.
Голубков С.А.
Анекдот, как правило, располагается в смысловом поле очевидной злободневности. В лапидарном анекдоте кристаллизуется оценка сегодняшняя. Этим он и ценен. Его семантическая константа — подчеркнутая ориентация на оперативное опознание нелепого (в человеке, социуме, мире) именно в данный момент. Если анекдот уцелел, продолжает смешить и далеких потомков, то дело не только в большем или меньшем остроумии, но и в другом - в данном анекдоте, видимо, оказался значительным крен в сторону общечеловеческих проблем, понятных в любое время. Есть, как говорится, анекдоты на все времена.
О поэтике анекдота уже немало написано. Скажем только, что в анекдоте чаще, чем где-либо, обнаруживается перспектива двойного смеха — это одновременно смех и над объектом, и над читательскими ожиданиями (версиями-стереотипами). Кроме того, анекдот всегда включает значимый внетекстовый план, ведь отдельные слова анекдота служат лишь намеками, отсылающими читателя к культурному контексту, в котором-то и актуализуется анекдотический текст полностью, то есть выявляются все уровни инфляции начального смысла. Особенно это характерно для так называемых цикловых анекдотов (анекдотический “сериал” предполагает узнаваемость персонажа-эмблемы).
Анекдотическая образность связана с феноменом игры вообще и эстетической игры в частности. Анекдот — разновидность игры автора со слушателем. Классификация форм такой игры может быть следующей:
а) игровая фантастическая ситуация (например, деятели политической истории попадают в рай...);
б) игровое сближение эпох (перенесение в далекое прошлое или будущее время);
в) мистификации (герой разыгрывает героя, повествователь - читателя);
г) каламбур как игра слов.
Как известно, анекдот выступает эмбрионом новеллы, и, действительно, многие рассказы, повести, новеллистические циклы наших художников слова буквально выросли из анекдотов. Развертывание анекдотической ситуации — это очень выразительный прием, когда анекдотическое ядро обрастает дополнительными фабульными линиями, мотивировками, деталями. В русской литературе XIX века тому находим немало ярких примеров. Возьмем рассказ Ф.М.Достоевского “Скверный анекдот”. Ситуация, изображенная автором, одновременно и комична, и трагедийна, анекдот, в конечном счете, действительно, оказывается “скверным”. Писатель переводит в плоскость анекдотического буквализма крылатое выражение “свадьба с генералом”: в самом деле, на свадьбе обыкновенного чиновника Пселдонимова (и не просто обыкновенного, а очень уж “маленького человека” — у него и фамилия-то образована от слова “псевдоним”, в которое вкралась досадно-смехотворная ошибка) вдруг неожиданно оказался его большой начальник (“генерал” по существовавшей тогда табели о рангах) господин Пралинский, находящийся в плену у модных либеральных идей и решивший своим импровизированным визитом воистину осчастливить своего подчиненного. Однако результат благого начинания оказался не просто смехотворно-забавным, но дурным: упившийся генерал стал предметом общих забот и тревог, наконец, его уложили в пышную нарядную постель, приготовленную для новобрачных. И это не только смешно, но и по-своему драматично: жених, постоянно помнящий о своем ничтожном месте в этой жизни, отнюдь не был осчастливлен, он остолбенел, “одеревенел”, праздник был окончательно испорчен. Развертывание анекдотической ситуации идет у Достоевского в сторону психологизации повествования и включения элементов драматизма. Это придает рассказу художественную многомерность: забавная ситуация приоткрывает “двери” в непростую и небеспечальную жизнь обыкновенного смертного.
Русская проза ХХ века демонстрирует и большое разнообразие форм включения анекдота в структуру крупного повествовательного целого. Прежде всего анекдотическое влияет на систему сюжета, активно функционируя как в ряду изображенных событий, так и в ряду событий рассказывание (включение в повествование анекдотически “отредактированных” вставных рассказов, поведанных “устных” историй, слухов).
В ХХ веке получила широкое распространение практика художественного освоения материала так называемых исторических анекдотов. Форм использования были различными — от журнальных “мелочей” до больших исторических повествований. Еще в 1910 году петербургским издателем М.Г.Корнфельдом была выпущена получившая широчайшую известность и читательское признание “Всеобщая история, обработанная “Сатириконом”, разделы которой были написаны Н.Тэффи, О.Дымовым и А.Аверченко. О “сатириконской” традиции переработки исторических анекдотов вспомнил М.Зощенко, когда работал над своей “Голубой книгой”. Исторический анекдот лежит в основе известных рассказов Ю.Тынянова.
