"Преступление и наказание": время и место
Аникин А.А.
Роман Ф.М.Достоевского о страшном преступлении, совершенном юным петербургским студентом, создавался во второй половине 1865 года. Собираясь публиковать текст в журнале "Русский вестник", автор отправил издателю М.Н.Каткову письмо, поясняющее замысел: "Это – психологический отчет одного преступления. Действие современное, в нынешнем году…" А как отразилось внутри романа это точное определение времени действия?
"Идея повести не может ни в чем противоречить Вашему журналу; даже напротив. Это психологический отчет одного преступления. Действие современное, в нынешнем году. Молодой человек, исключенный из студентов университета, мещанин по происхождению и живущий в крайней бедности, по легкомыслию, по шаткости в понятиях, поддавшись некоторым странным "недоконченным" идеям, которые носятся в воздухе, решился разом выйти из скверного своего положения. Он решился убить одну старуху, титулярную советницу, дающую деньги на проценты. Старуха глупа, глуха, жадна, берет жидовские проценты, зла и заедает чужой век, мучая у себя в работницах свою младшую сестру. "Она никуда не годна", "для чего она живет?". "Полезна ли она хоть кому-нибудь?" и т.д. – Эти вопросы сбивают с толку молодого человека. Он решает убить ее, обобрать, с тем чтоб сделать счастливою свою мать, живущую в уезде, избавить сестру, живущую в компаньонках у одних помещиков, от сластолюбивых притязаний главы этого помещичьего семейства – притязаний, грозящих ей гибелью, докончить курс, уехать за границу и потом всю жизнь быть честным, твердым, неуклонным в исполнении "гуманного долга к человечеству", чем уже, конечно, "загладится преступление".
(Ф.М.Достоевский – М.Н.Каткову, сентябрь 1865 г.)
Начнем с одной детали, которой немного придается значения в анализе романа. Вот эпизод:
"… И, схватив городового за руку, он потащил его к скамейке.
- Вот, смотрите, совсем пьяная, сейчас шла по бульвару… А вот теперь смотрите сюда: этот франт, с которым я сейчас драться хотел, мне незнаком, первый раз вижу… Он за нею наблюдал и следил, только я ему помешал, и он теперь все ждет, когда я уйду. Вон он теперь отошел маленько, стоит, будто папироску свертывает… Как бы нам ему не дать? Как бы нам ее домой отправить, - подумайте-ка" (гл. 4, ч. 1).
Это слова главного героя, Раскольникова, у которого уже мутится разум от наплыва впечатлений и который жаждет в любом эпизоде проявить себя значительным лицом, которого боятся или от которого ждут решений! Заметим, с каким гневом и с брезгливостью Родион уличит франта: папироску сворачивает…
Да, франт гадок во всем, если это только не мерещится несчастному студенту. И вот, эта мерзостная папироска! Вообще скверно и самому курить, а еще гаже – отравлять вонью табачной российский воздух… И вот, падший, но помнящий о былом благородстве Раскольников возмущен этой папироской. Но дело объясняется еще и тем, что в Санкт-Петербурге действовал запрет на уличное курение! Действовал, но был отменен именно в 1865 году – 4 июля! (Между прочим, причина запрета была не эстетического свойства, а просто в циркуляре Министерства внутренних дел была упомянута такая мера против пожаров. А Раскольников, конечно, еще и эстет: сам себя называет эстетической вошью…)
Раскольников в своих житейских впечатлениях, как ни странно, проявляет себя человеком консервативным, даже идеализирующим прошлое и по справедливости ненавидящим героев своего времени, занявших в жизни главенствующее положение и не имеющих ничего общего с достоинством высшего сословия. Таковы уродливые хозяева жизни, разбогатевшие негодяи и преступники, все эти Липпевехзель, Козели, Клопштоки и Шили. И вот этот франт – с его современной, только что разрешенной папироской, за которую его не может уже одернуть городовой…
Но для хронологии эта папироска – важная деталь: только летом 1865 года была бы возможна подобная сцена, а значит, и время действия в романе – именно лето 1865 года: ведь поясняющее письмо автора Каткову остается за рамками романа. Так что когда в первой же строке романа мы читаем: "В начале июля, в чрезвычайно жаркое время…", следует мысленно добавить: "В начале июля 1865-го года"!
