1. Смена форм культуры и «осевое время»
Человечеством с давних пор владеет стремление понять смысл своего существования, уловить хоть какие-то закономерности в движении великих и малых цивилизаций. Не прекращаются и, видимо, никогда не прекратятся попытки мысленно проникнуть в будущее, уловить его характерные черты в сегодняшнем дне. Особенно отчетливо это стремление проявляется в переломные периоды истории.
Двадцатый век – столетие великого кризиса, который видимо, захватит и начало нового ХХI века. Для нашего времени характерна эсхатологичность массового сознания, предчувствие коренного перелома, глобального сдвига в фундаменте человеческой культуры, впечатление приближающегося «конца света». По выводам финского исследователя П.Кууси «…никогда прежде мысль о надвигающейся гибели не владела так прочно и настойчиво нашими умами, как это происходит сейчас» [15,с.238]. Поэтому нам близки и понятны стремления величайших умов человечества на основе анализа прошлого и настоящего, предсказать дальнейшую судьбу современной цивилизации.
Многочисленные попытки такого прогноза, предпринимавшиеся на протяжении всей истории человечества со времен античности (а возможно и доантичного периода) до наших дней, не намного приблизили нас к пониманию путей социального прогресса.
Очень интересными в этом отношении являются идеи выдающегося русского и американского социолога Питирима Сорокина, выдвинутые им в фундаментальном труде «Социальная и культурная динамика» и более поздней работе «Кризис нашего времени». По его мнению: «Всякая великая культура есть не просто конгломерат разнообразных явлений, сосуществующих, но никак не связанных, а есть единство или индивидуальность, все составные части которого пронизаны одним основополагающим принципом и выражают одну, и главную, ценность. Доминирующие черты изящных искусств и науки такой единой культуры, ее философии и религии, этики и права, ее основных форм социальной и политической организации, большей части ее нравов и обычаев, ее образа жизни и мышления (менталитета) – все они по-своему выражают ее основополагающий принцип, ее главную ценность. Именно ценность служит основой и фундаментом всякой культуры. По этой причине важнейшие составные части такой интегрированной культуры также чаще всего взаимозависимы: в случае изменения одной из них остальные неизбежно подвергаются схожей трансформации» [21,с.429].
П.А.Сорокин выделяет три главных формы или «сверхсистемы» такой интегрированной культуры:
1. «Идеациональную», «главным принципом или главной истиной (ценностью)» которой является сверхчувственная реальность – Бог или Абсолют.
2. «Чувственную», базирующуюся на противоположных принципах, объявляющих основной ценностью чувственную объективную реальность, вне которой «или нет ничего, или есть что-либо такое, чего мы не можем прочувствовать, а это эквивалент нереального, несуществующего» [21,с.430].
3. «Идеалистическую», «основной посылкой» которой является то, что объективная реальность частично сверхчувственна и частично чувственна [21,с.431].
Обращает на себя внимание то обстоятельство, что описание наиболее типичных черт «идеациональной» и «чувственной» сверхсистем культуры удивительно точно совпадает с выделяемыми соционикой признаками соответственно интуитивного и сенсорного типов информационного метаболизма, а тезис о доминирующих ценностях интегрированных культур, – с выдвинутой представителями этой науки концепцией так называемых «квадральных» ценностей.
Рассмотрение таких элементов культуры, как искусство, системы истины (наука, философия, религия), этика и право П.А.Сорокин начинает с изящных искусств, как «наиболее чувствительного зеркала, отражающего общество и культуру, составной частью которого являются».
Говоря об идеациональном искусстве, Сорокин выделяет как главную тему этой формы искусства – сверхчувственное царство Бога. «Ее герои – Бог и другие божества, ангелы, святые и грешники, душа, а также тайны мироздания, воплощения, искупления, распятия и другие трансцендентальные события... Оно мало уделяет внимания личности, предметам и событиям чувственного эмпирического мира. Поэтому нельзя найти какого-либо пейзажа, жанра, портрета. Ибо цель не развлекать, не веселить, не доставить удовольствие, а приблизить верующего к Богу. Как таковое искусство священно как по содержанию, так и по форме. Оно не допускает и толики чувственности, эротики, сатиры, комедии, фарса. Эмоциональный тон искусства – религиозный, благочестивый, эфирный, аскетичный... Его стиль есть и должен быть символичным... Полностью погруженное в вечный сверхчувственный мир, такое искусство статично по своему характеру и по своей приверженности к освященным, иератическим формам традиции. Оно всецело интровертно, без всяких чувственных украшений, пышности и нарочитости... Его значение не во внешнем проявлении, а во внутренних ценностях, которые оно символизирует» [21,с.436].
В противоположность этому «чувственное искусство живет и развивается в эмпирическом мире чувств. Реальный пейзаж, человек, реальные события и приключения, реальный портрет – таковы его темы. ...Его цель – доставить тонкое чувственное наслаждение: расслабление, возбуждение усталых нервов, развлечение, увеселение. ...Оно свободно от религии, морали и других ценностей, а его стиль – «искусство ради искусства». Так как оно должно развлекать и веселить, оно широко использует карикатуру, сатиру, комедию, фарс, разоблачение, насмешку и тому подобные средства.
Стиль чувственного искусства натуралистичен, даже подчас несколько иллюзионистичен, свободен от всякого сверхчувственного символизма. Оно воспроизводит явления внешнего мира такими, какими они воспринимаются нашими органами чувств. Это искусство динамично по своей природе... Более того, это – искусство профессиональных художников, угождающих пассивной публике» [21,с.437].
Идеалистическое искусство является «посредником между идеациональной и чувственной формами искусства. Его мир частично сверхчувственный, частично чувственный, но только в самых возвышенных и благородных проявлениях чувственной действительности. ...Его стиль частично символичен и аллегоричен, частично же реалистичен и натуралистичен. ...Словом, оно представляет собой великолепный синтез идеационального и благородных форм чувственного искусства» [21,с.437].
Рассматривая выделяемые им три системы истины, Сорокин характеризует идеациональную истину как истину веры, обнаруживаемую «сверхчувственным способом посредством мистического опыта, прямого откровения, божественной интуицией и откровением», в отличие от которой «чувственная истина суть истина чувств, постигаемая органами чувственного восприятия», а идеалистическая истина «есть синтез двух других истин, то есть синтез, созданный нашим разумом» [21,с.463].
Характерной чертой идеациональной системы истины является сосредоточенность в основном на сверхчувственной реальности и ценностях. «Она основана на откровении, божественном вдохновении и мистическом опыте, который считается истинным и абсолютным. Главный интерес идеационального познания – Бог и его царство, которые принимаются за объективную реальность. Поэтому богооткровенная религия и теология становятся повелительницами истинной мудрости и науки, а эмпирическое познание всего лишь обслуживает их. Ум, над которым властвует истина веры, направлен на вечные истины, в противопоставление преходящим истинам чувств. Она идеалистична, так как реальность рассматривается как духовная и нематериальная. Она абсолютистская, неутилитарная, непрагматичная» [21,с.472].
В «чувственной» системе истины основным источником познания эмпирической реальности являются органы чувств, «их показания решают, что истинно, а что нет; они становятся верховными судьями достоверного опыта» [21,с.466]. Для нее характерны «отрицание или, по крайней мере, совершенно равнодушное отношение к любой сверхчувственной реальности или ценности», «явное предпочтение изучению чувственного мира со всеми его физическими, химическими и биологическими качествами и связями»; эмпиризм и материализм, имеющий тенденцию к механицизму; приоритет материальных ценностей, «начиная со всемогущего богатства и кончая всеми ценностями, которые удовлетворяют физические потребности человека и обеспечивают его обыденный комфорт»; релятивистский и нигилистический «склад ума», «не воспринимающий какого-либо постоянства, а постигающий все ценности в условиях изменения и перехода», рассматривающий все «с точки зрения эволюции и прогресса»; «утилитарный, гедонистический, прагматический, практический и инструментальный характер науки, псевдорелигии и этики» [21,с.466-472].
Идеалистическая истина по определению «есть синтез двух других истин, то есть синтез, созданный нашим разумом. В отношении чувственных явлений она признает роль органов чувств как источника и критерия достоверности или недостоверности любого утверждения. По отношению к сверхчувственным явлениям она заявляет, что их познание невозможно посредством чувственного опыта; напротив, постижение возможно, лишь обращаясь к прямому откровению Бога. Наконец, наш разум логически или диалектически может прийти к ряду веских утверждений, например, в силлогических или математических доказательствах. ...Человеческий разум, таким образом, соединяет в единое целое истину чувств, истину веры и истину разума» [21,с.463].
Любое интегрированное общество имеет этические идеалы и ценности как «наивысшее воплощение его этического сознания», с которыми П.А.Сорокин связывает правовые нормы, которые отличаются по своему характеру и содержанию в разных обществах, а зачастую и у отдельных людей. В обобщенном виде они создают идеациональную, идеалистическую и чувственную системы этики и права» [21,с.488].
Идеациональные этические нормы «видят высшую этическую ценность не в этом чувственном мире, а в сверхчувственном мире Бога или Абсолюта. Все они считают эмпирический мир чувств с его идеалами псевдоценностью или, в лучшем случае, малозначимой и второстепенной ценностью» [21,с.488]. «Нормы такой этики рассматриваются как открытые или исходящие из Абсолюта, поэтому они абсолютны, безусловны, неизменны, вечны. Ими нельзя пренебречь ни при каких обстоятельствах или во имя какой-либо другой ценности. ...все идеациональные системы относятся к чувственным удовольствиям негативно: или как к чистой иллюзии, или как к источнику несчастья, или как к препятствию на пути достижения потустороннего – Бога» [21,с.489].
Чувственные этические нормы признают «в рафинированной или грубой форме чувственное счастье, наслаждение, полезность, комфортность высшей ценностью» [21,с.489]. Их высшая цель увеличить сумму чувственного счастья, удовольствия и комфорта, ибо они не признают никакой сверхчувственной ценности. Их нормы относительны, а не абсолютны, целесообразны и изменчивы в зависимости от людей, групп и обстоятельств, в которые они вовлечены, а поэтому рассматриваются как созданные человеком. Если они служат целям счастья, то они принимаются, если нет, то напрочь отвергаются» [21,с.490].
Идеалистические нравственные нормы представляют собой «промежуточный синтез идеациональных и чувственных ценностей. Подобно идеациональной этике, этика идеалистическая видит высшую ценность в Боге, или Абсолюте, но в отличие от идеационализма она положительно оценивает те чувственные ценности, которые благородны и не противоречат Абсолюту» [21,с.490].
