РефератыЛитература и русский языкБыБытовая лексика в комедиях И.А. Крылова

Бытовая лексика в комедиях И.А. Крылова

«Побутова лексика в комедiях I.А. Крилова»


Дипломную работу выполнила студентка группы ЛР-96-1(з) Якимова О.И.


Мiнiстерство освiти та науки України


Днiпропетровський нацiональний унiверситет, фiлологiчний факультет


Кафедра загального та росiйського мовознавства


Днiпропетровськ


2001


Введение


Академик В.В. Виноградов, говоря о задачах истории русского литературного языка, отмечал, что одним из направлений исследований в этой области должно стать изучение языка писателей, а также изучение языка и стиля отдельных литературных произведений. При этом он подчеркивал, что изучение «языка литературного произведения должно быть одновременно и социально-лингвистическим, и литературно-стилистическим» [4, с.165]. А это значит, что необходимо рассматривать языковые особенности конкретного произведения, во-первых, «соотносительно с общей системой литературного языка соответствующей эпохи, в свете его грамматики и лексики» [4, с.165], а во-вторых, следует анализировать язык художественного произведения как «целостного семантического единства» [4, с.166], созданного творческой личностью.


Язык произведений писателей XVIII века представляет для исследователей особый интерес, потому что в нем отражаются те языковые процессы, которые начались во второй половине XVII столетия и были «перспективными» для развития литературного русского языка: стилистическое смешение разнородных по своему происхождению элементов, возрастание роли живой русской устной речи, европеизация общественно-бытовой, обиходной речи. Однако языковые особенности произведений многих писателей XVIII века до сих пор мало изучены. На это, в частности, указывали В.В. Виноградов [4, с.176], А.И. Горшков [7, с.4]. «Вряд ли нужно специально доказывать, что изучение прозы Чулкова, Новикова, Фонвизина, Радищева, Крылова, Карамзина представляет значительный интерес для уяснения общих путей развития русского литературного языка и языка художественной литературы нового времени», - писал А.И. Горшков [7, с.4]. Именно поэтому объектом исследования данной дипломной работы стали произведения И.А. Крылова. Наименее изученным, по нашим наблюдениям, является язык комедий этого автора. А именно в этом жанре особенно наглядно отражается речь обычных носителей языка. Вот что писал по этому поводу П.Н. Берков, исследовавший язык некоторых русских комедий XVIII века: « разговорный» язык «бытовых» персонажей комедии 1760-х –1790-х годов отражал действительно существовавший язык дворянского столичного круга, а также язык деревенских дворян – помещиков» [2, с.48].


Целью данной дипломной работы является исследование лексики бытовой сферы в комедиях И.А. Крылова «Подщипа», «Урок дочкам», «Пирог», «Модная лавка».


Для реализации этой цели предполагается решить такие конкретные задачи:


1) дать определение понятия «лексика бытовой сферы» и в соответствии с этим отобрать фактический материал, необходимый для анализа;


2) классифицировать языковой материал и охарактеризовать его с точки зрения происхождения;


3) определить функции этого пласта лексики в комедиях И.А. Крылова;


4) исследовать, насколько точно И.А. Крылов сумел определить наиболее «перспективные» лексические единицы.


Глава 1. Определение понятий «бытовая сфера» и «лексика бытовой сферы».


В учебниках по лексикологии и стилистике даются определения тех или иных лексических пластов с точки зрения сферы их употребления и с точки зрения экспрессивно – стилистической.


Но определение понятия «сфера употребления» в таких учебниках отсутствует.


К.П. Смолина, выявляя значение слова «быт», самым детальным образом анализирует смысловую структуру этого слова, определяет семный состав значений.


