Введение
Исторически этнология началась с этнографии - описания материальной культуры, образа жизни, традиций и обычаев примитивных, или, по современным классификациям, бесписьменных, народов. Весь XIX век шло накопление данных, фактического материала об этих народах. Этому способствовала и активная колониальная политика развитых стран, так как этнография всегда была наукой, имеющей прикладное значение: чтобы лучше управлять народами, нужно было знать их традиции и обычаи, не допускать грубых ошибок, затрагивая сферы культуры, значимые для этих народов.
После накопления достаточного фактического материала наступил этап обобщений, синтеза - уровень этнологии - науки, которая, не отказываясь от непосредственного наблюдения, стремилась к широким обобщениям. Их целью были уже описание и анализ жизни соседних народов, воссоздание прошлого какого-либо народа или изучение определенных типов материальных объектов, обрядов и обычаев на материале нескольких этносов.
Современная этнология идет еще дальше, ее влекут более широкие обобщения, справедливые для всех человеческих сообществ - от большого современного народа до самого маленького меланезийского племени. Новое направление этнологических исследований стало особенно актуальным после Второй мировой войны, приведшей к краху колониальной системы в мире. Освободившиеся народы и новые, появившиеся на политической карте мира государства должны были найти свое место в цивилизованном мире, приобщиться к современной культуре, овладеть ценностями и нормами, необходимыми для жизни сегодня. Поэтому очень остро встала проблема модернизации традиционных обществ и культур, включения их в современный мир. Теории модернизации, создававшиеся в это время, требовали решения не только практических, но и теоретических вопросов. Среди них причины различий в восприятии и мышлении традиционного и современного человека, специфика традиционной культуры, возможность преодоления этих различий и преобразования традиционного общества в современное, модернизированное.
Существенным, важным было также и то, что в ходе подобных исследований появилась возможность выявления общих черт у традиционных и модернизированных обществ, выявления роли традиционных элементов в культуре современных народов. Изучение традиционных и архаических культур дает также возможность ответить на некоторые сложнейшие вопросы антропологической науки об особенностях восприятия и мышления первобытного человека, о специфике его культуры.
Прежде чем переходить к анализу вопросов, поставленных нами, необходимо внести ясность в термины «традиционная культура» и «архаическая культура». Результатом длительного процесса всестороннего преобразования животного в человека, или итогом антропосоциокультурогенеза, стало образование непосредственных предков человека, а также переход от докультурного состояния к первобытной культуре и первобытному обществу. Затем по мере совершенствования способов преобразования природы первобытное общество и культура все больше меняются, все культурные и социальные процессы ускоряются, что обеспечивает выход из первобытного состояния. При этом происходит нарушение однородности первобытного общества и культуры, формируются разные типы культур со своими способами освоения и преобразования мира и природы.
Вопреки традиционным представлениям, согласно которым следующей ступенью после выхода из первобытности признается Древний Восток, а затем античность, мы считаем, что эти типы культур не связаны линейной зависимостью. Эти типы цивилизаций имели собственные социокультурные основы. Так, Древний Восток развивался на основе сельскохозяйственного типа деятельности и создал земледельческую цивилизацию с азиатским способом производства в качестве ее экономической основы и восточной деспотией как формой государственности. Античный мир, создавая собственную цивилизацию, ориентировался на развитие ремесла и торговли, что потребовало в качестве ее экономической основы рабовладения и городов-государств, постепенно пришедших к демократии как форме правления. Но помимо этих двух широко известных путей развития человечества многие народы продолжали вести кочевой образ жизни, занимаясь скотоводством, а также охотой и собирательством.
Так на выходе человечества из первобытного состояния перед ним раскрылись три направления возможного дальнейшего развития. И на каждом из них исходные формы первобытного мышления, мифологии, обрядов, нравственного, эстетического и художественного сознания преобразовывались особенным образом, порождая различные типы культуры. Каждому из них была уготована своя судьба. Но культура кочевников-скотоводов (а тем более охотников и собирателей, сохранившаяся кое-где) оказалась в общей перспективе истории человечества тупиковой формой. Ведь примитивность их жизни обрекает их на существование, близкое к жизни животных. Из-за того что жизнь и сознание этих людей были ближе всего к первобытному состоянию и наиболее устойчиво сохраняли архаические черты, историки нередко вообще не отличают этот тип культуры от первобытного, хотя это и неверно. На самом деле это традиционные культуры, безусловно отличные от культур земледельческих народов, но обладающие самым главным свойством таких культур - предельно устойчивым характером, отрицанием любых новаций, очень медленным изменением. Таковы были цивилизации Египта, Вавилона, Индии, Китая. По многим параметрам они были схожи с архаическими культурами.
Основы же современной, модернизированной культуры, ориентированной на новации и быстрые изменения, были заложены лишь античной цивилизацией, сконцентрированной в городах-государствах, ориентированной на прогресс и неограниченное преобразование окружающего мира. Реальное развитие модернизированной культуры началось уже в новое время, примерно с XVI века, в Западной Европе.
Таким образом, под архаическими культурами мы будем понимать культуры охотников и собирателей, сохранившиеся до сегодняшнего дня в глухих уголках нашей планеты. Традиционные культуры связаны с более высоким уровнем развития хозяйства - земледелием и кочевым скотоводством, а также с ориентацией на стабильность и устойчивость, но по многим параметрам схожи с архаической, а потому эти понятия иногда можно использовать как синонимы. Модернизированная культура, возникшая в Европе и ориентированная на новации и прогресс, в наши дни превратилась в основу мировой культуры, носителями которой сегодня становится все большее число народов.
Европейских ученых-этнологов всегда волновал вопрос об отличиях архаических народов от европейцев, о возможности существования у них особого типа мышления, изучение которого могло не только решить практические вопросы отношений с этими народами, но и дать ответ на вопрос о специфике первобытного мышления и культуры. Поэтому многие крупнейшие исследователи ставили перед собой такие задачи.
1. Специфика восприятия и мышления в традиционной (архаической) культуре
Впервые вопрос об особенностях восприятия, познания и мышления в традиционных (архаических) культурах поднял еще Э. Тайлор в «Первобытной культуре». Он провел аналогию между фантазией дописьменных народов и детей в цивилизованном обществе. Так, он говорил, что детская кукла и идол первобытного человека - явления одного порядка. Они нужны, чтобы овеществить смутно существующие идеи о неких высших существах, так как мышление детей и первобытных народов предметно и не может объяснить существование этих идей, не прибегая к использованию материальных предметов.
Помимо этой идеи, ставшей важнейшей при изучении мышления первобытных народов, с именем Тайлора связано формулирование методологических основ анализа первобытной культуры. Середина XIX века - время господства классической науки, ориентированной на рационализм, исходящий из признания возможности достижения полного знания о мире. Поэтому ключевым в культуре считалось развитие разума, его способности познавать окружающий мир. В связи с этим именно мышление разных народов сделалось в первую очередь предметом исследований целой группы ученых.
Среди них особенно значительными были работы Л. Леви-Брюля о первобытном мышлении. Ключевое понятие в его книгах - «коллективные представления» - он заимствовал у Э. Дюркгейма и понимал под ним те верования, нормы и ценности, которые человек получал благодаря воспитанию, овладению культурой. Поэтому такие представления предполагают коллективного субъекта, которому свойственны черты, недоступные для понимания при изучении индивида как такового.
Каждая культура создает собственные коллективные представления. И законы, управляющие этими представлениями у архаических народов, совсем не похожи на привычные нам законы логики. Их главным отличием является смешение законов мышления и эмоций, чувственных аспектов познания мира. Определяющим фактором коллективных представлений первобытных культур является вера в сверхъестественные силы и в возможность общения с ними. Люди в этих культурах не ищут рациональных объяснений непонятным предметам и явлениям, а воспринимают мир в едином синкретическом комплексе представлений, образов и символов. Место законов логического мышления (тождества, непротиворечивости) занимает закон сопричастности, согласно которому предмет (человек, животное) может быть одновременно самим собой и чем-то другим. Так, человек в первобытной культуре чувствует себя мистически единым со своим тотемом, со своим именем, со своей тенью. Волосы становились не просто частью тела, но и магическим предметом, с помощью которого можно было наслать порчу или вылечить от болезни. Как считал Леви-Брюль, в данном типе мышления не действовал один из главных законов логики - закон исключенного третьего. Поэтому он назвал первобытное мышление дологическим, оперирующим предпонятиями и предсвязями.
Сразу же после выхода работы Леви-Брюля она была подвергнута разносторонней критике. Другие исследователи соглашались с тем, что в мышлении и познании представителей разных культур действительно существуют различия, но давало ли это возможность говорить о качественно различных типах мышления у представителей разных цивилизаций? Так, известный американский этнолог Ф. Боас указывал на недопустимость формулирования выводов о логике мышления на основе традиционных верований и обычаев. А английский психолог Ф. Бартлет считал самой главной ошибкой Леви-Брюля сравнение им мышления в примитивных обществах с эталоном научного мышления, так как повседневная жизнь современных народов тоже нередко демонстрирует нарушение логики мышления. Более того, то, что Леви-Брюль называл дологическим, мифологическим мышлением, есть неотъемлемая сторона культуры вообще.