Проводя ретроспективное исследование, сравнительный анализ изменения во времени выделенных элементов сверхсистемы, Сорокин приходит к выводу о циклической смене интегрированных культур в истории человеческой цивилизации. Он выделяет периоды приоритета чувственных ценностей, в течение которых доминировали сенсорные системы истины, искусство, этика и право, а также, соответственно, эпохи господства идеациональных и идеалистических ценностей.
Применив к рассмотренной последовательности смены различных форм культуры категории и методы соционики и психоинформатики, можно сказать о том, что наряду с фазами преобладания в истории цивилизации тех или иных квадральных ценностей (закон сменяемости квадр), существуют более длительные периоды (циклы) доминирования таких основных признаков типа информационного метаболизма как интуиция и сенсорика, которым соответствуют введенные Сорокиным понятия «идеациональной» и «чувственной» культур. Выделенную в качестве в качестве третьей основной формы «идеалистическую» систему культуры рассматривать пока не будем, поскольку этой форме по-видимому соответствует фаза преобладания ценностей какой-либо одной квадры в период перехода от интуитивной к сенсорной доминанте.
Основываясь на этом, с учетом замечания Н.Я.Данилевского о том, что «преобладающая тенденция» каждого столетия европейской и мировой истории «проявляется явственно не ранее его половины» [12,с.247], полагая, что каждая эпоха (цикл) состоит из последовательно сменяющихся квадральных фаз, а также, принимая допущение о равенстве (одинаковой продолжительности) периодов господства каждой квадры, попытаемся проиллюстрировать предложенную схему с использованием понятийного аппарата соционики и психоинформатики.
Как видно из диаграммы 2, существуют восьмисотлетние циклы доминирования интуитивных и сенсорных эпох, которые включают в себя «квадральные» фазы продолжительностью 200 лет каждая.
Убедившись, что приведенная диаграмма на значительном отрезке времени достаточно точно (насколько это вообще возможно) совпадает с периодизацией интегрированных культур в работах П.А.Сорокина, предпримем попытку объяснения этого результата с позиций психоинформатики.
Как известно, исследования последнего времени дают веские основания для выводов о том, что каждой сформированной и устойчивой социальной общности, выделяемой по этническому либо другому признаку, можно поставить в соответствие определенный тип информационного метаболизма (интегральный социотип). С этой точки зрения следует говорить о расовом, национальном или групповом менталитете, обладающем выраженными признаками социотипа. Так, в соответствии с выводами И.В.Каганца, «на разных уровнях мировой иерархии действуют подобные законы... Поэтому не удивительно, что аналогичные закономерности описывают как психику отдельной личности, так и психику интегральной личности – нации, на что обратил внимание еще Карл Густав Юнг...» [13,с.3-4]. По утверждению А.В.Букалова «задолго до возникновения соционики существовала мысль о том, что нацию можно рассматривать как личность высшего таксономического уровня, наделенную этнической ментальностью. Мы... установили, что эта ментальность имеет все признаки типа информационного метаболизма» [22,с.11].
Последний тезис можно проиллюстрировать ссылкой на работы виднейших философов и социологов прошлого и современности. Таких взглядов, в частности, придерживался Н.О.Лосский, отмечавший, что «каждое общественное целое, нация, государство и т.п., есть личность высшего порядка: в основе его есть душа, организующая общественное целое так, что люди, входящие в него, служат целому как органы его». Философ и историк Л.П.Карсавин называет такое существо симфонической личностью. «Характер такой души общественного целого может иногда или в некоторых отношениях глубоко отличаться от характера людей, входящих в него. Древние римляне хорошо подметили это явление в жизни своего государства: они говорили «senatores boni viri, senatus mala bestia» (сенаторы – добрые люди, а сенат – злая бестия). Но конечно некоторые свойства лиц, входящих в общественное целое, принадлежат также и самому целому» [16,с.238]. Согласно Н.Я.Данилевскому «формы исторической жизни человечества, как формы растительного и животного мира, как формы человеческого искусства..., как формы языков..., как проявление самого духа, стремящегося осуществить типы добра, истины и красоты..., не только изменяются и совершенствуются повозрастно, но еще и разнообразятся по культурно-историческим типам» [12,с.85].
Основываясь на приведенных и других высказываниях мыслителей, принадлежащих к различным школам и направлениям социального знания, можно предположить, что не только этническим общностям людей, но человеческой цивилизации в целом также соответствуют те или иные признаки типа информационного метаболизма, отдельные из которых, периодически сменяя друг друга, выступают в качестве доминирующих на разных этапах всеобщей истории. По высказыванию К.Г.Юнга «временная эпоха подобна индивидуальной душе, она отличается своими особенностями, специфически ограниченными свойствами сознания...» [27,с.142].
Рассматривая одну такую пару признаков (сенсорика-интуиция) и детально анализируя элементы (подсистемы) интегрированных культур на конкретных исторических этапах, П.А.Сорокин убедительно доказывает, что социальная динамика на обозримом по времени отрезке всеобщей истории являла собой периодическую смену интуитивной и сенсорной сверхсистем культуры. Выделяемые им непродолжительные эпохи господства «идеалистической» формы культуры (V-IV в.в. до н.э. и XIII-XIV в.в. н.э.), как можно убедиться, сопоставляя диаграммы 1 и 2, совпадают с периодами приоритета ценностей квадры «Дельта» после перехода от интуитивных к сенсорным доминантам, и заслуживают отдельного рассмотрения.
Думается, имеются достаточные основания для гипотезы о том, что подобные исторические периоды, завершая соответствующий цикл и реализуя ценностные ориентиры предыдущих квадр уже после перехода к новой парадигме, являются уникальными связующими звеньями между противоположными формами культур. Выражаясь шекспировским языком, они олицетворяют собой «связь времен», создают целостность, единство человеческой цивилизации и играют колоссальную роль во всеобщей истории (вспомним эпохи ранней античности и проторенессанса).
Очевидно не менее важное значение имеют этапы господства ценностей четвертой квадры в переходный период от сенсорной к интуитивной доминанте, выделяемые Сорокиным как периоды великих кризисов, но не идентифицируемые им как отдельные формы (сверхсистемы) культуры, подобно рассмотренной «идеалистической».
Отдельного рассмотрения требует и доантичный период истории цивилизации (середина второго тысячелетия до н.э. - IX столетия до н.э.). Сорокин однозначно определяет его как эпоху сенсорной культуры: «То же мы наблюдаем во все времена чувственной формы искусства... Она питала изобразительные искусства Ассирии..., искусство Древнего Египта на последних стадиях развития Древнего Царства, в периоды Среднего и Нового Царства... Она выразительно характеризует последнюю известную нам эру крито-микенской культуры...» [21,с.438]. В то же время, экстраполяция предложенной модели (диаграмма 2) в прошлое должна отображать период между XIII и V веками до нашей эры, как эпоху господства ценностей «интуитивной» цивилизации, то есть (используя термин из физики) модель содержит «зону сингулярности».
Принимая во внимание исключительную добросовестность исследователя, колоссальный объем аналитической работы, проделанный им при подготовке к публикации «Социальной и культурной динамики» (достаточно сказать, что только статистические данные по различным формам искусства основаны на сравнительном исследовании свыше ста тысяч картин и скульптур), то маловероятным является предположение о возможно допущенной П.А.Сорокиным неточности в оценке доантичного периода. Остается сделать вывод о существенных изменениях в психоинформационном развитии человечества, вероятно происшедших на этом этапе.
Интересно, что подобная трактовка находит подтверждение в трудах такого оригинального и глубокого философа, как К.Ясперс, который характеризует период между IX - II столетиями до н.э. как «ось» мировой истории. Он утверждает, в частности, что «ось мировой истории следует отнести, по-видимому, ко времени около 500 лет до н.э., к тому духовному процессу, который шел между 800 и 200 гг. до н.э. Тогда произошел самый резкий поворот в истории. Появился человек такого типа, какой сохранился и по сей день. Это время мы вкратце будем называть осевым временем» [28,с.32]. Характеризуя этот период, Ясперс отмечает: «В это время происходит много необычайного. В Китае жили тогда Конфуций и Лао-цзы, возникли все направления китайской философии, мыслили Мо-цзы, Чжуан-цзы, Ле-цзы и бесчисленное множество других. В Индии возникли Упанишады, жил Будда; в философии – в Индии, как и в Китае, – были рассмотрены все возможности философского постижения действительности, вплоть до скептицизма, до материализма, софистики и нигилизма; в Иране Заратустра учил о мире, где идет борьба добра со злом; в Палестине выступали пророки – Илия, Исайя, Иеремия и Второисайя; в Греции – это времена Гомера, философов Парменида, Гераклита, Платона, трагиков, Фукидида и Архимеда. Все то, что связано с этими именами возникло почти одновременно в течение немногих столетий в Китае, Индии и на Западе независимо друг от друга.
Новое, возникшее в эту эпоху в трех упомянутых культурах, сводится к тому, что человек осознает бытие в целом, самого себя и свои границы. Перед ним открывается ужас мира и собственная беспомощность... Осознавая свои границы, он ставит перед собой высшие цели, познает абсолютность в глубинах самосознания и в ясности трансцендентного мира... В эту эпоху были разработаны основные категории, которыми мы мыслим по сей день, заложены основы мировых религий, и сегодня определяющих жизнь людей. Во всех направлениях совершается переход к универсальности» [28,с.32-33].
Дополним это яркое описание высказываниями современного исследователя: «На каком-то этапе в сознании человека произошло удивительное удвоение мира: рядом с конкретным, осязаемым миром возник мир абстрактных понятий. В абстрактные категории выделились все объекты и явления, объединяемые каким-либо устойчивым заметным признаком» [3,с.52]. И далее: «Развитие абстрактного мышления в рамках конкретного осязаемого восприятия мира вначале шло посредством развития и закрепления ощущений... Впоследствии возникли оттенки этих ощущений, появились эмоции... Ощущения служили указателями абстрактных понятий. В поэмах Гомера мир настойчиво конкретен и осязаем, каждый образ усиливается описаниями...
Развившись, абстрактное мышление стало возможным и без чувственных ощущений» [3,с.52].
Сравним приведенные высказывания с мыслями писателя Д.Андреева: «Эволюция отношения людей к природе во всеобщей истории культуры прошла несколько фаз. Наиболее ранняя фаза характеризуется тем, что космос кажется крайне миниатюрным, а Земля – единственным обитаемым миром... Сам же человек не осознает Природу как нечто вне его лежащее и не противопоставляет себя ей... Природа как целое, по-видимому, почти не воспринимается или воспринимается в чисто эстетическом плане, да и то лишь отдельными людьми, высоко одаренными художественным чувством... К этой фазе относятся, в основном, культуры древности, а также некоторые более поздние культурные формы Востока. В религиозном отношении для первой фазы характерен политеизм...
