.
«Горе от ума» Грибоедова – это произведение одного героя. Чацкого… Так странно, но в первый раз, когда речь заходит о нем, Грибоедов рифмует его фамилию со словом «дурацкий»:
Простите, право, как Бог свят,
Хотела я, чтоб этот смех дурацкий
Вас несколько развеселить помог.
К вам Александр Андреич Чацкий
Это слова Лизы. И вправду, так ли уж нужна борьба Чацкого, чтобы сам автор использовал такие рифмы, не глупо ли бороться с химерами. На дворе 20-е годы XIX столетия – время реакции и цензуры, когда предпочитали закрывать глаза на все и на всех и только «ударятся затылками», как небезызвестный Максим Петрович. Но все же исподволь зреет плод свободы, и кто знает, не был ли наш Чацкий на Сенатской площади вместе с осмелившимися. Но нужна ли эта борьба, и вообще, что в ней – этой борьбе?
Конфликт комедии многогранен. Одна коллизия вырастает из другой, но всюду мы видим эту борьбу Чацкого, будь то любовь или споры с «веком минувшим». Без борьбы нет Чацкого, и скорее он борется против. Против членов «Английского клоба», против «троих из бульварных лиц, которые с полвека молодятся», против «чахоточного» господина, «врага книг». Но раз борется Чацкий, то, видимо, должны бороться и они, отстаивать свою точку зрения, дискутировать, возражать. Чем могут отразить они, например такой вызов:
Как тот и славился, чья чаще гнулась шея;
Как не в войне, а в мире брали лбом,
Стучали об пол не жалея!
Кому нужда – там спесь, лежи они в пыли,
А тем, кто выше, лесть, как кружево плели.
Прямой был век покорности и страха.
Это прямо-таки оскорбление, вызов на дуэль, хоть и словесную. Наверное, у века минувшего были аргументы, свои аргументы, но высказать их вслух он то ли не решился, то ли испугался. Все же если спорить, то, значит, отдавать себе отчет в том, что необходимо искать истину, а истина здесь на стороне Чацкого. Они, этот «полк шутов», конечно глупее, но и хитрее. Ведь Чацкий не приемлет хитрость, он идет на войну с открытым забралом, держа копье наперевес, готовый в честном бою сразиться с противником, на стороне которого численный перевес. А ему втыкают нож в спину, крича при этом «Ах! боже мой! он карбонари!». Наверное, это война с ветряными мельницами, но она достойна называться войной. Ибо кто-то же должен обратить наше внимание на всю эту косность и чинопочитание, на это господство «смешенья языков: французского с нижегородским», на предрассудки,
Невежество – это еще один ключевой момент, который претит Чацкому, здесь он готов сражаться до победного, и, думается, злосчастное слово «карбонари» звучит скорее как комплимент ему. Чацкий образован, начитан, объехал полсвета и знает, что мир не ограничивается только Москвой и светскими балами. Ведь в нем, этом мире Чацкого, столько прекрасного: философы, путешественники, вольнодумцы. Презрение наук – вот худший грех, мы видим, как яростно он защищается:
Теперь пуская из нас один,
Из молодых людей, найдется – враг исканий,
Ни требуя ни мест, ни повышенья в чин,
В науки он вперит ум, алчущий познаний;
Или в душе его сам Бог возбудит жар
К искусствам творческим, высоким и прекрасным,-
Они тот час: разбой! пожар!
Итак «один в поле воин», - по словам Гончарова, но только если он Чацкий!
Однако, Чацкий не только идет в атаку, но он еще и защищается, а, вернее сказать, борется за… Он борется за свою любовь, тоже до конца. И вот здесь он разбит и повержен, а его знамена втоптаны в грязь конницей врага, который обманом проник во «дворец». Вот к этому он был не готов. Он чувствует в себе достаточно сил, чтобы бороться со всем московским светом, но у него их нет, чтобы противостоять «ничтожному» Молчалину.
Слепец! я в ком искал награду всех трудов!
Спешил!.. летел! дрожал! Вот счастье, думал, близко.
Чацкий повержен, это была последняя, смертельная рана, от которой, он возможно, никогда не оправиться. Борьба окончена…
В произведении Грибоедова печальный конец, однако, автор назвал его комедией. Наверное, потому что все сложилось для главного героя хорошо: он не остался с женщиной, которая обманывала бы его, его не отправили в тюрьму за вольные речи, он ни с кем не стрелялся из-за нанесенных оскорблений. Он просто смеялся и боролся, с такой же улыбкой на устах. Чацкий не победил в своей борьбе, вернее в то время не победил, нам-то, читателям, хорошо известен ход истории. Но победа была не так уж и важна. Чацкий – зачинатель этой борьбы «двух веков», потом ее продолжат Декабристы, Герцен и многие другие, в XX веке она, эта борьба, наверняка бы, превратилась в Красный террор, но мы этого знать не можем. Нам нравится Чацкий, мы любим его всей душой, и вместе с ним уезжаем из Москвы, от этой борьбы, от разбитых мечтаний. «Карету мне, карету!»