Содержание
Введение
История развития провинции в России
Культурный ландшафт провинции
Заключение
Список использованных источников и литературы
Введение
Российская провинция как таковая, сама по себе, как зона жизненной повседневности и обыденности привлекает поразительно мало внимания — хотя это существеннейшая территориально и функционально часть нашей (и любой) страны. Провинция не выделена из смысловой каши, где не различенно пребывают регионы, места, территории, провинция, глубинка, глушь, окраины, периферия и многое другое; т. е. все, что не относится к столице или центру. Но важность провинции отнюдь не только в том, что именно там живет большая часть населения и сосредоточена основная (так трудно доставшаяся) освоенная территория страны, бóльшая часть сельскохозяйственных угодий.
Без обширной зрелой провинции как типа, значительной и существенной зоны культурного ландшафта
не может быть полноценного пространства страны, не может быть состоявшейся зрелой страны. А вот такой элемент, как столица (Центр), может быть выражен в ней относительно слабо, быть отнюдь не единственным, как в реально полицентричных по форме пространства странах. Основное же внимание наши массмедиа (похоже, и «экспертное сообщество») сейчас прямо или косвенно уделяют столице (или столицам, хотя во многих отношениях Петербург сейчас лишь особая провинция), а также «горячим точкам» и точкам роста ресурсно-сырьевой экономики. А между тем в стране явно начало самоопределяться и самоосмысляться нечто пока крайне аморфное, но похожее именно на провинцию. Об этом свидетельствует, например, краеведческий и музейный бум, поток соответствующей литературы, значительное и растущее число преимущественно неофициальных местных сайтов.
Провинцию мы отличаем от периферии, которую определяем как совокупность отдельных несамодостаточных мест, связанных исключительно с центром; в пространстве периферии решают свои задачи, несоотнесенные со спецификой ее мест, иные внешние территории; периферия живет не для себя. Слово «глубинка» не используется как не имеющее определенного содержания.
История развития провинции в России
Весь ХIХ век, но более его вторую половину, Россия быстро провинциализировалась, хотя очаги и черты провинции появились и гораздо раньше. Однако быстрый рост территории государства не способствовал формированию провинции, для нее нужна стабильность пространственных рамок, устойчивая страна — напротив, расширяющееся, экстенсивно осваиваемое пространство становлению провинции не благоприятствует. Страна если и успевает сформироваться, то не успевает устояться. Провинциализация вновь осваиваемого расширяющегося пространства, вообще-то говоря, возможна, но только ценой огромных усилий местных сообществ и при благоприятном стечении обстоятельств. Для провинциального ландшафта принципиально, что он легко поддается музеефикации. Однако даже основное средоточие российской провинции, ядро страны — Центральная Россия — к революции 1917 года не достигло зрелости европейской провинции. При этом как данность культуры и ландшафта провинция в стране, несомненно, уже была (по «ментальности» верхушки в большей степени, нежели по состоянию ландшафта) — и сознавалась как таковая, хотя и охватывала относительно небольшую часть территории и населения. Для провинции географически характерны сложные в основном однородные (сходные внутри себя) районы, качественно различающиеся, большие и в основном зональные, сформировавшиеся преимущественно на основе хозяйственно освоенных природных зон
[1]
. Эти районы могут носить достаточно размытый характер, плавно «перетекать» один в другой, хотя современная краеведчески-музейная и иная презентации российской провинции жестко привязаны к административным районам.
Советскому времени в том, что касается провинции (даже имея в виду наиболее освоенные и благополучные территории), трудно дать однозначную оценку. Формирование и само существование советского пространства означало идеологически и сугубо практически — тотальную периферизацию всей страны, всех мест как следствие предельной централизации советской среды обитания (которая не была культурным ландшафтом) и потому невозможность существования провинции как таковой. Места, которые не имели возможности выстраивать прямые отношения друг с другом и спонтанно развиваться (и то, и другое было невозможно или крайне затруднено в советском пространстве), — не могли быть провинцией. Во многих отношениях дореволюционная провинция в СССР просто была репрессирована (примечателен разгром краеведения, выражающего именно провинциальное сознание); ряд мест был резко понижен в статусе, за чем последовала деградация их культуры и ландшафта.