Существительное «быто» (ср. род наиболее древняя его форма) и «быт» являются древнейшими словами, соотносящимися в русском языке с обозначением имущества. В «Юридическом лексиконе» Я. Гурлянда (1885) существительное «быто» трактуется как «старинно-русский термин, значащий: пожитки, скарб» [19, с.83] Исследованный К.П. Смолиной материал подтверждает это определение. Слова «быто», «быт» употребляются в значении «движимое имущество». Семный состав этого значения включает четыре семы: ‘материальные ценности’, ‘материальные ценности в их совокупности’, ‘определенный вид имущества’, ‘принадлежность’ [19, с.83]. По- видимому, слово «быт» соотносится со значением слов «жирный», «здоровый», т.к. «здороветь» и «толстеть» может только тот, кто имеет ‘достаток, имущество’.


В памятниках древнерусского языка ХI - XII веков слова «быто» и «быт» употреблялись крайне редко, в основном в значении « движимое имущество». Это слово не употребляется ни в церковно-юридической литературе, ни в официально-деловой письменности.


По словам К.П. Смолиной, во всех известных работах начало семантической эволюции этого слова связывается с XVIII веком, что, по ее мнению, является не совсем точным. Это слово содержится еще в материалах XVI века, которые выявляют и более узкую его семантику [19, с.86].


В сочетаниях с отсубстантивными прилагательными, указывающими своим значением на местонахождение определенных предметов, вещей и их предназначение, слово «быт» обозначает ‘совокупность предметов, вещей какого-либо обихода’. Т.о., к семам, составляющим значение ‘движимое имущество’, добавляется еще одна: ‘тот или иной конкретный обиход, где применяется имущество’.


Итак, слова «быто», «быт» связаны с обозначением конкретного вида имущества – ‘имущества движимого’. Следует отметить, что в дальнейшей своей истории слово «быт» переходит из разряда конкретной лексики в более абстрактную лексическую группу и обозначает ‘обычай, уклад жизни’. Такая семантическая трансформация намечается уже в XVII веке [19, с. 85-86].


Слово «быт» сейчас толкуется как ‘повседневная жизнь с установленными правилами, обычаями, привычками’ [27, с.38].


На основании этогоопределенияпонятие “бытовая сфера” определяется следующим образом: «это существующая в действительности повседневная жизнь с установившимися правилами, обычаями, привычками». Лексика бытовой сферы - это лексика, областью распространения которой является повседневная жизнь.


В научной литературе встречается и такое понятие, как «бытовая лексика». По мнению Г.Н. Лукиной, этот лексический пласт отражает материальную культуру [15, с.245]. Г.Н. Лукина выделяет в составе бытовой лексики несколько групп: названия одежды, обуви, головных уборов, украшений, драгоценных камней, тканей, сосудов и пищи. К этой лексике, по ее мнению примыкают и некоторые другие тематические группы со смежными значениями (названия частей человеческого тела, растений, животных, названия денег и др.) [15, с.246].


Некоторые тематические группы лексики, обозначающие предметы материальной культуры, состоят из практически однозначных слов(большая часть названий обуви, головных уборов, украшений, одежды). Другие тематические группы состоят из неоднозначных слов (названия сосудов, тканей, видов пищи, мехов). Сравним: лисица1 (название животного) и лисица2 (название меха); локоть1 (рука, часть руки) и локоть2 (устаревшая мера длины) [15, с.246].


Простейшую и вместе с тем наиболее редкую семантическую структуру имеют группы, состоящие из однозначных терминологизированных слов.


Наиболее типичны для бытовой сферы лексико-тематические группы, состоящие из двузначных слов.


Бытовая лексика, как лексика, отражающая материальную культуру, употребляется в бытовой сфере. В этот лексический пласт входят лишь слова, называющие предметы или явления.


В зависимости от цели высказывания говорящий или пишущий выбирает из лексической системы русского языка нужные ему слова. Подобные явления обусловлены функционально-стилевым расслоением русской лексики, т.е. наличием в ней таких лексических единиц, выбор которых зависит от их предполагаемой роли в процессе реализации одной из функций языка: общение, сообщение или воздействие.


В функции общения (т.е. коммуникативной) используются, как правило, слова разговорного стиля, в функции сообщения и воздействия – слова одного из книжных стилей (официально-делового, научного, газетно-публицистического), а также стилей художественной литературы [20, с.116].


