Женщины в жизни и творчестве Генриха Гейне

Министерство
образования Украины

средняя общеобразовательная
школа № 119

Реферат

на
тему:

Женщины в жизни и творчестве Генриха Гейне

ученика 9-В класса

средней
школы № 119

Бойко Сергея

 

 

 

 

 

Днепропетровск

2001

СОДЕРЖАНИЕ

   стр.

1. "Сиял мне в старом храме Мадонны лик
святой..."

(Влияние матери и сестры на развитие поэтического дарования
Гейне) ……….… 3

2. "Кто впервые в жизни любит, пусть несчастен, все ж он
Бог..."

(Трагический характер
первой любви юного Гейне) ………………………………… 5

3. "В годы юности, бывало, от любви душа
сгорала..."

 ("Красная Зефхен" как переломный этап в
любовной одиссее поэта) …………… 6

4. "Был нежный образ унесен слезами..."

(Кузины Амалия и Тереза в личной и творческой судь­бе Гейне) ………………….. 7

5. "Потому что он хороший..."

(Таинственная и простая жена Гейне — Матильда) …………………………………
8

6. "Лилия лилий, мой
ангел земной..."

(Элиза фон Криниц — последний цветок печальной осени поэта) ………………... 9

7. "Пусть на моем
ошейнике стоит: "L'appartiens a madame Varnhagen"

("Женщины-идеи" и их роль в
формировании поэти­ческих интересов Гейне)
………………….. 13

8. "...И говорят друг с
другом тем чудным языком,что никакому

в мире лингвисту не знаком..."

(О
некоторых особенностях любовной лирики Гейне) …………………………….. 16

1.
"Сиял мне в старом храме Мадонны лик святой..."

(Влияние матери и сестры на развитие поэтического дарования
Гейне).

Его мать, Бетти Гейне, получила
отличное воспи­тание. Она владела в совершенстве французским
и ан­глийским языками, любила художественную литера­туру
и тонко разбиралась в ней. Еще до замужества, будучи молоденькой
девушкой, она должна была чи­тать отцу латинские диссертации.
Зачастую задавала вопросы, ставящие его в тупик. А, будучи уже мате­рью, первая заметила в Генрихе
"божественную ис­кру" любви к литературе и поддержала ее.
Гейне не раз обращался в своем творчестве к милому его душе образу
матери.

В своих незаконченных
"Мемуарах" (впервые уви­дели свет в полном объеме,
а не в отрывках, в 1884 году) он посвятил матери самые нежные и трепет­ные
строки: "...Она
никогда не посягала на подлинный образ моих мыслей и была для меня всегда
воплощенная деликатность и любовь ".

Переписка Гейне с матерью и сестрой показывает, каким
внимательным, нежным сыном и братом он был.

Сестра Шарлотта — верная подруга его детства, от­рочества и
юности. С ней он делился жизненными впе­чатлениями, поверял свои тайны, ей
читал первые свои стихи. Да и проявлению поэтического дара он обязан именно
сестре. Девочка воспитывалась в монастырской школе, где преподавали лучшие
учителя Дюссельдорфа. Один из
них, рассказав ученицам ис­торию, дал задание продолжить ее своими словами
дома. Но,
Шарлотта, придя домой, не могла вспом­нить содержание рассказа и заплакала от
своего бес­силия.

— Что случилось? — спросил ее Генрих.
Сестра поведала ему о своем горе.

— Успокойся, — сказал он. — Вспомни только, о чем шло дело, а остальное — уже за мной.

Через час он принес сестре тетрадь.
Шарлотта просветле­ла лицом и, не читая написанного, подала учителю. Но учи­тель,
проверив работы своих подопечных, спросил Шар­лотту на уроке:

—
Кто это писал?

—
Я! — без запинки ответила Лотта.

— Никаких выговоров или упреков я не сделаю, скажи только, кто писал, — настаивал преподаватель.

Лотте ничего не оставалось делать, как назвать автора. Сочинение было прочитано вслух. Это был рассказ с
при­видениями, написанный так ярко и в таких мрачных крас­ках, что Лотта испугалась и разразилась плачем.
То же про­изошло и с другими учениками, слушавшими первое произведение Гейне.

А учитель посетил мать Гейне и поздравил ее с талантливым
сыном, который написал, по его мне­нию, превосходную вещь. Мать тщательно
сохраня­ла рукопись этого сочинения, но во время пожара тетрадь с ним сгорела.
Мать потом со слезами на глазах рассказывала, что ей не так жаль брил­лиантов,
жемчуга, старинных кружев, серебра и других драгоценностей, погибших в огне,
как руко­писи сына...

