороночки!
Прилетите к нам,
Принесите нам лето теплое!
Нам зима надоела,
Весь хлеб у нас поела,
Всю скотинку поморила.
В некоторых из них содержались заклинания, обращенные к живительным силам природы:
Весна, весна красная,
Приди, весна, с радостью,
С радостью, с огромною милостию:
Со льном большим,
С корнем глубоким,
С хлебом великим.
Во многих местах печенье выпекали и в форме небольших крестиков. Считалось, что крестообразное печенье обладает чудесной силой. Поэтому оставшиеся на столе крошки не выбрасывали, а собирали и хранили. Весной, во время сева, их бросали в сетево - особое решето, из которого сеяли зерно.
С крестообразным печеньем был связан особый ритуал гадания. В отдельные печенья клали зернышки, чешуйку хмеля или монетку. Впрочем, иногда могли запечь и таракана.
Часто кресты давали ребятам, которые бегали с ними от дома к дому и выкрикивали особые песенки - заклички:
Крестики, крестики, жавороночки,
Крест подают и водой обдают,
Половина-то говина перевалится,
Кадка с молоком перекатится.
Крестообразная форма выпечки сложилась под влиянием христианства, а сам обряд сохранился с давних времен. Ритуальное выпекание хлеба должно было способствовать новому урожаю, дать силу земле, а также пахарю, работавшему на ней.
Участие детей тоже не было случайным. В древности обряд закликания совершали взрослые, со временем основными участниками стали дети, заклички вошли в детский фольклор как самостоятельный жанр. Дети собирались на освободившихся от снега лужайках, где водили хороводы и играли с "жаворонками", громко выкрикивая заклички:
Жавороночки-полетовочки,
Прилетите к нам,
Принесите нам
Весну красную,
Лету теплую!
Нам зима надоела,
Весь хлеб у нас поела,
Всю скотину поморила.
Когда игры заканчивались, печенье прикрепляли к веткам деревьев или прятали его под застрехи в сараях или домах. Оставшееся печенье съедали или скармливали скоту.
С печеньем совершали еще один ритуал во время совместной трапезы. Собравшись за столом, все члены семьи брали по одному печенью и одновременно их разламывали. Обнаруженное зерно означало богатство, таракан - будущие сплетни чешуйка хмеля - веселье.
Если после зазывания весны продолжались заморозки, то совершали особый обряд, обращенный к Морозу. Для него пекли небольшие шарики-колобки. Их выбрасывали на улицу, приговаривая:
Мороз Красный нос,
Вот тебе хлеб и овес,
А теперь убирайся подобру-поздорову.
Иногда вместо колобков варили овсяный кисель и выставляли его в миске на краю поля или просто на крыльцо. Затем Мороз приглашали отведать кушанье:
Мороз-Мороз, не тронь мой овес,
Приходи кисель есть.
Обычно после зазывания весны начиналась активная подготовка к весенним полевым работам. То, что позднее стало восприниматься как поэтическое сравнение, метафора, когда-то было реальной верой, отражало понимание природы: жаворонок, по мнению земледельца, действительно нес весну на своих крыльях. Земля в самом деле засыпала зимой, а в начале лета была беременна будущим урожаем и, страдая (ср.: "страда", "страдная пора"), в муках рожала хлеб, лен, овощи, ягоды (отсюда и слово "урожай").
Народный земледельческий календарь сохранял такой взгляд на природу, взгляд, по сути, языческий, когда все, что окружает человека, одухотворено, наделено жизненной силой, способно помогать или препятствовать, причинять зло или доставлять радость.
Крестьянин поклонялся грому, солнцу и месяцу, почитал камни, водоемы, деревья. Священным деревом у славян считался дуб, много поверий связано также с вербой, рябиной. Но самое почитаемое, любимое дерево - береза.
Основной праздник, посвященный культу растений - так называемая русальная, или "зеленые святки", предшествующая церковной Троице¹. Четверг на этой неделе называется "Семик" - седьмой четверг после Пасхи. Празднование это имеет двоякую форму: по домам разносили и расставляли ветки берез. Кроме того, в лесу выбиралась одна березка, которую украшали и торжественно вносили в деревню. Этот праздник считался одним из самых больших праздников в году.
У великороссов обрядовое празднество производилось только с березкой, но не с другими деревьями. В песне поется:
Не радуйтесь, дубы,
Не радуйтесь, зеленые,
Не к вам девушки идут,
Не к вам красные,
Не к вам пироги несут,
Лепешки, яичницы,
Ио, Ио, Семик да Троица!
Радуйтесь, березы,
Радуйтесь, зеленые,
К вам девушки идут,
К вам красные,
К вам пироги несут,
Лепешки, яичницы,
Ио, Ио, Семик да Троица!
Та исключительность, которая принадлежит березке, объясняется, по-видимому, тем, что березка - первое, наиболее раннее дерево, одевающееся в яркую, нарядную зелень, тогда как другие деревья еще едва начинают распускать почки. Отсюда возникает представление, будто именно березки обладают особенной силой роста. Средоточением этой силы считаются верхушки и ветки: от них идет рост и, следовательно, здесь находится их сила. Эту силу надо использовать. Такова простейшая мыслительная основа, приводящая к различным обрядам, связанными с березками.
Березовые ветки или молодые березки приносились из леса и расставлялись по домам без особых обрядовых действий. Дома украшались также цветами. Березками украшали дворы, дома, горницы, ворота, отчего деревня приобретала праздничный вид. Для этого праздника мыли, чистили, белили хаты, всюду наводя чистоту. Эти дни в Смоленской губернии и в некоторых других местах назывались "зелеными святками". По-видимому, еще в XIX веке березки освящались в церкви. Народ на церковной службе стоял с березками, и этим березкам приписывалась особая целебная и оберегательная сила. П.В. Шейн сообщает из Смоленской губернии, что освящались не только ветки березок, но цветы и травы.
Более сложное явление представляют собой обряды, связанные с выбором одного молодого дерева в лесу. В состав этого комплекса входят: выбор и зарубка деревьев, украшение его, совместная трапеза под ним, завивание венков, кумление, срубание дерева и торжественное внесение его в деревню, хороводные игры и песни под ним (до порубки в лесу или после внесения его в деревню), уничтожение дерева, гадание на венках, брошенных в воду. Здесь я кратко рассмотрю обряд завивания и внесения березки в деревню.
Березка избирается молодая, сочная, в таком месте, чтобы вокруг нее можно было водить хороводы. Если березка избиралась заранее, ее заламывали, т.е. отмечали. Для совершения празднества девушки шли в лес. Выбранную березку "завивали", т.е. загибали концы веток в кольца и закрепляли их так, чтобы образовались венки, которые как бы росли на дереве. Особый интерес представляет сибирский обычай пригибать вершины березок к траве и делать "косы", связывая эти вершины с травой³. В других местах верхушки двух берез связывались между собой так, что образовывался род арки. Венки могли плестись из веток других березок, переплетаться с травами и цветами и навешиваться на избранное дерево. Завитую березку украшали. "У кого-нибудь из девушек находился шелковый поясок, которым перевязывают березку внизу у корня"¹. На березку навешивали разноцветные ленты, нитки и лоскутки. Иногда украшали березку и цветами. На березку могли также навешиваться "козули", т.е. венки, испеченные из теста. В Европе дерево срубали и вносили в деревню. Это так называемое майское дерево или просто "май". У русских дерево не всегда срубали, оно могло оставаться в лесу. Е.В. Аничков утверждает, что у русских нет майского дерева. Между тем это неверно. Нет в народе слова "майское дерево", как нет и некоторых специфических видов увеселений (влезание на дерево за призом), но у русских явственно наблюдается две формы обряда. Одна, преобладающая, состоит в том, что празднество происходило в лесу вокруг избранного дерева. Другая, более редкая, состояла в том, что дерево срубалось, торжественно вносилось в деревню, устанавливалось здесь, и вокруг него проводились игры. В некоторых местах дерево завивалось в Семик (т.е. в четверг до Троицы), а на Троицу его вносили в деревню. Так, П.В. Шейн сообщает из Владимирской губернии: "В Троицын день <…> девушки меняют свой наряд на лучшие платья, на голову надевают свежие березовые венки, переплетенные цветами, и в таком уборе идут в лес развивать березку. Пришедшие туда, они становятся в кружок около завитой березки, и кто-нибудь из них срубает ее и устанавливает посреди кружка. Тут все девушки подходят к березке и начинают ее украшать лентами и цветами. Далее открывается триумфальное шествие девушек попарно, а впереди всех одна из них несет березку и так5им образом обносят ее кругом всей деревни. Пришедши в какую-нибудь из улиц, они втыкают березку в землю и начинают водить вокруг нее хороводы; тут присоединяются к ним парни, и все хором поют".
