Н. А. Купина , О. В. Пушкарева
При
интерпретации и оценке национальной русской картины мира нередко используется
оператор странное, содержащий смысл "необычное, непонятное, непривычное,
не такое, как всегда, и поэтому вызывающее удивление и недоумение".
Странными не только со стороны, но и изнутри (Мы не такие, как все; Умом Россию
не понять; Наш путь необычный, особенный и под., ставшие шаблонными суждения)
кажутся лица, характеры, обычаи русских, некоторые участки вещного мира, мира
идей, эмоций.
Русский
язык выработал разветвленную систему средств, служащих для реализации значения
странного. Эти средства комбинируются в поле, включающее слова, так или иначе
варьирующие значение "странное"; особые синтаксические конструкции,
прежде всего вопросительные; некоторые частицы, союзы (ужли, ужели, ведь,
разве, но) и др. Можно говорить о том, что в русском языке существует
модальность странного 1 .
В
структуру модальности странного 2 входит нормативная картина мира в
представлении говорящего субъекта, субъект модального отношения, объект
модального отношения и само отношение к объекту как странному.
Модальность
странного есть отношение к нарушению стереотипа, свидетельствующее о
невозможности или неспособности субъекта объяснить кажущееся отклонение.
Модальное
отношение странного охватывает многие высказывания, суждения, философские,
публицистические, художественные тексты, связанные с оценкой русской жизни. Для
осмысления странного в национальном бытии и характере целесообразно обратиться
к А. С. Пушкину.
Анализ
языка А. С. Пушкина 3 показывает некатегориальность странного в восприятии
национальным поэтом русской действительности. Об этом свидетельствуют статистические
данные, сведенные нами в таблицу. Дадим некоторые пояснения. В первой колонке
представлены слова группы "странное" в русском языке (цифра около
слова указывает номер его значения в толковом словаре 4 ); во второй приведено
количество конкретных словоупотреблений во всех текстах А. С. Пушкина (или в
пушкинском сверхтексте); в третьей - количество конкретных словоупотреблений в
лирике поэта; в четвертой - количество конкретных словоупотреблений в романе
"Евгений Онегин".
Частотность
слов из ФСГ странное
| Слово из ФСГ странное | Количество употреблений | ||
| в пушкинском сверхтексте | в стихотворениях | в "Евгении Онегине" | |
| странное | 126 | 7 | 10 |
| странно | 19 | 1 | 0 |
| странность | 4 | 2 | 1 |
| странность (=странные привычки) | 15 | 0 | |
| таинственный | 35 | 20 | 7 |
| таинственно | 8 | 6 | 1 |
| таинственность | 4 | 0 | 0 |
| фантастический | 6 | 0 | 0 |
| мистический | 5 | 0 | 0 |
| неведомый | 35 | 13 | 0 |
| неведомо | 8 | 0 | 0 |
| загадочный | 3 | 0 | 0 |
| загадка | 11 | 2 | 2 |
| невероятный | 2 | 0 | 0 |
| невероятность | 2 | 0 | 0 |
| невероятно | 1 | 0 | 0 |
| невиданный | 2 | 0 | 0 |
| небывалый (=необычайный) | 1 | 0 | 0 |
| небывалый (=вымышленный) | 2 | 2 | 0 |