Рост личности приводит к представлению, что человек может совершенствоваться. Природа же не подает признаков развития, она косна и статична, она внеморальна и неразумна, она во власти демонических сил... Это – фаза природоборческая» [2,с.66-67].
Попробуем на основе анализа категории «осевого времени» подытожить предыдущие рассуждения. Известно, что к числу фундаментальных понятий соционики, позволяющих строить и исследовать модели информационного метаболизма индивидуума и социальной общности, относятся так называемые психические функции, «ответственные» за обмен с окружающей средой в рамках тех или иных аспектов информационного потока. Определена и изучена «компетенция» таких функциональных блоков сознания. Но можно ли утверждать, что на протяжении длительной истории нашего вида они не претерпевали эволюционных изменений? Видимо не будет чересчур смелой гипотеза о том, что на этапе, связанном с «осевым временем» Ясперса либо непосредственно предшествующем ему, изменилась психоинформационная структура личности человека той эпохи.
Трудно без дополнительных исследований однозначно ответить на вопрос, в чем заключалась суть таких изменений. Возможно, они были связаны с появлением новых психических функций либо с расширением компетенции существующих. Не исключается и предположение о том, что в указанный период произошло «структурирование» сознания именно в том направлении, которому соответствуют модели информационного метаболизма (ИМ) современного человека, иначе говоря, завершилась дифференциация типов ИМ. Как отмечают А.В.Букалов и А.Г.Бойко, «принадлежность человека к квадре формируется ранее, чем дифференциация конкретного типа информационного метаболизма. То есть понятие квадры, будучи более общим, является и эволюционно более ранним, обуславливая своими четырьмя типами некоторую общую матрицу, отражающую взаимодействующую систему их функций, дифференцирующихся на более позднем этапе эволюционного развития» [8,с.54].
Здесь уместно привести строки из цикла поэм «Путями Каина» замечательного поэта и мыслителя начала ХХ века Максимилиана Волошина:
"Когда непробужденный человек
Еще сосал от сна благой природы
И радужные грезы застилали
Видения дневного мира...
Но потом,
Когда от довременных снов сознанья
Очнулся он к скупому дню, ослеп
От солнечного света и утратил
Дар ясновиденья,
И начал как дитя,
Ощупывать и взвешивать природу..." [10,с.206-207].
Не является ли время между началом второго и серединой первого тысячелетия до нашей эры периодом пробуждения человека и человечества «от довременных снов сознанья»?
2. Эволюция и информация
психоинформационный культура эволюция сверхсистема
От рассмотрения феномена «осевого времени» вернемся к общей картине исследуемого отрезка истории цивилизации (будем придерживаться мнения А.Швейцера о тождественности понятий «цивилизация» и «культура»).
Интересно для сравнения привести некоторые выдержки из книги [15] современного финского социолога Пекки Кууси, который подходит к анализу затронутых проблем с эволюционистских, социобиологических позиций. Знаменательно то, что П.Кууси по-видимому не знаком с работами П.Сорокина, во всяком случае не ссылается на них, хотя в отдельных моментах опирается на исследования его младшего коллеги по Гарварду Т.Парсонса.
Рассматривая человечество как один из биологических видов живой природы, Кууси выделяет три стадии эволюционного процесса: космическую, биологическую и культурную эволюцию. По его заключению «все формы жизни обладают четырьмя основными функциями:
- получение энергии, т.е. пищи,
- самозащита,
- информационное развитие,
- воспроизводство себе подобных» [15,с.36].
Каждая из этих функций – необходимое условие жизни на Земле, причем под информационным развитием подразумевается «процесс получения сигналов из окружающей среды, их отбора, обработки и использования в качестве руководства для поведения» [15,с.37]. Сопоставляя закономерности биологической и культурной стадий эволюции человека, Кууси приходит к выводу, что «в основе биологической эволюции лежит изменение информации, а не организмов как таковых... С этой точки зрения культурная эволюция во многом схожа с биологической, с той разницей, что в первом случае информация передается последующим поколениям не посредством размножения с участием ДНК, а путем подражания, обучения и овладения знаниями и навыками. Подобно тому, как биологическая эволюция основана на передаче от поколения к поколению неискаженной генетической информации, эволюция культуры связана со способностью сохранять всю накопленную информацию и передавать ее следующему поколению» [15,с.54-55]. Отсюда следует вывод о первостепенном значении функции «информационного развития» для биологической и в особенности для культурной эволюции человека.
В связи с изложенным нельзя удержаться от замечания о важности и значительных перспективах использования методов психоинформатики в исследовании человеческого общества и культуры.
Однако вернемся к другим выводам из работы П.Кууси. Рассматривая человечество как биологический вид, а человека как продукт культурной эволюции, автор утверждает, что причины успеха нашего вида заключаются в том, что «с помощью культурной эволюции человек выработал такое поведение, которое постоянно повышает его приспособленность к жизни» [15,с.56]. Отмечая тот факт, что человек является единственным продуктом культурной эволюции, Кууси заключает «Следовательно, видоспецифические характеристики поведения, отличающие человека от остальных живых существ, по-видимому, функционально связаны с его способностью использовать культурную эволюцию» [15,с.58]. Он выделяет и исследует восемь таких видоспецифичных характеристик, базирующихся на «основных функциях» живых организмов:
- коммуникация, язык;
- любовь и склонность к общественному образу жизни;
- соперничество, власть и война;
- знание и наука;
- трудовые навыки и техника;
- мифы и религия;
- красота и искусство;
- экономика и общественное устройство.
П.Кууси отмечает, что основные видоспецифичные характеристики поведения людей, выделившие их из животного царства, сформировались около 35 тысяч лет назад, однако не являются застывшими, статичными, а находятся в постоянном развитии в направлении расширения числа поведенческих альтернатив, свободы выбора форм поведения. В основе этих изменений, безусловно, лежит информационное развитие, направляющее «весь процесс формирования человека и всю его эволюцию; благодаря этой функции человек стал человеком» [15,с.97].
«В великом процессе естественной эволюции материя была основой сознания; материальное предшествовало духовному. Однако в биологической эволюции и особенно в выросшей из нее культурной эволюции дух управляет материей. Появление свободного человеческого духа связано с эволюцией человека в ходе всеобщей эволюции природы» [15,с.98].
Человек как социобиологический феномен, по мнению Кууси, является частью одновременно двух саморегулирующихся систем: культурной и биологической, и представляет их «пассивный элемент». Наше развитие есть следствие саморегулирования этих систем [15,с.248].
Предпринимая попытку дать общий обзор эволюционной истории человечества и взяв за основу классификации уровень развития средств производства (автор разделяет взгляды Маркса о том, что «основным историческим фактом, определяющим самосознание и социальные отношения людей, являются средства производства материальных благ»), Кууси выделяет три этапа культурной эволюции:
- культура собирательства и охоты (до 8000 г. до н.э.);
- аграрная культура (8000 г. до н.э. – 1750 г. н.э.);
- научно-техническая культура (1750 г. – настоящее время), причем продолжи-тельная эпоха аграрной культуры подразделяется им на периоды небольших государств (8000 – 3500 гг. до н.э.), древних империй (3500 г. до н.э. – 600 г. до н.э.), античных государств (600 г. до н.э. – 500 г. н.э.) и период европейского господства (500 – 1750 гг.).
Описывая рассматриваемые этапы (периоды) эволюционной истории, Кууси прослеживает на каждом из них изменения в информационном развитии человечества и связанные с ним перемены в содержании видоспецифических поведенческих характеристик. Он приходит к выводу о «кумулятивности» процесса эволюции культуры, постоянной, хотя и не всегда непрерывном процессе накопления информации, а также об устойчивой корелляции между информацией и поведением.
В связи с приведенной выше психоинформационной трактовкой феномена «осевого времени» представляет интерес описание автором периода античных государств, начало которого совпадает по времени с «осью мировой истории» К.Ясперса. Обращая внимание на одновременность возникновения мировых религий, П.Кууси пишет: «Еще раз подчеркнем, что важнейшие поведенческие сдвиги в процессе культурной эволюции происходили одновременно у разных народов. Заратустра, Исайя, Будда и Конфуций примерно в одно время в разных странах способствовали рождению и становлению мировых религий. Около 600 г. до н.э. Заратустра проповедовал персам откровение единого Бога – владыки света и небес, творца Вселенной, который вершит свою власть, опираясь на добро и истину. Заратустра сильно повлиял на религиозные представления живших в Иране евреев – изгнанников. Устами своих пророков они провозгласили учение о суровом Боге, который в нужный срок, послав на Землю мессию, вернет избранному им народу главенствующее положение. В середине первого тысячелетия до нашей эры свои учения проповедовали Будда в Индии и Конфуций в Китае. Возвышенные этические проповеди Будды об избавлении от страданий, освобождении от мирских желаний и о всеобъемлющей любви, хотя и не вытеснили в Индии брахманизм, остаются действующей и влиятельной философией жизни. Прикладное моральное учение Конфуция о семейной верности, уважении к власти, умеренности и храбрости было скорее руководством к жизни, нежели религией, и, думается, именно в этом качестве оно оказало сильное влияние на жизнь китайского народа» [15,с.160-161].
При этом Кууси приходит к интересным выводам о значении мифологии и религии в культурной эволюции, утверждая, что «религиозные представления глубоко повлияли на процесс информационного развития и, следовательно, проникли в научное мышление... Став частью религии, эти яркие мифы гораздо сильнее, чем мы думаем, повлияли на представления человека о мире... Религия была мощной системой, которая покровительствовала и служила защитой культурной эволюции. Вместе с тем она мешала утверждению естественнонаучной концепции мира и была помехой для естественного поведения человека.
Способны ли мы следовать глубоко присущей нам религиозности и в то же время вести себя естественно? Не знаю: вероятно, лучшее, что нам остается, – это поиск истины, которая представляла бы собой более полную информационную структуру. Наверное, стоит последовать примеру Томаса Манна – смиренно и прилежно заняться изучением соотношения человека и Бога, веры и знания...
По Манну, зарождение самосознания и формирование человеческого общества в представлении всех народов мира тесно связаны...» [15,с.87-89].