Когда уже больной Гейне (размягчение позвоноч­ника) пребывал
в своей "матрацной могиле", сестра не раз бывала у него и скрашивала
своим присутстви­ем его страшные физические страдания...

В письме к сестре из Парижа от 23 января 1844 года он
сообщал: "Я и моя жена здоровы и постоянно вспо­минаем тебя. Она никогда
не устает слушать мои рас­сказы о том, какая ты превосходная сестра, и любовь,
с которой я говорю о тебе, возбуждает в ней чуть ли не ревность... "

Своей сестре Гейне посвятил цикл стихотворений "Новая
весна".

Циклу
предшествовал эпиграф с пропусками:

На
севере кедр

 ......................растет

……………………..

Он видит сон о
пальме,

Что в дальней
восточной земле

……………………..

Затем
следовали «посвящение: "Сестре своей Шарлотте Эмбден, урожденной Гейне,
любовно и учтиво посвящает автор".

2. "Кто впервые в
жизни любит, пусть несчастен, все ж он Бог..."

(Трагический характер
первой любви юного Гейне).

Кто такая "маленькая
Вероника" из гейневской лиричес­кой биографии, остается
тайной. Известно лишь, что это была первая любовь поэта. Первая и
трагическая. Поэт уве­ковечил ее память в "Путевых
картинах" и в других сочи­нениях. Он писал о ней: "Вы вряд ли сумеете
себе предста­вить, как красиво выглядела маленькая Вероника в маленьком гробу. Стоявшие кругом зажженные свечи
бро­сали мерцание на улыбавшееся личико, на розы из красно­го шелка и шумевшую золотую мишуру, которыми были
убраны головка и белый маленький саван.
Благочестивая Урсула повела меня
вечером в тихую комнату, и, когда я увидел
на столе маленький труп со свечами и цветами, мне сначала показалось, что это красивый образ из
воска; но я сейчас же узнал милое
личико и со смехом сказал: "Поче­му
маленькая Вероника так тиха?", а Урсула ответила: "Та­кой делает смерть""...

Уже находясь на краю могилы, Гейне не мог забыть "маленькой Вероники", явившейся ему на
заре юности. С ее образом связано частое упоминание в лирике Гейне
цветов резеды. Объяснение этой детали можно найти в воспоминаниях подруги Гейне Каролины Жобер. В них она приводит такие строки, принадлежащие поэту: "Когда
мы взошли на гору, девочка играла цветком, который держала в
руках. Это была ветка резеды. Вдруг она поднесла ее к губам
и передала мне. Когда я через год приехал на канику­лы, маленькая Вероника
была уже мертва. И с тех пор, несмотря на
все колебания моего сердца, воспоминание о ней во мне живо. Почему? Как? Не странно ли это, не та­инственно ли? Вспоминая по временам об
этом происше­ствии, я испытываю
горькое чувство, как при воспомина­нии
о большом несчастье ".

В тот период жизни Гейне, казалось,
смерти тех, к кому обращено было сердце, преследовали его. И
если "малень­кая Вероника" была резедой, то
красавица гимназистка А. — утренней розой. Но и эта обожаемая Гейне
девушка умерла. Так уже в гимназические годы он пережил горе и тоску утраты и был отравлен теми невзгодами, которые
человек обычно познает гораздо
позже.

3. "В годы
юности, бывало, от любви душа сгорала..."

 ("Красная Зефхен" как переломный этап в любовной одиссее
поэта).

Йозефа (Зефхен) вывела поэта из мрачной мелан­холии и вернула
с мистико-романтических высот на землю. Свой роман с ней он великолепно описал
в "Мемуарах". И Гейне, и Зефхен в ту пору было по шестнадцать лет. И
— о боже праведный! — она была... дочерью палача. У девушки были не рыжие, а
именно красные, как кровь, пышные волосы, ниспадающие длинными локонами ниже
плеч.

Осиротев, Зефхен с четырнадцати лет воспитыва­лась дедом,
который тоже служил палачом (профес­сия эта передавалась из поколения в
поколение и об­разовывалась, таким образом, династия палачей).

Так как считалось, что Йозефа принадлежит к бес­честному
роду, ей пришлось, как пишет Гейне, с дет­ских лет и до девичества вести
уединенную жизнь. Отсюда в ней развились нелюдимость, чрезмерная
чувствительность и крайняя застенчивость в общении с чужими, "тайная
мечтательность, сочетавшаяся с самым своевольным упрямством, вызывающей строп­тивостью
и дикостью".