М.И. Фомина к разговорной лексике русского языка относит слова, употребляемые в непринужденной беседе, т.е. характерные по преимуществу для устной формы реализации языка. Эту группу лексики М.И. Фомина подразделяет, в свою очередь, на две основные подгруппы: литературно-разговорную и разговорно-бытовую [20, с.118].


По определению М.И. Фоминой, к разговорно-бытовой лексике относятся слова, используемые в обиходном общении. Они в целом не нарушают общепринятых литературных норм, однако их употребление в других стилистических группах было бы неуместным. Подобные слова обладают нередко и дополнительной ярко выраженной окраской: неодобрительная, шутливо-фамильярная и т.д. К этому типу относятся разговорные слова, образованные при помощи уменьшительных или увеличительных суффиксов, а также других суффиксов субъективной оценки.


От собственно разговорной лексики заметно отличаются просторечные слова, которые по своей экспрессивно-стилистической окраске оказываются еще более сниженными: авоська (тяжелая сумка), чмокать (целовать) [20, с.119].


По своему употреблению разговорно-бытовая лексика относится к общеупотребительной. «К общеупотребительной лексике, относятся слова, использование которых ничем не ограничено. Такая лексика составляет устойчивую основу русского языка. В нее входят слова из самых разных областей жизни современного общества: политической, экономической, культурной, бытовой и т.д. [6, с.77]


Кроме общеупотребительной существует лексика ограниченного употребления. Так, А.Н. Гвоздев говорит о двух пластах лексики:


общеупотребительные слова, используемые во всех жанрах речи;


слова со специфическим употреблением, ограниченным тем или иным стилем [6, с.77].


Такое деление он производит на основе стилистической неоднородности языка.


Если исходить из определения Г.Н. Лукиной (лексика «реально-бытовой сферы» – это «лексика, отражающая материальную культуру»), то, сопоставляя ее с пластами лексики, выделяемыми А.Н. Гвоздевым, мы можем отнести к этой группе слов как общеупотребительные слова, так и слова со специфическим употреблением.


Общеупотребительные слова представляют собой наиболее обычные и широко распространенные наименования предметов, явлений, качеств, действий, в одинаковой мере используемые и в бытовой речи, и в деловом, научном и техническом стиле, и в художественной литературе.


Примером их могут служить такие названия предметов, понятий, как дом, дверь, стол, двор, улица, дерево, рыба, птица, лошадь, голова, лицо, рот, нога, день, ночь, весна, лето, час, год, прошлое, будущее, работа, отдых, разговор, ходьба и т.д.; названия качеств и обстоятельств: веселый, твердый, теплый, жирный, красный, каменный, смелый, быстро, медленно, поздно, светло, завтра, пешком и т.д.; названия действий и состояний: идти, ехать, резать, писать, ставить, нести, сидеть, ждать, кашлять и т.д. [6, с.78].


Будучи общераспространенными наименованиями всего окружающего, слова этого рода составляют основное ядро словаря. Они нужны всем и используются наиболее часто. С ними каждый русский сталкивается еще в детстве, и в области лексики они составляют основу того, что мы называем родным языком.


Многие из этих слов издавна существуют в словаре русского языка и образуют устойчивый многовековой слой, обеспечивающий самобытность русского языка.


С точки зрения стилистической окрашенности лексика бытовой сферы является «стилистически нейтральной предметной лексикой» [12, с.167]. Но этот пласт слов может иметь соответствия среди слов с эмоциональной окраской. Например, среди диалектных слов: курень-изба, хата; столешник-скатерть; рушник-полотенце и др. [6, с.98].


К словам со специфическим употреблением А.К. Гвоздев относит: а) литературно-книжные слова и б) разговорно-бытовые слова [6, с.79].


Из литературно-книжных слов к лексике бытовой сферы можно отнести некоторые группы слов, характеризующие разные исторические эпохи, например, историческое прошлое русского народа. В соответствии с темой данной дипломной работы приведем примеры слов, характерных для ХVIII века: фортеция(крепость), персона(портрет) и др. [6, с.84].