Сатирики 1920-х годов предлагали огромное количество сюжетно-фабульных решений, связанных с эстетическими возможностями анекдотического. Безусловно, анекдотичны ситуации скандалов, живописуемые М.Зощенко в его сатирико-юмористических новеллах этих лет. Заметим, что чем крупнее мастер, тем семантически богаче анекдотическое в его творчестве. Так, анекдотическое у М.Зощенко приобретает порой трагикомическое звучание. Конечно, читая, на первый взгляд, незатейливые рассказы, можно просто посмеяться по поводу изображенных скандальчиков, но ведь можно и ужаснуться тотальной тесноте, отличающей этот душный мирок (теснота квартирного пространства, теснота души, убогость интеллекта редуцируют личность, ведь нет спасительного выхода в творчество, в культуру, в духовное самосозидание, в элементарное человеческое милосердие, наконец!).
Анекдоту, как, впрочем, и фельетону, часто не везет: они становятся символами легковесности. “Сведение к анекдотическим пустякам”, “Анекдотический смех ради смеха”, “анекдотическое беззубое смехачество”, “поверхностная фельетонность”, “фельетонное балагурство” — вот набор нередко встречающихся в критике фраз-клише. Почему-то анекдотизм еще продолжает трактоваться как нежелательный отход в сторону чисто внешнего комикования, забавного и занимательного беллетризма. Между тем анекдотизм — это просто принципиально иной способ восприятия мира, другой путь воплощения серьезного социально-психологического содержания.
Показательна в этом смысле амплитуда перемен в отношении к прозе Пантелеймона Романова. Современный исследователь справедливо пишет: ”Рецензенты нередко упрекали Романова в приверженности к анекдоту, тем самым стремясь как-то умалить значимость его творчества. Но что такое анекдот? Анекдот — это лаконичная фольклорная художественная форма, преобразованная сказка (поэтому для анекдота характерны бродячие сюжеты, кочующие из эпохи в эпоху, из страны в страну), в которой чаще всего сатирически заостренно воспроизводится злободневная ситуация с фиксацией типических и особенных черт. Если подходить с этих позиций, то, несомненно, надо признать, что у Романова есть рассказы на уровне анекдота, и это, конечно же, достижение, поскольку до этого уровня поднимается в своем творчестве далеко не каждый писатель”.При этом семантическую емкость могла приобрести отдельная анекдотически интерпретированная художником подробность быта.
Каламбурный анекдот, в отличие от анекдота ситуативного, может обладать большей самостоятельностью, и его присутствие в качестве элемента в ткани эпического целого факультативно (в качестве примера можно назвать анекдотически высвеченные парадоксальные фразы С.Кржижановского, дефиниции и афоризмы Дон-Аминадо — они и входят в качестве элементов речевого стиля в структуру рассказов, и имеют право на автономное бытие, порой публикуются отдельно). В книге Дон-Аминадо (А.П.Шполянского) “Наша маленькая жизнь: Стихотворения. Политический памфлет. Проза. Воспоминания” (Сост., вступ. ст., коммент. В.И.Коровина. М.: ТЕРРА, 1994) “Афоризмы” включены в раздел
Нас будет интересовать микропоэтика комического, арсенал которой использовал писатель, создавая свои афоризмы.
Как и любые тексты, афоризмы, несмотря на обязательную лапидарность, имеют свою проблематику, располагаются во вполне определённом смысловом поле. Что же волновало Дон-Аминадо как автора афоризмов?
Прежде всего обращает на себя внимание обилие буквально “выпирающих” из афоризмов политических вопросов и тем. Один семантический ряд образуют понятия “большевизм”, “революция”, “гражданская война”, “пятилетка”; в другой смысловой ряд выстраиваются - “фашизм”, Геббельс, Гитлер; в третий - “демократия”, “тайное голосование”, “конституция”, “трибуна”, “республика”... Все афоризмы Дон-Аминадо остроумны, они специально рассчитаны именно на смеховую реакцию. Смех возникает из-за столкновения разномасштабных значений: большое подменяется малым, узкое — широким.
“Министр Геббельс исключил Генриха Гейне из энциклопедического словаря. Одному дана власть над словом, другому - над словарём”.
Каков механизм комического в данном афоризме? Отдельное слово как лексическая единица семантически “меньше” словаря как совокупности таких единиц.. Однако выражение “власть над словом” означает нечто безмерно огромное, это выражение эквивалентно выражению “художнический дар”, оно манифестирует подлинное полномерное господство мастера, созидающего образные миры, над миллионами читателей. “Власть” же над одной-единственной книжкой — словарём, пусть и вместившем десятки тысяч слов и понятий, на этом фоне оказывается просто смехотворно ничтожной. “Слово” отождествляется с обозначением литературы как вида искусства - “искусство слова”. Генрих Гейне, “развенчанный” Геббельсом, выступающий как лицо страдательное (имя поэта “исключили” из энциклопедического словаря!), увенчивается автором данного афоризма.
Аналогичен рассмотренному и следующий афоризм:
”Защищаясь от Гитлера, ссылаются на Гете... Не проще ли защитить Гёте, сослав Гитлера?”