Ее
дед, по законам ремесла, когда отсек голову сотому казненному, похоронил свой меч
в могиле, спе­циально приготовленной для такого случая. Но бабка, в колдовских
целях, после смерти деда выкопала ору­жие казни. Зефхен показала Гейне жуткую
достопри­мечательность. В "Мемуарах" поэт так повествует об этом:
"Она не заставила себя долго просить, пошла в упомянутый чулан и тотчас же
предстала предо мною с огромным мечом, несмотря на то, что у нее были такие
слабые руки, взмахнула с большою силою и, шутливо угрожая, пропела:

Мило
ль тебе вострый меч целовать,

Господню
последнюю благодать?

Я отвечал ей в том же тоне: "Немило мне целовать вострый
меч — милее мне целовать Рыжую Зефхен", и так как она не могла защищаться,
боясь, как бы не поранить меня проклятым клинком, ей пришлось при­мириться с
тем, что я с великим мужеством обвил ее тонкий стан и поцеловал в непокорные
губы. Да, на­перекор мечу правосудия, обезглавившему сотню зло­получных
мошенников, и несмотря на позор, кото­рый угрожает за всякое соприкосновение с
бесчестным родом, я целовал прекрасную дочь палача.

Я поцеловал ее не только потому, что нежно ее любил, но еще
из презрения к старому обществу и ко всем его темным предрассудкам, и в это
мгновение во мне вспыхнули огни тех двух страстей, которым я посвятил всю свою
последующую жизнь: любовь к прекрасным женщинам и любовь к французской ре­волюции..." 

 

4. "Был нежный образ унесен слезами..."

(Кузины Амалия и Тереза в личной и творческой судь­бе Гейне).

Колдовской поцелуй Зефхен пробудил в сверхчув­ствительной
душе поэта вулкан страстей. Для их выхо­да наружу немедленно нужен был предмет
излияния нежных и страстных чувств. Им явилась Амалия, дочь богатого дядюшки
Соломона из Гамбурга. Амалия Гей­не была высокомерна, отличалась холодным
гордым нравом. Она полуснисходительно, полупрезрительно смотрела на
семнадцатилетнего мальчишку Генриха, возомнившего себя поэтом, и, конечно,
отвергла его. Генрих тяжело переживал эту личную драму. Позднее, уже в конце
жизни, он признался: "Амалия, из-за ко­торой я пролил немало слез и
ударился в кутежи, чтобы заглушить свое горе, была первым весенним цветком в
стране моей мечты ".

Гордой красавице Амалии Гейне посвящает свои знаменитые
"Сновидения", "Песни", "Лирическое интермеццо",
"Опять на родине", "К дочери возлюб­ленной".

В цикл "Лирическое интермеццо" вошел шедевр мировой
лирики, знаменитое стихотворение Гейне "На севере диком стоит одиноко на
голой вершине сосна...".

Семь лет спустя в Гейне вспыхнула любовь к млад­шей сестре
Амалии — Терезе. Но и эта девушка не ответила ему взаимностью. Терезе Гейне
посвятил цикл "Опять на родине", стихотворения "К
девичнику", "К Лазарю". Обращаясь к ней, он горько исповедуется:

Любовью
к тебе безнадежно

Надломлено
сердце мое.

Оно
обливается кровью,

Но ты
ведь не видишь ее...

5. "Потому что он
хороший..."

(Таинственная и простая
жена Гейне — Матильда).

Ее в действительности звали Крессенсией-Эжени Мира. А поэт
упорно называл ее Матильдой: это имя было излюбленным у романистов... Самое
удивитель­ное было в том, что в жены он взял красивую, но не обладавшую
высокими умственными качествами жен­щину, простую крестьянку. До пятнадцати лет
росла в деревне, а потом поехала в Париж к своей тетке, баш-мачнице, где ее и
встретил Гейне. Она была необра­зованна, даже не умела читать. Да и
способностями к учебе не отличалась. Тщетно Гейне пытался научить ее немецкому
языку. Она так и умерла, не прочитав ни одного стихотворения мужа, даже толком
не зная, чем же он занимается. Однажды по простоте душев­ной сказала:
"Говорят, что Генрих умный человек и написал много чудных книг, и я должна
этому верить на слово, хотя сама ничего не замечаю..."

Но Матильда по своему характеру была веселой, бойкой, доброй
и самозабвенно преданной мужу. Пос­ле шести лет жизни с Матильдой вне
официального брака Гейне отпраздновал свою свадьбу оригиналь­ным образом:
пригласил на нее только тех друзей, которые жили в свободном браке, давая им
таким образом достойный подражания пример. Через два дня Гейне составил
завещание, в котором объявил Ма­тильду своей единственной наследницей.Его не
смущало то, что она не знает его произведений. Напротив, будучи глубокой и
двойственной натурой, он считал, что это достоинство Матильды: она полюбила-де
его не за громкую славу, не как поэта, а как человека.