Приходя вслед за Т.Манном к мысли о закономерности появления монотеизма, обусловленности его эволюционными изменениями сознания, что в целом «благотворно сказалось на развитии человечества» [15,с.89], Кууси заключает, что религиозное «раздвоение реальности, бесспорно связано с двойственной сущностью человека. Ведь он несет в себе как людское, так и животное начало, является частью природы и в то же время чем-то отличным от нее» [15,с.86]. «Даже если наука и не нуждается в Боге для объяснения законов природы, в нем нуждается человек, чтобы придать смысл своему существованию» [15,с.87]. Являющиеся частью религиозного представления мифы о начале и конце света, «хотим мы этого или нет, живы в накопленной человечеством информации. Наследство, полученное нервными клетками от предыдущих поколений, позволяет человеку (жаждущему избежать смерти) обрести душевный комфорт в размышлениях о том, что и миру придет конец, после чего наступит обещанное в Евангелии вечное блаженство» [15,с.87-88].
Не вдаваясь в оценку трактовки автором роли мифологии и религии в эволюционной истории культуры, отметим, что на основе приведенных фрагментов из работы П.Кууси можно опять таки прийти к сделанным ранее выводам о глобальных изменениях в психоинформационном развитии человека, происшедших во второй половине первого тысячелетия до нашей эры.
Констатируя такие труднообъяснимые (с учетом тогдашней территориальной разобщенности и информационной разъединенности населения Земли) факты поразительной одновременности возникновения мировых религий, освоения письменности, образования, расцвета и падения империй, освоения сельскохозяйственных культур, металлов, других великих изобретений, Кууси в отличие от Сорокина и Ясперса не склонен считать их (в частности формирование религий) результатом «какого-то великого пробуждения души». По его мнению, это «одинаковые поведенческие реакции на однотипные изменения в производстве и социальных условиях». Тем не менее, попытки автора истолковать явления духовного мира с позиций «матеарилистического понимания истории» не дают достаточно убедительных объяснений подобным феноменам культурной эволюции. Более того, в отдельных случаях Кууси, очевидно сам того не замечая, противоречит своему же тезису о приоритете духа в культурной эволюции [15,с.98], что, конечно же, нисколько не уменьшает достоинств его фундаментальной работы.
Характеризуя период «античных государств» и оценивая вклад античности в эволюцию культуры, автор основывается на исследованиях Т.Парсонса, который определяет эволюционные изменения как результат «четырех специфических структурных перестроек». Парсонс назвал их адаптацией, дифференциацией, интеграцией и воспроизводством структуры ценностей (генерализацией)» [15,с.168]. Пользуясь этой терминологией, Кууси рассматривает эпоху античности в Греции как «расцвет индивидуальности», период «дифференциации и специализации функций мозга», в течение которого «процесс формирования человека шел быстрее, чем когда бы то ни было прежде» [15,с.168-169], тогда как более позднюю стадию римской античности он оценивает, как «культурный процесс генерализации ценностей или нарастания единообразия» [15,с.170].
Предпринимая попытку обзора эволюционной истории человечества как биологического вида, идущего в авангарде эволюционного процесса, Кууси вслед за биологами использует в качестве основного критерия так называемого «успеха» вида данные о численности населения Земли на протяжении длительного периода времени (30-40 тыс. лет до н.э. – 1980 г. н.э.). При этом он опирается на материалы демографических исследований последних лет, в частности из работ Ж.-Н.Бирабана, подчеркивая, что они носят оценочный характер: «...Вероятная ошибка в определении общего населения мира составляет для нашего времени около 5%, для 1700 года – 7-8 и для 1500 года – 10%. Естественно, с продвижением в глубину веков вероятная погрешность вероятная погрешность увеличивается…» [15,с.174]. Обобщая данные о численности населения основных районов Земли из таблицы, составленной на основе исследований Бирабана, Кууси отмечает, что «периоды демографического застоя и подъема во всем мире наблюдались более или менее одновременно. Хотя принято считать, что до 1400 года народы жили сравнительно изолированно и автономно друг от друга, нельзя не обратить внимания на всеобщий характер успеха человечества и интерпретировать его как проявление единой направленности эволюционного процесса» [15,с.175].
Рассмотрим приведенные П.Кууси данные об общей численности населения Земли (в миллионах человек) за период с 400 года до нашей эры по настоящее время [15,с.179].
400 г. до н.э. - 153 1300 г. - 431
200 г. до н.э. - 225 1400 г. - 375
0 - 252 1500 г. - 461
200 г. н.э. - 257 1600 г. - 578
400 г. н.э. - 206 1700 г. - 680
500 г. н.э. - 207 1750 г. - 771
600 г. н.э. - 208 1800 г. - 954
700 г. н.э. - 206 1850 г. - 1241
800 г. н.э. - 224 1900 г. - 1634
900 г. н.э. - 222 1950 г. - 2539
1000 г. - 253 1970 г. - 3636
1100 г. - 299 1980 г. - 4432.
1200 г. - 400
Внимательно изучая эти данные, наряду с периодами продолжительного застоя и стремительного подъема, нельзя не обратить внимание на периоды резкого спада численности населения мира между 200-400 гг. до н.э. и 1300-1400 гг. нашей эры. Интересно, что эти периоды довольно точно совпадают с фазами перехода от интуитивной к сенсорной (и наоборот) ценностным доминантам (см. диаграммы 1 и 2), а взятый Кууси за точку отсчета современной научно-технической эпохи 1750 год, – с началом господства парадигм квадры «Гамма».
Трудно предположить случайность такого совпадения, тем более, что удовлетворительного объяснения периодам резкого демографического спада П.Кууси не дает.
Таким образом, целый ряд результатов, полученных независимо друг от друга разными исследователями, также как и во многом совпадающие трактовки рассмотренных явлений мыслителями разных эпох и взглядов, свидетельствуют в пользу выдвинутых гипотез о периодической (циклической) смене ценностных доминант в истории культуры.
Как мы уже убедились, такие циклы включают в себя стадии приоритета ценностей первой-четвертой квадр, продолжительность которых (для всеобщей истории человечества) составляет два столетия. Однако практически не вызывает сомнений то обстоятельство, что эти глобальные циклы интегрируют в себе другие, локальные и менее продолжительные фазы, отражающие динамику этносов, наций, государств и других социальных общностей индивидуумов. Вспомним хотя бы упомянутое выше замечание известного российского социолога-славянофила Н.Я.Данилевского о том, что «столетний период, век... имеет самым очевидным образом существенное значение в ходе развития Европы, во всяком случае, в последнее время ее истории; но преимущественный характер столетия обозначается ясно не раньше его половины по хронологическому летоисчислению... Так, только с половины XV столетия книгопечатание, морские открытия португальцев, расселение византийских ученых после взятия Константинополя, а также усилившееся ослабление феодализма монархической властью, начинают то умственное движение и ту практическую деятельность, которые характеризуют переход к так называемой новой истории... С половины XVI века религиозные интересы охватывают всю Европу, и реформационные бури утихают только до половины следующего столетия (1648 год). С половины XVII века до половины XVIII продолжается собственно то время, которое понимают под именем века Людовика XIV. Век революции с возбужденными ею реакциями, реставрациями и новыми победами политической революции продолжается до половины XIX столетия» [12,с.247-258].
Тот же Данилевский пытался обобщить подобные идеи в виде сформулированных им пяти законов исторического развития. В частности, первый из этих законов утверждал: «Всякое или семейство народов, характеризуемые отдельным языком или группой языков, довольно близких между собою... составляет самобытный культурно-исторический тип, если оно вообще по своим духовным задаткам способно к историческому развитию и вышло уже из младенчества» [12,с.91]. «Пятый закон культурно-исторического движения состоит в том, что период цивилизации каждого типа сравнительно очень короток, истощает силы его и вторично не возвращается» [12,с.106]. По мнению Данилевского, исторический процесс состоит из постоянной смены таких лидеров в лице различных народов: «Дабы поступательное движение вообще не прекратилось в жизни всего человечества, необходимо, чтобы, дойдя в одном направлении до известной степени совершенства, началось оно с новой точки исхода и шло по другому пути, т.е. надо, чтобы вступили на поприще деятельности другие психологические особенности, другой склад ума, чувств и воли, которыми обладают только народы другого культурно-исторического типа» [12,с.109]. При этом Н.Я.Данилевский отрицает какую-либо направленность исторического процесса, утверждая, что «прогресс... состоит не в том, чтобы идти все в одном направлении (в таком случае он скоро бы прекратился), а в том, чтобы исходить все поле, составляющее поприще исторической деятельности человека во всех направлениях. Поэтому ни одна цивилизация не может гордиться тем, чтоб она представляла высшую точку развития, в сравнении с ее предшественницам или современницами, во всех сторонах развития» [12,с.109].
Подобные мысли можно встретить у Гегеля, который утверждал: «Так как история есть формирование духа в образе происходящего, непосредственной природной действительности, то ступени развития наличны как непосредственные природные начала... причем таким образом, что на долю одного народа приходится одно из этих начал – это его географическое и антропологическое существование... Народу, которому такой момент присущ как природное начало, передано его осуществление в поступательном движении развивающегося самосознания мирового духа. Этот народ господствующий во всемирной истории, для данной эпохи – и составить во всемирной истории эпоху он может... лишь один раз. По отношению к этому его абсолютному праву, быть выразителем данной ступени в движении мирового духа, духи других народов бесправны, и они, подобно тем, чья эпоха минула, больше не принимаются в расчет во всемирной истории» [11,с.371-372].
Умозаключения, к которым в разное время приходили упомянутые и другие мыслители, во многом совпадают с выводами современных исследователей, согласно которым «В разных обстоятельствах различные народы склонны вести себя по-разному. Причем нация начинает доминировать на мировой арене именно тогда, когда приходит время ее квадры. Ведь закон чередования квадр носит глобальный характер. Человечество развивается по спирали, и на каждом этапе развития доминирует своя система ценностей. Если она совпадает с ценностями какой-то нации, тогда последняя будто оказывается на гребне волны, становится выразителем и символом идей, волнующих человечество, начинает доминировать если не экономически, то духовно» [22,с.13].
Как свидетельствуют рассмотренные ранее фактические данные и сделанные на их основе умозаключения, в течение последних трех тысяч лет человечество дважды (в первой половине первого тысячелетия до нашей эры и в период средневековья) проходило в своем историческом движении через эпохи интуитивной культуры, сменявшиеся цивилизациями сенсорного типа (античный мир, позднее средневековье – период новейшей
В качестве примера, иллюстрирующего такую «смену лидеров», можно привести античный период (5 в. до н.э. – 4 в. н.э.), первая половина которого (время господства квадр «Дельта» и «Альфа») навсегда оставила в мировой истории выдающиеся культурные достижения численного небольшого древнегреческого этноса, программной функцией типа информационного метаболизма которого (очевидно «сенсорно-этический интроверт») является «сенсорика ощущений». В первом веке до нашей эры на смену культуре греческой античности пришла культура Древнего Рима, чей интегральный тип характеризуется развитой «волевой сенсорикой». Знаменательно, что период римской античности совпадает (см. диаграмму 2) с фазами приоритета ценностей квадр «Бета» и «Гамма» при доминанте «черной» (волевой) сенсорики.