Прочие приметы времени гораздо существеннее, но мы и начали со злосчастной папироски, чтобы показать, что чувство времени проникает во все детали большого произведения. Автор, быть может, не стремясь к подобной точности, вдохновенно создает картину времени, где все тонко – и прочно – взаимосвязано.
Перечислим некоторые фрагменты, хотя для датировки достаточно и уже одной строгой детали.
Прежде всего, это связано с газетной статьей Р.Р.Раскольникова, опубликованной в "Периодической речи". Статья называлась "О преступлении" и имела подзаголовок "По поводу одной книги". Из всех возможных версий наиболее убедительной будет та, что эта статья условно входила в большой ряд публикаций, посвященных книге "История Юлия Цезаря" и особенно ее предисловию. Автор – император Франции Наполеон III, книга вышла в 1865 году, и в то же время о ней писали многие русские газеты и журналы ("Современник", "Русское слово", "Голос" и др.). Выходит снова – 1865 год.
Другой пример: Раскольниов читает газету вскоре после своего преступления, автор дает выдержки: "Излер – Излер – Ацтеки – Ацтеки – Излер – Бартола – Массимо – Ацтеки – Излер…". За всеми этими отрывочными упоминаниями – вновь реальный факт 1865 года: выступление в столице двух лилипутов по именам Бартола и Массимо, якобы происходивших от американского древнего народа – ацтеков. "Излер" – имя владельца загородного сада, где давались пердставления.
Тоже деталь из газет – пожары: все газеты 1865 года были полны заметками о бушевавших в тот год пожарах: "Пожары, пожары и пожары в ужасающих размерах" ("Русские ведомости", 1865, № 61).
Начинающий следователь Заметов в разговоре с Раскол
– О, это уже давно! Я еще месяц назад читал, - отвечал спокойно Раскольников."
Так, речь тут шла все о событии 1865 года – и "Московские ведомости" действительно об этом писали, дело относилось к маю месяцу, поэтому Раскольников и скажет свое "Это уже давно!".
Можно привести и еще ряд интересных деталей, точно возводящих действие романа к 1865 году: ими изобилует любой комментарий в солидных изданиях "Преступления и наказания", отметим и особо книги С.В.Белова. Картины быта позволяют достаточно определенно отнести все происходящее именно к "нынешнему году", как открыто настаивал и сам автор – повторим, только вне страниц романа.
Тем не менее, очевидно, Достоевский не выдержал с абсолютной точностью им же установленные временные границы.
В 1865 году начал печататься роман Л.Н.Толстого "Война и мир", и вот на страницах "Преступления…" мы находим его неожиданное присутствие.
Словно вдохновившись Толстым, Порфирий Петрович совершенно некстати для разговора с Раскольниковым вдруг бросит реплику: "На бумаге-то они и Наполеона разбили… а смотришь, генерал-то Мак и сдается со всей своей армией, хе-хе-хе" (ч. 4, гл.5). Эти слова, безусловно, навеяны не только изложенными Толстым фактами кампании 1805-го года, но и отражают именно толстовскую точку зрения. Следователь Порфирий – вот каков один из первых читателей великой толстовской книги! Запал ему в душу яркий эпизод из первого тома "Войны и мира"…
Да, Толстой начал печатать свой великий роман в журнале "Русский вестник" с января 1865-го года. Однако эпизод, который отразился в словах Порфирия Петровича (сражение под Ульмом), помещен лишь в номере втором журнала – за 1866 год! Получается хронологическое расхождение: никто из читателей не мог бы летом года 1865-го цитировать текст 1866-го года. Нечто похожее мы видели и в романе Лермонтова, но там можно было объяснить видимое несоответствие во времени особой композицией произведения, условностями дневника Печорина. В романе Достоевского мы видим только хронологическую неточность, анахронизм…
И говорит этот анахронизм еще и о силе эмоционального заражения, которое испытал Достоевский, читая толстовский роман. А как бы он мог пропустить этот роман, если во все том же 1866-м году в одних и тех же номерах "Русского вестника" (№№ 1,2,4) печатается ставший потом первым томом текст "Войны и мира" (под названием "Тысяча восемьсот пятый год") и – самое "Преступление и наказание"! Только толстовский текст кончается в 4 номере, а "Преступление…" печатается и дальше, до последнего, двенадцатого. Да, Достоевский с листа цитирует "Войну и мир" в июльском номере журнала, даже нарушая тем самым и внутреннюю хронологию своего романа!