| небывальщина | 1 | 0 | 0 |
| необычайный | 5 | 0 | 0 |
| необычайно | 1 | 0 | 0 |
| исключительный | 5 | 0 | 0 |
| чрезвычайный | 10 | 0 | 0 |
| необыкновенный | 67 | 1 | 1 |
| необыкновенно | 1 | 0 | 0 |
| непостижный | 2 | 1 | 0 |
| непостижимый | 3 | 0 | 1 |
| непостижимо | 0 | 0 | 0 |
| непостижно | 0 | 0 | 0 |
| непонятный | 32 | 6 | 3 |
| непонятно | 0 | 0 | 0 |
| неизъяснимый | 32 | 5 | 2 |
| неизъяснимо | 2 | 0 | 0 |
| озадачить | 1 | 0 | 0 |
| непривычный | 1 | 0 | 0 |
| непривычно | 0 | 0 | 0 |
| недоумение/-нье | 28 | 3 | 3 |
| недоумевать | 3 | 0 | 0 |
| смутный (=неясный) | 7 | 3 | 1 |
| смутный (=вызывающий смятение, беспокойство) | 9 | 2 | 0 |
| темный (=неясный, непонятный) | 34 | 10 | 3 |
| темный (=вызыв. недоверие, сомнительный, подозрительный) | 3 | 0 | 1 |
| темно (=туманно, непонятно) | 7 | 1 | 1 |
| чудесный - 1 | 11 | 3 | 1 |
| чудесный - 2 | 10 | 5 | 0 |
| чудесный - 3 | 16 | 8 | 1 |
| чудесно | 4 | 1 | 0 |
| чудный - 1 | 13 | 1 | 0 |
| чудный - 2 | 24 | 12 | 3 |
| чудный - 3 | 21 | 11 | 2 |
| чудно | 11 | 1 | 3 |
| чудо | 82 | 13 | 1 |
| чудесить | 2 | 1 | 0 |
| чудеснее | 1 | 1 | 0 |
| причудливый | 0 | 0 | 0 |
| причуда | 9 | 0 | 2 |
| причудник | 0 | 0 | 0 |
| причудница | 3 | 0 | 2 |
| дивный | 40 | 22 | 1 |
| дивно | 4 | 1 | 0 |
| дивить | 2 | 2 | 0 |
| дивиться | 52 | 15 | 2 |
| чудотворный | 5 | 1 | 1 |
| чудотворец | 6 | 1 | 0 |
| чудотворица | 1 | 0 | 0 |
| чудотворно | 0 | 0 | 0 |
| диковинный | 0 | 0 | 0 |
| диковина/-нка | 1/3 | 0/0 | 0/0 |
| удивительный - 1 | 29 | 0 | 0 |
| удивительный - 2 | 40 | 0 | 0 |
| удивить | 22 | 2 | 2 |
| удивиться | 15 | 2 | 0 |
| удивление | 33 | 3 | 1 |
| удивлять | 7 | 1 | 0 |
| удивляться | 28 | 1 | 1 |
| потрясать - 4 | 3 | 0 | 0 |
| потрясение - 2 | 11 | 0 | 0 |
| потрясаться | 0 | 0 | 0 |
| поразить - 4 | 3 | 4 | |
| нелепый | 17 | 1 | 0 |
| нелепица | 1 | 0 | 1 |
| нелепость | 16 | 0 | 0 |
| нелепо | 0 | 0 | 0 |
| несуразный | 0 | 0 | 0 |
| чудак | 17 | 1 | 8 |
| чудаковатый | 0 | 0 | 0 |
| сумасбродить | 1 | 0 | 1 |
| сумасбродный | 1 | 0 | 0 |
| сумасбродство | 1 | 1 | 0 |
| сумасброд | 6 | 0 | 2 |
| дикий - 4 // | 28 | 9 | 0 |
| дикий - 5 | 2 | 0 | 0 |
| дико | 8 | 1 | 3 |
| диво | 25 | 5 | 0 |
| дивоваться | 2 | 2 | 0 |
| надивиться | 3 | 0 | 0 |
| изумление/-нье | 45 | 1 | 3 |
| изумлять | 2 | 0 | 1 |
| изумляться | 2 | 0 | 0 |
| изумить | 45 | 8 | 0 |
| изумиться | 22 | 3 | 0 |
| поразительный | 0 | 0 | 0 |
Из
таблицы видно, что лексические средства выражения модальности странного в
лирике относительно немногочисленны по сравнению со всем языковым творчеством
поэта. Между тем именно лирика отражает авторское видение мира. Ядерный элемент
поля - слово странное зафиксировано в лирических текстах всего 7 раз; многие
слова группы "странное" А. С. Пушкин вообще не употребляет. Например,
слово непостижимо вообще отсутствует в лексике поэта, ибо для гения А. С.