3. Эпоха великого кризиса
Продолжая исследование предложенной модели психоинформационной интерпретации выводов П.А.Сорокина, обратим внимание на периоды фазовых переходов от сенсорных к интуитивным парадигмам. Рассмотрение этих периодов должно быть тем более интересным, что мы являемся очевидцами и действующими лицами одного из них, волею судеб совпавшего с нашим временем.
Что можем сказать мы, современники, о мире, в котором живем сегодня? Какими являются характерные черты, приметы нашего времени, что сближает его с другими эпохами и что отличает от них? Можем ли мы что-нибудь узнать о своем ближайшем будущем? Попробуем, насколько это возможно, дать ответ на поставленные вопросы.
Не вызывает сомнения тезис о том, что начало двадцатого века совпало с периодом кризиса современной цивилизации, охватившем середину и конец столетия. Этот кризис предчувствовали А.Шопенгауер и Ф.Ницше. О кризисе европейской (западной) культуры писали В.Соловьев и О.Шпенглер, Н.Бердяев и А.Камю, А.Швейцер и М.Волошин. О кризисе высказываются многие современные политики, дипломаты, деятели науки и культуры. О кризисе говорят средства массовой информации и учебные пособия. Приведем для примера цитату из одного такого учебника: «Одна из важных черт мирового развития конца ХХ века – возрастающее влияние на судьбу человечества глобальных проблем, затрагивающих жизнедеятельность всех людей Земли, охватывающих все ее регионы, создающих угрозу существованию человеческого рода и всего живого на планете. Среди них – угроза ядерной войны, экологической катастрофы, а также энергетическая, сырьевая, продовольственная и демографическая проблемы, отсталость развивающихся государств, проблема опасных заболеваний и т.п. Уже сегодня глобальные проблемы достигли такой остроты, что они наносят значительные убытки многим странам, более того – всему человечеству. Дальнейшее их обострение способно вызвать воистину катастрофические последствия» [19,с.16-17].
Как видим, речь идет не о локальных политических и экономических кризисах, сотрясавших и продолжающих потрясать отдельные страны и регионы. Речь идет о глобальном кризисе, не ушедшем в прошлое вместе с двумя мировыми войнами и революциями, а наоборот углубившемся и расширившемся, охватившем Запад и Восток, поставившем все население планеты перед лицом проблемы выживания. Вот что говорит по этому поводу Пекка Кууси: «После Хиросимы и Нагасаки мы утратили чувство безопасности, ибо до самоуничтожения теперь лишь один шаг... Но человечество столкнулось с новыми грозными проблемами. Один за другим восстают против него используемые им природные ресурсы: применение нефти, химических и радиоактивных веществ влечет за собой катастрофы, происходит загрязнение Мирового океана, эрозия почв и отравление атмосферы. Что случилось с природой? В нее вторгся человек...
...Наша несостоятельность как лидеров эволюции становится все более очевидной: ведь мы до сих пор не знаем, в каком направлении движется мир, не можем ни качественно, ни количественно оценить влияние нашей деятельности на окружающую среду. Мы выполняем роль поводыря, хотя сами не знаем, куда идем» [15,с.23-24]. «Пробуждение глобального сознания в 70-е годы не побудило государства предпринять действия, необходимые для разрешения взаимных проблем, и по мере обострения этих проблем нации все больше замыкались в себе и полагались на силу оружия. Продолжаемая научно-техническими державами гонка вооружений не может не вызывать отчаяние перед лицом ее иррациональности в существующих условиях. А отчаяние питает собой насилие и терроризм, так как это – естественная взрывная реакция в поведении молодых людей, когда мир когда мир кажется им безнадежным, и когда лидеры великих держав на словах и на деле продолжают соревноваться в вооружении и стремлении к власти.
Итак, человечество стоит перед последним испытанием своего разума. Вопрос в том, станут ли нам наконец ясны основы нашего существования и нашей жизни?» [15,с.242-243].
Кууси подчеркивает, что сегодня человечеству как никогда необходимо качественно иное мировоззрение, нужна «новая концепция мира», поскольку открытие человеком новых истин об окружающем мире и о себе самом должны помочь нам, скорректировав свое поведение, избежать назревающей катастрофы. В этой связи с новой остротой перед нами становится вечный вопрос Понтия Пилата: «Что есть истина?».
Вот как отвечает на этот вопрос Питирим Сорокин: «Предшествующее рассуждение дает нам неопровержимое доказательство того, что все три системы истины – чувственная, рациональная и интуитивная – источники достоверного познания и что каждая из них, используемая по назначению, дает нам знание того или иного важного аспекта объективной реальности, и ни одну из них нельзя считать истиной ложной. С другой стороны, любая из них, взятая в отдельности, вне связи с другими, может оказаться ошибочной. История человеческой мысли представляет собой кладбище, на котором похоронены неверные наблюдения и заключения, а также полученные посредством такого опыта ошибочные размышления и ложные интуитивные выводы... В трехмерном пространстве веры, разума и чувств общая истина ближе к абсолютной, чем истина, рожденная одной из этих форм... Эмпирио-чувственная реальность питается чувствами, рациональная – разумом, а сверхрациональная – верой. Каждая из этих систем, взятая изолированно от других, становится менее достоверной и более ошибочной даже в рамках собственной компетентности» [21,с.478]. И далее: «Существует достаточное количество доказательств того, что в полном соответствии со всеми ранними случаями культурных разрушений современное эмпирическое умозрение терпит фиаско совместно с культурой, на нем основанной. Кризис объясняется не теми или иными случайными причинами; к нему привела вся система чувственной истины в процессе своего развития. Семена дезинтеграции были заложены в самой системе с начала ее существования и в процессе развития проросли настолько, что сейчас дали действительно смертельные всходы» [21,с.479-480].
Итак, нынешний кризис носит не случайный характер, а закономерно обусловлен окончанием цикла доминирования цивилизации сенсорного типа. «Мы как бы находимся между двумя эпохами: умирающей чувственной культурой нашего лучезарного вчера и грядущей идеациональной культурой создаваемого завтра» [21,с.427].
Таким образом, нам выпало счастье или несчастье быть современниками, говоря словами того же Питирима Сорокина, одной из «величайших революций» в нашей культурной и социальной жизни. «Как таковая, она неизмеримо более глубока и значительна, чем ее представляют себе сторонники «обычного кризиса». Переход от монархии к республике, от капитализма к коммунизму совершенно незначителен по сравнению с заменой одной фундаментальной формы культуры другой – идеациональной на чувственную и наоборот. Такие изменения очень редки. Как мы видели, в течение трех тысячелетий греко-римской и западной истории это случилось только четыре раза. Но когда кризис действительно происходит, то он производит основательную и эпохальную революцию в человеческой культуре. Нам предоставлен редкий шанс жить, наблюдать, мыслить и действовать в котле такого мирового пожарища. Если мы не в силах остановить его, то следует хотя бы попытаться понять его природу, причины и последствия. Если же мы сможем это сделать, то, вероятно, в некоторой степени сократим его трагический ход, смягчим его последствия» [21,с.435].
Обратимся вновь к предложенной модели (диаграмма 2), отображающей порядок и периодичность смены ценностных доминант. Основываясь на предположении об ее объективности и достоверности (что, как мы убедились, подтверждается фактическими данными), можно с помощью этой схемы не только сделать выводы, касающиеся нынешнего этапа мировой истории, но и предпринять попытку ее экстраполяции в ближайшее будущее.
Зададимся вопросом, насколько достоверны «показания» модели, свидетельствующие о том, что во второй половине ХХ века человечество вступило в эпоху приоритета «интуитивных ценностей» и в данное время находится в начале доминирования квадры «Дельта»? Для ответа на этот вопрос попробуем сопоставить характерные черты первой и второй половин двадцатого столетия. Видимо не будет ошибкой утверждение о том, что первую половину века отличают жесткие волевые методы решения политических вопросов, о чем свидетельствуют навсегда оставившие свой след в истории две мировые войны, революции, голодоморы и кровопролитная гражданская война в России. В отличие от этого, вторая половина и особенно конец столетия характеризуется общей тенденцией отхода от силовых (сенсорных) способов урегулирования конфликтов. Усилилось влияние ООН, других международных сообществ и неправительственных организаций, гораздо больших успехов достигает дипломатия. Конечно нельзя говорить о полном прекращении локальных вооруженных конфликтов, масштабы которых в последнее время даже увеличились, однако общую тенденцию отхода от жесткого политического и экономического диктата «с позиции силы» не заметить невозможно. Не случайно международное общественное мнение, влияние которого на процессы в мире заметно усилилось, уделяет такое большое внимание правам и свободам отдельных личностей и целых народов (вспомним «Декларацию прав человека», другие многосторонние заявления, соглашения и договоры о сотрудничестве). К числу общечеловеческих достижений этого периода этого периода относится также распад колониальной системы и многое другое.
Отсюда напрашивается вывод, что мы, возможно сами того не заметив, уже вступили в качественно новый мир с другими ценностными приоритетами и ориентирами.
С чем можно сравнить этот новый мир? Имеются ли какие-то аналогии ему на обозримом по времени отрезке нашего исторического прошлого?
Для выяснения этих вопросов вернемся к высказанной в самом начале мысли об эсхатологичности, апокалиптичности массового (интегрального) сознания нашей эпохи, предчувствии каких-то глобальных перемен, создающих в сознании людей образ приближающегося «конца света». Вот что писал в статье «Пророки и мстители» о подобных аберрациях общественного сознания Максимилиан Волошин, обладавший, как многие творческие натуры, потрясающей интуицией: «Толща времени, подобно туману, делает предметы и события грандиознее и расплывчатее.
Поэтому часто бывает, что ураган, притаившийся на пути одного народа, для провидцев этого народа представляется событием мировым, а не национальным, и наступление частичной катастрофы кажется наступающим концом мира.
Наиболее яркий пример такого предчувствия – это всеобщее ожидание конца мира в третьем и четвертом веке христианской эры, которое разрешилось падением Римской империи» [10,с.269].
Итак, четвертый век нашей эры, совпавший, как можно судить из сделанных ранее выводов (см. диаграмму 2), с концом предыдущей, античной эпохи «сенсорной культуры», – вот та точка отсчета, с которой можно сравнить ХХ столетие. От него нас отделяет 16 веков – полный (большой) цикл смены «интуитивной» и «сенсорной» цивилизаций [интересно отметить совпадение с так называемым циклом О.Петтерсона, продолжительность которого составляет 1600 или 1596 лет – см. Чмихов М.О. та інші Археологія та стародавня історія України: Курс лекцій. – К. Либідь, 1992. – 376 с. іл.].
