Дворец творчества детей и юношества им. А. А.Алексеевой
“Семиотика поведения человека в экстремальных
ситуациях на материале рассказов В.Т.Шаламова”
Секция “Литературоведение”
Латышева Ирина
10 «В» класс, школа № 21
Научный руководитель: Чусова В.Д., педагог ДТДиЮ
Начну свою работу с объяснения названия. Раскроем значение понятия семиотика. В переводе с греческого - это наука, исследующая свойства знаков и знаковых систем (Академический словарь русского языка, том 4, М ., “Русский язык», 1998, с. 76). К знакам семиотики относятся слова, жесты, звуки, цвета и другие. Знаки образуют определённые системы - языки. Например, естественные (русский, английский), искусственные (команды, дорожные сигналы), языки литературы и искусства (живописи, музыки). Но нас интересует язык человеческого поведения. Цель моей работы - выяснить не только индивидуальные черты поведения шаламовских героев в экстремальных ситуациях, но и общие признаки. Экстремизм с латинского - крайность. Шаламов экстремальной ситуацией считал пребывание в сталинском лагере, на Колыме. Её он называл лабораторией для исследования личности, в которой были смещены все масштабы разумного. В лагере всё было направлено на уничтожение человека, его живой души, чтобы подчинить его определённому порядку. На Колыме правили не законы жизни, а законы смерти.
В ряду писателей-философов 20 века Шаламов занял своё достойное место.
“После прочтения “Колымских рассказов» Шаламова естественен вопрос - к нему, к автору, вынесшему в себе этот экстремальный опыт, а, следовательно, постигшему последнюю истину о мире и человеке в нём, как жить? Однако именно от этого открещивался Шаламов - от учительства (1).
Так какую же задачу ставил перед собой писатель? Вот, что он утверждает в своих заметках “О прозе»:
“К. Р." - попытка поставить и решить какие-то важные нравственные вопросы времени, вопросы, которые просто не могут быть разрешены на другом материале. Вопрос встречи человека и мира, борьба человека с государственной машиной, правда этой борьбы, борьбы за себя, внутри себя - и вне себя. Возможно ли активное влияние на свою судьбу, перемалываемую зубьями государственной машины, зубьями зла. Иллюзорность и тяжесть надежды. Возможность опереться на другие силы, чем надежда». (2)
В одной из тетрадей - дневников 1966 года Шаламов пишет: “Я пишу не для того, чтобы описанное не повторилось. Так не бывает ... Я пишу для того, чтобы люди знали, что пишутся такие рассказы, и сами решились на какой-нибудь достойный поступок ...” (3)
В 1968 году он пишет : “ Мои рассказы - это, в сущности, советы человеку, как держать себя в толпе ”. (4)
В центре шаламовского повествования - художественная картина мучительной судьбы человека 20 века, захваченного в сети враждебных ему катаклизмов эпохи, попранного и растоптанного. А также то, что “человек оказался гораздо хуже, чем о нём думали русские гуманисты 19 и 20 веков. Да и не только русские...». (5)
В. Шаламов изобразил не только “за-человечность», но и “сохранение человеческого". Хотя “распад» по замыслу преобладает.
Шаламова привлекали люди, совершившие духовный или нравственный подвиг. Если говорить о духовном, то это люди, которых лагерь не сумел сломить, растоптать, которые сумели противостоять обстоятельствам, смогли сохранить всё человеческое в себе. К ним, прежде всего, Шаламов относил “религиозников». Прежде, чем говорить о“ религиозниках», необходимо узнать отношение автора к религии.
В повести “Четвёртая Вологда» 14-ти летний Шаламов ведёт незримый спор с отцом. Обращаясь к нему, он говорит: “Да, я буду жить, но только не так, как жил ты, а прямо противоположно твоему совету. Ты верил в Бога - я в него верить не буду, давно не верю и никогда не научусь». (6)
Далее, гораздо позднее, Шаламов заявил: “Бог умер ...» И ещё: “Веру в Бога я потерял давно, лет в шесть... И я горжусь, что с шести лет и до шестидесяти я не прибегал к его помощи ни в Вологде, ни в Москве, ни на Колыме». (7)
И. П. Сиротинская в статье “Шаламов и Солженицын" отмечает: “Эксплуатация священного учения отталкивала Варлама Тихоновича, он, не раз афишировавший свою нерелигиозность, был оскорблён именно за религию, к которой относился с огромным уважением. Использовать её для достижения своих личных практических целей считал недопустимым: "Я не религиозен. Не дано. Это как музыкальный слух - либо есть, либо нет». (8)
Из второго номера Шаламовского сборника мы узнаём о разговоре В. Т. с Солженицыным, предлагавшем Шаламову помощь в опубликовании “К. Р.». Солженицын посоветовал писателю не отправлять свои рассказы в Америку, так как у них возникли разногласия по поводу религиозности шаламовских персонажей. (9) В записях 1962 - 64 гг. находим такой факт: “Да дело даже не в Боге. Писатель должен говорить языком большой христианской культуры, всё равно - эллин он или иудей. Только тогда он может добиться успеха на Западе».
