Генеральному
директору
ОАО «Хлебопек»
Макаренкову
Ю.А.
от программистов
Алехновича
С.Б.,
Дорошева П.М.
Необходимые
меры по реорганизации
действующих
программных
средств на
предприятии:
Увеличение
пропускной
способности
локально-вычислительной
сети (ЛВС), т.к.
действующая
ЛВС используется
программой
реализации
с 8 до 9, с 16 до 17 часов,
а новая программа
будет использовать
ЛВС постоянно
в течение суток
при пропускной
способности
более существующей
(10 Мбит/с). Варианты:
Замена
проложенного
коаксиального
кабеля(400 м) на
витую пару.
Проблема:
ограничение
на длину сегмента
линии – большое
расстояние
от одного сетевого
концентратора
до другого –
необходимо
через каждые
50 м разместить
повторители,
что повлечёт
за собой трудности
в их размещении.
Замена
на оптоволокно.
Имеет большую
пропускную
способность
и отсутствие
ограничений
на длину линии.
Недостаток:
дороговизна,
необходимость
покупки специального
оборудования.
Модернизация
сервера. На
данный момент
сервер выдерживает
около 20 пользователей
в терминальном
режиме одновременно.
Увеличение
таковых вызовет
сбои в работе
сервера. Необходимо
будет наращивать
его мощность
вплоть до замены
на более мощный.
Непосредственно
замена программного
обеспечения
(ПО). Требуется
заменить ПО
реализации.
Новое ПО будет
работать в
режиме реального
времени, что
даёт оперативную
информацию
в любой момент.
Проблемы: ПО
требует длительной
наладки и настройки
под имеющийся
бухгалтерский
учёт, что даёт
серьёзные
потери в рабочем
времени вплоть
до остановки
работы некоторых
подразделений;
требует введения
дополнительных
рабочих мест;
не подготовлен
персонал от
экспедиторов
до бухгалтеров.
Введение.
Путь
самураяВ
своём реферате
я решил рассмотреть
культуру Японии
на основе сословия
самураев, т.к.
на мой взгляд
проследив
историю этого
сословия, затронув
их религиозные
воззрения,
занятия, можно
более полно
составить
представление
о культуре этой
загадочной
нации – японцев.
Мы
рассмотрим
Бусидо, «Путь
самурая» и
Историю Японии
касающиеяся
самураев, а
также возникновения
и культивирования
боевых искусств
на протяжении
веков, являюющимися
неотъемлемой
частью Японской
культуры.
Мы
подробно рассмотрим
возникновения
самурайства,
основные сражения
самураев, их
участие в
международных
войнах, а также
развитие самурайства
в период эпохи
Токугава.
Далее
коснёмся кодекса
Бусидо - "неписанных"
законов, регламентирующих
поведение
самураев. Коснёмся
обряда Харакири
(сэппуку) и их
религиозных
воззрений.
Немаловажно
так же описать
методы воспитания
и воинской
подготовки
самураев, зарождение,
развитие и
культивирование
многочисленных
видов боевых
искусств, их
школы и основные
направления
в боевых искусствах.
В
заключение
рассмотрим
вооружение,
одежду, сравним
самураев и
загадочных
войнов-ниндзя.
сословия воинов
Начальные
этапы становления
самурайства
VII-XIIвв.
Возникновение
самурайства
не представляет
собой исключительного
явления в социальной
истории народов
мира. Сословия
и касты профессиональных
воинов существовали
во многих
государствах
Европы и Азии
в эпоху господства
феодализма.
Постоянные
войны с аборигенами
Японских островов
- айнами - вели
к проникновению
японцев из
южных и центральных
областей Хонсю
на северо-восток
страны, сопровождавшемуся
захватом айнских
земель. Возникали
сильные и постоянные
дружины для
защиты владений
от вторжения
в них айнов и
войск других
княжеств, а
также для подавления
крестьянских
восстаний.
В
XII в. после победы
коалиции под
предводительством
феодалов из
рода Минамото
над другой
мощной группировкой
во главе с родом
Тайра в Японии
установился
режим военной
диктатуры, при
котором власть
в стране находилась
в руках верховного
военачальника
- сёгуна. Подобная
форма правления
отодвигала
императора,
лишённого
фактической
власти, на задний
план и позволяла
князьям более
эффективно
эксплуатировать
крестьян и
другие низшие
слои населения,
удерживая их
в подчинении
силой оружия.
С этого времени
самурайство,
под которым
в широком смысле
слова стали
впоследствии
подразумеваться
светские феодалы,
начиная от
крупных влиятельных
князей (даймё),
включая и самого
сёгуна, и кончая
мелкими дворянами
окончательно
завоевало
политическую
власть, став
господствующей
силой страны.
В
связи с различием
социальных
функций и
материального
положения
разных слоёв
самурайства
оно имело сложную
иерархическую
структуру,
связанную
отношениями
личного служения
вассала сюзерену
и покровительством
князя своим
слугам. Наиболее
характерной
чертой, присущей
Японии, являлась
многочисленность
военно-служилого
дворянства.
Это было обусловлено
стремлением
отдельных даймё
к могуществу
и превосходству
над противостоящими
им феодальными
князьями и
необходимостью
бороться в
междоусобицах
и при крестьянских
восстаниях
собственными
силами, без
поддержки
извне. В определённые
временные
отрезки истории
Японии (XVI - XVII вв.)
сословие воинов
насчитывало
вместе с семьями
около 2 млн. человек
(с прислугой
- около 3 млн.), что
составляло
приблизительно
10 % всего населения
страны. В сравнении
с этим средневековые
рыцари в странах
Западной Европы,
например Англии
и Франции, едва
ли составляли
1 - 2 % населения.
Здесь же стоит
отметить, что
отношение
европейских
рыцарей и японских
самураев к
крестьянам
было различным.
Если в Европе
в эпоху средневековья
крестьянин
рассматривался
как презренное
и грубое существо,
то в Японии,
несмотря на
антагонизм
между сословием
воинов и крестьянскими
массами, угнетение
и эксплуатацию
крестьянства,
земледелец
приближался
по своему социальному
положению к
самураю, а его
труд в соответствии
с конфуцианским
учением считался
уважаемым. В
идеологическом
плане между
самурайством
и крестьянством
также не было
резкого противопоставления,
которое наблюдалось
по отношению
к ремесленникам,
купцам, актёрам
и другим низшим
слоям общества.
Не случайным
поэтому было
то, что многие
крестьяне
удостаивались
к старости
права ношения
малого самурайского
меча. С другой
стороны, крестьянство
часто ориентировалось
на самурайство,
стремясь подражать
сословию воинов.
Кроме
того, самураи
существенно
отличались
от рыцарства
европейских
стран времён
средневековья
экономическими
позициями,
своим специфическим
этическим
учением бусидо,
религиозными
воззрениями.
В остальном
самураи в общих
чертах были
схожи с западноевропейскими
воинами. Самурайство,
как сословие,
просуществовало
свыше семи
веков, и было
формально
отменено после
1868 г. (вернее, было
изменено его
качественное
состояние в
соответствии
с духом времени
и буржуазными
преобразованиями).
Тем не менее
традиции самураев,
выработанные
в течении длительного
времени, не
исчезли. Традиционные
черты, присущие
самурайству
средневековой
Японии, были
обновлены и
трансформированы,
став основой
японской идеологии.
Слово
"самурай"
(сабурай), образованное
от глагола
старо японского
языка "сабурахи",
имеет в японском
словаре древнего
языка следующее
толкование:
"служить великому
человеку, человеку
высшего сословия";
"служить хозяину,
защищать хозяина".
Для графического
обозначения
этого слова
японцы воспользовались
китайским
иероглифом,
который читается
как "дзи". Разложение
этого иероглифа
на составные
(рэн - человек
и си - буддийский
храм) говорит
о вероятном
применении
этого знака
для обозначения
людей, охранявших
буддийские
храмы и служащих
при них.
Самураем
называли в
Японии слугу
знатного лица,
служащего его
интересам,
охраняющего
его поместье,
имущество и
его самого.
Самураев можно
в качестве
примера сравнить
со скандинавскими
хускарлами
XI в., которые
рассматривались
в социальной
организации
как слуги или
дружинники,
служащие только
при дворе феодала.
Кроме
указанного
обозначения,
понятие воин,
боец, дружинник
показывалось
в японском
языке ещё
иероглифами,
читавшимися
как "буси" (или
просто "си"),
которые были
также взяты
из китайской
письменности
(ву и ши).
Начало
становления
сословия самураев
можно отнести
к относительно
позднему времени
- VI - VII вв.
В
645 г. после победы
в борьбе за
власть двух
домов родоплеменной
знати Сумэраги
и Накатоми,
возглавляемых
принцем Накано
Оэ и Накатоми
Каматари, над
родом Согана,
на престол был
возведён
представитель
победившей
коалиции - 36-й
император
Японии Котоку
(645 - 650), который принял
титул тэнно
- сын Неба. Приход
к власти Котоку
получил в японской
истории название
"переворот
Тайка" ("Тайка"
- девиз правления
императора
Котоку, буквально
- "Великая перемена").
По существу
целью борьбы
между родами
и последовавшего
за тем переворота
были реорганизация
племенного
управления
древней Японии,
стремление
к созданию
сильного
централизованного
государства
и крепкой
государственной
власти.
Переворот
Тайка способствовал
развитию японского
монархического
государства
со всеми присущими
ему атрибутами,
а также установлению
производства,
предпосылки
которого уже
сложились к
тому времени
в Японии. В 645 - 646
гг. власти провели
ряд реформ,
важнейшей из
которых была
ликвидация
званий родоплеменной
знати и её права
владения землёй,
что являлось
препятствием
на пути к оформлению
нового государства.
Страна была
поделена на
уезды и округа;
такая система
получила название
"гункэн". Переворот
и реформы Тайка
оформили
возникновение
централизованного
государства,
обеспеченного
регулярной
армией, во главе
с наследственным
императором.
В областях,
имевших стратегическое
значение (пограничные
районы), появились
гарнизоны, в
которых служили
люди, достигшие
совершеннолетия
(20 лет). Для несения
гарнизонной
службы на окраинах
в мирное время
призывалась
1/3 мужского
населения
страны в возрасте
от 20 до 60 лет.
Призываемые
сводились в
отряды, называвшиеся
"гундан", т.е.
"местные дружины".
Охранники
назывались
"сакимори
("охранители
передовых
пунктов"). Некоторых
из них командировали
в Киото для
охраны императорских
дворцов; их
называли "эдзи"
("охранные
мужи").
В
военное время
несколько
дружин соединялись
в армию - итигун
под командованием
воеводы - сёгуна,
три армии в
свою очередь
сводились в
одну большую,
управляемую
тайсёгуном
("больший",
"великий" сёгун),
которому император
жаловал меч
- знак воеводских
полномочий.
После военных
походов войска
распускались,
их оружие
складывалось
в амбары. Этим
оружием ведало
одно из шести
учреждённых
министерств
(военное министерство).
Дружинников-самураев,
оформившихся
затем в сословие
воинов, в то
время ещё не
было.
Реформы
Тайка установили
также поземельные
феодальные
отношения,
носившие форму
надельной
системы. Основные
принципы этой
системы были
оформлены и
зафиксированы
в 701 г. В гражданском
уложении - кодексе
"Тайхо рицурё",
или "Тайхорё"
(от "Тайхо",
буквально
"Великое сокровище"
- название периода
правления
императора
Момму (701 - 704) и "рё"
- кодекс), созданном
также по аналогии
с законодательством
империи Тан.
"Тайхорё"
ознаменовал
начало закрепощения
свободных
общинников
и складывания
феодальных
аграрных отношений.
Вся земля переставала
быть собственностью
сельской
земледельческой
общины, она
объявлялась
государственной
(императорской)
собственностью
и отдавалась
крестьянам
во временное
пользование.
Таким
образом, вместо
общинной
собственности
на землю утверждалась
феодальная;
земле юридически
была дана
экономическая
основа уже в
феодальном
смысле. Каждый
крестьянский
двор получал
пахотную землю
соответственно
числу членов
семьи, считая
с шестилетнего
возраста. Надельное
крестьянство
превратилось
в сословие
феодального
общества, которое
стали называть
"рёмин". Крестьяне,
получившие
наделы во временное
пользование,
не имели права
покидать их,
так как это
могло принести
убыток государству.
Они должны были
платить государству
налог зерном
и продукцией
домашнего
производства,
выплачиваемый
пеньковой
одеждой и шёлковой
материей, а
также отрабатывать
в пользу государства
и местного
управления
около 100 дней
в году. Кроме
того, с введением
обязательной
воинской повинности
каждые 50 дворов
(сельский округ)
должны были
выставлять
по одному человеку
в регулярную
армию, принимая
на себя полное
его содержание.
Наряду
с наделами
крестьян существовали
и наделы господствующего
класса. Однако
они существенно
отличались
от крестьянских
земель размерами,
зависевшими
от титула или
должности
владельца. Эти
привилегированные
наделы делились
на ранговые,
должностные
и жалованные,
причём последние
отдавались
в пожизненное
пользование,
иногда, в зависимости
от заслуг, - навечно,
иными словами,
являлись фактически
частными владениями.
К
привилегированным
наделам приписывались
государственные
крестьяне,
которые передавали
владельцам
земель значительную
часть своих
доходов.
Постепенное
развитие крупного
частного хозяйства
в последующие
века создавало
предпосылки
для крушения
принципа
государственной
собственности
на землю и для
распада надельной
системы, т.е.
вело к распаду
реформ Тайка.
Представители
аристократии,
средние даймё
и разбогатевшие
крестьяне
стремились
к полному переходу
земель в частное
владение. Со
временем наделы
превращались
в частные поместья
- сёэн. Владельцы
поместий (рёсю)
становились
независимыми
и бесконтрольными
хозяевами своих
владений. Крестьяне,
приписанные
к землям даймё,
также становились
собственностью
последних, т.е.
крепостными.
Жестокая
эксплуатация,
тяжёлое налоговое
обложение,
многочисленные
повинности
в пользу даймё
и государства
и стремление
крупных землевладельцев
захватить
крестьянские
участки для
расширения
своих поместий
вызывали у
крестьянства
недовольство,
переходившее
часто в открытое
сопротивление.
Феодалы прекратили
выдавать оружие
даже призванным
на военную
службу крестьянам.
В связи с этим
уже в 792 г. был
издан указ об
отмене воинской
повинности.
Одной
из форм протеста
крестьян против
угнетения были
побеги со своих
земель. Беглых
крестьян, покинувших
свои деревни
и уходивших
бродяжничать,
стали называть
"ронин", "фуронин"
и "футо" (букв.:
"бродяга", или
"человек-волна").
Позднее термин
"ронин" стали
применять к
самураям, утратившим
вассалитет
и место в своей
организации
в силу добровольного
ухода из неё,
изгнания воина
из самурайского
клана или роспуска
вассалов умершего
(убитого) князя.
В противоположность
им жители, постоянно
жившие на одном
месте, назывались
"донин", или
"домин". Все
попытки правительства,
старавшегося
предотвратить
бегство крестьян
с земли даже
силой оружия
и содействовать
их возвращению,
не имели существенных
результатов.
Многие
из беглых крестьян
группировались
в разбойничьи
шайки, которые
занимались
грабежами на
больших дорогах,
нападали на
поместья даймё
или же шли на
службу в частные
владения - сёэн,
становились
служилыми
людьми (сохэй)
при крупных
буддийских
храмах.
Тяга
ронинов в сёэн,
с одной стороны,
и нужда владельцев
поместий в
ронинах, используемых
ими в качестве
военной силы
для подавления
крестьянских
восстаний,
борьбы с отрядами
беглых крестьян
и соседними
даймё стремившихся
урвать для себя
лучшие земли,
- с другой, привели
к созданию
нового сословия
общества, оторванного
от экономики,
- сословия самураев,
или воинов
(буси или букэ).
С
X в. в Японии всё
сильнее происходило
обособление
отдельных
провинций,
политическая
раздробленность,
порождённые
усилением
князей на периферии.
Экономической
основой таких
явлений были
господство
обособленного
хозяйства
поместий,
сосредоточивших
90 % всего земельного
фонда страны,
слабость
хозяйственных
связей между
ними, неразвитость
общественного
разделения
труда. По мере
роста и усиления
крупных поместий
мелкие землевладельцы,
не сумевшие
увеличить свои
поместья, не
могли противодействовать
произволу
местной администрации,
их земли оказывались
перед угрозой
поглощения
крупными земельными
магнатами.
Кроме того, им
в большей степени
угрожала опасность
со стороны
крестьянских
отрядов. Вследствие
этого мелкие
собственники
вынуждены были
отдавать себя
под защиту
крупных даймё.
Подобные
явления имели
также важное
значение для
развития и
укрепления
самурайских
дружин, так как
каждый мелкий
землевладелец,
пользовавшийся
защитой своего
сюзерена, был
обязан ему
воинской службой.
Эти дружинники
превращались
постепенно
из "дворовых
самураев" в
самураев нового
типа - вооружённых
слуг, получавших
от своего хозяина
за верную службу
содержание
- жилище и пищу,
а иногда и участки
земли с приписанными
к ней крестьянскими
дворами.
Другой
не менее важной
причиной образования
сословия воинов
была не прекращавшаяся
с давних времён
борьба на
северо-востоке
страны с айнами
(или эдзо) - потомками
древнейшего
населения
Японских островов.
Ещё
в период правления
императоров
Конин (770 - 781) и Камму
(782 - 805) ввиду частых
военных действий
на границах
при дворе было
принято решение
о создании
специальных
отрядов, которые
должны были
набираться
из зажиточных
крестьян, "ловких
в стрельбе из
лука и верховой
езде", для
противодействия
айнам. (Надо
отметить, что
становлению
самурайства
в немалой степени
способствовало
наряду с развитием
вооружения
именно широкое
употребление
верхового коня.
Ранее конь
зачастую был
собственностью
лишь аристократии
и являлся символом
знатности и
богатства и
редко употреблялся
на территории
Японских островов
в военных целях).
Граница
притягивала
к себе также
беглых крестьян,
спасавшихся
от гнёта и
стремившихся
овладеть землями
айнов. Это были
воинственно
настроенные
люди, которые
организовывали
отряды и находились
в постоянной
боевой готовности;
их называли
"адзумабито"
(люди востока).
Со
временем
правительство
стало поощрять
переселение
безземельных
крестьян на
север. Поселенцы,
получившие
вооружение
от властей,
вели с айнами
более эффективную
борьбу, нежели
военные экспедиции,
предпринимаемые
японцами во
время крупных
выступлений
айнского населения.
Таким
образом, зарождавшаяся
прослойка
воинов Японии
оформлялась
как специфическая
группа общества,
на которую
оказывали
определённое
влияние как
военные, так
и мирные контакты
с воинственными
племенами
айнов.
Самурайство
в период международных
войн
Феодальные
междоусобные
войны X - XII вв.,
являвшиеся
следствием
политической
раздробленности
страны и возникшие
в результате
борьбы крупных
даймё за власть
и территориальное
преобладание,
а также из-за
переделов
земель, создали
предпосылки
для окончательного
оформления
самурайства
как сословия,
которое можно
назвать сословием
мелкопоместного
служилого
дворянства.
Площадь государственной
(императорской)
земли сократилась
в несколько
раз, в то время
как земли крупных
князей постоянно
увеличивались
в размерах.
Своего
апогея междоусобицы
достигли в
середине XII в.,
во время наиболее
напряжённой
войны между
двумя самыми
могущественными
домами того
времени - Тайра
(Хэй) и Минамото
(Гэн), получившей
в японской
истории название
Гэмпэй. Минамото
и его сторонники
стремились
к захвату богатых
земель Тайра,
узурпировавшего
власть, отнятую
у императора.
Феодалы Минамото,
властвовавшие
в северо-восточных
областях равнины
Канто, располагали
более дееспособной
и многочисленной
армией самураев,
закалённой
в непрерывных
схватках с
айнами. Кроме
того, Минамото
обладал несомненным
преимуществом
перед своим
противником
- он мог постоянно
снабжать переходящих
к нему дружинников
мелкими земельными
наделами,
отвоёванными
у аборигенов
северо-востока,
в то время как
сторонники
Тайра имели
меньше таких
возможностей.
Всё это обусловило
в итоге поражение
Тайра в ряде
сражений, самым
значительным
из которых была
морская битва
при Данноура
(Симоносэки)
в 1185 г., и переход
господствующего
положения в
стране к Минамото.
Последующие
семь лет приверженцы
Минамото вели
борьбу за
окончательный
захват власти
против хэйанской
(киотской) придворной
аристократии;
в результате
император и
его вельможи
полностью
потеряли политическую
и экономическую
силу. В 1192 г. Минамото
Ёритомо (1192 -1199) принял
титул сэйи
тайсёгун, или
просто сёгун,
и перенёс свою
столицу на
восток Хонсю
в г. Камакура,
установив новую
систему правления
- сёгунат, режим
военной диктатуры,
характеризовавшийся
безраздельным
господством
самурайства
в социальной
и политической
областях.
Ёритомо,
талантливый
политик и блестящий
полководец,
отличавшийся
незаурядной
личной храбростью,
впервые сумел
объединить
под своим знаменем
разрозненные
дружины самурайских
кланов. Усмирив
одних, подкупив
других и снискав
бескорыстную
преданность
третьих, он
самовластно
назначал и
снимал государственных
чиновников,
раздавал личные
владения, выплачивал
содержание
самураям (в
коку - рисовых
пайках) и даже
контролировал
заключение
брачных союзов.
От своих вассалов
сёгун требовал
прежде всего
верности и
соблюдения
закона чести.
Трусость и
предательство,
а также заносчивость
карались смертью,
стойкость в
бою, усердие
и скромность
в личной жизни
щедро вознаграждались.
Самураями
с этого времени
стало считаться
всё военное
дворянство
Японии, включая
и самого сёгуна.
Особой категорией
самураев, или
верхушкой
сословия (как
бы сословием
в сословии),
были князья,
владетели
крупных земельных
участков разной
величины. Далее
шли самураи
среднего и
низшего рангов,
отличавшиеся
друг от друга
размерами своих
богатств и
доходов. Они
являлись основной
военной силой
даймё. Вначале
эти самураи
были преимущественно
жителями местностей,
владетелями
которых были
даймё, отдававшими
себя под покровительство
последних и
становившимися
их вассалами
(кэнин).
Военное
сословие самураев,
в соответствии
с принятым в
эпоху Камакура
(1185 - 1333) сословным
делением общества,
официально
стало наряду
с придворной
киотской
аристократией
(кугэ) привилегированным
сословием
господствующего
класса Японии.
Все самураи,
или буси, первого
сёгуната Минамото
были разделены
на две категории:
гокэнин и хигокэнин.
Первые стояли
в центре сословия
воинов, являясь
стержневой
социальной
группой самурайства,
и находились
в непосредственном
подчинении
у сёгуна; вторые
были слоем
мелких феодалов
(самураев-дружинников),
не являвшихся
непосредственными
вассалами
сёгуна, а прямо
или косвенно
подчинявшихся
императорскому
двору или храмам,
имевшим известную
степень автономии.
Хигокэнин
получали иногда
от феодалов
небольшие
участки земли
в качестве
лёнов, которые
нередко сами
и обрабатывали.
Сёгун ведал
гокэнин непосредственно,
защищал их
интересы, раздавал
должности и
чины; гокэнин
в свою очередь
несли особую
службу (гокэнин-эки),
заключавшуюся
в воинской
повинности,
уплате ежегодной
дани и т.д., вступали
во главе своих
подчинённых
в войско сёгуна,
чем доказывали
свою верность
сюзерену.
С
наступлением
в стране эпохи
междоусобиц
военное дело
полностью было
отделено от
земледелия.
Земельные
владения, которыми
располагали
гокэнин, подразделялись
на наследственные
частные земли
(или сирё - земли,
на которые
гокэнин получали
санкцию сёгуна)
и пожалованные
владения, полученные
за заслуги
(онти), особенно
ценимые самураями.
Бакуфу внимательно
следило за
главным источником
доходов самураев
- их землями,
издавая указы,
ограничивающие
и запрещающие
продажу пожалованных
и наследственных
участков, стараясь
поддержать
подобными
мерами экономическое
могущество
сословия воинов.
По одному из
указов (кодексу
"Токусэй-рё")
1297 г. поместья
обедневших
гокэнин, проданные
или заложенные
хигокэнин и
бонгэ (простонародью),
подлежали
конфискации
и безвозмездному
возвращению
прежним владельцам.
После издания
этого закона
такие аннулирования
земельных
сделок стали
обычной формой
борьбы даймё
за сохранение
своих земельных
владений.
Военное
сословие установило
власть над
всеми живущими
на землях феодалов
крестьянами.
Функции владетелей
поместий сводились
лишь к контролю
над исполнением
закрепощённым
крестьянством
трудовых повинностей
и уплате князьям
натуральной
ренты, составляющей
иногда более
половины урожая.
Кроме того,
крестьянство
обязано было
служить в отрядах
самураев в
качестве слуг
и копьеносцев
во время военных
походов. Каждая
деревня выделяла
в дружину даймё
определённое
число пеших
воинов, получивших
в период междоусобных
войн название
"асигару" (
"легконогие")
и превратившихся
затем в самураев
низшего ранга.
После
провалившейся
попытки императорского
дома во главе
с экс-императором
Готоба (1184 - 1198) свергнуть
сёгуна в Камакура
(мятеж годов
Сёкю, 1219 - 1222) власть
военных упрочилась
ещё больше.
Этому способствовал
кодекс "Дзёэй
сикимоку", или
"Уложение года
Дзёэй" (1232), изданный
Ёсимицу Миёси
(по повелению
Ходзё Ясутоки).
Свод законов
эпохи Дзёэй
ставил целью
укрепление
системы сёгуната
и систематизировал
обычаи и отношения
в среде сословия
самураев.
В
годы регентства
дома Ходзё
(1199 - 1333) самураям
впервые в истории
довелось столкнуться
с внешним врагом.
Япония оказалась
перед лицом
внешней опасности
- монгольского
нашествия
(гэнко), которое
существенно
повлияло в
дальнейшем
на обстановку
в стране в целом,
затронув в
значительной
степени и
самурайство.
Дважды (в 1274 и 1281
гг.) монгольские
завоеватели
под предводительством
внука Чингисхана
Хубилая, завершившего
покорение Китая
и фактически
овладевшего
Кореей, пытались
подчинить своей
власти последний
независимый
клочок суши
в Восточном
море - Японскую
империю. Дважды
объединённые
монголо-китайские
силы пытались
совершить
высадку на юге
архипелага,
и оба раза
беззаветная
храбрость
самурайского
ополчения,
поддержанная
силой тайфунов
- "камикадзэ",
одерживала
победу. Особенно
кровопролитным
было второе
сражение на
острове Кюсю,
длившееся сорок
девять дней
и закончившееся
полным разгромом
монголо-китайских
полчищ. Монголы
в тот период
были, несомненно,
носителями
самой передовой
в мире военной
техники, заимствованной
чуть ли не во
всех странах
Азии и Европы.
Их короткие
луки были вдвое
более дальнобойными
по сравнению
с огромными
японскими
"юми", лёгкие
доспехи и сабли
позволяли лучше
маневрировать
в бою. Они использовали
пушки и катапульты
с пороховыми
снарядами. Их
тактика конных
атак была отработана
до мелочей в
бесчисленных
завоевательских
походах. Немалый
урон причиняли
самурайским
дружинам и
китайские
копейщики,
завербованные
в экспедиционный
корпус.
Но
наибольшим
шоком для буси,
привыкших к
определённому
военному церемониалу,
было полное
отсутствие
уважения к
противнику.
Обычно в междоусобных
баталиях воину
надлежало
выбрать себе
достойного
противника
и после обмена
приветствиями
и соответствующими
изысканными
оскорблениями
по всем правилам
сразиться. Поле
боя подчас
превращалось
в сплошные
"парные турниры"
с выбыванием
участников.
Не принято было
нападать сзади,
не окликнув
предварительно
жертву, прибегать
к помощи слуг
и оруженосцев,
если к тому не
понуждали
чрезвычайные
обстоятельства.
Отрезанная
голова противника,
которая потом
демонстрировалась
сюзерену и
выставлялась
на всеобщее
обозрение, была
не просто варварским
трофеем, а самым
достоверным
сертификатом
личного участия
в схватке с
равным. Монголы
же применяли
исключительно
тактику массовой
атаки и набрасывались
на горделивых
буси, как стаи
голодных собак.
Известно, что
и "трофеи" они
брали анонимные,
указывающие
лишь на количество
жертв, а именно
уши врага.
При
вторжении
Хубилая самурайские
дружины впервые
столкнулись
с новой для них
тактикой ведения
войны, заключавшейся
во взаимодействии
всех подразделений
войска, общем
командовании,
в действиях
флангов (обходы
и окружения)
и т.д., а также
с незнакомым
доселе огнемётным
оружием (ими
применялась
метательная
артиллерия
китайского
типа - балисты),
которое уничтожило
и сожгло большую
часть береговых
укреплений
японцев.
Тем
не менее интересно,
что японские
воины, одержав
победу и захватив
множество
пленных в полном
вооружении,
даже не подумали
воспользоваться
опытом пришельцев.
Разве что приёмы
владения копьём
были несколько
усовершенствованы.
Все прочие виды
воинских искусств
без изменения
благополучно
дожили до XVI в.,
когда с появлением
португальцев
в армию стало
широко внедряться
огнестрельное
оружие - мушкеты,
пушки, пистолеты.
Появились даже
специальные
части пехотинцев-мушкетёров,
которые сильно
поколебали
престиж непобедимых
конных рыцарей.
Но верность
традиции возобладала.
Буси вплоть
до середины
XIX в. пренебрегали
"огненным боем",
который шёл
в разрез с высокими
идеалами будзюцу.
Тем не менее
это заложило
основу новой
военной организации,
которая, при
использовании
военного опыта
португальцев,
помогла впоследствии
полководцу
Хидэёси во
многих его
победах. Претерпело
изменение также
и военное снаряжение,
которое стало
изготавливаться
в соответствии
с требованиями
маневренного
боя в более
облегчённом
варианте.
Монгольское
нашествие
потребовало
мобилизации
всех внутренних
сил страны и
создало предпосылки
для кризиса
мелкопоместного
хозяйства и
ослабления
самурайства:
буси, в частности,
перестали
получать средства
от даймё и должны
были нести
службу за свой
счёт. В это время
появилась
тенденция к
распаду системы
сёэн (средних
и мелких хозяйств)
и образованию
новых крупных
земельных
поместий, в
которых искали
покровительства
многочисленные
самураи окончательно
оторванные
от сельского
хозяйства.
Окончательное
размежевание
сословий крестьян
и самураев
произошло в
начале периода
Асикага, между
1321 и 1334 гг.
В
начале XIV в. разгорелась
борьба между
даймё юго-западных
и восточных
областей, вызванная
неравномерным
экономическим
развитием
отдельных
провинций.
Даймё более
развитого
юго-запада
объединились
под руководством
Нитта Ёсисада
и Масасигэ
Кусуноки и
разгромили
сиккэнов. Имена
этих двух великих
воинов, сражавшихся
против дома
Ходзё, гремели
по всей стране,
они не знали
поражений в
боях. Кусуноки
выступал в
защиту императора
Годайго, оскорблённого
заносчивыми
временщиками.
С горсткой
бойцов ему
удалось отстоять
небольшую
крепость Тихая
и обратить в
бегство нападавших.
Последним
примером вассальной
верности Кусуноки
стала битва
при Минатогава,
где мужественный
полководец
совершил сэппуку,
прикрыв отход
своего сюзерена.
Однако
власть захватил,
опираясь на
военную силу
и не считаясь
с интересами
представителей
рода Ходзё,
управлявших
Японией с 1219 г.
в качестве так
называемых
своих союзников,
Асикага Такаудзи
(1305 - 1358), который
ниспроверг
власть Ходзё
в 1333 г. и на два
века установил
правление новой
династии сёгунов
Асикага (Муромати-бакуфу).
Война возобновилась
и продолжалась
до 1392 г. под названием
Намбокутё-дзидай
(период двух
правительств,
1331 - 1392 гг., когда
Южное правительство
(или династия)
поддерживало
императора
Годайго и носило
название Нантё,
Северное
правительство
(Хокутё) - императора
Комё), закончившись
победой рода
Асикага.
С
начала XV в. Япония
надолго погружается
в состояние
всеобщего
хаоса, а её
территория
почти повсеместно
становится
ареной военных
действий. Вершиной
этих столкновений
была война
между домами
Сиба Хатакэяма,
Хосокава и
Ямана, получившая
название "смута
годов Онин"
(1467 - 1477). Эта война
способствовала
ещё большему
усилению
раздробленности
и концентрированию
земельных
владений в
руках нескольких
сотен крупных
даймё.
Междоусобицы,
длившиеся
десятилетиями,
подорвали
экономику всех
провинций
Японии, вызвали
упадок земледелия;
из-за войн
крестьянство
на долгое время
отрывалось
от земли, подвергалось
нещадной эксплуатации
и поборам, облагалось
налогами. Ухудшение
положения
крестьянских
масс приводило
к частым крестьянским
восстаниям,
к которым нередко
примыкали
ронины и разорившиеся
самураи. Наиболее
значительным
из них было
восстание
крестьян провинции
Ямасиро, установившее
крестьянское
самоуправление,
которое просуществовало
восемь лет
(1485 - 1493).
К
началу XVI в. сёгуны
Асикага теряют
всякий контроль
над крупными
землевладельцами,
Япония распадается
на ряд независимых
княжеств с
влиятельными
даймё во главе.
Наступает
наиболее смутное
и тяжёлое время
в истории японского
средневековья
- период военной
анархии, или,
как его назвали,
"Сэнгокудзидай"
- "период сражающихся
областей".
Непрерывные
гражданские
войны "всех
против всех"
длились с 1507 по
1573 г.
Эпоха
Токугава
Политическое
объединение
Японии в начале
XVII в., достигнутое
Токугава Иэясу
который провозгласил
себя сёгуном
в 1603 г., закончило
дело начатое
двумя реформаторами
- Ода Нобунага
и Тоётоми Хидэёси.
Однако
объединение
страны носило
несколько
условный характер,
так как в Японии
продолжали
существовать
более 200 княжеств,
которые обладали
известной
степенью автономии.
Тем не менее,
политическое
единство оказало
благоприятное
воздействие
на экономику,
стимулировало
создание единого
общеяпонского
рынка, способствовало
подъёму культуры.
Одновременно
усилилась
власть и мощь
сёгуната являвшегося
абсолютистской
диктатурой,
опиравшейся
на сословие
самураев.
Самурайство,
как основная
военная сила
господствующего
класса, освободившееся
от участия в
междоусобицах,
стало применяться
теперь исключительно
для подавления
выступления
народных масс,
страдавших
от нещадной
эксплуатации
даймё.
Токугавское
правительство
лишило даймё
возможности
вести междоусобные
войны и выступать
против центральной
власти, сохранив
за собой право
контроля над
даймё. У даймё,
выступавших
против Токугава,
отнимали (полностью
или частично)
владения, в
некоторых
случаях недовольных
перемещали
в другие районы.
Одной
из главных мер,
принятых центральным
правительством
в первые же
годы, было разделение
всех крупных
даймё на три
группы в зависимости
от их прежнего
(до 1600 г.) отношения
к дому Токугава.
В высшую группу
даймё входили
так называемые
госанкэ (три
знатных дома)
- семьи, родственные
дому Токугава
(Кин, Мито, Овари);
во вторую группу
- фудай-даймё
- князья, находившиеся
в вассальных
отношениях
к сёгуну и
поддержавшие
его во время
битвы при Сэкигахара;
в третью - тодзама-даймё,
т.е. даймё, которые
были враждебны
дому Токугава
в его борьбе
за центральную
власть.
Тодзама-даймё
относились
к группе феодалов,
земли которых
нередко конфисковывались
и передавались
сторонникам
Токугава или
рассредоточивались
между владениями
фудай-даймё
с целью предотвратить
заговоры или
создание группировок,
могущих причинить
вред правительству.
С
этой целью были
введены институт
заложничества
(санкин-кодай),
предусматривавший,
что даймё после
годичного
пребывания
в своём поместье
должны были
год жить в Эдо
и держать там
свою семью в
качестве заложников;
положение о
выдаче ссуд
для удержания
даймё в финансовой
зависимости;
закрытие страны
во избежание
внешних стимулов
волнений и т.д.
Кроме
того, за даймё
и их поместьями
зорко следили
особые чиновники
сёгуна - мэцукэ
(букв.: "прикреплённый
глаз"), в подчинении
которых находился
аппарат секретной
службы, и разъезжавшие
по феодам инспекторы,
незамедлительно
докладывавшие
о любых, даже
незначительных
происшествиях
и инцидентах
вышестоящему
начальству.
Не
менее важной
задачей третий
сёгунат считал
консервацию
сложившегося
в Японии к началу
XVII в. политического
и общественного
строя. Сословной
системе и строгому
соблюдению
отношений
господства
и подчинения
в этот период
уделялось
особое внимание.
Деление общества
на сословия,
введённое
Хидэёси, осталось
почти в неизменном
виде с той лишь
разницей, что
сословие горожан
стало подразделяться
на ремесленников
и купцов. (При
Хидэёси население
делилось на
воинов - самураи,
крестьян - хакусё
и горожан - тёнин).
Классовая
структура эпохи
Токугава выражалась
формулой "си
- но - ко - сё" - "самураи
- крестьяне -
ремесленники
- купцы". Все
четыре сословия
вместе назывались
"симин". Самураи,
естественно,
как опора
токугавского
режима стояли
на высшей ступени
общественной
лестницы, они
считались
лучшими людьми
страны, цветом
японской нации.
Отсюда
поговорка:
"Среди цветов
- вишня, среди
людей - самурай".
За самураями
шли крестьяне.
Земледелие,
по конфуцианской
этике, считалось
благородным
занятием ещё
в древнем Китае.
Это положение
осталось неизменным
и в Японии. К
тому же крестьянство
для бакуфу и
кланов по существу
являлось основным
источником
средств (в первую
очередь риса
- всеобщего
денежного
эквивалента).
В связи с этим
крестьяне особо
выделялись
самурайством
среди простонародья
и занимали как
бы привилегированное
положение среди
низших сословий.
Ниже
крестьян стояли
ремесленники
и уже совсем
презренными
считались
купцы. Замыкали
социальный
ряд феодального
общества две
категории
населения:
нищие ("хинин"
- "не человек")
и "эта" - парии
(отверженные),
которые исполняли
самые грязные
и постыдные,
по мнению самураев,
работы, связанные
с выработкой
кожи и кожевенным
производством,
уборкой нечистот.
Совершенно
обособленной
продолжала
оставаться
придворная
аристократия
(кугэ) - прослойка
господствующего
класса, занимавшая
формально ещё
более высокое
место, чем самураи,
в сословной
организации
японского
общества, но
лишённая всякой
политической
власти и способности
к действию.
Переход из
одного сословия
в другое практически
был невозможен,
за исключением
случаев усыновления.
Сословие
воинов формально
считалось
единым. Тем не
менее регламентация
Токугава коснулась
и его. Она ввела
чёткое иерархическое
разделение
в среде военного
дворянства.
Наряду с выделением
у самураев
высшего ранга
даймё (военной
знати), были
определены
три класса
(госанкэ-, фудай-
и тодзама-даймё)
и иерархия
феодальных
князей, определявшая
положение
каждого из них
по размерам
территории:
владельцы
провинций -
"кунимоти",
или "кокусю";
владельцы
замков - "сиромоти",
или "дзёсю";
владельцы
поместья
- "рёсю";
На
ряду с этим
была оформлена
новая прослойка
самурайства,
так называемые
хатамото (букв.:
"подзнаменные"
или "знаменосцы"),
или дзикисан
(непосредственные
вассалы), которые,
как и уже названные
выше гокэнин,
являлись годзики-сан,
т.е. самураями,
подчинявшимися
непосредственно
бакуфу и сёгуну.
Хатамото,
в отличие от
гокэнин, обладали
большими
привилегиями:
-
они имели право
личных аудиенций
у сёгуна,
-
при представлении
министрам
сёгуна (родзю)
входили в помещение
непосредственно
с главного
входа;
-
во время встречи
с процессией
госанкэ поворачивались
к ней спиной,
делая вид, что
не видят её,
тогда как гокэнин
обязаны были
припадать к
земле сразу
же, увидев
копьеносцев
торжественного
шествия;
-
могли ездить
верхом, даже
в Эдо, что прочим
не разрешалось.
В
случае войны
хатамото должны
были принимать
участие в
комплектации
армии сёгуна,
поставляя по
пять человек
с каждой тысячи
коку (1 коку = 150
кг.) риса своего
годового дохода.
В мирное время
хатамото входили
в состав административного
аппарата сёгуната,
приближаясь
этим к даймё,
и составляли
вместе с "сёмё"
(мелкопоместные
феодалы, букв.
- "малое имя"
в противоположность
даймё -"большое
имя") верхушку
сословия самураев.
Хатамото
и гокэнин так
же, как и даймё,
делились на
категории:
фудай (фамилии
ближайших
сподвижников
Токугава Иэясу)
и гохо. Ниже
хатамото и
гокэнин по
социальному
положению
стояли вассалы
вассалов - байсин,
или самураи,
находившиеся
в подчинении
многочисленных
местных даймё.
Последнее место
в сословии
принадлежало
низшим самураям,
рядовым воинам
- асигару, или
кэнин.
Вне
всех этих категорий
стояли ронин,
или роси - самураи,
утратившие
место в своём
клане (хан). Они
покидали своего
сюзерена по
его принуждению
(в случае разрыва
договора между
господином
и слугой, что
бывало крайне
редко) или же
добровольно
(например, для
совершения
кровной мести,
после исполнения
которой могли
вернуться к
своему хозяину).
Многие ронины,
лишённые средств
к существованию,
искали нового
покровителя
или становились
на путь грабежа
и разбоя, объединяясь
в банды и терроризируя
жителей мелких
деревень, путников
на дорогах.
Среди ронинов
вербовались
также наёмные
убийцы.
Экономическое
благосостояние
и мощь японских
даймё определялась
величиной их
земельных
владений, которые
были постоянно
закреплены
за даймё, и кокудака
- размером урожая
риса, самого
важного продукта
обмена в Японии
того времени,
получаемого
с земельного
участка или
со всего княжества.
Общий
годовой сбор
риса по всей
Японии составлял
28 млн. коку, из
которых 8 млн.
принадлежали
сёгуну (40 тыс.
коку назначались
императорскому
двору), а 20млн.
являлись
собственностью
270 даймё. Доход
князей колебался
от 100 тыс. коку
до 1 млн. коку
риса в год. Среди
даймё имевших
годовой доход
более 1 млн. коку,
выделялся такой
род, как Маэда.
Далее следовали
Симадзу, Датэ
и несколько
других могущественных
кланов. В то же
время фудай-даймё
(150 фамилий) располагали
меньшим количеством
риса, равнявшимся
у многих родов
100 тыс. коку. На
каждые 100 тыс.
коку даймё были
обязаны содержать
от 2,5 тыс. до 3 тыс.
самураев. Таким
образом, наибольшее
число непосредственных
вассалов крупных
даймё составляло
иногда 25 - 30 тыс.
Общая же численность
сословия самураев
в XVII в. достигала
400 тыс., с членами
семей - около
2 млн., а с челядью
- до 3 млн. (население
Японии в течении
XVII в. увеличилось
с 16 - 17 млн. до 25 - 26 млн.
(без самураев)).
Подобная
многочисленность
самураев объяснялась
постоянными
междоусобицами
в прежние времена,
необходимостью
частого подавления
крестьянских
восстаний и
островным
положением
Японии, при
котором правящие
круги не могли
рассчитывать
на реальную
помощь феодалов
соседних стран
Азии.
Численность
самураев в
различных
провинциях
и княжествах
была не равной.
Имущественное
положение буси
всецело зависело
от степени
богатства и
влияния их
сюзерена. Чем
больше был
годовой доход
даймё, тем больше
он имел в своём
подчинении
самураев, которые
получали жалование
рисом. В мелких
княжествах
численность
самураев не
превышала 5 %
численности
населения, в
то время как
в больших владениях
могущественных
даймё буси
составляли
около четверти
населения.
Основная
масса самураев
не имела земли
и получала от
даймё за несение
службы (хоко)
специальный
паёк рисом -
року, который
был введён
указом в 1653 г.
Некоторые
высшие, особо
приближённые
к окружению
крупных даймё
самураи часто
получали в год
по 10 тыс. коку,
хатамото (их
было около 5
тыс.) назначался
паёк менее 10
тыс. коку риса,
пенсия рисом
гокэнин (15 тыс.)
равнялась 100
коку. Рядовым
вассалам даймё
выдавалось
ещё меньше риса
- около 30 коку
в год. Этим пайком
самураи удовлетворяли
собственные
и семейные
нужды, начиная
от одежды и
пищи и кончая
предметами
роскоши (например,
золотой оправой
оружия, передававшейся
по наследству,
и т.д.). От цен на
рис зависело
благополучие
буси и соответственно
крестьянства,
основного
производителя
и поставщика
продукта.
Землю
(та) от даймё
получала очень
незначительная
часть самураев
- старшие самураи,
которые управляли
определённой
частью земель
даймё.
Такие
самураи являлись
главными вассалами
князя - кунигаро.
Содержание
даймё и его
вассалов, истощавшее
бюджет страны,
осуществлялось
за счёт крестьян,
которые получали
в пользование
земельные
наделы на правах
аренды и платили
за это ренту-налог
(нэнгу), а также
исполняли
всевозможные
повинности.
Таких крестьян,
прикреплённых
к своему наделу,
именовали
"хомбякусё",
т.е. "настоящие
крестьяне".
Большая часть
производимой
крестьянами
сельскохозяйственной
продукции
отбиралась
в пользу государства,
хотя основной
налог должен
был собираться
по принципу
"сико року мин":
"4 части - князю,
6 - народу", иногда
"2 - князю, 1 - народу".
Безмерная
эксплуатация
порождали среди
крестьянства
недовольство,
переходившее
в петиционные
движения, бегство
крестьян или
вооружённые
восстания.
Мелкие выступления
крестьянских
масс подавлялись
собственными
самурайскими
дружинами по
приказу даймё.
Войска
сёгуна помогали
князьям только
тогда, когда
их самураи не
могли сами
справиться
с народом. Например,
восстания
крестьян в
Симабара (1637 -
1638) и в провинции
Симоса (1653) были
подавлены
правительственными
войсками.
Укреплению
порядка способствовали
законодательные
меры токугавских
сёгунов, продолживших
линию Нобунага
и Хидэёси. Одним
из указов, который
вёл к твёрдому
установлению
социальной
иерархии, был
декрет Хидэёси
1588 г. Об изъятии
у крестьян
оружия, известный
под названием
"катана-гари"
- "охота за мечами".
Он укрепил
застывшее
разделение
сословия воинов
и народа и должен
был препятствовать
ведению крестьянами
вооружённой
борьбы против
князей. Указы
и своды правил,
регламентировавшие
жизнь высших
привилегированных
слоёв и простонародья,
всякий раз
подчёркивали
сословные
различия. Почётное
и наследственное
звание самурая
позволяло ему
иметь фамилию,
носить два меча
и одежду своего
сословия; в то
же время крестьянам
(даже зажиточным)
по указу 1643 г. было
запрещено
носить шёлковое
платье, предписывалось
ограниченное
потребление
риса и т.д.
Сёгунское
правительство
не разрешало
самураям заниматься
торговлей,
ремеслом и
ростовщичеством,
считавшимися
постыдными
занятиями для
благородного
человека, а
также освобождало
их от уплаты
налогов.
Наставления
для самураев
сводились в
определённые
кодексы. Один
из них - "Букэ-хатто"
("Свод законов
военных домов"),
составленный
Токугава Иэясу
в 1615 г., определял
правила поведения
военного сословия
в быту и на службе.
В "Букэ-хатто"
говорилось
о серьёзном
отношении
самурая к оружию
и необходимый
для буси литературе
(статьи 1 - 2), о
поддержании
порядка во
владении даймё
и отношениях
между сюзереном
и вассалом (ст.