Весьма существенной деталью теории Леви-Брюля является то, что тип мышления, называемый им первобытным, составляет основу культуры не только дописьменных традиционных обществ, но и Индии и Китая. Они также находятся на стадии дологического мышления, так как не дошли в своем развитии до уровня дедуктивных естественных наук европейского образца. В них фундаментальную роль играют символы-образы, мифы, а не понятия. Бесспорно, что тип мышления, менталитет восточных культур отличается не только от европейского, но и от традиционного стиля мышления. Ему присуща созерцательная направленность, а не эмпирическая аналитическая деятельность.
Сравнительное изучение типов мышления на основе овладения логическими операциями было продолжено швейцарским психологом Ж. Пиаже, который в своих работах вернулся к идее Тайлора и отстаивал положение, что интеллектуальный уровень представителей дописьменных культур соответствует уровню развития одиннадцатилетнего среднеевропейского школьника. В обоснование своих утверждений Пиаже сформулировал свое видение межкультурных различий в мышлении как положение о неспособности человека традиционного общества к абстрактному мышлению. Свои выводы и идеи он подкреплял различными данными о pacпространении конкретных понятий в традиционном обществе и результатами массовых экспериментально-психологических тестов, согласно которым ряд задач был неразрешим для тестируемых представителей архаических культур. Таким образом, мышление для Пиаже представляло собой способность решать задачи в абстрактно-понятийной форме. Соответственно культура представлялась ему как эволюция механизма логических операций. Стадии в освоении логических операций он иллюстрировал этапами развития ребенка европейской культуры: сенсомоторный интеллект (1,5-2 года), допонятийное мышление (2-4 года), наглядное мышление (4-8 лет), конкретные операции (8-12 лет), формальные операции (операции с понятиями) с 12 лет. Отсюда он делал вывод, что главной характеристикой традиционного мышления является его неспособность к образованию абстракций.
Важнейшей методологической ошибкой Пиаже было сведение процесса овладения культурой к освоению логических операций. В своих опытах он рассматривал лишь отношение «ребенок - операция с понятиями». Большая часть культурных взаимодействий оставалась вне его поля зрения. Но ведь человеческая деятельность, мышление есть не только результат взаимодействия субъекта и абстрактных операций-структур. Мышление - прежде всего процесс, совершающийся между людьми, и результаты его имеют смысл только во взаимодействии людей, происходящем в конкретном историческом и этнокультурном контексте. Поэтому за рамками концепции Пиаже оставалось взаимодействие человека с природным и культурным окружением, то, что представители этих культур были абсолютно приспособлены к решению тех практических жизненных задач, которые возникали перед ними. Не учитывалось также и то, что тесты, предложенные Пиаже, были ориентированы на стандартного европейца и не отражали особенностей традиционного мышления и культуры. Такие неадаптированные тесты давали неадекватные результаты.
Многочисленные последователи Пиаже довели его ошибки до логического конца и окончательно подменили понятие «культура» понятием «интеллект», под которым понимали умение испытуемых проходить тестирование. Результаты этих тестов отождествлялись с уровнем развития культуры. Это, по сути дела, было не чем иным, как попыткой свести сложнейший вопрос к количественным показателям. А поскольку брались неадаптированные тесты, показатели европейцев и американцев были выше, чем, например, у африканцев, не имеющих письменности и никогда не ходивших в школу. Закономерно, что подобного рода исследования привели к оживлению расовых спекуляций, против которых выступили такие известные антропологи, как Сегалл, Кемпбелл, Херсковиц, Коул, Скрибнер.
Работы этих ученых продолжали линию противников Леви-Брюля и Пиаже, среди которых важнейшее место принадлежит исследованиям Маргарет Мид. В них она доказала, что анимистический образ мышления, вера в духовные существа, одушевление неодушевленного, детерминирован культурой, а не является стадией умственного развития. В результате своих наблюдений за полинезийскими детьми она высказала предположение, что особенности мировосприятия и построения суждений в традиционной культуре обусловлены способом обучения в ней, которое осуществляется не путем объяснения словами, а с помощью показа набора стереотипов движения. Именно поэтому в таких обществах меньше задают вопрос «почему?», поскольку основная часть обучения протекает в реальных жизненных ситуациях, значение которых содержится в контексте выполняемого действия или ситуации. Мид и другие ученые отмечали уникальную способность представителей традиционной культуры мгновенно действовать в сложнейших условиях и быстро овладевать новыми стереотипами движений.
Обобщая массовые экспериментально-психологические межэтнические исследования мышления, большинство антропологов пришли к выводу об отсутствии дологического типа мышления в традиционном обществе, в том числе и при решении формально-абстрактных задач. Наиболее отчетливо эту идею выразили М. Коул и С. Скрибнер. Они сделали вывод о том, что нет какой-то особой первобытной логики. Есть разница в восприятии и познании мира у различных этнических групп. Но из нее нельзя сделать вывод о неполноценности каких-либо народов. Можно говорить о равноправии западной и незападной стратегий получения объективного знания об окружающем мире: и та и другая связаны с упорядочением, классификацией и систематизацией информации. А обнаруженное разнообразие в мышлении, познании и восприятии объясняется разными географическими, климатическими условиями, а также разным уровнем сложности культурных систем.
Так, с 60-х годов проводились опыты по оценке зрительного восприятия в разных культурах. Дело в том, что, хотя человечество имеет в своем распоряжении единый для всех цветовой спектр, каждая этническая культура конструирует с его помощью свой неповторимый цветовой образ мира. Впервые это было зафиксировано, когда исследователи обратили внимание, что у ряда народов в языке не хватает терминов для обозначения некоторых цветов. Например, казахи одним словом обозначают голубое и зеленое. И со-ответствующий термин появился у них только после контакта с другими культурами, имеющими такое разделение.
Исследования, проведенные западными специалистами В. Тернером, Р. Вудвортсом, М. Салингом и другими, показали, что в формировании видения мира решающая роль отводится языку. В основе их исследований лежала гипотеза Сэпира-Уорфа о том, что язык, усваиваемый в детстве, определяет особый способ видения и структурирования мира. Он не просто средство выражения мыслей, а форма, в которой они существуют. Образ мира, который складывается в нашем сознании, организован и систематизирован прежде всего понятиями, а значит, языком. В силу этого образ мира, его восприятие различны у разных народов.
Применительно к восприятию цветов исследования показали, что в этнических культурах есть несколько слоев цветовых представлений и соответствующих им способов классификации цвета и языка. Основным принято считать набор так называемых базовых или абстрактных цветовых терминов, число которых в наиболее развитых языках и культурах может достигать одиннадцати. Это термины для белого, черного, красного, а затем уже зеленого, желтого, синего, коричневого, оранжевого, розового, фиолетового и серого цветов. Появление этих абстрактных понятий - длительный и сложный процесс выделения их из конкретно-образной системы цветообозначений, находящейся в непосредственной связи с реалиями традиционной культуры. Можно предполагать, что первоначальные цветовые представления неотделимы от окраски объектов природы и жизнедеятельности; они выступают в качестве предметной ассоциации или «цветного» метафорического образа. И даже в развитых языках при описании цвета всегда реально сосуществуют и абстрактные, и конкретно-ассоциативные термины. Например, даже в русском языке, который несомненно принадлежит к числу обладающих наиболее полным набором абстрактных цветовых терминов, для уточнения мы часто пользуемся неабстрактными цветообозначениями. Так, определяя нужный оттенок красного, мы скорее опишем его как «цвет спелой вишни», чем как «холодный темно-красный». В повседневной жизни мы постоянно прибегаем к подобным цветообозначениям. Что же касается традиционных обществ, то их лексика буквально изобилует конкретно-образными названиями цветов. Поэтому наличие или отсутствие термина для какого-либо цвета в этих культурах связано не с физиологическими особенностями зрения этих людей, а с реалиями их быта, жизнедеятельности в целом, наличием или отсутствием в их окружении предметов соответствующих цветов. Кроме того, информация о конкретных цветообозначениях дает этнологам материал для изучения соответствующих культур. По этим терминам можно сделать вывод о хозяйственной направленности, структуре питания, домашних ремеслах, обрядности этих культур. Например, оттенки желтого цвета могут конкретизироваться разными народами по-разному: «только что сбитое масло» (ногайцы), «цвет недельного гусенка» (абазины).