Шаламов постоянно подчёркивает, что он не верующий. Однако связано это скорее всего с тем, что в нём живут вместе вера и сомнение в справедливости Бога, допустившего такое. По словам исследователя В. Лакшина: “Шаламов высоко ценил Новый завет, но и психология Ветхого завета была не чужда ему. Он многое прощает, отказывается осуждать, он считает, что Бог - это духовное начало в человеке».
Елена Михайлик в статье “В контексте литературы и истории», ссылаясь на Леону Токер, говорит о почти постоянном присутствии в “К. Р.» библейских ассоциаций. Токер говорит о медиевальных чертах, присущих шаламовскому восприятию мира, и видит в них объяснение многим особенностям его творчества. Так, например, она считает проявлением медиевального мировосприятия почти постоянное присутствие в “К. Р.» библейских ассоциаций (один из персонажей-двойников автора носит фамилию Крист, евангельские темы часто присутствуют в названиях рассказов : “Апостол Павел», «Житие инженера Кипреева», “Прокуратор Иудеи», “Необращённый»), ибо постоянный диалог со Святым Писанием является одним из характерных свойств средневековой ментальности. (10)
Несмотря на заявления В. Т. Шаламова о его нерелигиозности, тема эта своими противоречиями постоянно тревожит автора и привлекает к себе внимание. Пример тому рассказ “Необращённый»- один из ключевых рассказов. В нём повествуется о первых шагах фельдшера. Интересен диалог автора с врачом:
-У меня нет религиозного чувства...
- Как? Вы, проживший тысячу жизней? Вы - воскресший? У вас нет религиозного чувства? Разве вы мало видели здесь трагедий?
-Разве из человеческих трагедий выход только религиозный?
Шаламов уверен, что выход можно найти где угодно, но не в религии, так как такой выход слишком неземной и случайный для писателя.
Тема религии постоянно тревожит автора, вновь и вновь привлекает к себе внимание. Бога нет, но есть верующие в Бога, и оказывается, что это самые достойные люди из тех, с кем приходилось встречаться на Колыме: “Та безрелигиозность, в которой я прожил сознательную жизнь, не сделала меня христианином. Но более достойных людей, чем “религиозники», в лагерях я не видел.Растление охватывало души всех, и только “религиозники” держались. Так было и пятнадцать, и пять лет назад» (“ Курсы»).
Подтверждением уважительного отношения к “религиозникам” может служить рассказ “Апостол Павел». Интонация начала рассказов вводит читателя в обстоятельства быта, либо она показывает этнографические детали узнаваемо колымского места. И всегда - всегда без исключения! - пространство в рассказах Шаламова глухо замкнутое. Можно даже сказать, что могильная замкнутость пространства - постоянный и настойчивый мотив творчества писателя. (11)
Названия шаламовских рассказов несут в себе глубокий смысл. Интересную особенность отмечает исследователь Е. В. Волкова: “Несомненно одно - название - ключ к тексту и одновременно его составная часть» (12). Павел не принадлежал к числу двенадцати апостолов, он даже являлся грозным агентом синедриона. Но перешёл на сторону назореев после явления ему Иисуса Христа.
Рассказ “Апостол Павел” открывается словами: “Когда я вывихнул ступню, сорвавшись в шурфе со скользкой лестницы из жердей, начальству стало ясно, что я прохромаю долго, и...меня перевели помощником к нашему столяру Адаму Фризоргеру...» Мы без труда можем понять, что место действия - Колыма.