Под деревом водили хороводы и пели так называемые семицкие песни. Содержание этих песен разнообразно. В них воспеваются березки, восхваляется праздник, девушки величают самих себя. Песни передают радостное весеннее настроение.
Березынька кудрявая,
Кудрявая, моложавая,
Под тобою, березынька,
Все не мак цветет,
Под тобою березынька,
Не огонь горит,
Не мак цветет -
Красные девушки
В хороводе стоят,
Про тебя, березынька,
Все песни поют.
В песнях поется о венках, гаданиях, замужестве. На Семик поются также обычные, т.е. не приуроченные к праздникам, игровые и хороводные песни любовного содержания.
Хоровод водят вокруг дерева, а там, где верхушки двух березок связаны в форме арки, под ними проходят играющие и поющие. Веселье длится до самого утра.
Каков исконный смысл этого обряда? Исходя из предположения, что сила роста, по представлениям народа, находится в верхушках и в концах веток, откуда идет рост, можно рассматривать загибание в кольцо и связывание как способ уловления и сохранения этой силы. Эту силу надо внести из леса и передать ее земле и людям.
Пригибание верхушки к земле и переплетание ее с травой довольно явно представляют собой попытку передачи вегетативной силы от березки к земле.
Пойдем, девочки,
Во луга - лужочки,
Завивать веночки.
Мы завьем веночки
На годы добрые,
На жито густое,
На ячмень колосистый,
На овес ресистый,
На гречиху черную,
На капусту белую.
Вот образец другой подобной же песни. В ней густота молодой листвы сопоставляется с густотой ржи.
А и густо, густо на березе листье,
Ой ли ой люли, на березе листье.
Гуще нету того во ржи, пашеницы.
Господа, бояре, мужики крестьяне!
Не могу стояти, колоса держати,
Буен колос клонит.
Густая листва и густая рожь - таков художественный параллелизм этой песни, который некогда имел заклинательное значение.
В этот день девушки, выполняющие обряд, как бы перенимают от березы и венков их силу и предают ее земле:
Где девки шли,
Сарафанами трясли,
Тут рожь густа,
Умолотиста, уколотиста,
С одного колоска
Умолотишь три мешка.
Иногда место для празднования выбирали такое, которое прилегало бы к полю ржи. Это делалось для того, чтобы рожь была гуще. "Местом для завивания венков преимущественно избирают такую рощу, которая прилегает к ржаному полю, в том поверье, что и от этого, так же, как и завивание ржи в Воскресенье, она будет лучше".
Приведенные материалы дают мне право на вывод, что внесение обряженного дерева из леса на поле и в жилище представляло собой попытку использовать растительную силу дерева в земледельческих целях и передать ее от деревьям земле и злакам.
Живыми, одушевленными были в глазах древнего человека не только земля, растения, водоемы, явления природы (град, мороз и т.д.), но и сам годовой круг с составляющими его единицами времени. Показательно, что в рассказах крестьян времена года представали ближайшими родственниками, напоминали обычных людей׃ "Жили у брата три сестрицы: весна-молодица, зима - белолица и осень-водяница". Не случайно и календарь в народе назывался "месяцесловом" - все его части (сезоны, месяцы, недели, дни, посты праздники и др.) были поименованы.
Припев повторяется после каждой строки.
Собственное имя было у большинства недель: "пестрая", "всеядная", "сырная", Фомина, "зеленая", "сборная" и т.д. Названия имели посты (холодный, голодный, великий, лакомка и пр.) и морозы (Введенские, Никольские, крещенские, афанасьевские, власьевские и пр.).
Сравнивая праздники и обряды земледельческого года между собой, легко убедиться в том, что отдельные компоненты в них совпадают, что повторяются некоторые действия, что употребляются одни и те же ритуальные кушанья, что существуют устойчивые поэтические формулы. Этой проблеме посвящено исследование В.Я. Проппа, на которое я уже не раз ссылалась. Ученый объясняет использование одних и тех же элементов в разных обрядах замкнутостью годового цикла, единой мировоззренческой основой и объединяющей все действия и помыслы земледельца задачей вырастить и сохранить урожай.
Единым является и понимание места человека в мире, взгляд на взаимоотношения его с природой. Давно замечено, что "в бытовой практике крестьянина земледельческие и семейные интересы были неразрывно связаны. Этому единству соответствует и общность аграрной и свадебной обрядности, выполняющей функцию достижения хозяйственного и семейного благополучия, довольства, плодородия и т.п.
От урожая зависело благополучие, да и сама жизнь хлебороба, поэтому он старался в точности выполнять предписанные традицией правила крестьянской агрономии (проведений сева, подготовка седин, пахота, удобрение навозом, уход за всходами, соблюдение севооборота и пр.). Насущный хлеб и другие средства к существованию доставались тяжким трудом и нуждались, по мнению крестьянина, в защите от злых сил и в активном провоцировании на воспроизведение и увеличение достатка. Для этого в течение веков выработалась целая система обрядовых действ, включая песни, пляски, звучание музыкальных инструментов, особые ритуальные тексты (заговоры, заклички, обращения, издевки, плачи и др.).
Земледелец пытался также заглянуть в будущее, с помощью различных действий, разными способами узнать характер предстоящего весенне-летнего сезона; предугадать, для каких культур год будет благоприятным, сколько времени продержатся морозы, хватит ли корма скоту до первой весенней травки и т.п. Особое место занимали и гадания о собственной судьбе, в первую очередь - гадания девушек-невест.
Ими завершались святочные вечера. Обычно они начинались после того, как девушки собирались домой. Чаще всего каждая из присутству
Поскольку, как и все переходные периоды года, святки считаются временем наибольшей активности нечистых и потусторонних сил, во время праздника стараются выяснить свою будущую судьбу. Святочные же гадания делятся на две группы: простые и сложные.
Кроме общих гаданий, существовали индивидуальные. Так, вернувшись домой со святочных посиделок, девушка ложилась спать, положив под подушку свой гребень. Если поутру на нем оказывался волос, то считалось, что девушка скоро выйдет замуж.
Земледельческая традиционная культура не была пассивной, созерцательной. Человек не только молился, приносил жертвы, пытался разгадать смысл разных явлений и связь вещей, он требовал, указывал, вызывал природу на определенные действия, заявлял о себе как о властелине, хозяине во вверенном ему природном участке Большинство обрядов, имеющих ярко выраженную магическую функцию, прочно удерживалось в быту и производственной деятельности крестьянина.
Таким являлся комплекс обрядовых действий, связанных с переездом в новый дом.
Когда начинали строить новый дом, совершали цикл ритуальных действий, чтобы преодолеть возможные происки нечистой силы. Выбирая безопасное место, вначале выпускали корову. Если она ложилась на землю, то считали, что место выбрано удачно.