Цветовосприятие стало важным уже на стадии собирательства, так как позволяло в числе прочих признаков выделить в природе съедобные и полезные растения, а по более тонким цветовым оттенкам определить фазы созревания и увядания плодов, фруктов и т.д. Первобытные охотники, так же как и арктические охотники сегодня, должны были прекрасно ориентироваться в сложных нюансах цветов - это было необходимо, например, чтобы обнаружить в джунглях, в степи или среди снегов промысловое животное с покровительственным окрасом. Чем больше усложнялись хозяйственные занятия людей, тем большее количество цветовых оттенков им было необходимо различать. Вот почему среди конкретных цветовых терминов мы встречаем названия, происходящие от названий культурных растений, употребляемых в пищу, или дикорастущих; продуктов сельхозтруда и продуктов питания; окраса и мастей домашних животных, а также животных и птиц, живущих рядом с человеком; названий природных веществ и растений, используемых для получения красителей; названий металлов, а также готовых тканей и материалов для изготовления одежды и предметов домашнего обихода.
Ряд исследователей также отмечают предпочтение ярких цветов в традиционном обществе. Считается, что это может быть связано с реакцией на избыток или недостаток того или иного цвета в природе и культурном окружении человека.
Подобные исследования проводились и по изучению восприятия формы в традиционной и современной культурах. Так, в 60-е годы проводились опыты по изучению подверженности зрительным иллюзиям. Людям предлагалось определить соразмерность отрезков и геометрических фигур. Обычно представители традиционных (архаических) культур допускали больше ошибок. Но, как считает М.Сегалл, эти ошибки связаны не с особенностями физиологического строения мозга, а с той природной и культурной ситуацией, в которой вырастают эти люди. Представители европейской цивилизации живут в «прямоугольном мире» - нас окружают искусственные сооружения, обычно имеющие геометрические формы, наш взгляд постоянно сталкивается с прямыми линиями, отрезками, поэтому нам легче заниматься их измерением и сравнением. Представители же традиционных культур, где бы они ни жили, в непроходимых джунглях, в пустыне или в тундре, сталкиваются с естественным природным ландшафтом, в котором практически нет прямых линий. Например, у жителей джунглей нет возможности увидеть даже линию горизонта - одну из немногих естественных прямых. Поэтому неудивительно, что эти люди делали ошибки в тестах, ведь они должны были решить задачу, не имевшую аналога в их повседневной жизни.
Интересные исследования проводились по анализу координации движений в разных культурах. Сегодня считается, что она имеет биологические основания, но закрепляется социокультурно. Это связано с тем, что у каждого народа есть свои привычные движения, связанные с их хозяйственной деятельностью и образом жизни. Так, чукотский оленевод, которому необходимо быстро бегать, будет отличаться от русского крестьянина, который должен ходить за плугом и косить, или от кочевника, который целые дни проводит в седле. Образ жизни ведет к развитию соответствующих групп мышц, а также к тому, что одни и те же движения выполняются представителями разных народов с разной степенью легкости. Так, привычное для японцев сидение на пятках практически невыполнимо для русского человека. Но если речь идет о научении новым двигательным стереотипам, то представители традиционных народов, в отличие от современных, демонстрируют феноменальные способности. Широко известен случай, происшедший при строительстве американской авиабазы в Гренландии. В 60-е годы там шла работа по выравниванию взлетно-посадочной полосы, которую производил сверхмощный бульдозер. За его работой, стоя рядом, наблюдал эскимос. Когда бульдозерист вышел из кабины отдохнуть, он увидел, как эскимос сел за рычаги управления бульдозером и сразу начал работать, не делая ошибок. Это, очевидно, связано с умением владеть своим телом, необходимым для выживания в условиях природного окружения.
На основании подобных исследований М. Вебер ввел понятие сенсотипа, фиксирующего особенности мышления, мироощущения, общую направленность той или иной культуры, и связанные с этим формирующиеся личностные характеристики. Так, в сенсотипе, свойственном ряду африканских культур, в ходе инкультурации определяющая роль принадлежит танцам, ритуалам, поэтому значительное место отводится тренировке владения телесными ощущениями, умению вырабатывать двигательные стереотипы. В нашем же мире (мире европейской культуры) важно овладение визуальным восприятием, опосредованным письменными и устными языковыми формами, на первый план выходит необходимость ориентироваться в мире понятий, идей, идеальных образов. Поэтому западный сенсотип называют символически-визуально-коммуникативным, а африканский - музыкально-хореографическим. Но овладение этими сенсотипами происходит только при инкультурации. В человеческом организме заложены та и другая возможности, а какая из них станет реальностью, зависит от ситуации, от того, в каких условиях вырастает человек.
Таким образом, современные исследования показывают, что стиль и образ мышления в традиционной культуре ничем не хуже современного, он целиком определен социокультурной ситуацией, ориентирован на предметное разрешение жизненных ситуаций и конкретных проблем, стоящих перед человеком и обществом.
Особенно глубоко традиционное мышление изучил французский этнолог К. Леви-Строс. Он продемонстрировал логическую рациональность традиционного мышления, а также пришел к выводу, что туземцы способны к совершению всех основных операций, которыми владеет цивилизованный человек. Но они совершают их в особой форме.
Требование порядка лежит в основе первобытного мышления, как и всякого другого. Поэтому в нем даже мысленно все вещи должны находиться на своем месте, иначе, считают туземцы, нарушается мировой порядок. С этим связана щепетильность этих людей в исполнении всех обрядов и ритуалов, необходимых в их понимании для сохранения этого порядка.
Сравнивая мышление современного и первобытного человека, Леви-Строс назвал первое научным, абстрактно-понятийным, а второе - магическим. И, вопреки общепринятым представлениям, разница между наукой и магией совсем не так велика. У них одна цель - объяснение мира, обеспечение нормальной жизнедеятельности человека в нем. Они различаются лишь средствами достижения этой цели. Так, наука постулирует всеобщий и полный детерминизм, магия же различает разные уровни бытия, из которых лишь отдельные допускают идею причинности. Наука полностью рационалистична, магия использует сверхъестественные связи между предметами и явлениями.
И хотя магия появилась в истории человечества намного раньше науки, мы не можем считать магическое мышление дебютом, ступенью к появлению науки. Магия формирует отчетливую систему представлений, независимую от науки, вполне адекватно объясняющую мир, пусть и с помощью отличных от научных ментальных операций. Но если наука при этом использует лишь одну сторону человеческого «Я» - его рациональность, силы разума, то магия обращается также к чувствам, эмоциям, фантазии, воображению, интуиции - ко всем сторонам человеческой личности, поэтому она более соразмерна человеку, чем наука.
Таким образом, мы не должны противопоставлять магию и науку: их следует расположить параллельно, как два способа познания, известных человечеству. О возможностях магического, точнее, мифологического познания мира свидетельствуют многочисленные факты полной приспособленности туземцев к окружающему их миру, глубокие знания свойств растений и животных, замечательная способность ориентироваться на местности, недоступная европейцам с их рационалистическим умом.
Леви-Строс выделил несколько признаков первобытного мышления. Еще нет четкого выделения логической оси общего - частного в качестве самостоятельной формы - понятия. Вместо них активно используются символы, которые являются промежуточными единицами между конкретно-чувственными образами и абстрактными понятиями. Мышление туземцев свободно от процесса проектирования, от строгого подчинения средств цели. Они способны достигать результата совершенно неожиданными движениями, ориентируясь на совпадения. Это свойство мышления Леви-Строс назвал бриколажем.
Особенно важную роль в первобытном мышлении играет знак, символ. Являясь посредником между образом и понятием, он несет в себе их черты. Как образ он относится к области конкретного бытия, а как понятие он может замещать другую вещь. Поэтому ученый действует посредством понятий, бриколер - посредством знаков. Понятие стремится быть прозрачным для всех, знак же требует адресности. Леви-Строс назвал первобытное мышление неприрученной мыслью - системой понятий, вписанных внутрь образа.
Важной чертой первобытного мышления является анимизм - одушевление неодушевленного. И это вовсе не недостаток. Ведь стремление одушевить неодушевленное есть родовое качество человека, достаточно вспомнить миф о Пигмалионе. Это специфика человеческой деятельности, носящей целеполагающий характер. Человеческая практика связана с раздвоением мира на материально-предметный и идеальный. С этого начинается человеческая культура. Так создается образ мира, без которого жизнь человека невозможна. Анимизм есть следствие специфики такого характера действий.
В детстве ребенок осваивает социальный тип жизнедеятельности, знакомится с духовной культурой своего народа через сказки, фольклор, веря при этом в чудеса. Затем играет в игры, в которых предметы вполне материальные превращаются в воображаемые (палка - лошадь, кукла - живая и т.д.), прекрасно при этом понимая, что палка остается палкой, а кукла - игрушкой. Но важно то, что предмет, оставаясь собой, предстает в то же время как нечто совершенно другое. Именно так формируется образное восприятие, способность понимать произведения искусства.