Пушкина нет ничего непостижимого. Странное для поэта - это прежде всего
"дивящее в силу неожиданности, восхищающее". Отсюда сравнительно
высокая частотность в лирике слов чудесный (16), чудный (25), чудо (13), дивный
(22), дивиться (15). Выделяется также группа слов, связанных общим значением "сверхъестественный,
неразгаданный": таинственный (20), загадочный (22), неведомый (13), темный
(10). Не случайна тенденция к употреблению этих слов при описании романтической
ситуации: И светел ты сошел с таинственных вершин; Вы, тени мирные
таинственного леса; Луна, спокойное сиянье / Твоих таинственных лучей...
В
лирике наблюдается разнообразие объектов модального отношения странного. Эти
объекты принадлежат таким семантическим сферам, как "физический мир",
в частности "мир природы": природа, лес, гром, лучи, равнины, сени
сосен, цветок, ключи; "человек": потомки, дева, певец, Наполеон;
"психический мир": мечты, мечтанье, грусть, унынье, влечение, мысль,
дух, судьба, счастье и др. Значения слов, обозначающих объект модального
отношения странного, колеблется от предельно обобщенного (мир, все, что мило)
до частно-предметностного (ворота, колокольчик).
Странное
имеет отношение к "чужой, иной стране": Ты рождена воспламенять /
Воображение поэтов, / Его тревожить и пленять... / Восточной странностью
речей...
Странное
возникает как неожиданное ощущение поэтом гармонии там, где обыденное сознание
ее не ощущает: Стихи бесстыдные приапами торчат, / В них звуки странною
гармонией трещат; То звуков или слов / Нежданное стеченье... / То странность
рифмы новой, / Неслыханной дотоль.
В
большинстве случаев странное существует на уровне впечатления, первичного
восприятия, фиксируется поэтом в отдельной фразе или строфе и не разрушает
нормативно-ценностную картину мира. Странное, по А. С. Пушкину, не
характеризует русскую действительность как аномальную. Достаточно сказать, что
культурно-этнографические реалии не выступают как объекты модального отношения
странного. Национальное скорее проявляется в изображении эмоций, часто
разноречивых: тайное волнение (любовь); Дивились долгому любви моей мученью
(любовь и страдания); Что ж непонятная грусть / Тайно тревожит меня? (грусть и
тревога); Страшно, страшно поневоле / Средь неведомых равнин (страх,
беспокойство); Непонятно счастье ваше, / Но молчите ж обо всем (счастье,
тревога) и др. Чувства нередко воспроизводятся как неопределенные,
нераспознаваемые, нерасчленяемые: Не страшное влеченье / Чего-то жаждущей души;
Какой-то негой неизвестной, / Какой-то грустью полон я; Неизъяснимый сердца
жар...
Национальное
проявляется и в изображении плена фантазий - неясных, неопределенных, но
неизменно притягательных: И вот уже мечтою странной / Душа наполнилась моя;
Мечтанья смутные в груди моей тая, / Скитаюсь по лугам, по рощам молчаливым, /
Поэтом забываюсь я; Он оживляет тайной силой / Твои неясные мечты...
Возможно,
национальное можно усмотреть в модальных смыслах, передаваемых с помощью
вопросительных предложений. "Альтернативность пушкинских вопросов...
глубоко содержательна. Опредмечивающий ход пушкинской мысли <...> отнюдь
не стирает оттенок неизъяснимого" 5 . Очевидное становится объектом
сомнений:
Дар
напрасный, дар случайный,
Жизнь,
зачем ты мне дана?
Иль
зачем судьбою тайной
Ты
на казнь осуждена?
Странное
здесь составляет основу философического модального смысла текста, отражающего
отношение русского поэта к жизни. Актуальны смыслы "не подлежащее
разгадке, непонятное, неуловимое, тревожащее, будоражащее". Наблюдается
особая значительность: вопросы, не предполагающие конкретных ответов,
обнаруживают, что "окружающий мир имеет голос, что он по меньшей мере
равноправен с человеком <...> и находится с ним в непрестанном
диалоге" 6 . Человек же призван сам понять, расшифровать вечные мировые
загадки.
