Анализ рассказа «Трибунал»
Петербургский писатель Лев Усыскин – наш современник. Его проза и публицистика не ускользает от внимания критиков и представляет большой интерес для читателей. Я прочитала рассказ «Трибунал» и некоторые критические статьи Валерия Шубинского и Полины Копыловой.
«Трибунал» очень напомнил мне новеллы и роман «Конармия» Исаака Бабеля, «Донские рассказы» Михаила Шолохова и роман Александра Фадеева «Разгром».
Русская литература приводит убедительные доказательства, когда бывшие товарищи, друзья детства оказываются по разные стороны «баррикады», становятся противниками, как жестоко обходились с врагами революции, какие трагические ситуации возникали.
Вспоминаю рассказ Шолохова «Родинка», когда отец, не узнав сразу, застрелил сына и опознал его по родимому пятну на ноге.
Революция и гражданская война не щадила человеческих отношений и чувств.
Достаточно вспомнить роман Б.Пастернака «Доктор Живаго» и записки М.А.Булгакова, который рассказывал, как во времена гражданской войны в Киеве за короткий срок власть менялась 14 раз!
Мясорубка войны безжалостно перемалывала человеческие судьбы.
Я согласна с критиком Шубинским, что «первая половина представляет собой своего рода “ключ” к сюжету, придающий ему правдоподобие: краском, убеждающий своих товарищей проявить гуманность к пленному белому офицеру, — старый товарищ пленника, которому тот некогда спас жизнь в бою.» И могу поспорить с утверждением, что «вторая половина рассказа — виртуозное подражание сусальному рассказику о “революционном гуманизме” скорее из средне- или поздне-, чем из раннесоветских времен».
И полностью согласна с Полиной Копыловой, которая утверждает: «Читаются рассказы легко. Что же до понимания, то они предполагают не столько рассудочное, сколько чувственное восприятие: ими надо проникнуться, им нужно довериться…»
Да, рассказ читается легко, но сюжет-то напряженный! Какая может быть сусальность?!
Заставляют внимательно следить за развитием событий эпизоды размышлений Карташова, его разговор с Прудниковым накануне трибунала, сама сцена трибунала.
Я думаю, в Карташове побеждает не жалость, а побеждает нелепость ситуации, в которой оказались и красноармейцы, и Савоськин, нехотя и неумело проводящий серьезное мероприятие, и «идейный враг» Прудников, оказавшийся на колокольне и не ушедший со своими войсками, да и сам Карташов, который пытается спасти жизнь своему другу детства:
«Что будет,
Он опять замолчал. Мгновение спустя, притихшие люди понемногу начали шевелиться, произносить в воздух ни к кому не обращенные фразы: "Складно говорит командир." "Че ж, его солить, поручика этого, что ль?" "Скорей бы решили чего, а то обедать пора по всему." Карташов словно бы не замечал их, он, казалось, о чем-то задумался, что-то взвешивая в уме, затем вновь заговорил:
- Конечно, товарищи, особенно церемониться нам с ним тоже не пристало... все-таки прудниковых таких на свете пруд пруди, а революция у нас одна... я вот что думаю, стоит, пожалуй, его препроводить куда-нибудь от фронта подальше - в Тамбов, в Курск... пусть остынет маленько да поглядит, как бьется простой народ в осаде белогвардейских полчищ, отдавая все лучшее для революционной армии... поглядит, я думаю, поглядит - да к нам же добровольцем и вернется... а нет - так рука революции его из-под земли достанет... таково мое мнение, товарищи, а сейчас нам надо вынести приговор и для того избрать комиссию... кого мы уполномочим, а, товарищи?..»
Трибунал вызвал у Карташова жестокую головную боль: «Ужасно болела голова. Карташов попытался скрутить самокрутку, однако пальцы не слушались, дрожали, тогда он попросил кого-то, кто сидел рядом, помочь. Мозг его заволакивал тяжелый, пыльный туман бессонной ночи - волна нервного напряжения, пустившаяся в отлив, забрала с собой остатки сил, воли, способности двигаться. Он лишь глупо переводил взгляд с одного красноармейца на другого, подолгу задерживаясь на этих так давно знакомых и понятных ему лицах, среди которых лишь раз всего, случайно, ему встретились широко распахнутые, как у филина, усталые глаза Савелия Прудникова, исполненные беспощадной злобы и недоумения».
Автор, мне кажется, намеренно не рассказывает, чем же все закончилось, оставляя читателю возможность поразмышлять.
Хочется отметить легкий и живой язык повествования, особый стиль писателя, манеру изложения.
Рассказ вызывает надежду, что именно гуманизм русского человека, а не жестокость победит и на этот раз. И Прудникова отправят «…куда-нибудь от фронта подальше - в Тамбов, в Курск...»