Перед закладкой нижних бревен под передним углом закапывали монету - "для богатства", рядом с монетой клали кусочек ладана - "для святости".
После возведения сруба резали петуха и брызгали кровью на четыре угла. Животное зарывали в землю под дверью.
Самым опасным периодом считался переезд в новую избу. На новом месте начиналась новая жизнь. Конечно, нечистая сила стремилась помешать будущему благополучию. Чтобы обмануть ее, первыми в дом пускали петуха или кошку. Они должны были войти в дом и принять на себя возможные происки нечистой силы.
За животными входили с иконой и хлебом-солью все остальные члены семьи. Считалось, что безопаснее переходить в новый дом ночью, поскольку нечистая сила не предполагала, что в это время люди могут заселять дом.
Поставив в передний угол икону, все члены семьи крестились на нее. Затем хозяйка отрезала от каравая хлеба первый ломоть и клала его под печку, приветствуя домового.
Еще в середине XIX в. во многих местностях России существовал древний ритуал: сняв одежду, до рассвета хозяйка дома обходила новую избу и произносила приговор: "Поставлю я около двора железный тын, чтобы через этот тын ни лютый зверь не перескочил, ни гад не переполз, ни лихой человек ногой не переступил и дедушка лесной через него не заглядывал ".
Чтобы придать заклятью дополнительную крепость, женщина трижды кубарем перекатывалась в воротах, приговаривая: "Дай, чтобы род и плод в новом доме увеличивались".
Незадолго до новоселья или сразу после переезда хозяин обязательно приглашал перебраться на новое место домового: он ставил под печку угощение и просил домового последовать за семьей.
Вводя в новый хлев скотину, хозяин также представлял ее домовому. Считалось, что иначе скотина не приживется на новом месте.
Если одновременно с домом строили баню, то перед первой топкой приветствовали банника: брали черную курицу, душили ее и неощипанную закапывали в землю под порогом бани. Во многих местах обряд совершали регулярно в ночь под Чистый четверг. В бане также оставляли ломоть ржаного хлеба, посыпанный солью.
"Украшаясь цветами и листьями, земледелец надеялся тем самым помочь обнаженной земле покрыться зеленью; катаясь зимой на санках, а весной раскачиваясь на качелях, он предполагал, что, чем дальше прокатится и чем выше раскачается, тем длиннее и выше поднимется летом лен и лучше взойдут хлеба, и т.п. ". Пекли специальное печенье в виде домашних животных, т.к. верили, что изображаемое (по магии подобия) должно стать действительным, т.е. выпеченные и съеденные фигурки обеспечат приплод скота; в определенные дни устраивали обильные торжественные трапезы, чтобы гарантировать столь же обильное воспроизводство съестного; в период бурного роста хлебов и трав молодежь устраивала игрища с громким смехом, обрядовой эротикой, песнями о любви и молодости.
С той же целью спровоцировать силы природы на нужные земледельцу действия широко использовались в обрядах всего года яйца, зерна злаков, чучела. "Зерно обладает свойством надолго сохранять и вновь воссоздавать жизнь, умножая ее. Семя - растение - семя составляют извечный кругооборот, который свидетельствует о нескончаемости жизни. Путем еды к этому процессу приобщаются люди. В животном мире зерну или семени, с точки зрения крестьянина, соответствует яйцо, обладающее тем же удивительным свойством, что и семя, оно сохраняет, содержит жизнь и воссоздает ее". Только приняв во внимание это объяснение, можно понять, зачем при севе в зерна клали вареные яйца, почему в поле, на лугу, под березкой ели яичницу; с какой целью на любом ритуальном столе присутствовала кутья.
Чучела - это символические изображения божеств или олицетворенные силы природы. Чаще всего изготавливали чучела на масленицу, семик, в обряде похорон кукушки. Им устраивали торжественную встречу, а затем убивали, уничтожали, сжигали в поле, за околицей или у реки. Разыгрывались настоящие похороны, которые обставлялись, однако, не трагически, а комически и завершались нередко бурным весельем. В основе и этих действ лежит та же "философия зерна": чучело убивали, чтобы заставить божество воскреснуть или передать свою силу земле и возродиться из нее в виде нового урожая. Чрезвычайно важно, что подобные убийства, растерзания, сжигание всегда сопровождались притворным плачем и непритворным смехом. Смех здесь оказывал живительное действие, потом" что смех есть признак жизни; более того, по народным воззрениям, смех способен вызывать и возрождать жизнь.
Земледелец был уверен, что особой силой воздействия на природу и человека обладает слово. "Чем далее в старину, - читаем в исследовании крупнейшего ученого конца прошедшего столетия, А.А. Потебни, - тем обычнее и крепче вера в способность слова одним своим появлением производить то, что им означено". Неудивительно, что в обрядовых текстах так много повелительной интонаций и обращений: "Родись, капуста, бела и кругла!", "Покров-батюшка, покрой землю снежком, а меня, молоду, женишком!", "Жаворонки, прилетите! Весну красну принесите!" и т.п.
Люди были убеждены в том, что, даже просто назвав явление, предмет, они тем самым приобретали над ним власть. Слово, соединенное с музыкой и движением, обладало еще большей силой. Поэтому огромную роль в обряде играли песня, музыкальный инструмент, ритмические пляски, притоптывания.
Обрядовые песни заклинали и описывали благополучие, довольство, изобилие, а сопровождавшие их действия изображали желаемое, чтобы обеспечить его в реальной жизни. Лучший пример тому - обходы дворов на святках, во время масленицы, в день первого выгона скота и в некоторые другие дни.
Рассмотрим подробнее этот обряд. Происхождение обряда колядования уходит корнями в глубокую древность. Еще в языческие времена несколько раз в году славяне производили заклинание злых духов.
С принятием христианства обряд был приурочен к святочному периоду. Он состоял в том, что по домам ходили группы славильщиков, состоявшие в основном из подростков. Каждая группа несла на палке шести - или восьмиконечную звезду, склеенную из серебристой бумаги. Иногда звезду делали полой и внутри нее зажигали свечу. Светящаяся в темноте звезда словно плыла по улице. В состав группы входил мехоноша. У него был мешок для сбора даров. На ходу они пели песню припевку:
К нам пришло - прикатилося
Святое Рождество!
Вот Свят вечор! Вот Свят вечор!
Мы ходили-походили,
колядовщики!
Мы искали-поискали Иванова двора!
Стоит Иванов двор на пяти столбах!
На пяти столбах, на семи верстах!
Коляда-Коляда!
Подавай пирога!
Славильщики останавливались под окнами или заходили в дома. Они просили у хозяев разрешить им спеть колядки. Обычно в каждом доме славильщиков встречали радушно и гостеприимно, заранее готовили угощение и подарки.
Содержание колядок было разнообразным: в них желали хозяевам получить богатый урожай, обильный приплод у скота; провести год здоровыми и счастливыми. Колядка завершалась благодарностью за щедрые подарки и угощение. Скупые хозяева порицались, им желали неурожая, накликали на них засуху и всякие несчастья. В колядке говорилось:
Коляда, моляда,
Уродилась Коляда!
Кто подаст пирога -
Тому двор живота,
Еще мелкой скотинки
Числа бы вам не знать!
А кто не даст ни копейки -
Завалим лазейки,
Кто не даст лепешки -
Завалим окошки,
Кто не даст пирога -
Сведем корову за рога,
Кто не даст хлеба -
Уведем деда,
Кто не даст ветчины –
Тем расколем чугуны.
Закончив петь, славильщики получали в подарок специальное обрядовое печенье, выпеченные из теста фигурки домашних животных, съестные припасы, а иногда и деньги.
