Когда же "кому на Руси жить хорошо"?..
Аникин А.А.
Поэма печаталась отдельными главами, и нет единого мнения даже об их последовательности внутри целого текста. Начало было опубликовано в № 1 журнала "Современник" за 1866 год. Далее поэма публиковалась в 1869-м (Пролог, "Поп", "Сельская ярмарка", "Пьяная ночь"), 1870-м ("Счастливые", "Помещик"), 1873-ом ("Последыш"), 1874-ом годах ("Крестьянка"). Глава "Пир на весь мир" вышла уже после смерти поэта – в 1881-ом году.
Но, наверное, временную позицию мы здесь должны соотносить именно с годом первой публикации, поскольку было ясно, что "Пролог" является именно вступлением в единую поэму, а не отдельным произведением. Иначе дело обстояло, например, с журнальными публикациями частей будущего романа у Лермонтова, которые выглядели самостоятельными новеллами.
Так что в случае с поэмой Некрасова мы должны принять верхним рубежом временного отсчета 1866-ой год, то есть действие поэмы может происходить не позднее 1865-го. И надо сказать, что ряд фактов позволяют отнести события поэмы именно к этому же году.
Прежде всего, очевидно, что сюжет поэмы протекает в сравнительно коротком временном промежутке: в части первой ясно говорится о весне и даже даются некоторые ориентиры по православным праздникам.
Вот Некрасов выпишет весеннюю картину с галчатами малыми, вот выпадет из гнезда крохотный птенчик пеночки – и это даст зачин сказочному сюжету, когда мужики вернут птенца и в благодарность получат скатерть-самобранку, которая и позволит им совершить поход в поисках счастливого человека. Или есть такая картина уже после "Пролога", в начале части первой, что подчеркивает тесную связь между главами:
Леса, луга поемные,
Ручьи и реки русские
Весною хороши.
Но вы, поля весенние!
На ваши всходы бедные
Невесело глядеть!
Словом, "А время уж не раннее – подходит месяц май!".
Чуть позднее вновь встретится много временных деталей: "Весна стоит дождливая, Давно бы сеять надобно, А на полях – вода!". В начале главы "Сельская ярмарка" крестьяне вновь "поругивают мокрую, холодную весну", и здесь же говорится, как
Лишь на Николу вешнего
Погода поуставилась,
Зеленой свежей травушкой
Полакомился скот.
При нескольких праздниках Николы в начале мая, скорее всего речь идет о 9-ом числе старого стиля, поскольку это согласуется с упоминанием другого праздника – Петрова дня:
Дивись, как всходы вымокли,
Что половодье вешнее
Стоит до Петрова!
Петров день в мае приходится на 3 число, поэтому схождение двух православных праздников будет налицо. К тому же это совпадает со строкой, где говорится, что сельская ярмарка проводится в "праздник храмовой": очевидно, именно в праздник Николы и происходит действие в этой главе.
Заканчивается поэма тоже с упоминанием праздника в главе "Последыш", а последняя часть "Пир – на весь мир" прямо примыкает по времени к ней:
Петровки. Время жаркое.
В разгаре сенокос.
Здесь речь идет о празднике святых Петра и Павла, который отмечался 29 июня – по старому, конечно, стилю. Так что вот перед нами временной промежуток событий: с начала мая до конца июня одного года. Но – какого?
Кстати, такая скоротечность сюжета часто ускользает от нашего восприятия, поскольку в поэме множество отступлений, самостоятельных историй (Матрена Тимофеевна, Савелий, священник, помещик Оболт-Оболдуев и др.), которые перевешивают собственно сюжет. Само путешествие лукавых мужиков в поисках счастливого занимает небольшой промежуток времени и, конечно, пространства – видимо, соседние уезды приволжских губерний, вокруг Костромы. Так что не нужно принимать всерьез слова: "Полцарства мы промеряли, Никто нам не отказывал!".
А начиналась поэма с близкого фольклору умолчания о времени и месте действия:
В каком году – рассчитывай,
В какой земле – угадывай,
На столбовой дороженьке
Сошлись семь мужиков:
Семь временно-обязанных
Подтянутой губернии,
Уезда Терпигорева… И т.д.
Рассчитаем.
Совершенно очевидно звучание первых строк: "временнообязанными" называли крестьян после отмены крепостного права царским манифестом 19 февраля 1861 года. Они были обязаны, получив волю и земельные наделы, отработать за эту землю, если не могли выплатить определенную сумму в качестве выкупа (крестьяне выплачивали не более 25% стоимости земли, остальное погашали в рассрочку на 49 лет). Не сумевшие выплатить деньги – отрабатывали так называемую издольщину.
Так что события относятся к пореформенному времени, и здесь много прямых указаний, вроде стихов:
Порвалась цепь великая,
Порвалась, расскочилася:
Одним концом по барину,
Другим по мужику!
Отмена крепостного права стала основным или важным мотивом едва ли не каждой главы в поэме, особенно ярко – в "Последыше".
Но, думается, можно и точнее рассчитать время, если уж к этому призывает сам автор.