Прожил он с женой двадцать лет. Через восемь лет супружества,
в 1843 году, Гейне писал брату Максимилиану: "Моя жена — доброе,
естественное, веселое дитя, причудливое, как только может быть францу­женка, и
она не позволяет мне погружаться в меланхо­лические думы, к которым я так
склонен. Вот уже во­семь лет, как я люблю ее с нежностью и страстностью,
доходящими до баснословного. В это время я испытал много счастья, мучения и
блаженства в угрожающих дозах, более, чем нужно для моей чувствительной
натуры".

Матильда отвечала Гейне взаимностью и говорила, что она любит
его "parce que il est bon" ("потому что он хороший" (фр.)).

Когда поэт тяжело и неизлечимо заболел, она за­ботливо
ухаживала за ним.

Но были и другие мнения об отношении Матильды к Гейне, в
особенности после появления в печати его стихот­ворения "Женщина"
(1836):

Ее в грязи он
подобрал;

Чтоб все достать ей —
красть он стал;

Она в довольстве
утопала

И над безумцем
хохотала.

И шли пиры... Но дни
текли.

Вот утром раз за ним
пришли:

Ведут в тюрьму... Она
стояла

Перед окном и —
хохотала.

Он из тюрьмы ее
молил:

"Я без тебя душой
изныл,

Приди ко мне!"
Она качала

Лишь головой и —
хохотала.

Он в шесть поутру был
казнен

И в семь во рву
похоронен.

А уж к восьми она плясала,

Пила вино и хохотала.

(Перевод
А.Н.Майкова)

На основании этого текста многие обосновывали свое мнение о
том, что чудесные песни о любви были лишь плодом творческого воображения Гейне,
а он никогда не испытывал счастливого чувства и меньше всего счастья нашел в
своем браке.

Есть сведения и о безнравственном поведении Ма­тильды после
смерти мужа. Однако другие современ­ники представляют жену поэта как
праведницу, ко­торая вела скромный образ жизни. Развлечением ее были цирк или
бульварные театры, когда там стави­лись веселые пьесы. Если кто-нибудь бывал у
нее в гостях, она непременно заказывала какое-нибудь блю­до, которое особенно
любил ее pauvre Henri ("бед­ный Генри" (фр.) ). По простоте своей души
и ограни­ченности интеллекта она считала, что этим самым обнаруживает уважение
к памяти супруга... С особой таинственностью она сообщала гостям, что ей нео­днократно
предлагали руку и сердце, но каждый раз она отказывала, так как не может забыть
мужа и не желает носить другую фамилию. Вот такую женщину любил Гейне. Ему
становилось весело и спокойно на душе, когда она появлялась в комнате: "Входит жена, прекрасная, как утро, и
улыбкой рассеивает немецкие заботы ".

Любопытная деталь: Матильда умерла в годовщину смерти своего
мужа, 17 февраля 1883 года, то есть ровно через двадцать семь лет после кончины
Гейне.

 

6. "Лилия лилий,
мой ангел земной..."

(Элиза фон Криниц — последний цветок печальной осени поэта).

Их первая встреча произошла при необычных об­стоятельствах.

Незнакомка вошла в дом №3 на улице Матиньог, неподалеку от
Елисейских полей и поднялась на шес­той этаж. Переводя дыхание, она позвонила,
потянув за шнур звонка. Дверь открыла неприветливая горнич­ная.

— Меня зовут Камилла Зельден, я должна передать господину
Гейне посылку от его немецкого друга, — сказала женщина.

Но тут раздался звук колокольчика. Горничная про­шла в
комнату, откуда он прозвучал. Женщину при­гласили в затемненное шторами
помещение, в кото­ром было холодно, как в склепе.

— Ну как вам моя "матрацная могила"? — услыша­ла
она неестественно бодрый голос из-за ширмы.

На низкой кровати с шестью матрацами лежал че­ловек. (Как
потом пояснили посетительнице, он не переносил ни малейшего ощущения твердости
и не терпел шума, особенно над головой. Вот почему он оказался под самой
крышей, на шестом этаже). Глаза лежащего были закрыты. Вошедшая с ужасом реши­ла,
что перед ней еще и слепой. Но больной указа­тельным пальцем правой руки
приподнял правое веко и некоторое время разглядывал незнакомку.