После обхода нескольких домов славильщики собирались в заранее намеченной избе и устраивали общую пирушку. Все принесенные дары и еда делились между участниками.
Обходы дворов считались делом серьезным, чрезвычайно важным. Выполняющие такой обход выступали "не скромными просителями-нищими, а коллективом людей, совершающих магический обряд, который должен был вызвать желаемое в грядущем. Активная роль колядующих исключала мотив смиренности и покорности перед восхваляемыми" хозяевами дома¹.
4. Семейно-бытовые обряды. Свадьба
Свадьба - самый яркий пример драматизированного обряда, одна из главных картин великой жизненной драмы, той драмы, длина которой равна человеческой жизни... Действие свадьбы длилось много дней и ночей, оно втягивало в себя множество людей, родственников и неродственников, касаясь иной раз не только других деревень, но и других волостей.
Неотвратимость обряда объясняется просто: пришло время жениться, а необходимость женитьбы никогда не подвергалась сомнению. Поэтому как для молодых, так и для их близких - это всего лишь один из жизненных эпизодов, правда, эпизод этот особый, самый, может быть, примечательный. Женитьба - важнейшее звено в неразрывной цепи, подготовленное всеми предшествующими звеньями: детством, событиями отрочества, делами юности, старением родителей и т.д.
Зарождается этот обряд намного раньше, где-то на деревенском гулянье, может быть, еще в детстве, но действие его всегда определенно и образно. Начинается оно сватовством
.
В старину в богатых водою местах сохранялся обычай племени чудь на лодках привозить своих дочерей в праздничные и ярмарочные села. Таких невест называли приплавухами
. Отец, брат или мать, "приплавившие" девку, вместе с приданым оставляли ее под перевернутой лодкой, а сами уходили в деревню глядеть на праздник. Местные ребята-женихи тотчас появлялись на берегу. Одну за другой переворачивали они лодки, разглядывая и выбирая невест. ("Может ли быть пороком в частном человеке то, что почитается в целом народе?" - задумчиво спрашивает А.С. Пушкин. Русские не брезговали обычаями соседних народов, хотя и были разборчивы) Правда, этот обычай в русских селах не имел широкого распространения. Знакомство ребят и девиц происходило у горюнов
и столбушек
, на летних и зимних гуляньях.
Зимою, в начале нового года родители женихов прикидывают, что и как, сумеет ли парень сам выбрать себе будущую жену, советуются. Полноценный жених не допускал вариантов, нескольких кандидатур, но такими были не все. Многим при выборе требовалась родительская помощь, зачастую просто из-за стыдливости парня.
В назначенный день, выбрав "маршрут" и помолившись, сваты - родители или близкие родственники - шли свататься. Трудно не только описать, но просто перечислить все приметы, условности и образные детали сватовства. Отныне и до первого брачного утра все приобретало особое значение, предвещало либо удачу, либо несчастье, все занимало свое определенное место. Нужно было знать: как, куда и после кого ступить, что сказать, куда положить то и это, заметить все, что происходит в доме и на дороге, все запомнить, предупредить, обдумать.
Даже обметание валенок у крыльца, сушка голиц у печной заслонки, поведение домашних животных, скрип половиц, шум ветра приобретали особый смысл во внешнем оформлении сватовства. Несмотря на четкость выверенных веками основных правил, каждое сватовство было особенным, непохожим по форме на другие, одни и те же выражения, пословицы говорились по-разному. У одних выходило особенно образно, у других не очень. Конечно же, все это фиксировалось в неписаных сельских летописях. Позднее самое неинтересное навсегда забывалось, а все примечательное передавалось другим поколениям. Традиционные выражения в бездарных устах становились штампом, образами, взятыми напрокат. Традиция, однако, ничуть не сковывала творческую фантазию, наоборот, она давала ей первоначальный толчок, развязывая язык даже у самого косноязычного свата. Впрочем, косноязычный сват - это все равно что безлошадный пахарь, или дьячок без голоса, или, например, хромой почтальон. Поэтому один из сватов непременно был говорун.
В дом заходили без предупреждения, как и всегда. Крестились, рассаживались, обменивались приветствиями. Догадливые хозяева сразу настраивались на определенный лад, невеста уходила с глаз долой. Начинался настоящий словесный поединок. Даже при заведомо решенном деле отец и мать невесты отказывали сначала, мол, надобно подождать, товар у нас нележалый, мол, еще молода да именья мало и т.д. Тем азартнее действовали сваты, расхвали жениха и пуская в ход все свое красноречие. Как смотреть людям в глаза, если дело кончится полным провалом?
Бывали случаи, когда, ничего не добившись сваты на свой страх и риск высватывали другую невесту, младшую, а то и старшую, засидевшуюся в девках сестру, либо уходили в другой дом и даже в другую деревню, если жених был не очень разборчив, а женитьба становилась безотлагательной.
Условные, традиционные уловки и хитрости идут при сватовстве вперемежку с подлинными, натуральными, связанными с определенными обстоятельствами материального и морального свойства. Но получалось так, что традиционные, положения в таких случаях хитрости сами по себе помогали участникам обряда. Народный обычай щадил Самолюбие, он словно бы выручал бедного, а с богатого сшибал лишнюю спесь, подбадривал несмелого, а излишне развязных осаживал.
Сватовство редко заканчивалось твердым обещанием, тем не менее сваты улавливали согласие в нетвердости голоса, в неопределенности причин отказа. Иногда один из родителей невесты рьяно отказывал, другой же делал тайный, едва уловимый знак: дескать, все ладно будет, не отступайтесь. Под конец изрядно потрудившись, все расставались, и родители невесты как бы из милости или из уважения к жениховскому роду давали обещание приехать поглядеть место.
Глядение места, знакомство с домом, где будет жить "чадушко ненаглядное", - вторая по счету свадебная операция. Родители невесты старались приехать ехать невзначай, чтобы увидеть все как есть, но женихова родня тоже не дремала. Чтобы не упасть лицом в грязь, исподтишка готовилась к встрече. Здесь народная традиция позволяла небольшой подлог: разрешалось брать у соседей "именье" напоказ, и в дом к жениху иногда стаскивали соседские одеяла и шубы... И все же бывало так, что смотрящие место по одному виду дома твердо решали не отдавать дочь, а чтобы не обидеть жениха, искали для отказа благовидный предлог.
Родители невесты обходили весь дом, заглядывали в хлевы и во двор, любопытствуя, сколько у жениха скота и утвари, дородно ли хлеба, есть ли на чем спать и какова баня. Только после этого становилось ясным, удачно ли свершилось сватовство или жениху отказано. Если отказано - снаряжали новых сватов...
В случае удачи наступал короткий перерыв, после чего следовала третья часть свадебного действа. В разных местах она называлась по-разному: рукобитье
, сговор, запорученье. Но суть оставалась повсюду одна: в этот момент окончательно решают породниться, намечается день венчания, определяется место, где будут жить молодые, количество приданого.
Отныне девушка считается запорученной
, она начинает шить приданое. (Вот когда пригодились холсты, которые с детства копились в девичьем сундуке!)
Время между запорученьем и венчанием особенно насыщено причетами, песнями, приметами и т.д.
Ничто не дало так много для народной поэзии, как эта часть русского свадебного обряда!
Только во время девичников, когда девушки помогают своей подруге шить приданое, создано несколько тысяч первоклассных поэтических строк...
Вы, подруженьки, вы, голубушки,
Задушевные-то вы сударушки,
Что я вам буду наказывать:
Вы пойдете на гуляньице,
На гулянье на веселое, -
Меня вспомните, голубушки!
Вы пойдете в леса темные,
Во болотечка во мховые
Собирать грибки и ягодки,-
Меня вспомните, сердешные!
Вы пойдете в пору праздную
Выводить хороводы веселые
И игры играть затейные -
Меня вспомните, болезные!