Формирование провинции определяет не скорость насыщения территории отдельными «прогрессивными» элементами, а их взаимная пригонка, комплексирование, врастание в исходный ландшафт, сотворчество с гением места. Даже если не различать заведомо разных провинций — дореволюционную и «советскую», невозможно сказать, увеличилась или сократилась территориально зона провинции в России за советское время (это требует специальных исследований); но вот ландшафтно, функционально и семантически все советизированное пространство России, несомненно, стало куда менее провинциальным. Признается это местами или нет, но при всех отдельных признаках «процветания», в том числе и культурного, фрагменты советского пространства были перифериями, хотя в небольшой части привилегированными и относительно благополучными.
Ряд территорий России, благодаря дореволюционному наследству, актуализируемому несмотря на давление советского пространства, все же остаются отчасти провинциальными. Это примерно те же территории, что и столетие назад, только сузившиеся и резко фрагментированные. Острый кризис пространства — распад СССР — означал, прежде всего, кризис «советской провинции», когда ослабели и частью рухнули в основном искусственные дальние производственные и сопряженные с ними культурные связи и резко снизились привилегии территорий и поселений военно-промышленного комплекса; «советская провинция», в отличие от собственно провинции, была производна от Центра и чрезвычайно зависима от него[2]
.
Однако важнейшая предпосылка провинциализации (репровинциализации) в России уже налицо — в ходе распада СССР и революции регионов 1990-х годов реальная степень централизации и регламентации жизни мест в стране снизилась очень существенно; соответственно, и свобода действий мест (местных сообществ, если они есть) существенно возросла. Произошло очень значительное, хотя и явно недостаточное разгосударствление пространства (важный аспект концепта «провинциальный» — «частный, негосударственный»); в полностью же огосударствленном пространстве провинции нет места. Места во многом оказались предоставленными сами себе — к чему они совершенно не были готовы и не готовы до сих пор; говоря советско-философским языком, налицо объективные условия провинциализации, но нет субъективных.
По сравнению с советским временем и советским пространством жизнь местных сообществ стала в гораздо большей мере зависеть от них самих — но ведь провинция и есть пространство, зависящее, прежде всего, от себя самого. Она — не некое достигнутое состояние, а непрерывный процесс, требующий огромной воли и творчества, непрерывного согласованного общественного действия, преимущественно безвозмездного.
Страна и особенно ее пространство сейчас очень быстро меняется и диверсифицируется, динамика сложная, неоднозначная, открытая и во многом непредсказуемая — не появляется ли шанс для формирования новых типов провинциальных (или пока квазипровинциальных) ландшафтов. Но и старая российская провинция при активности местного сообщества имеет шанс возродиться.
Новыми становятся отношения мест и Центра; налицо дистанцирование территорий от Москвы-Центра и рост москвофобии. Как это повлияет на становление провинции, пока сказать трудно. На территории РФ явно формируются несколько стран; и может быть, мы скоро увидим локальные провинции в некоторых реально автономных «национальных» регионах, тем более что там и культурный ландшафт сохраннее.
Культурный ландшафт России сейчас бурно фрагментируется, что лишь отчасти компенсируется ростом его информационной связности — не сформируются ли скоро огромные, странные, внутренне контрастные зоны немногих поднимающихся, провинциализирующихся центров среди преобладающего фона стагнирующей депрессивной «советской провинции», превращающейся в огромную зону внутренней периферии.
Культурный ландшафт провинции
Российское пространство чрезвычайно централизовано, моноцентрично и поляризовано; единственный центр доминирует и все пространство зависит от него и ему подчинено. Дело не только и не столько в статусе территорий – весь рисунок культурного ландшафта в нашей стране носит совершенно особый, государственно-централизованный характер, а транспортные линии связывают не места между собой, а лишь места и административные центры. Наш культурный ландшафт — порождение и продолжение пространства централизованного, большого во всем государства. Он и устроен точно так, как устроено само государство с его абсолютно жесткими иерархиями, хотя ландшафт и государство образования по типу своего пространства заведомо разные. В нашем пространстве вообще очень мало того, что не является самим государством или не производно от него.