Он
увидел женщину лет двадцати шести, среднего роста, не столько красивую, сколько

симпатичную. У нее были каштановые волосы, нежный овал лица, вздернутый носик и
плутовские глаза. Она улыбалась маленьким ротиком и при этом обнажала
прелестные жемчужные зубы. Женщина была грациозной и мило­видной. В беседе
выяснилось, что она по происхожде­нию немка, его соотечественница, что
настоящее ее имя Элиза фон Криниц. Почти всю жизнь провела в Париже, где живет
на улице Наварин, 5. Так как иногда печатается, избрала себе псевдоним Камилла
Зельден. Но друзья ее называют Марго. Она привезла из Вены ноты молодого
композитора, положившего сти­хи Гейне на музыку, которые последний просил пе­редать
лично поэту. Гейне сказал молодой женщине:

— Мне понравился ваш голос, — в нем чувствуется сердечность,
видно, вы умеете сострадать. Как ни странно, теперь это редкость. Не подумайте,
что я нуждаюсь в этом, — поспешно заметил он. — Но люди так жестоки. Раньше я
мало задумывался об этом. Сей­час у меня достаточно времени поразмыслить.

Внимание Гейне привлекло кольцо на пальце Эли­зы. Это была
печатка в виде геммы из сердолика с вырезанным изображением мухи.

— Ваше кольцо напомнило мне одну историю о пожиз­ненном
заключенном. Однажды у себя в камере он заметил муху. Это было первое существо,
которое ему удалось уви­деть после многих месяцев одиночества. Он прислушивался
к ее веселому жужжанию, наблюдал, как она летает, моет крылышки и лапки. И вскоре
муха стала ему как родная. Привыкла и она к своему соседу, причем настолько,
что без боязни садилась к нему на палец, и он согревал ее сво­им дыханием.

Вот так и я — пожизненно заключенный, а вы неожи­данно
появившаяся в моей камере муха. Во всяком случае, мне так бы этого хотелось.
Будьте моей мушкой, моим пос­ледним крылатым насекомым в этот мой поздний
осенний час. Мне так недостает, чтобы рядом раздавалось чье-ни­будь жужжание. И
позвольте отныне называть вас Мушкой, — сказал Гейне.

Он как близкому, давно знакомому человеку, рас­сказал
ей о своей болезни.

Элизу потрясло все услышанное. Ей казалось, что она знает
Гейне вечность. Он же подарил ей на па­мять свою книгу и попросил прийти еще.

Очередной приход Элизы к Гейне предварило его письмо: "Глубокоуважаемое
и милое создание! Очень сожалею, что мне удалось видеть вас лишь короткий миг
вашего последнего посещения. У меня осталось пос­ле него самое отрадное
воспоминание. Если это только возможно, придите завтра же или, во всяком
случае, как только вам позволит досуг. Я готов принять вас в любое время дня,
когда бы вы ни пожелали. Но самое удобное для меня — это от 4 часов дня
и до какого угодно часа вечера. Несмотря на мою глазную болезнь, я пишу это
письмо сам, так как в настоящее время у меня нет секретаря. А между тем у меня
страшный шум в ушах, и вообще я чувствую себя очень плохо. Не знаю, почему, но
ваше сердечное участие так хорошо подействовало на меня, что я, суеверный
человек, вооб­разил себе, что меня посетила добрая Фея в часы стра­даний. Вы появились
как раз вовремя... Или вы не добрая Фея?Я очень хотел бы узнать это — и скорее
". Письмо было датировано 20 июня 1855 года.

На следующий же день она была у Гейне. Говорили о литературе,
Шекспире, Байроне. Последнего Гейне ощущал равным себе, примерно в чине
надворного советника, тогда как Шекспира возвел в сан короля, который вправе их
обоих отставить от должности.

Что же касается его собственного творчества, то в угоду
коварной судьбе во время болезни он стал петь как соловей, еще лучше, чем раньше.
В этот период им были созданы серьезные произведения. Писал он в постели,
приспособив для этого бювар, который лежал у него на коленях. Но ему, конечно,
нужен был секретарь. Им и стала Элиза фон Криниц. Совместная работа еще более
сблизила их.

Если Амалию Гейне называл первым весенним цвет­ком в своей
любовной эпопее, то Мушку — после­дним своим цветком в осеннюю пору. Его любовь
к Элизе, естественно, носила платонический характер.В одном из писем к ней
Гейне писал: "Я радуюсь, что скоро мне можно будет увидеть тебя и
запечатлеть поцелуй на твоем милом личике насекомого. Ах, эти слова получили бы
гораздо менее платоническое значение, если бы я до сих пор оставался человеком!
Но — увы! — те­перь я лишь дух; для тебя, быть может, это и кстати, но для меня
это в высшей степени неудобно... Да, я ра­дуюсь, что скоро увижу тебя, моя
сердечно любимая Мушка! Ты самая очаровательная маленькая кошечка, прелестная и
в то же время ласковая и кроткая, как ангорский котенок, — тот род
кошечек, который я боль­ше всего люблю!.."