Н.М. Шанский делит лексику современного русского языка с точки зрения сферы ее употребления на общенародную и социально или диалектно ограниченную лексику [21, с.115].


Слова ограниченного употребления характеризуют лишь какой-либо определенный говорящий коллектив, который предстает как территориально или социально определенная группа людей.


Общенародная лексика, по словам Н.М. Шанского – костяк общенационального литературного словаря, необходимейший лексический материал для выражения мысли на русском языке, тот фонд, на базе которого в первую очередь происходит дальнейшее совершенствование и обогащение лексики. Именно к этому пласту можно отнести лексику бытовой сферы.


С экспрессивно-стилистической точки зрения Н.М. Шанский подразделяет лексику русского языка на три большие группы:


1) межстилевая лексика;


2) разговорно-бытовая лексика;


3) книжная лексика.


С точки зрения экспрессивно-стилистической в лексике русского языка, прежде всего, выделяется такой пласт слов, которые являются межстилевыми имеющими применение во всех стилях языка. Это разряд слов, экспрессивно не окрашенных, эмоционально нейтральных. Они являются названиями жизненно важных явлений действительности без какой-либо ее оценки, это чистые наименования предметов, качеств, действий и т.д.


Учитывая экспрессивную нейтральность такой лексики, ее нередко называют нейтральной лексикой [21, с.132].


Лексику бытовой сферы с экспрессивно-стилистической точки зрения заполняют нейтральные слова.


Разговорно-бытовая лексика отличается от межстилевой своей специфической экспрессивно-стилистической окраской (фамильярности, бранности, иронии, шутки, ласки, презрения и т. д.).


Слова разговорно – бытовой лексики, называя что-либо, дают также и определенную оценку называемого бытовой. Лексика бытовой сферы обычно не является оценочной.


К разряду книжной лексики слова бытовой сферы нельзя отнести по той причине, что книжная лексика обладает стилистической окраской книжности, даже употребляясь в устной речи.


Сами по себе слова бытовой сферы экспрессивно-стилистической окраски не имеют, но употребляясь в определенных контекстах они ее приобретают. Так, например, многие авторы употребляют такие слова в своих произведениях для выражения авторской иронии, юмора, для различных противопоставлений.


Такие слова на фоне лексики «высокого» стиля кажутся стилистически сниженными. И это придает художественному произведению определенную экспрессивность.


Представление о значительности круга лексики бытовой сферы в литературном языке XVIII века может дать краткий перечень ее тематических групп, имеющейся в статье Г.П. Князьковой:


слова-названия кушаний: коврижки, тюря, размазня, краюшка, сайка;


слова-названия напитков, преимущественно хмельных: бражка, сбитень, мед, ерофей, сивуха;


слова-названия одежды, головных уборов, обуви: зипун, шугай, кокошник, ширинка и др.;


слова-названия построек и их частей: изба, лачужка, клеть, овин, чулан, каморка и др.;


слова-названия предметов домашнего обихода: лукошко, ушат, плошка и др.;


слова-названия музыкальных инструментов: волынка, дудка;


слова, связанные с обычаями, обрядами, суевериями: ворожба, зелье, приворот, посиделки;


слова – названия игр, плясок: байки, жмурки, и др. [12, с.169.]


Этот перечень, по мнению Г.П. Князьковой, может быть продолжен.


Таким образом, можно сделать вывод о том, что к лексике бытовой сферы относятся слова, являющиеся именами существительными, которые называют предметы и явления быта, обычаи, материально-культурные ценности.


Функции бытовой лексики в художественных произведениях многообразны. По наблюдениям Г.П. Князьковой, в травестированных поэмах конца XVIII века она чаще всего используется для создания бытовых картин.


Такая лексика встречается в портретных зарисовках, а также в сравнительных оборотах [10, с.170].