3 - 5), об одежде и
экипажах,
свойственных
для каждой
категории
сословия (ст.
9 - 11), о женитьбе
(ст. 8) и т.д.
Закон
строго охранял
честь самурая.
Один из пунктов
основного
административного
уложения дома
Токугава, состоявшего
из 100 статей,
гласил: "Если
лицо низшего
сословия, такое
как горожанин
или крестьянин,
будет виновно
в оскорблении
самурая речью
или грубым
поведением,
его можно тут
же зарубить".
Это правило
в более популярном
виде известно
как "Кирисутэ
гомэн", т.е.
разрешение
на убийство
или "разрешение
зарубить и
оставить".
Неподобающим
по отношению
к самураю
рассматривалось
также неуважение
его личности.
Крестьянам
предписывалось:
"где бы они ни
были - у обочины
дороги или за
работой в поле,
завидев любого
самурая (в том
числе и из чужого
владения),
"обязательно
снимать головные
уборы - соломенные
шляпы, платки,
повязки из
полотенца - и
пасть на колени".
За неисполнение
этого правила
полагалось
наказание.
Другими словами,
каждая встреча
с самураем
могла окончиться
смертью. Простой
народ, по законам
Токугава, о
которых он
иногда имел
очень смутное
представление,
должен был в
соответствии
с конфуцианской
доктриной
просто делать
то, что ему говорят,
не спрашивая,
зачем это надо.
Об
отношении
высших и низших
сословий в
официальном
уложении говорилось
следующее: "Все
нарушения
должны быть
наказуемы в
соответствии
с сословным
статусом". Те
нарушения,
которые считались
для самураев
"эксцессами",
для народа были
уже "преступлениями"
и могли караться
смертью. Однако,
с другой стороны,
самурай (по
бусидо) лишался
жизни за такой
поступок, за
какой крестьянину
сохраняли
жизнь. При
невыполнении
приказа, например,
или нарушении
данного слова
воин должен
был покончить
жизнь самоубийством.
Многие
элементы
законодательства
сёгуната, выступавшие
часто в форме
этических
принципов,
выполняли собой
официальную
идеологию
самурайства
(бусидо), которая
продолжала
своё развитие
в период Эдо.
Эпоха
правления
сёгунов Токугава
была временем
наивысшего
расцвета сословия
самураев,
окончательного
сложения его
идеологии,
культуры и
обычаев. Однако
это же время
ознаменовало
собой ухудшение
состояния
экономики,
кризис всей
финансовой
системы правительства
и укреплении
торгово-ростовщических
элементов,
развивавшихся
в растущих
городах. Особенно
явственно это
стало проявляться
после годов
Гэнроку (сентябрь
1688 - март 1704).
Не
помогли сёгунам
Токугава и
реформы, которыми
власти пытались
укрепить
пошатнувшуюся
экономику,
изменить бедственное
положение
разоряющихся
крестьян, страдавших
от тяжёлых
поборов, неурожаев,
голода и эпидемий.
Обострялась
и борьба за
власть. В кругах
придворной
аристократии
Киото, являвшихся
сторонниками
императорской
власти, всё
чаще поднимались
голоса в поддержку
антисёгунского
движения. В
этих условиях
существование
паразитирующего
и всё более
деградирующего
многочисленного
сословия воинов,
предназначенного
для защиты
народа (населения
княжеств) от
несуществующих
бедствий войны
(при отсутствии
междоусобных
войн), представляло
собой парадоксальное
явление.
В
мирное время
самураи, свободные
от своего основного
состояния -
войны, направляли
свою энергию
и храбрость
иногда лишь
на борьбу с
пожарами, которые
особенно часто
возникали в
кварталах
столицы сёгуната
Эдо, сплошь
состоявших
из деревянных
строений. Самураи
дежурили на
специальных
постах по оповещению
о пожарах. Даймё
и высокопоставленные
чиновники
выезжали на
пожар, как на
войну: в полном
военном снаряжении,
в шлемах и доспехах.
В остальном
самураи, поддерживаемые
правительством
и даймё, не
занимались
никакими полезными
для государства
делами, ничего
не производили
и являлись лишь
потребителями
того, что создавалось
трудом крестьян
и ремесленников.
Сёгунату и
феодальным
князьям по мере
развития
товарно-денежных
отношений и
в связи с экономическими
трудностями
всё тяжелее
было содержать
самурайские
дружины. Даймё,
попадавшие
в зависимость
к юридически
бесправным
торговцам,
постоянно
сокращали
рисовые пайки
самураев и
вынуждены были
распускать
свои мелкие
армии.
Самураи,
превращавшиеся
в ронинов, шли
в города и начинали
заниматься
делами, не
дозволенными
представителям
их сословия:
ремеслом, мелкой
торговлей,
становились
учителями,
художниками
и т.п. Многие
ронины, не способные
к работе в виду
своей полной
неподготовленности
к практической
деятельность
или сословных
предрассудков,
влачили жалкое
существование,
ничем не отличаясь
от низших сословий.
Нередко такие
люди принимали
участие в
крестьянских
восстаниях,
иногда возглавляя
их, присоединялись
к выступлениям
горожан.
Обычным
явлением в
конце эпохи
японского
феодализма
стало нарушение
феодальных
законов и традиций:
продажа воинских
доспехов, оружия
и сомой принадлежности
к сословию
самураев путём
"усыновления"
богатых горожан
или женитьбы
на купеческих
дочерях.
Ухудшение
экономического
положения в
феодальных
княжествах
заставляло
военное дворянство
приспособляться
к обстановке.
В японской
деревне в последние
десятилетия
господства
сёгунов Токугава
постоянно рос
весьма своеобразный
социальный
слой - госи,
деревенские
самураи. Госи
объединяли
в себе специфические
черты самураев,
юридически
относясь к
господствующему
классу, и крестьян,
так как проживали
в деревнях,
имели землю
и занимались
сельским хозяйством
наряду с крестьянами.
Положение
сельских самураев
было устойчиво
в экономическом
смысле, они
выгодно отличались
от буси низших
рангов, живших
на всё уменьшающиеся
пайки, и ронинов,
не получавших
извне никаких
средств к
существованию.
Госи имели
значительно
большие, чем
у крестьян,
участки земли,
что позволяло
им сдавать
часть её в аренду.
Они не брезговали
также торговлей
и ростовщичеством,
нередко скупали
крестьянские
участки, становясь
вместе с гоно
- богатыми
землевладельцами
- особой разновидностью
мелких помещиков,
социальной
верхушкой
токугавской
деревни.
К
середине XIX в.
процесс разложения
самурайства
достиг своей
высшей точки.
Система общества,
разделявшая
население
Японии на
привилегированные
и низшие сословия,
фактически
перестала
существовать.
После насильственного
"открытия"
страны для
внешней торговли
с развитыми
капиталистическими
странами Европы
и Америкой
система натурального
хозяйства была
почти окончательно
разрушена.
Дешёвые иностранные
товары наводнили
японский рынок,
вызвав тем
самым развал
экономики,
который отразился
на положении
всех слоёв
населения. В
этих условиях
с ещё большей
силой разгорелась
борьба между
самурайской
оппозицией,
в которую входили
и ронины, против
токугавского
режима. Самурая
и ронины, поддерживаемые
и направляемые
представителями
промышленной
и торговой
буржуазии,
выступали под
антисёгунскими
лозунгами
"изгнания
варваров"
(иностранцев)
и "почтения
к императору".
Результатом
этих событий
и гражданской
войны, последовавшей
за ними (1866 - 1869), было
свержение 15-го
сёгуна династии
Токугава Ёсинобу
(Кэйки) и восстановление
власти императора,
которое получило
название в
японской истории
"Мэйдзи-исин",
или "обновление
Мэйдзи".
Утверждение
самураев в
период средневековья
как господствующего
сословия
сопровождалось
становлением
особой культуры
самурайства
(духовной и
материальной)
или своеобразного
комплекса
элементов
культуры, характерных
только для
сословия воинов,
отличных от
культуры
аристократического
общества.
В
период Гэмпэй
(конец XII в. ) начало
оформляться
мировоззрение
служилого
дворянства
- своеобразный
кодекс самурайской
этики - бусидо,
определявшее
поведение воина
в обществе. В
то же время
среди самураев
широкое распространение
получило учение
буддийской
секты "дзен",
которое наряду
с бусидо составило
официальную
идеологию
сословия.
Деяния
самураев обусловили
появление
военного эпоса
- гунки, жанра
средневековой
литературы.
При покровительстве
военных домов
развился своеобразный
на вид танцевальной
оперы - представления
средневекового
театра "Но".
Постоянные
междоусобные
войны способствовали
выработке и
развитию военных
искусств самураев,
совершенствованию
боевого снаряжения
и оружия, что
в свою очередь
отразилось
на прогрессе
прикладного
искусства и
ремесла, связанного
с производством
вооружения
буси, их одежды,
предметов
обихода и т.п.
Эта
культура развивалась
на протяжении
всего периода
междоусобных
войн XII - XVI столетий,
являвшегося
как бы классическим
временем формирования
сословия самураев.
Основные черты
её перешли в
новое время
японской истории
- эпоху сёгуната
Токугава, где
они нашли своё
логическое
завершение.
Идеология
самурайства
Бусидо,
первоначально
трактовавшееся
как "путь коня
и лука", впоследствии
стало означать
"путь самурая,
воина" ("буси"
- воин, самурай;
"до" - путь, учение,
способ, средство).
Кроме того,
слово "до"
переводится
ещё и как "долг",
"мораль", что
имеет соответствие
с классической
философской
традицией
Китая, где понятие
"путь" является
некой этической
нормой (дао-дэ).
Таким образом,
бусидо - это
"самурайская
мораль", "добродетель",
"морально-этический"
кодекс.
Бусидо
касалось отношения
самураев к
социальной
феодальной
общности, к
людям того или
иного класса,
к государству.
Содержание
бусидо вышло
за рамки прежних
традиций
родоплеменного
общества - оно
включило в себя
догмы буддизма
и конфуцианства
и имело в своей
основе новые
нормы поведения.
Постепенно
развиваясь,
бусидо превратилось
в моральный
кодекс воинов,
являющийся
в то же время
преимущественно
частью различных
религиозных
учений (буддизма,
конфуцианства
и синтоизма
- национальной
религии японцев),
становилось
также областью
философского
знания, предметом
этики. Будучи
слитым воедино
с восточной
философией,
бусидо носило
характер
практического
нравоучения.
Самураи считали
его методом
совершенствования
психической
и телесной
гигиены. Бусидо
нравственно
осмысляло
философское
миро учение
в целом и было
призвано научить
самурая "правильной
жизни" в феодальном
японском обществе.
Оно совмещало
в себе теорию
бытия и изучение
психики человека,
решало вопросы,
связанные с
понятием сущности
индивидуума,
его роли в окружающем
мире, смысла
жизни, добра
и зла, нравственных
ценностей и
нравственного
идеала. Воин,
воспитанный
в духе бусидо,
должен был
чётко сознавать
свой моральный
долг, в частности
свои личные
обязанности
по отношению
к сюзерену,
должен был сам
оценивать свои
действия и
поступки, морально
осуждать себя
в случае неправильных
действий, нарушения
своих обязанностей
и долга. Такое
моральное
самоосуждение
влекло за собой,
как правило,
самоубийство,
совершавшееся
по определённому
ритуалу путём
харакири - вскрытия
живота малым
самурайским
мечом. Таким
образом самурай
смывал кровью
бесчестье,
позорящее его.
Бусидо,
как способ
регулирования
поведения
воина, не опиралось
непосредственно
ни на какие
специальные
учреждения,
принуждавшие
к соблюдению
моральных норм,
оно основывалось
на силе убеждения,
общественного
мнения, примера,
воспитания,
традиций и силе
нравственного
авторитета
отдельных лиц,
отмеченных
в средневековой
истории Японии.
Принципы бусидо
не были объединены
в специальный
свод правил
и не были изложены
ни в одном
литературном
памятнике
феодальных
времён, однако
нашли своё
отражение в
легендах и
повестях прошлого,
рассказывающих
о верности
вассала своему
феодалу, о презрении
к смерти, мужестве
и стойкости
самураев.
Бусидо
даже нельзя
назвать учением
в прямом смысле,
это, скорее,
одна из форм
выражения
феодальной
идеологии, её
основные положения
и принципы,
развивавшиеся
из поколения
в поколение
в течении длительного
времени. Бусидо
это особая
мораль, выработанная
сословием
воинов, входивших
в господствующий
класс Японии,
которая представляла
собой систему
взглядов, норм
и оценок, касавшихся
поведения
самураев, способов
воспитания
самурайской
молодёжи, создания
и укрепления
определённых
нравственных
качеств и отношений.
При
всём этом бусидо
являлось сословной
моралью. Оно
служило только
самурайству,
оправдывало
все его действия
и отстаивало
его интересы.
Чётко и довольно
вразумительно
требования
Бусидо сформулированы
в "Начальных
основах воинских
искусств"
Дайдодзи Юдзана:
Истинная
храбрость
заключается
в том, чтобы
жить, когда
правомерно
жить, и умереть,
когда правомерно
умереть.
К
смерти следует
идти с ясным
сознанием
того, что надлежит
делать самураю
и что унижает
его достоинство.
Следует
взвешивать
каждое слово
и неизменно
задавать себе
вопрос, правда
ли то, что собираешься
сказать.
Необходимо
быть умеренным
в еде и избегать
распущенности.
В
делах повседневных
помнить о смерти
и хранить это
слово в сердце.
Уважать
правило "ствола
и ветвей". Забыть
его - значит
никогда не
постигнуть
добродетели,
а человек,
пренебрегающий
добродетелью
сыновней
почтительности,
не есть самурай.
Родители - ствол
дерева, дети
- его ветви.
Самурай
должен быть
не только примерным
сыном, но и
верноподданным.
Он не оставит
господина даже
в том случае,
если число
вассалов его
сократится
со ста до десяти
и с десяти до
одного.
На
войне верность
самурая проявляется
в том, чтобы
без страха
идти на вражеские
стрелы и копья,
жертвуя жизнью,
если того требует
долг.
Верность,
справедливость
и мужество
суть три природные
добродетели
самурая.
Во
время сна самураю
не следует
ложиться ногами
в сторону резиденции
сюзерена. В
сторону господина
не подобает
целиться ни
при стрельбе
из лука, ни при
упражнениях
с копьём.
Если
самурай, лёжа
в постели, слышит
разговор о
своём господине
или собирается
сказать что-либо
сам, он должен
встать и одеться.
Сокол
не подбирает
брошенные
зёрна, даже
если умирает
с голоду. Так
и самурай, орудуя
зубочисткой,
должен показывать,
что сыт, даже
если он ничего
не ел.
Если
на войне самураю
случится проиграть
бой и он должен
будет сложить
голову, ему
следует гордо
назвать своё
имя и умереть
с улыбкой без
унизительной
поспешности.
Будучи
смертельно
ранен, так что
никакие средства
уже не могут
его спасти,
самурай должен
почтительно
обратиться
со словами
прощания к
старшим по
положению и
спокойно испустить
дух, подчиняясь
неизбежному.
Обладающий
лишь грубой
силой не достоин
звания самурая.
Не говоря уж
о необходимости
изучения наук,
воин должен
использовать
досуг для упражнений
в поэзии и
постижения
чайной церемонии.
Возле
своего дома
самурай может
соорудить
скромный чайный
павильон, в
котором надлежит
использовать
новые картины-какэмоно,
современные
скромные чашки
и налакированный
керамический
чайник.
Самурайская
мораль сформировалась
в общих чертах
одновременно
с системой
сёгуната, однако
основы её
существовали
задолго до
этого времени.
Нитобэ Инадзо
выделял в качестве
основных источников
бусидо буддизм
и синто, а также
учения Конфуция
и Мэн-цзы. И
действительно,
буддизм и
конфуцианство,
пришедшие в
Японию из Китая
вместе с его
культурой,
имели большой
успех у аристократии
и быстро распространились
среди самурайства.
То, чего не доставало
самураям в
канонах буддизма
и конфуцианства,
в изобилии
давало воинам
синто.
Наиболее
важными доктринами,
которые бусидо
почерпнуло
из синтоизма
- древней религии
японцев, представлявшей
собой сочетание
культа природы,
предков, веры
в магию, существование
души и духов,
были любовь
к природе, предкам,
духам природы
и предков, к
стране и государю.
Заимствования
из синто, которые
восприняло
бусидо, были
объединены
в два понятия:
патриотизма
и верноподданичества.
Особенно
сильное влияние
на бусидо оказал
буддизм махаянистского
направления,
проникший в
Японию в 522 г.
Многие философские
истины буддизма
наиболее полно
отвечали потребностям
и интересам
самураев. При
этом популярнейшей
сектой буддизма
была "дзен",
монахи которой
внесли значительный
вклад в дело
развития бусидо.
Созвучие
мировоззрения
сословия воинов,
с положениями
дзен-буддизма
позволили
использовать
секту "дзен"
в качестве
религиозно-философской
основы этических
наставлений
самурайства.
Так, например,
бусидо восприняло
из дзен идею
строгого
самоконтроля.
Самоконтроль
и самообладание
были возведены
в ранг добродетели
и считались
ценными качествами
характера
самурая.
В
непосредственной
связи с бусидо
стояла также
медитация дзен,
вырабатывавшая
у самурая уверенность
и хладнокровие
перед лицом
смерти, которые
рассматривались
как нечто
положительное
и великое, как
мужественное
вхождение в
"му" - небытие.
Из
конфуцианства
идеология
самураев прежде
всего восприняла
конфуцианские
требования
о "верности
долгу", послушании
своему господину,
а также требования,
касающиеся
морального
совершенствования
личности.
Конфуцианство
способствовало
возникновению
в среде самураев
и в их идеологии
презрения к
производительному
труду, в частности
к труду крестьян.
Это отношение
оправдывало
безжалостную
эксплуатацию
японского
крестьянства
изречением,
приписываемым
Конфуцию: "Кормящийся
от народа управляет
им". То же самое
легло в основу
этико-политической
философии
Мэн-цзы, другого
корифея конфуцианства,
который называл
принцип управления
господствующего
класса "всеобщим
законом вселенной".
Так
под воздействием
синто, буддизма
и конфуцианства
формировались
основные принципы
самурайской
этики, входившие
в качестве
составной части
в мораль феодального
общества, имеющую
название "дакоту"
(кит.: дао-дэ).
В
числе главных
принципов
самурайской
морали выделялись:
верность господину;
вежливость;
мужество;
правдивость;
простоту и
воздержанность;
презрение к
личной выгоде
и деньгам.
Личный
героизм самураев,
жажда подвига
и славы не должны
были служить,
по буси, самоцелью.
Всё это было
подчинено
идеологией
правящего
класса более
высокой цели,
а именно: идее
верности, которая
покрывала собой
всё содержание
общественной
и личной морали
воина. Принцип
верности выражался
в беззаветном
служении сюзерену
и опирался на
положения о
верности, почёрпнутые
из синто, буддийское
убеждение в
бренности всего
земного, которое
усиливало у
самурая дух
самопожертвования
и не боязни
смерти, и философию
конфуцианства,
сделавшую
лояльность
(верность вассала
феодалу) первой
добродетелью.
Верность по
отношению к
своему господину
требовала от
самурая полного
отрешения от
личных интересов.
Однако верность
вассала не
подразумевала
принесение
ей в жертву
совести самурая.
Бусидо не учило
людей отказываться
от своих убеждений
даже для сюзерена,
поэтому в случае,
когда феодал
требовал от
вассала действий,
идущих вразрез
с убеждениями
последнего,
тот должен был
всеми силами
стараться
убедить своего
князя не совершать
поступка, порочащего
имя благородного
человека.
Если
это оканчивалось
неудачей, самурай
обязан был
доказать искренность
своих слов,
прибегнув к
самоубийству
путём харакири.
При всех других
обстоятельствах
бусидо призывало
жертвовать
всем ради верности.
В
моральном
кодексе самураев
феодальной
эпохи большое
значение придавалось
также катакиути
- кровной мести,
узаконенной
бусидо в качестве
вида нравственного
удовлетворения
чувства справедливости.
Верность сюзерену
требовала
непременного
отмщения за
оскорбление
господина.
Конфуций по
этому поводу
сказал следующее:
"Обиду надо
заглаживать
справедливостью".
Рядом
с верностью
стоял принцип
долга, превративший
естественную
настойчивость
и упорство
воинов в возвышенное
начало морального
порядка. В
соответствии
с догмами
конфуцианства
долг - это "смысл
и закон явлений
и жизни", "прямота
души и поступков",
или "справедливость".
Из понятия
справедливость
выводилось
понятие "благородство",
которое считалось
"высшей чуткостью
справедливости".
В
японском языке
долг, чувство
(сознание) долга
обозначается
словом "гири"
(букв.: "справедливый
принцип"), которое
произошло от
"гиси" - "верный
вассал, человек
чести и долга,
человек благородства".
Первоначально
это слово означало
простую и
естественную
обязанность
по отношению
к родителям,
старшим, обществу,
близким и т.д.
Со временем
термин "гири"
распространился
и на обязанность
по отношению
к господину,
играя немаловажную
роль в этике
сословия воинов.
В силу этого
слово "гири"
стало объяснять
такие поступки,
как жертвование
самураями
жизнью ради
феодала, жертвование
родителей
детьми и т.д.
Выбор между
долгом (гири)
и чувствами
(ниндзё) всегда
должен был
разрешаться
в пользу долга.
Кроме
верности и
чувства долга
одним из ключевых
требований
Бусидо была
личная храбрость,
мужество, впитавшееся
в плоть и кровь
самурая, не
покидало его
в самых трудных
ситуациях. Оно
было плодом
физической
закалки, психической
уравновешенности
и спокойного
презрения к
смерти.
Бусидо
признавало
только разумную
храбрость,
осуждая напрасный
риск; неразумная,
бесцельная
смерть считалась
"собачьей
смертью".
Принцип
скромности
вырабатывался
вследствие
подчинённого
положения
рядовых воинов,
невозможности
для них поднимать
голову перед
своим господином.
К скромности
было близко
также понятие
"вежливость",
подразумевавшее
терпение, отсутствие
зависти и зла.
В лучшей своей
форме вежливость
приближалась,
по конфуцианским
понятиям, к
любви. Развитию
принципа вежливости
способствовали
постоянные
упражнения
в правильности
манер, которые
должны были
привести все
члены организма
в гармонию,
"при которой
поведение будет
показывать
господство
духа над плотью".
Умение
владеть собой
и управлять
своими чувствами
было доведено
у самураев до
большого
совершенства.
Душевное равновесие
являлось идеалом
бусидо, поэтому
самурайская
этика возвела
этот принцип
в ранг добродетели
и высоко его
ценила. Яркой
иллюстрацией
способности
к самоконтролю
самураев является
обряд харакири.
Самоубийство
считалось среди
самураев высшим
подвигом и
высшим проявлением
личного героизма.
Отношение
самурая к смерти,
многократно
воспетое в
литературе
и неоднократно
подтверждённое
историческими
примерами,
отнюдь не являлось
чем-то исключительным
для народов
Дальнего Востока.
Наоборот, оно
было естественным
для всей даосско-буддийской
системы мировоззрения,
определявшей
жизнь человека
как звено в
бесконечной
цепи перерождений.
Самоценность
земной жизни
для ревностного
буддиста любого
толка была
очень невелика.
Дзенский монах,
крестьянин,
веровавший
в милосердие
будды Амитабы,
священник секты
Тэндай и нищий
отшельник,
исповедовавший
тантрическое
учение Сингон,
в равной степени
считали жизнь
иллюзорным
кратковременным
эпизодом в
бесконечной
драме Бытия.
Буддийский
тезис о непостоянстве
всего сущего
(мудзё-кан) лежит
в основе всей
японской культуры.
С чем же сравнить
тело твоё,
человек?
Призрачна
жизнь,
словно роса
на траве,
словно мерцанье
зарниц.
В
этом стихотворении
дзенского
мастера Роана
отражён не
субъективный
взгляд на
действительность,
а универсальная
истина, не требующих
никаких подтверждений.
Именно такое
представление
о смерти было
присуще и самураям,
которые видели
своё предназначение
в том, чтобы
"уподобиться
опадающим
лепесткам
сакуры", погибнуть
в бою, "словно
яшма, разбивающаяся
об утёс".
Самодисциплина,
усугублявшаяся
изощрёнными
регламентациями,
заставляла
самурая всегда
и во всём следовать
закону чести,
что, согласно
убеждениям
верующего
буддиста,
благотворным
образом влияло
на карму и
обеспечивало
счастье в следующих
рождениях.
Речь
идёт не о презрении
к смерти, а о
равнодушном
отношении к
ней, о естественном
принятии небытия,
ожидающего
"по ту сторону
добра и зла".
Самураи превратили
тривиальную
религиозную
догму в средство
воспитания
сверхчеловеческого
бесстрашия.
Примеры достижения
фантастических
результатов
путём культивирования
и доведения,
казалось бы,
до абсурда
вполне заурядных
свойств человеческой
физиологии
и психики можно
встретить почти
во всех воинских
искусствах.
Самурай же по
долгу службы
становился
носителем
целого комплекса
бу-дзюцу, и
применение
их на ратном
поле зависело
прежде всего
от глубины
презрения к
смерти, от стремления
к смерти.
Едва
ли нуждается
в доказательстве
тезис о том,
что воин, начисто
лишённый страха
смерти и видящий
в смерти лишь
дело чести,
обладает в бою
всеми преимуществами
перед воином,
судорожно
преодолевающим
естественные
человеческие
эмоции - чувство
страха и инстинкт
самосохранения.
Дзен
воспитывал
в самураях не
просто равнодушие
к смерти, но
даже своеобразную
любовь к ней
как к верному
средству
самоутверждения.
Такому подходу
нельзя отказать
в рационализме.
Не случайно
выдающиеся
полководцы
средневековья
воспитывали
себя и своих
солдат в традициях
самопожертвования.
Со
временем смерть
во имя долга
стала восприниматься
в самурайской
среде как довольно
трудный, но не
лишённый
эстетического
наслаждения
этап самосовершенствования.
О
смерти много
и прочувствованно
рассуждали,
смертью восторгались,
к красивой
смерти стремились.
Тот же Уэсуги
Кэнсин, павший
от руки наёмного
убийцы, оставил
такие строки:
Ни раем, ни
адом
меня уже не
смутить,
и в лунном
сиянье
стою непоколебим
-
ни облачка
на душе…
Умение
абстрагироваться
от мирской
суеты, от прозы
жизни, от жестокостей
военного времени
высоко ценилось
в самурайской
среде. Способность
видеть "вечность
в чашечке цветка"
с ранних лет
заботливо
пестовалась
в юношах и девушках
родителями,
учителями, всем
их окружением.
В подражание
китайским
классикам такой
образ жизни,
при котором
человек может
даже на грани
между жизнью
и смертью
наслаждаться
красотами
пейзажа, называли
в Японии фурю
(кит. Фэнлю), что
означает "ветер
и поток". Подобное
мировоззрение
позволяло
неизменно
воспринимать
жизнь как "ветер
и поток" во всей
её эфемерной
полноте. Наиболее
совершенным
воплощением
философии
"ветра и потока"
стал широко
распространённый
среди самураев
обычай слагать
перед смертью
"прощальное"
стихотворение
- чаще всего в
жанре пейзажной
лирики.
Так
как конкретная
земная жизнь
для буддиста
была лишь звеном
в длинной цепи
перерождений,
обусловленных
кармой, то для
него не существовало
стены между
бытием и небытием,
жизнью и смертью.
Однако человек
способен облагородить
каждое мгновение
жизни, осознав
и прочувствовав
первозданную
красоту окружающего
"бренного мира",
красоту непостоянства.
Парадоксально,
но именно в
смерти идеологи
самурайства
усматривали
дополнительный
источник силы,
почти сверхъестественного
могущества
и одновременно
гражданской
добродетели:
"Путь самурая
есть одержимость
смертью. Подчас
десятеро противников
не в силах одолеть
одного воина,
проникнутого
решимостью
умереть. Великие
дела нельзя
совершить в
обычном состоянии
духа. Нужно
обратиться
в фанатика и
пестовать
страсть к смерти.
К тому времени,
когда разовьётся
в человеке
способность
различать добро
и зло, может
быть уже слишком
поздно. Для
самурая надо
всем довлеют
верность господину
и сыновняя
преданность,
но единственное,
что поистине
нужно ему, -
одержимость
смертью. Если
одержимость
смертью достигнута,
верность господину
и сыновняя
преданность
придут сами
собой - гласит
"Сокрытое в
листве".
Чувство
чести. Сознание
собственного
достоинства
воспитывалось
у детей самураев
с детства. Воины
строго охраняли
своё "доброе
имя" - чувство
стыда было для
самурая самым
тяжёлым. Японская
поговорка
гласит: "Бесчестье
подобно порезу
на дереве, который
со временем
делается всё
больше и больше".
Честь
и слава ценились
дороже жизни,
поэтому, когда
на карту ставилось
одно из этих
понятий, самурай,
не раздумывая,
отдавал за него
свою жизнь.
Нередко из-за
одного слова,
задевающего
честь самурая,
в ход пускалось
оружие; такие
схватки буси
заканчивались,
как правило,
смертью или
ранением.
Во
всех своих
действиях
самурай должен
был исходить
из соображений
высшей справедливости
и честности,
что, разумеется
было утопией
во времена
коварных интриг,
заговоров и
междоусобных
войн. Тем не
менее в частностях
самураи были
весьма щепетильны.
Поговорка "буси
ва ни гон наси"
("слово самурая
свято") появилась
не случайно,
ибо самураи
презирали ложь.
Презрение ко
лжи не мешало
им, однако,
оправдывать
лесть, бахвальство
и хитрость,
которую при
случае можно
было назвать
"военной", а
их утончённый
эстетизм нередко
граничил с
садизмом.
Ложь
для самурая
была равна
трусости.
Слово
самурая имело
вес без всяких
письменных
обязательств,
которые, по его
мнению, унижали
достоинство.
Как правило,
слово, даваемое
самураем, было
гарантией
правдивости
уверения. На
клятву же многие
из самураев
смотрели как
на унижение
их чести. Очевидно,
именно поэтому
в японском
языке нет слова
"ложь"; слово
"усо" употребляется
как отрицание
правдивости
(макото) или
факта (хонто).
Кроме
чисто профессиональных
особенностей,
присущих сословию
воинов, самурай
должен был, по
бусидо, обладать
также благосклонностью,
милосердием,
чувством жалости,
великодушием,
симпатией к
людям. Милосердие
самурая (бусино
насакэ) не было
просто слепым
импульсом, оно
находилось
в определённом
отношении к
справедливости,
так как означало
сохранение
или уничтожение
жизни. Основой
милосердия
считалось
сострадание,
потому что
"милосердный
человек самый
внимательный
к тем, кто страдает
и находится
в несчастье".
Этикет войны
требовал от
самурая не
проливать кровь
более слабого
побеждённого
противника.
Исходя из этого,
бусидо объявило
сострадание
к слабым, беспомощным,
униженным
особой добродетелью
самураев. Однако
принцип милосердия,
который бусидо
считало принадлежностью
каждого воина,
часто нарушался
жестокой
действительностью
феодальных
времён, когда
самураи грабили
и убивали мирное
население
побеждённых
княжеств и
кланов.
Облик
"истинного"
самурая должен
был содержать
в себе ещё и
принципы "сыновней
почтительности",
обусловленные
древним понятием
патриархального
рода, и "братской
привязанности".
Японского
рыцаря уже в
детстве учили
презрению к
торговцам и
деньгам, что
должно было
сделать его
совесть "неподкупной"
в течение всей
жизни. Самурай,
который не
разбирался
в покупной
способности
монет, считался
хорошо воспитанным.
Естественно,
каждый буси
понимал, что
без наличия
средств невозможно
ведение войны,
тем не менее
счёт денег и
финансовые
операции
представлялись
самым низшим
представителям
кланов.
Бусидо
развивало в
воинах любовь
к оружию, которое
должно было
внушать самураям
чувство "самоуважения"
и в то же время
ответственности,
так как самурайская
этика считала
беспорядочное
употребление
меча бесчестьем
и предписывала
его применение
только в случае
необходимости.
Всё это достигалось
путём воспитания,
основной целью
которого, согласно
бусидо, была
выработка
характера;
развитие же
ума, дара слова
и благоразумия
кодекс чести
считал второстепенными
элементами.
На
первый взгляд,
многие из принципов
бусидо могут
показаться
сами по себе
положительными,
например
неподкупность,
резко отрицательное
отношение к
накоплению
богатств и
вообще пренебрежение
к деньгам и
материальным
ценностям, как
таковым. Не
может не вызывать
симпатии развитие
человеком таких
качеств, как
мужество,
самообладание,
правдивость,
скромность,
чувство собственного
достоинства
и т.п.
Однако
мораль сословия
самураев служила
только сословию
данного класса,
она была действительна
только в среде
военно-служилого
дворянства
и не распространялась
на отношения
буси с низшими
слоями, находившимися
вне законов
самурайской
морали. Анализ
отношений между
самураями и
низшими социальными
слоями феодальной
общности Японии
- крестьянами,
ремесленниками,
париями и др.
показывает,
что моральные
принципы бусидо
были не равнозначными
для господствующего
класса и простонародья.
Жизнь
врага, в глазах
самурая, не
стоила ломаного
гроша, поэтому
в пылу сражения
и речи не могло
быть о пощаде
и сострадании.
Помиловать
побеждённого
можно было лишь
из тактических
соображений
или в расчёте
на богатый
выкуп. Каждое
новое убийство
на поле брани
должно было
стимулировать
личную храбрость
самурая - таким
образом, враг
приобретал
свойства некоего
пассивного
стимула отваги.
Отсюда берёт
начало и людоедский
обычай кимо-тори.
По синтоистским
поверьям, источником
смелости в теле
человека служит
печень (кимо).
Считалось, что,
съев сырую
печень поверженного
противника,
получаешь новый
заряд смелости.
Наиболее кровожадные
самураи рассекали
врага надвое
от левого плеча
до правого бока
приёмом кэса-гири
("монашеский
плащ") и тут же,
выхватив из
живого тела
трепещущую
печень, пожирали
её.
Японские
исследователи
склоняются
к тому, что базой
всей традиционной
этики японского
народа служит
идея "он" - "отплаты
за благодеяния".
Отсюда берут
начало иерархические
связи и отношения
между людьми.
В космогонических
воззрениях
всех племён
дальневосточного
региона (ареала
культурного
влияния древнего
Китая) Вселенная
предстаёт как
гигантский
единый организм,
продукт животворной
биоэнергии
(кит. - ци, или яп.
- ки), бесконечно
членящийся
на несметное
количество
частей, которые
образуют всевозможные
органические
и неорганические
соединения.
Человек, будучи
одним из таких
соединений,
не может пребывать
вне соединения
высшего порядка,
каким является
коллектив -
семья, род, клан,
государство
- и далее соответственно
Азия, Мир, Вселенная.
Человек является
порождением
всех соединений
высшего порядка
и порождающим
для своих потомков
для своих потомков
и подчинённых.
Таковыми являются
постулаты,
общие для синтоизма,
буддизма и
конфуцианства.
Участник
подобного
миропорядка
должен был
испытывать
чувство благодарности
ко всем "порождающим"
и проявлять
уважение к
своим родителям,
предкам и божествам
рода, вышестоящим,
правителю,
далее к императору
(тэнно) как к
началу, скрепляющему
нацию, и к его
божественным
предкам, формообразующим
Вселенную.
Синтоистская
доктрина "государства
как единого
тела" (кокутай),
главой которого
является император,
прекрасно
дополнялась
конфуцианским
учением о "мировой
семье", где
классическая
триада - Небо
и Земля, порождающие
человека, -
соподчиняла
по убывающей
все звенья
социальной
структуры.
Практическим
путём к осуществлению
"долга благодарности"
для самурая
было следование
пяти классическим
"постоянствам":
гуманности,
справедливости,
благонравию,
мудрости и
правдивости.
Все эти добродетельные
свойства, как
известно, по
конфуцианскому
канону, призваны
были регламентировать
нормы важнейших
отношений (го
рин): между
господином
и слугой, отцом
и сыном, мужем
и женой, старшим
и младшим и
между друзьями.
Самурайская
мораль предъявляла
к буси серьёзные
требования
для исполнения
"он", развивающие
абстрактные
этические
положения в
стройную практическую
систему. Прежде
всего воин
должен был
воспитать в
себе отрешённость
от личного
блага. Далее
следовало
претворить
эту отрешённость
в дух сознательного
самопожертвования
ради интересов
долга. Личность,
проникнутая
духом самопожертвования
и усвоившая
закон чести,
вместе с законом
гуманности
должна была
направить все
силы на достижение
всеобщего блага
в рамках своего
рода, клана и
т.д. Здесь вступал
в действие
принцип взаимной
защиты и поддержки.
Идеалы
Бусидо, хотя
и сводятся в
первую очередь
к апологии
фанатической
верности долгу,
в общем противоположны
идеалам тупого
армейского
солдафонства.
Даже изощрённое
владение оружием
само по себе,
в отрыве от
духовности,
не может служить
подтверждением
личных достоинств
самурая: "Человек,
который завоёвывает
репутацию
благодаря
техническому
совершенству
в воинских
искусствах,
просто глуп.
По неразумению
своему он все
силы сосредотачивает
на одном и добивается
в этом деле
успехов, отказываясь
думать обо всём
остальном.
Такой человек
ни на что не
годен!", - утверждает
Ямамото Цунэтомо.
Самурайская
доблесть должна
проявляться
не в заносчивости,
не в пустом
фанфаронстве
и безоглядной
слепой храбрости,
а в упорной
ежедневной
работе над
собой, в тщательной
шлифовке мастерства
и стремлении
подняться на
новую ступень:
"Молодым
людям следует
совершенствовать
свои качества
воина так, чтобы
у каждого была
твёрдая уверенность:
"Я лучший в
Японии!" В то
же время юный
самурай должен
ежедневно
здраво оценивать
свои занятия
и быстро ликвидировать
обнаруженные
пробелы и недостатки.
Кто не будет
именно в таком
смысле понимать
самурайскую
доблесть, ничего
не сможет добиться",
- поясняет "Сокрытое
в листве".
Гордость
и заносчивость
самурая на
первый взгляд
противоречат
принципам
бусидо, но то
же сочинение
трактует гордость
как один из
столпов самурайской
чести: "Есть
два вида гордости
- внутренняя
и внешняя. Ничтожен
тот самурай,
который не
обладает обоими
видами гордости.
Можно уподобить
гордость клинку,
который следует
наточить, прежде
чем вложить
в ножны. Время
от времени
клинок вынимают,
поднимают на
уровень глаз,
начисто протирают,
затем снова
прячут в ножны.
Если самурай
постоянно
размахивает
обнажённым
мечом, все сочтут,
что приближаться
к нему не следует,
и у него не будет
друзей. В то же
время, если меч
никогда не
вынимался из
ножен, лезвие
потускнеет,
и люди перестанут
считаться с
хозяином".
Гордость
и самоуважение
самурая должны
были проявляться
не только в
храбрости на
поле боя, но и
в стойкости,
столь необходимой
каждому в
повседневной
жизни:
"Даже
в случайном
разговоре
самурай не
имеет права
жаловаться.
Он должен постоянно
контролировать
себя, чтобы
случайно не
проронить
словечка, уличающего
в слабости. По
случайному
замечанию,
произнесённому
невзначай,
можно догадаться
об истинной
природе человека",
пишет Ямамото
Цунэтомо.
Не
приходится
удивляться,
что в феодальной
клановой системе,
где благополучие
буси и его рода
целиком зависело
от расположения
сюзерена, главным
из всех "пяти
видов человеческих
отношений"
раз и навсегда
стала связь
между господином
и слугой. Хотя
самураи воспитывались
на дидактических
конфуцианских
хрестоматиях
вроде "Двадцати
четырёх почтительных
сыновней Китая",
верность господину
часто брала
верх над сыновней
почтительностью
и постоянно
- над родительской
любовью, относящейся
к сфере "чувствительности".
Предания о
знаменитых
самураях и
литературные
произведения,
в которых правда
переплетается
с вымыслом,
изобилуют
примерами
торжества
вассального
долга над узами
родства и дружбы.
Сюжет
заклания собственного
сына (дочери,
внука) ради
спасения жизни
или чести членов
семьи сюзерена
получил повсеместное
распространение.
Нечего и говорить
о том, с какой
радостью самурай
приносил свою
жизнь на алтарь
служения великому
закону гири.
Быть щитом и
мечом господина
- в этом видели
буси свой долг
и единственную
возможность
следования
своему Пути
(До). Единственной
же гарантией
наилучшего
выполнения
долга, предначертанного
самураю в его
земной жизни,
было овладение
тайнами воинских
искусств и
через них - тайной
мироздания,
гармонического
единства Неба,
Земли и Человека.
Бесспорно
то, что идея
преданности
слуги своему
господину не
всегда было
бескорыстным.
Самураи храбро
сражались на
поле боя, но не
забывали требовать
награду за свою
"военную доблесть".
Многочисленное
количество
прошений с
изложением
обстоятельств
проявления
доблести, написанных
с целью получения
награды свидетельствует
о том, что мораль
самураев не
была истинной
моралью самопожертвования.
Все интересы
самураев были
сосредоточены
на том, чтобы
поддерживать
свою семью и
обеспечить
будущее своим
потомкам, верность
же господину
была лишь средством
для достижения
этой цели.
Следствием
стало желание
самурая выделиться
среди других,
совершить
личный подвиг
и тем самым
отличиться
перед господином,
заслужить себе
славу, почёт
и соответственно
вознаграждение.
Отсюда специфика
и своеобразие
самурайских
дружин эпохи
средневековья.
Личные армии
феодальных
князей были
не единым целым,
а скорее массой
воинов-одиночек,
стремившихся
к героическому
поступку, что
и обусловило
в немалой мере
огромную массу
подвигов, совершённых
самураями.
Упоминаниями
об этих "героических
деяниях" буквально
заполнена
литература
о войнах эпохи
средневековья.
Таким
образом, налицо
двоякое отношение
самураев к
богатству.
Самураи подчёркивали
своё презрение
к деньгам и
всему, что с
ними связано.
Это предписывала
мораль. Что же
касается крупных
феодалов, то
им особенно
выгодно было
культивировать
данный принцип
среди воинов-профессионалов.
Идеология
самурайства
развивала его
и направляла
в определённое
русло, подчиняла
целям служения
господину.
Человек, захваченный
идеей презрения
к материальным
ценностям,
должен был
стать в руках
феодала машиной,
не останавливающейся
ни перед чем,
слепо исполняющей
требования
даймё и подчиняющейся
только ему
одному. Такой
воин, по бусидо,
не должен был
в силу своей
неподкупности
предавать
хозяина до
самой смерти
и при любых
обстоятельствах.
С другой стороны,
и вассалы и
феодалы были
одинаковы по
своей сути. И
феодальные
князья и самураи
стремились
урвать для себя
по возможности
как можно больше.
Тут и происходило
нарушение
принципов
бусидо, возникала
коллизия,
обусловленная
действительностью
феодального
времени. В свою
очередь это
приводило
иногда к прямому
предательству.
Обряд
Харакири
Обряд
харакири неразрывно
связан и тесно
примыкает к
бусидо как
часть морали
сословия воинов.
Самураи или
другие представители
высших слоёв
японского
общества совершали
самоубийство
в случае оскорбления
их чести, совершения
недостойного
поступка (позорящего
в соответствии
с нормами бусидо
имя воина), в
случае смерти
своего сюзерена
или же (в более
позднее время,
в период Эдо,
1603 - 1867 гг.), когда
обряд сформировался
окончательно,
- по приговору
суда как наказание
за совершённое
преступление.
Харакири
являлось привилегией
самураев, гордившихся
тем, что они
могут свободно
распоряжаться
своей жизнью,
подчёркивая
совершением
обряда силу
духа и самообладание,
презрение к
смерти. Разрезание
живота требовало
от воина большого
мужества и
выдержки, так
как брюшная
полость - одно
из наиболее
чувствительных
мест тела человека.
Средоточие
многих нервных
окончаний.
Именно поэтому
самураи, считавшие
себя самыми
смелыми, хладнокровными
и волевыми
людьми Японии,
отдавали предпочтение
этому мучительному
виду смерти.
В
дословном
переводе харакири
означает "резать
живот" (от "хара"
- живот и "киру"
- резать). Однако
слово "харакири"
имеет и скрытый
смысл. В японском
языке ему
соответствуют
слова "живот",
"душа", "намерения",
"тайные мысли"
с тем же написанием
иероглифа.
Согласно
философии
буддизма, в
частности
учению секты
"дзен", в качестве
основного,
центрального
жизненного
пункта человека
и тем самым
местопребыванием
жизни рассматривается
не сердце, а
брюшная полость.
В соответствии
с этим японцы
выдвинули
тезис, что жизненные
силы, расположенные
в животе и занимающие
как бы срединное
положение по
отношению ко
всему телу,
способствуют
более уравновешенному
и гармоничному
развитию человека.
Таким
образом, живот
японцы рассматривают
как внутренний
источник
эмоционального
существования,
и вскрытие его
путём харакири
означает открытие
своих сокровенных
и истинных
намерений,
служит доказательством
чистоты помыслов
и устремлений.
Другими словами,
по понятиям
самураев, "сэппуку
является крайним
оправданием
себя перед
небом и людьми",
и оно более
символика
духовного
свойства, чем
простое самоубийство.
Происхождение
обряда
Говоря
о харакири как
о явлении,
развивавшемся
и пришедшем
к своему логическому
завершению
на японской
почве, нельзя
не учитывать,
что и у некоторых
других народов
Восточной Азии
и Сибири встречались
ранее обрядовые
действия, сходные
и чем-то отдалённо
напоминающие
по сути японское
сзппуку. Их
можно отнести
к более раннему
времени, чем
собственно
харакири. Это
позволяет
предположить,
что обряд разрезания
живота в ранний
период истории
народов Дальнего
Востока имел
более широкое
распространение
и был заимствован
древними японцами,
которые имели
контакты с
представителями
этих народов.
Прежде
всего следует
обратить внимание
на обряд вскрытия
живота у айнов,
заключавшийся
во взрезании
брюшной полости
(пере) и близко
напоминавший
японское харакири.
Харакири, так
же, как и пере,
часто имело
вид пассивного
протеста и
совершалось
не из отчаяния;
оно имело скорее
оттенок жертвенности.
У айнов существовало
слово "экоритохпа",
которое означает
"принести в
жертву инау",
или в буквальном
смысле "изрезать
живот".
Культ
инау - за струженных
палочек (часто
антропоморфных)
или просто
длинных древесных
стружек - получил
распространение
на Дальнем
Востоке у айнов,
нивхов, орочей,
а также японцев,
которые преобразованные
инау называют
"гохэй" или
"нуса". Инау,
по представлениям
народов Дальнего
Востока, являлись
посредниками
между миром
людей и "верховных
божеств" земли
и воды, у которых
человек просил
счастья и
благополучия
в жизни, спасения
от стихии и
всевозможных
несчастий,
удачи в охоте
и рыбной ловле
и т.д.
Применение
инау разнообразно.
Их использовали
во время культовых
действий, при
приношении
жертв божествам
и духам в качестве
обмена или
платы за что-либо,
при похоронах
и праздниках;
инау держали
в каждом жилище
на особом месте.
Как правило,
перед использованием
инау освящались
шаманом. В этом
плане заслуживают
большого внимания
факты, говорящие
о человеческих
жертвоприношениях
в древней Японии.
О них имеются
упоминания
в японских
хрониках. Чаще
всего описывались
жертвоприношения
божествам воды
и рек. Есть сведения
также о погребении
людей живыми
вокруг могил
императоров
(могил господ),
в фундаментах
мостов, замков,
искусственных
островов и т.д.
Такие жертвы
назывались
"хито басира",
т.е. "человек-столб".
Позднее человеческие
жертвоприношения
были заменены.
Это
позволяет
предположить,
что первоначально
пере' являлось
актом жертвоприношения
добровольного,
в качестве
очистительной
жертвы, или
насильственного.
