Повесть Тургенева "Ася" и статья Н.Г. Чернышевского "Русский человек на rendez-vous"

ПОВЕСТЬ И. С. ТУРГЕНЕВА “АСЯ” И СТАТЬЯ Н. Г. ЧЕРНЫШЕВСКОГО “РУССКИЙ ЧЕЛОВЕК НА
RENDEZ-VOUS”

Когда я перевернула последнюю страницу повести И. С. Турге­нева “Ася”, у меня появилось ощущение, что я только что прочла стихотворение или услышала нежную мелодию. Все было так кра­сиво: каменные стены древнего города, серебряный ночной Рейн... Вообще-то нет смысла пересказывать своими словами тургеневские пейзажи. Для меня “Ася” — это “тонкий запах смолы по лесам, крик и стук дятлов, немолчная болтовня светлых ручейков с пе­стрыми форелями на песчаном дне, не слишком смелые очертания гор, хмурые скалы, чистенькие деревеньки с почтенными старыми церквами и деревьями, аисты в лугах, уютные мельницы с прово­рно вертящимися колесами...”. Это ощущение спокойного мира, в котором человек может быть счастлив, если только сам не разру­шит возникшей гармонии.

И вот я стала читать статью Н. Г. Чернышевского “Русский че­ловек на rendez-vous”, которая появилась вскоре после публикации тургеневской повести. Сначала мне показалось, что критик воспри­нял “Асю” примерно так же, как я. Он пишет: “Повесть имеет на­правление чисто поэтическое, идеальное, не касающееся ни одной из так называемых черных сторон жизни. Вот, думал я, отдохнет и освежится душа”.

Но выяснилось, что Чернышевский вовсе не собирается отды­хать душой и наслаждаться тургеневским стилем. Статья была по­священа разоблачению главного героя повести — господина N. Для меня он был прежде всего не очень опытным в жизни, мечтатель­ным молодым человеком, который больше всего на свете боялся со­вершить неблагородный, недостойный поступок. Другими словами, я оценивала его как настоящего интеллигента. Его счастье с Асей не состоялось, потому что он боялся, не мог позволить себе злоупот­ребить ее доверием, ответить злом на дружеское отношение ее брата.

Кроме того, и девушка, и рассказчик стали жертвами общест­венных предрассудков прошлого столетия. Брат Аси, Гагин, был уверен, что господин N не женится на ней, ведь она незаконнорож­денная. Он писал: “Есть предрассудки, которые я уважаю...” Глав­ный герой повести даже не сразу понял, о чем шла речь. “Какие предрассудки? — вскричал я, как будто он мог меня слышать. — Что за вздор!” Тургенев с горечью писал о том, что люди не пони­мают

друг друга, неверно толкуют чужие слова и поступки и этим разрушают собственное счастье.

Но Чернышевский увидел в повести совсем другое. Для него господин N чуть ли не злодей, по крайней мере, безнадежно дурной человек. Самое удивительное, что критик считает эти качества не личными, а общественными. Он утверждает, что рассказчик — об­щественный портрет русской интеллигенции, а она изуродована от­сутствием гражданских свобод. “...Сцена, сделанная нашим Ромео Асе ... только симптом болезни, которая точно таким же пошлым образом портит все наши дела, и только нужно нам всмотреться, отчего попал в беду наш Ромео, мы увидим, чего нам всем, похо­жим на него, ожидать от себя и ожидать для себя во всех других делах... Без приобретения привычки к самобытному участию в гражданских делах, без приобретения чувства гражданина ребенок мужского пола, вырастая, делается существом мужского пола сред­них, а потом пожилых лет, но мужчиною он не становится... Лучше не развиваться человеку, нежели развиваться без влияния мысли об общественных делах, без влияния чувств, пробуждаемых участием в них”.

Получается, что господин N отверг и обидел Асю, потому что не имел опыта в общественных делах? Для меня это звучит абсурдно. Но зато я гораздо лучше поняла, что такое “метод реальной крити­ки”. Используя его, можно любую книгу связать с общественными, политическими вопросами.

Намного яснее я представила себе и самого Чернышевского. В 1858 году, когда была опубликована повесть Тургенева и появи­лась статья “Русский человек на rendez-vous”, набирали силу рево­люционные демократы. Они во всем искали практический смысл, пользу и были уверены, что писать о любви, о природе, о красо­те — совершенно ненужное занятие. Чернышевскому было важно накануне великих общественных реформ убедить читателей, что надо быть активными гражданами, бороться за свои права и свое счастье. Это, конечно, достойная цель для публициста. Но мне все-таки жалко повесть Тургенева “Ася”. Она не имеет никакого отно­шения к борьбе за гражданские свободы. Ее героиня запоминается тем, что по-своему видит мир. “Вы в лунный столб въехали, вы его разбили, — закричала мне Ася”. Такие образы не устаревают, в отличие от политических намеков Чернышевского. И, по-моему, сегодня, через сто сорок
лет, лучше читать эту повесть как пре­красные стихи.