Русский XVIII век начинает эпоха Петра I - одна из важнейших вех в истории связей России со странами Западной Европы. В те времена происходила борьба за территорию Балтийского и Черного морей. На территорию Российского государства, в результате внешнеполитических, внешне экономических отношений, приходило много иноземцев: из Англии, Голландии, Австрии, Швеции, Германии, Франции и др. стран. В результате развития внешних отношений возникли культурно-исторические предпосылки для проникновения в русскую лексику иноязычных слов, различного рода заимствований. Этот процесс коснулся также и лексики бытовой сферы. Ее пополнение иностранными словами отразили памятники письменности VXIII века.


«Процесс европеизации русского литературного языка в XVIII веке продвинулся вглубь. В структуре национального русского языка осознаются морфологические и семантические соответствия формами выражения западноевропейских языков. Лексические заимствования сокращаются» [5, с.65]. Многие из заимствований проникли в русский язык еще в допетровскую эпоху, однако в начале XVIII века изменились функции многих слов. Они входили в норму литературного употребления.


В XVIII веке продолжается ознакомление общества со многими предметами западного быта. Появляются новые названия тканей: батист, брокатель, гарнитур, ситец (1768 г.), марль [10, с.187-189]; одежды: шинель, салоп; предметов личного пользования: альбом, портрет; украшений: букеты, гирлянды; экипажей: визави, фура; предметов убранства жилого помещения: абажуры, жалюзи (1793 г.), комод, софа; осветительные и обогревательные приборы: жирандоли, софиты. Развивается парикмахерское искусство: букли, шиньон; кулинарное и кондитерское искусство: десерт, сосиски, филе, фрикадели, карамель, мармелад и многое другое.


Кроме того, русское дворянство знакомится в эту эпоху с рядом новых игр: вист(1769), бостон, солитер, квинты и др.; развивается далее и быт общественный, поэтому заимствуются новые слова: карусель, клуб. Углубляется и знание западноевропейских реалий: отель, тротуар и др.


Все эти слова представляли собой довольно широкий пласт лексики, выполняющей важную роль в системе русского литературного языка XVIII века. Только с XVIII века эта лексика начала активно использоваться в художественных произведениях.


Лексика бытовой сферы в литературных памятниках XVIII века отображает предметы и явления повседневного русского быта в процессе исторического и языкового развития.


Глава
II
. Происхождение лексики бытовой сферы и ее функции в комедиях И.А. Крылова «Подщипа», «Пирог», «Урок дочкам», «Модная лавка»


2.1. Лексика бытовой сферы с точки зрения ее происхождения.


С осени 1797 года Крылов поселился в селе Казацком (Киевской губернии). Там он написал комедии «Подщипа» и «Пирог»


Для своего произведения «Подщипа» (другое название «Трумф»), жанр которого он определил как «шуто-трагедию», писатель нашел очень удачную форму: «сочетание принципов народного театра, народных игрищ с формой классической трагедии» [1, с.364]. Пьеса, по мнению большинства современников Крылова и позднейших исследователей его творчества, представляла собой сатиру, карикатуру на режим Павла I.


В царе Вакуле и в немецком принце Трумфе драматург едко осмеял российское самодержавие в двух его вариантах: в допетровском, старомосковском виде (царь Вакула), и в новейшем императорском, петербургско-гатчинском (принц Трумф).


В комедии «Пирог» пародировался сентиментализм, идиллическое приукрашивание действительности. В этой комедии Крылов высмеял помещицу Ужиму, воспитанную на сентиментальной литературе и говорящую чувствительными сентенциями. Ужима не желает называться Маланьей Сысоевной. Она корчит из себя сентиментальную, восторженную героиню. Желая выдать дочь за нелюбимого человека, она в то же время рисует чувствительную картину того, как будет утешать «несчастного любовника» дочери: «Мы станем читать с ним вместе элегии, где бы была ночь, луна, звезды и блестящая слеза… Ах! Я воображаю, что мы с ним зачувствуемся!» однако Ужима весьма практична и отличается нелепым самодурством, отнюдь не вяжущимся с ее наигранной чувствительностью.