Внимательное
рассмотрение
морского инау
(атуй-инау) -
заструженной
палочки, бросаемой
дайнами в воду
во время бурь
в виде жертвы
божеству моря,
навело на мысль
о человеческих
жертвоприношениях
в прошлом. Эта
гипотеза
подтверждается
фактом антропоморфности
некоторых инау,
в которых различали
следующие
части:
голову
с макушкой,
волосами и
ушными кольцами
из заструженных
верёвочек;
шею;
руки;
туловище,
на котором
отдельно различается
передняя сторона
с волосами,
зарубками "как
выражением
разрезания
живота" и
коротенькими
застружками,
"идущими от
зарубок вниз
и вверх и выражающими
отворочение
вверх и вниз
мягкие части
передней стенки
живота".
Судя
по этим частям,
инау, без сомнения,
являются остатками
человеческих
жертвоприношений.
Способ
вскрытия живота
зависел в основном
от самого самурая,
от степени его
самообладания,
терпеливости
и выносливости.
Определённую
роль здесь
также играла
договорённость
с ассистентом
самоубийцы,
которого иногда
выбирал себе
самурай для
оказания "помощи"
при совершении
харакири.
В
редких случаях
харакири
производилось
не стальным,
а бамбуковым
мечом, которым
было намного
труднее перерезать
внутренности.
Это делалось
для того, чтобы
показать особую
выдержку и
мужество воина,
для возвеличивания
имени самурая,
вследствие
спора между
буси или же по
приказанию.
Сэппуку
совершалось,
как правило,
в положении
сидя (имеется
в виду японский
способ сидения),
причём одежда,
спущенная с
верхней части
тела, затыкалась
под колени,
препятствуя
тем самым падению
тела после
произведения
харакири навзничь,
так как упасть
на спину при
столь ответственном
действии считалось
позором для
самурая.
Иногда
харакири делалось
воинами в стоячем
положении. Этот
способ получил
название "татибара"
- сэппуку стоя
(в естественном
положении).
Живот
вскрывался
особым кинжалом
для харакири
- кусунгобу,
имевшим длину
около 25 см. И
считавшимся
фамильной
ценностью,
которая хранилась
обычно в токонома
на подставке
для меча, или
вакидзаси -
малым самурайским
мечом. В случае
отсутствия
особого орудия
для совершения
сэппуку, что
бывало у самураев
крайне редко,
мог использоваться
и большой меч,
который брался
рукой за лезвие,
обмотанное
материей для
удобства производимой
операции. Иногда
оборачивалось
материей или
бумагой и лезвие
малого меча
с таким расчётом,
чтобы 10 - 12 см. Режущей
поверхности
оставались
свободными.
При этом кинжал
брали уже не
за рукоять, а
за середину
клинка. Подобная
глубина прореза
необходима
была для того,
чтобы не задеть
позвоночник,
что могло явиться
препятствием
для дальнейшего
проведения
обряда. В то же
время, по правилам
сэппуку, необходимо
было следить
за лезвием,
которое могло
пройти слишком
поверхностно,
разрезав только
мышцы живота,
что могло быть
уже не смертельным.
Примечательно
также то, что
у айнов инау
не имела права
делать женщина;
их изготовлял
только мужчина
после особых
культовых
действий по
очищению души
и тела. Этот
факт может
рассматриваться
в качестве
одного из
доказательств
гипотезы о
человеческих
жертвоприношениях
и каннибализме,
которые предшествовали
культу инау
и являлись
пережитком
подобных действий.
Как и при изготовлении
в позднее время
инау, убийством
жертвы в данном
случае занимались,
очевидно,
исключительно
мужчины.
Замена
человека или
жертвенного
животного
жертвенным
предметом,
имеющим вместо
практического
чисто ритуальное
значение, была
характерна
не только для
айнов. Это явление
объясняется
стадиальностью
развития культуры
того или иного
народа при
учёте экономического
(материального)
и духовного
факторов.
Итак,
можно предположить,
что представления
и обряды, связанные
с брюшной полостью
человека, были
характерны
для многих
народов Азии
и в общем схожи.
Возможно, эти
представления
относятся к
древнему пласту
в мировоззрении
населения
континента.
Трудно сказать,
распространялись
они с носителями
определённых
культур или
существовали
конвергентно
(т.е. параллельно,
развиваясь
независимо
друг от друга)
и по какой линии
шло их развитие.
Однако окончательного
завершения
эти представления
и обряды достигли
только на японской
почве, превратившись
в торжественное
действо по
вскрытию живота
- обряд харакири.
В
древний период
истории Японии
обряд харакири
не был распространён
среди японского
населения
архипелага.
Однако, имея
уже определённые
представления
о животе как
главнейшем
пункте человеческого
тела, древние
японцы, вероятно,
легко смогли
заимствовать
айнский обряд
"пере". Собственно
харакири появилось
относительно
поздно в среде
воевавших
против айнов
военных поселений
северных провинций,
которые превратились
впоследствии
в сословие
японских воинов.
Вполне
закономерен
именно тот
факт, что обряд
начал развиваться
у воинов - людей,
находившихся
в постоянной
боевой готовности
и всегда носивших
при себе оружие
- средство для
ведения войны
и орудие самоубийства.
Начиная
с эпохи Хэйан
(IX - XII), сэппуку уже
становится
обычаем буси,
при котором
они кончали
жизнь самоубийством,
погибая от
собственного
меча. Тем не
менее обряд
не был ещё тогда
массовым явлением.
Самоубийства
путём харакири
получили широкое
распространение
у самураев лишь
в конце XII в., во
время борьбы
за власть двух
могущественных
родов - Тайра
и Минамото. С
этого времени
число случаев
харакири постоянно
растёт; самураи
делали себе
сэппуку, чаще
не желая сдаваться
в плен или в
случае смерти
своего господина.
Харакири
вслед за смертью
господина
("самоубийство
вслед") получило
название "оибара",
или "цуйфуку".
В древности
в Японии при
смерти знатного
человека вместе
с ним погребали
и его ближайших
слуг, предметы
роскоши и т.д.,
дабы обеспечить
его всем необходимым
в загробном
мире. Этот обычай
стал позднее
называться
"дзюнси" Впоследствии,
чтобы избавить
людей от мучительной
смерти при
захоронении
заживо, им
разрешалось
самоубийство
здесь же, на
могиле их хозяина.
Император
Суйнин, правивший
в начале нашей
эры, согласно
преданиям,
вообще запретил
дзюнси, а слуг,
хоронимых
вокруг вместе
с господином
вокруг его
могилы ("хитогаки"
- "ограда из
людей"), приказал
впредь заменять
антропоморфными
фигурами из
глины.
Однако
обычай смерти
вслед за сюзереном,
несколько
трансформировавшись,
сохранился
в феодальное
время и принял
вид уже добровольного
лишения себя
жизни посредством
харакири на
могиле феодала.
В соответствии
с нормами бусидо
самураи ни во
что не ставили
свою жизнь,
отдавая себя
всецело служению
только одному
своему господину,
поэтому-то
смерть сюзерена
и влекла за
собой многочисленные
случаи оибара.
Обязавшись
"отдавать свои
тела господину
по его смерти",
обычно 10 - 30 и более
ближайших слуг
феодала умерщвляли
себя, сделав
сэппуку после
его кончины.
Одним
из наиболее
известных
примеров совершения
харакири воином
при поражении
является сэппуку
Масасигэ Кусуноки.
Проиграв сражение,
Масасигэ и 60
его преданных
друзей совершили
обряд харакири.
Этот случай
считался самураями
одним из самых
благородных
примеров преданности
долгу в японской
истории.
Обыкновенно
вслед за вскрытием
живота японский
воин этим же
ножом перерезал
себе и горло,
чтобы прекратить
мучения и быстрее
умереть. Бывали
случаи, когда
самураи или
военачальники
обезображивали
себе перед
самоубийством
лицо холодным
оружием с тем,
чтобы воины
противника
не смогли уже
после их смерти
использовать
головы совершивших
харакири в
качестве
доказательства
своей "храбрости"
и военного
мастерства
перед господином
и снискать себе
за эту ложь
уважение и
почёт самураев
собственного
клана. Так поступил
Нитта Ёсисада,
воевавший
против рода
Асикага. Он,
чтобы не быть
узнанным врагом,
перед харакири
изувечил себе
лицо.
Другим
поводом для
сэппуку служило
стремление
предупредить
угрожающее
со стороны
феодала или
правительства
сёгуна наказание
за какой-либо
недостойный
чести самурая
поступок, оплошность
или невыполнение
приказания.
В этом случае
харакири совершалось
по собственному
усмотрению
или по решению
родственников.
Производилось
харакири также
в знак пассивного
протеста против
какой-либо
вопиющей
несправедливости
для сохранения
чести самурая
(например, при
невозможности
совершения
кровной мести),
в виде жертвы
во имя идеи или
при лишении
возможности
применения
своих профессиональных
навыков воина
в составе дружины
феодала (при
утере вассалитета).
Короче говоря,
харакири было
универсальным
выходом из
любого затруднительного
положения, в
котором оказывался
самурай.
Часто
самураи совершали
харакири по
самым незначительным
и несущественным
поводам. Известен
случай сэппуку
двух самураев
из окружения
императорской
семьи. Оба самурая
сделали себе
харакири после
короткого спора
из-за того, что
их мечи случайно
задели друг
друга, когда
буси проходили
по дворцовой
лестнице.
Подобная
лёгкость лишения
себя жизни была
обусловлена
полнейшим
пренебрежением
к ней, выработанным
при помощи
дзеновского
учения, а также
наличием в
среде буси
культа смерти,
создавшегося
вокруг прибегнувшего
к сэппуку ореол
мужества и
делавшего его
имя знаменитым
не только среди
оставшихся
жить, но и в будущих
поколениях.
К тому же в
феодальное
время самоубийство
посредством
вскрытия живота
стало настолько
распространённым,
что превратилось
по существу
в настоящий
культ харакири,
почти манию,
и причиной для
его совершения
мог стать совершенно
ничтожный
повод.
Основные
направления
при вспарывании
живота.
Харакири
выполнялось
разными способами
и средствами,
что зависело
от методики,
выработанной
различными
школами. Самурай,
погружая оружие
в брюшную полость,
должен был
разрезать её
так, чтобы окружающие
могли увидеть
внутренности
делающего
сэппуку и тем
самым "чистоту
помыслов" воина.
Живот разрезался
дважды, сначала
горизонтально
от левого бока
к правому, затем
вертикально
от диафрагмы
до пупка. Таким
образом, цель
- самоубийство
вполне оправдывалось
средством -
харакири; после
этого страшного
ранения остаться
живым было уже
невозможно.
Существовал
также способ
вскрытия живота,
при котором
брюшная полость
прорезалась
в виде буквы
"Х". Первым
движением был
порез от левого
подреберья
направо вниз.
Оно проводилось
самураем в
сознательном
состоянии,
тщательно и
с вниманием,
когда буси имел
ещё много сил
для этой операции.
Второй разрез
делался уже
в условиях
большой потери
крови при уходящем
от сильной боль
сознании. Он
направлялся
с нижней левой
части живота
вверх направо,
что было легче
для правой
руки.
Кроме
крестообразного
вскрытия живота,
применялись
также и другие
способы. Самым
распространённым
было вспарывание
живота посредством
косого разреза
слева направо
вверх, иногда
ещё с небольшим
добавочным
поворотом влево
вверх, или в
виде двух прорезов,
образующий
прямой угол.
В более позднее
время операция
харакири была
упрощена: достаточно
было сделать
лишь небольшой
разрез или
просто вверти
малый самурайский
меч в живот,
используя при
этом вес собственного
тела. Очевидно,
под влиянием
этого упрощённого
способа вскрытия
живота развился
затем способ
самоубийства
посредством
выстрела в
живот (тэппобара).
Харакири
(как и владению
оружием) самураи
начинали обучаться
с детства. Опытные
наставники
в специальных
школах объясняли
юношам, как
надо начинать
и довести до
конца сэппуку,
сохранив при
этом собственное
достоинство
и проявив умение
владеть собой
до последнего
момента жизни.
Это обучение,
огромная
популярность,
распространение
и прославление
харакири в
феодальном
обществе Японии
давали свои
результаты:
дети самураев
часто прибегали
к совершению
обряда вскрытия
живота. Известен
случай харакири
семилетнего
сына самурая,
совершившего
самоубийство
перед наёмными
убийцами, посланными
к его отцу, но
убившими по
ошибке другого
человека. При
опознании трупа
молодой самурай,
желая использовать
эту ошибку для
спасения жизни
родителя, как
бы в отчаянии,
выхватил меч
и безмолвно
распорол себе
живот. Преступники,
поверившие
в этот своеобразный
обман, удалились,
считая своё
дело сделанным.
Для
жён и дочерей
воинов харакири
также не являлось
чем-то особенным,
однако женщины
в отличие от
мужчин разрезали
себе не живот,
а только горло
или наносили
смертельный
удар кинжалом
в сердце. Тем
не менее этот
процесс тоже
назывался
харакири.
Самоубийство
посредством
перерезания
горла (дзигай)
исполнялось
жёнами самураев
специальным
кинжалом (кайкэн)
- свадебным
подарком мужа
или коротким
мечом, вручаемым
каждой дочери
самурая во
время обряда
совершеннолетия.
Были известны
случаи применения
для этой цели
и большого
меча. Обычай
предписывал
хоронить совершивших
харакири с
оружием, которым
оно было исполнено.
Возможно, именно
этим можно
объяснить
наличие в древних
женских погребениях
мечей и кинжалов.
В
соответствии
с нормами кодекса
бусидо для жены
самурая считалось
позором не
суметь покончить
с собой при
необходимости,
поэтому женщин
также учили
правильному
исполнению
самоубийства.
Они должны были
уметь порезать
артерии на шее,
знать, как следует
связать себе
колени перед
смертью, чтобы
тело было найдено
затем в целомудренной
позе.
Важнейшими
побуждениями
к совершению
самоубийства
жёнами самураев
были обычно
смерть мужа,
оскорбление
самолюбия или
нарушения
данного мужем
слова.
Свод
церемоний и
правил при
совершении
харакири,
вырабатывавшийся
на протяжении
длительного
времени, в общих
чертах был уже
оформлен при
сёгунате Асикага
(1333 - 1573), когда обычай
сэппуку стал
приобретать
силу закона.
Однако сложный
ритуал, сопровождавший
сэппуку, окончательно
сформировался
лишь в эпоху
Эдо, когда сэппуку
стало применяться
официально,
как наказание
по приговору
суда совершивших
преступление
буси. Обязательным
лицом при исполнении
официального
сэппуку стал
помощник делающего
харакири самурая
- "секундант"
(кайсяку, или
кайсякунин),
отрубавший
ему голову.
История
сэппуку имеет
немало примеров,
"когда после
вскрытия живота
герои находили
в себе силы,
чтобы писать
духовное завещание
своей собственной
кровью". Однако,
несмотря на
воспитание
в духе дзен и
умение владеть
собой, самурай
мог подсознательно
потерять контроль
над своими
действиями
вследствие
ужасной боли
и умереть
"некрасиво":
с выражением
страдания, упав
навзничь, с
криком и т.д.,
опозорив тем
самым своё имя.
(Согласно так
называемому
этикету смерти
(си-но сахо),
принятому в
среде сословия
буси, самурай
должен был
умирать красиво,
достойной
смертью (синибана),
приняв её легко
и спокойно. В
противоположность
этому в поведении
умирающего
(синиката или
синидзама)
различалась
и постыдная,
недостойная
воина смерть
(синихадзи),
при которой
нарушалась
"эстетика
смерти", что
считалось
недопустимым
для самурая.
Здесь важно
было не испортить
"некрасивой"
смертью родословную
и честь дома.
В этом случае
говорилось:
"Ты не имеешь
права позором
осквернить
имя (честь) своего
рода").
В
связи с этим
и был введён
кисякунин -
ассистент
осуждённого
на харакири,
в обязанность
которого входило
прекратить
мучения самурая,
вскрывшего
живот, посредством
отделения
головы от туловища.
Далее
токугавские
власти подтвердили
и чётко определили,
что смерть
через харакири
является почётной
смертью привилегированных
сословий, но
никоим образом
не низших слоёв
общества Японии.
(Харакири было
официально
признано привилегией
сословия воинов
около 1500 г.).
Законодательство
досконально
определяло
также строгую
последовательность
церемонии
харакири, место
её проведения,
лиц, назначенных
для проведения
обряда сэппуку,
и т.п.
В
случае совершения
харакири самураем,
стремящимся
предупредить
наказание со
стороны властей
или главы клана,
по собственному
усмотрению
или решению
родственников,
семья буси не
лишалась его
имущества и
доходов, а самоубийца
добивался
оправдания
перед судом
потомства и
заслуживал
почётного
погребения.
Выполнение
же харакири
как особого
вида наказания,
налагаемого
за преступление,
влекло за собой
конфискацию
имущества.
Обычно
в дом к провинившемуся
(перед господином
или властями)
самураю являлся
чиновник, который
показывал ему
табличку с
приговором
к харакири.
После этого
должностное
лицо, принесшее
приговор, и
сопровождающие
его слуги могли
оставить осуждённого
дома или же
отдать под
надзор какого
либо даймё,
который становился
ответственным
за самурая,
приговорённого
с сэппуку, и за
то, чтобы тот
не избежал
наказания,
обратившись
в бегство.
В
соответствии
с кодексом
харакири незадолго
до церемонии
самоубийства
происходило
назначение
лиц, ответственных
за проведение
процедуры
вскрытия живота
и для присутствия
при самом акте
сэппуку. При
этом же выбиралось
место для исполнения
обряда, которое
определялось
в зависимости
от официального,
должностного
и социального
положения
приговорённого.
Приближённые
сёгуна - даймё,
хатамото и
вассалы даймё,
имевшие командирский
жезл, производили
сэппуку во
дворце, самураи
низшего ранга
- в саду дома
князя, на попечение
которого был
отдан осуждённый.
Харакири могло
состояться
и в храме. Посещение
храма или часовни
иногда нанимали
чиновники для
совершения
харакири в том
случае, если
приказ на сэппуку
приходил во
время путешествия.
Этим объясняется
и наличие у
каждого путешествующего
самурая особого
платья для
харакири, которое
буси всегда
имели при себе.
Для
обряда, совершавшегося
в саду, сооружалась
загородка из
кольев с натянутыми
на них полотнищами
материи. Огороженная
площадь должна
была равняться
примерно 12 кв.
м., если сэппуку
выполняло
важное лицо.
В загородке
имелось два
входа: "северный"
- (умбаммон - "дверь
тёплой чашки"
- этот перевод
остаётся пока
необъяснённым)
и южный - "вечная
дверь" (или
сюги-ёмон - дверь
упражнения
в добродетели).
В некоторых
случаях загородка
делалась без
дверей вообще,
что было более
удобно для
свидетелей,
которые наблюдали
за происходящим
внутри. Пол в
загороженном
пространстве
застилался
циновками с
белыми каймами,
на которые
укладывали
полоску белого
шёлка или белый
войлок (белый
цвет считается
в Японии траурным).
Здесь же иногда
устраивали
подобие ворот,
изготовленных
из бамбука,
обёрнутого
белым шёлком,
которые походили
на храмовые
ворота; вешали
флаги с изречениями
из священных
книг, ставили
свечи, если
обряд производился
ночью, и т.д.
При
подготовке
церемонии
харакири в
помещении стены
комнаты драпировались
белыми шёлковыми
тканями. То же
делалось и с
внешней стороной
дома осуждённого
- она обвешивалась
белыми полотнищами,
закрывавшими
цветные щиты
с вышитыми на
них фамильными
гербами.
Накануне
исполнения
обряда, если
осуждённому
было разрешено
делать сэппуку
в собственном
доме, самурай
приглашал к
себе близких
друзей, пил с
ними сакэ, ел
пряности, шутил
о непрочности
земного счастья,
подчёркивая
тем самым, что
буси не боится
смерти и харакири
для него - заурядное
явление. Именно
этого - полного
самообладания
и достоинства
перед и во время
обряда самоубийства
- и ждали все
окружающие
самурая.
Кайсяку
выбирался
представителями
клана или самим
осуждённым.
Обычно в роли
кайсяку выступал
лучший друг,
ученик или
родственник
приговорённого
к харакири,
который в
совершенстве
мог владеть
мечом.
Первоначально,
в древности,
термин "кайсяку"
применялся
к охранителям
господ или к
лицам, оказывавшим
какую-либо
помощь другим.
Как сказано
выше, начиная
с XVII в. Точнее с
периода Эмпо
(сентябрь 1673 -
сентябрь 1681
гг.)присутствие
кайсяку при
сэппуку, проводимым
по приговору
суда, становился
уже обязательным.
"Секундант"
должен был
отрубить голову
осуждённому,
который в следствии
духовной слабости
или боязни
вспарывал живот
лишь по видимость,
или самураю,
который просто
не мог довести
харакири до
конца, не имея
на это физических
сил (так как
впадал в бессознательное
состояние).
Самурай,
приглашённый
на обряд сэппуку
в качестве
кайсяку, должен
был выразить
готовность
быть полезным
в этом деле, но
ни в коем случае
не изображать
печали на лице;
это было равносильно
отказу, причиной
которого могло
было недостаточное
искусство
владения мечом,
что рассматривалось
как бесчестие
для воина.
"Секундант",
выбранный
осуждённым,
обязан был
поблагодарить
его за оказанное
доверие и высокую
честь. Кайсяку
не должен был
употреблять
в ходе совершения
сэппуку собственного
меча, а брал
его у осуждённого,
если тот об
этом просил,
или у своего
даймё, так как
в случае неудачного
удара вина за
это ложилась
на меч владельца.
Кроме
кайсяку, суждённому,
как правило,
помогали ещё
один-два человека.
Первый подавал
приговорённому
на белом подносе
малый самурайский
меч - орудие
совершения
сэппуку, в
обязанности
второго входило
преподнесение
свидетелям
отрубленной
головы для
опознания.
Накануне
церемонии
харакири составлялся
список лиц,
которые, согласно
правилам, должны
были присутствовать
на месте совершения
сэппуку. Это
были 1 - 2 главных
советника даймё
(каро), 2 - 3 второстепенных
советника
(ёнин), 2 - 3 моногасира
- приближённых
4-й степени,
заведующий
дворцом (русуи,
или русубан),
6 прислужников
5 - 6 ранга (если
осуждённый
вверялся надзору
князя), 4 самурая
низшего ранга,
которые приводили
в порядок место
исполнения
сэппуку и погребали
тело ( если просьба
родственников
осуждённого
о выдаче им
останков была
отклонена).
Число прислужников
зависело от
ранга приговорённого.
В случае совершения
харакири в
пределах клана
(т.е. если самурай
осуждался на
харакири не
правительством
сёгуна, а собственным
господином
- феодальным
князем) осуждённому
помогали 2 - 3
прислужника.
В
качестве свидетелей
выступали
общественные
цензоры, главный
из которых
объявлял осуждённому
приговор
непосредственно
перед собственно
харакири и
затем сразу
же покидал
место, на котором
должно было
делаться сэппуку.
Второй цензор
оставался,
чтобы засвидетельствовать
исполнение
приговора.
Представители
власти удостоверяли
не только смерть,
но и строгое
соблюдение
всех церемоний
и формальностей
при харакири
самурая. Важным
считались
мельчайшие
подробности,
каждый жест
и движение были
строго определены
и регламентированы.
В
соответствии
с ритуалом
кайсяку и его
помощники
одевали свои
церемониальные
одежды (в случае
осуждения
преступника
правительством),
при харакири
самурая из их
собственного
клана - только
кимоно и поясную
одежду - хакама.
Хакама перед
исполнением
сэппуку подворачивалась.
При харакири
самурая высокого
ранга "секунданты"
обязаны были
надевать белые
одежды.
Прислужники
надевали пеньковое
платье и также
подворачивали
свои хакама.
Перед чтением
приговора
осуждённому
приносили на
большом подносе
смену платья,
которое надевалось
после его прочтения.
Во время сэппуку
буси был одет
в белую одежду
без гербов и
украшений,
которая рассматривалась
и как погребальное
платье. Она
называлась
"синисо-дзоку"
("одеяние смерти").
После
того как подготовка
и осмотр места
харакири были
завершены, а
кайсяку и
присутствующие
на сэппуку
проэкзаменованы
на знание церемоний,
наступал главный
момент обряда.
Обстановка
проведения
харакири требовала
торжественности
и должна была
быть "красивой".
От присутствующих
же требовалось
относиться
к осуждённому
со вниманием
и уважением.
Хозяин
дворца (дома),
в котором проводилась
церемония, вёл
цензоров к
месту, где
зачитывался
приговор, при
этом этикет
требовал, чтобы
свидетели были
одеты в церемониальное
пеньковое
платье и шли
с двумя мечами.
Затем приводили
осуждённого,
окружённого
сопровождавшими
его лицами:
моногасира
шёл спереди,
ёнин - сзади,
шесть прислужников
5 - 6 ранга - по бокам.
После
того как все
рассаживались
по местам. Главный
цензор, не глядя
в сторону
преступника,
начинал чтение
приговора,
стараясь делать
это ровным
голосом, дабы
придать спокойствие
и твёрдость
присутствующим.
Осуждённому
разрешено было
сказать главному
свидетелю то,
что он хочет,
однако если
его речь была
несвязна и
сбивчива, цензор
клана (главный
свидетель)
делал знак
прислужникам,
и те уводили
приговорённого.
В случае если
осуждённый
просил письменные
принадлежности,
чтобы изложить
свою последнюю
волю, приближённые
даймё должны
были ему отказать,
так как это
запрещалось
законом. Затем
главный цензор
покидал место
совершения
сэппуку, и сразу
же после прочтения
приговора он
должен был
приводиться
в исполнение,
чтобы мужество
не изменило
со временем
осуждённому.
Прислужники
во время чтения
приговора
сидели справа
и слева от
осуждённого.
В их обязанности
входило не
только всячески
помогать
приговорённому
к харакири
самураю, но и
убить его (отрубить
голову или
заколоть) при
попытке к бегству
кинжалами,
которые прислужники
прятали у себя
за пазухой.
Осуждённый
входил в загороженное
пространство
(если харакири
совершалось
в саду) через
северный вход
и занимал своё
место для совершения
сэппуку, садясь
лицом к северу.
Возможно было
и обращение
лицом к западу
с соответствующим
оформлением
места исполнения
сэппуку. Кайсяку
со своими помощниками
входил через
южные ворота,
становился
слева сзади,
спускал с правого
плеча свои
церемониальные
одежды, обнажал
меч и клал ножны
от него сбоку,
делая всё так,
чтобы этого
не видел приговорённый.
Другой
ассистент в
это время преподносил
осуждённому
на подносе
кинжал, а прислуживающие
самураи помогали
сбросить одежду
и обнажить
верхнюю часть
тела. (В более
позднее время
одежда могла
быть просто
распахнута,
что обусловливалось
обстоятельствами).
Совершающий
харакири брал
предложенное
ему оружие и
делал один (или
более, в зависимости
от способа)
прорез в брюшной
полости, стараясь
перерезать
мышцы и кишки
по всей её длине.
Производить
эту операцию
следовало без
поспешности,
уверенно и с
достоинством.
Кайсяку
внимательно
должен был
наблюдать за
производящим
сэппуку и вовремя
нанести окончательный
удар умирающему.
В зависимости
от договорённости
и условий совершения
харакири выделялись
несколько
моментов для
отсечения
головы:
когда
"секундант"
отходит, поставив
поднос с кинжалом
перед буси;
когда
осуждённый
протянет руку
для того, чтобы
взять поднос
(или, согласно
ритуалу, поднимет
поднос ко лбу);
когда
самурай, взяв
кинжал, смотрит
на левую сторону
живота;
когда
осуждённый
наносит себе
удар кинжалом
(или делает
порез живота).
В
некоторых
случаях кайсяку
ждал момента
потери сознания
и только тогда
отрубал осуждённому
голову. Особо
важно было для
кайсяку не
упустить нужный
момент для
отделения
головы от туловища,
так как очень
трудно обезглавить
человека, потерявшего
способность
владеть собой.
В этом и заключалось
искусство
кайсяку.
При
совершении
обряда харакири
обращалось
также внимание
на "эстетическую"
сторону дела.
Кайсяку, например,
рекомендовалось
нанести умирающему
такой удар, при
котором отделившаяся
сразу от туловища
голова всё-таки
повисла бы на
коже шеи, так
как считалось
некрасивым,
если она покатится
по полу.
В
случае когда
"секундант"
не сумел отрубить
голову одним
ударом и осуждённый
делал попытку
встать. Прислужники-самураи
обязаны были
добить его.
Когда
голова была
отрублена,
кайсяку отходил
от трупа, держа
меч остриём
вниз, вставал
на колени и
протирал лезвие
белой бумагой.
(Положение меча
определялось
в зависимости
от ранга осуждённого:
меч направлен
вверх - осуждённый
рангом выше
секунданта;
при одинаковом
социальном
положении меч
держали параллельно
земле; меч направлен
вниз - ранг
осуждённого
ниже ранга
кайсяку). Если
у кайсяку не
было других
помощников,
он сам брал
отрубленную
голову за пучок
волос (магэ) и,
держа меч за
лезвие, поддерживая
рукояткой
подбородок
головы осуждённого,
показывал
профиль свидетелю
(слева и справа).
В случае если
голова была
лысая, положено
было проткнуть
левое ухо кодзукой
(вспомогательным
ножом, имеющимся
при ножнах
меча) и таким
образом отнести
её для освидетельствования.
Для того чтобы
не запачкаться
кровью, "секундант"
должен был
иметь при себе
золу.
После
засвидетельствования
совершения
обряда свидетели
поднимались
и уходили в
особое помещение,
где хозяин дома
(дворца) предлагал
чай, сладости.
В
это время самураи
низшего ранга
закрывали тело,
как оно лежало,
белыми ширмами
и приносили
курения. Место,
где происходило
харакири, не
подлежало
очищению (в
редких случаях
его освящали
молитвой), оно
должно было
постоянно
держаться в
памяти; брезгливое
же отношение
к помещению,
запачканному
кровью осуждённого,
порицалось.
Религиозные
воззрения
самураев
Одновременно
с расцветом
японского
феодализма
и выделением
сословия самураев
в Японии начало
распространяться
учение одной
из наиболее
влиятельных
и популярных
впоследствии
сект буддизма
- "дзен", или
"дзенсю". В
переводе с
японского
"дзен" означает
"погружение
в молчаливое
созерцание",
овладение
внешними и
духовными
силами для
достижения
"просветления".
Основателем
секты "дзен"
(кит. - "чань",
санскр. - "дхьяна")
считается
буддийский
священник
Бодхидхарма
(яп. Бодай Дарума),
который проповедовал
своё учение
сперва в Индии,
а затем в Китае.
Из Китая на
Японские острова
дзен-буддизм
принесли два
буддийских
патриарха Эйсай
(1141- 1215гг.) и Доген
(1200 - 1253 гг.). В конце
XII
в. в стране уже
началась его
проповедь.
Вслед за признанием
представителями
правящих кругов
феодальной
Японии учение
дзен стало
быстро распространяться
среди сословия
самураев - опоры
правительства
сёгуна.
Принятие
дзен сословия
воинов было
закономерным.
До становления
системы сёгуната
воины практиковали
поклонение
господствующему
в пределах
"священной
земли" (дзёдо)
- буддийского
рая - будде Амида
(Амитабха). Идея
амидаизма, или
учения буддийской
секты "дзёдо",
была крайне
проста.
Секта
"дзёдо" была
основана в
Японии буддийским
монахом Хонэн-сёнином
в XII
в. Учение этой
секты получило
широкое распространение
в основном
среди народных
масс, которые
верили в возрождение
после смерти
в раю. "Дзёдо"
завладела
передовой
позицией среди
других сект
буддизма в
Японии и насчитывала
30% всех буддийских
храмов, священников
и приверженцев).
Суть его заключалась
в постоянном
повторении
имени Амида
("Наму Амида
буцу!" - "Преклоняюсь
перед буддой
Амида!"). Любому
человеку, по
толкованию
монахов "дзёдо",
каким бы он ни
был - плохим
или хорошим,
для "спасения"
(для "будущего
рождения")
достаточно
было только
без конца повторять
эту молитву.
Однако с превращением
самурайства
в политическую
силу в период
Камакура и
началом его
развития как
сословия феодального
общества простое
взывание к
будде Амида,
не развивающее
в воине ничего,
кроме безволия
и пассивности,
стало недостаточным.
Самурай должен
был настойчиво
воспитывать
волю, акцентировать
внимание на
самообладании
и хладнокровии,
которые были
необходимы
воинам-профессионалам
в междоусобных
войнах, экспедициях
против айнов,
борьбе с аристократией
Киото и при
усмирении
крестьянских
восстаний.
Вот
в это время и
вышли на сцену
проповедники
дзен, которые
доказывали,
что постоянная
работа над
собой, умение
выделить суть
любой проблемы
и сосредоточиться
на ней, невзирая
ни на что идти
к цели имеют
большое значение
не только в
монашеской,
но и в мирской
жизни. С этого
времени дзен-буддизм
стал духовной
основой сословия
воинов; число
адептов, исповедовавших
его учение,
неуклонно
возрастало.
В последующем
дзен-буддизм
непрерывно
развивался.
Одной
из основных
причин, привлекавших
самураев к
учению дзен,
была его простота.
Согласно доктринам
дзенсю, "истина
Будды" не поддаётся
передаче в
письменном
или устном
виде. Любые
дидактические
пособия или
комментарии
не могут содействовать
раскрытию
истины и поэтому
ложны, а средства
анализа, сравнения
или поэзии при
комментирования
учения порочные.
Дзен выше словесного
выражения и
"коль скоро
оно будет ограничено
словами, то уже
потеряет все
свойства Дзен".
Отсюда и тезис
теоретиков
дзен-буддизма,
что дзен якобы
не может рассматриваться
как учение, так
как логическое
познание мира
невозможно.
Достижению
желаемого
способствует
только интуиция,
которая посредством
созерцания
и может привести
к постижению
"истинного
сердца Будды".
Таким
образом, самураю
совершенно
не требовалось
отягощать свой
ум изучением
религиозной
литературы.
Тем
не менее, несмотря
на принципиальное
отрицание книг,
письменных
предписаний
и толкований,
секта "дзен"
пользовалась
книгами и буддийскими
текстами для
пропаганды
своего учения.
Это противоречило
положению о
чисто интуитивном
познании истины.
Так или иначе
самураю приходилось
вникать в философию
дзен-буддизма
либо самостоятельно,
либо при помощи
наставника
школы (секты),
так как каждый
человек в отдельности
не мог самостоятельно
уловить суть
дзен, не имея
о нём представления.
Дзен-буддизм
нравился самураям
выработкой
у них самообладания,
воли, хладнокровия
- качеств, столь
необходимых
для воина-профессионала.
Большим достоинством
самурая считалось
не дрогнуть
(внешне и внутренне)
перед неожиданной
опасностью
и сохранить
при этом ясность
ума и способность
трезво мыслить,
отдавая себе
отчёт в своих
поступках и
действиях. На
практике самурай
должен был,
оставаясь
"неотягощённым
телесно или
душевно", обладая
железной силой
воли, идти прямо
на врага, не
смотря назад
или в сторону,
для того чтобы
его уничтожить
и это всё, что
от воина требовалось.
В то же время
дзен учил человека
быть невозмутимым
и сдержанным
во всех жизненных
ситуациях.
Исповедующий
дзен-буддизм
обязан был не
обращать внимание
даже на оскорбления,
что было очень
нелегко для
представителей
"благородного"
сословия.
В
сочетании и
связи с самодисциплиной
находилось
и другое качество,
прививаемое
воинам дзен,
- беспрекословное
подчинение
господину и
военачальнику.
Множество
историй и рассказов
феодальной
Японии повествует
об этой особенности
средневековых
японских рыцарей.
Бытие
в существующем
мире признавалось
дзен буддизмом
лишь видимостью,
а не действительностью.
(такое отношение
к действительному
миру выражалось
словами: "Сики-соку-дзэ-ку"
- "Всё в этом
мире иллюзорно").
Внешний мир,
по буддийским
представителям,
иллюзорен и
эфемерен, он
только проявление
всеобщего
"ничто", из
которого всё
рождается и
куда всё уходит,
а жизнь в нём
дана людям на
время и подлежит
возвращению
(причём это
может случиться
в любой момент).
Поэтому дзен-буддизм
учил человека
не цепляться
за жизнь и не
бояться смерти.
Именно это
презрение к
смерти и притягивало
к дзен самураев.
Концепция
непостоянства
всего существующего,
эфемерности
и призрачности
(мудзё), выработанная
в Японии под
непосредственным
влиянием буддизма,
связывала в
то же время всё
кратковременное
с понятием
прекрасного
и облекала это
недолговечное
текущее мгновение
или очень
непродолжительный
отрезок времени
(цветение вишни
и опадание её
лепестков,
испарение
капель росы
после восхода
солнца с поверхности
листа и т.д.) в
особую эстетическую
форму. В соответствии
с этим тезисом
и жизнь человека
считалась тем
прекраснее,
чем она короче,
особенно если
это "ярко"
прожитая жизнь.
Отсюда и не
боязнь смерти,
"искусство
умирать".
Другой
составной
элемент в теории
"лёгкости
смерти" был
обусловлен
влиянием
конфуцианства.
Нравственная
чистота, чувство
долга, дух
самопожертвования
ставились на
недосягаемую
высоту. Японца
учили ради
императора,
господина,
нравственного
принципа жертвовать
всем. Смерть
во имя исполнения
долга считалась
"настоящей
смертью".
Самураи,
воспользовавшиеся
догмами буддизма
и конфуцианства,
приспособили
их к своим
профессиональным
интересам.
Этика и психология
самурайства
ещё больше
усилили акцент
на героике
смерти, духе
самопожертвования
ради высшего
идеала воина
- служения господину,
окружили смерть
ореолом славы.
В период междоусобных
войн был выработан
особый культ
смерти, с которым
был тесно связан
описанный выше
обряд самоубийства
путём вскрытия
живота - харакири.
Обусловлено
это было тем,
что воин профессионал
постоянно
находился на
грани жизни
и смерти. Поэтому
самурай культивировал
в себе не боязнь
смерти и пренебрежение
к земному
существованию.
Отложило
отпечаток на
воззрение о
смерти и то
положение
буддизма, по
которому жизнь
вечна и смерть
- лишь звено в
бесконечной
цепи перерождений,
при которых
каждое живое
существо возрождается
к жизни через
определённый
промежуток
времени. Смерть
индивидуума,
по рассуждениям
буддистов, не
означала конца
существования
его в будущих
жизнях. Поэтому
человек должен
был безропотно
подчиняться
"великому закону
возмездия",
своей карме
(го), т.е. судьбе,
определённой
степенью греховности
в прошлом
существовании,
не выражать
неудовольствия
жизнью.
Этим
объясняется
гибель многих
воинов на полях
сражений с
улыбкой и словами
буддийской
молитвы на
устах, это же
повлияло и на
формирование
"этикета смерти",
который обязан
был знать и
исполнять
каждый самурай.
Согласно этому
этикету, который
постоянно
культивировался
в семейной и
социальной
сфере, человек
должен был
умирать невозмутимо,
как бы засыпая,
имея благочестивые
мысли и с улыбкой
на лице. Стоны,
нежелание
умереть и расстаться
тем самым с
близкими и
своим существованием
расценивались
как нарушение
"этикета смерти"
и осуждались.
Дзен-буддизм
воспитывал
такое отношение
к вопросам
жизни и смерти,
при котором
отсутствовали
собственное
"я", страх перед
гибелью и осознание
своих выгод
и невзгод. Прямую
выгоду из подобного
отношения к
смерти извлекали
феодалы, на
службе у которых
находились
самураи. Человек,
не боявшийся
смерти, беспредельно
преданный
своему сюзерену,
захваченный
идеей духовного
подвига, лучше,
чем кто-либо,
мог быть воином.
Это - идеал солдата.
Таким человеком
легко управлять
в бою, он никогда
не сдаётся в
плен, честь
самурая не
позволит ему
отступить и
обратиться
в бегство, приказ
военачальника
для такого
воина - закон,
и он будет стараться
выполнить его
любой ценой,
дабы не покрыть
позором и бесчестьем
своё имя и имя
своего рода.
Основы
учения дзен
были использованы
самурайством
в качестве
источника
кодекса морали
японских воинов
- бусидо. Война
во имя интересов
сюзерена считалась
самураями
выполнением
дзеновского
учения: "превращением
высшего идеала
в дело". Бусидо
было почти
идентичным
доктрине дзен
о смерти и жизни;
оно, так сказано
в "Хагакурэ",
являлось и
признавалось
рыцарством
как "учение
о прямом, бесстрашном
стремлении
к возвращению
в вечность".
Однако,
несмотря на
согласованность
догм буддизма
и самурайской
этики, между
ними существовали
и противоречия.
Как известно,
буддизм категорически
запрещает
всякое убийство.
Оно считалось
одним из пяти
"великих" грехов,
куда входили
убийство, воровство,
прелюбодеяние,
ложь и пьянство.
Тем не менее
феодальная
жизнь требовала
как раз обратного:
постоянного
нарушения этой
заповеди. Японские
феодалы, естественно,
не хотели и не
могли изменить
свою социальную
природу и поэтому
вынуждены были
уделять известное
внимание различным
видам :искупления:
своего жизненного
пути, на котором
убийства как
бы носили характер
"профессионально-бытовой
необходимости".
Формами такого
"искупления"
были щедрые
пожертвования
храмам, пострижение
в монахи, обращение
к духовенству
для исполнения
поминальных
и умилостивительных
треб.
Очень
велико было
также значение
дзен в военно-спортивной
подготовке
самураев. Решающая
роль при фехтовании,
стрельбе из
лука, борьбе
без оружия,
плавании и т.д.
отводилась
японцами не
физическому,
а духовному
состоянию
человека.
Психологическая
уравновешенность
и самообладание,
выработанные
дзен, являлись
здесь преобладающими.
Основным
методом (путём
к познанию
истины) в обучении
по системе дзен
была медитация
(дзадзен) - созерцание
в положении
сидя, в совершенно
спокойной позе
со скрещенными
ногами, без
каких либо
мыслей. Для
медитации
обычно выбирались
сад или помещение,
из которого
по возможности
уносили предметы,
могущие помешать
практикующемуся,
отвлекающие
его.
Разными
школами дзен-буддизма
были выработаны
различные
правила поведения
во время дзадзен,
однако основным
при созерцании
считалась
тренировка
лёгких, обучение
размеренному
дыханию, что
содействовало
"самоуглублению"
и воспитанию
"выдержанности
и терпения".
После этой
первой ступени
к просветлению,
когда дыхание
становилось
ровным, голова
освобождалась
от притока
крови и мозг
человека освобождался
от всяких мыслей
(такое состояние
называлось
"мусин"), практикующийся,
по утверждениям
дзеновских
монахов, мог
уже достичь
муга (отсутствием
"я"), другими
словами, выйти
за пределы
собственного
бытия, осмысления
своего существования.
На человека,
пребывающего
в подобном
состоянии
самоуглубления,
по учению школы
дзен-сото, могло
внезапно снизойти
просветление
(сатори).
Другим
путём к "истинному
прозрению"
был коан - вопрос,
задаваемый
наставником
дзен ученику.
Этот метод
практиковался
школой риндзай.
Вопросы учителя
должны были
возбудить
интуицию ученика
или, иными словами,
вызвать сатори.
От какой бы то
ни было логики
и связности
в ответе на
коан необходимо
было освободиться,
ибо это мешало
вхождению в
состояние
"бессмыслия".
При полном
отсутствии
мышления во
время вопросов
и ответов (мондо)
могло наступить
"просветление".
Вслед
за неожиданным
подъёмом влияния
христианства
последовало
ещё более быстрое
его искоренение,
обусловленное
опасениями
сёгунов в связи
с проникновением
в страну иностранцев,
которое таило
в себе смертельную
опасность для
существовавшего
тогда государственного
строя.
В
некоторых
случаях для
достижения
сатори наставниками
использовалась
"шокотерапия":
удар палкой,
толкание в
грязь, щипки
за нос и т.д. Такая
практика
рассматривалась
иногда некоторыми
теоретиками
дзен как средство
для наступления
"просветления"
при учебном
фехтовании
на самурайских
мечах (например,
удар тренировочным
мечом).
В
идеале считалось,
что человек,
испытавший
сатори, внешне
не должен был
измениться,
однако у него
вследствие
сильного
психологического
стресса появлялся
будто бы новый
взгляд на жизнь,
на своё место
в ней, иное отношение
к действительности,
которое не
поддавалось
ни объяснению,
ни описанию
словами. "Просветлённый",
по утверждениям
дзеновских
монахов, мог
быстро находить
единственно
правильное
решение в любой
ситуации, становился
человеком,
способным в
высшей мере
управлять своей
волей, другими
словами, прибегал
всё то, что
требовалось
для каждого
самурая. В то
же время власть,
слава, победа
и т.д. - всё то, к
чему стремился
японский воин,
становились
для самурая
после "просветления"
малоценными
сами по себе.
В
XII
- XVI
вв. "дзенсю"
достигла наивысшего
расцвета и
стала наиболее
влиятельной
буддийской
сектой, поддерживаемой
правительством
сёгунов. В то
время дзен-буддизм
оказал значительное
воздействие
на развитие
всех областей
культуры Японии.
Само собой
разумеется,
что в первую
очередь эту
культуру воспринял
сам господствующий
класс средневековой
Японии, в том
числе и сословие
самураев, которое
пользовалось
культурными
ценностями,
создаваемыми
в стране. Однако
в связи с развитием
дзен самурайство
несколько
изменило свои
воззрения на
жизнь и смерть,
культуру и её
восприятие.
Дзен
в тот период
было уже не
столь строгим
учением, как
первоначально.
Наряду с тезисом
о готовности
в любую минуту
хладнокровно
уйти из жизни
самураи приняли
также положение,
по которому
человек одновременно
обязан жить,
наслаждаясь
жизнью, вычерпывая
её до самых
глубин. "Солдатский
дух должен был
связывать себя
с подлинной
художественностью",
а "японский
воин - обладать
не только военной
доблестью (бу),
но и культурой,
гуманностью
(бун)".
Так,
некоторые
самураи в редкие
периоды мирного
времени, кроме
военных упражнений,
предавались
чайной церемонии,
рисовали иногда
тушью, любовались
искусной аранжировкой
цветов и даже
принимали
участие в
представлениях
театра. Но все
эти элементы
культуры
средневековой
Японии в большей
или меньшей
степени подвергались
при своём развитии
воздействию
учению дзен
или были порождены
им. Хотя это и
выглядело
парадоксально,
но в свете дзеновских
утверждений
о ненужности
знаний, о закалке
одной лишь воли
индивидуума
буси считали
положительным
и полезным для
своей профессии
восприятие
подобных производных
дзен, помогающих
в сложении
характера
воина.
Создать
надлежащую
обстановку
при молчаливом
созерцании
призваны были
и сухие сады,
которые первоначально
устраивали
дзеновские
монахи в своих
монастырях.
Каменные сухие
сады, названные
японцами "садами
медитации и
мышления",
представлявшие
собой ровные
площадки с
установленными
на них в определённом
порядке камнями
и окружённые
глухими стенами
(в качестве
классического
примера обычно
приводится
сад монастыря
Рёандзи в Киото),
наиболее подходили
для упражнений
в психотерапии,
развивали
философский
образ мыслей
в дзеновском
понимании и
учили "видеть
скрытое содержание"
того, что было
не завершено,
понимать внутреннюю
глубину явлений
(югэн).
После
окончания
периода междоусобных
войн противоречия
между дзен и
воспитанием
воина по системе
дзен стали ещё
заметнее. Самураи,
переставшие
участвовать
в военных действиях,
получили больше
времени для
образования
вообще. Многие
буси в силу
различных
обстоятельств
оставляли свою
профессию и
становились
учителями,
художниками,
поэтами.
Несмотря
на то, что подавляющее
большинство
самураев были
преемниками
идей дзенсю,
имелись и такие
представители
сословия воинов,
которые следовали
учениям других
сект буддизма.