В тот период происходили события, во многом перекликающиеся с нашей современной реальностью. Именно в это время завершился раскол Римской империи на Западную и Восточную (как тут не вспомнить распад Советского Союза – наследника России, этого, по выражению славянофилов, «третьего Рима»). Это время широкого распространения буддизма и превращения христианства в мировую религию (сравним с нынешним повсеместным возрождением религиозного мировоззрения).
Наконец, в соответствии с исследованиями Н.А.Морозова, это время появления Апокалипсиса – одного из самых ярких христианских пророчеств, – на разнообразных интерпретациях которого строится догматика многих современных религиозных течений.
Интересно, что Откровение (Апокалипсис), приписываемого христианской традицией перу Иоанна Богослова и относимое той же традицией к более раннему времени, по убедительно обоснованному утверждению Морозова, было на самом деле написано другим выдающимся проповедником, причисленным к лику святых, – Иоанном Хризостомом (Златоустом) в конце 395 года по юлианскому календарю. В частности, проведя тщательные астрономические и исторические изыскания, Морозов приходит к следующему выводу: «Итак, многочисленные астрономические данные, рассеянные по всему Апокалипсису, не оставляют ни малейшего сомнения, что гроза, описанная Иоанном пронеслась над Патмосом около 5 часов вечера 30 сентября 395 года» [17,с.157].
Таким образом, в 1995 году исполнилось ровно 1600 лет с момента появления Откровения, и кто знает, не станут ли нам в ближайшее время известны новые великие пророчества?
Но, конечно же, метод аналогий имеет свои границы и полное отождествление нашего времени с концом четвертого – началом пятого века было бы ошибочным. Не вызывает сомнения то обстоятельство, что наряду с периодически повторяющимися признаками исторических эпох (циклами) существуют нециклические изменения во времени, имеющие глобальную общую направленность (абстрагируемся пока от понятий эволюции, прогресса и их толкований). Примерами таких изменений являются постоянный (хотя и не непрерывный), а в последнее время просто стремительный рост численности населения Земли (см. приведенные выше демографические данные), а также связанная с развитием средств коммуникации информационная объединенность человечества. П.Кууси рассматривает зарождение и становление современной эпохи «научно-технической культуры» (начало которой, напомним, совпадает с началом доминирования ценностей квадры «Гамма») как «мощную мобилизацию и ускорение информационного развития человечества». Он утверждает, что «применяя электронные информационные системы, мы приблизились к такому этапу, когда вся публикуемая в мире информация сможет быть выражена в сжатой числовой форме и станет, как предполагается, общим достоянием, доступным каждому. Таким образом, осуществится прекрасная эволюционная мечта Тейяра де Шардена (дополним – и В.И.Вернадского - А.Р.) – образуется «ноосфера», обволакивающая мир и объединяющая человечество...» [15,с.228].
Несколько отвлекаясь от последовательности изложения, обратимся к затронутому ранее вопросу о предчувствии новой эпохи творцами, обладающими гениальной интуицией. К таким ярким представителям интуитивного менталитета, наделенным даром предвидения, можно отнести некоторых философов и поэтов, таких, например, как Николай Бердяев, Максимилиан Волошин, Александр Блок, Владимир Соловьев. Вспомним, в частности, строки последнего из поэмы «Три свидания»:
"Не веруя обманчивому миру,
Под грубою корою вещества
Я осязал нетленную порфиру
И узнавал сиянье Божества..."
или, для сравнения, слова из одного стихотворения Афанасия Фета:
"Слепцы напрасно ищут, где дорога,
Доверясь чувств слепым поводырям..."
К числу таких индивидуальностей, наделенных могучим творческим воображением, без сомнения относится и автор Апокалипсиса.
В своей работе «Психология и поэтическое творчество» К.Г.Юнг свидетельствует: «Великое творение, порожденное душой человечества, было бы, по моему мнению, при этом исчерпывающе объяснено, если бы речь шла о его возведении к личному. Дело в том, что всякий раз, как коллективное бессознательное прорывается к переживанию и празднует брак с сознанием времени, осуществляется творческий акт, значимый для целой эпохи, ибо такое творение есть в самом глубинном смысле весть, обращенная к современникам. Поэтому «Фауст» задевает что-то в душе каждого немца..., поэтому Данте пользуется неумирающей славой, а «Пастырь Гермы» в свое время едва не стал каноническою книгой. Каждое время имеет свою однобокость, свои предубеждения, и свою душевную жизнь. Временная эпоха подобна индивидуальной душе, она отличается своими особенностями, специфически ограниченными свойствами сознания и поэтому требует компенсации, которая со своей стороны может быть осуществлена коллективным бессознательным лишь таким образом, что какой-нибудь поэт или духовидец выразит все невысказанное содержание времени и осуществит в образе или деянии то, что ожидает неосознанная всеобщая потребность, будет ли это сделано к добру или ко злу, к исцелению той ее эпохи или к ее погибели» [27,с.141-142].
Однако вернемся к рассмотрению нашей современной эпохи. Если и далее следовать методу аналогий, напрашивается сравнение новой «идеациональной» цивилизации с периодом средних веков, по отношению к которому широко употребляется эпитет «мрачное средневековье». Но что можем сказать мы, дети сенсорной культуры, об этом времени, ассоциирующемся в нашем сознании с крестовыми походами и кострами инквизиции, которые, кстати, относятся к самому концу эпохи интуитивной доминанты, когда «исключительно теологическое сверхчувственное умозрение средневековой культуры… после нескольких веков господства начало атрофироваться, постепенно приближаясь к катастрофе, отметившей закат Средневековья» [21,с.479]. Вот, например, строки М.Волошина из упоминавшегося стихотворного цикла «Путями Каина», имеющего, кстати, подзаголовок «Трагедия материальной культуры»:
"Был литургийно строен и прекрасен
Средневековый мир..."
Наверно стоит согласиться с мнением П.Сорокина, который, говоря об искусстве, но, несомненно, имея в виду всю систему нашего мировоззрения, наш сенсорный менталитет, утверждал, что «живя в век чувственной культуры, мы склонны считать идеациональное искусство более примитивным, чем чувственное, а идеационального художника менее искусным и совершенным, чем художника чувственной культуры. Однако такое обоснование не имеет под собой почвы» [21,с.438].
Зададим себе вопрос, разве не этот «мрачный» период европейской и мировой истории оставил нам высокие образцы христианской этики милосердия, любви и всепрощения, рыцарской чести, верности и отваги? Не ему ли мы должны быть благодарны за архитектурное великолепие христианских храмов, этой «библии в камне»? Наконец, именно этому периоду значительная часть населения планеты обязана возникновением и распространением одной из наиболее массовых и авторитетных мировых религий – ислама. И только закат средневековья, а вместе с ним интуитивной эпохи, можно действительно назвать мрачным, однако такого эпитета видимо заслуживает и конец тысячелетия, благодаря невиданным ранее проявлениям массового зверства фашизма и сталинизма. Тот же П.Сорокин писал: «Коммунисты и фашисты в политике – аналоги модернистов в изобразительном искусстве. Обе группы протестуют против господствующей чувственной политико-экономической или художественной системы, но обе они, по существу, чувственные. Соответственно, ни одна из групп не составит будущую политико-экономическую или художественную систему. Они главным образом разрушители, а не творцы. Они процветают только в условиях, специфических для переходного периода» [21,с.462].
Дополним этот тезис выводами из фундаментальной работы «Социализм как явление мировой истории» И.Р.Шафаревича:
«а) Идея гибели человечества – не смерти определенных людей, но именно конца всего человеческого рода находит отклик в психике человека. Она возбуждает и притягивает людей, хотя и с разной интенсивностью, в зависимости, в зависимости от характера эпохи и индивидуальности человека. Масштабы воздействия этой идеи заставляют предположить, что в большей или меньшей мере ему подвержен каждый человек; здесь проявляется универсальное свойство человеческой психики.
б) Эта идея проявляется не только в индивидуальных переживаниях хотя бы и большого числа отдельных личностей – она способна объединять людей (в отличие, например, от бреда), то есть является социальной силой. Стремление к самоуничтожению можно рассматривать как элемент психики ВСЕГО ЧЕЛОВЕЧЕСТВА.
в) Социализм – это один из аспектов стремления человечества к самоуничтожению, к Ничто, а именно – его проявление в области организации общества. Последние слова «Завещания» Жана Мелье «Этим Ничто я здесь и закончу» выражают, используя любимый оборот Фейербаха, «последнюю тайну социализма» [25,с.367].
Шафаревич вслед за Фрейдом сопоставляет силу, которая «проявляется в социализме» с инстинктом, а именно с «инстинктом смерти», считая, что этот термин «отражает многие черты того стремления человечества к самоуничтожению, которое, согласно изложенной выше точке зрения, является движущей силой социализма…» [25,с.371]. Развивая свою мысль далее, он утверждает, что «стремление к самоуничтожению, проявляющееся в социализме, не только не аналогично или «равноценно» другим силам, действующим в истории, но в корне от них отличается по своему характеру. Например, в противоположность религиозной или национальной идеологии, открыто провозглашающей свои цели, «инстинкт смерти» воплощаясь в социализме, надевает одежды религии, разума, государственности, социальной справедливости, национальных устремлений, науки – но только не открывает свое лицо. По-видимому, воздействие его тем сильнее, чем более его смысл раскрывается подсознательной части психики, но при условии, что сознание о нем не знает.
Более того, в качестве гипотезы, которую мы не можем почти ничем подтвердить, и на которой никак не настаиваем, выскажем предположение, что стремление к самоуничтожению выполняет служебную функцию по отношению к другим, созидательным силам истории, что оно чем-то нужно человечеству для достижения его целей» [25,с.373].
Последние слова содержат интересную догадку ученого, которую мы можем в какой-то степени объяснить, дополнив предположением о том, что такого рода разрушительные идеи находят отзвук в «сознании эпохи» и приобретают особенную силу воздействия в конце соответствующих циклов доминирования суперсистем культуры.
Именно из-за усиления степени воздействия на общественное сознание (коллективное бессознательное) инстинкта смерти и разрушения можно определять начало вступления в фазу великого кризиса, отмечающего приближение очередного переходного периода. Для второго тысячелетия такой точкой отсчета включения механизма разрушения, вероятно, является вторая половина XIX века, отмеченная появлением марксизма – политэкономической теории и идеологии части человечества.