В стране между столицей и остальным пространством зияет пропасть. Этот разрыв носит отнюдь не только количественный, но и качественный характер — вне столицы даже время течет иначе; общим местом стало утверждение, что страна и столица живут в разных временах. Разрыв пространственный — и разрыв временной[3]
.
В первом приближении пространство нашей страны — кроме могучего, но малого территориально центра — предстает слабо связанной внутренне, неполноценной периферией. Оно моноцентрично и зависимо от центра, несостоятельно и несамостоятельно, не оно решает свои задачи, а государство-Центр решает в ее материале свои, не связанные с местным ландшафтом. Такое устройство пространства делает социальную и политическую ситуацию в стране неустойчивой ввиду ее слишком сильной зависимости от положения в столице. Пространство без провинции опасно.
Но во втором приближении кроме центра и периферии
мы получаем еще и особую среднюю зону, а равно функцию и роль в системе культурных ландшафтов страны. Она чрезвычайно важна и ценна именно для нашего пространства. Это и есть провинция, которая представляется как идеальный тип культурного ландшафта применительно к природным и культурным реалиям нашей страны и именно на уровне, прежде всего, страны в целом, хотя провинция как тип культурного ландшафта реализуется на разных уровнях, это полимасштабное явление и понятие. В этом смысле термин провинция включает в себя и обыденное значение этого слова — но без уничижительного оттенка
.
Провинция — относительно самодостаточная внутренняя зона системы культурных ландшафтов страны, удаленная от ее краев и крайностей; зона средняя во всех отношениях. Провинция — это то, что явно не центр и не периферия и располагается между ними в географическом и смысловом пространстве. С другой стороны ее можно представить как связное распределенное множество частных неабсолютных центров (и окружающих территорий), живущих своей жизнью, в
Провинция
— пространство немногих относительно равноправных и преимущественно горизонтальных направлений, т. е. связей мест между собой, а не с Центром. Провинция хорошо внутренне связана, части ее более связаны друг с другом, нежели с иными элементами территории. Она явно полицентрична. Для всякого отдельного места провинция скорее моноцентрична, но в целом это — ландшафтная полицентричная среда
. Центры разных районов провинции функционально дополнительны, между ними существует явное разделение труда и функций, даже миссий; большие однородные однообразные массивы территорий, чтоб стать полноценной провинцией, должны провести определенную работу по диверсификации. Центры даже одной провинции могут (и должны) различаться по типу — примером здесь может служить дореволюционный Русский Север (ныне Вологодская и Архангельская области, Карелия) с его сетями городов и монастырей. Такого разнообразия провинциальных центров сейчас в России просто нет, и их остро недостает. Транспортно-коммуникационные сети нормальной провинции — густые ячеистые, разные направления обслуживаются относительно равномерно, доминирующего привилегированного направления нет (в отличие от периферии с ее доминантой «центр — периферия»).
Основные связи провинции — и ландшафтно-территориальные и смысловые — замыкаются внутри нее самой; провинция наиболее самодостаточная зона страны. В ней преобладают и играют ведущую роль внутренние, местные, автохтонные элементы, как природные, так и культурные. Местное в полном смысле слова население преобладает в провинции и играет в ее культурном ландшафте ведущую роль. Человек может быть местным просто по факту рождения, но может таковым стать, для чего необходимы, правда, целенаправленные усилия. Укоренение требует адаптации равно к природным и культурным элементам ландшафта. Как тип культурного ландшафта провинция возможна на любой природной основе. Но она невозможна без обжитого, полноценно и многосторонне, а значит семантически и символически освоенного и проживаемого природного ландшафта.