Прежде всего
это нужно сказать
о секте "нитирэн",
возникшей в
середине XIII
в. и проповедовавшей
положение о
непременном
превращении
через определённый
срок всех существ
и вещей в Будду,
так как он
заключается
во всём, будь
то человек,
животное или
какой-либо
неодушевлённый
предмет. Многие
самураи, будучи
сторонниками
догм секты
"нитирэн",
являлись её
членами, однако
большинство
приверженцев
"нитирэн"
составляли
всё же деклассированное
самурайство
- ронины, крестьянство
и другие эксплуатируемые
слои общества.
Самураями
почитались
и отдельные
божества буддийского
пантеона. Особенно
популярными
среди сословия
буси были бодхисаттвы
Каннон (Авалокитешвара)
- богиня милосердия
и сострадания
и Мариситэн
(Маричи) - божество,
покровительствующее
воинам. По
существующему
обычаю перед
началом военной
компании самураи
вкладывали
в свои шлемы
маленькие
изображения
Каннон; у Мариситэн
воины часто
просили покровительства
и содействия
перед поединком
или сражении.
Важное место
в религиозном
мировоззрении
самураев занимал
древний культ
синто, который
мирно существовал
с буддизмом.
Основной чертой
этой религии
японцев было
почитание сил
природы, местных
божеств, предков.
В качестве
одной из трёх
главных синтоистских
святынь японцами
рассматривался
священный меч.
(Тремя сокровищами
синто считались
меч, драгоценность
(ожерелье из
нефрита, яшмы
или просто
драгоценный
камень) и зеркало.)
Меч
(амэ-но муракумо-но-цуруги
- меч небесных
густых облаков)
являлся символом
самурайского
воинства, храбрости
и должен был
направляться
против врагов
Японии.
Драгоценность
(ясакани-но
магатама - сияющая
изогнутая яшма)
символизировала
совершенство,
доброту, милосердие
и в то же время
твёрдость при
управлении
и повелевании.
Древние воины
носили целые
связки магатама.
Возможно, что
магатама
(первоначально
зубы диких
животных) служила
древним японцам
амулетом, как
и у многих народов
Сибири.
Зеркало
(ята-но кагами)
- было эмблемой
мудрости и
символом солнечной
богини Аматэрасу.
Оно использовалось
часто в качестве
предохраняющего
талисмана.
(Все
три этих атрибута
синто служили
нередко жертвами,
приносимыми
синтоистским
божествам, а
иногда и сами
составляли
синтай ("тело"
бога) других
богов).
Меч,
наряду с зеркалом
и драгоценностью,
стал в ряде
случаев рассматриваться
синтоистами
как "тело" или
"облик" бога
(синтай), который
помещался в
закрытой части
главного храма
любого комплекса
синто - хонся.
Иногда мечи
не только служили
синтаем, но и
обожествлялись.
Богом, почитаемым
в Ацута, например,
был пресловутый
меч Кусанаги,
(Кусанаги - букв.
"косящий траву".
По легенде меч,
переданный
Аматэрасу
земным властителям
Японии, получил
такое название
после того, как
с его помощью
спас свою жизнь
императорский
принц, завоевавший
северные территории
страны. Принц
сумел остановить
надвигавшийся
на него огненный
шквал тем, что
скосил вокруг
себя траву
мечом). Добытый
Сусаноо в хвосте
убитого им
змея, богом же
Исоноками
считался меч,
названный
"Фуцу-но Митами".
Кроме
меча, синто
освящало также
другое оружие
самураев, в
частности
копьё. В честь
копья в одном
из районов Эдо
Одзи, (Многие
военные праздники
проводились
именно в Эдо
(нынешний Токио),
так как этот
город являлся
столицей сегуната,
в которой
присутствовало
всегда большое
число феодальных
князей, а следовательно
и их вассалов
- самураев.
Устраивался
13 августа древний
самурайский
праздник "яримацури".
Праздник проходил
при обязательном
присутствии
двух самураев
в доспехах
чёрного цвета
с копьями и
мечами (у каждого
из воинов на
поясе висело
по семь мечей
длинной более
четырёх сяку
каждый - 1 сяку
= 30,3 см.) и восьми
мальчиков-танцоров,
бросавших после
исполнения
танцев ("сайбара"
и "дэнгаку")
в толпу свои
шляпы, которые
рассматривались
как талисманы
счастья. В этот
же день священники
синто раскладывали
в храме маленькие
копья. Их разрешалось
уносить верующим
с собой, однако
с условием
возвращения
на следующий
год не одного,
а двух таких
же миниатюрных
копий. Они служили
амулетами,
защищавшими
якобы от воровства
и пожара.
Синто
требовало от
самураев
обязательного
почитания
умерших предков
и поклонения
душам убитых
в бою воинов,
военачальников,
обожествлённых
героев и императоров.
Считалось, что
умершие прародители
становились
богами и, наделённые
сверхъестественной
силой, оставались
в мире живых,
влияя на события,
населявшие
этот мир, и рядовые
духи-покровители
(удзигами) в
особенности,
могли, по представлениям
японцев, распоряжаться
человеческими
судьбами, влиять
на успех или
неудачу в жизни,
оказывать
воздействие
на ход сражения
и т.д. Поэтому
самураи верили
в божественную
предопределённость
и ставили свою
волю в полную
зависимость
от "воли богов".
Перед каждым
военным предприятием
воины обращались
к удзигами,
боясь навлечь
на себя гнев
духов предков,
ибо они властвовали
над природой,
и все бедствия
- это месть духов
за несоблюдение
благочестия.
Почитание
предков влекло
за собой почитание
родины - "священного
места обитания
богов и душ
предков". Синто
учило любви
к родине ещё
и потому, что
Япония, и только
она одна, является
"местом рождения"
Аматэрасу -
богини солнца,
которая передала
управление
страной своим
"божественным
потомкам".
Кроме
душ предков,
героев и т.д.,
самураи особенно
почитали
синтоистского
бога войны
Хатимана, прототипом
которого являлся
обожествлённый,
по традиции
синто, легендарный
император
Японии Одзин.
Впервые Хатиман
упоминается
как "помощник"
японцев в 720 г.,
когда он, по
преданию, оказал
эффективную
помощь в отражении
нашествия со
стороны Кореи.
С тех пор его
стали считать
покровителем
японских воинов.
Перед каждой
военной кампанией
самураи возносили
Хатиману молитвы,
просили его
оказать поддержку
в предстоящей
борьбе, приносили
клятвы - "юмия-Хатиман"
("да увидит
Хатиман наши
луки и стрелы"
или "клянусь
Хатиманом").
Наряду
с Хатиманом
самураи признавали
богами войны
мифического
тэнно Дзимму,
основателя
императорской
династии, императрицу
Дзингу и её
советника
Такэти-но Сакунэ,
а также принца
Ямато-дакэ
(Ямато-такэру),
покорившего
айнский восток
Японии.
В
честь богов
войны устраивались
в определённые
дни празднества.
Одним из них
был "гунсинмацури",
торжественно
отмечавшийся
7 октября на
территории
синтоистского
храма в Хитати.
Ночью в пределах
храма собирались
мужчины с мечами
(дайто) и женщины
с алебардами
(нагината),
развешивались
бумажные фонари,
которые затем
сжигались.
Синто,
являясь исконной
религией японцев,
однако, редко
присутствовал
в чистом виде
в религиозной
жизни самураев.
Буддизм, проникший
в середине VI
в. в Японию, был
более развитой
(при этом - мировой)
религией, нежели
примитивный
синтоизм. Поэтому
он был сразу
же принят правящими
кругами страны
и использован
в их интересах.
Тем не менее
синтоистские
священнослужители
не желали отказаться
от своих привилегий
и опирались
на народные
массы, продолжавшие
исповедовать
традиционную
религию. Это
заставило
буддийское
духовенство
и правителей
древней Японии
идти по пути
сотрудничества
двух религий,
что со временем
привело практически
к синкретизму
синтоизма и
буддизма.
Слияние
синто и буддизма
отразилось
на духовной
жизни самурайства.
Нередко японские
воины перед
военными походами
или решающей
битвой одновременно
поклонялись
духам синто
и божествам
буддизма. В
результате
подобного
сосуществования
многие боги
синто стали
наделяться
особенностям
буддийских
бодхисаттв,
в то время как
пантеон буддизма
пополнялся
принятыми в
него божествами
синтоизма.
Культ Хатимана,
в частности,
номинально
являвшегося
богом синто,
был глубоко
пропитан буддизмом.
Многие из изречений,
приписанные
Хатиману, явно
носят буддийский
характер, так
как в них он
называет себя
Босацу - бодхисаттвой
- чисто буддийским
термином.
В
дальнейшем
Хатиман был
признан буддийским
духовенством
бодхисаттвой
и получил имя
Дайдзидзайтэт.
То же можно
сказать и о
синтоистской
богине Аматэрасу,
"прародительнице"
императорской
семьи. Аматэрасу
была объявлена
приверженцами
буддийской
секты "сингон"
воплощением
верховного
космического
будды Вайрочана
(Дайнити). Одновременно
с буддизмом
в Японии начало
распространяться
конфуцианство
чжусианского
толка. Учение
Конфуция,
переработанное
Чжу Си, представляло
собой консервативное,
догматическое
течение более
идеологического,
чем религиозного
плана, так как
оно включало
в себя, кроме
религиозных,
очень слабо
развитых, ещё
и этические
моменты. В Японии
конфуцианство
пошло по пути
адаптации в
местных условиях,
сливаясь с
буддизмом и
синто, воспринимая
некоторые их
положения.
Для
самурая отношение
между господином
и слугой было
основным. Из
этого отношения
черпались
понятия о долге
господина перед
слугой и слуги
перед господином.
Содержание
своих слуг было
законом нравственного
долга господина,
и он не мог считать
это своей милостью
по отношению
к слугам, так
как жил трудом
своих слуг и
должен был,
наоборот, смотреть
на это как на
милость с их
стороны. Для
слуг же служение
господину есть
долг и обязанность,
а не милость.
С благодарностью
они должны
получать от
своего господина
выдачи натуры
или деньгами,
и их должна
воодушевлять
только одна
мысль: отдать
свою жизнь за
него. "Это - закон
нравственного
дола слуги",
- говорится в
конфуцианском
учении. Такие
отношения - не
что иное, как
"справедливость",
или "нравственный
долг господина
и слуги".
Идея
верности господину
и неразрывно
связанное с
ней понятие
долга были
выдвинуты в
бусидо на первый
план, в то время
как более отвлечённые
философские
положения
конфуцианства
претерпели
на японской
почве соответствующую
перегруппировку
и переоценку,
не меняя, однако,
своей сути.
Верность ("служение
господину как
источнику всех
благ") и долг
("осуществление
этой верности")
во всей конфуцианской
этике являлись
наиболее активными
элементами,
всё остальное
считалось
второстепенным
и "покрывалось
практическими
идеями" этих
двух понятий,
занимало как
бы побочное,
служебное
положение.
Но
верность господину
могла выражаться
не только в
постоянном
служении ему,
готовности
в любой момент
пасть за него.
Вассал проявлял
свою верность
также тем, что
следовал за
своим господином
по пути смерти,
выражавшемся
в "самоубийстве
вслед", которое
стало к XIV в.
распространённой
формой исполнения
долга.
Таким
образом, религиозное
мировоззрение
самураев слагалось
из догм буддизма
и конфуцианства,
привнесённых
в Японию из
Китая, и элементов
верований и
обычаев местной,
национальной
религии - синто,
которая вошла
с ними в тесное
соприкосновение.
Со
временем элементы
этих трёх религий
переплелись
и составили
как бы единое
целое. Другие
большие религии
и религиозные
течения оказали
на сословие
воинов менее
существенное
влияние.
Тем
не менее на
долю христианства,
появившегося
в Японии вслед
за прибытием
португальцев
в XVI в., выпал больший
успех. Деятельность
христианских
миссионеров,
прежде всего
иезуитов, принесла
свои плоды.
Так, половина
армии в походе
Тоётоми Хидэёси
против Кореи
в 1598 г. была христианской.
Однако христианство
недолго процветало
на японской
почве.
Христианство
в Японии не
было христианством
в полном смысле
этого слова.
Оно было весьма
своеобразным
и включало в
себя элементы
синто и буддизма.
Синкретичность
христианства
на Японских
островах проявлялась,
к примеру, в
том, что Японцы
отождествляли
богоматерь
с Амида-буцу
или с Каннон-босацу).
Вслед
за неожиданным
подъёмом влияния
христианства
последовало
ещё более быстрое
его искоренение,
обусловленное
опасениями
сёгунов в связи
с проникновением
в страну иностранцев,
которое таило
в себе смертельную
опасность для
существовавшего
тогда государственного
строя.
Подготовка
буси
Воспитание
самураев
Звание
самурая в
средневековой
Японии было
наследственным.
Сын, как правило,
шёл по стопам
отца, становясь
воином-профессионалом,
представителем
сословия
военно-служилого
дворянства,
и оставался
в том феодальном
клане, членом
которого был
его родитель.
Поэтому в самурайских
семьях особое
внимание уделялось
воспитанию
подрастающего
поколения уже
с раннего детства
в духе бусидо.
Основной задачей
наставников
молодого буси
была выработка
в нём того комплекса
особенностей,
которые считались
необходимыми
в профессии
самурая, т.е.
воспитание
человека физически
сильного, владеющего
в полной мере
военным искусством,
вооружённого
знанием моральных
принципов
господствующего
класса.
Сын
самурая с самого
рождения окружался
исключительной
заботой. Он
являлся продолжателем
рода, хранителем
и наследником
его традиций.
Он имел право
совершать
религиозные
обряды по отправлению
культа предков.
(Согласно синто
и конфуцианскому
учению исполнять
обряды и возносить
благодарность
духам предков,
"успокаивая"
этим их души,
могли только
мужчины.) Исходя
из этого, рождение
ребёнка мужского
пола в японской
семье считалось
праздником.
С особым вниманием
относились
к первому сыну,
так как он по
закону уже с
момента рождения
считался наследником
дома, всего
состояния семьи
и имени самурая.
Кроме
того, сын наследовал
землю или рисовый
паёк, за который
служил у феодала
его отец. Поэтому,
если самурай
без наследника
в семье (в 1615 г.
самураям было
разрешено
усыновление
наследников
из среды их
родственников,
носящих то же
родовое имя)
почему-либо
не мог взять
себе наложницу
или если последней
не удавалось
родить ему
сына, феодал
конфисковывал
у буси его надел
и лишал родового
имени. Это означало,
что самурай
терял место
в социальной
структуре и
становился
ронином. Такая
мера часто
практиковалась
феодалами при
первых сёгунах
Токугава ввиду
того, что земля
находилась
под их непосредственным
контролем. В
период между
временами Кэнтё
(1601) и Кэинан (1651)
около 60 феодальных
семей потеряли
по этой причине
свои феоды.
В
первые дни
после появления
ребёнка на свет
в дом самурая
приходили
родственники,
приносившие
мальчику подарки,
среди которых
были два веера
изогнутой
формы, рассматривавшиеся
как предвестники
двух мечей
воина и как
символ храбрости.
Через
несколько лет
сын воина получал
один или два
(в зависимости
от ранга отца)
маленьких
игрушечных
меча, вырезанных
из дерева. Это
приучало юного
самурая любить
своё оружие
- мечи, принадлежность
сословия воинов.
Развивать
в детях самураев
военный дух
и почитание
воинской доблести
(сёбу) были призваны
ежегодные
праздники
мальчиков -
"танго-но сэкку",
отмечаемые
в пятый день
пятого месяца
по лунному
календарю и
получившие
затем большое
распространение
в период Эдо.
("Танго-но сэкку"
является одним
из традиционных
японских праздников,
который празднуется
повсеместно
в Японии и в
настоящее
время). Во время
праздника
мальчиков
выставляли
в доме искусно
изготовленные
миниатюрные
доспехи, надетые
иногда на специально
изготовленных
для этой цели
кукол (кабуто-нингё),
мечи, луки и
стрелы, знамёна,
стараясь тем
самым воспитать
в будущем самурае
воинственность,
уважение и
благоговейное
отношение к
военному снаряжению
и к самому ремеслу
самурая. Играть
такими мечами
и доспехами
детям запрещалось,
на них можно
было только
смотреть, так
как демонстрация
игрушек приравнивалась
к самурайской
практике показа
мечей и доспехов.
Непременным
аксессуаром
на празднике
мальчиков были
коинобори -
изображение
карпов, сделанные
из цветной
ткани или бумаги
и поднимавшиеся
на бамбуковых
шестах над
каждым домом,
где жили один
или больше
мальчиков.
(Число вывешиваемых
карпов соответствовало
числу мальчиков
в семье). Карпы
были предназначены
для той же цели,
что и игрушечное
вооружение.
Они символизировали
"мужественную
добродетель",
которая подразумевала
"военную добродетель".
В Японии карпы
и доныне считаются
самураями среди
рыб. Их рассматривают
как символ
энергии, храбрости
и непреклонной
твёрдости.
Детям воинов
внушали, что
от них требуется
такое же упорство
в достижении
цели, какое
показывает
карп, преодолевая
бурные потоки,
такой же стоицизм
и бесстрашие,
какие "проявляет",
по словам самураев,
эта рыба на
столе повара,
не уклоняясь
и не вздрагивая
от удара ножа.
Возможно, что
именно эти
"качества"
карпа обусловили
появление его
амулетов в
храме бога
войны Хатимана.
Самурайская
молодёжь приобщалась
к профессии
воина также
во время праздников
в честь побед
над айнами и
в других битвах
эпохи средневековья,
когда выставляли
и носили по
городу самурайское
снаряжение,
демонстрировали
искусство буси
и рассказывали
повести о героизме
(гундан). Значительное
влияние оказывало
конфуцианство.
По одному из
его принципов,
дети должны
были относиться
к родителям
с почтением
и уважением,
дорожить ими,
любить их, не
противодействовать
их воле, не причинять
им огорчения
и беспокойства
даже в том случае,
если "родители
по влечениям
своим были
дурными людьми
и относились
дурно к детям".
В
бусидо такое
отношение детей
к родителям
опосредовалось
принципом гири,
обусловливавшим
почитание
возраста (уважение
родителей и
старших вообще)
и объяснявшим
такие поступки,
как жертвование
собой ради
родителей.
Тщательное
домашнее воспитание
детей подразумевало
чтение им
нравоучительных
историй из книг
конфуцианского
характера.
Такого рода
назидательные
рассказы служили
руководством
к практическому
действию, являлись
своеобразными
сводами моральных
правил. Так, в
одном из подобных
рассказов
говорилось
о том, как мальчик
лёг в стужу на
лёд замёрзшей
реки, чтобы
растопить его
теплом своего
тела и достать
рыбы для своей
мачехи; в другом
- как мальчик
спал ночью,
ничем не прикрывшись,
чтобы отвлечь
москитов от
родителей на
себя.
Однако
конечной целью
воспитания
в ребёнке чувства
сыновнего долга
(оякоко) были
не только уважение
и любовь к родителям
и старшим,
проявляемые
в деле. Высшим
пунктом морального
обучения самурайской
молодёжи в духе
учения Конфуция
являлась выработка
верности государю,
который также
рассматривался
как отец воина.
Сыновний долг,
таким образом,
служил как бы
основой верноподданичества
и приравнивался
к верности
вассала сюзерену.
В качестве
примера можно
привести высказывание
об обязанностях
вассала одного
из правителей
токугавской
Японии князя
Мито Мицукуни
(1628-1700). Он говорил:
"Если виновным
(в государственной
измене) является
ваш отец, я не
склоню вас к
измене ему;
поступить так
- значило бы
погрешить
против справедливости
(гири). Сыновняя
любовь и верность
суть одинаковые
добродетели,
поэтому вы
лично должны
знать, как поступить
в подобном
случае, я представляю
решение подобного
вопроса вашей
совести".
Не
меньшим уважением,
чем отец, пользовался
учитель молодого
самурая. Авторитет
наставника
был очень высок,
его приказы
выполнялись
беспрекословно.
Популярное
изречение
гласило: "Родитель
тот, кто произвёл
меня на свет,
учитель тот,
кто делает меня
человеком".
В другой поговорке
сказано: "Твой
отец и мать
подобны Небу
и Земле, твой
учитель и господин
- солнцу и луне".
Духовная услуга
учителя (часто
священника)
в воспитании
считалась
неоценимой.
За воспитание
человека нельзя
было дать
материальное
вознаграждение,
так как нельзя
измерить неосязаемое
и неизмеримое,
за него следовало
бесконечно
почитать и
превозносить
своего учителя.
Обучение
в семье и наставления
учителя были
двумя основными
факторами,
фундаментом
в воспитании
молодёжи сословия
самураев,
формировавшими
идеал воина,
основанный
на мифических
сказаниях,
буддийском
безразличии
к смерти, конфуцианском
культе сыновней
почтительности
и чисто японской
основе - верности
своему феодалу.
Семья и наставник
прежде всего
заботились
о становлении
характера
подростка,
вырабатывали
отвагу и мужество,
выносливость
и терпение.
Будущих
самураев старались
растить бесстрашными
и смелыми, другими
словами, развивали
в них качества,
которые считались
в среде самураев
самыми главными
добродетелями,
при которых
воин мог пренебречь
своей собственной
жизнью ради
жизни другого,
особенно жизни
своего покровителя
и господина.
Такой характер
развивался
чтением рассказов
и историй о
храбрости и
воинственности
легендарных
героев, знаменитых
военачальников
и самураев,
просмотром
театральных
представлений.
Нередко отец
приказывал
будущему воину
для развития
смелости отправляться
ночью на кладбище
или место, известное
своей дурной
славой (где
"водилась"
нечистая сила,
духи и т.д.).
Практиковалось
посещение
мальчиками
публичных
наказаний и
казней, а также
ночной осмотр
отрубленных
голов преступников,
на которых сын
самурая должен
был оставить
свой знак,
доказывающий,
что молодой
буси действительно
приходил на
указанное ему
место.
Чтобы
развить у молодёжи
терпение и
выносливость,
сыновей воинов
заставляли
исполнять
непосильно
тяжёлые работы,
проводить ночи
без сна (во время
праздников
богов учения),
ходить босиком
зимой, рано
вставать и т.д.
Ненамеренное
же лишение пищи
считалось
полезным.
Мальчики
и девочки
воспитывались
в умении контролировать
свои действия,
воздерживаться
от выражения
своих чувств
восклицаниями,
от стонов и
слёз. "Что ты
плачешь от
таких пустяков,
трусишка? - говорила
мать плачущему
сыну. - Что ты
будешь делать,
если тебе отрубят
в битве руку
или тебе придётся
сделать харакири?"
С самого раннего
детства детям
буси прививали
чувство чести
и стыда, учили
быть правдивыми
и дисциплинированными.
Такое
воспитание
вырабатывало
хладнокровие,
спокойствие
и присутствие
духа, помогало
самураям не
терять ясности
ума при самых
серьёзных
испытаниях.
От самурайского
юношества
требовали
систематически
тренироваться,
чтобы овладеть
военным искусством,
быть всесторонне
подготовленным
для пользования
оружием, физически
сильным и ловким.
Молодые самураи
должны были
в совершенстве
владеть приёмами
фехтования
(на мечах и
алебардах),
стрелять из
лука, знать
дзю-дзюцу, уметь
обращаться
с копьём, ездить
верхом (для
юношей из самурайских
семей высокого
ранга), обладать
знанием тактики.
В
каждом клане,
при дворе каждого
феодала для
этой цели были
устроены великолепные
фехтовальные
залы, площадки
для стрельбы
из лука и гимнастических
упражнений,
манежи, где
преподавали
лучшие знатоки
своего дела
под непосредственным
руководством
самого феодала.
Обучение в этих
клановых школах
начиналось
обычно с восьми
лет и продолжалось
до 15.
Педагогические
требования
бусидо добавляли
к овладению
военными искусствами
ещё и изучение
литературы,
истории, каллиграфии
и т.д. Однако
самураи останавливали
своё внимание
на посторонних
военному делу
дисциплинах
лишь постольку,
поскольку это
касалось профессии
воина и могло
быть полезно
в военной практике.
Специальные
школы, в которых
преподавались
классическая
китайская
литература,
изящные искусства
и т.д., считавшиеся
необходимым
аксессуаром
поместья феодала
скорее из приличия,
как подражание
императорскому
двору в Киото,
где император
находился в
почётной ссылке,
презирались
самураями и
ни в коем случае
не были уважаемы,
а лишь терпимы.
В этих школах
можно было
увидеть детей,
не способных
к овладению
самурайскими
военными науками,
болезненных
и слабых, просто
физических
уродов или же
людей, добровольно
отрешившихся
от мира насилия.
Насмехаясь
и презирая
таких учащихся,
самураи говорили:
"Занятия науками
- это жалкий
удел изнеженных
женоподобных
царедворцев
Киото, слабое
здоровье которых
не позволяет
им пользоваться
своими мускулами
и лишает их
приятной возможности
упражняться
в благородном
искусстве
самураев".
Тем
не менее именно
из этой среды
вышли многие
национальные
мыслители,
знаменитые
поэты, писатели
и прославленные
художники эпохи
японского
средневековья.
В
15 лет воспитание
молодого самурая
считалось
законченным.
Он получал
настоящие
боевые мечи,
с которыми не
должен был
расставаться
всю жизнь; девушке
вручался короткий
кинжал - принадлежность
каждой женщины
сословия воинов.
Юноша переходил
в новую возрастную
группу - общество
взрослых.
Совершеннолетие
сопровождалось
и другими иниционными
действиями,
называвшимися
"гэмбуку", или
"гэнпуку".
Во
время обряда
половой зрелости
иницианту, по
древнему обычаю,
впервые делали
причёску самурая
- сакаяки: сбривали
волосы у лба
и завязывали
на макушке узел
волос (мотодори).
Юноше надевали
специальный
высокий головной
убор - эбоси,
приспособленный
для ношения
мотодори. Человек,
который во
время церемонии
надевал на
голову молодого
буси эбоси,
назывался
"усироми", т.е.
опекун, или
эбоси-оя (букв.
"родитель по
головному
убору"). В Японии
обряд инициации
был распространён
как среди
аристократии,
так и простого
народа со времён
древности.
Начиная с периода
Нара (710 - 794) юноши
аристократических
семей церемониально
инициировались
по ритуалу,
определённому
влиянием китайских
обычаев. Этот
обряд назывался
"уи-кобури",
или "какан"
(какан-но сики)
- "первое ношение
короны").
В
связи с гэмбуку
самурай облачался
впервые в одежду
взрослого
человека; в её
комплект вхо-дили
широкие шаровары
(хакама), похожие
на юбку и являвшиеся
особым отличием
сословия воинов.
Их первое
торжественное
одевание было
семейным праздником
и связывалось
с посещением
храма божества
- покровителя
рода совершеннолетнего.
В
состав инициационных
действий входили
получение
взрослого
имени, церемониальное
сожительство
со своей невестой
(хода-авасэ),
испытание силы
самурая и т.д.
Опекуном
подвергавшегося
гэмбуку обычно
просили стать
сильного и
могущественного
феодала, чему
самураи придавали
очень большое
значение и что
рассматривалось
как принятие
обоюдных обязательств
сеньора и буси.
Получив
оружие и пройдя
обряд инициации,
молодой самурай
обретал свободу
и независимость
в действиях,
был преисполнен
чувства самоуважения
и ответственности.
Он становился
полноправным
членом своего
сословия.
Само
собой разумеется,
что, будучи
профессиональными
воинами, самураи
должны были
основное внимание
уделять военному
ремеслу и признавать
только его
единственным
занятием, достойным
"благородного"
человека, т.е.
буси. Весь комплекс
того, что культивировал
в себе каждый
самурай, все
духовные и
физические
способности
были подчинены
в конечном
счёте единственному
и главному
моменту - овладению
военным мастерством,
без которого
было бы бессмысленным
само понятие
"самурай". От
степени военной
и физической
подготовленности
самурая зависело
высшее требование,
предъявляемое
каждому воину:
умение бороться
(с оружием или
без оружия) с
противником
и побеждать
его. Это обусловило
то, что, готовя
себя к основному
в жизни - войне,
буси постоянно
совершенствовали
искусство воина
и физическую
подготовку
уже с раннего
детства, упражняясь
во владении
оружием, воспитывая
телесную и
духовную твёрдость,
храбрость и
решительность.
Отличительной
особенностью
всех японских
видов военных
искусств (бугэй)
являлось то,
что основной
акцент при
овладении ими
делался прежде
всего на
нравственно-моральную
сторону и развитие
"духовных
способностей
самурая", т.е.
психической
уравновешенности
воина, а затем
уже на формирование
физически
развитой личности.
Моральное
содержание
таких дисциплин,
как кэндо, кю-до
и т.д., показывается
иероглифом,
который в сочетании
с другими звучал
как "до", являясь
основой этих
слов, говорящей
о нравственном
принципе и
имеющей также
глубокую связь
с религиозными
аспектами жизни
военного сословия.
Моральный
принцип в военных
тренировках
японских воинов
был обусловлен
учением Конфуция.
В Конфуцианстве
"до" рассматривалось
как определённая
этическая
категория. Что
же касается
религиозного
аспекта, то
основой сделать
была непосредственная
связь "до" с
дзен-буддизмом.
Познание
"до" ("правильного
истинного
пути", или "правды")
считалось
главным в фехтовании,
стрельбе из
лука, борьбе
без оружия,
плавании и т.д.
(где оно являлось
как бы образующим
идеалом самурая,
достижение
которого означало
в философском
смысле познание
самого себя),
необходимым
для гармонического
развития индивидуума.
Восточная
философская
традиция часто
называет "до"
"путём", обладающим
жизнедарящими
силами, испускающим
лучи света,
подобно солнцу.
В этом плане
"до" идентично
понятию "дао",
трактуемому
в философии
и эстетике
Китая как вечная
и неотъемлемая
первопричина
всего существующего
духовного и
материального
и отождествляемому
объективным
идеализмом
с источником
вещей и явлений
мира, с "путём"
природы. В
соответствии
с этим теоретики
военных искусств
считали, что
"до" как первичная
субстанция
может однократно
пробуждать
в человеке
"ценное" явление,
понимаемое
лишь инстинктивно,
мистически,
что позволяет
индивидууму
становится
причастным
цели "великого
учения". В военных
искусствах
самураев "до"
носило характер
образующего
идеала и начала,
без которых
эти искусства
были невозможны.
Целью и сутью
борьбы было
достижение
и соприкосновение
каждого воина
с "до", т.е. слияние
единичного
и целого. Другими
словами, "до"
должно было
помочь самураю
найти "единичное
бытиё во всём",
"войти в соприкосновение
с божественным
(божеством),
уловить его
присутствие,
увидеть его
существование.
Это согласуется
с дзеновскими
положениями
об "изначальной
природе Будды",
присутствующей
во всём (живом
и неодушевлённом),
которая постигается
человеком
посредством
сатори, обретения
нирваны на
земле, среди
живых.
Таким
образом, самурай,
познавая "до",
должен был
достичь военного
мастерства,
соприкасающегося
с "истинным
путём", и "войти
в совершенную
гармонию с
природой", с
которой человек
составляет
неразделимое
целое. Преобладающее
значение имела
внутренняя
подготовка
воина, на что
обращалось
больше внимания,
чем на напряжение
внешних физических
сил самурая.
Решающим фактором
в деле выработки
силы духа была
медитация. При
помощи дзадзен
- духовной основы
военно-спортивного
образования
самураев, призванной,
по выражениям
толкователей
дзен-буддизма,
помочь в достижении
гармонии с
"отрицательным
ничто", воины
должны были
развить у себя
психически
уравновешенное
состояние для
исполнения
своих основных,
военных функций,
а также для не
менее важного
дела - тренировок
в фехтовании,
стрельбе и
т.д., которые в
свою очередь
выступали как
репетиции
собственно
боевых действий.
Это было состояние
"повышенной
готовности",
которое ни в
коем случае
не означало
"малодушной
сонливости".
Несмотря
на ряд чисто
мистических
элементов,
медитация по
системе дзен
имела и рациональное
зерно. Прежде
всего это касается
постановки
правильного
дыхания, что
крайне необходимо
при любых физических
упражнениях.
Перед тренировочным
боем самураи
обычно принимали
позы, характерные
для дзен-буддийских
монахов, приготовившихся
к созерцанию,
и старались
дышать глубоко
и равномерно.
Это заранее
готовило органы
дыхания к физической
работе и содействовало
дальнейшему
ритмическому
функционированию
лёгких во время
самой схватки
с противником,
когда резко
возрастала
потребность
организма в
кислороде.
Преимущественное
духовное напряжение,
способствовавшее
развитию
самообладания,
хладнокровия
и трезвости
мысли при всех
упражнениях,
однако, не означало
что в военных
искусствах
самураев физический
фактор (сила
и выносливость)
рассматривался
как несущественный.
Являясь вторым
образующим
элементом в
военных дисциплинах,
физическое
воспитание
требовало от
воина кропотливого
оттачивания
техники, развития
физической
силы, выносливости,
выработки почти
инстинктивной
феноменальной
реакции и координации
движений. Всё
это достигалось
в результате
каждодневных
и многочасовых
тренировок.
искусства
Секреты
воинских искусств
(бу-дзюцу, или
бу-до), самураи,
как и все прочие
смертные на
Дальнем Востоке,
осваивали в
рамках традиционных
школ (рюха, или
просто рю). Система
школ, дожившая
до наших дней,
например, в
каратэ, уходит
корнями в раннее
средневековье
и имеет аналогии
в воинских
искусствах
Китая, Кореи,
Вьетнама, Бирмы.
Слово рюха
состоит из двух
иероглифов,
где рю означает
"течение" в
прямом и переносном
смысле, а "ха"
- "школа", "секта",
"группировка".
Здесь подразумевается
передача традиций
бу-дзюцу во
времени.
Японское
слово "бу-дзюцу"
образовано
двумя иероглифами:
"бу" - "воинский,
военный, относящийся
к военному
делу", и "дзюцу"
- "искусство,
умение, способ,
средство, уловка,
магия". Под
бу-дзюцу следует
понимать всю
совокупность
военного искусства,
в западном
понимании этого
термина, во
всех его проявления
- в сфере столкновений
государств,
армий или
индивидуумов.
Ознакомимся
с основными
направлениями
бу-дзюцу.
Мидзоку-бу-дзюцу
Под
мидзоку-бу-дзюцу
понимаются
те формы воинского
искусства,
которые существовали
до появления
первых школ
боевых искусств,
т.е. с древнейших
времен до рубежа
XIII-XIV
веков.
Мидзоку-бу-дзюцу
представляли
собой начальный
этап развития
военного искусства.
Тактика ведения
боевых действий
и приемы единоборства
еще пребывали
в зачаточном
состоянии. Они
были слабо
систематизированы
и лишь проходили
отбор и шлифовку.
Поэтому до
конца XIII
века окончательно
сложился только
один вид будзюцу
- сумо (борьба
без оружия и
одежды). Кроме
сумо относительно
высокого уровня
развития достигли
стрельба из
лука с коня
(кися) и борьба
в доспехах
(кумиути, ёрои-гуми).
Остальные
боевые искусства,
по сравнению
с последующим
периодом, были
крайне примитивны.
Говоря
о воинском
искусстве этого
периода стоит
упомянуть еще
кэмбу - ритуальные
танцы с мечами.
Кэмбу были
тесно связаны
с культом меча
в японской
национальной
религии синто.
Возможно, что
помимо чисто
ритуальных
функций, они
служили и для
обучения воинов
фехтованию
на мечах. Во
всяком случае
позже танцы-кэмбу
были канонизированы
в ряде самостоятельных
школ, а также
в некоторых
школах фехтования
на мечах кэн-дзюцу.
При
всей недоразвитости
воинских искусств
недооценивать
значение этого
периода в истории
японской воинской
традиции нельзя.
Во-первых,
в это время был
заложен теоретический
фундамент
будущих классических
бу-дзюцу. Это
было связано,
прежде всего,
с активным
заимствованием
достижений
военной мысли
древнего Китая.
Речь идет об
импорте выдающихся
военных трактатов
- "Сунь-цзы",
"У-цзы", "Лю тао",
"Сыма фа", "Сань
люэ", "Вэй ляо-цзы",
"Ли Вэй-гун
вэньдуй" и
других. Начиная
с VIII
века они служили
надежным подспорьем
для японских
военачальников,
и, по сути дела,
все последующее
развитие будзюцу
отталкивалось
от идей китайских
классиков. Во
всех без исключения
классических
бу-дзюцу мы
находим различные
интерпретации
гениальных
мыслей Сунь-цзы
об изменениях,
о полноте и
пустоте, о мощи.
Во-вторых,
именно в эти
дни сложилось
военное сословие
самураев, которое
в дальнейшем
превратилось
в основного
носителя воинской
традиции в
стране Восходящего
солнца и стало
питательной
средой для
совершенствования
бу-дзюцу.
В-третьих,
войны с айнами,
сражения между
самурайскими
дружинами,
столкновения
с монголами
послужили
естественным
отбором, благодаря
которому удалось
выявить наиболее
эффективные
методы ведения
войны - от стратегии
и тактики
крупномасштабных
сражений до
рукопашного
поединка.
Рюги-бу-дзюцу
Первая
половина XIV
века в истории
японских бу-дзюцу
ознаменовалась
возникновением
первых школ
(рюха, рюги) воинских
искусств. Споры
о том, какая
школа была
создана первой,
продолжаются
по сей день, но
большинство
японских
исследователей
отдают предпочтение
школе Нэн-рю,
созданной
дзенским монахом
Дзионом и ставшей
истоком для
целого ряда
крупных рюха
бу-дзюцу. После
Нэн-рю школы
будзюцу стали
плодиться как
грибы, и к концу
XIX
века их число,
по некоторым
оценкам, достигло
9000.
Возникновение
школ воинских
искусств в этот
период было
вполне закономерным.
В это время в
Японии окончательно
утвердилась
власть военного
сословия самураев
во главе с родом
Асикага, представителям
которого в
войне удалось
сорвать последнюю
попытку императорского
двора восстановить
свое былое
господство.
Установление
сёгуната как
формы правления
самурайского
сословия
способствовало
росту престижа
военного дела
и переосознанию
его как особого
военного искусства
или даже священнодейства.
Раздробленность
страны на
многочисленные
феодальные
княжества,
владельцы
которых явно
и тайно вели
непрерывную
борьбу друг
против друга,
также способствовала
выделению из
общего объёма
древнего
"национального"
военного искусства
особых территориально-родовых
традиций и
превращению
их в отдельные
самостоятельные
школы, обслуживающие
те или иные
феодальные
дома.
Школы
Бу-дзюцу
К
XVII
веку существовало
около сотни
различных
будзюцу. В целом
в зависимости
от специфики
предмета канонизации
их можно разделить
на 11 групп:
1.
Военная стратегия
и оперативно-тактическое
искусство
("гунпо" - "законы
войны"):
Хэйхо
- военная стратегия;
Сэндзё-дзюцу
- тактика, управление
и маневрирование
войсками на
поле боя;
Сорэн
- подготовка
и тренировка
войск (перемещения,
построения,
разбивка лагеря
и т.д.);
Гунгаку
- военное искусство
как наука (теория
военного искусства,
изучение его
принципов и
природы).
Сюда
же следует
отнести и некоторые
гораздо менее
масштабные,
но очень важные
дисциплины,
канонизированные
в некоторых
школах будзюцу:
Гумбай
(букв. "веер
полководца")
- управление
войсками на
поле боя при
помощи полководческого
веера;
Гункай,
дзинкай, гунра
- использование
специальных
раковин для
подачи сигналов
на поле боя.
2.
Суйгун - ведение
войны на море:
Сэнгунпо
- тактика морского
боя;
Сосэнпо
- подготовка
и тренировка
экипажей боевых
кораблей;
Суйгаку
- искусство
ведения военных
действий на
воде как наука.
3.
Тикудзё-дзюцу
- фортификация:
Построение
крепостей,
замков, полевых
укреплений,
выбор подходящих
мест для строительства
при помощи
гадания (фусуй)
и т.д.
4.
Нин-дзюцу - военный
шпионаж и разведка:
Полный
набор методов
агентурной
(тёхо, кантё)
и войсковой
(сэкко) разведки,
методы организации
диверсий, тайных
убийств.
В
состав нин-дзюцу
входит и целый
ряд вспомогательных,
но в то же время
достаточно
самостоятельных
дисциплин:
Хэнсо-дзюцу
- методы переодевания;
Онсни-дзюцу
- методы маскировки;
Синоби-ири
- проникновение
во вражеский
лагерь;
Интон-дзюцу
- методы ускользания
от погони и
т.д.
5.
Рукопашный
бой без оружия:
Бу-дзюцу,
связанные с
борьбой без
оружия, ввиду
большого количества
элементов
классифицировать
особенно трудно.
Борьба
без оружия без
одежды:
Сюда
входит лишь
один элемент
- борьба сумо.
Кумиути
- борьба без
оружия в доспехах;
в зависимости
от типа используемых
доспехов делится
на:
Ёрои-кумиути;
Каттю-гуми;
Когусоку
(коси-но-мавари);
Борьба
без оружия в
одежде:
Дзю-дзюцу-
собственно
японские методы
борьбы:
Хобаку
- методы захвата
противника
живьем в плен;
Торидэ
- букв. "хватающие
руки", полицейская
подсистема;
Айки-дзюцу
- разновидность
дзю-дзюцу,
основанная
на использовании
внутренней
энергии ки;
Тай-дзюцу
- Одни исследователи
считают, что
этим термином
назывались
методы физической
подготовки,
другие - что
это упрощенное
дзю-дзюцу, лишенное
ударов по уязвимым
точкам и болевых
приемов, и
практикуемое
в народе, третьи
полагают, что
это особые
методы борьбы
без оружия,
использовавшиеся
шпионами и
разведчиками
ниндзя, четвертые
вообще считают,
что "тай-дзюцу"
- это синоним
"дзю-дзюцу".
Китаизированные
и псевдокитайские
стили(кэмпо),
характерной
чертой которых
было преобладание
ударов руками
и ногами над
бросками (о
каратэ пока
речи нет).
Кикэн-дзюцу
- "опасные
искусства";
они включают:
Коппо(букв.
"учение о костях")
- методы ломания
костей;
Гохо("сильное
учение", или
кассацу-дзюцу
- "искусство
жизни и смерти")
- использование
малых и потайных
видов оружия
в сочетании
с приемами
дзю-дзюцу и
кэмпо;
Косси-дзюцу
(гэнкоцу, сито-дзюцу)
- методы поражения
уязвимых точек
нажатиями и
ударами;
6.
Рукопашный
бой с использованием
холодного
оружия:
Кэн-дзюцу
- фехтование
мечом; включая
технику боя
с коротким
мечом-кодати
(вакидзаси) и
с двумя мечами
- длинным и коротким
(рёто);
Иай-дзюцу
- мгновение
обнажение меча
для защиты или
контратаки,
как правило
в положении
сидя;
Батто-дзюцу
- мгновенное
обнажение меча
для защиты или
контратаки
в нестандартном
положении,
например при
ходьбе;
Нагината-дзюцу
- фехтование
алебардой;
Со-дзюцу
- искусство
боя копьем;
Кама-дзюцу
- искусство
боя серпом:
Кусари-гама
- серпом на цепочке;
Дзин-гама
- большим серпом-косой;
Нитё-гама
- парные серпы;
Кусари-дзюцу
- искусство
боя цепью:
Тама-гусари
- цепь с грузиком
на одном конце;
Фундо-гусари-
цепь с грузилами
на обоих концах;
Гэкиган
- кистень;
Бо-дзюцу
- искусство
боя шестом;
Дзё-дзюцу
- искусство
боя палкой;
Тэцубо-дзюцу
- искусство
боя стальной
дубиной;
Дзюттэ-дзюцу
- искусство
боя металлической
дубинкой с
боковым отростком;
Тэссэн-дзюцу
- искусство
боя боевым
веером;
Содэгарами-дзюцу
- искусство
боя багром;
Сасумата-дзюцу
- искусство
боя двузубыми
вилами;
Танто-дзюцу
- приемы боя
ножом-танто;
7.
Использование
метательно
оружия:
Кю-дзюцу
- стрельба из
лука:
Кися
(или ябусамэ)
- стрельба из
лука с коня
на скаку
Ханкю
- применение
малого "половинного
лука";
Доки
- применение
катапульт,
стреляющих
большими стрелами
и ядрами, при
штурме вражеских
укреплений;
Сюрикэн-дзюцу
- приемы метания
различных
лезвий, ножей,
"звездочек",
гвоздей, игл
и т.д.;
Утинэ
- метание специальных
утяжеленных
и оперенных
стрел;
Фуки-бари-дзюцу
- стрельба ядовитыми
иглами из трубки;
Фукуми-бари-дзюцу
- выплёвывание
отравленных
игл изо рта;
Тоатэ-дзюцу
- поражение
противника
с дистанции
подручными
средствами
- засыпание
глаз песком,
специальными
смесями, метание
камней, ослепление
при помощи
зеркал и т.д.;
8.
Ка-дзюцу - применение
огнестрельного
оружия и зажигательных
средств:
Хо-дзюцу
- применение
огнестрельного
оружия и артиллерии;
Дзюн-хо-дзюцу
- "неразвитое
хо-дзюцу"; методы
стрельбы стрелами,
пулями и ракетами
из труб, начиненных
порохом;
Нороси-дзюцу
- применение
сигнальных
огней;
Энка
- или эммаку;
постановка
дымовых завес
для маскировки
действий войск;
9.
Вспомогательные
искусства:
Суйэй-дзюцу
- юэй-дзюцу; методы
боевого плавания
в доспехах;
Суйдзёхоко-дзюцу
- организация
и подготовка
переправ, методы
изготовления
и использования
плавсредств
из подручного
материала;
Ба-дзюцу
- искусство
верховой езды:
Суйба
- переправа
через реки
верхом на коне;
Дакю
- вид самурайского
"спорта" типа
современного
поло, предназначенный
для овладения
джигитовкой;
Каттю-рю
- методы быстрого
и правильного
надевания
доспехов;
Тамэси
- или суэмоно;
методы тестирования
меча разрубанием
различных
объектов;
Сокурё-дзюцу
- определение
расстояний
и военная
топография;
Ходзё-дзюцу
- приёмы связывания
противника;
Хаягакэ-дзюцу
- методы повышения
скорости в
ходьбе и беге;
Каруми-дзюцу
- искусство
облегчения
собственного
веса для прыжков,
лазанья;
10.
Синпо - методы
морально-психологической
подготовки:
Тайсоку
- "брюшное дыхание";
Найкан
- внутреннее
созерцание,
медитация;
Саймин-дзюцу
- искусство
гипноза;
Сюнкан
саймин-дзюцу-
методы мгновенного
гипноза противника;
11.
Киай-дзюцу -
учение об энергии
ки и её использовании
в военном деле.
Чтобы
обеспечить
укомплектованность
своей армии
специалистами
всех родов,
даймё стали
поддерживать
существующие
школы соответствующей
направленности
и поощрять
создание новых
школ, отвечающих
их потребностям.
Так в середине
XVI
века по заказу
князей Такэды
Сингэна и Уэсуги
Кэнсина были
канонизированы
такие школы
нин-дзюцу, как:
Такэда-рю
Нинко-рю
и
Кадзи-рю.
Синбу-дзюцу
Несмотря
на изменения
в правилах и
частичные
нововведения,
суть борьбы
осталась прежней:
ей было также
свойственно
стремление
к гармонии,
развитию физических
и духовных
способностей,
призванных
служить как
победе над
противником,
так и для морального
воспитания
личности, которое
должно было
влиять на образ
жизни человека.
В
1868 году Япония
вышла на новый
виток своего
развития. В
результате
буржуазной
революции
Мэйдзи-исин
рухнуло трёхсотлетнее
правление
сёгунов Токугава,
завершилась
эра властвования
самурайского
сословия. Указ
1871 года объявил
о роспуске
самурайских
дружин и отмене
их сословных
привилегий.
Япония открылась
для западного
мира и развернула
процесс модернизации,
направленный
на сокращение
отставания,
прежде всего
технологического,
от Запада.
В
результате
бу-дзюцу оказались
в чрезвычайно
сложном положении.