Фризоргер - немецкий пастор, запамятовал одного из апостолов. Он переживал свой поступок, казнил себя. Фризоргер - глубоко набожный человек - сумел завоевать уважение писателя. Бог жил в его душе. На его месте любой давно утратил бы свою веру, но Фризоргер продолжал молиться, взывать к Богу, хотя видел, что Бог не смог ничего сделать для него за всё это время. Вера сдерживала пастора от дурных поступков, слов в адрес окружавших его людей. Вера также помогала ему оставаться самим собой, сохранять то, что составляло основу его прежней жизни, верить в людей любить. В статье “Сильней надежд мои воспоминанья» Н. Л. Крупиной и Н. А. Сосниной видим: «В обществе, где правит Система, моральные понятия перевёрнуты с ног на голову. Что хорошо? Что плохо? Можно ли отказываться дочери от отца? Отец объявлен врагом народа, и дочь отрекается от него. А отец не может простить себе, что забыл одного апостола, сам налагает на себя наказание, нежно, любовно относится ко всем людям, любит дочь. Определение “враг народа” кажется нелепым по отношению к нему. А ведь таких “врагов” у Системы много». (13)
Мотив страданий глубоко религиозного человека оттеняется другим, жизненно важным: рассказчик и его друзья уничтожили, не показали пастору письмо дочери, в котором было прислано заявление, что она отказывается от своего отца, “врага народа».
Шаламов не даёт прямых оценок поведению своих героев, авторское отношение мы угадываем по некоторым деталям. Шаламов говорил: “Я придаю чрезвычайное значение первой и последней фразам». (14)
В. Шаламов вспоминает высказывания А. Ахматовой: “Современные пьесы ничем не кончаются», разделяя это суждение, ибо он сам против привычного “закругления” сюжетов, тем более если речь идёт о бессмысленном ужасе, которым так богат 20 век. (15)
“Апостол Павел” заканчивается так: “Вскоре меня куда-то увезли, а Фризоргер остался, и как он жил дальше - я не знаю. Я часто вспоминал его, пока были силы вспоминать. Слышал его дрожащий взволнованный шёпот: “Питер, Пауль, Маркус...”.
Описывая сталинский лагерь, Шаламов не столько сосредотачивает внимание на описании голода, холода, беспра
Отец Варлама Шаламова был священником. Всю свою жизнь он посвятил служению Богу. 12 лет служил на Аляске. За это получил несколько наград, одна из них - золотой крест. Именно по духовенству пришёлся удар прорвавшихся зверских народных страстей. Этот тяжёлый удар перенёс и отец. Вдобавок у него убили любимого сына, и он сам ослеп. Свой рассказ “Крест” Шаламов посвятил отцу.
В рассказе повествуется о старом слепом священнике. Он живёт не на Колыме и даже не в лагере, но в тех же советских условиях постоянных лишений, унижений и издевательств. Рассказ начинается так: “Слепой священник шёл через двор, нащупывая ногами узкую доску, вроде пароходного трапа, настланную по земле. Он шёл медленно, почти не спотыкаясь, не оступаясь, задевая четырёхугольную свою дорожку».
В своей жизни священник видел много горя, смерть унесла его любимого сына, сам он ослеп, жизнь у детей не сложилась, в доме нечего стало есть, но он продолжал верить в Бога, молиться, он ещё надеется на лучшее. Но все надежды рухнули, выхода не было, и священник достал золотой крест - единственную его ценность, и разрубил его, чтобы купить продуктов. На такой неадекватный поступок его побудило сострадание ближним. Для священника недопустимо так поступать с крестом, но ради своей семьи он пошёл на это, чтобы хоть чем-то помочь своим близким. Священник не утратил веры ,не перестал верить в Бога. Он просто решил, что не в этом Бог.
Этот рассказ ещё раз подтверждает то, что Шаламов относился к “религиозникам» с огромным уважением. Подобное отношение мы можем видеть и у других авторов, писавших о сталинских лагерях. Одним из таких писателей является Олег Васильевич Волков. Его роман “Погружение во тьму” полностью посвящён лагерной жизни, скитаниям автора по зонам. В 3-ей главе перед нами предстают сектанты, которые не принимали лагерных порядков, не называли своих имён, отказывались работать на Антихриста. Никакие побои или запугивания не смогли заставить сектантов говорить, на все вопросы был ответ: “Бог знает». Тогда начальство приняло крайние меры. Несчастных поставили в угол зоны, на валун, руки им связали. Казнь была предоставлена природе. Тучи комаров облепили кучку людей “серым шевелящимся саваном». Но ни один из сектантов не простонал, а когда начальник пообещал всех перестрелять, они попадали на колени и запели “Христос воскресе из мёртвых...”. Автор не скрывает своего восхищения, и в тоже время жалости к этим людям. Он называет их “христосиками”.