Но есть и еще одна странность такого же рода в сюжете романа: автор весьма настойчиво и даже назойливо дает указания и на идеи времени, и на самые частные события, однако, – не выдерживает последовательность до конца. (Не от этого ли толки про некую полифоничность романов Достоевского: многоголосие идей, свобода в выражении контрастных оценок и прочее?) Вот и детали времени не согласуются друг с другом.
Если читатель 1866-го года вполне чувствовал современность действия, четко относя его к июлю 1865-го года, то каково же ему было прочесть в эпилоге романа, что "в остроге уже девять месяцев заключен ссыльно-каторжный второго разряда, Родион Раскольников. Со дня преступления его прошло почти полтора года". Далее можно увидеть картину весны, с точным указанием – "шла уже вторая неделя после Святой; стояли теплые, ясные весенние дни". И такое можно было прочесть в декабре 1866-го года, на 471 странице журнала "Русский вестник"?!
Именно и разве что – прочесть. Но никак не поверить, ведь весной 1866-го года еще никак не могли истечь указанные автором полтора года, девять месяцев никак не мог находиться в остроге наш преступник, коли и суд только завершился спустя пять месяцев после преступления. Отталкиваясь от времени публикации романа, мы бы признали его финал совершенно фантастическим, несбыточным. И ведь совсем в другом смысле сам Ф.М.Достоевский говорил о "фантастическом реализме" в своем творчестве…
Роман Достоевского во многом построен умозрительно, схематично, в том числе и в ощущении времени: даты педантично и назойливо обозначены. Но никак не сходятся между собой. Автор романа увлекается настолько, что теряет чувство времени, на котором, между тем, так крепко замешан сюжет. (Вот примеры другого рода: когда Достоевский выписывает диалоги своих героев, то они говорят, как тетерев на току, забываясь и словно застывая во времени. На поминках Мармеладова дикая и пьяная компания слушает, не прерывая, путаные и малопонятные со стороны объяснения Раскольникова – в реальном времени, если попросту произнести эти слова без остановки понадобится по полчаса на каждый его словесный взлет. И так-то пишет Достоевский, который устами своего героя в "Бесах" заметит, что ни одного лучшего оратора не будут слушать более двадцати пяти минут. А тут оратор никудышний, пьяная и буйная публика, едва способная что-то воспринимать, болезненные, взвинченные люди – и так слушают речи!..)
Тем не менее такое смещение в хронологии романа надо скорее признать непоследовательностью построения, а время его действия все же отнести к реальному 1865-му году…
Итак, податливого на веяния времени Раскольникова, можно сказать, сформировал 1865 год, а "Преступление и наказание" – хроника и энциклопедия этого года… Правда, конечно, речь идет о жизни столицы и о герое определенного класса, скорее всего – из распадающегося уже сословия дворян. Энциклопедией крестьянской жизни того же времени станет эпическая поэма Н.А.Некрасова "Кому на Руси жить хорошо" (1864-1876), так и оставшаяся незавершенной из-за кончины поэта.