Во-первых,
с исчезновением
самурайского
сословия они
утратили свою
социальную
базу. В период
Мэйдзи дзю-дзюцу
перестала быть
борьбой рыцарской
прослойки и
получила широкое
распространение
среди народа,
оставаясь,
однако, одной
из главных
дисциплин в
вооружённых
силах императорской
армии в послереформенной
Японии. В это
время каждый
солдат, матрос
и полицейский
должен был
обучаться
дзю-дзюцу.
Во-вторых,
техническое
перевооружение
и реформа армии
на западный
манер сделали
многие бу-дзюцу
совершенно
ненужными
пережитками,
которые в то
время не воспринимались
даже как музейные
экспонаты.
Возникла
необходимость
коренной реформы
бу-дзюцу, которая
позволила хотя
бы некоторым
из них продолжить
своё существование.
И выход был
найден. Во второй
половине XIX
века (1866г.) Кано
Дзигоро основал
новую школу
борьбы, которая
получила название
"дзю-до".
В
то же время был
создан институт
дзю-до Кодокан.
Поначалу его
школа была
воспринята
лишь как еще
одна школа
дзю-дзюцу, однако
вскоре выяснилось,
что его система
имела целый
ряд принципиальных
отличий от
старых школ.
Борьба
основывалась
на принципах
дзю-дзюцу, однако
исключала
многие приёмы,
опасные для
жизни. На первое
место Кано
Дзигоро ставил
сообразительность
и ум, а не грубую
физическую
силу. Тактика
борьбы дзюдо
так же, как и
дзю-дзюцу, не
требовала
наступления,
она воспитывала
умение выжидать,
терпеливо
наблюдать, идти
на уступки,
поддаваться
противнику,
используя в
конце концов
его намерения
и силу по смыслу
так: "победа
уступкой".
Заменив
слово "дзюцу"
на слово "до"
- "путь" - Кано
отказался от
прежней установки
на практическую
прикладную
ценность и
заявил о том,
что во главу
угла должно
быть поставлено
духовно-нравственное
воспитание,
внутреннее
совершенствование,
достижение
этического
идеала. Несмотря
на изменения
в правилах и
частичные
нововведения,
суть борьбы
осталась прежней:
ей было также
свойственно
стремление
к гармонии,
развитию физических
и духовных
способностей,
призванных
служить как
победе над
противником,
так и для морального
воспитания
личности, которое
должно было
влиять на образ
жизни человека.
В
противоположность
диким крикам,
раздающимся
на площадке
для кэндо, в
зале дзю-до,
называемом
додзё - "зал для
размышлений"
обычно преобладает
тишина. Борьба
должна проходить
без внешних
знаков возбуждения
участников
и зрителей,
причём наблюдающим
за схваткой
строго запрещается
зевать во время
её, так как поединок
дзюдо отождествляется
нередко, по
японским воззрениям,
с беседой.
Психическая
дисциплина
и молчание в
первую очередь
необходимы
борцу для
концентрации
внимания, и
побеждает в
дзюдо, как правило
тот, кто обладает
совершенным
телесным и
"духовным"
равновесием.
Конец
XIX
- начало XX
вв. помимо
возникновения
будо характеризовался
еще и появлением
целого ряда
новых для Японии
воинских искусств.
Речь идет, о
дзюкэн-дзюцу
(штыковой бой),
тосю-какато
(военная система
рукопашного
боя, созданная
Тиба Сансю),
тайхо-дзюцу
(полицейская
система задержания
преступников),
кэйбо-сохо
(техника боя
полицейской
дубинкой) и
т.д.
Ёрои
кумиути
Важную
роль в деле
физической
подготовки
самураев играла
борьба без
оружия (дзю-дзюцу,
или явара), которая
получила особое
развитие в
эпоху господства
военно-феодального
сословия.
Хотя
истинный самурай
никогда не
расставался
с оружием и
считал ниже
своего достоинства
сражаться
голыми руками,
если он только
не принадлежал
к славному
клану борцов
сумо, знание
основных приёмов
без оружия
могло сослужить
неоценимую
службу на поле
брани или в
покоях дворца,
куда входить
с мечом было
строжайше
запрещено.
Уже
в эпоху раннего
средневековья
произошло
размежевание
между спортивной
борьбой и самурайским
боевым единоборством,
известным как
"рукопашный
бой в доспехах"
- ёрои кумиути.
Эта
специальная
боевая система
борьбы в доспехах
(ёрои кумиути,
кумиути, ёрои-гуми,
каттю-гуми)
начала складываться
примерно с X
века, параллельно
со становлением
военного сословия
самураев. Во
многом она
походила на
сумо - те же толчки
и сваливания.
Это легко объяснимо,
ведь бойцы в
сражениях
носили доспехи,
тяжесть которых
с успехом заменяла
искусственно
нагнанный вес
сумоиста. Да
и громоздкие,
похожие на
коробки панцири
мешали брать
удобный захват.
Тем не менее
техника ёрои-кумиути
была намного
богаче. Здесь
не было условных
ограничений
как в сумо - вести
борьбу только
стоя, ни в коем
случае не падать
на землю, не
применять удары
и оружие. Бойцы
были вольны
использовать
любые приемы
и способы - важен
был лишь результат.
Изобретение
ёрои кумиути
приписывается
Сакаэда Мурамаро,
аристократу
эпохи Нара, но
в действительности
это искусство
старо, как сама
история войн.
Канонизировано
оно было впервые
в XV
в. Школой Цуцумиходзан-рю.
Расцвет ёрои
кумиути приходится
на период,
предшествовавший
появлению
дзю-дзюцу, то
есть на XI
- XV
вв. Техника
борьбы, рассчитанной
на столкновение
противников
без оружия или
с минимальным
количеством
подручного
оружия, была
довольно примитивна
и включала
небольшой
комплекс захватов
и бросков, позже
перекочевавших
в различные
школы дзю-дзюцу.
Приемы ёрои-кумиути
использовались
во всех случаях,
когда воин
терял оружие
- ронял его, ломал
и т.п. В битвах
X-XIII
веков бой начинался
с перестрелки
из луков, за
которой следовала
встречная атака
и противники
тут же оказывались
на земле. Меч
в такой ситуации
использовать
было очень
сложно - его
попросту некогда
было вынимать
из ножен. Поэтому
ёрои-кумиути
пользовалось
в те дни гораздо
большим почетом,
чем фехтование
на больших
мечах-тати.
Зато короткий
меч-котати или
кинжал-танто
обладали большой
популярностью,
так как ими
можно было
воспользоваться
в бою в стиле
ёрои-кумиути.
Ключевым
элементом в
технике ёрои
кумиути был
подход с последующим
захватом, при
котором оба
бойца стремились
занять наиболее
выгодную позицию
(ёцу-гуми) - "четверное
сцепление".
В ёцу-гуми оба
бойца плотно
обхватывали
друг друга, не
хватаясь при
этом руками
за пластины
доспеха. Такой
захват помогал
воину сохранять
равновесие
и мобильность
и позволял
эффективно
контролировать
действия противника.
Важно
было взяться
за открытые
места (руки,
шею, суставы),
где доспех
смещением
пластин не мог
помешать проведению
броска или
залома конечности.
Не возбранялось
использование
ударов кулаком
или пинков, но
о стальные
доспехи, как
правило, можно
было скорее
травмировать
собственную
руку или ногу,
чем нанести
ущерб противнику.
Большим подспорьем
в подобных
столкновениях
был простой
обоюдоострый
нож-кодзука,
который обычно
крепился к
ножнам большого
меча или к поясу
или специальный
кинжал для
пробивания
доспехов,
называвшийся
ёрои-доси, который
оба бойца были
готовы мгновенно
обнажить в
любой удобный
момент. Ёрои-доси
носили заткнутым
за пояс на правом
бедре, выхватывали
его обычно
левой рукой.
Требовалось
замечательное
умение, чтобы
контролировать
противника
одной рукой
и поддерживать
равновесие,
пока вторая
извлекала
кинжал из ножен
и пыталась
поразить уязвимую,
не прикрытую
доспехами часть
тела противника.
Сделать это
в свалке было
крайне трудно,
так как требовалось
попасть в маленькую
щель между
пластинами,
да еще под строго
определенным
углом.
Основу
ёрои-кумиути
составляли
различные
борцовские
приемы - захваты,
броски, заломы,
удушения -
позволявшие
эффективно
вести бой с
вооруженным
и одетым в доспехи
противником.
Арсенал приёмов
ёрои-кумиути
объединял
броски через
спину, через
грудь, через
голову в падении,
в которых боец
стремился
использовать
вес собственного
тела и тяжесть
доспеха, чтобы
опрокинуть
противника
на землю, через
бедро и через
колено, переднюю
и заднюю подножку.
После броска
он стремился
навалиться
всей массой
сверху и использовал
удержание,
чтобы обессилить
врага, а затем
прикончить
ударом кинжала.
Использовались
также несколько
видов подсечек,
а так же около
десятка болевых
замков на руки
и ноги. Кое-какие
приёмы освобождения
от захватов
были рассчитаны
на борьбу против
двух нападающих.
Изобретатели
ёрои-кумиути
эффективно
использовали
все особенности
вооружения
самурая. Так,
например, при
нападении сзади
можно было,
взявшись за
козырёк шлема,
ремешком задушить
врага или затылочной
частью того
же шлема переломать
шейные позвонки.
Металлическое
кольцо для
крепления
колчана на
задней стороне
панциря можно
было рассматривать
как удобную
"рукоятку"
при бросках
через бедро.
Как
видно из описания
техники ёрои-кумиути,
этот вид борьбы
был рассчитан
в основном на
столкновение
один на один.
В те времена,
в X-XIII
веках, сражения,
как правило,
превращались
в колоссальные
турниры с
традиционными
громогласными
возглашениями
родословных,
с театральными
вызовами на
бой. Самураи
считали ниже
своего достоинства
сражаться с
противником,
не назвавшим
своего имени
и не имеющим
благородного
происхождения,
не желали унижаться
до того, чтобы
убивать врага
скопом, когда
невозможно
определить,
кто же проявил
большую доблесть
в сражении. Все
это предопределило
специфический
характер ёрои-кумиути
как искусства
побеждать в
рукопашном
поединке в
доспехах. Его
последователи
не задумывались
о необходимости
предохраняться
от нападения
сзади. Сцепляясь
с противником,
они уже не могли
реагировать
на действия
других противников...
И зачастую
оказывались
жертвами этих
недосмотров.
На
протяжении
очень долгого
времени - примерно
с XI
по XVI
века - ёрои-кумиути
являлось главной
формой борьбы
без оружия, но
канонизировано
оно было довольно
поздно - в XIV-XV
веках. Хотя
ёрои-кумиути
вошло в программу
многих школ
бу-дзюцу, за
первенство
в его канонизации
спорят две
школы: Мусо
тёкудэн-рю, по
преданию основанная
еще в XIII
веке легендарным
буддийским
монахом Икэйбо
Тёхэн, и Цуцуми
Ходзан-рю, созданная
в XIV
века учеником
полулегендарного
основателя
японских бу-дзюцу
дзенского
монаха Дзион
Цуцуми - Ямасиро-но
ками Ходзан.
Когусоку
Начиная
с середины XVI
века японское
искусство
рукопашного
боя без оружия
претерпевает
революционные
изменения. Это
было предопределено
многими факторами.
Нововведения
были связаны
в основном с
появлением
огнестрельного
оружия и ликвидацией
всяких гарантий
"непробиваемости"
панциря. Изменился
также общий
характер ведения
боевых действий.
Сражение этого
периода - уже
не грандиозный
турнир, а столкновение
армий, где роль
индивидуального
воина отходит
на второй план
перед коллективными
действиями.
Здесь никто
не откликается
на вызов на
поединок, стальная
конная масса
попросту давит
воина-одиночку,
а стена копейщиков
во мгновение
ока превращает
его в решето.
Нападения
сзади, вдесятером
на одного становятся
обычным делом.
По сравнению
с предыдущим
периодом резко
возросла численность
армий, которые
теперь комплектуются
не только из
благородных
буси, но и из
простолюдинов.
Рост количества
воинов в сочетании
с новой маневренной
тактикой ведут
к изменению
защитного
вооружения,
которое должно
стать легче
и дешевле. И в
XVI
в., во времена
правления
Тоётоми Хидэёси
появились
облегчённые
модели доспехов
конструкции
знаменитого
мастера Мацунага
Хисасигэ. В
новом варианте
панцирь приобрёл
вид чешуи, состоявшей
из тонких железных
пластин. Такой
доспех назывался
гусоку. Его
уменьшенная
разновидность,
состоявшая
только из
набедренника,
наголенников
и латных нарукавников,
назывались
"малый доспех"
- когусоку, и
служила для
экипировки
полчищ рядовых
солдат-пехотинцев
асикагу ("лёгконогие").
В
результате
всех этих перемен
складывается
новая система
рукопашного
боя в облегченном
доспехе когусоку,
известная под
названиями
когусоку и
коси-но мавари
("окружающее
поясницу") и
довольно близкая
к настоящему
дзю-дзюцу. По
сравнению с
ёрои-кумиути
арсенал когусоку
был гораздо
шире. Здесь и
знакомые нам
по дзю-до и айкидо
броски через
бедро, спину,
плечо; оригинальные
перевороты
противника
вниз головой
с последующим
опусканием
черепом на
мостовую;
разнообразные
подсечки; болевые
приёмы на локоть
и колено, шейные
позвонки. В
когусоку уже
довольно широко
применялись
удары, рассчитанные
на поражение
не прикрытых
доспехом частей
тела - почек
(круговой удар
кулаком в обход
туловища), паха
(удар типа "апперкот"
под "юбку"
доспеха), колена
(удар ребром
стопы) и т.п.
Изобретение
когусоку
приписывается
Такэноути
Хисамори, который
был силен духом,
но мал ростом
и слаб телом,
а потому мечтал
научиться
побеждать более
сильных и рослых
противников
за счет ловкости
и техники.
В
июне 1532 г., как
гласит легенда,
Такэноути
явился во сне
горный монах-отшельник
и продемонстрировал
пять способов
захвата и удержания
врага с помощью
болевых приёмов.
Тот же монах
объяснил спящему
самураю преимущества
лёгкого вооружения
перед тяжёлым
в плане подвижности
и манёвренности.
С достопамятной
ночи и ведёт
своё происхождение
ныне здравствующая
школа дзю-дзюцу
- Такэноути-рю.
Когусоку
в тот период
не вытеснило
ёрои-кумиути,
поскольку
самураи высших
рангов по-прежнему
носили тяжелые
доспехи, способные
защитить даже
от мушкетной
пули. В результате
многие школы
бу-дзюцу ввели
в свою программу
оба этих вида
рукопашного
боя. Примером
такой системы
является известная
школа Ягю Синган-рю,
где четко
разграничивается
уровень асигару
- когусоку, и
уровень буси
- ёрои-кумиути,
а кроме того
имеется еще
и дзю-дзюцу -
то есть искусство
ведения боя
без оружия (или
с малыми подручными
видами оружия)
и без доспехов,
но это уже следующий
этап эволюции
японской борьбы.
Дзю-дзюцу
Упоминания
именно о дзю-дзюцу
(в другом чтении
- явара) - "искусстве
мягкости,
податливости",
впервые встречаются
в новеллах
памятника
"Повести о ныне
уже минувшем"
- ("Кондзяку-моногатари",
XI
в.) Вполне вероятно,
что в ту пору
уже существовали
отдельные,
весьма малочисленные
и строго засекреченные
школы кэмпо
(боевых искусств)
при дворах
феодалов и в
буддийских
монастырях,
которые были
одновременно
грозными крепостями
с гарнизонами,
состоявшими
из монахов-воинов
- сохэй. В эпических
повествованиях
XIII
в. - "Повести о
доме Тайра"
("Хэйкэ моногатари")
и "Повесть о
великом мире"
- ("Тайхэйки"),
густо насыщенных
батальными
сценами, буси,
как правило,
выбивают противника
из седла, затем
прыгают на него
сверху и вполне
ординарно
стараются
прирезать или
задушить.
Хитроумные
приёмы ёрои-кумиути
в массе своей
были явно
континентального
происхождения.
Строго говоря,
каждый новый
взлёт воинских
искусств в
Японии был
результатом
прямых контактов
с Китаем или
Кореей. Навыки
обращения с
различными
видами холодного
оружия (кроме
лука) пришли
к буси в процессе
оживлённых
дипломатических
и торговых
контактов с
танским Китаем
в VIII
- IX
вв. Позже, когда
контакты были
в основном
свёрнуты из-за
великодержавных
поползновений
китайских
императоров,
опальные вельможи
и полководцы,
бежавшие за
пределы Поднебесной,
нередко находили
приют на Японских
островах. В
конце XIII
века завоевательные
походы Хубилая,
широко использовавшего
китайских
солдат, предоставили
самураям ценных
пленников,
многие из которых
владели теми
или иными стилями
боевых искусств
(цуань-шу). Тогда
же, видимо, многие
крупные военачальники
из Южного Китая,
долго сдерживавшие
натиск монгольских
орд, вынуждены
были иммигрировать
в Страну Восходящего
солнца. Японские
авторы возводят
родословную
некоторых рю
(школ) к доисторическим
(и сугубо мифическим)
временам, единодушно
замалчивая
при этом фактор
внешнего воздействия.
Между тем не
секрет, что сам
термин дзю-дзюцу,
широко применявшийся
в китайских
и корейских
школах кулачного
боя, происходит
от знаменитого
изречения
Лао-цзы о воде,
одолевающей
камень. Другой
термин - субаку,
- обозначающий
в некоторых
источниках
то же понятие,
происходит
от корейской
борьбы субаку,
с которой
познакомились
воины Хидэёси
во время печально
знаменитых
походов на
материк в конце
XVI
в.
В
памятниках
эпохи Токугава
отмечается,
что большой
вклад в совершенствование
дзю-дзюцу внесли
китайские
иммигранты.
Среди них наиболее
известен Чэнь
Юаньбин, мастера
у-шу, (в японском
произношении
- Тин Гэмпин),
познакомивший
японских воинов
с боевым искусством
Шаолиня.
Чэнь
Юаньбин родился
в 1587 году в провинции
Чжэцзян, происходил
из старинного
и знатного рода
и с самого раннего
детства получил
хорошее образование.
В возрасте 27
лет он поступил
на обучение
в знаменитый
монастырь
Шаолинь, где
провел 13 месяцев
(1615-1616). Когда ему
было 35 лет, в 1621
году, он впервые
приехал в Японию,
в Киото, в качестве
переводчика
при посольстве
и зимой того
же года поступил
на службу к
князю Мори. В
1625 году он поселился
на горе Корин-дзан
в уединенной
келье ревностного
поклонника
буддизма Нагатоя
Кюбэй из местечка
Адзабу Иикура.
На месте этой
обители на
следующий год
был выстроен
монастырь
Корин-дзан
Кокусё-дзи,
ставший основным
"тренерским
центром" Чэнь
Юаньбина. Его
первыми учениками
стали три ронина
(бродячих самурая)
- Фукуно Ситироэмон
(Масакацу), Исогаи
Дзиродзаэмон
и Миура Ёдзиэмон
(Ёситацу), а также
монах Кюэн и
члены семьи
Нагатоя. Пройдя
обучение у
китайского
мастера, монахи
Кокусё-дзи и
семья Нагатоя
на протяжении
ряда поколений
сохраняли
традицию Чэнь
Юаньбина в
неизменном
виде, прозвав
её "Гэмпин-рю
дзю-дзюцу", а
ронины разбрелись
по разным провинциям
Японии и создали
собственные
школы, каждая
из которых
стала истоком
для десятков
других, благодаря
чему имя китайского
мастера стало
широко известно
в среде мастеров
бу-дзюцу.
Однако
Чэнь Юаньбин
не был первым,
кто познакомил
японцев с шаолиньским
ушу. По свидетельству
хроник Шаолиня,
начиная с XIV
века в нем
периодически
обучались
японские монахи,
многие из которых
активно занимались
ушу. Так в 1312-1324 годах
в Шаолине жил
японец, известный
под монашеским
именем Дачжи.
Уже через несколько
лет после своего
прихода в монастырь
он стал одним
из ведущих
специалистов
по кулачному
бою и искусству
владения палкой,
и добился такого
уважения у
китайских
собратьев, что
был допущен
на занятия
главного наставника
Шаолиня по ушу
мастера Хуэйвэня,
который впервые
в истории монастыря
передал иностранцу
секреты техники
боя с 18 каноническими
видами оружия.
В
мае 1327 года в
Шаолинь пришел
сын Дачжи, принявший
монашеское
имя Дэши. Он
должен был
провести в
монастыре три
года, но монахи,
подружившиеся
с умным, трудолюбивым
и дружелюбным
японцем, упросили
настоятеля
разрешить Дэши
остаться в
монастыре еще
на несколько
лет, благодаря
чему он получил
возможность
овладеть "тайными"
разделами
кулачного
искусства, к
изучению которых
допускались
лишь старшие
монахи.
В
1347-1379 годах в Шаолине
обучался японский
монах, известный
под китайским
монашеским
именем Чжаоюань.
В "Хрониках
Шаолиньского
монастыря"
о нем говорится:
"Он искушен
в китайском
языке и каллиграфии.
Сначала он
занимал пост
делопроизводителя,
а затем - старшего
монаха, к тому
же он в совершенстве
овладел техникой
шаолиньского
боевого искусства".
Вообще
в XVI-XVIII
китайские ушу
оказали колоссальное
влияние на
развитие дзю-дзюцу.
Благодаря им
в арсенал боевого
искусства
Японии вошли
разнообразные
удары руками
и ногами, многочисленные
варианты болевых
и удушающих
захватов. "Хроники
воинских дел"
("Будо дзенрайки")
сохранили имена
некоторых
мастеров дзю-дзюцу
периода междоусобных
войн (XV
- XVI
вв.), таких, как
Хитоцубаси
Дзёкэн и Сикигути
Дзюсин. Однако
об из жизни и
деятельности
почти ничего
не известно.
Большинство
сведений о
мастерах бу-дзюцу
заключено в
своде "Биографии
основателей
школ" ("Дэнсё"),
также неполном
и малодоступном.
Описания,
содержащиеся
в "Дэнсё", относятся
главным образом
к эпохе Токугава
- периоду продолжительного
мира, когда
после нескольких
веков беспрерывных
смут самурай
мог наконец
самозабвенно
посвятить себя
любимым занятиям
и вволю порассуждать
на тему о воинских
искусствах.
Количество
школ дзю-дзюцу
при Токугава
достигло рекордной
цифры - около
семисот.
Как
уже отмечалось,
большинство
школ дзю-дзюцу
строили свои
занятия не
только и не
столько на
отработке
приёмов без
оружия, сколько
на освоении
приёмов против
оружия с голыми
руками и против
оружия с оружием,
то есть комбинированного
рукопашного
боя.
Так,
из сочетания
кэн-дзюцу и
дзю-дзюцу родились
школы Араки-рю
(основана Араки
Матаэмоном
в начале XVII
в.), Асаяма итидэн-рю,
Мусо-рю, Син-син-рю,ю
Ёсин-рю, Кураку-рю,
Итин-рю, Тэнcин
Cинъё-рю
(синтезировавшая
традиции Ёсин-рю
и Син-но синдо-рю
и прославившаяся
такими мастерами,
как Минамото-но
Масатори и
Янаги Сэкидзай).
Самурайский
клан Курода
вошёл в историю
дзю-дзюцу благодаря
заслугам Сасабара
Сиродзаэмона,
основателя
мощной школы
Рёи синто-рю
(XVII
в.), конкурировавшей
впоследствии
с мастерами
дзю-до, воспитанниками
Кано Дзигоро
на решающем
турнире.
Влиятельная
школа Ягю-рю,
основанная
в конце XVI
в. Ягю Мунэёси,
снискала зловещую
популярность
благодаря
коварным интригам
и вероломству
Ягю Мусэмори,
наставника
фехтования
при дворе сёгуна
Токугава Иэмицу,-
того самого,
которому адресовал
свои назидания
преподобный
Такуан.
Большую
роль в становлении
современных
воинских искусств
сыграли школы
Кито-рю и Дайто-рю.
Школы чаще
всего ожесточённо
соперничали
друг с другом,
доказывая
превосходство
броска через
бедро, подсечки
опорной ноги
или удара кулаком
в переносицу.
Различия между
ними заключались
в постановке
дыхания, способах
и в преобладании
той или иной
группы приёмов:
бросков с участием
бёдер и корпуса,
бросков при
помощи болевых
заломов рук,
удушающих
захватов или
подсечек с
подкатом, рубящих
или тычковых
ударов. Однако
общих черт было
несравнимо
больше, что
позволило
впоследствии
создать на
основе дзю-дзюцу
универсальные
системы борьбы
- дзю-до и айкидо.
Как
уже говорилось
выше, самураи
использовали
искусство
борьбы без
оружия в том
случае, когда
меч ломался,
при внезапном
нападении
неприятеля
ночью или же
при переходе
воинов после
сражения на
мечах к рукопашному
бою. Кроме того,
самураи применяли
свои секретные
приёмы в случаях,
когда было
нежелательно
употребление
меча. Так, во
время шествия
торжественной
процессии даймё
(даймё-рёгэцу),
окружённого
свитой своих
самураев, каждый
местный житель
или путник
должен был
выражать своё
почтение князю
коленопреклонением,
при котором
кланяющийся
касался лбом
земли. В случае
неуважительного
отношения к
феодалу, выражавшегося
в нежелании
кланяться,
вассалы даймё
использовали
против "упрямцев"
не меч, хотя
они имели на
это право, а
приёмы дзю-дзюцу,
избегая тем
самым особого
внимания со
стороны публики.
Дзю-дзюцу
воины обучались
в многочисленных
клановых школах
под наблюдением
опытных наставников,
причём тайна
приёмов строжайше
охранялась,
что делало эту
борьбу привилегией
только высших
сословий, недоступной
для народа. В
противоположность
дзю-дзюцу, японские
крестьяне, не
имевшие права
носить мечи,
разработали
свою собственную
систему борьбы
без оружия, при
помощи которой
они могли обороняться
от вооружённых
самураев. Эта
борьба называлась
каратэ-дзюцу
или каратэ-до.
В её основу
легли древние
приёмы рукопашного
боя, заимствованные
жителями о-вов
Рюкю из Китая.
Не удивительно,
что идея заимствования
этих приёмов
возникла
первоначально
именно у рюкюских
крестьян, которые
по своей этнической
принадлежности
были отличны
от собственно
японцев, удерживавших
население
Окинавы и других
островов архипелага
в подчинении
при помощи силы
самурайских
дружин из Японии.
Самураи начинали
упражняться
в искусстве
борьбы ещё
мальчиками,
но даже самым
крепким из них
требовалась
непрерывная
практика в
течении нескольких
лет, чтобы овладеть
её приёмами.
Школы
формировались
исторически,
согласно принципам
кровного родства
(сэй) или профессиональной
общности (дай).
Чаще всего в
период зрелого
и позднего
средневековья
рю действовали
в рамках отдельных
самурайских
кланов и являлись
достоянием
клана.
Официальный
руководитель
школы назывался
иэмото (букв.
"глава дома").
Со временем
система иэмото
превратилась
в широко разветвлённый
узаконенный
институт,
объединяющий
не только
традиционные
искусства, но
и такие разнородные
области, как
придворная
музыка, сложение
пятистиший
- танка, гадание,
каллиграфия,
живопись, пение,
соколиная
охота, игра в
мяч, аранжировка
цветов, изготовление
коллажей и
фигурок из
бумаги, театральные
представления
Ноо и т. д.
Целью
создания системы
иэмото была
максимальная
профессионализация
всех "общественно-полезных"
занятий по
цеховому признаку,
выработка
канонов и раздел
сфер влияния
между конкурентами.
Кроме того, в
рамках каждой
школы, как и в
Китае, складывались
особые отношения
между наставниками
и учениками,
представлявшие
собой странную
смесь конфуцианских
добродетелей,
дзен-буддийской
жизненной
философии и
низменных
материальных
расчётов. Целью
обучения
провозглашалось
постижение
великого Пути
(кит. - Дао, яп.-
До), присущего
тем или иным
предметам:
мечу, копью,
кулаку, цветам,
чаю, бумаге и
т.п. другими
словами, учитель
должен был
раскрыть ученикам
истинное
предназначение
данного предмета
(например, меча)
и научить извлекать
из него все
преимущества,
которые этот
предмет может
дать в земной
жизни.
Поскольку
древнее конфуцианское
правило гласит,
что долг ученика
перед учителем
выше гор и глубже
морей, авторитет
иэмото был
абсолютно
непререкаем.
Поступая в
школу, ученик
добровольно
обрекал себя
на духовное
рабство, которое
нередко дополнялось
рабством физическим:
новичкам доставалась
вся грязная
работа в доме
учителя.
В
разраставшихся
школах, которые
насчитывали
порой десятки
и сотни человек,
иэмото назначали
из числа лучших
учеников старших
инструкторов
(сихин), однако
оставляли за
собой право
приёма экзаменов
и выдачи лицензий
на преподавание.
В дальнейшем
стали появляться
преподаватели
нескольких
разрядов, которые
постепенно
передавали
своих учеников
из младшей
группы в старшую.
Создавалась
иерархическая
лестница, в
основном копировавшая
структуру
отношений в
самурайских
кланах. Как уже
отмечалось,
новшества и
всевозможные
нововведения
в подобных
условиях были
почти невозможны,
и поэтому школы
бу-дзюцу сохранили
все свои изначальные
особенности
до наших дней.
Верность
господину и
беспрекословное
подчинение
наставнику
стали основой
педагогической
системы средневековых
школ бу-дзюцу.
"Когда личность
- а не разум, душа
- а не рассудок
избираются
учителем в
качестве материала
для работы, всё
занятие обретает
священный
характер", -
пишет Нитобэ
Инадзо в книге
"Бусидо. Душа
Японии".
"Родители
дали мне жизнь,
учитель сделал
меня человеком",
гласит одна
из заповедей
самурайства.
При такой постановке
вопроса почёт
и уважение,
оказываемые
учителю, были
чрезвычайно
велики. "Твои
отец и мать
подобны небу
и земле, - гласит
другая заповедь.
- Твои господин
и учитель подобны
солнцу и луне".
Нетрудно проследить
в этих изречениях
кровное родство
с широко известными
конфуцианскими
догмами, на
которые опирались
правители
феодальной
Японии. Обучение
в родовых, семейных
школах начиналось
чуть ли не с
младенчества,
и от юного неофита
не требовалось
иных гарантий
верности, кроме
кровных уз.
Традиция оттачивалась
из поколения
в поколение,
достигая в
каждом новом
отпрыске рода
предельного
блеска и совершенства.
Постепенно
семья разрасталась
в силу естественного
прироста, и
обладателями
секретов школы
значительное
число людей.
Это была элитарная
прослойка рю,
приобщённая
к "тайным заповедям".
В некоторых
случаях все
они были связаны
обязательством
никогда, никому
и ни под каким
видом не выдавать
своих особых
познаний - на
протяжении
веков дзюцу
бытовало в
узких рамках
родовой школы.
Иногда прославленные
мастера благодаря
своим ратным
подвигам получали
назначение
на официальную
должность
придворного
или армейского
наставника
фехтования,
стрельбы из
лука и т.п. Естественно,
вассальный
долг обязывал
виртуоза не
за страх, а за
совесть обучать
молодых самураев,
что он и делал,
не посвящая,
впрочем, своих
подопечных
в мицудэн.
В
рю, сформированных
по принципу
профессионального
отбора, приём
и посвящение
осуществлялись
по-иному. Многое
роднит их с
китайскими
школами у-шу.
Абитуриента,
если он не был
лично знаком
с главой школы,
непременно
рекомендовал
кто-либо из
старших учеников.
Поступающий
должен был
представить
доказательство
своего благородного
происхождения
из семейства
самурая (букэ)
или киотской
дворцовой знати
(кугэ). Далее в
процессе
собеседования
выяснялась
степень его
физической
и духовной
подготовки
и оговаривались
условия занятий
(большинство
школ были платными).
Если беседа
заканчивалась
обоюдным согласием
сторон, поступавший
расписывался
кровью, а точнее,
как было принято
на Востоке,
ставил фамильную
печать под
уставом школы.
Правила, перечисленные
в уставе, варьировали
большинство
положений
Бусидо, делая
особый упор
на уважении
учителя (сэнсэй)
и старших по
уровню мастерства
(сэмпай). В любом
уставе требование
секретности
стояло на одном
из первых мест.
Нарушение
обязательств
по отношению
к школе каралось
смертью. Рю во
главе с верховным
наставником
функционировала
во времени и
пространстве
как некое независимое
социальное
объединение,
братство по
оружию. Прошедший
полный курс
обычно получал
сертификат
в виде свитка
с печатью учителя,
но на этом связи
со школой не
прерывались,
ибо считалось,
что долг перед
наставником
оплатить в
земной жизни
невозможно.
В школах бу-дзюцу,
за редким
исключением,
не существовало
специальных
тренировочных
костюмов. Поскольку
полученные
навыки должны
были находить
применение
в реальной
жизни, самураи
приходили на
занятия в стандартном
"партикулярном"
платье. Обычно
это были куртка
с широкими
рукавами (хаори)
и широкие шаровары
(хакама), не
стеснявшие
движений.
Непременными
деталями служили
кушак и повязка
на лоб для удержания
волос (хатимаки).
На занятия
полагалось
приходить
босыми, хотя
в быту самураи
обувались в
мягкие сандалии
(дзори) или сандалии
в виде дощечек
на подставках
(гэта). Можно
представить
себе, с какими
сложностями
при отражении
неожиданной
атаки сталкивались
опытные мастера,
облачённые
в парадные
одежды - длиннейшее
кимоно с рукавами
почти до пола
и "выходные"
удлинённые
шаровары (нагабаками)
со штанинами,
шлейфом, волочащимся
по земле!
К
обучению в
школе воинских
искусств (в
одной или
последовательно
в нескольких
рю) самурай
готовился с
детства. Японские
дети, несмотря
на присущее
родителям
исконно конфуцианское
чадолюбие,
всегда росли
в суровых условиях.
В самурайских
домах, как и в
крестьянских,
мальчишки зимой
и летом бегали
в лёгком платье
с непокрытой
головой и босиком,
либо в лёгких
соломенных
сандалиях.
Носки (таби)
выдавались
только к парадным
выходным. Отопление,
представлявшее
собой вмонтированную
в пол жаровню
с углями, было
редкостью даже
в замках. Знаменитое
стихотворение,
в котором критики
порой усматривают
нотки социальной
сатиры, отражало
типичную деталь
средневекового
быта:
Провёл я
как-то ночь
В опочивальне
князя -
И всё равно
продрог.
Вот
что пишет автор
"Сокрытого
в листве" о
воспитании
детей в самурайских
семьях:
"Существуют
вполне определённые
методы воспитания
ребёнка самурайского
рода. С ранних
лет нужно поощрять
его храбрость,
не следует
запугивать
его или обманывать.
Если ещё в детстве
он будет мучиться
тревогой и
страхами, след
от нанесённого
ущерба останется
с ним до могилы.
Родители не
должны слишком
опекать ребёнка,
нельзя позволять
ему обнаруживать
страх при ударе
грома, не нужно
запрещать ему
гулять в темноте.
Скверное обыкновение
- рассказывать
ребёнку страшные
истории, чтобы
заставить его
замолчать,
когда он плачет.
В то же время,
если ребёнка
слишком сильно
наказывать,
он вырастет
робким, самоуглублённым
созданием. В
любом случае
необходимо
заботиться,
чтобы он не
приобрёл дурных
черт характера".
Рацион
взрослых и
детей включал
в основном рис,
редьку, баклажаны
и огурцы, сою,
кое-какие соленья,
моллюсков и
рыбу. Мясо,
запрещённое
буддизмом,
потреблялось
лишь изредка,
после охоты
или на званых
пирах в замках
знати.
Учитывая
подобную подготовку,
самураи сравнительно
легко переносили
физические
и моральные
тяготы, которые
поджидали их
на начальном
этапе обучения
в школах бу-дзюцу.
А тяготы были
немалые. Месяцами
длились скучные,
однообразные
упражнения.
Постановка
базовой техники
новой школы
даже у опытных
самураев зачастую
отнимали годы.
Обучение по
ускоренной
программе не
практиковалось
вообще, ибо
принято было
считать, что
каждый поступивший
в данную школу
(нюмонся) должен
вжиться в новую
систему, полностью
перестроив
свой организм.
Дважды в год,
в зимние холода
и в разгар летней
жары, по восемьдесят
дней проводились
усиленные
занятия - "сборы",
так называемые
зимние учения
(как-кэйко) и
летние учения
(сёто-кэйко). В
эти периоды
тренировки
продолжались
почти круглосуточно,
чередуясь с
часами сидячей
медитации -
практика, пришедшая
из дзенских
монастырей.
Зимой - в снегу
босиком и без
тёплой одежды,
летом - на солнцепёке,
в духоте, под
дождём. Так
проходили
"сборы", и точно
так же проходят
они во многих
школах поныне.
Преподавание
с точки зрения
технических
деталей было
полностью
подчинено
канону, который
не менялся в
течении веков.
Малейшая попытка
исправить или
дополнить
мастера рассматривалась
как вопиющее
нарушение
этикета.
Само
слово "учиться"
(манабу) в японском
языке происходит
от глагола
манэбу, что
означает "подражать",
"копировать".
Таким образом,
ученик должен
был прежде
всего тщательно
копировать
действия учителя.
Далее, слово
"тренировка"
применительно
к воинским
искусствам
обозначается
понятием "закрепление
и повторение
старого" (кэйко),
где под "старым"
подразумеваются
прежде всего
заветы старых
мастеров.
Можно
утверждать
почти наверняка,
что школы бу-дзюцу,
дожившие до
наших дней,
абсолютно
идентичны если
не по укладу,
то по методике
обучения своим
далёким предкам
времён феодализма.
Методика
преподавания
в школах бу-дзюцу
была весьма
сходна с китайской.
Первый
этап - постановка
базовой техники
(кихон), закладка
основ правильных
движений: блоков,
ударов, стоек,
переходов,
маневрирования.
Второй
этап- разучивание
комбинаций
(рэндзоку-вадза)
из нескольких
элементарных
приёмов с завершающим
ударом или
броском (иппон-вадза
и самбун-вадза).
Третий
этап - разучивание
сложных комплексов
формальных
упражнений
с включением
многочисленных
приёмов (ката),
имеющих также
и прикладное
значение. На
этой стадии
предполагался
активный духовный
рост, способствовавший
достижению
совершенства.
Овладевший
всем техническим
арсеналом школы
проходил посвящение
в тайные традиции
(мицудэн), если
заслуживал
того по мнению
наставника.
Далее
перед ним открывались
широкие просторы
свободного
варьирования
сочетаний и
приёмов и оттачивания
мастерства.
В
процессе обучения
ученик должен
был всесторонне
подтвердить
свои бойцовские
и человеческие
качества, достойно
зарекомендовав
себя перед
учителем и
старшими собратьями.
Соответствующий
пояс (хотя система
поясов появилась
сравнительно
недавно), а также
дан (степень
зрелого мастерства)
присуждались
либо самим
наставником,
либо общим
собранием
старших учеников
под председательством
наставника.
Каждое звание
подтверждалось
удостоверением
вплоть до
заключительного
сертификата
мастера высшего
класса (мэнкё).
Среди
самураев, не
связанных
ежедневной
службой, популярно
было паломничество
из школы в школу
(муся сюгё) с
целью накопления
опыта и расширения
диапазона
бу-дзюцу. Иногда
такого рода
рыцарские
странствия
носили агрессивный
характер. В
жажде утвердить
славу непобедимого
фехтовальщика
самурай, подобно
своим европейским
коллегам-рыцарям,
вызывал на
поединок всякого,
кто подворачивался
под руку. Поскольку
основной заповедью
в большинстве
рю было убийство
наповал с первого
удара (хиссацу),
побеждённому
редко приходилось
жаловаться
на пристрастность
судьи или нарушение
правил. Если
повод для поединка
был достаточно
важным, противнику
посылался
официальный
письменный
вызов с подробным
и весьма напыщенным
изложением
мотивов. Таким
же образом
решались и
споры между
конкурирующими
школами. Решительное
поражение или
смерть главы
одной рю чаще
всего приводили
к возвышению
другой.
Овладение
секретами
воинских искусств
для самурая
было равносильно
бесконечному
Пути, духовному
и нравственному
самосовершенствованию
во имя наилучшего
исполнения
долга:
"Тренировке
человека нет
конца. Бывает,
что вы вдруг
начинаете
чувствовать
себя достигшим
полного совершенства
и перестаёте
заниматься
тем, чем занимались
до сих пор. Между
тем, кто хочет
быть совершенным,
тот всегда
должен помнить,
что он ещё очень
далёк от этого.
Только не
довольствующиеся
уже достигнутым
и постоянно
стремящиеся
к высшим достижениям
будут почитаться
потомством
за лучших людей",
- убеждает "Сокрытое
в листве".
Так
же как истинный
художник считает,
что лучшая его
картина ещё
не написана,
истинный воин
должен считать,
что подлинные
секреты мастерства
ему ещё не доступны,
как и горные
высоты духа.
Хотя буддийские
стадии самосовершенствования
и не имеют прямых
аналогов в
воинских искусствах,
идея "восхождения"
в обоих случаях
вполне очевидна.
Это восхождение
осуществляется
по стадиям,
которые как
бы соответствуют
виткам спирали
в классической
диаграмме,
изображающей
развитие Вселенной.
Спираль, уходящая
в беспредельность.
Только духовное
прозрение,
слияние с Пустотой,
с Абсолютом
и ощущение
внутренней
гармонии могут
сделать человека
настоящим
Мастером воинских
искусств или
Мастером чайной
церемонии,
икэбаны, живописи,
поэзии… Священное
писание самурая,
"Сокрытое в
листве", гласит:
"Следует ценить
золотую середину",
но когда речь
идёт о воинских
искусствах,
даже в ежедневных
тренировках
самурай должен
неизменно
чувствовать,
что его мастерство
превосходит
мастерство
соратников…
Самурай, чья
конечная цель
заключается
с победе на
поле брани, в
одолении доблестного
противника,
является истинным
воплощением
самурайской
чести и мужества,
неукротимым
и рьяным".
Наибольшее
внимание в
среде буси
уделялось
важнейшим
разновидностям
оружия - мечу,
копью, алебарде,
луку. Борьба
без оружия
всегда имела
второстепенный
характер и
практиковалась
только как
вспомогательное
средство "на
чёрный день",
так как самурай
всегда носил
при себе небольшой
арсенал и не
расставался
с ним даже ночью.
Однако в любом
виде рукопашного
боя требовался
психофизический
тренинг кэмпо.
Чаще
всего в школах
бу-дзюцу преподавали
технику владения
одним-двумя
из основных
видов оружия
на базе классического
кэмпо. Школа
бу-дзюцу давала
относительно
узкую специализацию,
но, кроме того,
самураю полагалось
знать и зачатки
других важнейших
дзюцу (каноническое
их число составляло
восемнадцать),
чтобы столкновение
с мастером
другой школы
не было для
воина роковым
сюрпризом.
Квалифицированный
буси являлся
в известном
смысле универсалом
и мог со своим
мечом, копьём
или палицей,
а иногда и просто
голыми руками
успешно обороняться
против многих
противников.
Даже
женщины в самурайских
домах обучались
владению алебардой
(нагината), а
иногда также
мечом и кинжалом,
чтобы уметь
в случае необходимости
постоять за
себя, а главное
- чтобы проникнуться
духом воинских
искусств, понять
устремления
отцов, мужей,
братьев и быть
им верной опорой
в жизни.
Преподавая
дзю-дзюцу самураям,
их наставники
подчёркивали,
кроме всего
прочего, что
самурайская
борьба без
оружия является
"истинной наукой
японского
народа", дающей
ключ к пониманию
многих философских
и этических
вопросов
мировоззрения
японцев. Дзю-дзюцу
требовала от
изучающих её
глубокого
знания анатомии
человека, соблюдения
диеты, выработки
спокойствия
и хладнокровия.
Только воин,
способный
сохранять
самообладание
при любых
обстоятельствах,
мог эффективно
применять
приёмы дзю-дзюцу,
невзирая на
вооружение
или силу противника.
И в этом случае
определяющее
значение имела
психологическая
тренировка
по системе дзен
с её медитацией.
Не менее важными
в борьбе были
отработка
выносливости,
достигаемой
в результате
каждодневных
тренировок
при работе над
приёмами, и
соблюдение
диетических
норм. Рацион
самурая не
допускал излишков
и включал в
себя такие
продукты, как
рис, овощи, рыба,
фрукты. Летом
на завтрак и
обед подавались
свежие фрукты
и овощи (лук,
помидоры, морковь,
редька, репа,
капуста и т.д.),
варёная рыба,
рис и чай - напиток,
поднимающий
жизненный
тонус. Зимой
пища воина
оставалась
такой же, с тем
лишь изменением,
что в неё входили
ещё лепёшки,
а фрукты и иногда
рыба присутствовали
на столе в сушёном
виде. Считалось,
что подобная
еда всегда
поддерживает
превосходное
здоровье и
укрепляет силу
мускулов.
Хотя
тренинг самураев
в школах бу-дзюцу
был строго
засекречен
и взору изумлённых
зрителей представали
порой лишь его
результаты
- тела, разрубленный
от плеча до
пояса, отражённые
голыми руками
стрелы, вспоротые
животы, - нет
никаких сомнений,
что этот тренинг
имел много
общего с подготовкой
мастеров в
континентальных
школах кэмпо.
Вот
текст, извлечённый
из классического
трактата - макимоно.
В нём, как в капле
воды, отражена
вековая мудрость
воинских искусств,
их философия
и логика, психология
и космогония.
Подобные откровения
существовали
в традиции
многих школ.
Их заучивали
и повторяли
как заклинание
перед тренировками
и боем:
У меня нет
родителей -
моими родителями
стали Небо и
Земля.
У меня нет
очага -
Единое Средоточие
(сайка тандзен)
станет моим
очагом.
У меня нет
божественного
могущества
-
честность
станет моим
могуществом.
У меня нет
средств к
существованию
-
покорность
природе станет
моим средством
к существованию.
У меня нет
волшебной силы
-
внутренняя
энергия (ки) -
моя магия.
У меня нет
ни жизни, ни
смерти -
вечность
для меня и жизнь
и смерть.
У меня нет
тела -
смелость
станет моим
телом.
У меня нет
глаз -
вспышки молнии
- мои глаза.
У меня нет
ушей -
пять чувств
- мои уши.
У меня нет
членов -
мгновенное
движение - мои
члены.
У меня нет
закона -
самосохранение
станет моим
законом.
У меня нет
стратегии -
свобода
убивать и свобода
даровать жизнь
(саккацу,
дзидзай) - вот
моя стратегия.
У меня нет
замыслов -
случай - мой
замысел.
У меня нет
чудесных свойств
-
праведное
учение придаст
мне чудесные
свойства.
У меня нет
принципов -
приспособляемость
ко всему (ринкёкэн)
вот мой принцип.
У меня нет
тактики -
пустота и
наполненность
(кёдзицу) - вот
моя тактика.
У меня нет
талантов -
быстрота
духа-разума
(тои сокумё) -
вот мой талант.
У меня нет
оружия -
доброжелательность
и правота - моё
оружие.
У меня нет
крепостей -
невозмутимый
дух (фудосин)
- моя крепость.
У меня нет
меча -
растворение
духа в Пустоте
(му-син) - вот мой
меч.
Сумо
История
сумо уходит
корнями в глубочайшую
древность. Уже
в китайских
исторических
и литературных
памятниках
конца I тысячелетия
до н.э. упоминается
боевое искусство
сянпу. Иероглифы
этого названия
в японском
прочтении дают
слово собоку,
а в современном
звучании - сумо.