Ясн
А вот определенный ориентир в главе о попе, когда тот говорит про раскольников, т.е. староверов, не признавших нововведений патриарха Никона и многие годы гонимых как церковью, так и самим государством. Священники и другие служители церкви порой пользовались взятками со староверов за всякого рода поблажки, а порой и прямые незаконные попущения. И вот батюшка говорит:
Законы, прежде строгие
К раскольникам смягчилися,
А с ними и поповскому
Доходу мат пришел.
Из событий пореформенных это прежде всего относится к закону 1864 года, когда стали официально признавать браки, совершенные по укладу раскола, и соответственно имущественные, наследственные отношения на этой почве. Прежде бывало, что служители церкви выдавали фиктивные свидетельства о браках. Очевидно, это и имел в виду герой поэмы – скорей всего в 1865-ом году.
К этому же году заставляет нас отнести действие поэмы и упоминание о "поляках пересыльных" в главе "Помещик", что отразило события польского восстания 1863-64-го годов, после поражения которого многие зачинщики и участники были высланы в центральные губернии России.
Есть и такая деталь. В главе "Трудный год" Матрена Тимофеевна говорит о голоде и прочих несчастьях, а начинает с памятного явления:
В тот год необычайная
Звезда играла на небе;
Одни судили так:
Господь по небу шествует,
И ангелы его
Метут метлою огненной
Перед стопами Божьими
В небесном поле путь.
Речь, понятно, шла о комете. В ближайшем рассмотрении это могли быть кометы 1858, 1861 и 1863 годов. И более приемлема последняя: Матрена Тимофеевна уже показана здесь не крепостной, называет себя "дольщицей участку деревенскому". Собственно, поэтому она и отправляется за помощью не к помещику, а к губернатору, в Кострому, что легко определить по описанному памятнику Ивану Сусанину, сооруженному в 1838 году.
У Матрены забрали мужа в солдаты по рекрутскому набору – вопреки законному порядку. Но сам-то рекрутский набор был объявлен только по высочайшему повелению, и это дает уже совершенно определенную датировку событий. Дело в том, что набор рекрут не производился на протяжении долгого времени рубежа 50-х – 60-х годов. Очередной набор был отменен в 1856-м году с указанием на то, что без чрезвычайных обстоятельств не будет призыва еще на протяжении трех лет (затем было продление еще на три года). Ближайший Манифест о рекрутском наборе вышел только 1 сентября 1862 года и предписывал провести это с 15 января по 15 февраля 1863 года: "Произвести набор по 5 человек с каждой тысячи душ". Только в этот набор и мог попасть муж Матрены.
Далее мы узнаем, как ей удалось добиться возвращения Филиппа, спустя довольно значительное время, так что с позиции 1865 года только и можно представить изложение этих событий. Остается, правда, загадкой возраст Филиппа: Матрене в 1865-м тридцать восемь лет, получается, что она изрядно старше своего мужа, ведь в армию забирали только до тридцатилетнего возраста. Что ж, почему бы и нет: становится еще более понятным и то, что муж так уважал Матрену и что она только один случай рассказала, как была им избита… Возраст многое объясняет в явном превосходстве Матрены над супругом. Да, кстати, призыв в армию говорит и о нормальном развитии Филиппа, и для любопытства – о его росте: не менее двух аршин и трех вершков был его рост! Иначе бы не забрили лоб.
Опуская ряд других деталей, приходим к выводу, что поэма Некрасова по сюжету должна быть отнесена к маю – июню 1865 года: энциклопедия крестьянской жизни околореформенной поры, и известный мотив "народ освобожден, но счастлив ли народ" приобретает все черты подлинной истории.
Более поздняя эпоха, начиная 1870-х годов значительно меньше отражена русской классикой. Творчество каждого писателя имеет свой расцвет и свой закат. Русские классики – это люди одного века, и к концу столетия эта удивительная семья понемногу сменяется уже новыми людьми. Остроумно когда-то заметил советский писатель Сергей Залыгин: от Пушкина до Льва Толстого, русские классики словно рождены одной матерью. Мать эта – наша Родина, если мы чуть продолжим метафору. К концу века многие братья-писатели уже ушли в мир иной, другие прошли наиболее значительную полосу своего творчества.
Конечно, о 70-х годах будем судить по поздним пьесам А.Н.Островского, текстам Льва Толстого, М.Е.Салтыкова-Щедрина. Так, в "Господах Головлевых" дело начинается еще при крепостном праве, сказано о рубеже 1861-го года, далее пройдет еще 10, еще 5 лет: Иудушка станет символом распада дворянской элиты, дослужившись до генерала (статского), протянув бессмысленно бюрократическую лямку целых 30 лет. Можно сказать, что и сама эпоха не располагает к насыщенным, духовным обобщениям пушкинской поры. Герои времени или оказываются бедны душою, или даже вызывают отторжение – то брезгливое, то на грани потрясения, как в "Бесах" Ф.М.Достоевского.
Заметно и то, что реконструкция времени уже не становится сложной задачей: многое пишется на злобу дня, и это обнажено самим автором.