И в случае с ребенком, и в традиционном обществе мы имеем раздвоение на знак и значение. В определенном контексте функция предмета не зависит от свойств материального носителя, а имеет символическое, знаковое значение. Именно так палка превращается в лошадь у детей, а специально подготовленная скульптура - в тотем в архаической культуре. Таким образом, в традиционном обществе функционирует, а в современном обществе формируется в детстве символический способ освоения мира, являющийся формой и основой абстрактного мышления.
И очень плохо, что, вырастая, мы забываем о том, что мы могли в детстве. Ведь процесс одушевления неодушевленного есть один из возможных способов преодоления отчуждения, гуманизации современного общества, в котором так сильна обратная тенденция - разодушевления одушевленного, фетишизации вещей, где человек тоже становится бесчувственной вещью. Поэтому современному человеку было бы хорошо вспомнить детство или обратиться за опытом к традиционным культурам.
традиционный архаический культура обычай
2. Основные черты традиционной культуры
На всем протяжении человеческой истории и в современную эпоху в мире существовало и существует огромное разнообразие видов культур как локально-исторических форм общностей людей. Каждая культура является результатом деятельности своего творца - этноса или этнической общности. Развитие и функционирование культуры представляет собой особый способ жизнедеятельности этноса. Поэтому каждая культура выражает специфику уклада жизни ее создателя, его поведения, его особый способ мировосприятия в мифах, легендах, религиозных верованиях и ценностных ориентациях, придающих смысл существованию человека.
Среди всего многообразия этнических культур учеными выделяется тип традиционной (архаической) культуры, которая распространена в обществах, где изменения незаметны для жизни одного поколения. В этом типе культуры господствуют обычаи и передаваемые из поколения в поколение традиции. Традиционная культура органично сочетает в себе составляющие ее элементы, внутри нее человек не чувствует разлада с обществом. Такая культура органично взаимодействует с природой, едина с ней, она ориентирована на сохранение самобытности, своего культурного своеобразия. Традиционная культура, как правило, доиндустриальна, бесписьменна, основной род занятий в ней - сельское хозяйство. В мире есть также традиционные культуры, которые до сих пор находятся на стадии охоты и собирательства. В настоящее время в Ареальной картотеке человеческих отношений зафиксировано более чем 600 традиционных (архаических) культур.
Для этнологии вполне закономерен вопрос о соотношении традиционных культур с современной исторической действительностью. Изучение этого вопроса, в свою очередь, требует исследования основных черт традиционной культуры.
Важнейшим свойством традиционной культуры является ее синкретизм, выражающийся прежде всего в целостности, нерасчлененности трех форм бытия: культуры, общества и человека. Каждый член родо-племенного коллектива равен целому - у всех одно имя, одна раскраска тела, одни украшения, одни мифы, обряды, песни. Иначе говоря, «я» полностью растворено в «мы». Не отделяет себя человек и от природы, считая себя такой же ее частью, наделенной душой, как и растения, животные, горы, реки и т.д. Синкретизм проявляется также и в структуре самой культуры, не расчлененной еще на отдельные сферы с выработанными самостоятельными функциями.
Воплощением этого синкретизма является миф - синкретическое образование, воспринимающее мир как целостность и содержащее в зародыше все выделившиеся позднее сферы культуры. В мифе осуществляется совпадение чувственного образа, полученного от определенных элементов внешнего мира, и общей идеи. Он существует не в общих понятиях, а в конкретно-чувственных образах, что ведет к тождественности материального мира и его картины, духовного образа, созданного человеком. Это не вера и не знание, а чувственное переживание действительности. Но самое главное - этот способ восприятия и объяснения мира определяет место человека в окружающем мире и формирует чувство уверенности для существования и деятельности в нем. Формирующееся при этом нерасчлененно-целостное мышление связывает, а не разделяет, отождествляет, а не противопоставляет различные стороны жизнедеятельности человека. Поэтому миф на данном этапе развития сознания оказывается во много раз сильнее аналитического мышления.
Вторым существенным признаком бесписьменных культур является традиционность. Все особенности структуры бытия и быта, мифы и обряды, нормы и ценности такого общества были стабильными, жесткими, нерушимыми и передавались из поколения в поколение как неписаный закон. Власть традиции - этого культурного заменителя утраченного человечеством генетического способа передачи поведенческих программ - была абсолютной, освященной мифологическими представлениями. Ведь миф по своей природе претендует на абсолютность всего, утверждаемого им, требует от каждого индивида безусловного принятия его системы идей и чувствований и их передачи в неприкосновенном виде из поколения в поколение.
Но как ни велика была сила традиций, они не могли сохраняться вечно. Медленно и постепенно в культуру проникали новации, в единой синкретической культуре начинали выделяться отдельные самостоятельные ее сферы, люди начали вычленять себя из мира, осознавать свое «я», отличное от «мы». Так возникали традиционные культуры.
Власть традиции очень велика и здесь. И хотя поведение человека намного разнообразнее, чем в архаической культуре, все же и оно подчиняется нормам, выработанным в обществе. Реально эти нормы представлены в виде совокупности особых типовых программ - стереотипов поведения. Они обычно заранее предусматривают большую часть ситуаций, могущих возникнуть перед человеком в его повседневной практике. Обоснованием такого рода стереотипов служит ссылка на закон предков - основной способ мотивации действий в традиционной культуре. Вопрос: «Почему так, а не иначе?» - просто не имеет значения в ней, так как весь смысл традиции - сделать так, как было сделано в первый раз. Таким образом, именно прошлое (в виде закона предков, мифа) выступает в традиционной культуре в качестве объяснения настоящего и будущего.
В основе этих стереотипов поведения лежат не правила, как в современном обществе, а образы, модели (изначально зафиксированные в мифах), и следование им становится обязательным условием социальной жизни коллектива. Такие образцы имеют синкретический, нерасчлененный характер. Позже из них выделятся юридические, этические, религиозные и другие нормы, которые пока содержатся в них в виде зародышей.
Важное свойство традиционных стереотипов поведения - их автоматизированность. Они совершаются бессознательно, так как в традиционной культуре вся жизнь человека предопределена единственно возможным образом, у него нет права выбора, как в современном обществе, осознающем, что жизнь может идти по разным, часто альтернативным путям развития, причем решение принимает сам человек.
В традиционной культуре структурирующей является идея существования центра и периферии. В центре находятся сакральные элементы, определяющие нормы, ценности, представления о добре и зле в данной культуре, а также знание о необходимых действиях по поддержанию гармонии мира. На культурной периферии - обычная, повседневная жизнь людей. Наследием, оставшимся от архаических культур, их синкретизма, является принцип единства мира, неотторжимости его отдельных составляющих элементов. В мире нет предметов или явлений, абсолютно изолированных от других. Каждый из них множеством нитей связан с остальными предметами и явлениями, содержит в себе их частицы. Все находится во всем. В частности, это означает, что быт, сфера профанного (обыденного) оказывается насыщенной символикой, истинное значение которой лежит в области сакрального. Так формируется мифологическая модель мира, и в традиционной культуре продолжающая играть важнейшую роль. Только позднейшие этапы развития культуры привели к поляризации этих двух сфер.
Целостность этой культуры в сочетании с отсутствием специальных средств циркуляции информации приводит к тому, что каждый элемент культуры используется гораздо полнее, чем в современном обществе.
Дело в том, что для современного человека весь окружающий его мир подразделяется на две части: мир знаков и мир вещей. Существует специализация знаковых систем, в соответствии с которой все явления мира могут быть использованы и как вещи, и как знаки. В зависимости от того, какие их свойства актуализируются, вещность или знаковость, они принимают тот или иной статус. Человек постоянно занимается определением семиотического статуса окружающих его вещей. Этот процесс автоматизирован и происходит на подсознательном уровне. Можно выделить три группы вещей: с постоянно высоким семиотическим статусом -вещи-знаки (амулеты, маски, флаги, гербы), они важны не своей материальной ценностью, а символическим значением; вещи с постоянно низким семиотическим статусом - материальные предметы, которые используются в современной культуре и могут удовлетворять только конкретные практические нужды; основная группа состоит из вещей, которые могут быть и вещами, и знаками, иметь материальную ценность, удовлетворяя какие-то практические потребности, и нести определенную символическую нагрузку. По сути дела, только последнюю группу составляют полноценные вещи. Проблема заключается в том, что в нашем мире таких вещей не слишком много, а крайний рационализм современного научного мировоззрения приучил нас не только к твердой уверенности, что знаковая деятельность вторична, но и к тому, что четкое разделение утилитарного и знакового аспектов существовало всегда. И мы не видим, что это утверждение неверно не только для традиционной культуры, но и для современной. Ведь и в нашей культуре многие вещи утилитарного назначения имеют дополнительный эстетический смысл или указывают на определенный социальный статус их владельца. Например, часы «Роллекс», перьевой «Паркер» являются не просто часами и ручкой, но еще и символами принадлежности к определенной социальной группе, символами богатства и респектабельности.