Другое иероглифическое
обозначение
слова сумо
возводит его
генеалогию
к китайской
народной борьбе
цзюэди, также
получившей
развитие с
доисторических
времён. Более
скрупулёзные
исследователи
находят упоминания
о некой разновидности
сумо в канонической
буддийской
Сутре Лотоса,
где нара (индийский
вариант сумо)
упоминается
в ряду других
полезных наук,
коими должен
овладеть
добродетельный
муж. Ссылаются
также на биографию
Сиддахарти
Гаутамы, который,
прежде чем
стать Буддой,
усердно занимался
борьбой и кулачным
боем. Однако
все эти факты
имеют весьма
косвенное
отношение к
японскому сумо,
хотя и позволяют
в известной
степени выявить
его прообразы
в далёком прошлом.
Первые
сведения о
реальном сумо
содержатся
в "Записях
древних лет"
("Кодзики", VII
в.), собрании
космогонических
и исторических
мифов, выдвигающих
версию божественного
происхождения
расы Ямато.
Повествуется,
в частности,
как во время
продвижения
японцев на
северо-восток
острова Хонсю
предводитель
местных племён
Такэминаката-но
ками вызвал
на поединок
японского
полководца.
Призом для
победителя
должно было
стать всё движимое
и недвижимое
имущество
побеждённого.
В схватке,
происходившей
без применения
оружия, самонадеянный
воитель был
повергнут, и
все его владения
законным путём
перешли к племени
Ямато.
Другой
эпизод с описанием
сумо встречается
в "Анналах
Японии" ("Нихонги",
VIII в.). Согласно
этим хроникам,
в 230 г. до н.э. в
провинции
Идзумо на морском
берегу состоялись
первые официальные
состязания
сумо в присутствии
императора
Суйнин. Непобедимый
Кэхая из края
Тадзима встретился
с Номи-но Сукунэ,
представителем
Идзумо. Вот как
описывает её
"Нихонги" : "...
Номи-но Сукунэ
прибыл из Идзумо,
и ему и Тайма-но
Кэхая немедленно
повелели бороться.
Эти мужи встали
друг напротив
друга. Оба подняли
ноги и пнули
друг друга. И
Номи-но Сукунэ
сломал ударом
ребра Кэхая,
и еще раз ударил
и сломал ему
поясницу. Посему
земля Тайма-но
Кэхая была
захвачена и
целиком отдана
Номи-но Сукунэ."
Побеждённый
скончался, а
победитель
был провозглашён
первым чемпионом
сумо и в дальнейшем
стал сакральным
покровителем
японских борцов.
Подобные состязания
в "Анналах
Японии" называются
также тикара-курабэ
- "соизмерение
сил". Думается,
это название
довольно точно
отражает их
суть. Как и во
всех молодецких
потехах такого
рода, именно
сила и боевой
задор, а не техника
и ловкость
определяли
победителя
в схватке.
Таким
образом, японцы
определяют
возраст сумо
в 2200 лет. Однако
достоверные
сведения о
проведении
состязаний
сумо относятся
к 642 г., когда по
указанию императора
при дворе состоялся
праздник в
честь корейского
посла. В соревнованиях
приняли участие
воины дворцовой
стражи и корейцы
из охраны посольства.
Заметим, кстати,
что в Корее
издавна существовала
борьба шубаку,
родственная
японскому сумо
как по иероглифическому
написанию, так
и по внутреннему
содержанию.
С той поры при
дворе ежегодно
проводились
состязания
сумо. Они были
приурочены
к Танабата,
празднику
окончания
полевых работ
и начала осени,
который отмечается
в Японии седьмого
числа седьмого
лунного месяца.
С окончанием
уборки риса
(яп. сумаи) связывается
и происхождение
названия сумо.
Ещё задолго
до установления
ритуальных
праздничных
состязаний
сумосэти борьба
входила в программу
развлечений
крестьян в
Танабата, одном
из самых оживлённых
народных фестивалей
календарного
цикла. Турнир
сумо при дворе
обычно следовал
за поэтическим
турниром, причём
нередко участники
стремились
в равной степени
проявить своё
творческое
и дарование
и воинскую
доблесть.
Что
касается техники
тогдашнего
"сумо", то она
была довольно
примитивна
и включала в
себя в основном
толчки, сбивы,
заваливания.
Упор делался
на силу. Борцы
стремились
путем специальной
диеты увеличить
собственный
вес и, судя по
изображениям,
им это удавалось
даже в те далекие,
не вполне
обеспеченные
времена. На
турнирах удары
перестали
применяться
из-за их чрезвычайной
опасности для
здоровья, но
в реальном бою
борцы часто
применяли удары
руками и толчковый
удар пяткой
вперед. Так как
победа в ритуальной
схватке присуждалась
борцу, бросившему
противника
наземь, то борьба
в партере не
велась и, соответственно,
не изучалась.
В
эпоху Хэйан
(VIII - XII вв.), знаменовавшуюся
расцветом
аристократической
культуры, сумо
прочно вошло
в быт японцев.
Многочисленные
празднества
в синтоистских
храмах сопровождались
обязательными
военно-спортивными
играми: скачками,
стрельбой из
лука, набрасыванием
сети. В городах
и селениях
служилые самураи,
ремесленники,
купцы и крестьяне
дружно участвовали
в первенствах
по сумо без
особых сословных
разграничений.
В таких демократических
формах народное,
или "деревенское",
сумо дошло и
до наших дней.
Между
тем церемониал
придворного
ритуального
сумо (сэтиэ-дзумо)
продолжал
неуклонно
разрастаться
и усложняться.
В 821 г. в "Уложение
о придворных
церемониях"
был внесён
параграф, касавшийся
практики сумо.
К тому времени
всеяпонские
состязания
приходились
не на праздник
Танабата, а на
середину второй
декады седьмой
суны. Позже, к
концу эпохи
Хэйан, чемпионаты
стали проводиться
уже в восьмую
луну. За три
месяца до турнира
императорские
посланцы сумаи-но
цукаи направлялись
во все провинции
страны для
выявления
достойных
претендентов.
Они совмещали
в себе функции
герольдов и
инспекторов,
наблюдавших
за отборочными
соревнованиями.
Как правило,
сумаи-но цукаи
назначались
из офицеров
императорской
гвардии.
"Общий
сбор" (мэсиавасэ),
как официально
именовался
ежегодный
чемпионат,
обставлялся
весьма торжественно.
Состязания
проводились
на территории
столичных
дворцов - посыпанные
песком внутренние
дворы временно
превращались
в арены. В дни
турнира весь
Киото становился
огромным стадионом.
Более трёхсот
человек принимало
участие в процессии,
открывавшей
празднество.
Впереди вручную
тащили повозку
(высотой от 8
до 25 м), украшенную
шёлковыми
полотнищами,
лентами и цветами.
На ней синтоистские
храмовые служители
били в огромные
барабаны. Множество
жонглёров и
комедиантов,
прибывших со
всех концов
Японии, услаждали
толпу своим
искусством.
По обе стороны
процессии шли
высшие чины
в сопровождении
пышной свиты.
Шествие замыкали
специально
отобранные
для чемпионата
борцы (около
40 человек), представлявшие
различные
провинции и
области.
Во
время соревнований
борцы выступали
двумя командами
- от придворной
гвардии правого
и левого крыла.
За самым перспективным
тяжеловесом,
лидером команды,
называвшимся
хотэ, по старшинству
следовали
сначала ваки
и далее борцы
ещё приблизительно
семнадцати
степеней по
убывающей.
Главный турнир,
во время которого
проходили
схватки между
мастерами
равных степеней
от обеих команд,
проводился
в один день.
Затем следовали
командные
турниры "на
выбывание
участников"
и абсолютное
первенство.
Схватки проводились
не на помосте,
как в наши дни,
а на ровной
песчаной площадке.
Главным отличием
хэйанского
сумо от его
средневековых
и современных
аналогов было
отсутствие
чётких правил
и ограничений,
что нередко
приводило к
тяжёлым травмам.
По команде
судьи борцы
без лишних
церемоний
сходились и
начинали бой.
Кроме общепринятых
ныне приёмов
разрешалось
использовать
также удары
руками и ногами
в любую часть
тела. По окончании
каждой схватки
члены судейской
коллегии, выделенные
от гвардии
правого и левого
крыла, громогласно
объявляли
победителя
и втыкали в
землю стрелу.
Впоследствии
по количеству
стрел подводились
итоги соревнований.
Судьями были
знатные военачальники.
Если же они не
могли прийти
к единому мнению,
в качестве
верховного
арбитра приглашался
сам император,
чей приговор
звучал как глас
синтоистских
божеств, в честь
которых и
устраивалось
празднество.
Последний
турнир сэтиэ-дзумо
состоялся 25
числа седьмой
луны 1174 г., в правление
императора
Такамуры. Вскоре
после того
началась великая
смута Гэмпэй
- затяжная
кровопролитная
война между
самурайскими
кланами Тайра
и Минамото.
Результатом
войны явилось
физическое
уничтожение
цвета рыцарства
рода Тайра. В
стране свирепствовали
голод и эпидемии.
Императорский
двор бежал в
Киото. После
долгих скитаний
и унижений
дворцовая
аристократия
была низведена
до положения
хранителей
обветшавших
традиций. Реальная
власть перешла
в руки военных
самурайских
правителей
- сёгунов.
В
последующие
триста лет
ритуальные
турниры сумо
проводились
в Киото с большими,
иногда в несколько
десятков лет,
перерывами.
Состязания
по борьбе сумо
вошли в состав
самурайского
троеборья
вместе с обычной
стрельбой из
лука (дзярай)
и стрельбой
с коня на скаку
(умаюми). Правила
соревнований
строго запрещали
использование
ударов, некогда
столь популярных
в матчах сэтиэ-дзумо.
В течение нескольких
веков, ознаменованных
правлением
воинского
сословия и
непрестанными
междоусобными
войнами, сумо
в значительной
мере утратило
свои ритуальные
функции и перешло
на службу
практическим
нуждам самураев.
Приёмы сумо
изучались с
целью их применения
на поле боя.
Соревнования
по борьбе часто
проводились
при дворах
знатных феодалов,
в военных лагерях.
Одновременно
развивалось
и чисто зрелищное
сумо в больших
городах благодаря
усилиям ронинов
- бродячих самураев,
потерявших
сюзерена и не
нашедших иного
занятия, кроме
борьбы на подмостках.
С
XII в. наметилось
размежевание
спортивного
и боевого сумо.
Последнее
больше отвечало
потребностям
воинов, заинтересованных
в создании
эффективной
системы борьбы
без оружия и
против оружия.
Так, на основе
древнего сумо
стали возникать
новые виды
единоборств,
впоследствии
породившие
большое многообразие
школ и направлений
дзю-дзюцу. Впрочем,
следует отметить,
что в основе
этих двух
оригинальных
систем национальной
японской борьбы
лежат противоположные
принципы. Если
сумо предполагает
прежде всего
победу при
помощи силы,
то дзю-дзюцу
("искусство
мягкости,
податливости")
культивирует
ловкость и
техническое
мастерство,
которые позволяют
слабому одолеть
сильнейшего.
История
сохранила
совсем немного
имён знаменитых
борцов периода
расцвета сэтиэ-дзумо
и ещё меньше
имён, относящихся
к эпохам Муромати
и Асикага, которые
охватывают
около четырёх
столетий. Так,
например, в
средневековой
рыцарской
эпопее "Сказание
о братьях Сога"
("Сога моногатари")
повествуется
о поединке
между Кавадзу
Сабуро и Матано
Горо в 1176 г. Кавадзу,
служилому
самураю маленького
роста (всего
154 с), удалось
нанести сокрушительное
поражение
гиганту Матано,
профессиональному
рикиси, до той
поры не знавшему
поражений.
Знаменитый
"бросок Кавадзу"
вошёл в канонические
48 приёмов раннего
сумо. Сборник
поучительных
легенд, притч
и рассказов
- "Повести о
ныне уже минувшем"
("Кодзяку моногатари")
- донёс предание
о некоем борце
сумо, который
разорвал пополам
удава. Динамическими
сценами с показом
сумо пестрят
страницы народных
фарсов - кёгэн.
Эти фарсы, которыми
перемежались
постановки
классических
драм театра
ноо, пользовались
особой любовью
горожан.
В
"Жизнеописании
Ода Нобунага"
рассказывается
о том, как своенравный
объединитель
Японии в конце
"периода враждующих
княжеств" (1570
- 1581) устраивал
грандиозные
турниры сумо
в своём замке.
Всё большую
популярность
приобретали
выступления
рикиси на ярмарках
и площадях.
Прекращение
междоусобных
войн в начале
XVII в. привело к
установлению
долговременного
правления
династии сёгунов
Токугава. Бурный
рост ремёсел
и развитие
купеческого
промысла в
таких центрах,
как Киото, Осака,
Эдо, вызвали
к жизни колоритную
городскую
культуру. В
эпоху Токугава
творили великие
поэты Басё,
Бусон, Рёкан,
великие писатели
Ихара Сайкаку,
Тикамацу Мондзаэмон,
Уэда Акинари,
Такидзава
Бакин, великие
художники
Утамаро, Сюнсё,
Сяраку, Хокусай,
Хиросигэ. Большинство
ныне признанных
школ воинских
искусств -
фехтования,
борьбы, стрельбы
из лука - так
же возникло
в мирную эпоху
Токугава, когда
оставшиеся
не у дел служилые
самураи дружно
занялись шлифовкой
своего мастерства,
доводя его до
виртуозности.
Золотой
век наступил
и для сумо, которое
наряду с театром
кабуки превратилось
в любимейшее
развлечение
горожан. Могучие
рикиси, как и
утончённые
актёры кабуки,
становились
кумирами всего
взрослого
населения
городов. Славу
их можно было
сравнить разве
что со славой
современных
звёзд мирового
футбола.
С
XVII в. по всей Японии
получило
распространение
так называемое
храмовое сумо
(кан-дзин-дзумо).
Прямого
отношения к
храмовому
ритуалу это
сумо не имело:
встречи знаменитых
рикиси устраивались
по случаю открытия
новых мостов,
закладки дворцов
и храмов, календарных
праздников,
юбилеев и т.д.
Из храмового
сумо развилась
традиция чисто
зрелищных
состязаний,
привлекавших
тысячи болельщиков.
Такие исторические
памятники, как
"Старые и новые
истории о сумо"
и "Всё о сумо",
сохранили имена
чемпионов конца
XVII в.: Ояма Дзироэмона,
Ивасаки Гэндаю,
Имакава Садаэмона.
С 1791 г. сумо превратилось
в цеховый промысел.
В выступлениях
бродячих борцов
запрещено было
пользоваться
приёмами сумо.
В
те же годы владельцы
типографий
стали выпускать
массовыми
тиражами бандзукэ
- рекламные
буклеты со
списками команд
и характеристиками
ведущих борцов.
В сороковые
годы XVIII в. закрепилась
традиция проведения
двух ежегодных
чемпионатов
сумо в Осаке
и Эдо попеременно.
То были поистине
грандиозные
спортивные
игры, привлекавшие
участников
и болельщиков
со всех концов
страны.
На
всеяпонских
чемпионатах
со времён позднего
средневековья
и до наших дней
все участники
распределялись
по географической
принадлежности
между командами
"Восток" и
"Запад". В первую
входили представители
восточных и
северо-восточных
провинций
Японии с центром
в столице сёгуната
- Эдо. Во вторую
- представители
западных и
юго-западных
провинций с
центром в богатом
и купеческом
городе Осака.
Деление "Восток"
- "Запад" по
традиции сохранялось
и в матчах меньшего
масштаба. Вплоть
до середины
XVIII в. в мире сумо
безраздельно
господствовали
осакские борцы.
Меценаты из
купеческого
сословия не
жалели средств
для развития
в родном городе
благородного
промысла,
"божественного
сумо. Эдо много
лет оставалось
на втором плане.
Отчасти это
объяснялось
заботой сёгунов
о собственном
покое и благополучии.
Поскольку
схватки гигантов
на начальном
этапе нередко
протекали очень
бурно и приводили
к дракам между
борцами, членами
их команд, и
болельщиками,
с 1648 по 1720 г. вышло
несколько
указов о запрете
проведения
соревнований
в Эдо. Однако
в 1743 г. эдоские
борцы стали
успешно конкурировать
с лидерами в
Осаке и Киото.
Вскоре после
снятия правительственных
ограничений
центр сумо
переместился
на северо-восток.
В бандзукэ на
первом месте
печатался
список эдоских
борцов, а западные
чемпионы для
поддержания
своей репутации
считали необходимым
регулярно
выступать в
Эдо. Ко второй
половине XIX в.
в Осаке осталось
всего трое
стоящих рикиси
- прочие переместились
в Эдо, чтобы
там продолжить
традиции большого
сумо. В течении
последних ста
лет эти традиции
бережно сохраняются
любителями
сумо в Токио.
В эпоху Токугава
окончательно
оформились
72 канонических
приёма сумо,
закрепился
ритуал турниров,
усовершенствовались
правила соревнований,
которые в неизменном
виде дошли до
наших дней.
Ринг
для борьбы сумо
- дохё - представляет
собой помост
около 18 квадратных
футов, приподнятый
на два фута над
землёй и покоящийся
на прочном
глиняном основании.
Помост разграничен
огромными
жгутами из
рисовой соломы,
концы которых
врыты в землю.
Схватка проходит
на внутреннем
круге диаметром
чуть больше
15 футов. Во дворцах
спорта навес
над рингом,
напоминающий
по форме крышу
синтоистского
храма, подвешивается
к потолку зала.
Раньше он
поддерживался
столбами по
углам. С "крыши"
свисают драпировки
с четырьмя
кистями, символизирующими
времена года.
В
схватке побеждает
тот, кто заставит
противника
коснуться пола
любой частью
тела - коленом,
рукой, головой…
или вынудит
его выйти за
пределы ринга.
Правила строго
запрещают удары
кулаком, пальцами
или ребром
ладони, а также
пинки ногами
в грудь и живот,
атаку в горло
и в пах. Отсутствие
весовых категорий
нередко приводит
к тому, что на
ринге встречаются
явно неравносильные
партнёры. Хотя
техника, бесспорно,
играет немаловажную
роль в сумо,
последнее слово
обычно остаётся
за борцом с
большей массой.
Участники
соревнований
делятся, по
традиции, на
две команды
- "Восток" и
"Запад". В таблице
бандзукэ список
участников
возглавляют
борцы пяти
высших рангов,
входящих в
категорию
макуути. Это
абсолютный
чемпион (ёкодзуна),
просто чемпион
(одзэки) и далее
- сэкивакэ, комусуби,
маэгасира.
Последняя
группа объединяет
рядовых бойцов,
а четыре первых,
составляющие
по численности
около четверти
всей команды,
являются элитарными.
За маэгасира
идут низшие
ранги - дзюрё,
макусита и
другие. Турниры
открываются
схватками
борцов низших
рангов и заканчиваются
поединком
чемпионов в
финале.
Титул
ёкодзуна появился
около трехсот
лет назад. С
тех пор этого
титула удостоились
не более пятидесяти
борцов. Ёкодзуна
занимает особое
положение в
мире сумо. Даже
потерпев несколько
поражений, он
не теряет своего
титула до тех
пор, пока не
уйдёт в отставку
"по собственному
желанию". Чтобы
претендовать
на титул ёкодзуна,
борец должен
как минимум
дважды выйти
победителем
на больших
чемпионатах,
добившись
звания одзэки.
Он должен также
зарекомендовать
себя с лучшей
стороны в глазах
судей и собратьев
по рингу.
Во
время чемпионатов
перед началом
соревнований
ежедневно
проходит парад
участников
(дохё-ири). Особенно
красочно выглядит
парад "высшей
лиги" макуути,
когда соперничающие
команды поочерёдно
выходят на ринг
и как бы аплодируют
сами себе.
В
действительности
хлопками в
ладоши они
отгоняют злых
духов. Кульминация
парада - появление
на ринге ёкодзуна;
он выходит в
сопровождении
главного судьи
и двух сильнейших
борцов, один
из которых
несёт церемониальный
меч. В отличие
от прочих участников
парада на бёдрах
чемпиона кроме
нарядного
шёлкового пояса
с передником
красуется
массивная витая
пеньковая
верёвка со
свисающими
зигзагообразными
бумажными
полосами. Это
синтоистский
талисман для
борьбы с нечистью,
которая тоже
порой не прочь
посмотреть
сумо. Затем
ёкодзуна исполняет
ритуальный
комплекс
телодвижений;
бьёт в ладоши,
чтобы привлечь
внимание богов,
вытягивает
руки в стороны
ладонями вверх,
показывая, что
в них нет оружия.
В заключение
он высоко поднимает
поочерёдно
левую и правую
ногу и с силой
топает по рингу,
отгоняя нечисть.
К
концу дня после
заключительного
матча специально
отобранный
молодой борец
в звании макусита
исполняет
ритуальный
танец с луком.
В эпоху Токугава
лук был высшей
наградой чемпиону,
а танец символизировал
торжество
победы, благодарность
богам, императору
и судьям.
Не
менее колоритно,
чем борцы, выглядят
выходящие на
ринг судьи -
гёдзи. Кимоно
судьи скроено
по модели
шестисотлетней
давности. Чёрные
шапочки напоминают
головной убор
синтоистского
священника.
Как и борцы,
судьи подразделяются
на ранги. Право
судить схватку
чемпионов имеет
только главный
судья, татэ-гёдзи.
Ранг судьи
определяется
цветом кисти
на его круглом
веере. Судья
высшей категории
имеет право
на ношение
носков-таби
и соломенных
сандалий, остальные
выступают
босиком.
Перед
началом схватки
рикиси ходят
по рингу, рассыпая
горстями
"очистительную
соль". Как можно
догадаться,
они делают это,
чтобы отвадить
назойливую
нечисть. За
день на ринг
попадает около
пятнадцати
килограммов
соли.
Уже
выходя на исходную
позицию, борцы
проводят церемонию
"стряхивания
пыли". Складывая
ладони, а затем
разводя их в
стороны, они
имитируют
движения обтирающего
руки о солому.
Непосредственно
схватке предшествуют
психологическая
борьба - сикири.
Сжав руки в
кулаки, слегка
нагнувшись
вперёд, борцы
медленно сходятся
и останавливаются
на расстоянии
шестидесяти
сантиметров
друг от друга.
При этом они
сверлят друг
друга взглядом,
пытаясь мысленно
уничтожить
противника.
В середине
века, когда
сикири не было
ограничено
временем, случалось,
что один из
партнёров
пасовал перед
грозным взглядом
и сдавался без
боя. Впервые
ограничение
до десяти минут
ввели только
в 1928 г. Затем время
сикири сократили
до семи минут,
а с 1950 г. - до двух-четырёх
минут.
Сама
схватка длится
пять-семь минут
и изобилует
напряжёнными
моментами, что
особенно остро
ощущается
благодаря
исполинским
размерам участников.
Эдоское
большое сумо
нашло отражение
в творчестве
крупнейших
художников
того времени.
Сюнсё и Сяраку
оставили множество
цветных гравюр
с портретами
знаменитых
рикиси, со сценами
борьбы, по которым
можно восстановить
всю атмосферу
соревнований.
Сохранились
также биографии
чемпионов,
среди которых
было немало
примечательных
личностей. Так,
в начале XVIII в.
титул ёкудзуна
несколько лет
сохранял Маруяма
Гонтадзаэмон,
по японским
меркам - великан
ростом 193 см, с
огромной круглой
шишкой на голове.
Злополучная
шишка и побудила
его взять псевдоним
Маруяма - "Круглая
гора". Обладатель
шишки отличался
склонностью
к поэзии и любил
сочинять трёхстишия
- хайку. Эту его
слабость разделял
другой чемпион
того же времени
родом из киото,
Инадзума Райгоро.
Он был чуть
пониже - 188 см, хотя
для средневековой
Японии это тоже
фантастическое
достижение,
- но зато пошире
в плечах и побольше
в объёме. Инадзума
дожил до 80 лет,
что нечасто
случается с
рикиси. До конца
дней своих он
разрабатывал
теорию сумо
и писал стихи.
На склоне лет
он посвятил
себе прочувствованное
стихотворение,
обыграв собственный
псевдоним
Инадзума - "Молния":
В сумрачном
небе
угасает молнии
блеск.
Осенний ветер…
Повышенным
интересом к
политике отличался
ёкодзуна Дзиммаку
Хисагоро (рост
173 см, вес 135 кг),
современник
иучастник
революции
Мэйдзи (1868 г.). За
десять лет
выступлений
в чемпионатах
он выиграл 91
бой при шести
поражениях,
заслужив прозвище
Макэдзуя - "Не
возьмёшь!"
Сочувствуя
мятежным самураям
Сацумы, которые
подняли восстание
в защиту старого
режима против
реставрации
императорской
власти и "открытия
страны" для
иностранцев,
Дзиммаку на
несколько лет
бросил спорт.
Затем он всё
же вернулся
к любимому делу
и возглавил
осакскую федерацию
сумо. К старости
Дзиммаку тронулся
рассудком: все
свои средства
он употребил
на изготовление
надгробных
плит и памятников
различным
политическим
деятелям.
В
конце XIX в. жил
самый высокий
из зарегистрированных
доныне чемпионов
- Оодзуцу Манъэмон
(рост 197 см, вес
131 кг). Псевдоним
его означал
"Большая пушка".
По складу характера
Большая пушка
был робок и
застенчив.
Из-за своей
нерешительности
он часто проигрывал.
Даже усовершенствовав
мастерство
и став абсолютным
чемпионом,
Оодзуцу не
любил побеждать,
жалея противников,
и всегда старался
свести поединок
к ничьей. Болельщики
прозвали его
Вакэдзуна -
Нечемпион.
Уже
после второй
мировой войны
выступал на
ринге самый
тяжёлый (в тот
период) среди
чемпионов -
Адзумафуса
Кинъити. Вес
его составлял
170 кг. при росте
180 см. Адзумафуса
недолго сохранял
титул ёкодзуна,
перейдя со
временем в
категорию
рядовых борцов.
Позже он стал
комментатором
матчей сумо
по телевидению
и спортивным
обозревателем.
В наше время
рекордный вес
рикиси перевалил
за 200 кг.
Причудливые
"сценические
имена" (сико-на)
были введены
в мир сумо триста
лет назад. По
сути своей они
соответствовали
псевдонимам
художников,
писателей и
актёров, но
строились по
другим законам.
Очень часто
борцы брали
"значимые"
псевдонимы
типа: молния,
гром, ураган
(Инадзума, Каминари,
Оораси). Нередко
были хвастливые
прозвища, такие,
как: укротитель
драконов или
гроза Эдо. Знаменитый
чемпион Тэссэкидзё
Горо вложил
в свой псевдоним
значение "Крепость
из железных
глыб". Борцы
поскромнее
использовали
в псевдонимах
названия гор
и морей, известных
своей красотой
видов или же
просто название
родного селения.
Были и такие
случаи, когда
борец принимал
имя врача,
вылечившего
его от тяжкого
недуга. В прошлом
имя борцу нередко
подбирал наставник
или старшие
товарищи. Ныне
сико-на обычно
включает один
иероглиф от
имени учителя
и один - от названия
клуба. Однако
правом на псевдоним
пользуются
не все борцы,
а лишь достигшие
высокой степени
мастерства.
Самое
удивительное
в сумо - это,
бесспорно, сами
рикиси, "силачи",
поражающие
воображение
мощью, здоровьем,
дородством
и необычайной
гибкостью.
В
клубы сумо
(сумо-бэя) учеников
принимают в
возрасте 10-15 лет.
Хотя предпочтение
отдаётся мальчикам
крепкого сложения
и высокого
роста, никто
из них, конечно,
даже отдалённо
не напоминает
знаменитых
гигантов гинга.
Формирование
тела борца
происходит
исключительно
в процессе
тренировок,
за счёт увеличения
мышц и наращивания
веса. Например,
современный
сумоист Кита-но
Фудзи в начале
занятий, будучи
юношей, весил
72 кг., а в категорию
сильнейших
вошёл с весом
132 кг. Другой борец
- Котодзакура
сначала весил
82 кг., а в процессе
тренировок
прибавил ещё
72 кг.
День
сумоиста обычно
строится по
расписанию.
Подъём с первыми
лучами солнца,
утренний туалет,
затем примерно
с шести утра
натощак начинается
тренировка,
которая длится
четыре-пять
часов, требуя
полной отдачи
сил и предельной
концентрации.
В одиннадцать
большой перерыв.
Борцы принимают
горячую ванну
(фуро) и завтракают.
К этому времени
они нагуливают
хороший аппетит
и едят без всяких
ограничений,
сколько душа
просит. Установлено,
что в среднем
рикиси съедает
пять-шесть
обычных порций.
Какую же пищу
предпочитают
великаны?
Завтрак
тяжеловеса
всегда состоит
из тянко -
высококалорийного
и достаточно
вкусного мясного
блюда наподобие
рагу с овощными
приправами,
иногда с рисовым
гарниром. Готовится
тянко в котле
на медленном
огне, и секрет
его приготовления
должен знать
каждый сумоист,
так как в клубе
выделяют специальных
дежурных по
кухне, которые
поочерёдно
готовят трапезу
на весь коллектив.
Японцы утверждают,
что само слово
тянко заимствовано
из нагасакского
диалекта, где
оно и означает
"китайское
рагу".
После
завтрака следует
двух-трёхчасовой
сон, необходимый
для усвоения
пищи и восстановления
затраченной
энергии. Затем
кратковременная
тренировка
и лёгкий ужин.
Любопытно, что
рикиси в отличие
от прочих спортсменов
не ограничивают
себя в спиртном.
За ужином им
разрешается
выпить добрую
толику пива
или сакэ.
Хотя
едят гиганты
всего два раза
в день, их рацион
в сочетании
с режимом
способствуют
быстрому наращиванию
мышц и жировой
прослойки.
Замечено, что
наиболее активно
сумоист толстеет
до достижения
звания мастера
(дзюрё), а потом
стабилизируется
и только поддерживает
вес, который
очень важен
в борьбе без
весовых категорий.
Культура
тела в сумо
развита чрезвычайно.
Интересно, что
после ухода
"в отставку"
многим рикиси
удаётся путём
специальной
диеты в течение
одного-двух
лет вернуться
к нормальному
весу, превратившись
в "обычного"
человека. Помимо
питания важную
роль при этом
играют массаж,
водные процедуры,
изощрённые
ежедневные
упражнения
на гибкость
и на растяжку,
которые позволяют
тучному борцу
с лёгкостью
выполнять
гимнастический
мостик, "шпагат"
и тому подобные
сложнейшие
фигуры. Подчёркнутое
внимание к телу
и постоянная
забота о его
весьма своеобразной
красоте составляют
неотъемлемую
часть быта
рикиси. Наиболее
ярким подтверждением
этого культа,
вероятно служат
колоритные
причёски, которыми
борцы придают
не меньшее
значение, чем
средневековые
гейши придавали
своим замысловатым
куафюрам.
Волосы,
собранные в
узел на темени,
позволяют в
наши дни безошибочно
выделить борца
сумо в толпе.
Когда в 1871 г. император
Мэйдзи издал
указ о стрижке
волос, только
рикиси благодаря
покровительству
высокопоставленных
чиновников
правительства
избежали общей
участи. Высокая
причёска, по
убеждению
сумоистов, не
только служит
атрибутом
традиционного
декора, но и
амортизирует
удар при падении.
Нынешние
прославленные
рикиси, как и
их предшественники
в эпоху Токугава,
с гордостью
носят на голове
ои-тёмагэ - пышный
узел в форме
листа дерева
гингко. Их собратья
не достигшие
ещё звания
мастера, довольствуются
более скромной
причёской -
тён-магэ. По
всей Японии
насчитывается
немногим более
тридцати настоящих
знатоков сумоистских
причёсок,
первоклассных
цирюльников-токояма.
Большинство
клубов обходятся
услугами
подмастерьев.
Старинная
мудрость гласит:
"Голову венчает
причёска, бёдра
венчает кэсё-маваси,
ноги венчают
большие пальцы".
Если о больших
пальцах ног
каждый имеет
достаточно
полное представление,
то на кэсё-маваси
надо остановиться
подробней.
Зрители - европейцы
и американцы
- обычно принимают
кэсё-маваси
за расшитый
передник. В
действительности
же это весьма
сложная "конструкция"
шириной 68 см,
длиной более
6 м и весом до
10 кг. Изготавливается
кэсё-маваси
из златотканого
шёлка обычно
вручную. Работа
занимает не
менее двух трёх
недель и обходится
заказчику в
кругленькую
сумму - до полумиллиона
иен.
Кэсё-маваси
используется
исключительно
для торжественных
церемоний. Он
складывается
шесть раз по
ширине и обёртывается
вокруг "талии"
таким образом,
чтобы один
конец свисал
наподобие
передника. На
"переднике"
изображаются
различные
геральдические
символы: иероглифы
имени борца,
его тотемные
покровители,
иногда романтические
пейза-жи. На
схватку рикиси
выходят в
тори-маваси,
поясе, достигающем
9 м в длину и 80 см
в ширину.
Сейчас
в Японии ежегодно
проводится
шесть больших
чемпионатов
сумо: три в Токио
и по одному в
Осаке, Нагоя
и на острове
Кюсю. Чемпионат
длится пятнадцать
дней. Каждый
участник борется
один раз в день
с различными
противниками.
Победитель
в день окончания
чемпионата
награждается
Императорским
кубком. Кроме
того, учреждены
ещё три премии;
мастеру, наиболее
удачно выступавшему
в схватке с
чемпионом; за
боевой дух и
за техническое
совершенство.
Чтобы заслужить
любую из этих
наград, борец
должен выиграть
не менее восьми
схваток из
предложенных
ему пятнадцати.
После каждого
турнира появляются
новые таблички
бандзукэ, изданные
Всеяпонской
ассоциацией
сумо.
Кэн-до
Наряду
с термином
"кэндо", говорящим
о моральном
воспитании,
Японцы для
обозначения
фехтования
на мечах употребляли
также (особенно
до эры Мэйдзи)
слово "кэн-дзюцу"
- искусство
меча, искусство
фехтования,
техника меча,
которое говорило
больше о технической
стороне фехтования.
Это слово являлось
синонимом
кэндо).
Большинство
знаменитых
мастеров воинских
искусств и
дзенских наставников
в средние века
обращали свои
поучения к
"владельцам
меча", и это не
случайно. Ни
одна область
бу-дзюцу в Японии
не могла существовать
независимо
от кэн-дзюцу.
В стране, где
меч почитался
"знаком могущества
и храбрости
- душой самурая",
святыней и
фамильной
драгоценностью,
все виды кэмпо
развивались
в связи с фехтованием
и под непосредственным
влиянием законов
фехтования.
В любой школе,
обучающей
технике владения
шестом или
дубинкой, серпом
или кинжалом,
багром или
цепью, в качестве
реального
противника
всегда выступал
человек с мечом:
не зная основ
фехтования,
нечего было
и надеяться
на победу в
поединке. Вот
почему среди
многочисленных
школ дзю-дзюцу,
которые, в обыденном
представлении,
культивировали
борьбу без
оружия, мы почти
не встречаем
кэмпо как "чистого"
рукопашного
боя без оружия.
Дзю-дзюцу получило
распространение
в среде самураев
и с самого начала
носило характер
комбинированного
рукопашного
боя - с использованием
различных видов
оружия и лишь
в самом крайнем
случае без
него.
Зародившись
приблизительно
в X - XI вв., самурайское
искусство меча
весьма существенно
отличалось
как от всех
европейских
методов употребления
меча, сабли,
шашки, палаша,
рапиры, шпаги,
так и от китайского
фехтования
на больших
мечах. В кэн-дзюцу
сравнительно
мало чисто
"фехтовальных"
элементов в
европейском
смысле слова.
Как правило,
боец, заняв
исходную позицию
с поднятым
мечом, выжидал,
когда у противника
сдадут нервы
и он "откроется".
Тут следовал
решающий удар
(или серия ударов),
чаще всего
ведущий к летальному
исходу. Эта
схема в поединке
оставалась
в основном
неизменной
для всех 1700 школ
кэн-дзюцу, а
позже кэндо.
Меч принято
было держать
двумя руками,
но вес его допускал
и манипулирование
одной рукой.
Многие школы
практиковали
фехтование
двумя мечами,
большим и малым
одновременно
(рёто-дзукаи).
Как правило,
это был самурай,
познавший кэндо
во всех его
тонкостях, -
настоящий
мастер своего
дела. К числу
таких специалистов
относился и
прославленный
Миямото Мусаси.
Фехтовальщики
этой школы
кэндо (ниторю)
держали обычно
в правой руке
большой меч,
которым наносили
удары по противнику,
малый же меч
служил в основном
для парирования
атак.
В
кэндо меч
рассматривался
как средство
формирования
личности, главный
пункт всей
физической
и психической
концентрации,
которая, в понимании
японцев, должна
была привести
человека к
согласованию
с природой,
"переходу ко
Вселенной",
что также указывает
на связь фехтования
на мечах и синто.
"Воспитание
кэндо" и "дух
кэндо" были
равным образом
воспитанием
"японского
духа". Обучаться
кэндо самураи
начинали ещё
в раннем возрасте,
причём уже
тогда фехтованию
учили не только
ради физического
развития, но
и в целях тренировки
умственных
способностей.
Уроки кэндо
начинались,
как правило,
рано утром; они
проводились
в закрытом
помещении или
под открытым
небом в любую
погоду. Это
должно было
укрепить выносливость
подростков.
Начиная
фехтовать
деревянными
мечами, сыновья
самураев переходили
постепенно,
по мере овладения
искусством
кэндо, к фехтованию
на настоящих
самурайских
мечах. Нередко
упражнения
с этими мечами,
которые из-за
их относительно
большого веса
держали двумя
руками, приводили
к тяжёлым увечьям
или даже смерти
фехтовальщиков.
Тренировки
кэндо должны
были подготовить
самурая к борьбе
с настоящим
противником
на войне или
в поединке, где
искусство
фехтовальщика
проявлялось
в числе взмахов
мечом (татикадзэ).
Это было важно
как в престижном
отношении, так
и в военных
условиях, когда
мастерство
самурая позволяло
ему сберечь
силы для сражения
со следующим
неприятельским
воином. При
этом считалось,
что опытный
воин обязан
был повергнуть
врага лишь
одним (смертельным)
ударом. Как
идеальный
рассматривался
удар под названием
"кэсагакэ",
или "кеса-гири",
разрубающий
тело наискось
от плеча до
пояса. Сам термин
"кэсагири"
произошёл от
слова "кэса",
которым обозначался
вид одеяния
буддийского
монаха. Здесь
риза носилась
так, что одно
плечо и рука
оставались
открытыми.
Собственно
схватке кэндо
предшествовал
ряд предварительных
упражнений.
Готовясь к
поединку, самураи
особое значение
придавали
сосредоточенности
и правильному
дыханию. Основным
методом для
выработки
ровного и глубокого
дыхания и
концентрации
всех внутренних
сил была медитация.
Этот вид успокоения
нервной системы
и самовнушения,
практикуемый
самураями перед
борьбой, развился
в фехтовании
при непосредственном
влиянии секты
"дзен". (Не удивительно
поэтому, что
многие приверженцы
дзеновских
объединений
и сект были
лучшими мастерами
кэндо в своё
время. Таковыми,
например были
члены братства
"Ямаока"). Борец
садился на пол
и дышал медленно,
глубоко и ритмично,
стараясь отвлечься
от всех мешающих
посторонних
мыслей. После
такой подготовки
лёгкие расширялись,
кровяное давление
в мозгу становилось
меньше, чем при
нормальном
дыхании, успокаивалась
центральная
нервная система,
что позволяло
вести борьбу
более хладнокровно
и продуманно,
быстро, без
суеты, реагировать
на действия
противника.
Благодаря
дыхательным
упражнениям
по методике
дзен и самоуглублённой
медитации тело
и душа борца,
по представлениям
теоретиков
кэндо, "должны
были достичь
состояния
освобождения
от пространства
и времени".
Таким образом,
фехтовальщик
полностью
отключался
от влияния
окружающей
среды и направлял
свои мысли
исключительно
на борьбу. Однако
о победе думать
запрещалось,
так как, по мнению
японцев, борьба
может стать
безнадёжной
в момент, когда
кэндоист думает
о достижении
победы. Это
вызывает волнение,
потерю самообладания,
сбивает дыхание,
а в итоге приводит
к ослаблению
мускулов, которые
уже не управляются
волей борца.
Кроме
дыхания, установлению
которого
способствовала
дзадзен, призванная
уравновесить
психику фехтовальщика,
перед схваткой,
существовал
другой вид
дыхания, практикуемый
непосредственно
во время поединка.
Интенсивное
движение при
фехтовании
требовало
обеспечения
организма
большим количеством
кислорода. В
этом случае
большое значение
имели выкрики.
Набирая полные
лёгкие воздуха,
фехтовальщик
наступал на
противника
с громким криком,
который способствовал
развитию духа
атаки и должен
был деморализовать
отступающего.
Главным в этом
упражнении
был вдох при
движении, так
как, по мнению
японцев, победу
может одержать
лишь тот, чьи
лёгкие наполнены
воздухом. В
момент нанесения
удара дыхание
должно быть
остановлено
для быстрого
и сильного
напряжения
всех мускулов.
После удара
фехтовальщик
делал выдох,
выпуская, однако
не весь воздух,
чтобы не было
момента, при
котором в лёгких
он отсутствовал
бы вообще и это
расслабило
бы мускулатуру.
Школы
кэн-дзюцу различались
между собой
стойками (камаэ),
которых насчитывалось
свыше трёхсот,
и приёмами
(несколько
тысяч), но в каждой
рю основных
ударов, стоек
и блоков предусматривалось
не так уж много.
Считалось, что
при твёрдом
усвоении этого
вполне достаточно,
чтобы выйти
победителем
из любой схватки.
Некоторые школы
предпочитали
вертикальное
положение меча
и рубящие удары,
другие - горизонтальное
положение меча
и тычковые
удары. Одни
наставники
учили поражать
врага в голову,
другие советовали
подрезать
сухожилия на
ногах, третьи
делали упор
на "коронном"
ударе по диагонали
от левого плеча
к правому бедру,
рассекающим
человека способом
"монашеского
плаща" (кэса-гири).
Значительный
вклад в кэн-дзюцу
внёс Иидзаса
Иэнао, основавший
в XV в. школу Тэнсин
Cёдэн Котори
Cинто-рю (что в
переводе означает
примерно
"Синтоистская
школа храма
Катори малой
традиции Небесной
души"), которая
долгое время
занимала ведущее
положение в
стране. Легендой
овеяно имя
Миямото Мусаси,
одержавшего
победу в шестидесяти
серьёзных
поединках и
умершего своей
смертью, что
считалось
большой редкостью
для профессионала.
Мусаси одним
из первых стал
применять
боккэн - точную
копию настоящего
меча из твёрдой
породы древесины.
В
эпоху Токугава,
с прекращением
кровавых феодальных
междоусобиц,
кэн-дзюцу получило
глубокое духовное
содержание
и превратилось
в наиболее
типичный прикладной
аспект Дзен-буддизма.
Вслед за Миямото
Мусаси крупнейший
эдоский мастер
Одагири Сэкиэй
призывал к
изменению
агрессивной
направленности
кэн-дзюцу в
сторону духовного
самосовершенствования
и углублённой
медитации. В
начале XVIII в. школа
Абэ-татэ-рю
впервые ввела
в употребление
термин кэндо,
вложив в него
осознание
высшего Пути,
предначертанного
для изучающего
искусство меча
- пути морального
и ментального
восхождения,
пути освобождения
от суетных
земных забот
и соблазнов
и слияния с
Великой Пустотой.
На
протяжении
многих веков
обучение кэн-дзюцу
шло с максимальным
приближением
к реальным
условиям, то
есть на стальных
мечах и чаще
всего без доспехов.
Только в XVII в
Тораниси Кансин
и Оно Тадакэ
позволили своим
ученикам надевать
шлем, забрало,
на-грудник и
защитные пластины
на предплечья
для предотвращения
частых травм.
Тот же Оно Тадакэ
изобрёл облегчённый
бамбуковый
меч, а его преемник
Наканиси Тюта
в 1750-х годах
усовершенствовал
изобретение
учителя и превратил
его в синай -
лёгкий, удобный
меч из плотно
перевязанного
в нескольких
местах пучка
бамбуковых
полос. Его общая
длина 118 см, в том
числе длина
рукоятки (обтянутой
выворотной
кожей для того,
чтобы не скользила
рука) отделённой
от "лезвия"
небольшой
кольцеобразной
гардой - 35 см. Вдоль
одной из сторон
синая натянута
леска, условно
обозначающая
тупую сторону
меча. До сей
поры синай
используется
как основное
учебное оружие
кэндо. Его вес
1,38 кг, а длина
колеблется
до 99 см (без рукояти).
В своей школе
Итто-рю Наканиси
также ввёл
защитную латную
рукавицу. Он
требовал от
учеников полной
отдачи в ударе
и предельной
концентрации.
После
революции
Мэйдзи, когда
самураи лишились
права на ношение
меча, кэн-дзюцу
временно заглохло,
но вскоре возродилось
уже под именем
кэндо и было
принято как
обязательный
предмет в средних
школах. Всеяпонская
федерация кэндо
возникла в 1928
г. и с тех пор
благоденствует,
несмотря на
тяжкие испытания
военных лет
и строгие запреты
американских
оккупационных
властей в первые
послевоенные
годы. Дело в
том, что кэндо
и связанные
с ним обряды
стали символами
японской традиции
и средством
воспитания
самурайского
духа. Поэтому
после поражения
Японии во второй
мировой войне
одновременно
с литературой,
фильмами и
спектаклями
на самурайскую
тему было запрещено
и кэндо. Возродилось
оно снова только
в 1952г., но с этого
времени стало
развиваться
уже в спортивном
варианте, который
сегодня широко
известен за
пределами
Японии.
Техника
кэндо включает
стойки (камаэ),
синхронизацию
движений рук
и ног (субури),
атаку (какари),
защиту (укэ),
уходы и некоторые
другие элементы.
В процессе
обучения боец
обязательно
должен спарринговать
с равным по
силе партнером
(гокаку-кэйко)
и с сильнейшим
(хикитатэ-кэйко).
Большое внимание
уделяется
формальным
упражнениям
(ката) и тестам
на эффективность
удара с настоящим
мечом (тамэси-гири).
Мастера высокого
класса в тамэси-гири
демонстрировали
чудеса, перерубая
толстый сноп
соломы, молодое
деревце, подброшенный
волос, летящую
стрекозу. В
среде кэнси
ценилось умение
нанести почти
"не отрывая
пера" несколько
ударов на одном
или разных
уровнях - например
разрубить
стоящую палку
на четыре части
или обрубить
углы сосновой
дощечки. Предания
гласят, что
иные мастера
проделывали
такие трюки
с завязанными
глазами, используя
своё "внутреннее
видение" и
"экстремальный
разум" (гоку-и).
В наши дни это
искусство
осталось достоянием
единиц.
В
схватке кэнси
должен атаковать
одновременно
меч противника
и его психику.
Острие меча,
согласно канону,
служит точкой
приложения
энергии ки. В
поединке борьба
сводится главным
образом к
установлению
контроля меча
одного из партнёров
над жизненно
важными центрами
другого. Отвлекающие
пассы и удары
направлены
исключительно
на то, чтобы
лишить противника
такого преимущества,
а при случае
- поразить его
в уязвимое
место. Далее,
необходимо
выявить излюбленные
приёмы противника
и общий характер
его действий,
обусловленных
школой. Крупные
мастера прошлого
могли по исходной
стойке точно
определить
всё поведение
противника
в схватке, чтобы
затем использовать
его движения
в своих интересах.
Наконец, основной
предпосылкой
успеха было
умение вывести
противника
из душевного
равновесия,
нарушить его
уверенность
в своих силах,
смутить его
взглядом, жестом
или мощным
боевым кличем
(ки-ай). И наоборот,
залогом успеха
в обороне было
умение сохранять
в любой ситуации
хладнокровие
и непоколебимое
спокойствие
за счёт "растворения
духа в Пустоте",
полной отрешённости
(му-син). Достижение
му-син гарантировало
бойцу победу
и в столкновении
с несколькими
противниками,
нападающими
с разных сторон,
- все они оказывались
в поле зрения
некоего биорадара,
воспринимающего
малейший сигнал
опасности.
Формы
кэн-дзюцу были
различными.