4. Попытка социологического прогноза
Посмотрим теперь, какие аргументы можно противопоставить высказанному выше утверждению о том, что человечество как общественное целое уже переступило порог эпохи интуитивнойкультуры. Вспомним приведенные П.Кууси данные демографических исследований Ж.-Н.Бирабана, в частности обнаруженное нами совпадение периодов резкого спада численности населения с фазами переходов сверхсистем культуры от одной доминанты к другой. Не противоречат ли этому наблюдению стабильно высокие в последние десятилетия темпы роста населения Земли? Но не будем торопиться с выводами.
Анализируя данные из подсчетов экспертов-демографов ООН, сделанных в 1979 году, Кууси обращает внимание на снижение брутто-коэффициентов воспроизводства в целом ряде наиболее развитых стран Европы и Америки, свидетельствующее о неполном воспроизводстве населения. При этом он приходит к следующему заключению: «Мы... уже стоим перед лицом уменьшения численности населения, так как наше репродуктивное поведение находится в критической стадии. В то время, когда четверть человечества все еще придерживается естественного воспроизводства, и когда сознательный контроль рождаемости только начался в крупных странах Азии, европейские страны столкнулись с проблемой неполного воспроизводства населения. В 70-е годы уровень рождаемости в развитых странах снизился настолько, что существующая численность перестала восполняться» [15,с.275].
Говоря об устойчивости наметившейся тенденции, Кууси подчеркивает: «И сокращение рождаемости, и неполное воспроизводство представляют собой кумулятивные процессы, которые мало отражаются на сравнении по годам, но оказывают громадное влияние на данные за период в несколько поколений...
Другими словами, образовавшийся в 70-е годы в западно- и североевропейских странах уровень воспроизводства, около 2050 года приведет к уменьшению на треть населения этих стран. Население Соединенных Штатов и Японии за это время также сократится примерно на одну пятую, что означает его сокращение примерно на 45 млн. американцев и 23 млн. японцев. ФРГ с нетто-коэффициентом 0,67 к 2050 году потеряет более 40 процентов населения, приблизительно 25 млн. человек.
Эти демографические сценарии показывают, какими драматичными могут быть результаты тех изменений в репродуктивном поведении, которые наблюдаются на нынешнем этапе развития. Поскольку Китай с его миллиардным населением в 70-е годы тоже стал проводить политику, имеющую целью решительное сокращение уровня воспроизводства, неполное воспроизводство населения и здесь стало вполне очевидным фактором, который необходимо учитывать при долговременном глобальном демографическом прогнозировании. Организация Объединенных Наций с ее застывшим традиционно националистическим мышлением пока не смогла этого сделать» [15,с.276-277].
На основе изложенного Кууси делает такие выводы: «Социальное регулирование численности населения вряд ли может быть успешным в период неудовлетворенности общим курсом, по которому идет общество, и я подозреваю, что оно окажется бессильным противостоять неполному воспроизводству населения. Великий саморегулирующийся эволюционный процесс природы привел в действие механизм сокращения числа людей, охраняющий природу и укрепляющий жизнь, именно в тех странах, которые идут в авангарде эволюции...» [15,с.281].
Таким образом, опираясь на эти посылки, можно со значительной степенью уверенности прогнозировать ближайшее время прекращение роста, а затем и спад количества населения планеты в целом (как это было III-IV и XIV веках нашей эры), что лишний раз подтверждает сделанные ранее выводы.
Но возникает вопрос, насколько оправданы и допустимы прогнозы в отношении будущего, способны ли люди вообще предвидеть его? Ведь из прошлого мы знаем примеры, казалось бы, научно обоснованных, однако несостоятельных и ошибочных социологических предсказаний (прогнозы Маркса, его последователей и др.). Кроме того, некоторые авторитетные ученые, философы, например К.Поппер, концептуально отрицают саму возможность поиска и обнаружения каких-либо закономерностей, цели и смысла в истории человечества.
Вот, к примеру, фрагменты из объемного и привлекающего неординарностью взглядов труда К.Поппера «Открытое общество и его враги»: «Существует ли ключ к истории? Есть ли в истории какой-нибудь смысл? Я не хочу здесь вдаваться в проблему смысла самого понятия «смысл», поскольку считаю само собой разумеющимся, что большинство людей достаточно ясно понимают, что они имеют в виду, когда говорят о «смысле истории» или о «смысле и цели жизни». Учитывая именно такое понимание «смысла», я на поставленный вопрос отвечаю: «История смысла не имеет» [18,т.2,с.311].
Специально вводя понятие «историцизм», которым он обозначает многочисленные и разнообразные (от Гераклита и Платона до Гегеля и Маркса) попытки научного (псевдонаучного), религиозного, мифологического, националистического и т.п. мировоззрения сформулировать какую-то предопределенность, стремление найти какие-либо события, цели и ориентиры в будущем, закономерность или неизбежность наступления (прихода) которых причинно обусловлена событиями (явлениями) прошлого и настоящего, Поппер заявляет: «Я считаю, что дуализм фактов и решений является основополагающим. Факты, как таковые, не имеют смысла. Придать им смысл могут только наши решения. Историцизм является лишь одной из многих попыток преодолеть этот дуализм... Историцизм есть попытка подменить надежду и веру человека, которые порождены моральным энтузиазмом и презрением к успеху, некоей уверенностью, основанной на псевдонауке о звездах, на «человеческой природе» или на историческом предопределении.
Я утверждаю, что историцизм несостоятелен не только с точки зрения рационализма, он противоречит также и любой религии, которая учит, что совесть играет в жизни человека очень важную роль» [18,т.2,с.321].
Придерживаясь во много сходных с посылками К.Поппера концепций случайности видовых изменений, «нецеленаправленности» эволюционного процесса, Пекка Кууси приходит к пониманию глубокого противоречия между биологической и культурной стадиями эволюции [15,с.79]. Ссылаясь на слова Жака Моно о том, что «нецеленаправленность природы не может быть доказана, поскольку совершенно невообразим эксперимент, демонстрирующий, что природа не имеет ни замысла, ни плана, ни цели», однако «постулат о ее объективности согласуется с характером естественных наук, и на протяжении трех столетий он определял их развитие», Кууси заключает: «Противоречие тут неизбежно, поскольку представление о нецеленаправленности природы распространяется и на процесс биологической эволюции, в ходе которой живые организмы возникли из предшествующих неорганических образований с явной целью поддержать свои собственные жизни и существование всего вида.
Следовательно, биология – это наука, изучающая, так сказать, закономерности «нецеленаправленной жизни». Само понятие «нецеленаправленной жизни» позволяет судить о глубине обсуждаемого противоречия. Не преследующий определенной цели человек, который, собственно говоря, не был бы человеком, не имея он цели, – это весьма проблематичный объект для изучения. Как часть природы человек не имеет цели, однако в рамках своей культуры он стремится осуществить собственные замыслы» [15,с.79-80].
Следуя далее этому тезису, Кууси утверждает: «Сколько бы ни чужда природе всякая направленность, человек всегда испытывал жгучую потребность иметь цель в жизни и стремился осуществить ее. С течением эволюции приобретали остроту и проблемы цели и выбора. Человеку действительно важно знать, на каком основании ему следует предпочесть одну линию поведения другой. Религия предлагает простой критерий – спасение души, но и этого сегодня никак не достаточно. Цель жизни человека не сводится к преуспеванию его самого и его близких, она обязательно предполагает нечто большее – объективно существующее и вместе с тем вечное. Возможно, человек сумеет понять, что смысл его жизни в том, чтобы возглавить эволюцию, что его предназначение – творчески направлять развитие мира» [15,с.81].
Во многом сходные, но во многом и отличные позиции двух упомянутых исследователей можно дополнить мыслями других авторитетных мыслителей, касающихся подобных и смежных телеологических проблем. Приведем, например, умозаключение Карла Ясперса: «Историческая концепция человеческого существования в его целостности должна включать в себя и будущее. Этому соответствует христианское видение мировой истории, границами которой являются сотворение мира и день страшного суда... Без осознания будущего вообще не может быть философского осознания истории.
Однако будущее не может исследовано. Исследованию доступно лишь то, что обладает реальностью, т.е. то, что уже произошло. Будущее же скрыто в прошлом и настоящем, мы видим и примысливаем его в реальных возможностях. По существу, в основе нашего мировоззрения всегда лежит осознание будущего» [28,с.155].
А вот, для сравнения, размышления Н.А.Бердяева из его философской автобиографии «Самосознание»: «В истории все не удается и вместе с тем история имеет смысл. Но смысл истории лежит за ее пределами и предполагает ее конец. История имеет смысл потому, что она кончится. История, не имеющая конца, была бы бессмысленна. Бесконечный прогресс бессмыслен. Поэтому настоящая философия истории есть философия эсхатологическая, есть понимание исторического процесса в свете конца... Но мы объективируем самый конец истории и представляем его себе в историческом времени. Это и есть парадокс времени, который создает величайшую трудность в толковании апокалипсиса. В историческом времени нельзя мыслить конец истории, он может быть лишь по ту сторону исторического времени. Конец истории не есть историческое событие. Конец времени не есть событие во времени... Конец мира есть преодоление времени космического и исторического, времени объективированного, он происходит во времени экзистенциальном... Мы наиболее прорываемся к нему в катастрофические минуты нашей жизни и жизни исторической, в войнах и революциях, в творческом экстазе, но и в близости к смерти». «Эсхатологическое сознание означает также переход от истории к метаистории. История происходит в своем историческом времени, вставленном во время космическое. Метаистория же вкоренена во времени экзистенциальном и лишь прорывается во время историческое. В истории могут начаться события, которые будут все более и более принимать характер метаисторический, и это будет как бы время исторических чудес» [6,с.286-287,291].
Не вдаваясь в тонкости сложных телеологических вопросов, споров о цели и смысле человеческого существования, также как и различных трактовок понятий эволюции и прогресса (от их фетишизации до полного отрицания), констатируем сам факт существования определенных (в том числе таких, что описываются предложенной моделью) закономерностей в историческом движении человечества, его «социальной и культурной динамике». Это дает нам основания считать вполне реальной возможность социологического прогнозирования, конечно не в смысле пророчеств Нострадамуса, а в плане определения ведущих тенденций и парадигм дальнейшего развития мировой культуры. Будем помнить исполненные глубокого смысла слова Карла Ясперса о том, что «в основе нашего мировоззрения всегда лежит осознание будущего».
Каким же мы представляем его с позиций нашего сегодняшнего в целом несовершенного и одностороннего («сенсорного») восприятия?