В письмах, обращаясь к Элизе, он называет ее: "оча­ровательная,
прелестная девушка ", "добрая фея ", "до­рогое дитя ",
"милый друг ", "милая моя ", "дорогая моя нежная
подруга ", "душенька ", "сердце мое ", "прелест­ная
"...

Ей он посвятил стихотворения "Мушке" и
"Лотос". Последнее было написано всего лишь за две-три не­дели до
смерти:

Цветок, дрожа,
склонялся надо мной,

Лобзал меня,
казалось, полный муки;

Как женщина, в тоске
любви немой

Лаская мой лоб, мои
глаза и руки.

О волшебство! О
незабвенный миг!

По воле сна цветок
непостижимый

Преобразился в дивный
женский лик, -

И я узнал лицо моей
любимой.

Дитя мое! В цветке
таилась ты,

Твою любовь мне
возвратили грезы;

Подобных ласк не
ведают цветы,

Таким огнем не могут
жечь их слезы!

Мой взор затмила смерти
пелена,

Но образ твой был
снова предо мною;

Каким восторгом ты
была полна,

Сияла вся, озарена
луною.

Молчали мы! Но сердца
чуткий слух,

Когда с другим дано
ему слиянье;

Бесстыдно слово,
сказанное вслух,

И
целомудренно любовное молчанье...

Гейне понимал, что после его смерти Элиза будет остаток своей
жизни переполнена воспоминаниями о нем, их возвышенных отношениях. Поэтому в
стихот­ворении "Мушке" встречаем такие строки:

Тебя мой дух
заворожил

И, чем горел я, чем я
жил,

Тем жить и тем гореть
должна ты,

Его
дыханием объята...

Элиза под псевдонимом Камиллы Зельден издала книги о
последних днях Гейне.

 

7. "Пусть на моем ошейнике стоит: "L'appartiens
a madame Varnhagen"*

("Женщины-идеи" и их роль в
формировании поэти­ческих интересов Гейне).

Невозможно пройти мимо фактора влияния на Гейне некоторых
женщин из высшего общества, сделавших очень многое для духовного утверждения
поэта-эмиг­ранта, воспитания его эстетических воззрений. Они же искренне
протянули ему руку помощи тогда, ког­да он очутился в "матрацной
могиле". Назовем услов­но их "женщины-идеи". Среди них — княгиня
Христина Бельджойзо, итальянская писательница-патриот­ка; Рахиль фон Фарнгаген;
баронесса фон Гогенгаузен; Каролина Жобер — супруга прокурора кассаци­онного
суда, которая считалась одной из самых умных женщин Парижа; супруга русского
атташе и поэта Ф.И.Тютчева.

Христина
Бельджойзо была причастна к освободительному движению против австрийского
господства в Италии. В начале 30-х годов оказалась в Париже как

политическая эмигрантка.
Скорее всего, Гейне позна­комился с ней на собраниях

сен-симонистов.

Она покровительствовала Гейне и поддерживала с ним дружбу до
самой его смерти. Подготовленный ею совмест­ный визит Минье и Гейне к Тьеру был
связан с хлопотами о денежной субсидии (пенсии) французского правитель­ства для
поэта. Позднее злопыхатели обвинили его в про­дажности властям. Гейне вынужден
был защищаться от этих наветов. В объяснении, датированном 15 мая 1848 года и
опубликованном в аугсбургской "Всеобщей газете" 23 мая того же года,
он пишет: "Нет, та поддержка, которую я получил от правительства Гизо,
не была вознаграждением; она была именно только поддержкой, она была — я
называю вещи своими именами — великой милостыней, раздаваемой французским
народом стольким тысячам чужестранцев, ко­торые более или менее доблестно
скомпрометировали себя на родине рвением к делу революции и нашли пристанище у
гос­теприимного очага Франции... "

Рахиль фон Фарнгаген сыграла заметную роль в бла­гоприятном
воздействии на творчество Гейне. Она была замужем, любила своего мужа, семью. И
здесь не

мо­жет быть и речи о каком-либо ее флирте с Гейне. У нее был
литературный салон, в котором собирались лучшие умы того времени. В этом салоне
царил

культ Гете. Один из современников Гейне восхищенно ска­зал о
ней: "О чем только не упоминала она в течение часа беседы! Все, что она
говорила, носило характер афоризмов, было решительно, огненно и не допуска­ло
никаких

*  Принадлежит мадам Фарнгаген (фр.).

