Милосердие состоит не столько в вещественной помощи, сколько в духовной поддержке ближнего. Духовная же поддержка прежде всего в неосуждении ближнего и уважении к его человеческому достоинству.
Л.Н.Толстой
Милосердие... Если спросить кого-нибудь, что это такое? - в большинстве случаев получишь такой ответ: это великодушие, доброта к людям, готовность простить или хотя бы понять человека, даже если он совершил что-то очень плохое. Термин “милосердие” несколько устаревший, непопулярный сегодня. Нечто свойственное лишь прежним временам. “Сестра милосердия”, “Брат милосердия” - даже словарь дает их как “устар.”.
Но изъять милосердие - значит лишить человека одного из важнейших проявлений нравственности: милости к поверженным и пострадавшим. Вспомним русских писателей-гуманистов: Тургенева, Толстого, Достоевского, Короленко и других. Какое созвездие имен! Каждый сказал о милосердии свое и по-своему. Милость к униженным , оскорбленным, становится для русской литературы нравственным требованием, одной из высших обязанностей писателя. Живое чувство сострадания, вины, покаяния в творчестве писателей России росло и ширилось благодаря пушкинскому завету милости к падшим.
И долго буду тем любезен я народу,
Что чувства добрые я лирой пробуждал.
Что в мой жестокий век восславил я Свободу
И милость к падшим призывал.
Как бы ни трактовать последнюю строку стихотворения А.Пушкина “Памятник”, в любом случае она есть прямой призыв к милосердию. Можно проследить, как в поэзии и прозе своей Пушкин настойчиво проводит эту тему.
Все творчество Пушкина - высшее выражение ценностей общечеловеческих: любви, дружбы, чести, совести, справедливости, человеческого достоинства, милосердия.
Особенно проникнута духом милосердия повесть Пушкина “Капитанская дочка”. Ее можно назвать повестью о милосердии. Центральная сюжетная линия повести - история взаимоотношений Гринева и Пугачева - есть прежде всего история милосердия. С милосердия начинается эта история, им и кончается. Вспомним первую встречу Гринева с Пугачевым, когда Гринев приказывает отдать Пугачеву свой заячий тулуп. Савельич изумлен. И дело не только в том, что тулуп дорог. Подарок бессмыслен. “Зачем ему твой заячий тулуп ? Он его пропьет, собака, в первом кабаке”. Да не полезет этот юношеский тулуп на пугачевские “окаянные плечища!” И Савельич прав: тулуп трещит по швам, когда Пугачев надевает его... Однако пишет Пушкин:”Бродяга был чрезвычайно доволен моим подарком”. Тут не в тулупе дело... Тут впервые промелькнуло между офицером Гриневым и беглым казаком Пугачевым нечто иное... В благодарности Гринева не просто благодарность. Тут жалость, милосердие и... уважение. Уважение к человеку и его достоинству. И человеку холодно. А человеку не должно быть холодно. Потому что он образ Божий. И мы не должны безразлично проходить мимо человека, которому холодно, потому что это кощунство. Все это почувствовал Пугачев. Потому и такое теплое напутствие Гриневу: “Спасибо ваше благородие! Награди вас Господь за вашу добродетель. Век не забуду ваших милостей!” И завязались между героями отношения, где высший и низший едины , где нет ни господина, ни раба, где враги - братья. Чем можно ответить на милость, на милосердие ? Чем его измерить ? - Только милосердием же.
И через все остальные вст
Пугачев должен был помиловать Гринева, потому что однажды Гринев разглядел человека в Пугачеве, и не может уже забыть этого Пугачев. Все в повести полно милосердием. Сама любовь Петра Андреевича Гринева и Марьи Ивановны Мироновой - не любовь - страсть, не любовь - восхищение, а христианская любовь, жаления. Любит и слезно жалеет Марью Ивановну, сироту, у которой не осталось никого близкого во всем мире, Гринев. Любит и спасает своего рыцаря от ужасной участи бесчестия Марья Ивановна.
Милосерден Гринев и к своему врагу (к Швабрину). Когда Гринев вырывает с помощью Пугачева Марью Ивановну из рук Швабрина, Гринев имеет достаточно оснований, чтобы ненавидеть изменника и насильника. Однако вот как кончается глава “Сирота”. Напутствуемые доброй попадьей Гринев со своей любимой отбывают из крепости. “Мы поехали. У окошка комендантского дома я увидел стоящего Швабрина. Лицо его изображало мрачную злобу. Я не хотел торжествовать над униженным врагом и обратил глаза в другую сторону”. Торжествовать над уничтоженным врагом согласно христианской морали, которой руководствуется Гринев, стыдно. Так как, пока жив человек, Бог надеется на него, на его исправление. Следует тем более надеяться и человеку. А устраивать “пир победителей” над поверженным противником - хамство. Потому и отворачивается Гринев. И в этом опять милосердие целомудренной души.
Наконец на суде Швабрин оказывается главным - и, собственно, единственным - обвинителем Гринева. Швабрин возводит на Гринева сознательную и чудовищную клевету, грозящую последнему самым худшим. Интересна реакция Гринева. “ Генерал велел нас вывести. Мы вышли вместе. Я спокойно взглянул на Швабрина, но не сказал ему ни слова. Он усмехнулся злобной усмешкою и, приподняв свои цепи, опередил меня и ускорил свои шаги”. Где-то слова уже бессильны... И не только слова, но и любые жесты, грозящие ли, осуждающие ли. Так глубоко может отравить зло человеческую душу... И так важно здесь противопоставить болезни зла спокойный, трезвый взгляд. И может быть,- Бог знает! - этот спокойный человеческий взгляд сможет послужить опорой мятущейся, одержимой, потерявшей себя преступной душе, поможет остановиться и не упасть в последнюю геенскую бездну отчаяния...
Конец повести счастливый, но не слащавая подачка читателю “романтической повести”, а логическое следствие целостной мировоззренческой позиции автора, утверждающий, что мир, “лежащий во зле”, стоит на добре.
Господствующим принципом отношений Пушкин считал гуманность. Гармония между человеком и природой, внутри общества, в самом человеке покоится на его добрых чувствах, на способности к сердечности и милосердию.
Искомую им гармонию, благородную простоту, нравственный артистизм имеет сама его личность, запечатленная в лирических стихотворениях, в прозе. В “заветной лире”, по слову самого поэта, отлилась его “душа”. В ней, как сказал Гоголь, чувствуется прообраз прекрасного человека, который явится на Руси, может быть через двести лет.