Прежде всего
это относится
к школе фехтования
на самурайских
мечах - яй-дзюцу
- "мобилизация
разума-воли".
Этот своеобразный
и характерный
только для
Японии вид
единоборства
возник в средневековье
приблизительно
во времена
Гэнки - Тэнсё
(апрель 1570 - июль
1573 - декабрь 1592), в
тот период,
когда шла напряжённая
борьба за
политическое
объединение
страны. Сущностью
этого направления
было воспитание
навыков мгновенной
концентрации
при переходе
от пассивного,
расслабленного
состояния в
сидячей (на
коленях) или
иной позе к
стремительной
атаке, и нанесение
врагу смертельного
удара мечом.
В обыденной
обстановке
в случае ссоры
гордый и заносчивый
самурай, сочтя
себя обиженным,
моментально
обращал свой
меч против
обидчика. Яй
применялось
также в решающие
моменты многочисленных
в то время заговоров,
когда самураи
выхватывали
свои мечи и
начинали схватку
сидя, так как
подъём с места
мог занять
больше времени
и привести к
потере внезапности.
Легенда
приписывает
изобретение
яй-дзюцу жившему
в XVII в Ходзё Дзинсукэ,
основателю
школы Син Мусо
Хаясидзакэ-рю.
Мечтая отомстить
убийце своего
отца, Ходзё
долго бился
над решением
вопроса, как
застать противника
врасплох, не
прибегая к
подлому убийству
из-за угла. В
конце концов
он понял, что
необходимо
научиться в
мгновение ока
обнажать клинок
и разить врага,
будучи, казалось
бы, в самом
невыгодном
положении.
Замысел удался,
и отец Ходзё
был отмщён, а
сокровищница
воинских искусств
обогатилась
новым ценным
приобретением.
С
течением времени
более четырёхсот
школ яй-дзюцу
вносили свои
модификации
в теорию и практику
этого направления.
Можно предположить,
что и до XVII в
существовали
аналогичные
дисциплины
в рамках фехтовальных
клановых школ.
Тем не менее
все они объединялись
общими требованиями
- быстрота,
неожиданность,
чёткость исполнения.
В яй-дзюцу весь
расчёт строится
на одном, от
силы двух ударах.
Сидя на коленях,
боец должен
молниеносным,
почти невидимым
движением
выхватить меч
и атаковать.
При этом он
может привстать
на одно колено
либо резко
подпрыгнуть
с колен вверх
и нанести удар
в прыжке. Скорость
должна быть
такая, чтобы
противник не
успел опомниться
и уклониться
в сторону.
Соответственно
соревнование
между мастерами
яй-дзюцу шло
на упреждение
- кто первый -
и напоминало
классические
эпизоды из
ковбойских
фильмов, где
побеждает тот,
кто раньше
успел рвануть
кольт из кобуры.
Разумеется,
такого рода
искусство
требовало
высокой физической,
психической
и духовной
подготовки.
Хотя
большинство
наставников
подчёркивали
оборонительный
характер яй-дзюцу
и уделяли много
внимания ментальному
тренингу, в
ряде школ
оттачивались
изощрённые
приёмы нападения.
Такие мастера,
как Мидзуно
Масакацу, открыто
заявляли, что
цель их искусства
- нанесение
первого, упреждающего
удара, который
не оставляет
шансов противнику.
"Разить прежде,
чем поразят
тебя" - таков
был их лозунг,
может быть,
больше отвечавший
насущным потребностям
самурая, чем
благие призывы
дзенских патриархов.
После
прекращения
войн и с постепенным
введением
огнестрельного
оружия кэндо
начало терять
практическое
значение. Однако
до 1876 г. (года отмены
права на ношение
самураями
мечей) два меча
продолжали
оставаться
знаком отличия
и привилегией
самурая. Буси
продолжали
пускать своё
оружие в ход
при самозащите,
нападении, во
время бесчисленных
поединков,
вследствие
чего продолжало
жить и искусство
фехтования.
Но тренировки
кэндо в кланах
феодалов приобрели
уже скорее
спортивный
характер, нежели
военный. Это
обусловило
со временем
создание защитного
снаряжения,
которое делало
кэндо менее
опасным. Для
защиты лица
стала применяться
маска (кана-мэн,
или просто
мэн), изготовленная
из металла или
бамбука, шею
и грудь прикрывал
металлический
панцирь (кана-до,
или до), на руки
надевались
специальные
рукавицы (котэ).
Подобное снаряжение
продолжает
существовать
у кэндоистов
и по сей день.
Впоследствии
были установлены
особые правила,
разрешавшие
удары только
по защищённым
участкам тела;
попадание по
другим участкам
туловища не
засчитывалось
тренерами и
судьями кэндо.
Нововведения
распространились
также и на боевой
меч; он был заменён
деревянным
(бокуто) или
бамбуковым
(синай; такэмицу),
более лёгким
мечом, состоящим
из пяти соединённых
вместе бамбуковых
стержней. Фехтование
же боевыми
мечами (синкэн-сёбу)
разрешалось
только мастерам
высокого класса.
После
ликвидации
самурайства
как сословия
кэндо сохранилось,
причём стало
доступным не
только привилегированным
слоям японского
общества, но
и лицам, входившим
до революции
в число низших
сословий. Занятия
кэндо получили
распространение
почти во всех
общеобразовательных
и высших школах,
иногда даже
считаясь
обязательными.
В
настоящее время
кэндо является
национальным
видом спорта
Японии, которым
могут заниматься
как мужчины,
так и женщины.
Наиболее известной
школой кэндо
считается
сейчас школа
синторю. Что
касается ритуала
и правил фехтования,
то они дошли
до нашего времени
почти в неизменном
виде.
Кю-до
Несколько
иным по сущности,
но всё же близким
к кэндо в плане
психической
подготовки
предстаёт перед
нами искусство
стрельбы из
лука - кюдо, или
кюдзюцу (путь
лука).
Кюдо
было широко
распространено
в среде японского
дворянства,
так как луки
и стрелы в
средневековье
являлись наряду
с мечом одним
из ведущих
видов вооружения
буси, предназначаясь
для ведения
дальнего боя.
Лук и стрелы,
как и меч, считались
у самураев
священным
оружием, а фраза
"юмия-но мити"
- "путь лука и
стрел" была
синонимичной
выражению "путь
самурая" (бусидо).
Истоки искусства
стрельбы из
лука уходят
своими корнями
в глубокую
древность. Уже
в анналах "Кодзики"
(712г.) и "Нихонги"
(720г.) имеются
упоминания
о мастерах
стрельбы из
лука.
Важное
место занимали
лук и стрелы
в синтоистском
культе. При
закладке синтоистских
храмов, а позднее
во время храмовых
праздников
синто, когда
производились
традиционные
соревнования
по борьбе сумо,
приуроченные
к этим событиям,
на борцовскую
арену выносились
лук и стрела.
Борцы исполняли
с луком ритуальные
танцы, после
чего боковые
судьи прикрепляли
это оружие к
столбам, на
которых держалась
крыша арены.
О
связи с синто
также свидетельствуют
стрельбы из
лука на территориях
синтоистских
храмов в присутствии
синтоистского
духовенства
и наличие таких
атрибутов, как
хамия и хамаюми
- священных
лука и стрелы,
имеющих своим
назначением
изгонять злых
духов. Обычно
эти предметы
культа освящались
жрецами синто.
Однако
не только
синтоистские
священники
пользовались
луком и стрелами.
Буддийские
жрецы также
практиковали
стрельбу из
лука при своих
храмах для
привлечения
к ним народных
масс. Одним из
наиболее известных
храмов, в котором
обычно проходили
тренировки
в искусстве
стрельбы из
лука, был буддийский
храм Сандзю-сангэндо
("33 отсека") в
Киото, который
имел длинную
крытую галерею,
прекрасно
подходящую
для стрельб.
По традиции
стрельбы из
лука в этом
храме проводились
в начале нового
года.
Стрельбе
из лука самураи
придавали
большое значение
и посвящали
тренировкам
кюдо много
времени, так
как роль лука
в феодальных
войнах была
очень велика.
Так
же как и кэндо,
искусство
стрельбы из
лука было пропитано
мистицизмом,
что делает кюдо
своеобразным
и не похожим
на стрельбу
из лука в Европе
видом военного
мастерства.
Кюдо, по высказываниям
его толкователей,
даётся человеку
только после
длительной
учёбы и подготовки,
в то время как
индивидууму,
не понявшему
его сути, оно
вообще будет
недоступно.
Многое
в кюдо, по японским
понятиям, выходило
за рамки человеческого
разума и не
было доступно
пониманию.
Считалось, что
стрелку в этом
полумистическом
искусстве
принадлежала
лишь второстепенная
роль, роль посредника
и исполнителя
"идеи", при
которой выстрел
осуществлялся
в некоторой
степени без
его участия.
Действия стрелка
здесь имеют
двуединый
характер: он
стреляет и
попадает в цель
как бы сам, но,
с другой стороны,
это обусловлено
не его волей
и желанием, а
влиянием
сверхъестественных
сил. Стреляет
"оно", т.е. "дух"
или сам "Будда".
Самурай не
должен был
думать в процессе
стрельбы ни
о цели, ни о
попадании в
неё - только
"оно" хочет
стрелять, "оно"
стреляет, и
"оно" попадает,
говорили идеологи
кюдо. В луке и
стрелах стреляющий
мог видеть лишь
"путь и средства"
для того, чтобы
стать причастным
к "великому
учению" стрельбы
из лука. В соответствии
с этим кюдо
рассматривалось
не как "техническое",
а как абсолютно
"духовное"
действо. В этом
тезисе и заложено
глубокое религиозное
содержание
стрельбы, являющейся
одновременно
искусством
метода дзен-буддизма.
Цель стрельбы
из лука - "соединение
с божеством",
при котором
человек становился
"действенным
Буддой".
Во
время выстрела
воин должен
был обладать
совершенным
спокойствием,
достигавшимся
посредством
медитации. "Всё
приходит после
достижения
полного спокойствия",
- говорили японские
мастера стрельбы
из лука. В дзеновском
смысле это
значило, что
стреляющий
погружал себя
в беспредметный,
несуществующий
мир, стремясь
к сатори. Просветление,
по японским
представлениям,
означало здесь
одновременно
"бытие в небытии",
или "положительное
небытие". Только
уйдя в состояние
"вне себя", при
котором самурай
отказывался
от всех мыслей
и желаний,
производилась
"связь с небытием",
из которого
стрелок "возвращался
обратно в бытие"
лишь после
отлёта стрелы
к цели. Таким
образом, единственным
средством,
ведущим к
просветлению,
являлись в
данном случае
лук и стрела,
что делало
бесполезным,
по толкованиям
идеологов кюдо,
в данном случае
всякие усилия
человека в
работе над
самим собой
без этих двух
элементов.
В
начальной
стадии сосредоточения
стрелок концентрировал
внимание на
дыхании, имевшем
в кюдо большее
значение, чем
в других видах
военных искусств,
затем оно
регулировалось
уже скорее
бессознательно.
Принцип постановки
дыхания в кюдо
был таким же,
как и в кэндо,
сумо и других
видах борьбы
с оружием или
без него. Для
того чтобы
уравновесить
дыхание, воин,
сидя со скрещенными
ногами, принимал
положение, при
котором верхняя
часть туловища
держалась прямо
и расслабленно,
как во время
медитации дзен.
После
предварительной
подготовки
начиналась
собственно
стрельба. Если
она производилась
по классическому
церемониалу
(дзярай или
сярэй), который
сохранился
почти в неизменном
состоянии со
времён средневековья
и до наших дней,
то самурай был
одет в древнеяпонскую
одежду так же,
как и его оруженосцы,
находившиеся
по обе стороны
от него.
Стрельба
имела четыре
стадии:
приветствие;
подготовка
к прицеливанию;
прицеливание;
пуск
стрелы.
Стрельба
могла производиться
из положения
стоя, с колена
и верхом на
коне.
Получив
от оруженосца
стрелу и лук,
буси вставал
со своего места
и, преисполненный
собственного
достоинства,
принимал положение
для стрельбы
на исходном
рубеже. Благодаря
спокойному
дыханию самурай
достигал состояния
додзукури -
спокойствия
духа и тела,
после чего
приготавливался
к выстрелу
(югумаэ).
Стрелок
поворачивался
левым плечом
к цели, держа
лук в левой
руке. Ноги он
расставлял
на расстояние,
равное длине
стрелы (асибуми),
стрелу клал
на тетиву и
удерживал её
пальцами, а сам
тем временем,
полностью
расслабив
мускулы рук
и груди, поднимал
лук над головой
(ути-окоси), для
того чтобы
натянуть его
в этом положении
(хикитори). Дыхание
в этот момент
производилось
не полной грудью,
а животом, что
позволяло
пребывать
грудной мускулатуре
и рукам в расслабленном
состоянии.
После момента,
предшествующего
непосредственному
пуску стрелы
(кай), производился
выстрел (ханарэ).
В это время
физические
и психические
силы самурая
были сконцентрированы,
по японским
понятиям на
"великой цели"
(дзансин), т.е.
на стремлении
соединиться
с божеством,
но ни в коем
случае не на
мишени и желании
попасть в цель.
Произведя
выстрел, стрелок
опускал лук
и возвращался
на своё место.
Ба-дзюцу
- искусство
верховой езды
Не
меньший интерес
представляет
собой также
стрельба с
лошади (ума-юми).
Впервые об этом
виде стрельбы
упомянуто в
"Нихонги", где
говорилось
о ума-юми, практиковавшейся
при императрице
Когёку (642 - 645). Позднее
стрельба с
лошади стала
называться
в исторических
источниках
"ябусамэ".
Наибольшего
расцвета ябусамэ
достигла в
период Камакура,
когда бадзюцу
в сочетании
со стрельбой
из лука рассматривались
как обязательные
виды искусств
для высших
рангов самурайства.
Стрельба
из лука с лошади
также как и
кюдо, была не
только обязательным,
но и любимым
видом состязаний
самураев и
проводилась
обычно в обществе
буси, когда они
соединялись
в команды для
состязаний
по конному
спорту.
Как
правило, крупные
состязания
производились
на скаковом
кругу в храме
Цуруга ока
Хатиман, находящемся
в г. Камакура
(нынешняя префектура
Канагава), или
на берегу моря,
обычно во время
синтоистских
праздников.
В
качестве главного
распорядителя
при ябусамэ
выступал синтоистский
священник.
Мишень или
доспехи воина
(в период Камакура)
ставили вертикально
около манежа,
и стрелок, мчась
на коне по кругу,
стрелял по цели
три раза с интервалом
в десять секунд.
Ябусамэ
продолжает
существовать
и в настоящее
время, но уже
как чисто
развлекательное
зрелище. По
традиции,
соревнования
в стрельбе из
лука с лошади
проводятся
15 - 16 сентября на
территории
Камакура.
Наряду
с ябусамэ в ряд
самурайских
военных искусств
входило так
называемое
ину-о-моно -
упражнение
по преследованию
на лошади собаки.
Ину-о-моно так
же, как и ябусамэ,
имело своей
целью выработать
у самурая способность
быстро и метко
стрелять из
лука на скаку,
управляя в то
же время конём,
что было крайне
необходимо
для буси при
сражении в
составе конных
соединений.
Ину-о-моно, в
отличие от
стрельбы по
мишени, имело
своей сущностью
поражение
движущейся
цели. Во время
движения на
коне по манежу
всадник должен
был попасть
тренировочной
стрелой с деревянным
наконечником
в собаку, которая
выпускалась
на участке для
стрельбы.
Особенно
большого развития
ину-о-моно достигло
в период Муромати
(1333 - 1573), когда стрельба
из лука в сочетании
с верховой
ездой (кюба)
считалась
наиболее необходимой
для буси высших
рангов.
Воины
тренировались
также в верховой
езде во время
традиционного
отлова диких
лошадей, который
проводился
в середине
пятого месяца
каждый год в
день обезьяны
(12-й день по циклическому
отсчёту) обычно
при участии
священников
синто. Такие
отловы устраивались
в средневековье
на равнине
Канто по приказу
даймё и имели
своей целью
наряду с пополнением
конюшен новыми
боевыми лошадьми
выявление
лучшего всадника
(или группы
всадников)
дружины князя
и тренировку
в бадзюцу. Погоня
за дикими лошадьми
осуществлялась
в полном снаряжении:
в шлемах, доспехах,
с боевыми знамёнами
(набори).
Позднее
этот обычай
превратился
в синтоистский
праздник и
получил название
"намаон" - полевые
манёвры конницы.
Назначение
праздника -
вдохновить
юношество и
взрослых буси,
привить им
храбрость и
мужество. Основной
частью являлись
скачки и борьба
двух групп
всадников за
захват знамени.
Перед состязанием
соревнующиеся
пили холодное
сакэ или воду
- мидзусакадзуки
так же, как это
делали самураи
перед настоящим
боем при расставании
(возможно, вечно)
с родными.
Со-дзюцу
- фехтование
на алебардах
В
качестве одного
из основных
элементов
военных искусств
буси рассматривалось
со-дзюцу - умение
владеть копьём
(яри). Со-дзюцу
было обязательным
как для самураев
высшего ранга,
воевавших в
составе кавалерии
даймё, так и
для рядовых
воинов-пехотинцев.
Копья
прямые, колющего
типа, с односторонней
заточкой, и
обоюдоострые,
и саблеобразные
(нагината, или
хоко) и т.д. являлись
незаменимым
оружием феодальных
междоусобиц.
Их применяли
при одиночных
схватках, во
время рукопашного
боя отдельных
отрядов и целых
армий феодалов,
для влезания
на стены укреплений
и замков противника
(пики с крючьями),
при абордажных
операциях на
море.
Со-дзюцу
преподавалось
также в клановых
школах феодалов.
Амуниция для
борьбы на копьях
несколько
напоминала
снаряжение
кэндоистов,
в частности
маской для
защиты лица.
Суть занятий
сводилась к
умению поразить
противника
в уязвимые
места тренировочным
копьём, имевшим
на конце вместо
острия мягкий
шарик из материи.
Кроме
кэндо, в самурайских
искусствах
особо выделялось
фехтование
на алебардах.
Двухметровой
алебардой
пользовались,
как правило,
в битве пешие
самураи. Нагината
наряду с кинжалом
считалось в
феодальное
время также
единственным
холодным оружием
женщин сословия
воинов, которое
они применяли
в случае опасности,
защищая себя,
детей, дом и
имущество при
нападении
врага. Поэтому
каждая дочь
самурая, выходя
замуж, получала
в виде своеобразного
приданого набор
алебард. Специальный
курс фехтования
на алебардах
дочери самурая
проходили ещё
до наступления
совершеннолетия.
Требования
к девушкам во
время тренировок
в фехтовании
на алебардах
были так же
жёстки, как и
при фехтовании
на мечах у мальчиков.
Однако, хотя
упражнения
с двухметровой
нагината были
не очень простыми
и лёгкими, всё
же они не требовали
такой подготовки,
искусства в
обращении и
физической
силы, как занятия
с мечом и луком.
Основным в
фехтовании
на нагината
было научить
фехтовальщицу
поражать противника
в незащищённые
доспехами
участки тела
- шею или ноги.
Часто главный
удар алебардой
направлялся
так, чтобы перерубить
сухожилие около
пятки и лишить
тем самым нападающего
противника
способности
наступать и
свободно
передвигаться.
Жёны
самураев достигали
иногда большого
мастерства
во владении
этим видом
оружия, принимая
участие даже
в сражениях.
Фехтование
на алебардах
имело не только
чисто практическое,
военное значение.
Эти упражнения
содействовали
физическому
развитию женщин
сословия воинов,
живших в праздности
в силу своего
социального
положения.
В
послереформенное
время фехтование
на нагината
стало доступно
всем слоям
общества. В
некоторых
народных и
средних школах
Японии фехтование
на алебардах
было принято
учебным планом
как обязательное.
Так
же как и другие
виды воинских
искусств, этот
вид борьбы
признавался
самураями в
первую очередь
занятием, служащим
для формирования
духовных способностей
личности, и
только во вторую
очередь - упражнением,
укрепляющим
мускулатуру
тела, развивавшим
физическую
силу.
Суйэй
- плавание
самурайским
стилем
Среди
воинских искусств
немалое значение
с древности
имело плавание
(суйэй) самурая
в полном снаряжении
и с оружием. Во
многом развитию
плавания
способствовало
островное
положение
Японии, а также
многочисленные
водные преграды,
которые приходилось
преодолевать
воинам во время
боевых действий.
Форсирование
водных рубежей
самураями очень
часто служило
сюжетом произведений
художников
и ремесленников
феодальной
Японии. На гравюрах
часто изображались
воины, переплывающие
реки или озёра
верхом на коне
или рядом с
ним, имеющие
при себе лук
и стрелы, меч,
а иногда и знамя.
В
феодальное
время во многих
княжествах
появился ряд
школ, обучавших
самураев в
зависимости
от топографических
условий различным
способам плавания,
которые входили
в систему военного
образования
воинов феодальных
кланов.
Решающее
значение при
обучении плаванию
имела выработка
силы духа, готовности
устоять перед
стихией, быть
морально
подготовленным
к встрече и
борьбе с опасностью.
Физическая
способность
к действию
считалась здесь
тоже необходимой,
но стояла тем
не менее на
втором месте.
Средневековые
клановые школы
отличались
друг от друга
лишь методами
обучения плаванию,
положение же
пловцов в воде
во всех школах
было одинаковым:
горизонтальным,
боковым, вертикальным.
Обучение
плаванию самурайскими
стилями было
весьма своеобразным
и характерным
только для
Японии, что
резко выделяло
суйэй среди
способов плавания
у других народов.
Целью всех этих
школ было воспитание
мужества и
умения без
колебаний
преодолевать
любые препятствия
во время преследования
противника.
Наставники
школы Кобори
обучали самураев
плавать в полном
снаряжении
(каттю годзен
сёги), причём
пловцы должны
были держать
верхнюю часть
туловища как
можно выше над
водой, с тем
чтобы воин имел
возможность
ещё и стрелять
из лука (тати
оёги сягэки).
Этот стиль
нельзя сравнить
ни с одним другим.
Все манипуляции
выполнялись
с важным спокойствием.
Школа
Яманоути учила
плаванию с
большими флагами
(обата окиватари).
Двух-трёх-метровые
флаги, которые
служили для
передачи приказов
при сражении
на воде или
пересечении
водоёмов, держали
в руках, прикрепляли
к плечам или
голове. Чем
тяжелее были
флаги, тем с
большим напряжением
приходилось
работать пловцу.
Кроме того,
самурай должен
был ещё транспортировать
с собой по воде
конную сбрую
и оружие, а трубач
- и раковину
(хорагай), применявшуюся
для подачи
сигналов.
В
школе Суито
практиковались
прыжки в воду,
глубина которой
обычно не превышала
1 м., с большой
высоты (способ
сакатоби).
Своим
своеобразием
выделялась
школа Синдэн.
Главным в обучении
этой школы было
плавание и
ныряние со
связанными
руками и ногами
(сюсоку-гарами),
а также борьба
с противником
по захвату его
плавательных
средств (например,
лодки). В качестве
тренировок
служили упражнения,
называемые
"икада-дзумо"
- "борьба на
колеблющейся
платформе
(плоту)". Сброшенный
в воду считался
побеждённым.
Кроме того,
Синдэн-рю учила
длительному
пребыванию
под водой (с
оружием или
без него).
В
школе Ивакура
учили преодолевать
сильные приливные
волны, прибой,
водовороты,
освобождать
руки и ноги от
вьющихся водяных
растений.
Церемониальный
стиль плавания
этой школы
назывался
тати-оёги. Главным
в нём было держать
туловище так,
чтобы руки
оставались
над поверхностью
воды. В них воин
удерживал меч,
который должен
был всегда
оставаться
сухим и чистым
от ржавчины,
так как считался
"душой самурая".
Основным
в упражнениях
школы Нодзима
было держать
верхнюю часть
тела как можно
выше над водой
за счёт энергичного
движения ног.
Пловец этой
школы должен
был сохранить
сухим переправляемый
им через водную
преграду груз;
тренировочным
было упражнение,
при котором
ученик пробовал
писать иероглифы
так, чтобы не
замочить водой
дощечку, тушь
и кисть.
Канкай-рю
требовала от
воинов длительного
пребывания
в морской воде,
т.е. плавания
в море на большие
дистанции.
Задачей
преподавания
в школе Мукай
являлось обучение
самурая борьбе
с противником
в воде: освобождению
от его захватов
и нападению.
Эту школу называли
школой водного
дзюдзюцу.
В
школе Суйфу
учили стрельбе
из воды, которая
производилась
обычно при
переплывании
рвов, опоясывавших
замки феодалов,
подвергавшихся
штурму, а также
плаванию в
штормовом
океане и преодолению
больших волн.
Особенность
всех описанных
выше военных
дисциплин
состоит в том,
что они включают
в себя религиозные
моменты. Медитация
по системе
дзен, культ
синто и конфуцианская
идеология в
той или иной
степени сыграли
свою роль и
наложили определённый
отпечаток на
все виды и формы
военной и физической
подготовки
буси. Педагогические
задачи, ставившиеся
бусидо в области
военного и
физического
воспитания,
решались вполне
удовлетворительно:
после годов
тренировок
формировались
хладнокровные,
физически
сильные и выносливые
воины, которые
и требовались
для ведения
кровавых феодальных
войн.
Школы
прикладных
искусств
Тэссэн-дзюцу
- искусство
боевого веера
Работа с
дзюттэ
Кусари - цепь
с грузом
Бо - работа
с шестом
Дзё - работа
с палкой
Ходзё-дзюцу
- искусство
связывания
противника
В
жизни самурая
нередки были
случаи, когда
ему приходилось
расставаться
с мечом, копьём
или алебардой,
создавая видимость
полнейшей
безвредности.
В эпоху междоусобных
войн многие
феодальные
властители
запрещали всем,
кроме стражи,
носить оружие
во внутренних
покоях замка.
Наиболее
подозрительные
не допускали
к себе вражеских
посланцев при
мече, зная, что
хорошего мастера
не удержит даже
усиленная
охрана. Тем не
менее до унизительного
личного осмотра
дело никогда
не доходило,
и каждый опасающийся
за свою жизнь
имел шанс утаить
за пазухой, в
рукаве или под
широкими полами
кимоно один
из популярных
видов малого,
подручного
оружия. Этим
шансом пользовались
не только
парламентёры
во вражеском
лагере, разведчики
и полководцы,
которым не
подобало вдали
от передовой
расхаживать
вооружёнными
до зубов, но
так же и сотрудники
тайной полиции
Токугава (мэ-цукэ),
желавшие
замаскироваться
под простого
обывателя.
Например,
популярен был
железный веер
(тэссэн - "Тэссэн-дзюцу"
- искусство
боевого веера),
состоящий из
массивных
стальных пластин,
который подвешивался
к руке. Согласно
легенде, это
искусство
создал знаменитый
японский воин
XII века Минамото-но-Ёсицунэ
(1159 - 1189). Затем данное
искусство стало
обязательным
для изучения
в школе Син-Кагэ-рю.
Металлический
боевой веер,
используемый
опытным мастером,
представляет
собой оружие
с довольно
широким спектром
возможностей,
тем более, что
он складывается
и раздвигается,
превращаясь
то в дубинку,
то в небольшой
щит, то в огромную
острую бритву.
При необходимости
его можно было
использовать,
особенно вместе
с кинжалом
(кодзука), для
парирования
ударов меча,
для оглушения,
в качестве
короткой дубинки
и, наконец, для
отвлекающих
манёвров, мгновенно
раскрыв его
перед глазами
противника.
Излюбленным
оружием военачальников
была другая
разновидность
веера - круглая
стальная пластина
на рукоятке
(гумбай-утива),
родственная
шестопёру и
служившая
одновременно
булавой, "маршальским
жезлом".
Классическим
оружием мэ-цукэ
был затупленный
стилет (дзюттэ,
или дзиттэ)
длиной около
30 см с отходящей
от рукояти
крючкообразной
гардой. Иногда
два таких стилета
использовались
одновременно.
С помощью дзюттэ
меч противника
можно было, при
известном
навыке, поймать
в щель между
гардой и клинком,
а затем сломать
пополам или
выбить из рук.
К рукояти дзюттэ
крепился темляк
с цветной кистью,
по окраске
которой можно
было судить
о ранге полицейского.
Неплохой
репутацией
пользовалась
в полиции длинная
(около 4 м) тонкая
цепь с маленьким
грузилом на
одном конце
(кусари). На
континенте
цепь испокон
веков входила
в арсенал рыцаря
- упоминания
о воинах с цепями
встречаются
в "Троецарствии",
"Речных заводях"
и многих других
памятниках.
В сложенном
виде цепь
представляла
собой безобидный
маленький
комочек, но,
брошенная
умелой рукой,
она обезоруживала
и сбивала с ног
противника.
Заменителем
цепи могла
послужить
верёвка с грузилом
(торинава).
Любопытно, что
такое простое
приспособление,
как аркан, в
среде самурайства
не прижилось
и было знакомо
лишь редким
специалистам.
Зато цепь
неоднократно
подвергалась
изменениям,
приобретая
новые формы.
В XVII в. появилась
укороченная
модификация
(до 1 м) с гирьками
по обоим концам.
Изобретение
этой цепи
приписывается
Масаки Тосимицу,
начальнику
охраны центральных
ворот Эдо. По
преданию, Масаки,
назвавший своё
детище манрики-гусари
("Всесильная
цепь"), стремился
исключить
возможность
вооружённого
конфликта в
таком ответственном
месте, и одного
взмаха манрики-гусари
было достаточно,
чтобы подлежащая
задержанию
жертва, оглушённая
и полузадушенная,
упала в руки
часовых. Сходной
разновидностью
малого оружия
был кистень
(кусари-тигирики)
- цепь с металлическим
шаром, укреплённая
на короткой
рукояти. Иногда
на рукояти
присутствовала
и крючкообразная
односторонняя
гарда для захвата
меча.
Срок
овладения
приёмами рукопашного
боя с применением
того или иного
вида малого
оружия варьировался
от трёх до пяти
лет после
обязательного
нормативного
курса дзю-дзюцу
и кэн-дзюцу,
пройденного
в одной из
самурайских
школ воинских
искусств.
В
Японии, как и
во всех странах
Дальнего Востока,
каждый уважающий
себя мужчина,
а тем более
самурай должен
был уметь обращаться
с палкой. Шест
и дубина всегда
занимали почётное
место в списке
классических
видов оружия.
В Китае, Корее,
Вьетнаме и
Бирме фехтование
на палках также
приравнивалось
к искусству
владения копьём
и алебардой.
Прародителем
бо-дзюцу (искусства
палочного боя)
и тотемным
покровителем
мастеров "палочного
дела" считался
легендарный
царь обезьян
Сунь Укун, герой
хорошо известного
в Японии средневекового
китайского
романа "Путешествие
на запад". Своим
исполинским
железным посохом
задиристая
обезьяна наводила
страх не только
на злых волшебников
и великанов-людоедов,
но и на мирных
небожителей.
Повстанцы,
сражавшиеся
под знаменем
Белого лотоса,
и "Красные
повязки", стоявшие
насмерть в боях
против монгольских
полчищ, сделали
шест основным
оружием пехотинца.
Среди самураев
также находились
любители,
предпочитавшие
палку всем
прочим видам
оружия, так как
использование
палки для нападения
или для защиты
всегда содержало
вы себе элемент
неожиданности.
В
эпоху Токугава
на японских
островах
насчитывалось
не менее трёх
сот школ бо-дзюцу,
причём качество
палок и техника
самурайских
школ существенно
отличались
от бо-дзюцу,
проникшего
с континента
на архипелаг
Рюкю. Как правило,
шест (посох) -
"бо" вырезался
из дуба, бука,
граба и других
твёрдых пород
древесины, но
в случае необходимости
мог сойти и
обычный кусок
бамбука, подобранный
у дороги. Каноническая
длина бо варьировалась
в зависимости
от школы и колебалась
от 160 до 282 см. Толщина
подбиралась
пл вкусу и по
физическим
возможностям
исполнителя.
Палки,
чаще всего 180
см и кюсяку-бо
- 282 см. Кроме того
используемые
в бо-дзюцу, это
рокусяку-бо,
длина которой
примерно популярны
были так же
сейдзё-бо - 100 см.,
хан-бо - 130 см. и
тан-бо - 60 см.
В
период феодальных
войн самураи
использовали
и другие модели.
В частности,
тэцу-бо (железную
палицу с шипами
разнообразной
формы), консай-бо
(палку, окованную
металлом),
хаккаку-бо,
кири-бо, ёри-бо.
В
целом комплексы
упражнений
(ката) с шестом
напоминают
классические
упражнения
с копьём и алебардой
и содержат тот
же набор колющих,
рубящих и блокирующих
движений.
С
какого времени
шест вошёл в
число самурайских
будзюцу, вопрос
неясный. Хотя
во многих японских
приключенческих
романах появляются
герои, вооружённые
шестом, нужно
принять во
внимание прежде
всего позднее
происхождение
этих романов
и вторичность
многих персонажей
по отношению
к китайским
прототипам
(например, версия
"Речных заводей"
в переложении
Бакина).
Одной
из первых школ
феодальной
эпохи, кодифицировавших
бо-дзюцу, была
Тэнсин-Сёдэн-Катори-Синто-рю,
основанная
в XV веке и существующая
по сей день.
Это традиционная
самурайская
школа боевых
искусств, которую
основал Иидзаса
Инэнао-Чойсай
(1387 - 1488). Общепризнанно,
что она является
одной из наиболее
старых и самой
значительной
школой в истории
боевых искусств
Японии. Школа
Тэнсин-Сёдэн-Катори-Синто-рю
оказала заметное
влияние на
общую эволюцию
японских боевых
искусств феодальной
эпохи и явилась
источником
появления
нескольких
других школ,
в частности
Синкагэ-рю и
Синдо-Мусо-рю.
В
этой школе
изучали восемь
дисциплин:
1.
Бо-дзюцу - работа
с шестом
2.
Дзю-дзюцу- рукопашный
бой
3.
Иаи-дзюцу - искусство
молниеносного
выхватывания
меча
4.
Кэн-дзюцу - искусство
фехтования
5.
Нагината-дзюцу
- работа с алебардой
6.
Сейдзё-дзюцу
- работа с короткой
палкой - 100 см.
7.
Сюрикэн-дзюцу
- метание острых
предметов
8.
Чикудзё-дзюцу
- работа с ладонной
палочкой
Особенно
она славилась
приёмами боя
с длинным шестом
(282 см), где обучались
не только ударам
и блокам, но
также всевозможным
прыжкам с шестом,
падениям и
переворотам
в воздухе. Посох
высотой в
человеческий
рост носили
с собой слуги
государственных
чиновников,
странствующие
монахи, привратники
в домах и тюремные
надзиратели.
До недавнего
времени резервные
отряды управления
полиции устраивали
ежегодный парад
и показательные
выступления
с посохом, который
всё ещё не снят
с вооружения.
Эффективность
бо в руках мастера
достойна изумления.
Шест выписывает
в воздухе
замысловатые
фигуры, скользя
по вертикали,
по горизонтали,
по окружности
вокруг тела,
являющегося
как бы подвижной
осью. Удары
наносятся с
предельной
точностью и
концентрацией.
Колющий удар
шестом легко
раскалывает
кирпич и протыкает
насквозь грудную
клетку. Прочный
шест не боится
меча и топора.
Его длина позволяет
атаковать ноги,
проведя вначале
серию отвлекающих
манёвров. Взлетая
то вверх, то
вниз, шест словно
изменяется
в размере. Он
неожиданно
выныривает
из-за спины,
бьёт от ноги,
от пояса, пока
наконец противник,
ошеломлённый
каскадом движений,
не допустит
промах.
По
традиции, техника
владения палкой
(посохом) получила
развитие и в
стенах крупных
монастырей,
где ею, начиная
с эпохи Хэйан,
овладевали
многочисленные
дружины монахов-воителей
(сохэй). Монахи
наряду с алебардой
и шестом использовали
железный посох
(тэцубо), по форме
ничем не отличающийся
от деревянного,
но обладающий
пробивной силой
лома. Став боевым
оружием самураев,
тэцубо несколько
изменился
внешне: его
стали делать
гранёным и
ребристым по
продольной
поверхности.
Не
менее древнюю
историю, чем
шест или посох,
имеет и короткая
дубинка (дзё)
- естественное
подспорье
безоружного
во все времена.
Дубинкой любили
побаловаться
и благородные
соратники Робин
Гуда, и русские
богатыри, и
вьетнамские
повстанцы.
Железная дубина
постепенно
превратилась
в палицу и в
булаву. В Японии
же вплоть до
XVII в. дубина и кол
оставались
оружием простонародья.
Канонизация
приёмов боя
с обычной метровой
палкой приписывается
самураю Мусо
Гонносукэ.
Ранее Мусо
изучал технику
работы "бо"
школ Тэнсин-Сёдэн-Катори-Синто-рю
и Касима-Синто-рю.
Освоив все
секреты бо-дзюцу,
он отправился
странствовать
из провинции
в провинцию
со своим нехитрым
оружием. В поединках
с противниками,
вооружёнными
алебардами
и мечами, он не
знал поражений.
Возгордившись,
Мусо послал
вызов Миямото
Мусаси, величайшему
фехтовальщику
эпохи. Схватку
он проиграл,
но великодушный
Мусаси подарил
побеждённому
жизнь. Вне себя
от горя, Мусо
удалился на
южный остров
Кюсю и там жил
долгие годы
отшельником
в глубине гор
до той самой
ночи, когда к
нему, как и следовало
ожидать, снизошло
озарение (сатори).
Наутро Мусо,
следуя божественным
рекомендациям,
вырезал палку
из бука и стал
разучивать
движения,
представлявшие
нечто среднее
между бо-дзюцу
и кэн-дзюцу -
"искусство
дубины". С помощью
дзё-дзюцу было
удобно наносить
тычковые удары
по болевым
точкам. К тому
же, размеры
палки давали
больше простора
для жонглёрских
манипуляций.
В
итоге, заменив
рокусяку-бо
на более короткую,
лёгкую и, следовательно,
удобную модель
- дзё (120 - 125 см, диаметр
2,5 см), или дубинку,
Мусо Гонноскэ
создал новую
разновидность
фехтования
на палках - дзё-дзюцу
и основал школу
Синдо-Мусо-рю,
прославившуюся
своими 64 приёмами
боя, которые
составили её
основу.
С
тех пор школы
дзё-дзюцу стали
плодиться во
множестве, но
все они носили
эзотерический
характер, а в
новое и новейшее
время существовали
при Федерации
кэндо. В 1955 г. возникла
независимая
Всеяпонская
федерация
дзё-до (Дзен-Нихон-Дзё-Дзюцу-Рэнмэй),
но и поныне
многое в технике
дзё остаётся
загадкой, как,
например, 64
секретных
приёма школы
Синдо-Мусо-рю,
ведущей происхождение
от легендарного
Мусо.
Интересно
отметить, что
все тренировки
с дзё проводятся
без протекторов,
а удары (за
исключением
наиболее опасных)
наносятся в
полную силу.
Подобная методика
обучения не
только воспитывает
мужество, но
и даёт великолепную
"набивку" тела,
развивая мышечную
броню и притупляя
болевые ощущения.
Между тем, в
кэн-дзюцу, а
позже в кэндо
при работе с
мечами из тяжёлого
дерева (боккэн)
и даже из бамбука
(синаи), не говоря
уж о настоящих,
стальных, протекторы
на корпус, шлем
и забрало
использовались
обязательно.
Одним
из вспомогательных
предметов,
изучавшихся
в большинстве
школ японских
воинских искусств,
было искусство
отбивания стрел
(ядомэ-дзюцу)
при помощи меча
или голыми
руками. В самурайской
коннице никогда
не использовались
ручные щиты,
которые мешали
орудовать мечом
или алебардой
и вообще рассматривались
как излишняя
роскошь. Иногда
в качестве щита
выступал снятый
с головы шлем,
но чаще самураи
полагались
на ловкость
рук. Скорость,
глазомер и
отрешённость
"духа-разума"
были залогом
успеха. Многое
зависело также
от правильной
стойки, дающей
возможность
дотянуться
до стрелы и
отбить её в
полёте, в каких-нибудь
десяти-двенадцати
сантиметрах
от тела. Самым
трудным был
момент нанесения
парирующего
удара (дзансин).
Каждая новая
стрела, выпущенная
другим стрелком
и с другой дистанции,
несла в себе
элемент неожиданности
и исключала
возможность
удачного
"механического"
повторения.
Отбивая одну
стрелу, нужно
было одновременно
фиксировать
взглядом вторую,
третью, четвёртую,
мгновенно
определять
степень опасности
и реагировать
только на летящую
в голову или
грудь. Стрелы
можно было
отбивать одним
или двумя мечами,
что считалось
делом сравнительно
простым, либо
рукой в латном
нарукавнике.
Вершиной мастерства
было умение
перехватить
стрелу на лету.
В рыцарском
эпосе встречается
упоминание
о самураях,
остававшихся
целыми и невредимыми
под дождём
стрел.
При
освоении техники
ядомэ в школах
на стрелы надевали
мягкие тряпичные
или ватные
шарики. Тренировка,
где одного
исполнителя
обстреливало
несколько
лучников, напоминало
игру в пинг-понг
на огромных
скоростях.
Качеством ядомэ
и вообще быстротой
реакции характеризовался
класс мастерства,
степень совершенства
виртуоза воинских
искусств бугэйся.
Если
в бою самурай
хотел взять
противника
живьём, он должен
был владеть
ходзё-дзюцу
- искусством
связывания,
необходимым
приложением
к дзю-дзюцу,
которое было
обязательным
в программе
военной подготовки
самураев. Выбив
из рук врага
оружие и проведя
бросок с последующим
удержанием,
следовало
немедленно
одной рукой
снять с пояса
моток верёвки
и обмотать
жертву таким
образом, чтобы
любое движение
при попытках
высвободиться
из пут причиняло
боль. В гуще
боя, под остриями
направленных
со всех сторон
мечей и копий,
сделать это
было нелегко.
Считается, что
твёрдые правила
ходзё-дзюцу
впервые ввела
школа Такэноути-рю,
но почти каждая
школа дзю-дзюцу
могла похвастаться
своей оригинальной
методикой.
С
большим усердием
изучали ходзё-дзюцу
блюстители
порядка эпохи
Токугава,
правительственные
надсмотрщики
и сыщики мэ-цукэ.
Мастера искусства
связывания
изобретали
столь затейливые
комбинации,
что морские
узлы выглядели
бы в сравнении
с ними детской
шалостью. Были
детально разработаны
все возможные
варианты связывания
отдельно рук
и ног, рук и шеи,
ног и шеи и т.д.
Способы и "рисунки"
варьировались
в зависимости
от пола и возраста
жертвы, её
социального
положения,
особенностей
одежды и причёски.
Для транспортировки
пленника своим
ходом конец
верёвки крепился
к таким местам,
что малейшее
поползновение
бежать вызывало
мучительную
боль. Если не
было длинной
верёвки, использовался
шнур от большого
меча - сагэо.
Класс техники
ходзё-дзюцу
определялся
степенью мастерства
и скоростью.
Высшим
шиком для самурая
(и самым большим
позором для
его врага) было
так связать
неприятеля,
чтобы он шёл
за победителем
на своих ногах,
а его меч оставался
при нём. В боевых
ситуациях
применяли
тонкие шёлковые
шнуры, глубоко
врезавшиеся
в тело. На тренировках
используются
плоские хлопчатобумажные
пояса, которые
не дают полного
эффекта связывания,
зато предохраняют
партнёра от
омертвления
конечностей.
Ещё
одна область
применения
ходзё-дзюцу
- использование
верёвки в качестве
блокирующего
и сковывающего
средства в
работе против
вооружённого
и безоружного
противника.
самураев
Военное
снаряжение
Развитие
военного снаряжения
Японии имеет
свою историю
и свои отличительные
особенности.
Если доспехи
европейских
рыцарей претерпевали
в разные периоды
существенные
изменения в
соответствии
с духом и модой
времени, в результате
введения различных
технических
и конструктивных
новшеств, то
военная одежда
японских воинов
на протяжении
веков оставалась
почти неизменной.
Многие элементы
боевого снаряжения,
характерные
для самурайских
доспехов
средневековья,
были известны
уже в бронзовом
и железном
веках японской
истории, т.е. в
первые века
н.э. Так, например,
шлемы, найденные
во время археологических
раскопок на
территории
Японии, имеют
своеобразное
пластинчатое
приспособление
для защиты
затылка и шеи,
получившее
впоследствии
название "сикоро".
Эта деталь
часто встречается
также на ханива
- миниатюрной
погребальной
пластинке, в
частности
изображающей
воинов. То же
можно сказать
и о пластинчатых
панцирях. Скорее
всего, они были
изобретены
на материке
и занесены на
Японские острова
пришельцами
тунгусо-маньчжурского
происхождения.
Археологические
находки настоящего
времени подтверждают
данные китайских
хроник, в которых
говорилось
об илоу и их
боевых панцирях,
изготовленных
из костяных
пластин.
В
своих наиболее
существенных
чертах военное
обмундирование
буси оформилось
уже к XII в. - времени
начала длительных
междоусобных
войн. Несколько
веков феодализма,
последовавших
за этим дали
лишь частичные
изменения формы
и конструкции,
целью которых
было усовершенствование
уже данных
образцов доспехов.
Объясняется
это рациональностью
японского
военного снаряжения,
которое позволяло
воину быть
более манёвренным
и подвижным
в бою.
Отдельные
пластинки,
скреплённые
между собой
шёлковыми
шнурами, делали
возможным
свободное
движение самурая.
В японском
военном костюме
было не очень
жарко летом
и не холодно
зимой. К тому
же, в отличие
от западноевропейских
лат, изготовленных
для рыцарей
по индивидуальным
заказам, эти
доспехи было
легче приспособить
к любой фигуре.
В "Нихонги"
есть даже упоминание
об одевании
одного панциря
на другой.
Военное
снаряжение
пользовалось
большим уважением
и почитанием.
Оно передавалось
от отца к сыну
по наследству.
При большой
подвижности
отдельных
частей доспехов
было возможно
ношение костюма
наследниками
и при иной
конституции
их тела.
Начиная
с эпохи Камакура,
именно искусство
изготовления
доспехов и
вооружения
начало очень
быстро развиваться,
поскольку
власть перешла
в руки сословия
самураев, которые
придавали
большое значение
военному снаряжению.
В
комплект самурайского
военного костюма
(ёрои, или оёрои)
обычно входили:
шлем
с подвижной
защитой затылка
и шеи;
полумаска
с прикреплёнными,
или удерживаемыми
шнурами пластинами
для защиты шеи
спереди;
панцирь;
наплечники
на левое и правое
плечо;
латные
нарукавники,
набедренник;
наголенники
и обувь.
К
этому прибавлялись
ещё две пластинки
с изображением
фамильных
гербов воина,
которые носили
на груди.
Комплект
военного костюма
самурая (ёрои):
1
- сикоро;
2
- фукикаэси;
3
- махисаеи;
4
- кувагата;
5
- полумаска;
6
- нодоагэ;
7
- мунаита;
8
- харамаки;
9
- кусадзури;
10
- до;
11,12
- пластину с
гербами;
13
- наплечник
(содэ);
14
- котэ
15
- хайдатэ;
16
- еунэатэ.
Шлем
(кабуто) изготовлялся
из вертикальных
склёпанных
между собой
узких металлически
пластин, поверхность
которых покрывали
иногда тонким
слоем керамики
или лаком.
В
процессе развития
конструкции
шлема число
полос металла
изменялось,
что было обусловлено
стремлением
увеличить
сопротивляемость
поверхности
к удару без
увеличения
веса, равнявшегося
приблизительно
2,5 - 3 кг.
К
собственно
шлему прикреплялись
сзади горизонтальные
подвижные
пластины (от
3 до 7 шт.), защищавшие
шею (сикоро).
Верхняя из этих
пластин выдвигалась
вперёд и отгибалась
в виде отворотов
(фукикаэси) с
обеих сторон
шлема. Возможно,
что они делались
по традиции
с тех времён,
когда шлемы
изготовлялись
из кожи. На
металлических
шлемах отвороты
могли служить
как пружинящее
приспособление
для смягчения
удара мечем.