противоречий. У нее были живые жесты и быстрая речь.
Говорилось обо всем, что волновало умы в области искусства и литературы".
Муж ее, Август Фарнгаген, был известным писателем, ученым и дипломатом. Оба они
— муж и жена — хорошо знали и понимали поэзию Гейне. Но Рахиль, очень тонко раз­бираясь
в его стихах, выступала в роли серьезного, чуткого и доброжелательного критика
его творчества. Об этом свидетельствует переписка Гейне с мужем

Рахили.
В одном из писем к супругу Рахили Гейне от­мечал: "Когда я читал ее
письмо, мне показалось, как будто я встал во сне, не просыпаясь и начал перед
зер­калом разговаривать сам с собой, причем по временам немного хвастался...
Г-же Фарнгаген мне писать со­всем нечего. Ей известно все, что я мог бы ей
сказать, известно, что я чувствую, думаю и чего не думаю ".

Гейне посвятил ей свое "Возвращение домой", по­явившееся
первоначально в "Путевых картинах". Гей­не писал Фарнгаген, что этим
посвящением хотел выразить, что принадлежит ей: "Пусть на моем ошей­нике
стоит: "L'apprties a madame Vamhagen".

Баронесса Гогенгаузен тоже имела литературный салон, в
который был вхож Гейне. Она сама писала стихи и познакомила его с
произведениями Байрона, тогда только впервые переведенными на немецкий язык.
Стихи последнего понравились Гейне, и он сде­лал несколько собственных
переводов. Скептицизм и бунтарство Байрона импонировали Гейне. Но впос­ледствии
он порвал с байроновским направлением. Однако произведения великого английского
поэта всегда вызывали в нем любовь. Гейне благодарен был баронессе Гогенгаузен
до конца своих дней за то, что она познакомила его с творчеством Байрона. Он пе­реписывался
с баронессой, а она всей душой сочув­ствовала ему, борющемуся с тяжелым
недугом. Од­нажды она посетила его, уже прикованного к постели, в Париже. Ей
хотелось своим визитом принести Гейне хотя бы некоторое успокоение.

Каролина Жобер, о которой мы уже упоминали выше, была
подругой Христины Бельджойзо и тоже содержала литературный салон, где бывал
Гейне. Она переписывалась с ним, помогала в разрешении жи­тейских трудностей. В
письме от 16 декабря 1844 года он писал ей: "Сударыня! На днях я зайду
к вам, чтобы лично поблагодарить вас за ваше любезное письмо. Я счастлив, что
моя злополучная поэма (оклеветанная точно так же, как и личная жизнь ее автора)
не была вам неприятна и что, проникнув сквозь непроницаемую завесу прозаического
перевода читателя, вы все же раз­гадали ее истинный смысл. Это отчаянный вызов,
бро­шенный мною тевтономанам, так называемой нацио­нальной партии моей страны.
Вы упорно не забываете меня, сударыня; это меня очень радует.

Да хранит вас Господь, да будет он надежной и свя­щенной
защитой для вас!.."

В другом письме к Каролине Жобер от 19 сентября 1848 года,
отосланном из Пасси, он называет ее "ма­ленькой Феей" и сообщает: "Сегодня
утром я полу­чил ваше второе письмо, и ваша приветливость и со­чувствие очень
меня поддержали..." Он благодарит Каролину за ее хлопоты о его пенсии
в Министер­стве иностранных дел и заключает письмо строками: "Прощайте,
маленькая Фея, да простит вам Господь ваши чары, и да сохранит он вас под своим
святым покровом..."

Таким образом, "женщины-идеи" многое сделали для
формирования творческой индивидуальности Гей­не и старались своим участием в
его личной судьбе смягчить удар, нанесенный ему беспощадной болез­нью.

 

8.
"...И говорят друг с другом тем чудным языком, что никакому в мире
лингвисту не знаком..."

(О
некоторых особенностях любовной лирики Гейне).

В большинстве стихотворений Гейне встречается мотив
неразделенной любви. Отсюда их грустная колористичность. Многие его
произведения автобиогра­фичны. Мы успели убедиться в том, что между авто­биографичностью
и экспрессивной тональностью существует прямая связь. Образы женщин в его лири­ке
обычно контрастны: кроткая женщина и "демони­ческая" ("Не раз,
играя со своей ундиной, нащупы­вал хвост у нее змеиный"). Гейне не только
в публицистических стихах, но и в любовной лирике стремится к сюжетности. В
жанрово-стилевом плане он предпочитает стихотворения-сновидения, лиричес­кое
интермеццо, песни, сонеты, баллады. Мотивы любви сочетаются у него с мотивами
смерти, размыш­лениями о бессмертии души.

У него звезды разговаривают друг с другом "тем чудным
языком, что никакому в мире лингвисту не знаком". Это — язык любви:

Но я разгадал его
тайны

И мне не забыть тот
язык:

Грамматикой служил
мне

Любимой
нежный лик.