Однако провинцией делает территорию не просто и даже не столько высокий уровень ее освоенности, хотя обычно это существенно, а тип и смысл ее ландшафтной среды. Для уже упомянутого Русского Севера, классического образца старой русской провинции, была характерна как раз относительно невысокая доля антропогенных, преимущественно аграрных ландшафтов, а преобладал ландшафт таежно-болотный. Напротив, гиперосвоенное пространство без значительных массивов природного ландшафта, скорее всего, не является провинцией. Природные элементы существенны и в функциональном и символическом аспекте, однако явный «природный» перекос в самосознании жителей — верный симптом периферии. По-видимому, именно в провинции полноценный культурный ландшафт как феномен и являет себя с особой полнотой, что может служить эвристической основой для диагностики конкретного места на «провинциальность»[4]
.
Провинциализации территории способствует разнообразие самого ландшафта:
исходное природное разнообразие,
многоотраслевое хозяйство,
реализацию все новых возможностей,
полифункциональное использование природных ресурсов, предполагающее все новые способы землепользования,
усложнение связей.
Активно осваиваемое и даже благополучное, но однообразное монотонное монофункциональное пространство не может быть освоено полно и вряд ли может стать и быть провинцией.
Однако внешние факторы сами по себе никак не могут гарантировать провинциализацию места или воспрепятствовать ей — история богата примерами, когда непригодные для жизни или малообитаемые места за несколько столетий превращались в полноценную, даже мировую провинцию. С другой стороны, многие богатейшие ресурсами и благоприятнейшие для жизни территории провинциями так и не стали. Любая территория может стать провинцией, но для этого нужна долгая упорная консолидированная ценностно-организованная творческая воля — из чего следует, что провинция без полноценной элиты (принадлежащей отнюдь не только самой провинции) сформироваться, существовать и развиваться не может: провинция формирует страну — страна формирует провинцию.
В провинции преобладают мажоритарные группы населения - группы «большинств» (тогда как в Центре в основном «меньшинств», миноритарные группы), и мажоритарные, доминирующие на обширных территориях ландшафтные среды. Для нее характерна также отчетливая, устойчивая, зрелая, но не слишком сложная и в общем закрытая социокультурная структура. Маргиналов в провинции меньше, чем в любой иной зоне ландшафта: их появление — симптом периферизации территории. Ровно то же относится и к пространственной маргинализации. Культурный ландшафт полноценной провинции характерен именно тем, что его разнородные элементы продуктивно взаимодействуют, а не конфликтуют; смежные зоны природного и культурного ландшафта дополняют и обогащают друг друга.
Посредственность – определение, часто применяемое к провинции, меж тем она есть воплощение срединности во многих разных отношениях, и если проводить аналогию между социальным и ландшафтно-территориальным пространствами, то провинция — аналог среднего в европейском понимании класса. Как раз он и является основой провинции; ядро самой провинциальности дореволюционной России создавал именно тогдашний средний класс, что отражено в художественной литературе. Однако при всей существенности среднего класса и провинции они не могут исчерпать всю страну. Жизненный мир провинции в целом не слишком креативен, что является серьезной проблемой для нацеленной на социальную и профессиональную реализацию крупной личности. Это никак не частная проблема: без таких личностей провинции не обойтись. Ей просто необходима внутренняя дифференциация, наличие разных достаточно обособленных, автономных мирков, где могли бы полноценно существовать люди разных типов.
Природные элементы ландшафта провинции автохтонны или, по крайней мере, давно и хорошо приспособлены друг к другу и к месту, исторически укоренены, они не могут быть чрезмерно новы и экзотичны, природные и культурные компоненты ландшафта сращены, пригнаны и взаимно обогащают друг друга. Культурный ландшафт провинции овещестествлен, слажен и сглажен временем и традицией; Провинции без традиции не бывает
.Природная основа и природная специфика культурного ландшафта провинции ясно читается и, несомненно, переживается населением. Оно знает и ценит природные памятники своей территории наряду с культурными[5]
.
В провинции относительно преобладает работа с вещами,а не со знаками. Производятся вещи, изделия, материальные продукты, часто довольно сложные и трудоемкие, — а не команды, законы, нормативы, инструкции, символы — как в Центре. Для провинции существенно использование воспроизводимых природных ресурсов, интенсивное хозяйство. Однако аграрная территория сама по себе, даже цветущая, еще не обязательно является провинцией.