Вы пойдете во чисты поля,
В зелены луга весенние,
Работать работы страдные, -
Вспомните меня, милые!
На чужой я на сторонушке
Как живу я у чужих людей.
Вспомяните от раденьица.
Когда я-то растоскуюся,
Я приду к вам, вас проведаю,
Про свою вам жизнь поведаю.
Приезд за дарами - четвертый акт свадебного народного действа. Завершают же это действо венчание
и свадебный
пир
.
Любая часть действа, к примеру байна - обряд, предшествующий венчанию, так же как сватовство или же рукобитье, является развернутым и вполне самостоятельным драматическим явлением.
Элемент импровизации присутствовал во всех частях свадьбы, особенно это касалось невесты, свахи и дружки.
Традиционная упорядоченность давала широкий простор и для самовыражения, допускала причетных и песенных вариантов.
Что это, родимый батюшко,
Что у тя за пир собирается,
Что за гости к нам съезжаются?
Собираются на пир пировать
Злые вороги, чужи люди, -
То мои с тобой разлучники.
Говорила я родимому
И в упрос просила, плакала:.
"Не пускай к себе разлучников!"
Не послушался, не сжалился,
На меня, младу, прогневался.
Знать, недолго мне осталося
Посидеть-то здесь, поплакати
У родимыя у матушки.
У кормильца родна батюшка,
У соколов-то братцев милыех!
Причет невесты был образным, но и обязательно выражающим определенные обстоятельства. Песенное обращение и ответ на него также были оригинальными, в своем роде единственными, зависящими от состава семьи, характеров, других обстоятельств. Не могло быть одинаковых по содержанию свадебных песен, как не было одинаковых деревень семей и невест. Мелодии же и большинство психологических, что ли, последовательно сменяющихся свадебных моментов были стабильными. С годами они отшлифовывались и все прочнее укоренялись в обряд. Эти обязательные психологические моменты нередко вступали в противоречие с эмоциональным состоянием участников свадьбы.
Например, дружко, подобно нынешнему затейнику в домах отдыха, обязан был веселить и смешить народ. Для этого недостаточно одних традиционных слов и приемов, нужны вдохновение и талант, а прибаутничать серьезному человеку хочется далеко не всегда. Невеста, соблюдая традицию, в определенных местах должна была плакать, но ведь отнюдь не всякой невесте хочется плакать на собственной свадьбе. И вот та же традиция позволяла безунывной невесте тайком натирать глаза луком, чтобы искусственно вызвать так необходимые в этот момент слезы.
Можно ли назвать эту необходимость ханжеством? Трудно сказать. Скорее всего нельзя, так как категория ханжества не совмещается с общественными, общепринятыми понятиями, она больше подходит для персональной характеристики. Кроме того, традиционное правило тотчас потеряло бы свою силу, перестав допускать исключения. Если невеста не плакала на своей свадьбе, об этом говорила вначале вся волость, но осуждение было отнюдь не единодушным. Все зависело от обстоятельств. Многие вопреки традиции, даже поощряли такое поведение Другие осуждали, но не всерьез, для "блезиру".
Вскоре, однако ж, забывались все разногласия. Традиционное правило народного обычая тем и удивительно, что при своей внешней категоричности допускало тысячи вариантов, годилось для разных условий и для любого характера. Но оно, это правило, всегда и всюду вносило организующее начало, устраняло хаотичность и помогало раскрыться способностям каждого в отдельности.
Иной дружко начинал веселить народ не по вдохновению, а формально, по необходимости. Постепенно он все же входил в раж, забывал то, что его сдерживало. Также и невеста, заставляя себя плакать и причитая вначале неискренно, понемногу заражалась стихией традиционного причета, начинала плакать взаправду. Песни ее и причеты принимали вскоре характер импровизации, а импровизация не бывает неискренней.
Как раз в такие минуты высокоодаренные художественные натуры и создавали величайшие фольклорные ценности.
5. Крестины
Свадебный обряд имеет мощные корни, уходящие в языческие пласты русского народного быта. Влияние христианства на это народное действо выразилось лишь в некоторой религиозной стилизации.
По-видимому, этого нельзя сказать о крестинах
. Здесь языческие отголоски звучали слабее, господствовал церковный православный обряд крещения. Вообще русское православие в своем народном выражении очень терпимо относилось к языческим бытовым элементам, официальная церковь также в основном избегала антагонизма. Христианство на русском Севере не противопоставляло себя язычеству, без тщеславия приспосабливалось к существовавшей до него народной культуре, и они взаимно влияли друг на друга. Церковная служба складывалась не без воздействия древних драматизированных народных обычаев. Казалось бы, рождение нового человека - одно из главных жизненных событий - должно было сопровождаться обрядом на уровне свадебного. Но такой обряд либо не дошел до нас, либо не существовал вовсе. Причиной будничного отношения к рождению ребенка могли быть довольно частые роды и большая детская смертность. Женщины рожали по 15-16 погодков, но около одной трети детей умирало. Можно, однако же, предположить и другое: красота и полноценность обряда зависели от эстетической стороны события. Человек рождается в муках, нормальная смерть также связана с кратким страданием². Но физическое страдание в народном понимании не может быть прекрасным, скорее оно сопутствует безобразному. Младенец, только что вышедший из материнской утробы, выглядит малопривлекательным. Так же малопривлекателен и покойник, только что принявший смертную муку. Лишь чуть позже, да и то не у каждого, лицо умершего приобретает одухотворенность либо ее подобие.
Безобразное - значит лишенное образа. Образ же, в том числе и художественный, понятие уже, как известно, эстетическое. Безобразный младенец, только что испытавший муку рождения, с каждым днем меняется эстетически. Только вследствие одухотворенности он становится и красивым и привлекательным. Ко времени свадьбы человек достигает своей вершины, полного расцвета, внутреннего и внешнего. Может быть, поэтому крестины не идут ни в какое сравнение со свадебным обрядом...
И все же их вполне можно назвать драматизированным обрядом, в котором действует, помимо роженицы и младенца, немало других лиц. Во-первых, принимает роды "баушка
", иными словами, повитуха
, ею может быть как родная бабка новорожденного, так и неродная. "Баушка" не только исполняет акушерские обязанности и вызывает первое в жизни дыхание. Она ведет и всю ритуальную часть: завязывает пуповину, говорит приговоры и заклинания. Рев, детский плач - первый признак жизни. Чем громче кричит ребенок, тем он считается полноценнее. Пока мать отдыхает от родов, младенца обмывают и пеленают. Наутро все соседи приносят роженице гостинцы.
Церковный обряд крещения был обязательным в жизни русского крестьянина. По народным поверьям, душами некрещеных детей распоряжается дьявол. Нередко по смерти ребенка мать горевала не оттого, что его не стало, а оттого, что дитя умерло некрещеным. Восприемники, то есть крестный отец
и крестная мать
(кум и кума по отношению друг к другу), были обязательны при крестинах. Крестники, как правило, очень любили и чтили их.
В настоящее время описываемый обряд почти повсеместно исчез, хотя бытовая и жизненная потребность отмечать рождение детей никуда не делась и, вероятно, останется, пока существует жизнь. Доказательство тому хотя бы и стены роддомов, испещренные такими, например, надписями: "Ура! У меня сын Петька!" Даты и фамилии сопровождаются именами, порой не совпадающими с теми, которые будут стоять в свидетельствах о рождении. Но в этом виноваты не только издержки женской эмансипации, а и духовно-нравственный уровень отцов, который всегда взаимодействует с эстетическим и зависит от многих общественных и социальных причин.
6. Похороны
От солдатства-тооткупаются,
Из неволи выручаются,
А из матушки-то сырой земли
Нет ни выходу-то, ни выезду,
Никакого-то проголосьица.