Поэтому невозможно четко разделить рациональное и иррациональное, в том числе и в вещах. Все, что способно воздействовать на ум, чувство и волю, утверждает свою несомненную реальность. И в этом смысле символическое значение вещей не менее реально, чем их утилитарная ценность. Нельзя также ставить вопрос, что первично: вещность или знаковость. Предмет становится фактом культуры, если он соответствует и практическим, и символическим требованиям.
Все эти свойства вещей намного отчетливее прослеживаются в традиционной культуре.
Так как в традиционной культуре мир воспринимается как целостность, все вещи и явления мира просто не могут выполнять какую-то одну функцию - они обязательно полифункциональны. Там нет ни вещей-знаков, ни вещей - материальных предметов. Любая вещь может сл
Поэтому если в современном обществе можно говорить о существовании материальной и духовной культуры, то в традиционном такое деление даст заведомо искаженную картину.
Принципиальные особенности функционирования вещей в традиционном обществе проявляются уже в процессе их изготовления. Мастер в архаической и традиционной культуре, создавая вещь, осознает, что он при этом повторяет те операции, которые в Начале мира выполнял Творец Вселенной. Таким образом, возникает достаточно отчетливое осознание того факта, что человек продолжает дело демиургов, не только восполняя естественные потери, но и дальше заполняя мир. Поэтому технология изготовления вещей всегда относилась к сфере сакрального (священного). Еще в очень далекие времена произошло выделение в отдельные касты ремесленников, причем их сила и могущество в глазах остального общества выходили далеко за рамки ремесла, делая их посредниками между миром человека и природой. Еще в прошлом веке в Европе сохранялось особое отношение к кузнецам и мельникам - как к колдунам, знающимся с дьяволом.
Человек традиционной культуры ведет постоянный диалог с природным окружением. Он нацелен не на покорение природы (как это характерно для современной европейской культуры), а на сотрудничество с ней. Поэтому, собирая материал для изготовления какой-либо вещи, мастер должен был не просто взять любой подходящий материал (дерево, глину, руду и т.д.), а попросить на это согласия у природы. Это было нужно, чтобы он удовлетворял не только физическим, но и символическим требованиям, соотносился с такими понятиями, как жизнь, счастье, чистота и т.п. Материалы, которые шли на изготовление вещей, обладали особым статусом - они были исходным сырьем для сотворения мира и самого человека. Поэтому приемы, которые, согласно мифам, использовались богами при этом, легли в основу и традиционной технологии. Обычно это означало жесткие пространственно-временные рамки для всего процесса (сделать вещь там-то и тогда-то или выбросить недоделанное), строго ограниченный выбор материала, зафиксированное для каждого конкретного случая преобразование материала с помощью огня, воды, воздуха, и, наконец, «оживление» созданного - ибо не может в живом мире существовать мертвый предмет.
Все эти ступени занимали довольно много времени и, с точки зрения современных исследователей, включали много излишних операций (ритуалы, танцы, заклинания), которые не требовались в технологической цепочке. Это так называемая избыточность технологических процессов. Но она существует только с точки зрения современного человека, не обращающего внимания на символический мир. На самом деле именно ритуал породил технологию, а не технология сопровождалась ритуальными действиями. Мастер совершал ритуал, а то, что в его результате получался полезный предмет, понималось как естественное следствие правильной изначальной схемы.
Исходя из этого, формы всех вещей были жестко зафиксированы, оформление вещи не допускало никакой фантазии. Здесь в действие вступала магия, поскольку вещам придавалась форма какого-либо объекта из окружения человека (животного, растения и т.д.), при этом происходило наделение вещей их характеристиками. В данном случае мы сталкиваемся с явлениями того же порядка, что и охотничья магия (перед началом охоты проводился специальный ритуал - в магическом танце охотники должны были убить зверя - переодетого шамана, это должно было обеспечить успех в реальной охоте). Если для нашего рационального ума существует только функция вещи, заложенная в процессе ее производства, то для мифологически мыслящего человека она - проявление ее собственных, только ей присущих черт.
Мало было только изготовить вещь. К новым вещам всегда относились настороженно. Поэтому, прежде чем они начинали использоваться, устраивалась проверка на их соответствие исходным образцам. Обычно это были какие-нибудь символические процедуры. Если вещь не проходила испытания, это означало, что был нарушен ритуал ее создания - обычно в каких-то символических операциях. Такие вещи отвергались, считались средоточием враждебных человеку сил, например топоры, которые могли поранить своего хозяина, или дома, приносящие несчастья своим владельцам. Удовлетворительный исход испытаний означал, что появилась новая вещь, которая, наряду с возможностью ее практического использования, представляла собой модель мира и воспринималось как живое существо со своими особенностями, что отражалось в имени, дававшемся этой вещи. Дольше всего такое отношение сохранялось применительно к оружию, особенно мечам. Недаром в истории известны имена не только героев, но и их оружие (Эскалибур - меч короля Артура, Дюрандаль - меч Роланда).
Полноценность вещей в традиционных культурах, принадлежность их одновременно двум мирам - профанному (обыденному, материальному) и сакральному (знаковому, символическому) - делает возможным использование их в обрядах и ритуалах, являющихся важнейшими регуляторами поведения в традиционных обществах.
3. Обычаи и ритуалы в традиционной культуре
Уже первые попытки исследования традиционных культур разных народов привели этнологов к убеждению, что их существование неразрывным образом связано с ритуалами и обрядами. Их практическое значение довольно широко и разнообразно. Так, они регулируют эмоциональное состояние людей, формируют и поддерживают чувство общности на уровне этноса в целом, больших и малых групп, семьи, позволяют отдельному индивиду ощутить свою этническую идентичность, сохраняют ценностные ориентации этноса, являются составной частью механизма этнизации личности и т.д. Поэтому целый ряд наук исследовал эти явления традиционной культуры и дал им свою интерпретацию. Так, например, в одном случае ритуал рассматривается как стандартная устойчивая последовательность действий, имеющая церемониальный характер; в другом под ритуалом принято понимать стереотипизированные формы поведения; в обыденном понимании ритуал означает формальную процедуру, своего рода игру, правила которой принимаются всеми ее участниками.
Среди разнообразных интерпретаций сущности ритуалов для нас наибольший интерес представляет этологический.
Рубеж 70-80-х годов XX столетия стал временем рождения нового научного направления - этологии человека, которое синтезировало в себе достижения этологии, этнологии, физиологии и психологии. Основным объектом его исследования стало традиционное общество в сравнении с современной индустриальной культурой. Важной особенностью такого подхода является изучение культуры и человека в «естественном» состоянии, в котором огромное значение для социокультурной адаптации имеет ритуал.
Согласно этологическому подходу, важнейшими качествами, необходимыми для функционирования любой этнической общности, являются сотрудничество, сплоченность, способность образовывать дружеские узы. У животных аналогичное поведение по отношению к особям своего вида определяется специфическими биологическими причинами. У человека же со становлением социального типа жизнедеятельности такие реакции подверглись торможению. У него нет той сложной системы поз, жестов, которая существует у животных. На смену ей пришла культурная система ритуала, которая контролирует и регулирует способы социального взаимодействия людей, вырабатывает стереотипы их поведения.
Собственно культура начинается с того, что на поведение накладываются некоторые дополнительные ограничения, не мотивированные физическими или биологическими критериями. Среди них необходимость овладения информацией, нужной для жизни, только в процессе обучения. Так появляются язык, знаковые средства для ее передачи.
Необходимая для жизни информация усваивалась в стереотипах поведения, ставших образцами, моделями, следование которым являлось обязательным условием социальной жизни коллектива. Эти программы поведения имели нерасчлененный, синкретический характер и поэтому одновременно были и образом мира, без которого невозможно функционирование культуры.
Хотя эти стереотипы поведения претендуют на всеобщность и абсолютность, на практике одни из них соблюдаются всегда и всеми, в соблюдении других возможны некоторые отклонения и послабления. Разумеется, у каждого этноса свои представления о том, что для него является более важным и значимым, а чем можно пренебречь. Поэтому возникает несовпадение между обрядами и обычаями разных народов. Но все они принципиально сходятся в одном: жестко контролируют соблюдение стереотипов, имеющих наиболее важное для данного этноса и культуры значение.
Менее важные фрагменты традиционной культуры регулируются с помощью обычаев - стереотипизированных форм поведения, связанных с деятельностью, имеющей практическое значение. Обычаи регламентируют поступки членов этноса в конкретных ситуациях, регулируют поведение индивида в той или иной сфере жизни и деятельности, требуя проявления нравственных качеств, типичных для данного этноса. Они существуют в обыденной жизни, на культурной периферии. Более высокой ступенью регуляции являются ритуалы, намного более жесткие программы поведения, которые функционируют в сакральном центре культуры, и от их правильного выполнения зависит само существование этой культуры и народа.