Нравственным подвигом В. Т. Шаламов считал проявление человеческого участия, внимания, нежности в условиях колымского лагеря. В рассказах Шаламова прослеживается благодарность людям: “Я помню все куски хлеба, которые я съел из чужих, не казённых рук...”.(16)
На протяжении всех рассказов писатель не устаёт скрупулезно исследовать, что же всё-таки не даёт человеку утратить Божественной искры, уподобиться бесам. Скупо, но с пробойной мощью он показывает, как быстро утрачивает зэк дружбу, способность доверять, помогать другим - всё отнимает лагерь. “Дружба не зарождается ни в нужде, ни в беде, те трудные условия жизни, которые, как говорят нам сказки художественной литературы, являются обязательным условием возникновения дружбы, просто недостаточно трудны. Если беда и нужда сплотили, родили дружбу людей, значит это нужда - не крайняя, и беда небольшая» («Сухим пайком»). Целью сатанинского эксперимента было отнять у человека всё то, что помогает ему оставаться человеком.
Один из рассказов В. Шаламова называется “Житие интеллигента Кипреева». нём речь идёт о нравственном подвиге, совершённом инженером. Каждое слово в названии имеет глубокий смысл. Так житие - это жанр, в котором обычно рассказывается о человеке, прожившем мученическую жизнь, проявившем высокое достоинство, совершившем нравственный подвиг, мужественном, стойком, таких людей иногда причисляют к лику святых. Кипреев - фамилия говорящая. Она, вероятно, образована от слова “кипрей”. А это растение, которое отличается живучестью. Такой фамилией автор передаёт одну из основных черт героя. Таким образом, название связано и с темой, и с образом главного героя. Ключевыми являются словосочетания “инженер” и “интеллигент” . Рассмотрим содержание этих слов. Шаламову важно было подчеркнуть этими словосочетаниями, что инженерная мысль Кипреева напряжённо работает и в лагере, благодаря ему возникает завод по ремонту электрических лампочек, он восстановил рентгеновский аппарат и накатал зеркало. Второе словосочетание “интеллигент”. Интеллигент Кипреев пророс из того стыда, который он испытал, подписав на себя ложный донос, потому что ему грозили арестом жены и дочери, и вот тогда он дал обет никогда и ни в чём не уступать.
Кипреев жил по законам совести, и именно совесть не позволила ему поступить иначе.
В рассказе присутствуют две линии. Первая - документальная, в ней прослеживается хроника событий, указывается год - 1938, место происходящего, упоминаются известные фамилии 30-х годов. Вторая линия романа идёт в противовес первой. В ней нарушается хронология, нет точных сведений, повествование прерывается лирическими отступлениями автора. Здесь же описаны чувства, внутреннее состояние героя.
Вторая особенность произведения в том, что оно как бы не соответствует жанру, обозначенному в заглавии - “житие”. Ведь житие - это жизнеописание, а , следовательно, оно должно начинаться с указания даты и места рождения героя. Этого у Шаламова нет ,но зато есть дата ареста Кипреева.
Рассказ Шаламова начинается с размышлений о жизни и смерти, причём как всегда автор сдержан и предоставляет читателю право самому оценить поведение героя. Особенностью экспозиции можно отметить то, что синтаксис сложный, что соответствует предмету описания - вопросу о жизни и смерти. В тексте “Жития” очень мало диалогов, но зато встречаются философские выводы, которые могут появиться только в тюрьме: “Надежда для арестанта - всегда кандалы. Надежда всегда несвобода». Не случайно в рассказ включён и маленький толковый словарь заключённого, где предметы рассматриваются совершенно иначе, чем на свободе. Основной приём, которым пользуется автор - противопоставление: “Кипреев знал себе цену. Но его начальники цену Кипрееву не знали». Кульминаций в рассказе две. Первая - это отказ Кипреева от “американских обносков», а вторая - это момент, когда инженер замахнулся табуреткой на секретаря парторганизации Кругляка. Развязка же рассказа неожиданна, он как будто бы обрывается на полуслове, заканчиваясь словами: “И Кипреева увезли». Спустя много лет мы снова встречаемся с инженером. Но опять о судьбе героя нам остаётся только догадываться.