Для провинции характернаглубокая внутренняя осмысленность всякой деятельности, связанность ее с конкретным местом, баланс телесности и семиотичности. Провинция — это полноценное культурное бытие; культура здесь телесна, ландшафтна и пронизывает быт. Человеческая деятельность и жизнь в провинции включена в естественное, природное время, для нее существенны и времена года и часы суток, хозяйственная и всякая другая жизнь провинции вписана в природные ритмы. Специфика и разнообразие ее природного ландшафта обязательно и достаточно полно используется в хозяйстве и культуре.
Провинция — это единственная зона культурного ландшафта, которая может автономно существовать очень долго; иначе говоря, полноценная провинция обладает культурными механизмами самовоспроизведения большой полноты, однако не осознает этого в достаточной мере; она испытывает дефицит рефлексии.
Заключение
Единство разнородностей провинции складывается исторически, исподволь, постепенно, компромиссно, но отнюдь не на основе эксплицитного контракта или писаного права. Провинция — мир культурной повседневности, в нем велика роль обыденного регулирования — обычного права.
Инерционность провинции (это залог устойчивости всей территориальной системы) диалектически сочетается с динамизмом. Никакая территория не становится сразу провинцией — она обязательно проходит этап периферии, нередко на какое-то время оказывается и центром. Провинция традиционна, она есть запас и источник традиционности страны. Однако провинция, по-видимому, не порождает манифестов и программ «традиционности» и «провинциальности» — но создает для них основания.
Провинция — достаточно сложное пространство
немногих — но разных — направлений, времен, языков, знаково-символических систем, хорошо приспособившихся друг к другу, пространство культурно и семиотически достаточно богатое, емкое для смысла и деятельности, устойчивое. Локальные миры провинции могут быть и относительно просты, но их много и они дополняют друг друга.
Провинция вносит весомый вклад и в общий образ страны (края, региона), наделяя его обыденно-типичными чертами и местами, оплотняя и овеществляя этот образ. Но в современных образах России доля провинции — сколько бы ее ни было в стране — необъяснимо мала; страна видит себя как контаминацию центра и периферии. Не случайно и то, что образы пространства России почти не отражают ее нынешнее состояние, они есть опять же контаминация прошлого и будущего в модусе возможностей — пространства, размеров, ресурсов и прочее. А выразителем современного состояния является как раз провинция, которая, в общем, отвечает настоящему времени (с некоторым сдвигом в недавнее прошлое), тогда как Центр явно ориентирован на вечность, а периферия — на будущее.
Список использованных источников и литературы
1. Арманд Д. Л.Наука о ландшафте. М.: Мысль, 1975.
2. Исаченко А. Г.Ландшафтоведение и физико-географическое районирование. М., 1991
.
3.Зайонц Л. О.
«Провинция» как термин // Русская провинция: миф — текст — реальность. М.; СПб., 2000.
4. Каганский В. Л.
Постсоветская культура: вид из ландшафта // Обсерватория культуры. Журнал-обозрение. 2006. № 3.
5. Каганский В. Л. Центр — провинция — периферия — граница. Основные зоны культурного ландшафта // Культурный ландшафт: вопросы теории и методологии исследования. Москва; Смоленск: Изд-во СГУ, 1998.
6. http://www.strana-oz.ru/authors/?author=745 //Алексей Юдин№ 5 за 2006 // Концепты «провинция» и «регион» в современном русском языке
[1]
Арманд Д. Л. Наука о ландшафте. М.: Мысль, 1975, с. 46.
[2]
Каганский В. Л.
Постсоветская культура: вид из ландшафта // Обсерватория культуры. Журнал-обозрение. 2006. № 3, с. 56.
[3]
Исаченко А. Г.Ландшафтоведение и физико-географическое районирование. М., 1991. С. 37.
[4]
Каганский В. Л. Центр — провинция — периферия — граница. Основные зоны культурного ландшафта // Культурный ландшафт: вопросы теории и методологии исследования. Москва; Смоленск: Изд-во СГУ, 1998.
[5]
Зайонц Л. О.
«Провинция» как термин // Русская провинция: миф — текст — реальность. М.; СПб., 2000, с. 43