Как истинный великий поэт, Гейне все же выше любви ставил в
жизни Поэзию, которой он посвятил всего себя. Поэтому с присущим ему юмором он
об­ращается к любимой женщине:

О,
если ты станешь моей женой,

Тебе
позавидуют всюду.

Ты
радость и счастье узнаешь со мной,

И
денег жалеть я не буду.

 

Ты
можешь пилить меня — буду я тих,

Прикрикнешь
— останусь я нежен.

Но
если стихов не похвалишь моих,

Знай
твердо — развод неизбежен.

Рассматривая тему "Женщины в жизни и творче­стве
Гейне", невольно ловишь себя на мысли, что она сквозная в его творчестве.
Но есть у поэта ряд произ­ведений, специально посвященных женщине и люб­ви.
Так, его цикл "Разные" включает еще подциклы стихотворений, названных
женскими именами: "Се-рафина", "Анжелика",
"Диана", "Гортензия", "Кла­рисса",
"Катарина", "Иоланта и Мария", "Эмма",
"Фридерика". Публикация их вызвала взрыв негодо­вания у некоторых
немецких критиков, сторонников традиционной германской добропорядочности.

Отвечая на эту критику, Гейне объяснял, что худо­жественная
обработка материала, грубого по своей природе, должна доставить особую радость
людям высокого ума, интеллектуалам, истинным ценителям искусства. Почему?
Прежде всего потому, что эти стихи отличаются отсутствием условной поэтической
фра­зеологии, непринужденностью и меткостью речи, уменьем пользоваться
современным разговорным язы­ком для передачи различных оттенков мысли и на­строений.
Что хотел сказать поэт в этих стихотворени­ях? Он стремился показать, что
слепая чувственность мстит за себя. Любовная связь, основанная только на
чувственности, делает любовников врагами. Это — вза­имное надругательство. И
они, наконец, изменяют друг другу. Духовный распад предстает в этих стихотворе­ниях
как изнанка "парижской" любви.

В последних подциклах "На чужбине" и
"Трагедия" Гейне противопоставляет "парижской любви" любовь
немецкую и немецкий лиризм. Сюда вводит он на­родную песню, не желая
присоединяться к идеалам немецких филистеров, сторонников пуританской мо­рали.
Для него любовь — живое, естественное чувство.

Перу
Гейне принадлежит уникальное произведение — литературные портреты девушек и
женщин из про­изведений Шекспира. Оно возникло по заказу: книго­продавец Деллуа
обратился к Гейне с предложением написать текст к альбому живописных портретов
де­вушек и женщин Шекспира, выполненных английс­кими художниками Мидоу,
Бостоком, Филдом, Дженкинсом, Корбудом, Гербертом и др. Парижский книгопродавец
задумал международное издание. Он уже выпустил этот альбом для Англии и
Франции, наступила очередь Германии. Нужен был текст, кото­рый сочинил бы
лучший из современных немецких писателей. К концу 1838 года книга вышла из
печати. Вместо небольшого текста, который должен был со­провождать десятки
женских портретов, Гейне напи­сал своеобразную книгу о Шекспире, которого он
называет "духовным солнцем". В разделе "Трагедии" Гейне
создает портреты Крессиды, Кассандры, Еле­ны ("Троил и Крессида"),
Виргилии ("Кориолан"), Порции ("Юлий Цезарь"), Клеопатры
("Антоний и Клеопатра"), Лавинии ("Тит Андроник"),
Констанцы ("Король Джон"), леди Перси, принцессы Екате­рины
("Генрих V"), Жанны Д'Арк, Маргариты, ко­ролевы Маргариты, леди Грей
("Генрих VI"), леди Анны ("Король Ричард III"), королевы Екатерины, Анны
Болейн ("Генрих VIII"), леди Макбет ("Мак­бет"), Офелии
("Гамлет"), Корделии ("Король Лир"), Джульетты ("Ромео
и Джульетта"), Дездемоны ("Отелло"), Джессики, Порции
("Венецианский купец"), а также портреты героинь комедий Шекспира
"Двенад­цатая ночь", "Много шума из ничего", "Веселые
Виндзорские кумушки", "Укрощение строптивой" и других, используя
здесь способ подборки цитат из про­изведений, характеризующих женские
персонажи. Гей­не резюмирует: "Да, правда отличает шекспировскую
любовь, в каком бы образе она ни являлась, будь то в образе Миранды, или
Джульетты, или даже Клеопатры".

Литература

 

Журнал
«Всемирная литература в средних учебных заведениях Украины»

(на русском и
украинском языках), № 6(218), Июнь 1998, с.55-60