Финалы Шаламова поражают парадоксальностью. Трагический парадокс – художественный способ прозрения глубинной сути происходящего с рассказчиком и персонажами в прозе Шаламова. В неожиданности и странности парадокса- прорыв сквозь оболочку, видимость, часто маску или “маскарад зла” - к истине. (17)
В результате исследования я установила следующие общие признаки в поведении героев:
1. Несмотря на то, что Шаламов считал, что в его рассказах героев нет, писатель считал подвигом проявление внимания к окружающим.
2. Чувство человеческого достоинства.
3. Самоуважение.
4. Эти люди жили по законам совести.
5. Уважение к окружающим людям.
В русской литературе, безусловно, существовали традиции для Шаламова, об этом мы узнаём из его статьи “О моей прозе».
Шаламову близки традиции Достоевского, о котором он писал: “Может быть Достоевский сдержал Мировую революцию своими “Преступлением и наказанием», «Бесами», “Братьями Карамазовыми», “Записками из подполья», своей писательской страстью”. Так же как у Достоевского, у Шаламова чётко обозначено пространство: Колыма - больница - зона. Оба писателя познали бездну человеческого духа, взлёты и падения, обоих их можно отнести к пророкам 20-ого века. Подобно тому, как Достоевский угадал смысл катастроф 20-ого века, так Шаламов предугадал потрясения, связанные с открытием атома. Шаламов подчёркивал также свои связи с модернизмом 20-ого века, называя среди своих учителей А. Белого и А. Ремезова.
6. Шаламов называл Пушкина в числе любимых поэтов. Как высшую оценку давал некоторым своим стихам (о стихотворении “В воле твоей остановить» он писал: “Восхищался многими произведениями”. В тетради 1968 г. запись: “П. Полтава - великолепно”.) Итак, у Пушкина и Шаламова много общего: 1) Шаламов, также как Пушкин, далёк от психологизма. 2) Сдержанный лаконизм. 3) Авторский голос почти не слышен. 4) И Пушкина и Шаламова волновали проблемы: человек и власть, власть и народ.
Различия: там, где у Пушкина открытое пространство, у Шаламова оно замкнутое, время как бы останавливается и уже не законы жизни, а смерть определяет поведение героев, автор предлагает нам посмотреть мир зеркально противоположный пушкинскому.
В рассказах Шаламова значительное место занимает тема судьбы. В её истолковании автор ставит такой вопрос: как преодолеть жизненные обстоятельства? Довериться судьбе? В чём искать спасения? И приходит к выводу, что часто спасает только случай.. Религия также, как и Шаламова, волновала Пушкина. В ранний период он отрицал Бога, подвергал сомнению многие положения Библии, однако во второй период он проявляет большую заинтересованность Библией, досконально изучает её, создаёт произведения на основе библейских сюжетов ( “ Орион», «Пророк»). Библия вызывает интерес у Пушкина не только как яркое проявление духа древнего еврейства, но и как замечательный памятник религиозной, философской и художественной мысли.
Библиография :
1. Шкловский “ Правда В. Шаламова» “Дружба народов», № 9, 1991.
2. В. Шаламов “О моей прозе».
3. Тетрадь В. Шаламова 1966 года, с. 27.
4. Тетрадь В. Шаламова 1968 года, с. 31.
5. В. Шаламов - А. Кременскому Из переписки, с. 154.
6. В. Шаламов “Четвёртая Вологда», “Грифон», 1994 год, с. 167.
7. В. Шаламов “Четвёртая Вологда», Наше наследие, 1988 год, № 4, с. 102.
8. И. П. Сиротинская “Шаламов и Солженицын» с. 73.
9. “Шаламовский сборник», № 2, с. 24.
10. Toker “Stories from Kolyma»,с. 205.
11. Л. Тимофеев “Поэтика лагерной прозы» “Октябрь», № 3, 1991 год, с.186.
12. -Е. В. Волкова “Парадоксы катарсиса Варлама Шаламова» “Вопросы философии», № 11, 1996 г., с. 48.
13. Н. Л. Крупина, Н. А. Соснина “Сильней надежд мои воспоминания» “Сопричастность времени», “Просвещение», Москва, 1992 г., с. 93.
14. “О моей прозе»,В. Шаламов.
15. № 12, с. 46.
16. В. Шаламов “К. Р», 2 книга, М., 1992 г., с.172.
17. № 12, с. 43.