Как считается в этнологии, ритуал представляет собой последовательность определенных действий, которые совершаются с целью повлиять на действительность, имеют символический характер и, как правило, санкционированы обществом. Ритуалы существуют не только в традиционных, но и в современных обществах. И это не только религиозные ритуалы. Под это определение подпадает любое разрешение, получаемое бюрократически и изменяющее ситуацию лишь символически (например, штамп в паспорте, поставленный в загсе). В традиционных культурах ритуалы играют более важную роль, так как считается, что от них зависит само существование мира, их важнейшая цель - достижение идеального состояния мира, характеризующегося слиянием человека, коллектива и космоса в гармоничном единстве.
Наиболее подробный и тщательный анализ ритуала и его роли в культуре связан с именем Э. Дюркгейма. Еще со времен Э. Тайлора и Дж. Фрезера утвердилась классификация явлений традиционной культуры на рациональные и иррациональные, то, что удовлетворяет материальные потребности, и символические ценности. Первые из них находятся на культурной периферии, вторые - в ее сакральном центре.
Именно символические ценности были более важны в такого рода культурах. Об этом говорит хорошо известный историкам парадокс: примитивные в хозяйственном отношении племена нередко имели сложную социальную организацию, развитую систему обрядов, верований и мифов. Не секрет и тот факт, что человечество всегда выделяло для непрактической, на первый взгляд символической, деятельности своих лучших представителей (только самые талантливые могли стать колдунами и шаманами). Иными словами, для любого коллектива недостаточно определенного минимума материальных жизненных условий, без символических ценностей его жизнь невозможна. Таким образом можно говорить о двух видах прагматики: утилитарной и знаковой, материальной и символической.
Для нас сегодня такое утверждение звучит достаточно непривычно. В современном модернизированном обществе произошла переориентация человека и коллектива с одного вида прагматик на другой. В традиционной культуре цель и смысл жизни человек видел в ритуале, а обыденное существование лишь заполняло промежутки между ритуалами. В современной культуре, неразрывно связанной с идеей истории (развития общества), осознанием роли науки и возможности реального преобразования мира, произошла переориентация на практические ценности. Так как человек сегодня рассматривает символическую деятельность как простое приложение к основной - хозяйственно-экономической, снизилась роль ритуала, а самое главное - изменилось отношение к нему со стороны членов общества. Поэтому в современном обществе изучение ритуалов затруднительно или невозможно без обращения к опыту традиционных культур, в которых ритуалы и возникли.
Что же представляет собой ритуал? Обычно это некоторый стандартизированный набор действий символического содержания, совершаемый в ситуации, предписываемой традицией. Слова и действия, составляющие ритуал, определены очень точно и практически никогда не меняются. Традиции также определяют, кто может проводить ритуал. В ритуалах часто используются священные объекты (являющиеся полноценными вещами), в конце его участники обычно испытывают эмоциональный подъем. Ритуалы служат усилению трудового единства, в период кризисов снимают состояние тревоги и неблагополучия.
Все ритуалы можно разделить на две главные категории: отрицательные и положительные. Первая представляет собой систему запретов, призванных резко разделить мир священного и обыденного, так как подразумевается, что их смешение может привести к разрушению мира и неисчислимым бедам для людей. В качестве примера можно привести многочисленные табу у разных народов. Так, несвященное существо не может касаться руками священного, нельзя есть мясо тотемного животного. Определенные ритуалы можно проводить только в специальных священных местах. Во время одних обрядов запрещено принимать пищу, в других запрещена любая работа.
Положительные ритуалы и обряды (обряд является пиком ритуального действия), напротив, призваны приблизить два мира друг к другу. К ритуалам этого типа относятся обряды интичиума (ритуальное совместное поедание тела тотемного животного), жертвоприношения, проводимые для того, чтобы завоевать расположение божества и обеспечить желаемое единство мира. Основная задача таких ритуалов - восстановить нарушенный порядок вещей, контакт между мирами, исходный сакральный образец.
Сегодня мы можем уточнить дюркгеймовскую классификацию ритуалов, используя для этого разные основания деления.
Важным считается разделение ритуалов на магические и религиозные. Магия от религии отличается отсутствием веры в Бога или богов, т.е. персонификации сверхъестественных сил. Магические ритуалы преследуют непосредственные, ближайшие цели, являются делом отдельных людей, а религиозные ритуалы - дело всего общества.
Можно также разделить ритуалы по функциям. В этом случае выделяются кризисные ритуалы, совершаемые индивидом или группой в критические периоды жизни (например, танец дождя, совершаемый в период длительной засухи, грозящей вымиранием всему племени). В современном обществе также используются ритуалы подобного типа - обычно это обращение главы государства к народу в случае бедствия, а также его присутствие на месте событий. Есть календарные ритуалы, совершаемые регулярно при наступлении определенных природных явлений (смена времен года, фаз Луны, созревание урожая и т.п.). По мере развития общества они частично секуляризируются, частично отмирают (сегодня, например, сохраняется ритуал проводов зимы, превратившийся в обычный праздник). Ритуалы интенсификации осуществляются для того, чтобы противостоять нарушению равновесия жизни, вызванного как внутренними, так и внешними причинами, интенсифицировать для этого взаимодействие между членами группы, повысить их сплоченность. Чаще всего это разновидность кризисных ритуалов. В традиционных культурах очень важны ритуалы родства, причем они касаются не родства по крови или по браку, а родственных отношений, сформировавшихся на основе функциональных взаимосвязей. Таковы, например, ритуалы взаимоотношений членов семьи с крестным отцом или крестной матерью.
Ритуалы могут классифицироваться по половому признаку его участников. В этом случае выделяются мужские, женские и смешанные ритуалы.
Ритуалы также могут различаться по массовости (по количеству участников), по характеристикам группы, в которых они выполняются (какие-то ритуалы проводятся только вождями, или старейшинами, или охотниками и т.д.).
В отдельную группу выделяются ритуалы, связанные с уважительным поведением членов общества по отношению друг к другу. Они по-прежнему важны в культуре, как в традиционной, так и в современной. В этом случае выделяются ритуалы избежания - те ограничения поведения, которые предназначаются для поддержания социальной дистанции между индивидами (в традиционной культуре можно привести в качестве примера требование избегать общения между зятем и тещей у некоторых народов). Ритуалы презентации - это тоже модели предписанного поведения, но служащие для поощрения и активизации взаимодействия между людьми. Обычно это приветствия, приглашения, комплименты, мелкие услуги.
Очень важными для культуры (особенно традиционной) являются ритуалы перехода. Они связаны с последовательным прохождением индивидом стадий своего жизненного пути: от рождения до смерти. В традиционных и архаических культурах они особенно выразительны, зачастую означают полную потерю старой идентичности и приобретение новой, что связано с изменением всех социальных характеристик личности, иногда вплоть до смены имени. Среди этой группы ритуалов важнейшее место занимают обряды инициации - переход в статус взрослого полноправного члена племени, иногда они понимаются как смерть и новое рождение. У разных народов они происходят по-разному и часто представляют собой не кратковременный акт, а растянутый на несколько дней или недель процесс. Очень часто обряды инициации связаны с необходимостью терпеть боль, голодать. Обряды инициации для мужчин - обычно самые сложные и важные из всех ритуалов перехода. Подобные обряды есть и для девушек (у некоторых народов для них также предусмотрены обрезания и подрезания).
Другими ритуалами перехода являются ритуалы вступления в брак, наступления старости, ритуалы рождения и смерти. Все они имеют один и тот же смысл - установление новой идентичности индивида, фиксация его нового статуса и интеграция основных статусных групп племени или общины. В современных обществах значение ритуалов перехода сильно изменилось, хотя они продолжают существовать (получение паспорта, вручение аттестата зрелости или университетского диплома, заключение и расторжение брака, выход на пенсию и, конечно, рождение и смерть). Тем не менее современные ритуалы этого типа отличаются большей свободой выбора идентификации, есть возможность отказаться от какого-либо перехода; они стали более формальными, и символизация их менее прямая и непосредственная. Так, сегодня можно пойти учиться и в пятьдесят лет, можно растянуть или сократить юность или период активной взрослой жизни, избежать старости как социально-сконструированного времени жизни (разумеется, в пределах биологических возможностей организма). В традиционном обществе подобное было, невозможно. Там юноша, прошедший инициацию, сразу и полностью становился взрослым, независимо от своих субъективных состояний и склонностей, точно так же как впоследствии «ритуально» старел. Иными словами, в традиционном обществе наступление очередного возрастного статуса нельзя было отложить. Ученые считают, что современное увеличение средней продолжительности жизни связано не только с успехами медицины, но и с деритуализацией общества, изменением возрастных идеологий.