Из народного причета
Как уже говорилось, смерть от старости считалась естественно необходимым событием. В некоторых случаях ее ждали и призывали, стесняясь жить. "Я уж чужой век почала, меня на том свете давно хватилися", - говорила Юлия Федосимова из деревни Лобанихи. Иван Афанасьевич Неуступов из Дружинина, чувствуя приближение конца, сам смастерил себе домовину. Гроб стоял на верхнем сарае чуть ли не год. Со стороны это казалось несколько жутковатым. Но в народном восприятии смерти есть странное на пер - вый взгляд сочетание: уважение к тайне и будничное спокойствие. Достойно умереть в глубокой старости означало то же самое, что достойно прожить жизнь. Смерти боялись только слабые духом, умирали труд - нее болевшие в расцвете лет, люди, обделенные в чем-то судьбою и т.д.
Умереть, не намаявшись
и не намаяв
близких людей, представлялось нормальному человеку величайшим и самым последним благом. Как и в крестинах, христианский обряд здесь тесно сжился с древним обычаем прощения и погребения. Причащение, соборование и родительское благословение дополнялись просьбами простить все обиды, устным завещанием личного имущества (одежда, профессиональные и музыкальные инструменты, украшения).
В русской крестьянской семье умершего при любых обстоятельствах обмывали
, переодевали в чистую, иногда весьма дорогую одежду. Клали покойника на лавку, головой в красный угол, укрывали белым холстом (саваном), руки складывали на груди, давая в правую белый платочек. Похороны свершались на третий день, особо чтимых умерших несли на руках до самого кладбища. Все это сопровождалось плача-ми и причитаниями.
Существовали на Севере профессиональные вопленицы, как профессиональные сказочники. Нередко они же считались ворожеями и знахарями. Многие из них, обладая истинным художественным талантом, создавали свои причеты, дополняя и развивая традиционную образность похоронной на-родной поэзии.
Смерть глубокого старика не считалась горем, причеты и плачи в этом случае носили скорее формальный характер. Нанятая плачея могла моментально преобразиться, перебить плач каким-нибудь обыденным замечанием и завопить вновь. Другое дело, когда причитают близкие родственницы или когда смерть преждевременна. Здесь традиционная форма принимала личную, эмоциональную, иногда глубоко трагическую окраску.
Похороны всегда заканчивались поминками
, или тризной
, для чего готовились специальные поминальные блюда и кушанья. В тризне участвовали все родственники и участники похорон.
Отмечался родными и близкими девятый день после смерти и сороковой (сорочины). Посещали кладбище также в родительскую субботу - день поминовения воинов, погибших на Куликовом поле.
Кроме того, каждую весну приводили в порядок могилы родственников. Нынешняя мода на ограждения была, однако, совершенно чужда нашим предшественникам, ограждалось все кладбище, а не отдельные могилы.
7. Проводы в армию
Увы, мало кому удавалось откупиться от "солдатства", как это говорится в причете. "Рекрутская повинность, - писал в 1894 году собиратель северного фольклора Александр Мельницкий, - отрывает парней от крестьянских работ, а иногда и совсем отучает их от деревенского хозяйства".
Во всю многовековую историю государства армия и флот свои главные силы черпали в крестьянстве, которое по этой причине удостаивалось ненависти внешних врагов России. Мужик-медведь, лапотник, москаль, смерд - все эти презрительные названия рождались если не целиком во вражеских станах, то уж, во всяком случае, не на деревенских улицах, а, скорее, во дворцах и палатах, где иностранная речь звучала больше, чем русская. По тем же причинам внешние враги государства ненавидели весь жизненный строй, весь русский крестьянский уклад, позволявший России иметь большую и боеспособную армию.
Между тем, как пишет тот же собиратель фольклора, "солдатское житье, по взгляду крестьян, невеселое, "непривычное"; там "потачки не дадут", "бока повымнут", научат "по струнке ходить".
Впрочем, ознакомимся с записью А. Мельницкого подробнее.
"Парни, состоящие "на очереди", еще задолго до призыва начинают пользоваться разными привилегиями… Их не принуждают к работе, не посылают на трудные зимние заработки, во всем дают большую свободу и смотрят сквозь пальцы на их поступки и шалости.
Летом перед призывом "некрут" обыкновенно (если он не из богатых) идет на заработки... Там он обязательно покупает себе гармонику и справляет праздничный костюм, в котором главную роль играют "вытяжные" черные сапоги и суконный "пинжак". Оставив остальной заработок на карманные расходы или, как говорится, "на табак", "некрут" в августе возвращается домой. С этого времени начинается его гулянье. Не проходит почти ни одной "ярмарки" или "гулянки", где бы он ни появлялся. Обыкновенно рекруты служат центром, около которого группируется на гулянках молодежь... В октябре месяце по воскресным и праздничным дням начинаются гулянья рекрутов с парнями-односельчанами. Под вечерок парни собираются в избе у какого-нибудь бобыля или бобылки; здесь иногда "некрут" выставляет водку, а не то покупают ее все в складчину и, подвысивши, начинают свои ночные прогулки по деревням, которые часто продолжаются "до петухов".3десь рекруты - главные действующие лица: им предоставляется полный простор. Они заводят все танцы и игры, выкидывают разные "штуки", сидят на коленях у всех девушек, даже у "славутниц", угощают их пряниками и конфетами.
"Призыв" бывает обыкновенно в ноябре месяце. За неделю до назначенного дня гулянье рекрутов особенно усиливается, а за два-три дня начинается "гостьба" их по своим родным, к которым они ходят прощаться, начинают с самых близких родственников.
Когда рекрут собирается в гости, мать напутствует его следующими причетами:
Ты послушай-ко, рожденье сердечное,
Скачена жемчужина-ягодка,
Ты куда справляешься и свиваешься?
Ты справляешься и свиваешься
Со друзьями, со братьями,
С перелетными удалыми молодцами.
Свиваешься не по-старому,
Справляешься не по-прежнему
Во частое любимое гостьбище.
Обмирает мое сердце ретивое.
Справляешься не по волюшке великие.
Ты пойдешь во честное любимое гостьбище,
Уж не в первое, а в последнее,
Придешь ко своей родимой тетушке,
Сядешь за столы да за дубовые,
Перекрести ты лицо чисто-бранное
Перед иконою перед божией.
Тебя станут потчевать и чествовать,
Сугреву мою теплую, зелены вином кудрявыим,
Ты не упивайся, мое милое рожденьице сердечное.
Рекрут идет в гости со своими сверстниками. Родственница (положим, тетка), встречая, обнимает его с плеча на плечо и начинает голосить:
Слава, слава тебе, господи,
Дождалась я своего любовного племянничка,
Гостя долгожданного,
В частое любимое гостьбище.
Уж мне смахнуть-то свои очи ясные
На свово любовного племянничка.
Идет он со друзьями, со братьями,
С перелетными удалыми добрыми молодцами.
Уж я гляжу, тетка бедная,
На тебя, добрый молодец, любовный племянничек;
Идешь да не по своей-то воле вольные.
Не несут тебя резвы ноженьки,
Приупали белы рученьки,
Потуманились очи ясные,
Помертвело лицо белое;
Со великого со горюшка.
Садись-ко, любовный племянничек,
За столы да за дубовые
Со удалыми добрыми молодцами.
Поставила я, тетка бедная, столы дубовые,
Постлала скатерти белотканые,
Припасла есву крестьянскую,
Крестьянскую, да не господскую.
Подносят рекруту на тарелке вина, причем хозяйка угощает:
Выпей-ко, любовный мой племянничек,
Зелена вина кудрявого
Не в первое, а во последнее.