Обычно на фукикаэси
прикреплялись
фамильные гербы
самураев. На
передней части
шлема заклёпками
удерживались
козырёк для
защиты глаз
и держатель
мотыгообразных
отростков
(кувагата),
предназначенных
для ослабления
ударов, наносимых
противником
в голову. Между
отростками
часто укреплялись
украшения,
символические
изображения
или металлические
зеркала. Считалось,
что зеркало
имеет магическую
силу против
всего злого.
Скорее всего,
это поверие
пришло в Японию
из Китая, где
бронзовые
зеркала служили
для отпугивания
от живых и мёртвых
нечистой силы.
Верх шлема
венчала чеканная
розетка, имевшая
вентиляционное
отверстие или
изображение
демонического
животного
(обычно у даймё).
Внутренняя
сторона козырька
и пластин
назатыльника
окрашивалась,
как правило,
в красный цвет,
что должно было
устрашающе
действовать
на противника.
В качестве
подкладки
кабуто использовалась
холщовая материя;
на голове шлем
удерживался
с помощью двух
длинных и толстых
матерчатых
шнуров.
Перед
надеванием
шлема самураи
обвязывали
голову наголовной
повязкой - хатимаки,
служившей
чем-то вроде
прокладки между
головой и шлемом.
Кроме чисто
практической
надобности,
хатимаки повязывались
воинами с
определённым
духовным смыслом,
который как
бы ассоциировался
с подготовкой
к умственному
или психическому
действию, к
борьбе. Хатимаки
была символическим
выражением
готовности
перейти от
обыденности
к священности,
повязывание
её являлось
как бы предпосылкой
вдохновения
воина и обретения
им храбрости.
Лицо
защищалось
забралом (хоатэ)
или металлической
полумаской
(хаппури), часто
со съёмным
носом, закрывавшей
щёки и подбородок.
Маскам придавались
черты человеческого
лица, но с сильной
гиперболизацией
отдельных черт,
создававшей
отталкивающее
впечатление.
Маска или забрало
должны были
не только защищать
лицо, но и внушать
оскаленным
ртом и напряжёнными
мышцами лица
ужас неприятелю.
Однако боевые
маски самураи
применяли не
всегда, о чём
может свидетельствовать
многочисленный
иллюстрированный
материал эпохи
средневековья,
изображающий
буси с открытым
лицом. Горло
закрывалось
тремя или более
пластинами
(нодоатэ - на),
позднее прикреплявшимися
к маске.
Панцирь
(ко) состоял из
большой кованной
металлической
грудной пластины
(мунаита), иногда
обтягивавшейся
материей с
прикреплённым
к ней рядом
железных поперечных
пластинок,
скреплённых
разноцветными
шёлковыми
(кожаными) шнурами,
которые образовывали
набрюшник
(харамаки), и
спинной части,
твёрдо соединённой
с передом слева
и разъединённой
справа.
Эти
две части стягивались
толстым шёлковым
шнуром. К нижней
части панциря
свободно крепилась
шнурами юбка-оборка,
закрывавшая
низ тела (кусадзури).
Она состояла
из 4-8 частей и
собиралась
также из полос
металла, соединённых
между собой.
На теле каркас
(до) с прилегающими
к нему частями
удерживался
при помощи
изогнутых полос
листового
железа, накладывавшихся
на плечи. Цвет
шнуров и окраска
пластин были
различными
у самураев
разных феодальных
кланов. Это
позволяло
отличать своих
воинов от воинов
противника.
Грудная часть
лат нередко
обтягивалась
парчой с нанесёнными
на неё рисунками.
На верху спинной
части панциря,
на широкой,
богато украшенной
полосе жести,
прикреплялось
металлическое
кольцо со шнурами,
дававшее возможность
привязывать
к нему сзади
колчан со стрелами
или полевой
военный знак
самурая (нобори).
В
XVI в. при Тоётоми
Хидэёси произошли
некоторые
изменения в
производстве
панцирей. Появилось
усовершенствованное
лёгкое снаряжение,
изобретённое
Хисахигэ Мацунага,
состоявшее
из пластин
тонкого железа,
расположенных
чешуеобразно.
Панцири этого
времени получили
название "гусоку".
Приблизительно
в тот же период
на грудные
пластины,
выработанные
из целого куска
металла, начали
наносить чеканные
изображения.
Пластины
с гербами (на)
укреплялись
спереди, на
уровне ключиц.
Защита плечевого
пояса осуществлялась
при помощи
наплечников
(содэ) имевших
форму четырёхугольников
и составленных
из нескольких
продольных
пластин, соединённых
шнурами. Левый
и правый наплечники
носили разные
названия (сяко
содэ - наплечник
направления
стрельбы и матэ
содэ - наплечник
правой руки),
так как первоначально
защищалась
только левая
рука, вытянутая
в сторону неприятеля
при стрельбе
из лука. Предплечья
закрывались
латными нарукавниками
(котэ).
Нижняя
часть тела
прикрывалась
набедренником
(хаидатэ ), имевшим
вид раздвоенного
передника,
укреплявшегося
на поясе двумя
лентами, завязываемыми
сзади. Низ
набедренника
напоминал
кольчугу с
прикреплёнными
к ней металлическими
пластинками;
верх делался
только из материи
и замши, потому
что на него
находила сверху
нижняя часть
панциря. С внутренней
стороны набедренник
имел лямки для
его фиксации
на бёдрах. В
более раннее
время набедренник
не применялся,
его функцию
выполняла
юбка-оборка
панциря, которая
имела большое
число рядов
поперечных
пластин и была
длиннее. Ноги
от колена до
щиколотки
закрывались
наголенниками
(сунэатэ) или
полосами металла,
прикреплёнными
к кожаному
основанию в
виде ножных
шин.
Все
подвижные части
снаряжения,
а также панцирь
украшались
чеканными
бронзовыми
накладками
и заклёпками;
замшевые поверхности
лат орнаментировались
геометрическими
изображениями
или стилизованными
рисунками,
воспроизводящими
части растений.
В
походных условиях
доспехи самурая
дополнялись,
кроме того, ещё
и полевой накидкой
(дзимбаори).
Знатные воины
надевали иногда
поверх лат
цветное кимоно.
Обувь изготовлялась
из кожи, шкур
и т.п. и удерживалась
на ногах кожаными
или шёлковыми
ремнями.
Доспехи
на протяжении
веков изготовлялись
оружейниками
без отступления
от определённых
канонов, принятых
ещё в период
расцвета феодализма.
Одним из знаменитых
родов начиная
с XII в., занимавшихся
производством
военного снаряжения,
был род Миотин.
Работы Миотин
были признаны
классическими
и служили
своеобразным
мерилом и примером
для подражания
среди других
мастеров.
Оригинальный
пример преемственности
традиций в деле
изготовления
доспехов являют
собой надписи
тушью, которые
наносились
на отдельные
части доспехов
самурая. Надписи
встречаются
на замшевой
подкладке
панцирей,
наплечниках,
подвесных
пластинах с
гербами, набедренниках
и т.д.
Так,
на набедреннике
одного из самурайских
военных костюмов
начертана
надпись: "Тэмпё,
12-й год, 8-й месяц,
1-й день".
Тэмпё
- название годов
правления
императора
Сёбу, соответствующих
периоду с августа
729 по март 749 г. Такие
надписи наносились
на кожу доспехов
в период Эдо.
Кожа называлась
"тэмпёгава",
она была окрашена
в стиле, принятом
в VIII в. (подражание
древнему периоду
Тэмпё).
На
другом доспехе
помещён ряд
одинаковых
надписей: "Сёхэй,
6-й год, 6-й месяц,
1-й день". В данном
случае это уже
эпоха Сёхэй
(декабрь 1346 - июнь
1370). "Кожей сёхэй"
называлась
крашеная кожа
военных доспехов
- бугу. Такой
тип рисунка
и иероглифической
надписи разрешил
наносить на
доспехи сёгун
Канэнака из
семьи принцев
крови провинции
Хиго (нынешняя
префектура
Кумамото).
Надпись
с датой могла
говорить об
основании в
указанное время
самурайского
рода (например,
посвящение
в дворянство),
о каком-нибудь
знаменитом
событии или
подвиге предка.
Военное
снаряжение
хранилось в
специальном
деревянном
сундучке для
доспехов, называемом
ёрои карабицу.
Перед началом
кампании латы
надевались
в следующей
последовательности:
нижнее
платье;
шапочка;
перчатки
из кожи и напульсники;
верхнее
платье;
затем
икры ног обвязывались
обмотками и
надевались
наголенники;
далее
шла меховая
обувь;
панцирь;
под
конец закреплялись
наплечники
и защита для
шеи.
шлем
одевался только
непосредственно
перед битвой.
Однако
часто в бою
самураи снимали
свой шлем и
использовали
его вместо
щита, защищая
лицо от стрел
противника.
Ручные
щиты применялись
в бою редко,
так как это
препятствовало
употреблению
двуручного
меча. Щитами
пользовались
обычно только
пехотинцы.
Большие деревянные
щиты (татэ) воины
ставили на
землю и укрывались
за ними от стрел
врага.
Непременной
принадлежностью
костюма воина
был военный
веер - оги, собранный
из ряда пластин
и носимый воинами
за поясом. (Складной
веер является
японским изобретением
в противоположность
нескладному,
завезённому
в Японию из
Китая. В XV в. японские
веера составляли
предмет экспорта
в Корею и Китай.
Оттуда они были
завезены в
Европу). Веер
использовался
самураями не
только для
обмахивания
в жаркое время
года, но и для
сигнализации
и управления
войсками во
время боевых
действий. Складной
веер делался
из материи,
бумаги, иногда
с железными
накладками.
Украшением
сигнального
военного веера
почти всегда
являлся красного
цвета круглый
диск, нанесённый
на жёлтый фон.
Диск, символизирующий
солнце, на обратной
стороне выполнялся
жёлтым цветом
по красному
фону.
Наряду
со складными
веерами высшее
дворянство
и командный
состав применяли
жёсткий нескладной
веер, часто
изготовленный
из железа. Этот
веер, называвшийся
"гумбай-утива",
служил полководцам
и военачальникам
в качестве
командирского
жезла. Он считался
знаком феодала
и использовался
при необходимости
(нападение с
мечем или копьём)
для самообороны,
о чём есть упоминание
во многих японских
исторических
книгах.
В
снаряжение
конного воина,
помимо перечисленных
выше атрибутов,
добавлялась
ещё специальная
накидка - хоро,
прикреплявшаяся
сзади на доспехи
для защиты
всадника от
стрел противника,
которые могли
попасть в стык
между частями
лат. Хоро, известная
уже в период
Дзёкан (859 - 877), получила
наибольшее
распространение
в период Гэмпей,
продолжая
состоять на
вооружении
самураев вплоть
до позднего
периода развития
японского
феодализма.
Эта накидка
приблизительно
двухметровой
длины делалась
из материи и
укреплялась
на шлеме и талии
воина. Во время
движения хоро
раздувалась
потоками воздуха
парусообразно,
гася ударную
силу стрелы
при попадании
в неё. Подобная
уникальная
форма защиты
спины воина
от стрел не
была известна
нигде, кроме
Японии. На спине
всадника укреплялось
иногда на длинном
стержне небольшое
знамя со знаком,
по которому
можно было
издали различить
принадлежность
воина к дружине
того или иного
феодала, узнать
имя самурая.
Боевой
конь - маленькая
и выносливая
порода лошади
- зачастую покрывался
шкурами диких
животных. Иногда
его тело защищалось
стёганой попоной
или кольчатым
панцирем. На
груди коня
укреплялись
металлические
пластины, соединённые
шёлковыми
шнурами; на
голову надевалась
кованая маска
(умадзура),
выполненная
в виде головы
быка, что должно
было наводить
ужас на врага.
Такое снаряжение
было характерно
для периода
правления Ода
Набунага и
Тоётоми Хидэёси.
В комплект
боевой амуниции
коня (багу) входили
также лакированные
деревянное
седло (кура),
стремена (абуми),
круглые удила
(кан) и т.д.
Обмундирование
обыкновенных
солдат-самураев
низшего ранга
(пехотинцев,
или асигару)
- было намного
проще. Оно состояло
из грудных лат,
ножных шин,
сандалий, шлема,
который чаще
(в XVI в.) заменялся
каской из дерева
или металла
(дзингаса), и
полевого военного
знака (хата
сасимоно).
Повседневная
и церемониальная
одежда самураев
Показателем
общественного
положения
самурая в социальной
структуре
феодальной
Японии, особенно
в эпоху Токугава,
являлся его
костюм. Самураи
отличались
от массы населения
особым платьем,
которое разрешалось
носить лишь
сословию воинов.
Только в редких
случаях (свадьба,
похороны, большие
праздники) в
виде исключения
и особой милости
представителям
низших сословий
(торговцам,
ремесленникам
и т.д.) позволялось
одевать хакама
- принадлежность
костюма самурая,
в то время как
на ношение
церемониальной
одежды буси
был наложен
для "низов"
строжайший
запрет, нарушение
которого влекло
за собой наказание.
В
повседневной
жизни самураи
носили одежду,
состоявшую
из трёх основных
частей: плечевого
халата - кимоно,
поясного элемента
- хакама и накидки
- хаори, имевшей
такой же прямой
покрой, что и
кимоно. Все эти
части (в комплексе
- рэйфуку), исполненные
в тёмном или
чёрном цвете,
могли также
использоваться
в качестве
парадного
костюма.
На
верхнее кимоно,
надеваемое
на белое нижнее
кимоно с узкими
рукавами (косодэ),
и хаори нашивались
фамильные гербы
(мон) самурая,
считавшиеся
привилегией
господствующего
класса. (Иметь
герб и носить
фамильное имя
могли только
представители
японского
дворянства
(кугэ, букэ). С
отменой этого
положения,
после революции
Мэйдзи, право
выбирать себе
имя и герб получили
все слои японского
общества). Такая
одежда с гербами
называлась
"монцуки". В
соответствии
с правилами
герб нашивался
на одежду в
пяти местах:
на спине, между
плечами, на
груди (справа
и слева), на обоих
рукавах. Однако
были известны
случаи, когда
самураи заказывали
себе верхнюю
одежду, которая
вся была покрыта
вытканными
или нанесёнными
краской фамильными
гербами. Такая
одежда имела
название "тобимон".
Фамильный
герб (камон)
представлял
собой большую
ценность для
самурая, так
как он был элементом
родословной
воина и передавался
по наследству
вместе с именем.
Многие из родословных
гербов буси
имеют древнее
происхождение,
уходящее своими
корнями в начало
II тысячелетия
н.э. и в ещё более
раннее время.
В
качестве гербов
буси, "камон"
первоначально
появились на
флагах. На доспехи
и шлемы гербы
начинают наносить
уже в период
Инсэй, эпоху
правления
экс-императоров
(XI - XII вв.). Приблизительно
с того же времени
фамильные гербы
стали изображать
на холодном
оружии (мечах),
конском снаряжении,
щитах и т.д.
Фамильные
гербы часто
жаловались
феодалами
самураям или
просто переходили
от сюзерена
к вассалу,
находящемуся
у него на службе.
В средине
междоусобицы
Гэмпэй белые
флаги рода
Минамото и
красные флаги
(и знаки) рода
Тайра стали
переходить
в качестве
личных знаков
к подданным
этих родов. То
же произошло
в провинции
Мусаси в объединении
Кодама, имевшем
на своём знамени
герб в виде
круглого веера.
Три клана, вышедшие
из упомянутой
партии, переняли
этот герб, ставший
затем у многих
самураев фамильным.
Сюжетами
для самурайских
гербов могли
быть небесные
светила и элементы
звёздного неба,
представители
восточно-азиатской
флоры и фауны,
предметы культа,
геометрические
фигуры и т.д.,
которые подчас
наделялись
магическими
свойствами
и должны были
служить обладателю
"мона" талисманом,
спасающим от
сил зла и неудач
в жизни.
Поверх
кимоно буси
надевали хакама
- юбкообразные,
часто плиссированные,
штаны, похожие
на широкие
шаровары. Хакама
были отличительным
элементом
одежды самурая.
Они шились
разной длины,
что зависело
от положения
буси в социальной
организации
сословия. Если,
например, рядовые
самураи носили
малые хакама
(кобакама), то
даймё и хатамото
на приёмах у
сёгуна появлялись
в нагабакама,
имевших длинные
штанины, которые
волочились
по полу.
В
военных походах
и путешествиях
хакама, а также
длинное кимоно
самураи поднимали
и затыкали для
удобства за
пояс. Хакама
могли заправлять
и в наголенники.
На
кимоно и хакама
сверху надевалось
хаори, как правило
тёмного цвета.
Несходящиеся
полы хаори
скреплялись
спереди белым
бантом, который
гармонировал
с белыми фамильными
гербами. Хаори
самурая имело
особый покрой,
отличительной
чертой которого
был небольшой
разрез внизу
на спине; в комплексе
с хакама оно
составляло
японскиё официальный
костюм - "хаори-хакама".
Во
время важных
церемоний
самураи надевали
поверх своего
официального
костюма ещё
и плотную накидку
без рукавов
с накрахмаленными
плечами, называвшуюся
"катагину".
Обычно хакама
и катагину
делались из
одного материала.
Такое сочетание
образовывало
камисимо - парадный
костюм самурая,
надевавшийся
в особо торжественных
случаях.
Выделялись
самураи среди
остального
населения
Японии также
и своей причёской.
Типы причёски
являлись показателем
социальной
градации населения;
всякое нарушение
установленных
правил грозило
провинившемуся
наказанием.
Низшие сословия
обязаны были
носить только
те причёски,
которые определялись
для них. Внутри
сословий
господствующего
класса причёска
была своеобразным
мерилом, определявшим
ранг человека.
Высшая знать
и даймё отличались
от рядовых
самураев; низшие
самураи и челядь
в свою очередь
- от самураев,
стоявших выше.
В
древности
причёска японского
воина была
проста, что
уравнивало
её с причёской
основной массы
населения.
1.
2. - причёска
древнего японского
воина;
3.
- причёска высшей
придворной
знати и букэ;
4.
- причёска букэ,
называемая
"большой плод
дерева гинко";
5.
- причёска кобин
буси;
6.
- причёска самурая
эпохи Хоряку
(1751-64г.)
7.
- причёска подростка
букэ эпохи
Гэнроку;
8.
- причёска юноши
букэ - "дзиин".
9.10
- причёска молодого
самурая эпохи
Хоряку;
11.
- причёска Ронина
эпохи Канъэй
(1624-44г.);
12.
- причёска Ронинна
времён Кёхо
(1716-36г.) и называвшаяся
"плод дерева
гинко".
Волосы
собирали в
пучок и связывали
шнурком в один
узел на макушке
или в два узла
на висках - рис.
1,2.
Впоследствии
буси стали
выбривать
переднюю часть
головы и делать
причёску, получившую
название "сакаяки".
Обычно такую
причёску самурай
начинал носить
после обряда
инициации -
гэмбуку. Сакаяки
делали самураи
всех возрастов.
Выбривание
волос у лба
представителями
военного сословия
было обусловлено
заимствованием
этого вида
причёски у
айнов, с которыми
военные поселенцы
VII - VIII вв. находились
в тесном контакте.
В
конце XVI в. самураи
носили особую
причёску с
выбритыми у
лба и на темени
волосами. Волосы
на висках, которые
буси специально
оставляли не
сбритыми, получили
в Эдо название
"кобин" - "локон,
оставляемый
сбоку" - рис.5.
Кобин был характерной
чертой причёски
самурая. Ремесленники
и торговцы
обязаны были
сбривать его.
В Киото и Осака
причёска с
выбритыми
висками стала
называться
"дэбитай" -
"выпуклый лоб".
В то время как
кобин свободно
свисал с висков,
все оставшиеся
на голове волосы
собирались
назад и связывались
в толстый узел
(магэ).
В
годы Бунроку
(декабрь 1592 - октябрь
1596) после открытия
порта Иокогама
буси вернулись
к старым обычаям,
завязывая себе
на голове большой
узел волос.
Горожане и
крестьяне также
примкнули к
этой моде, однако
их причёски,
несмотря на
подражание
самураям, не
были подобны
магэ военных.
Бороду
и усы самураи
этой эпохи, как
правило, не
отпускали; щёки
и подбородок,
как и волосы
у лба, брили
ежедневно. Тем
не менее в более
раннее время
борода и усы
были очень
популярны у
буси, потому
что бородатых
мужчин называли
мужчинами "с
мерзким внешним
видом", а это
считалось
необходимым
для воина.
Вероятно,
тем же было
обусловлено
изготовление
военных полумасок
с неприятным
и отталкивающим
выражением
лица, снабжённых
усами и бородой
иногда неестественного
цвета, которые
должны были
внушать ужас
и отвращение
противнику.
Старинные
описания приводили
наиболее
распространённый
среди воинов
вид стрижки
бороды и усов:
бороду оставляли
только на кончике
подбородка,
концы усов
опускались
вниз, как у
Сугавара-но
Митидзанэ, и
назывались
"тэндзинхигэ".
Наиболее
частой среди
самурайской
молодёжи этих
же времён (эпоха
Тэнна, сентябрь
1681 - февраль 1684) была
причёска,
называвшаяся
"дзиин", т.е.
"буддийский
храм" - рис. 8.
Позднее, в годы
Гэнроку, эта
причёска несколько
изменилась,
но суть осталась
прежней - волосы
выбривались
только на темени.
У лба их оставляли,
завязывали
в маленький
узел и объединяли
с большим узлом,
который делали
на затылке.
Самураи,
утратившие
вассалитет
и ставшие ронинами,
или роси, не
делали сакаяки
и отпускали
длинные волосы.
Это являлось
как бы внешним
показателем
отсутствия
у воина господина
(покровителя).
При
посещении двора
сёгуна и феодала
самураи надевали
головные уборы,
которые должны
были соответствовать
их рангу. В
повседневной
жизни и во время
путешествий
буси носили
большие конусообразные
соломенные
шляпы (каса),
полностью
скрывавшие
их лицо. В такой
шляпе самурай
мог ходить по
улицам города,
занимаясь
покупкой
необходимого,
мог войти и
выйти из купеческой
лавки не узнанным.
В таких ситуациях
самураи старались
скрыть своё
лицо, так как
считалось
позором иметь
с торговцами
какие-либо
отношения, в
том числе и
посещать из
лавки.
Самураи
и ронины пользовались
также плетёнными
из соломы или
бамбука шляпами
амигаса, имевшими
вид низкого
широкого конуса.
Такая шляпа
имела в своей
передней части
небольшое
плетёное окошечко,
позволявшее
видеть окружающее
при скрытом
лице. Иногда
буси носили
шляпу, сплетённую
из осоки. Она
называлась
сугэгаса.
Своеобразным
был головной
убор (тэнгай)
членов братства
"Комосо" - ордена
странствующих
монахов, в который
принимали
только самураев.
Его плели из
бамбука и придавали
форму пчелиного
улья. Тэнгай
предпочитали
носить и многие
ронины.
Во
время непогоды
и при ярком
солнце самураи
употребляли
складные зонты
(каса), изготовленные
из бамбука и
промасленной
бумаги.
Обычной
обувью, носимой
сословием
воинов, были
гэтта - соломенные
сандалии на
кожаной подошве
или плетёные
сандалии - дзори.
В дождливую
погоду применялись
деревянные
гэта или асида,
различавшиеся
по высоте цокольных
опор. К этой
обуви прилагались
цумагакэ - кожаные
щитки со шнурами
для защиты
пальцев ног
от дождя и грязи.
Все
указанные виды
обуви были
снабжены ремнями
и приспособлены
для ношения
специальных
носков с вырезами
для большого
пальца - таби.
Изготовление
и культ оружия
Основным
наступательным
оружием самурайских
дружин средневековья
были копьё и
меч, применявшиеся
для ближнего
боя, и лук со
стрелами,
использовавшиеся
в борьбе с
противником
на расстоянии.
Наибольшей
ценностью для
самурая был
меч - и как вооружение
профессионального
воина, разящее
врага и защищающее
одновременно
жизнь его обладателя,
и как символ
сословия воинов,
эмблема доблести,
чести, могущества
и храбрости,
неоднократно
воспетый в
легендах, рассказах,
песнях и стихах.
С
глубокой древности
меч рассматривался
японцами как
священное
оружие - подарок
"солнечной
богини" своему
внуку, которого
она послала
править на
земле и вершить
с помощью этого
меча дело
справедливости,
искоренять
зло и утверждать
добро. Именно
поэтому меч
стал принадлежностью
синтоистского
культа, он украшал
храмы и священные
места; приносимый
верующими в
качестве
пожертвования
богам, он сам
являлся святыней,
в честь которой
воздвигались
храмы.
В
литературных
источниках
упоминается,
что в VIII в. священники
синто сами
принимали
участие в
производстве
мечей - занимались
их чисткой и
полировкой.
Древний
японский меч
(цуруги, или
кэн), находимый
часто при
археологических
раскопках в
дольменах и
гробницах среди
другого сопроводительного
похоронного
инвентаря,
напоминал
старинные
китайские
обоюдоострые
мечи. Для него
была характерна
прямая форма
лезвия и двусторонняя
заточка. Такой
меч воины носили
на спине (наискось),
а когда его
нужно было
пустить в ход,
брались за
рукоять обеими
руками. Впоследствии
клинок стали
затачивать
с одной стороны.
Приблизительно
к VII в. была создана
новая форма
меча с легким
изгибом на
спинке лезвия.
Мечи такого
вида позднее
получила название
"нихонто" -
"японский меч"
и дошли до нашего
времени, не
изменив формы,
которая считалась
идеальной и
характерной
только для
мечей Японии.
Японский
меч изготовлялся
всегда людьми,
принадлежавшими
к господствующему
классу, и был
в феодальное
время выражением
во всех отношениях
привилегией
этого класса.
Ковали мечи
обычно родственники
самураев или
придворных.
С
началом междоусобиц
спрос на мечи
резко возрос;
могущественные
феодалы начали
покровительствовать
знаменитым
оружейникам.
Ковке
мечей придали
вид богослужебной
церемонии, при
которой производился
ряд сложных
действий религиозного
характера. Они
должны были
оградить меч
и соответственно
его будущего
владельца от
сил зла.
Прежде
чем японский
кузнец (катана-кадзи)
приступал к
делу, он совершал
ритуальный
акт очищения
своего тела.
Перед алтарём,
который в каждой
кузнице имел
своё постоянное
место, кузнец
морально готовил
себя к предстоящей
работе, чтобы
гарантировать
успех предприятия.
В соответственные
моменты изготовления
меча он облачался
в парадную
одежду - кугэ,
а сама мастерская
после тщательной
уборки обвешивалась
симэ - ритуальными
украшениями,
сплетёнными
из рисовой
соломы. Пучки
симэ являлись
атрибутом
синтоистских
храмов и символизировали
собой чистоту
и безопасность.
Сложна
была технология
производства
мечей. Оружейную
сталь для них
получали путём
выплавки металла
из магнитного
железняка и
железистых
песков. Собственно
клинок формировался
из многих слоёв
железных полос
с разным содержанием
углерода, сваренных
между собой
в процессе
плавления и
ковки.
В
результате
проковки,
вытягивания,
многократного
складывания
и новой проковки
полос металла
образовывался
тонкий брус,
состоящий из
огромного числа
прочно соединённых
тончайших слоёв
разноуглеродной
стали. Некоторые
мастера самурайских
мечей средневековья
тратили на
изготовление
одного меча
по нескольку
лет, накладывая
один слой на
другой.
Низкоуглеродистый
металл, соединённый
с высокоуглеродистым,
приобретал
значительную
твёрдость и
в то же время
вязкость. В
дальнейшем
клинок шлифовался
на нескольких
грубых и тонких
шлифовальных
камнях и подвергался
закалке.
Подобные
клинки не уступали
по прочности
дамасским и
считались
лучшими на всём
Дальнем Востоке.
С
конца XVII в. для
изготовления
мечей кузнецы
стали употреблять
металл, привозимый
в Японию из
Европы. Этот
материал японцы
называли
"намбантэцу",
т.е. "привозной
металл" или
"металл южных
варваров" (так
как корабли
португальцев
приходили в
Японию с юга).
Режущие
качества клинка
и твёрдость
руки самурая
проверяли
обычно на трупах
убитых в бою
противников
или трупах
преступников.
Хорошим мечом
самурай мог
перерубить
три положенных
один на другой
трупа. В поединках
и на войне буси
старались
ударить мечом
так, чтобы разрубить
тело врага от
плеча до пояса
или от плеча
до сердца.
На
многие мечи
мастера ковки
наносили
символические
рисунки, имевшие
смысл магических
формул. Назначением
этих рисунков
было отгонять
всё злое и призывать
благо, поставить
хозяина меча
под влияние
благих сил и
избавить его
от воздействия
дурных. Первостепенную
роль играли
изображения
небесных светил,
способных
оказать в
соответствии
с воззрениями
китайской
мифологии
влияние на
земную жизнь
людей. В период
господства
Сёгунов Асикага
утвердилась
традиция ношения
воинами двух
мечей, которые
стали общей
привилегией
самурайства.
К этому времени
мечи стали
принадлежностью
не только военного
костюма и снаряжения,
но и гражданского
платья буси
и носились всем
сословием
самураев, начиная
от рядового
дружинника
и кончая сёгуном.
Первоначально
второй меч
считался запасным,
но потом это
положение
утвердилось
как обычай
двумечия. Оба
меча назывались
"дайсё-но косимоно",
т.е. "большой
и малый мечи",
носимые (заткнутыми)
за поясом (сокр.
- дайсё) Большим
мечом (катана,
или дайто) считался
тот, который
был длиннее
двух сяку, малым
(вакидзаси, или
сёто) - короче
двух сяку. Длинный
меч предназначался
для ведения
боевых действий,
короткий - для
отрезания голов
убитых и харакири.
Кроме двух
мечей, самураи
носили иногда
и третий - танто,
служивший
кинжалом.
Боевые
мечи самураев
времён феодальных
войн (XII - XVII вв.) были
просты в исполнении,
их носили обычно
в деревянных
ножнах (сая).
Оба меча, как
правило, делались
в паре одним
мастером-оружейником.
К вспомогательным
инструментам,
вставляемым
в ножны мечей,
относились:
маленький нож
- кодзука (такое
название этот
нож получил
по названию
украшенной
части грифа
- художественного
произведения,
искусно выполняемого
мастером), или
когатана и
когай. Кодзука
употреблялся
самураями в
походной жизни
для подсобных
целей. Иногда
его использовали
как метательный
нож. Применение
когая было
более широким.
Он мог служить
как хаси при
еде, как принадлежность
письма в старину
(для выцарапывания
иероглифов),
как орудие для
подтягивания
конской упряжи
и т.п., в качестве
шпильки для
волос или ложечки
для чистки уха;
на поле сражения
когай оставляли
воткнутым в
тело или голову
убитого противника
с целью установления
затем имени
победителя,
когай использовался
также для того,
чтобы укрепить
голову убитого
врага на поясе.
Существенной
деталью военного
меча являлась
круглая гарда
(цуба), защищавшая
кисть руки. Со
временем цубы
и украшения
меча (эфесы -
цука, головка
рукоятки -
футигасира,
мэнуки и т.д.)
стали изготовляться
особыми
мастерами-оружейниками
и превратились
в настоящее
произведения
искусства,
собираемые
коллекционерами
многих стран.
Длина
лезвий самурайских
мечей не была
стандартной,
она колебалась
довольно значительно
(от 63 до 80 см.). Борьба
самураев, особенно
на начальной
стадии феодальной
децентрализации,
не была ещё
единой битвой
войска, а становилась
чаще схваткой
одиночек, поэтому
каждый самурай
заказывал себе
то оружие, которое
было для него
удобным и отвечало
его вкусам,
вносил в исполнение
меча свои собственные
идеи.
В
начале XVII в., после
прекращения
междоусобных
войн и объединения
страны под
властью Токугава,
в производстве
мечей происходят
значительные
изменения. Этот
вид оружия
практически
уже не применяется
и становится
лишь символом
сословия воинов.
Появляются
"новые мечи"
(синто) в противоположность
"старым мечам",
отмеченным
под собирательным
названием
"кото". Самураи
стали предъявлять
повышенные
требования
к художественному
оформлению
мечей этого
периода, богатству
декора, украшениям
из драгоценных
металлов, затрачивая
на покупку
некоторых
образцов огромные
суммы. Самурай,
как бы беден
он ни был, мог
иметь клинок
хорошей стали
и в превосходной
оправе, считая,
что лучше страдать
от голода, нежели
не иметь эмблемы,
подчёркивающей
его сословное
положение. Ради
меча самурай
мог пожертвовать
и своей собственной
жизнью, и жизнью
членов своей
семьи. Такое
отношение
привело к тому,
что обычное
почитание меча
переросло в
его культ. В
своём "завещании"
(своде законов
по управлению
страной 1615 г.)
Токугава Иэясу
приказал (ст.
35): "Каждый, кто
имеет право
носить длинный
меч, должен
помнить, что
его меч должен
рассматриваться
как его душа,
что он должен
отделиться
от него лишь
тогда, когда
он расстанется
с жизнью. Если
он забудет о
своём мече, то
он должен быть
наказан".Культ
меча породил
этику меча и
относящиеся
к нему строгие
законы, нарушение
которых смывалось
только кровью.
Своеобразный
язык меча позволял
объясняться
без слов с предельной
откровенностью,
подчас дерзостью.
В дом самурая
с длинным мечом
за поясом мог
войти только
глава клана
(т.е. даймё) или
буси, стоящий
рангом выше
хозяина, причём
оружие вошедшего
клали на подставку
для меча невдалеке
от гостя. Во
всех других
случаях меч
следовало
оставлять в
прихожей, иначе
это могло быть
расценено как
оскорбление.
Большой меч
вынимали из-за
пояса и клали,
становясь на
колени для
обычного приветствия,
по правую сторону
от себя. Тем
самым демонстрировалось
доверие к хозяину
и доброжелательность,
ибо меч трудно
было вытащить
из ножен с
необходимой
быстротой. Если
же хозяин держал
свой меч на
полу слева, это
говорило о его
явном недружелюбии
к незваному
гостю.
При
дружеском
общении с хозяином
гость мог оставить
свой большой
меч в соседней
комнате или
отдать его
слуге, который
принимал сокровище
с величайшим
почтением и
на вытянутых
руках в шёлковом
платке относил
к стойке. На
горизонтальной
стойке для
мечей хранился
и меч хозяина
(иногда несколько
мечей). Во время
беседы мечи
клали так, что
рукоятки были
обращены на
владельца, а
клинок в ножнах
- на собеседника.
Короткий меч
чаще всего
оставался за
поясом. При
официальной
встрече положить
меч рукоятью
к собеседнику
означало нанести
ему страшное
оскорбление
- усомниться
в его способностях
фехтовальщика
и выказать
полное пренебрежение
к его "молниеносному
удару". Ещё
большим оскорблением
была попытка
притронуться
к мечу без разрешения
хозяина, а тем
более - наступить
на меч или отбросить
его ногой.
Так
же строго следили
за обнажением
клинка, который
можно было
вытащить из
ножен только
тогда, когда
владелец меча
или коллекции
мечей хотел
показать лезвие
другу. Похвалить
меч, рассматривая
наполовину
вынутый из
ножен клинок,
означало пролить
бальзам на душу
хозяина, доставить
ему величайшее
удовольствие.
Обнажённый
меч (сираха или
хакудзин) означал
враждебность
и разрыв дружбы.
Если владелец
меча всё же
хотел показать
весь клинок,
то он отдавал
оружие другу
с тем, чтобы
тот сам с многократными
извинениями
и комплиментами
по полагающемуся
этикету вынул
меч из ножен.
В
напряжённой
обстановке
притронувшись
к мечу, можно
было спровоцировать
инцидент. Если
самурай видел,
что сосед поглаживает
или поворачивает
рукоять своего
меча, он немедленно
обнажал клинок.
То же самое
происходило,
если в тесноте
сосед невежливо
отпихивал
мешающие ему
ножны, то есть
допускал неподобающее
обращение со
святыней. Прямым
вызовом на
поединок служило
бряцание гардой
о ножны, для
чего надо было
слегка выдвинуть
лезвие и затем
отпустить.
Человек рассеянный,
допустивший
подобный жест
в минуту задумчивости,
рисковал быть
разрубленным
на две половинки
без всякого
предупреждения.
То
же самое было
действительно
и для другого
холодного
оружия. Копья,
например, положено
было держать
в футлярах, так
как обнажённое
на улице оружие
(суяри) в глазах
японцев являлось
смертельным
оскорблением.
С
мечом была
связана масса
суеверий, в
некоторых
случаях слово
"меч" не произносилось;
на оружие в
данном случае
накладывалось
табу. Например,
короткий меч
вакидзаси в
буквальном
переводе означает
"на боку воткнутое".
Самурай
никогда не
расставался
со своими мечами,
они всегда
занимали самые
видные места
в его доме: в
специальной
нише (токонома)
в главном углу
комнаты на
подставке для
мечей, называемой
"татикакэ",
или "катанакакэ",
Ночью мечи
клались в изголовье
на таком расстоянии,
чтобы их можно
было легко
достать рукой.
Во
время переправ
через реки и
небольшие озёра
самураи обращались
со своим оружием
крайне бережно:
старались по
возможности
не погружать
его в воду, надевали
на рукояти
мечей специальные
чехлы, чтобы
предохранить
их от влаги.
Такое отношение
к мечу сохранилось
и в императорской
армии после
буржуазной
революции
Мэйдзи вплоть
до разгрома
империалистической
Японии во второй
мировой войне.
Токугавские
власти ревностно
следили за
исполнением
закона о праве
ношения мечей
(тайто-гомэн).
Только придворной
аристократии
Киото, военному
и гражданскому
чиновничеству
сёгуната и
самураям разрешалось
носить два
меча. Учёным,
ремесленникам
и крестьянам
позволялось
носить лишь
короткий меч
и то только по
особому разрешению
во время больших
праздников
или путешествий.
Мелким лавочникам,
нищим и париям
(эта) было категорически
запрещено
ношение любого
меча. Несмотря
на то что меч
представлялся
самураями как
символ чистоты,
добра и справедливости,
карающей зло,
несмотря на
осуждение
кодексом бусидо
беспорядочного
применения
оружия, правила
которого считали
бесчестьем
обижать невинного
и слабого, меч
на протяжении
всей его истории
служил инструментом
насилия, несправедливости
и жестокости.
Ярким
примером
несправедливого
и бесчестного
употребления
меча, помимо
применения
его в захватнических
войнах, является
зверский обряд
пробы нового
меча - тамэси-гири,
или цудзи-гири
(букв. "убийство
на перекрёстке
дорог"). Сущность
обряда заключалась
в том, что новый,
не бывший в
употреблении
меч обязательно
надо было испытать
на человеке.
Нередко нищие,
беспомощно
лежавшие на
обочине дороги,
крестьяне,
поздно возвращавшиеся
с полей, становились
жертвами тэмаси-гири,
погибая от руки
негодяев, выходивших
в сумерках на
своё ужасное
дело.
Местные
власти, пытаясь
предупредить
беззаконие,
выставляли
на улицах ночные
посты и устраивали
караульные
помещения на
перекрёстках
дорог. Однако
охрана относилась
к своим обязанностям
небрежно, а
потому число
убитых самураями
прохожих и
путников исчислялось
тысячами. Самураи,
не желавшие
испытывать
меч на невинных
людях, практиковали
другой способ
тэмаси-гири.
Они отдавали
свой меч палачу
для того, чтобы
тот опробовал
их оружие (за
определённую
плату) на осуждённом
преступнике.
Не
менее важным,
чем меч, в вооружении
самурая был
большой лук
(оюми), сохранивший
свои размеры
и форму с древних
времён. Наиболее
характерными
для больших
японских луков
было расположение
места стрельбы,
которое помещалось
не в середине,
а немного ниже
центра лука.
Уже у древнейших
луков верхняя
их часть имела
36 обмотанных
тростником
участков,
помещавшихся
ниже места, за
которое брались
рукой.
В
отличие от лука
колчаны для
стрел были
весьма разнообразны.
Их изготовляли
из дерева с
матерчатой
обивкой, плели
из ивовых прутьев
или бамбука.
На войне самураи
носили два
колчана: на
боку - маленький,
сплетённый
из ивы, и на спине
- большой. Спинной
колчан прикреплялся
сзади с таким
расчётом, чтобы
стрелы возвышались
над плечом и
их можно было
легко выхватить.
Больше других
был распространен
колчан, обшитый
снаружи мехом
- эбира.
В
эпоху Гэмпэй
и позже применялись
также колчаны
уцубо, кувшинообразные
цубо янагуи
и плоские колчаны
хира янагуи.
К носящим ремням
колчана подвешивался
рулон с запасной
тетивой (гэн)
для лука. Однако
чаще её прикрепляли
к поясу, на котором
носили меч. В
комплект входил
также кожаный
нарукавник
томо, предохранявший
руку от удара
тетивы.
Стрелам
в зависимости
от их назначения
(военные, охотничьи,
учебные, сигнальные)
придавались
самые разнообразные
формы. Материалом
для наконечников
служили железо,
медь, рог или
кость, бамбук
и т.д. Боевые
стрелы имели
стальные наконечники,
тренировочные
- роговые (для
стрельбы по
соломенным
мишеням) или
деревянные
(для упражнения
при инуомоно
- преследовании
собак).
Перед
началом битвы
в воздух выпускалась
свистящая
стрела с насадкой
из оленьего
рога (кабурая).
Ею стреляли
для вызова и
оповещения
неприятеля
о начале боя.
Веретено
стрелы делалось
из ивы или бамбука;
оперение состояло
из 2 - 4 перьев орла.
Кроме
обычных стрел,
каждый самурай
имел в своём
колчане особую
"родовую стрелу"
с его собственным
именем, которая
не употреблялась
как оружие. По
этой стреле
узнавали убитого
на поле битвы,
она забиралась
победителем
в качестве
трофея.
О
стрелках из
лука были сложены
в Японии легенды
ещё в древние
времена. В них
превозносились
боевые качества
японских луков
и искусство
стрелков. В
феодальное
время лук становится
основным оружием
самурая. Среди
28 видов военных
искусств XVII в.
искусство
стрельбы из
лука занимало
первое место,
а понятия "война"
и "лук и стрелы"
(юмия) считались
равнозначными.
Даже с введением
огнестрельного
оружия лук не
утратил своего
значения, так
как был более
скорострельным
и надёжным,
нежели заряжающиеся
со ствола пищали.
Наряду
с зоркостью
глаза лучник
должен был
обладать также
большой силой
и выносливостью.
Выдержка, сила
и меткость
стрелков проверялась
обычно во время
тренировок,
религиозных
праздников
и состязаний
отдельных
воинов. В этом
плане наиболее
показательны
стрельбы Дайхати
Вада, выпустившего
в 1686 г. в течении
суток 8133 стрелы,
и Масатоки,
стрелявшего
19 мая 1852 г. 10050 стрелами,
5383 из которых
достигли цели.
В
феодальных
средневековых
войнах всадники
и пехотинцы
применяли также
копья (яри) -
короткие у
конных самураев
и длинные (около
4 - 6 м.) у асикагу
- и алебарды.
Последние
особенно часто
употреблялись
не только самураями,
но и монахами.
Начиная
с XVI в. в войсках
феодалов
распространились
пушки и ружья
с кремниевыми
замками (тэппо),
завезённые
португальцами.
Однако это
оружие за 300 лет
существования
не претерпело
почти никакого
изменения и
вплоть до 1860 г.
оставалось
в том же исполнении,
что и в XVI веке.
При этом лук
и особенно меч
не были вытеснены
огнестрельным
оружием и продолжали
оставаться
основными в
вооружении
самурая.
Ниндзя
Несмотря
на то, что о ниндзя
известно довольно
много, определенно
писать о них
довольно трудно.
Слишком уж
много легенд
о них бытует
в Японии и за
ее пределами.
Ниндзя
(или "синоби"
- "прячущиеся")
- это те же самураи,
но наделенные
несколько
другим кругом
задач. Если
самураи должны
были воевать
за своего господина
лицом к лицу
с противником,
то ниндзя занимались
шпионажем и
терроризмом,
отслеживая
передвижения
войск противника
и совершая
покушения на
его полководцев.
Изначально
ниндзя становились
самураи пограничных
земель, находившихся
на границе с
землями противника.
Затем специфика
их подготовки
вызвала необходимость
выделения из
массы остальных
"буси". Объединившись
в кланы, ниндзя
предлагали
свои услуги
то одним, то
другим князьям,
выполняя самые
разнообразные
поручения и
распространяя
о себе легенды.
Кое-что
в этих легендах
было правдой,
многое - ложью
или полуправдой.
Так, насколько
мы можем об
этом судить,
ниндзя редко
носили черные
одежды, в которых
они изображаются,
поскольку
лучший способ
остаться незамеченным
- это одеваться
как все. Мало
кто из них
действительно
был мастером
боевых искусств,
поскольку им
это было не
нужно, и мало
кто из них мог
в открытом бою
рассчитывать
на победу над
самураем. Также,
видимо, ниндзя-то
(некий особый
"меч ниндзя")
- это позднейшее
литературное
"изобретение".
В реальности
ниндзя пользовались
обычными короткими
мечами. Их основным
козырем была
внезапность,
а также активное
использование
метательного
("сюрикэн"
- метательный
кинжал, а также
"звездочка"
и дротик) и
отравленного
оружия.
Объединяя
Японию, Ода
Нобунага
уничтожил
основные поселения
ниндзя в провинциях
Кога
и Ига.
Оставшиеся
в живых ниндзя
в период правления
клана Токугава
переквалифицировались
в сотрудников
О-мэцукэ
(тайной полиции)
и шпионов,
выведывавших
секреты ремесленников.
Так, впервые
в истории
человечества,
возник профессиональный
промышленный
шпионаж.
Заключение
В
заключение
можно отметить,
что в самурае
слилось воедино
всё то, что отличает
Японию от любой
другой страны,
вся идеология
и культура
японского
народа. В истории
самураев - история
Японии, в их
культуре –
культура Японии.
Даже
в наше «продвинутое»
время ещё не
исчез облик
воина-буси,
хотя, конечно,
наиболее яркие
его формы после
сокрушительного
поражения
Японии во второй
мировой войне
перестали
существовать.
Партнерство
же дзэн и меча
сохранилось
только в виде
церемониальных
и поединков
облаченных
в защитные
доспехи и шлемы
поклонников
боевых искусств.
Однако и здесь
присутствие
дзэн, и так не
столь уж значительное,
в большей степени
опосредовано.
Дзэнская же
медитационная
дисциплина
ныне практикуется
только в японских
монастырях
и западных
дзэн-ских центрах,
причем те, кто
занимаются
ею, стремятся
достичь исключительно
духовных и
психологических
результатов.
Коан теперь
используется
лишь для «пробуждения»
в ученике сокрытой
природы будды,
но никак не для
повышения
уровня мастерства
воина.
В таком случае,
осталось ли
в современной
японской культуре
хоть что-нибудь
от «дзэнской»
доблести и
вдохновленного
дзэн отважного
воина? Внешне,
казалось бы,
ничего, за
исключением
только что
упоминавшихся
незначительных
моментов.
А как же обстоит
дело со «скрытым»
дзэн-буддизмом
— верой в преобладание
интуитивного
над рациональным,
внутреннего
над внешним,
инстинктивного
над «западной»
этической
нормативностью?
Я считаю, что
образ самурая
отражает внутреннюю
сущность каждого
японца, которая
останеться
таковой навсегда,
несмотря на
технический
прогресс и тень
воина-буси с
обнажённым
мечём всегда
будет находиться
с каждым настоящим
японцем.
Источники:
www.aikidoka.ru.
http://anime.dvdspecial.ru.
http://ki-moscow.narod.ru.
http://yl.boom.ru.
62
Московский
институт
коммунального
хозяйства и
строительства
Реферат
по культурологи
на тему:
Культура Японии.
«Путь самурая».
Студент:
Дорошев П.М.
Факультет:
ТВ
Смоленск, 2004.