В этом коренится одно из основных отличий традиционного общества от современного, характеризующегося снижением роли ритуалов и падением значения символической деятельности. Поэтому символы в современном обществе могут наполняться любым содержанием, единственное условие при этом - обеспечение единого для членов этого общества понимания и истолкования этих символов. Иначе в традиционной культуре. Там для каждого ритуала есть обосновывающий его миф, а назначение и смысл каждого действия и каждого предмета, используемого в ритуале, может быть подробно объяснено его участниками. Поэтому в традиционной культуре ритуал - это сама жизнь, а не искусственная конструкция.
Итак, ритуал прагматичен и в знаковом, и в практическом отношении, при преимуществе ценностей знакового характера. И дело не в том, истинен или ложен этот ритуал. Ведь традиционная информация, ориентированная на самоподдержание системы, не обязательно должна быть истинной. Неважно, что мы сегодня знаем, почему движется солнце по небу, а другие народы считают его Богом, путешествующим по небу в золотой ладье. Эта информация дает такое же чувство уверенности в мире, как и наша, а может быть, и больше. Ведь ритуал использует все знаковые средства, известные коллективу (язык, жесты, мимика, пантомима, танец, пение, музыка, цвет). Это не только дает многократный запас прочности, но и производит эффект сопричастности высшим ценностям бытия. Также важна эмоциональная сторона ритуала, которая снимает напряженность, нейтрализует агрессию, сплачивает участников ритуала, позволяет им ощутить себя единым целым перед лицом очередного испытания. Важно и то, что каждый член коллектива в течение своей жизни проигрывает все роли, предписанные ритуальным сценарием, ощущает личную ответственность за сохранение мира в обществе. Именно эти свойства ритуала выделяют его из остальных видов деятельности, придают ему особый статус в традиционной культуре.
4. Проблема модернизации традиционных обществ
Историческая ситуация конца XX века характеризуется сложной этнокультурной обстановкой. Фундаментальной проблемой современной эпохи все более становится противостояние традиционной и модернизированной (современной) культур. Именно это противостояние оказывает возрастающее влияние на ход культурно-исторического процесса. Противостояние «современного» и «традиционного» возникло в результате крушения колониальной системы и возникновения необходимости адаптировать вновь появившиеся на политической карте мира страны в современный мир, современную цивилизацию. Однако на деле процессы модернизации начались намного раньше, еще в колониальные времена, когда европейские чиновники, твердо уверенные в благотворности и полезности своей деятельности для «туземцев», истребляли традиции и верования последних, которые, по их мнению, были вредны для прогрессивного развития этих народов. Тогда предполагалось, что модернизация прежде всего подразумевает внедрение новых, прогрессивных форм деятельности, технологий и идей, она является средством ускорения, упрощения и облегчения пути, который все равно предстояло пройти этим народам.
Разрушение многих культур, последовавшее за такой насильственной «модернизацией», привело к осознанию порочности подобного подхода, к необходимости создания научно обоснованных теорий модернизации, которые можно было бы применять на практике. В середине века многие антропологи делали попыток и взвешенного анализа традиционных культур, исходящего из отказа от универсалистской концепции культуры. В частности, группа американских антропологов под руководством М. Херсковица в ходе подготовки Всеобщей декларации прав человека, проходившей под эгидой ООН, предложила исходить из того, что в каждой культуре стандарты и ценности имеют особый характер и что поэтому каждый человек имеет право жить согласно тому пониманию свободы, которое принято в его обществе. К сожалению, возобладала универсалистская точка зрения, вытекавшая из эволюционного подхода, именно эволюционистская парадигма легла в основу появившихся тогда теорий модернизации, и сегодня в этой декларации записано, что права человека едины для представителей всех обществ независимо от специфики их традиций. Но ведь не секрет, что записанные там права человека представляют собой постулаты, сформулированные именно европейской культурой.
Согласно преобладавшей тогда точке зрения переход от традиционного общества к современному (а он считался обязательным для всех культур и народов) возможен только через модернизацию. Этот термин сегодня употребляется в нескольких смыслах, поэтому его следует уточнить.
Во-первых, под модернизацией подразумевается весь комплекс прогрессивных изменений в обществе, это синоним понятия «современность» - комплекс социальных, политических, экономических, культурных и интеллектуальных трансформаций, происходивших на Западе с XVI века и достигших своего апогея сегодня. Сюда включаются процессы индустриализации, урбанизации, рационализации, бюрократизации, демократизации, доминирующее влияние капитализма, распространение индивидуализма и мотивации успеха, утверждение разума и науки.
Во-вторых, модернизация - это процесс превращения традиционного, дотехнологического общества в общество с машинной технологией, рациональными и секулярными отношениями, высокодифференцированными социальными структурами.
В-третьих, под модернизацией понимаются усилия отсталых или слаборазвитых стран, предпринимаемые ими, чтобы догнать развитые страны.
Исходя из этого, модернизацию в самом общем виде можно рассматривать как сложный и противоречивый социокультурный процесс, в ходе которого формируются институты и структуры современного общества.
Научное осмысление этого процесса нашло свое выражение в целом ряде концепций модернизации, разнородных по своему составу и содержанию и не представляющих собой единого целого. Эти концепции стремятся объяснить процесс закономерного перехода от традиционных обществ к современному и далее - к эпохе постсовременности. Так возникли теория индустриального общества (К. Маркс, О. Конт, Г. Спенсер), концепция формальной рациональности (М. Вебер), теория механической и органической модернизации (Э. Дюркгейм), формальная теория общества (Г. Зиммель), которые, различаясь своими теоретическими и методологическими установками, тем не менее едины в своих неоэволюционистских оценках модернизации, утверждающих, что:
1) изменения в обществе являются однолинейными, следовательно, менее развитые страны должны пройти путь вслед за развитыми;
2) эти изменения необратимы и идут к неизбежному финалу - модернизации;
3) изменения носят постепенный, накопительный и мирный характер;
4) все стадии этого процесса должны быть неизбежно пройдены;
5) большое значение имеют внутренние источники этого движения;
6) модернизация принесет улучшение существования этих стран.
Кроме того, было признано, что процессы модернизации должны начинаться и контролироваться «сверху» интеллектуальной элитой. По сути, это осознанное копирование западного общества.
Рассматривая механизм модернизации, все теории утверждают, что это спонтанный процесс и, если устранить мешающие барьеры, все пойдет само собой. Предполагалось, что достаточно показать преимущества западной цивилизации (хотя бы по телевидению), как всем тут же захочется жить так же.
Однако действительность опровергла эти прекрасные теории. Далеко не все общества, увидев поближе западный образ жизни, устремились ему подражать. А те, кто пошел по этому пути, быстро познакомились с изнанкой этой жизни, столкнувшись с ростом нищеты, социальной дезорганизацией, аномией, преступностью. Последние десятилетия также показали, что далеко не все в традиционных обществах плохо и некоторые их черты прекрасно сочетаются с суперсовременными технологиями. Это доказали прежде всего Япония, Южная Корея, чем поставили под сомнение прежнюю твердую ориентацию на Запад. Исторический опыт этих стран заставил отказаться от теорий однолинейности мирового развития как единственно верных и сформулировать новые теории модернизации, которые возродили цивилизационный подход к анализу этнокультурных процессов.
Среди ученых, занявшихся этой проблемой, нужно упомянуть прежде всего С. Хантингтона, который назвал девять главных характеристик модернизации, обнаруживающихся в явном или скрытом виде у всех авторов данных теорий:
1) модернизация - революционный процесс, ибо он предполагает кардинальный характер изменений, радикальную смену всех институтов, систем, структур общества и человеческой жизни;
2) модернизация - комплексный процесс, ибо он не сводится к какому-то одному аспекту общественной жизни, а охватывает общество в целом;
3) модернизация - системный процесс, потому что изменения одного фактора или фрагмента системы побуждают и определяют изменения в других элементах системы, приводят к целостному системному перевороту;
4) модернизация - глобальный процесс, так как, начавшись когда-то в Европе, она охватила все страны мира, которые либо уже стали современными, либо находятся в процессе изменения;
5) модернизация - длительный процесс, и, хотя темпы изменений достаточно велики, для ее проведения требуется жизнь нескольких поколений;
6) модернизация - ступенчатый процесс, и все общества должны пройти одни и те же стадии;
7) модернизация - гомогенизирующий процесс, так как если традиционные общества все разные, то современные в основных своих структурах и проявлениях одинаковы;
8) модернизация - необратимый процесс, на ее пути могут быть задержки, частичные отступления, но, раз начавшись, она не может не завершиться успехом;
9) модернизация - прогрессивный процесс, и, хотя на этом пути народы могут испытать много невзгод и страданий, в конечном счете все окупится, так как в модернизированном обществе неизмеримо выше культурное и материальное благополучие человека.