Рекрут садится с товарищами за стол, покрытый скатертью, на котором кипит самовар и стоят разные закуски: крендели, пряники, конфеты, а также непременно рыбник (рыбный пирог). Он выпивает немного вина, пробует закусок и выходит из-за стола. Хозяйка, кланяясь, благодарит его:
Спасибо тебе, любовный мой племянничек,
Что не занесся ты богатым-то богачеством,
Дородным-то дородничеством.
Из гостей ведут рекрута "взапятки", то есть лицом к большому углу, а спиной к двери с тою мыслию, чтобы в скором времени опять бывать ему здесь в гостях.
С такими же церемониями ходит рекрут и по другим родственникам. Когда вечером, по большей части уже достаточно подвыпившим, возвращается он домой, мать встречает его причетами:
Слава, слава тебе, господи,
Дождалась я, догляделася
Своего рожденья сердечного,
Удалого доброго молодца.
Уж ты был во честном любимом гостьбище,
Уж и что тебе сказала любовная тетушка,
Какие приметочки и приглядочки,
Что бывать ли тебе на родимой сторонушке
По-старому да по-прежнему?
Перед днем отъезда к месту жеребьевки родные рекрута обращаются обыкновенно к местным колдунам и колдовкам, которые по картам, по бобам или другим каким-нибудь способом предсказывают судьбу-счастье рекрута. Иногда накануне отъезда более смелые бабы спрашивают об участи рекрута даже у "нечистой силы". В большей части в таком случае обращаются к "дворовому".
В самый день отъезда в избу рекрута собираются родственники и масса любопытных соседей. Устраивается угощение для ближайших родственников; все ухаживают за рекрутом и стараются предупредить его малейшее желание. После обеда все молятся богу, причем рекрут часто дает какой-нибудь "завет Богу" (обет) в случае освобождения его от военной службы Родители благословляют рекрута и выводят его под руки из избы. Когда рекрут прощается с матерью, последняя обхватывает его руками и начинает причитать:
Ты прощайся со своей родимой сторонушкой,
Ты мое рожденье сердечное,
Со широкой быстрой реченькой,
Со всеми со полями со чистыми,
Со лужками со зелеными.
Ты прощайся, сугрева сердечная,
С Преображеньем многомилостивым
И со всеми храмами господними.
Как приедешь ты на дальнюю сторонушку,
Заведут тебя во приемку казенную
И станут, сугрева моя теплая,
Содевать с тебя платье крестьянское
И тонкую белую рубашечку,
И станут тебя оглядывать и осматривать;
И поведут тебя на кружало государево,
Под меру под казенную.
И рыкнут судьи - власти не милостивы,
Сердца ихни не жалостливы.
Подрежут резвы ноженьки,
Приопадут белы рученьки,
Приужаснется сердце ретивое.
Принесут тебе бритву немецкую,
Станут брать да буйну голову,
Золоты кудри сыпучие.
Собери-ко свои русы волосы,
Золоты кудри сыпучие.
Заверни во белу тонкую бумажечку,
Пришли ко мне, матери победные.
Я пока бедна мать бессчастная,
Покаместь я во живности,
Буду держать их во теплой запазушке...
Пойдут удалы добры молодцы,
Все твои дружки-товарищи
Ко честному годовому ко празднику,
Погляжу я, мать бессчастная,
Во хрустальное окошечко
На широкую пробойную улушку,
Погляжу я на твоих друзей-товарищей;
Стану примечать да доглядывать
Тебя, мое рожденье сердечное,
Стану доглядывать по степе да по возрасту,
По похвальные походочке.
Тут обомрет мое сердце ретивое,
Что нету мово рожденья сердечного.
Уж мое-то рожденье сердечное
Был умный-то и разумный,
К добрым людям прибойчивый,
Со того горя великого
Выну я с своей с теплой пазушки,
Возьму во несчастные рученьки
Кудри желтые сыпучие
Со твоей со буйной головы,
Приложу я к ретиву сердцу победному,
Будто на тебя нагляжуся, рожденье сердечное,
Будто с тобой наговорюся-набаюся.
Когда рекрут садится в сани, наблюдают за лошадью. Если она не стоит смирно, а переступает с ноги на ногу, то примета нехорошая.
С рекрутом отправляется кто-нибудь из близких родственников-мужчин - отец или брат. На месте призыва уже не слышно причитаний, так как бабы редко ездят туда. Но вот жребий вынут, произведен медицинский; осмотр: рекрут оказывается "забритым" и превращается в "новобранца". Прежде чем отправиться к месту своей службы, он еще приезжает на неделю, на две домой погулять. Тут уже новобранец кутит во всю ширь русской натуры. Он одевается в лучшее крестьянское платье - суконную "сибирку", яркий цветной шарф и меховую шапку. Домашние и родственницы дарят ему цветные платки, которые он связывает вместе концами и неизменно носит при себе. Начинается лихое гулянье новобранцев. На тройке лошадей с бубенчиками, с гармоникой и песнями, махая разноцветными платками, разъезжают они по гостям и "беседам". Неизменными спутниками новобранца являются два-три молодых парня-приятеля, которые водят его под руки.
Наступает день отъезда на службу. Мать и женская родня все время заливаются горючими слезами. Опять происходит прощание новобранца со своими родственниками, сопровождаемое обильным угощением: а дома в это время укладывают его пожитки и пекут "подорожники". В самый день отъезда в избу новобранца собирается чуть ли не вся деревня. Мать уже не только не в состоянии причитать, но даже и плакать, а только охает, стонет. Начинается трогательное прощание новобранца. Он падает в ноги всем своим домашним и близким родственникам, начиная с отца. Те, поднимая его и обнимая, прижимают к своей груди; с посторонними он только обнимается. Новобранец проходит по всему дому: в каждой комнате он молится Богу и падает на землю. Потом он идет во двор - прощается со скотом; перед каждой животиной он кланяется до земли и благодарит ее за верную службу ему. Когда он в последний раз прощается с матерью, она обхватывает его руками и напутствует причетами. Напутственные причеты следующие:
Ты пойдешь, рожденье сердечное,
Не по-старому да не по-прежнему.
И дадут не тонку белу рубашечку солдатскую
На твое-то тело белое,
И дадут шинель казенную
Не по костям и не плечушкам,
И дадут фуражку солдатскую
Не по буйной-то головушке,
И сапожки-то не по ноженькам,
И рукавички не по рученькам.
И станут высылать на путь-дорожку широкую,
Волока-то будут долгие,
И версты будут не мерные,
Пойдут леса темные высокие,
Пойдешь ты, моя сугрева бажёная,
В города-то незнамые,
Все народы да незнакомые.
Как дойдешь до храма господнего,
До церкви до священные,
Ставь-ка свечу царю небесному,
Пресвятой да богородице
И служи молебны-то заздравные
За великое за здравие,
Чтобы дал тебе Христос истинной
Ума и разума великого
На чужой на дальней на сторонушке.
Служи-ка верою да и правдою,
Держись за веру христианскую
И слушай-ка властей, судей милостивых
Командиров, офицеров
И рядовых-то солдатушек.
Будут судьи, власти милостивы,
И сердца их будут жалостивы."
8. Причитание
Причет, плач, причитание - один из древнейших видов народной поэзии. В некоторых местах русского Северо-Запада он сохранился до наших дней, поэтому плач, подобный плачу Ярославны из восьмисотлетнего "Слова о полку Игореве", можно услышать еще и сегодня.
Причетчицу в иных местах называли вопленицей, в других - просто плачеей. Как и сказители, они нередко становились профессионалами, однако причет в той или другой художественной степени был доступен большинству русских женщин².
Причитание всегда было индивидуально, и причиной его могло стать любое семейное горе: смерть близкого родственника, пропажа без вести, какое-либо стихийное бедствие.