Безусловно, грядущая эпоха будет отличаться ярко выраженными характеристиками интуитивного типа информационного метаболизма. Более того, на ближайшие три-четыре столетия можно предполагать доминирование такого функционального блока интегральной психики человечества, как «интуиция возможностей» («черная интуиция»). Ведущая роль этой психической этой психической функции в «сознании эпохи» должна проявиться в возрастании понимания человечеством своих перспектив и потенциальных возможностей, более целостном восприятии мира (и человека в нем), ощущения его единства, взаимосвязанности и повторяемости на разных уровнях мировой иерархии.
Уже сейчас эти тенденции достаточно четко проявляют себя в более глубоком осознании людьми противоречивости основ нашей материальной культуры (вспомним второе название стихотворного цикла М.Волошина – «Трагедия материальной культуры») и таящихся в них угрозах для цивилизации, начавшемуся возрождению религиозной, в том числе христианской, этики и духовности. Несомненно, углубляется понимание единства человечества и окружающего мира в его материальной и духовной «ипостасях». О возникновении «глобального единства мира и человечества», с которого начинается «универсальная история Земного шара, мировая история», говорит К.Ясперс, по мнению которого «явление «человек» во всей его исторической разновидности есть движение к единому» [28,с.93,254]. Мысли о единстве человека и природы, необходимости коренного пересмотра представления людей о мире, их отношения к среде обитания, огромной важности «видовой солидарности», международного сотрудничества буквально пронизывают всю социально-философскую концепцию П.Кууси [15]. А вот оценка современных политологов: «В последние десятилетия проявилось нарастание тенденций к единству, взаимозависимости и целостности мира. К таким выводам приводит как анализ глубоких перемен, происходящих внутри двух социальных систем, так и развитие событий на мировой арене» [19,с.14].
В ближайшем будущем можно ожидать увеличения общего интереса к вечным, абсолютным ценностям, глубоко отличным от сиюминутных, прагматических ценностных ориентиров сенсорной культуры. Это должно найти отражение в возрастании роли религии, глобальных изменениях основ научного знания, появлении новых критериев истинности и достоверности, создающих фундамент для пересмотра существующих мировоззренческих концепций. Смена парадигмы, безусловно, приведет к коренным сдвигам в искусстве, художественном творчестве, само содержание, форма и стиль которого качественно изменятся. Новые критерии истины, добра и справедливости несомненно отразятся на этических и правовых нормах, обусловят появление иных законов человеческого общежития.
Однако прогнозы, как известно, дело неблагодарное. На их достоверность в данном случае может влиять несовершенство самой модели динамики культур, которая, как и всякая модель, упрощает и «огрубляет» моделируемый объект, отбрасывая (не учитывая) многие, в т.ч. возможно существенные факторы. Применительно к рассмотренной схеме, можно, например, гипотетически предположить существование других, не известных нам циклических стадий процесса движения во времени единой человеческой цивилизации (например, на базе изменения таких основных признаков типа информационного метаболизма, как рациональность-иррациональность, экстраверсия-интроверсия, логика-этика), которые, накладываясь на описанные выше циклы, способны значительно изменить общую картину.
Представляется, например, что предыдущий, отделенный от нас 1600-летним периодом, «фазовый переход» к интуитивной культуре происходил «под знаком этики» и завершился формированием качественно новых этических норм, легших в основу мировых религий. Нынешняя же эпоха отличается от него приоритетом логики, поэтому в будущем можно ожидать установления (открытия) новых, принципиально других логических связей, которые возможно откроют нам неизвестные ранее стороны объективной реальности.
О такой возможности свидетельствует, в частности, парадоксальность современной научной и философской мысли, обостренное «чувство абсурда», обнаруживаемое, по словам Альбера Камю, «в наш век повсюду» [14,с.24]. Камю, посвятивший исследованию содержания этого понятия одну из лучших своих работ «Миф о Сизифе. Эссе об абсурде», говорит, в частности, о том, что «...основное противоречие влечет за собой множество других, если ты стремишься устоять среди абсурда, не подозревая при этом, что абсурд – жизненный переход, отправная точка, экзистенциальный эквивалент философского сомнения Декарта. Абсурд есть противоречие в самом себе.
Он противоречив по своему содержанию, поскольку, стремясь утверждать жизнь, отказывается от ценностных суждений, а ведь жизнь, как таковая, уже есть ценностное суждение...» [14,с.124].
Философские и логические словари определяют понятие «парадокс» как формально-логическое противоречие, в котором два взаимоисключающих суждения оказываются в равной мере доказуемыми. Под «абсурдом» же понимается противоречивое выражение, в котором что-то утверждается и отрицается одновременно, причем такое, которое «внешне не является противоречивым». Иначе говоря, абсурдным можно назвать выражение (высказывание, утверждение, суждение), содержащее в себе парадокс.
Парадоксальность – едва ли не главная примета современной теоретической физики, уже давно оперирующей понятиями и идеями, считавшиеся прежде просто бредовыми, создающей и исследующей модели строения и взаимодействия поля и вещества, допускающие в лучшем случае косвенную экспериментальную проверку.
По замечанию А.В.Анисимова «в литературе все чаще встречаются фразы, содержащие утверждение и его отрицание» [3,с.61]. Интересно, что академик В.Л.Гинзбург называет такие истинные утверждения, противоположные которым также являются верными, – глубокими высказываниями.
Не свидетельствует ли все это о зарождении новой, необычной для нас логики, в рамках которой будут легко решаться сложнейшие парадоксы нашего абсурдного времени?
При попытках прогнозирования будущего человеческой цивилизации нельзя не учитывать также вероятности новых качественных изменений самой психоинформационной структуры индивидуального и коллективного менталитета, аналогичных тем, которые предположительно произошли в «осевое» время. Не исключено, что на каком-то этапе эволюции изменится содержание и способ взаимодействия функциональных блоков сознания, ответственных за метаболизм (обмен) в рамках различных аспектов информационного потока. Возможно, в недалеком или сравнительно отдаленном будущем исследователи будут вкладывать иной смысл в понятия выделяемых теперь соционикой психических функций. Представляется, в частности, вполне реальным переход к совершенно другим эмоциональным (этическим) и логическим характеристикам и связям между отображаемыми психикой объектами и явлениями окружающего мира. П.Д.Успенский, например, полагал, что дальнейший ход эволюции человека ведет его от нынешних, в своей основе дуалистических (то есть основанных на противопоставлении полярных понятий) логики и этики к их высшим формам – логике и этике единства [24].
Конечно все, о чем сказано выше, не более чем пилотажное исследование, однако выдвинутые гипотезы касаются интересных и очень важных проблем, еще ожидающих своих исследователей.
Помня о необходимости вовремя поставить точку, завершим изложение этих, возможно в чем-то спорных проблем, словами Питирима Александровича Сорокина: «Мы живем, мыслим, действуем в конце сияющего чувственного дня, длившегося шесть веков. Лучи заходящего солнца все еще освещают величие уходящей эпохи. Но свет медленно угасает, и в сгущающейся темноте нам все труднее различать это величие и искать надежные ориентиры в наступающих сумерках. Ночь этой переходной эпохи начинает опускаться на нас, с ее кошмарами, пугающими тенями, душераздирающими ужасами. За ее пределами, однако, различим рассвет новой великой идеациональной культуры, приветствующей новое поколение – людей будущего».
Литература
1. Амосов Н.М. Природа человека. - К: Наукова думка, 1983. - 224 с.
2. Андреев Д.Л. Роза мира. - М: "Иной мир", 1992. - 576 с.
3. Анисимов А.В. Компьютерная лингвистика для всех. Мифы. Алгоритмы.
Язык. - К: Наукова думка, 1991. - 208 с.: ил.
4. Аугустинавічуте А. Дуальна природа людини. - К: СоціоТех, 1992. 95 с.
5. Бердяев Н.А. Истоки и смысл русского коммунизма. - М: Наука, 1990.- 224 с.
6. Бердяев Н.А. Самопознание (опыт философской автобиографии). - М: Междунар. отношения, 1990. - 336 с.
7. Букалов А.В., Ермак В.Д., Каганец И.В. Заочная школа соционики. Книга первая. - К: СоциоТех, 1991. - 76 с.
8. Букалов А.В., Бойко А.Г. Социника: тайна человеческих отношений и биоэнергетика. - К: Редакция газеты "Соборна Україна", 1992. - 80 с.
9. Булгаков С.Н. Христианский социализм. - Новосибирск: Наука, 1991. 350 с.
10. Волошин М.А. Стихотворения. Статьи. Воспоминания современников. М: Правда, 1991. - 490 с., ил.
11. Гегель Г.В.Ф. Философия права. - М: Мысль, 1990. - 524 с.
12. Данилевский Н.Я. Россия и Европа. - М: Книга, 1991. - 524 с.
13. Каганець І. Українська нація з погляду етносоціоніки. - К: "Соціонічні Технології", 1993. - 28 с.
14. Камю А. Бунтующий человек. - М: Политиздат, 1990. - 415 с.
15. Кууси П. Этот человеческий мир. - М: Прогресс, 1988.- 368 с.: мл.
16. Лосский Н.О. Условия абсолютного добра. - М: Политиздат, 1991. 368 с.
17. Морозов Н. История возникновения Апокалипсиса. Репринт. воспроизв. изд. 1907 г. - М: АОН, 1991. - 000 с.
18. Поппер К. Открытое общество и его враги. Т.2 - М: Феникс, 1992. 528 с.
19. Сазонов М., Решетняк Б., Авксентьєв О. та ін. Основи політології Курс лекцій: [Навч. посібник для вузів]; За ред. М.Сазонова. - Харків: Основа, 1993. - 448 с.
20. Слинько О.Б. Ключ к сердцу - соционика. - К: Фирма "Доверие", 1991. - 72 с.
21. Сорокин П.А. Человек. Цивилизация. Общество. - М: Политиздат, 1992. - 543 с.
22. Соціоніка: Час України. - Тернопіль: Рухінформ Центр, "Соціонічні Технології", 1991. - 64 с.
23. Успенский П.Д. Новая модель вселенной. - СПб: Издательство Чернышева, 1993. - 560 с.
24. Успенский П.Д. Tertium organum. Репринтное издание. - СПб: Андреев и сыновья, 1992. - 242 с.
25. Шафаревич И.Р. Есть ли у России будущее ?: - М: Сов.писатель, 1991. - 560 с.
26. Швейцер А. Благоговение перед жизнью.- М: Прогресс, 1992.-576 с.
27. Юнг К.Г. Собрание сочинений: В 19 т. Т 15. Феномен духа в искусстве и науке. - М: Ренессанс, 1992. - 320 с.
28. Ясперс К. Смысл и назначение истории. - М: Политиздат, 1991. 527 с.