Непосредственным содержанием модернизации является несколько направлений изменений. В историческом аспекте это синоним вестернизации, или американизации, т.е. движения к тому типу систем, который сложился в США и Западной Европе. В структурном аспекте это поиск новых технологий, движение от сельского хозяйства как способа существования к коммерческому сельскому хозяйству, замена мускульной силы животных и человека в качестве основного источника энергии современными машинами и механизмами, распространение городов и пространственная концентрация рабочей силы. В политической сфере - переход от авторитета вождя племени к демократии, в сфере образования - ликвидация неграмотности и рост ценности знания, в религиозной сфере - освобождение от влияния церкви. В психологическом аспекте -это формирование современной личности, которая включает независимость от традиционных авторитетов, внимание к общественным проблемам, способность приобретать новый опыт, веру в науку и разум, устремленность в будущее, высокий уровень образовательных, культурных и профессиональных притязаний.
Односторонность и теоретические недостатки концепций модернизации были осознаны довольно быстро. Критике подверглись их принципиальные положения.
Противники этих концепций отмечали, что понятия «традиция» и «современность» асимметричны и не могут составлять дихотомию. Современное общество - это идеал, а традиционные - противоречивая реальность. Нет традиционных обществ вообще, различия между ними очень велики, и поэтому нет и не может быть универсальных рецептов модернизации. Так же неверно представлять традиционные общества абсолютно статичными и неподвижными. Эти общества тоже развиваются, и насильственные меры по модернизации могут прийти в конфликт с этим органичным развитием.
Также было не совсем ясно, что входит в понятие «современное общество». В эту категорию несомненно попадали современные западные страны, но что было делать с Японией и Южной Кореей? Возникал вопрос: можно ли говорить о современных незападных странах и об их отличии от западных?
Критике был подвергнут тезис о том, что традиции и современность взаимно исключают друг друга. На самом деле любое общество представляет собой сплав традиционных и современных элементов. И традиции не обязательно препятствуют модернизации, а могут в чем-то и способствовать ей.
Отмечалось также, что не все результаты модернизации - благо, что она не обязательно носит системный характер, что экономическая модернизация может осуществляться без политической, что модернизационные процессы могут быть обращены вспять.
В 70-е годы против теорий модернизации были выдвинуты дополнительные возражения. Среди них самым главным был упрек в этноцентризме. Поскольку роль образца, к которому следовало стремиться, играли США, то эти теории были истолкованы как попытка интеллектуальной элиты Америки осмыслить послевоенную роль США как мировой сверхдержавы.
Критическая оценка основных теорий модернизации в конечном счете привела к дифференциации самого понятия «модернизация». Исследователи стали различать первичную и вторичную модернизации.
Первичная модернизация
обычно рассматривается как теоретическая конструкция, охватывающая разнообразные социокультурные изменения, сопровождающие период индустриализации и возникновения капитализма в отдельных странах Западной Европы и Америки. Ее связывают с разрушением прежних, прежде всего наследственных традиций и традиционного уклада жизни, с провозглашением и реализацией равных гражданских прав, становлением демократии.
Основная идея первичной модернизации заключается в том, что процесс индустриализации и развития капитализма предполагает в качестве своей предпосылки и главной основы индивидуальную свободу и автономию человека, расширение сферы его прав. По существу, эта идея совпадает с принципом индивидуализма, сформулированным еще французскими просветителями.
Вторичная модернизация
охватывает социокультурные изменения, происходящие в развивающихся странах (странах «третьего мира») в условиях цивилизованного окружения высокоразвитыми странами и при наличии сложившихся образцов социальной организации и культуры.
В последнее десятилетие при рассмотрении процесса модернизации наибольший интерес вызывает модернизация бывших социалистических стран и стран, освободившихся от диктатуры. В связи с этим некоторые исследователи предлагают ввести понятие «третичная модернизация»,
обозначая им переход к современности идустриально среднеразвитых стран, сохраняющих многие черты прежней политической и идеологической системы, которые тормозят сам процесс общественных преобразований.
В то же время изменения, накопившиеся в странах развитого капитализма, потребовали нового теоретического осмысления. В результате появились теории постиндустриального, супериндустриального, информационного, «технотронного», «кибернетического» общества (О. Тоффлер, Д. Белл, Р. Дарендорф, Ю. Хабермас, Э. Гудценс и др.). Основные положения этих концепций можно сформулировать следующим образом.
Постиндустриальное (или информационное) общество приходит на смену индустриальному, в котором преобладающей является промышленная (экологическая) сфера. Главными отличительными особенностями постиндустриального общества являются рост научного знания и перемещение центра общественной жизни из экономики в сферу науки, прежде всего в научные организации (университеты). Не капитал и материальные ресурсы выступают в нем ключевыми факторами, а информация, помноженная на распространение образования и внедрение передовых технологий.
Старое классовое деление общества на владеющих собственностью и не владеющих ею (характерное для социальной структуры индустриального общества) уступает место другому типу стратификации, где главным показателем становится деление общества на владеющих информацией и не владеющих ею. Возникают концепции «символического капитала» (П. Бурдье) и культурной идентичности, в которых классовая структура заменяется статусной иерархией, обусловленной ценностными ориентациями и образовательным потенциалом.
На место прежней, экономической элиты приходит новая, интеллектуальная элита, профессионалы, обладающие высоким уровнем образования, компетентностью, знаниями и основанными на них технологиями. Образовательный ценз и профессионализм, а не происхождение или материальное положение - вот главный критерий, по которому осуществляется теперь доступ к власти и социальным привилегиям.
Конфликт между классами, характерный для индустриального общества, сменяется конфликтом между профессионализмом, и некомпетентностью, между интеллектуальным меньшинством (элитой) и некомпетентным большинством.
Таким образом, современная эпоха - это эпоха господства науки и техники, образовательных систем и массовой информации. В связи с этим в концепциях модернизации традиционных обществ также изменились ключевые положения:
1) в качестве движущей силы процессов модернизации признается уже не политическая и интеллектуальная элита, а самые широкие массы, которые начинают активно действовать, если появляется харизматический лидер, влекущий их за собой;
2) модернизация в этом случае становится не решением элиты, а массовым стремлением граждан изменить свою жизнь в соответствии с западными стандартами под влиянием средств массовой коммуникации и личных контактов;
3) сегодня уже акцентируются не внутренние, а внешние факторы модернизации - мировая геополитическая расстановка сил, внешняя экономическая и финансовая поддержка, открытость международных рынков, доступность убедительных идеологических средств - доктрин, обосновывающих современные ценности;
4) вместо единой универсальной модели современности, которой долго считали США, появилась идея движущих центров современности и образцовых обществ - не только Запад, но и Япония, и «азиатские тигры»;
5) уже ясно, что нет и не может быть унифицированного процесса модернизации, ее темп, ритм и последствия в различных областях социальной жизни в разных странах будут различны;
6) современная картина модернизации намного менее оптимистична, чем прежняя, - не все возможно и достижимо, не все зависит от простой политической воли; уже признано, что весь мир никогда не будет жить так, как живет современный Запад, поэтому современные теории уделяют много внимания отступлениям, попятным ходам, провалам;
7) сегодня модернизация оценивается не только по экономическим показателям, которые долгое время считались главными, но и по ценностям, культурным кодам;
8) предлагается активно использовать местные традиции;
9) сегодня основной идеологический климат на Западе - отказ от идеи прогресса - главной идеи эволюционизма, господствует идеология постмодернизма, в связи с чем рухнула сама концептуальная основа теории модернизации.
Таким образом, сегодня модернизация рассматривается как исторически ограниченный процесс, узаконивающий институты и ценности современности: демократию, рынок, образование, разумное администрирование, самодисциплину, трудовую этику. При этом современное общество определяется либо как общество, приходящее на смену традиционному общественному укладу, либо как общество, вырастающее из индустриальной стадии и несущее в себе все ее черты. Информационное же общество является стадией современного общества (а не новым типом общества), наступающей вслед за фазами индустриализации и технологизации, и характеризуется дальнейшим углублением гуманистических основ существования человека.
Литература
1. Байбурин А. К.
Ритуал в традиционной культуре. - СПб., 1993.
2. Белик А.А.
Культурология. Антропологические теории культур. - М., 1998.
3. Бромлей Ю. В
. Очерки теории этноса. - М., 1983.
4. Ионин Л.Г.
Социология культуры. - М., 1996.
5. Кликс Ф.
Пробуждающееся мышление. - М., 1983.
6. Коул М., Скрибнер С.
Мышление и культура. - М., 1994.
7. Леви-Брюль Л.
Сверхъестественное в первобытном мышлении. - М., 1994.
8. Леви-Строс К.
Первобытное мышление. - М., 1994.
9. Мид М.
Культура и мир детства. - М., 1988.
10. Сикевич 3. В.
Социология и психология национальных отношений. - СПб., 1999.
11. Штомпка П.
Социология социальных изменений. - М., 1996.
12. Этнографическое изучение знаковых средств культуры. - Л., 1989.
13. Этнознаковые функции культуры. - М., 1991.