Поскольку горе, как и счастье, не бывает стандартным, похожим на горе в другом доме, то и причеты не могут быть одинаковыми. Профессиональная плачея должна импровизировать, родственница умершего также индивидуальна в плаче, она причитает по определенному человеку - по мужу или бра-ту, по сыну или дочери, по родителю или внуку. Традиционные образы, потерявшие свежесть и силу от частых, например, сказочных повторений, применительно к определенной семье, к определенному трагическому случаю приобретают потрясающую, иногда жуткую эмоциональность.
Выплакивание невыносимого, в обычных условиях непредставимого и даже недопускаемого горя было в народном быту чуть ли не физиологической потребностью. Выплакавшись, человек наполовину одолевал непоправимую беду. Слушая причитания, мир, окружающие люди разделяют горе, берут и на себя тяжесть потери. Горе словно разверстывается по людям. В плаче, кроме того, рыдания и слезы как бы упорядочены, их физиология уходит на задний план, страдание приобретает одухотворенность благодаря образности:
Ты вздымись-ко, да туча грозная,
Выпадай-ко, да сер-горюч камень,
Раздроби-ко да мать-сыру землю,
Расколи-ко да гробову доску!
Вы пойдите-ко, ветры буйные,
Размахните да тонки саваны,
Уж ты дай же, да боже-господи,
Моему-то кормильцу-батюшке
Во резвы-то ноги ходеньице,
Во белы-то руки владеньице,
Во уста-то говореньице...
Ох, я сама-то да знаю-ведаю
По думам-то моим не здеется,
От солдатства-то откупаются,
Из неволи-то выручаются,
А из матушки-то сырой земли
Нет ни выходу-то, ни выезду,
Никакого проголосьица...
Смерть - этот хаос и безобразность - преодолевается здесь образностью, красота и поэзия борются с небытием и побеждают. Страшное горе, смерть, не-бытие смягчаются слезами, в словах причета растворяются и расплескиваются по миру. Мир, народ, люди, как известно, не исчезают, они были, есть и будут всегда (по крайней мере, так думали наши предки)...
В другом случае, например на свадьбе, причитания имеют прикладное значение.
Свадебное действо подразумевает игру, некоторое перевоплощение, и поэтому, как уже говорилось, причитающая невеста далеко не всегда причитает искренно.
Печальный смысл традиционного свадебного плача противоречит самой свадьбе, ее духу веселья и жизненного обновления. Но как раз в этом-то и своеобразие свадебного причета.
Невеста по ходу свадьбы обязана была плакать, причитать и "хрястаться", и слезы неискренние, ненатуральные частенько становились настоящими, искренними, таково уж эмоциональное воздействие образа.
Не разрешая заходить в причете слишком далеко, художественная свадебная традиция в отдельных местах переключала невесту совсем на иной лад:
Уже дай, боже, сватушку
Да за эту за выслугу,
Ему три чирья в бороду,
А четвертый под горлышко
Вместо красного солнышка.
На печи заблудитися
Да во щах бы сваритися.
Современный причет, использующий песенные, даже былинные отголоски, грамотная причетчица может и записать, при этом ей необходим какой-то первоначальный толчок, пробуждающий эмоциональную память.
После этого начинает работать поэтическое воображение, и причетчица на традиционной основе создает свое собственное произведение.
Именно так произошло с колхозницей Марией Ерахиной из Вожегодского района Вологодской области.
Начав с высказывания обиды ("замуж выдали молодешеньку"), Ерахина образно пересказывает все основные события своей жизни:
Под венец идти - ноской вынесли.
Очень хорошо описана у Ерахиной свадьба:
Не скажу, чтобы я красавица,
А талан дак был, люди славили.
С мою сторону вот чего говорят:
"Ой, какую мы дали ягоду,
Буди маков цвет, девка золото!"
А и те свое: "Мы не хуже вас,
Мы и стоили вашей Марьюшки..."
Перед тем как везти невесту в "богоданный дом",
Говорит отец свекру-батюшке:
"Теперь ваша дочь, милый сватушка,
Дан вам колокол, с ним хоть об угол".
Поистине народное отношение к семье чувствуется далее в причете, обиды забыты, и все как будто идет своим чередом:
И привыкла я ко всему потом,
На свекровушку не обижусь я,
Горяча была да отходчива.
Коли стерпишь ты слово бранное,
Так и можно жить, грешить нечего.
Но муж заболел и умер, оставив после себя пятерых сирот.
Горевала я, горько плакала,
Как я буду жить вдовой горькою,
Как детей поднять, как же выучить,
Как их мне, вдове, в люди вывести?
И свалилася мне на голову
Вся работушка, вся заботушка,
Вся мужицкая да и женская.
Я управлю дом, пока люди спят,
С мужиками вдруг¹в поле выеду
И пашу весь день, почти до ночи.
Все работы я приработала,
Все беды прошла, все и напасти,
Лес рубила я да и важивала,
На сплаву была да и танывала,
Да где хошь спасут люди добрые.
Всех сынов тогда поучила я,
В люди вывела и не хуже всех.
И вперед себе леготу ждала
Да и думаю, горе бедное:
Будет легче жить, отдохну теперь.
Ой, не к этому я рожденная!
Мне на голову горе выпало,
Сердце бедное мое ранило,
Никогда его и не вылечить,
Только вылечит гробова доска!
Надо мной судьба что наделала,
Отняла у меня двух сынов моих...
Удивительна и концовка этого произведения:
Вы поверьте мне, люди добрые,
Ничего не вру, не придумала,
Написала всю правду сущую,
Да и то всего долю сотую.
Я писала-то только два денька,
А страдаю-то вот уж сорок лет...
III. Заключение
В своей курсовой работе я попыталась разобраться с понятием "обряд", рассмотреть его составляющие элементы. Но для этого мне пришлось обратиться к истории возникновения обряда. Рассматривая несколько обрядов, я убедилась в их театральности. Каждый обряд - это действо. Обряды насыщены самобытной поэзией - песнями, приговорами, причитаниями.
Обряд представляет собой традиционный порядок совершения каких-либо действий, например, встреча Нового года, свадьба или похороны. Обрядность сплачивала людей, составляла единый и нерушимый уклад жизни. В ней отразился многовековой опыт народа, своеобразная этика и эстетика. Обряды передавались из рода в род, из поколения в поколение, и в конечном счете именно они составляют основу русской народной культуры.
Весь этот материал сможет навести сценариста и режиссера на создание нового художественного образа, ранее не использованного в фольклорных праздниках. Употребление в праздничном мероприятии несметного обилия поговорок, пословиц, вариантов песен привлечет внимание зрителя и не оставит его равнодушным к происходящему.
VI. Библиография
1. Белов В.И. Повседневная жизнь Русского Севера. Очерки о быте и народном искусстве крестьян Вологодской, Архангельской и Кировской областей. - М.: Мол. Гвардия, 2000. - 391 с.
2. Блинова Г.П. русские народные праздники (Теория и история): Учебное пособие. - М: Вузовская книга, 2000. - 168 с.
3. Еремеев А.Ф. Происхождение искусства. Теоретические очерки. М.: Мол. Гвардия, 1970. - 272 с.
4. Ивлева Л.М. Дотеатрально-игровой язык русского фольклора. СПб.: Дмитрий Буланин, 1998. - 193 с.
5. Капица Ф.С. Славянские традиционные верования, праздники и ритуалы: Справочник - М.: Флинта: Наука, 2000. - 216 с.
6. Круглый год. Русский земледельческий календарь (Сост., вступ. Ст. и примеч. А.Ф. Некрыловой. - М.: Правда, 1991. - 496 с.
7. Токарев С.А. Календарные обычаи и обряды в странах Зарубежной Европы. Исторические корни и развитие обычаев. - М.: Наука, 1983. - 220 с.