Перед нами знакомая оппозиция “тиран-писатель”. Писатель объявляется сверхценностью — именно его, Гете, надо “защитить”. Гитлер, напротив, выступает как “мнимая величина”, которой можно безо всякого сожаления поступиться (“сослать”).Кроме того, здесь соль остроумия ещё и в одновременном использовании в крайне лаконичном тексте близких слов ссылать и ссылаться. Первое означает принудительное выдворение в административном порядке, т.е с использованием так называемых стражей порядка. Так препровождали декабристов в Сибирь. Примерно так освободились от выдающихся русских мыслителей, отправив их (правда, к счастью, без стражи) на “философском пароходе” в 1922 году за границу. Так выслали из страны в 1974 году А.Солженицына (на сей раз с мрачными провожатыми).
Второе же слово употребительно в научном обиходе, когда у исследователя возникает потребность опереться (сослаться) на чьё-то авторитетное мнение. Сближение (вплоть до подмены) этих слов оказывается чреватым комедийным эффектом.
Анекдот не был чужд русской литературе на протяжении всего ХХ века, чередуя периоды выхода на “поверхность” и ухода в “подполье”.Так, формы анекдотического оказались очень распространенными в прозе писателей “третьей волны” русской эмиграции. Произведения С.Довлатова можно назвать анекдотическими мозаиками. Каламбурные анекдоты писателя представляют собой мини-диалоги, в которых анекдотической доминантой выступает, как правило, заключительная реплика, “чреватая” смеховым обрывом. Анекдотическое можно считать генеральной чертой поэтики книги В.Войновича “Жизнь и необычайные приключения солдата Ивана Чонкина”, не случайно сам автор определяет жанр произведения как “роман-анекдот”. Материал устных анекдотов осваивает В.Войнович в своих “Сказках для взрослых”. Так, “Сказка о пароходе” представляет собой краткое изложение истории советского периода, прослоенное не только литературными реминисценциями и элементами перифраза, но и зиждется на расхожих устных анекдотах о советских руководителях. Возьмем план мерцающих литературных аналогий. Образ пиратского предводителя, ставшего капитаном захваченного судна, отсылает нас к есенинскому “Капитану земли”, к хрестоматийно известным строкам Маяковского (“он вдруг повернул колесо рулевое сразу на двадцать румбов вбок”, “И становится Ленин штурман, огни по бортам, впереди и сзади”). Подобных параллелей можно провести много. Немало и намеков-отсылок на многочисленные анекдоты. В свое время (после разрушительного бухарестского землетрясения) распространен был такой анекдот: “— А что, в самом деле, в Москве произошло землетрясение? — Да нет, это брежневский мундир с орденами упал”. В.Войнович так описывает начало правления очередного капитана:”Появился на мостике новый капитан — брови широкие, взгляд орлиный, сам из себя красавец”. А вот финал его “адмиральства”:”И когда ему последний орден вручили, он вдруг, не выдержав всей навешанной на него тяжести, рухнул и так и остался заваленный орденами”. Трагикомический по сути анекдот заменяется в сказке Войновича чисто фарсовым инвариантом. Несомненна анекдотическая природа повестей Ю.Алешковского “Николай Николаевич” и “Маскировка”.
В русской литературе ХХ века анекдотическое выступало преимущественно в роли десакрализующего универсума, объявлявшего смехотворными “мнимыми величинами” претендовавшие на исключительность идеологемы и социальные институты эпохи советского тоталитаризма. Авторитетное начало, освященное незыблемой политической традицией, в анекдоте внезапно оборачивается пустотой. Статья Т.В.Чередниченко “Наш миф”, помещенная в современном культурологическом альманахе “Мировое древо” (1992, № 1), посвящена анализу по существу одного- единственного анекдота из “сериала” о бровеносце Брежневе, а именно: “В двадцать первом веке спросили:”Кто такой Брежнев?” Ответ:”Брежнев - мелкий политический деятель эпохи Аллы Пугачевой”. Анекдот, насколько известно, был создан как прямая калька с предыдущего анекдота:”Хрущев - мелкий политический деятель эпохи Аркадия Райкина”. Дело, разумеется, не в именах, а в самом принципе организации анекдотического текста, в иерархии смыслов. В анекдоте, выстроенном по матрице классической антитезы “король-шут”, есть прежде всего первый план, первый уровень инфляции начального смысла (“развенчание” кремлевского властелина) и есть многослойный второй (более глубокий!) план, связанный, как пишет автор статьи, с “семантикой вызова идеократическому давлению”. Официальному лидеру демонстративно противопоставляется лидер неофициальный.
Борис Гройс писал в книге “Утопия и обмен” (М.,1993):”Больше всего искусство ХХ века любит использовать мусор современного мира - всякие обломки, куски, осколки, палки, камни, кирпичи и никому не нужные, нефункциональные вещи, вышедшие из строя. А также обломки идеологий и культурных форм, отвергнутых техническим прогрессом: мифологию, астрологию, алхимию, антропософию или теперь вот марксизм-ленинизм”(С.332). Эти “обломки” часто становятся материалом анекдотов. Анекдотическая усмешка служит тревожным индикатором утраты вещью своей ценности: смеются над малоценным и сомнительным.