Лирический
мир А. С. Пушкина чужд тривиальностей. Поэт избегает прямых номинаций
странного, развивая и углубляя модальные обертоны. Используя модальное
отношение для характеристики принятого нормативного положения вещей, А. С.
Пушкин, в частности, трактует норму как право на индивидуальность. Это ярко
выражается в романе "Евгений Онегин".
В
тексте романа 8 раз употребляется слово чудак. Чудак - прямой носитель
странного, анормального, и смотрит на него Пушкин прежде всего глазами света 7
: Мелькают профили голов / И дам, и модных чудаков. Нормативно-социальная
оценка охватывает то, что бросается в глаза - внешность, манеру поведения.
Оценочное слово чудак используется как ярлык. Чудака отличает эпатирующее
поведение; чудак "надевает" на себя маску странного; он притягивает
взгляды своей необычностью.
Онегин
как объект модального отношения странного характеризуется словосочетанием
опаснейший чудак, передающим негативную оценку (в сочетании с агрессивностью),
пронизывающую оппозицию Онегин - все. Онегин, разумеется, не такой, как все. В
то же время для Татьяны Онегин - пасмурный чудак, чудак печальный и опасный, не
лишенный романтического обаяния, одинокий, непонятый, совершивший непоправимое.
Попутное замечание автора "я сердечно люблю героя моего" говорит о
том, что чудаковатое поведение, с точки зрения Пушкина, не повод для того,
чтобы отвергнуть человека. Выражения прослыть чудаком, корчить чудака передают
идею масочности. Маска - это еще не лицо. В словах мой неисправленный чудак
скрыта снисходительность к чудачествам. Способность на сумасбродство
противостоит посредственности. Притяжательное местоимение мой создает
тональность доверительности и понимания. Чудак - "человек, способный на
неожиданные поступки, разрушающий стереотипы поведения, верный себе без оглядки
на мнение света". Таковы грани чудачества как варианта странного.
Странность встает в один ряд с мечтательностью и холодной аналитичностью. Такое
соединение несоединимого можно расценить как одобряемое А. С. Пушкиным
выражение национального в характере героя: Мне нравились его черты, / Мечтам
невольная преданность, / Неподражательная странность / И резкий охлажденный ум.
Итог
лирического размышления А. С. Пушкина парадоксален: И... посредственность одна
/ Нам по плечу и не странна? Модальное отношение странного приписывается
собирательному субъекту, некоему обобщенному обывательскому сознанию. Странное,
с точки зрения автора, становится синонимом неординарного.
Странность,
непохожесть, способность оставаться верным себе, даже совершая непредсказуемые
поступки, наконец, неординарность - знаки любимых героев А. С. Пушкина.
Странное
утверждается А. С. Пушкиным как право на индивидуальность и отрицается как
максималистское аксиологическое средство. А. С. Пушкин не приписывает странное
всему русскому; для него не характерна реакция недоумения и отталкивания при
восприятии странного.
Список литературы
1
См.: Вольф Е.М. Оценка и странность как виды модальности // Язык и логическая
теория. М., 1987. С. 179-186.
2
См.: Малышева А.А. Норма и модальность странности // Нормы человеческого
общения: Тез. докл. межвуз. науч. конф. М., 1987. С. 17-19.
3
См. по изд.: Пушкин А. С. Полное собр. соч.: В 10 т. 3-е изд. М., 1962 - 1964.
4
См.: Словарь языка Пушкина: В 4 т. / Под ред. В.В. Виноградова . М., 1956.
5
См.: Грехнев В.А. Этюды о лирике Пушкина. Н. Новгород. 1991. С. 89-90.
6
См.: Непомнящий В.С. Лирика Пушкина. Статья 4 // Литература в школе. 1995. № 1.
С. 7.
7
См.: Лотман Ю.М. Пушкин. Спб., 1997. С. 577.