В 1806 – 1807 годах Крылов пишет две комедии «Модная лавка» и «Урок дочкам». Эти драматические произведения, имевшие громкий успех у тогдашних зрителей, проникнуты были горячим патриотическим чувством, стремились возбудить в русском обществе любовь и уважение к своей национальной культуре.


В этих комедиях Крылов достигает большой жизненной правды, метко и весело показывая естественное провинциальное дворянство, благоговеющее перед всем иноземным и в результате своего легковерия дурачимое и обираемое иностранными проходимцами.


Многие мотивы «Модной лавки» предвосхищали осмеяние «галломании» в «Горе от ума» Грибоедова.


В «Модной лавке» и «Уроке дочкам» характеры персонажей более жизненны по сравнению с прежними пьесами Крылова.


Враг всякой иностранщины, «степной помещик» Сумбуров («Модная лавка»), его жена – провинциальная модница и поклонница «модных лавок», служанка Маша наделены живыми чертами, показаны с подлинным юмором. Комизм положений, выразительная разговорная речь, меткие, остроумные характеристики делают эту комедию не устаревшей до нашего времени.


В «Уроке дочкам» смешные и нелепые претензии завзятых провинциалок – помещичьих дочек Феклы и Лукерьи – изъясняться лишь по-французски и следовать столичной моде, осмеяны особенно язвительно. Провинциальных жеманниц дурачит слуга проезжего столичного франта. Продувной расторопный Семен с успехом выдает себя за французского маркиза, и провинциальные модницы остаются от него без ума.


Следует особо отметить характерную черту комедий Крылова И.А. – сочувственное изображение слуг, которые своей сметливостью, естественностью чувств и поступков противопоставлены глупым и спесивым господам.


Персонажи комедий действуют в различных ситуациях, в том числе и «бытовых», поэтому слов, называющих предметы бытовой сферы, в произведениях довольно много. Методом сплошной выборки мы отобрали из текстов 207 таких слов.


Их можно объединить в 13 тематических групп. Перечислим их:


наименования кушаний, пищи (23 слова);


наименования предметов домашнего обихода (34 слова);


наименования строений и их частей (26 слов);


наименования одежды, ее деталей и украшений, обуви (31 слово);


наименования обычаев, обрядов, развлечений (27 слов);


наименования «предметов», украшающих внешность человека (17слов)


наименования музыкальных инструментов (6 слов);


наименования напитков (5 слов);


наименования мебели (6 слов);


наименования денег (13 слов);


наименования профессий (9 слов);


наименования средств передвижения и их деталей (5 слов);


наименования птиц (5 слов).


Рассмотрим, как распределяются слова в каждой из этих тематических групп по происхождению.


Большинство слов, называющих кушанья, являются (по данным «Краткого этимологического словаря русского языка») исконно русскими: хлеб, калач, щи, хрен, кулебяка, пироги, блины, ватрушка, сочень и др.


« Да… постой же! Не ты ли прислал нам пустой пирог и в письме своем сравнениями с пирогом очень ясно делал отказ нашей дочери и притом очень глупо шутил над нами?» [ 34, с. 283].


«Ах! Я уж давно в него всматриваюсь. Я уж, Дашенька, три дня ел, право, один хлеб» [34, с. 249.]


Встречаются наименования, состоящие не из одного слова:


«Извольте вы хотя телячью ножку скушать» [32, с. 292];


«Насилу съесть могла с сигом я кулебяку» [32, с. 292];


«А я лишь выборный люблю везде кусок:


Петушьи гребешки, у курочки пупок» [32, с. 296].


Из 23 слов этой группы лишь 7 являются заимствованными. Так, слово пища представляет собой старославянское заимствование, вытеснившее русское пича [29, с.340]. Заимствованное из финского слово салаха [29, с.399] в тексте употребляется в виде суффиксальных образований салакуша, салакушка:


«… я послал в Совет салакушки да водки» [32, с 306].


«… разъел салакуш банку…» [32, с. 306].


Наиболее поздним из заимствований данной группы является слово устрицы. Оно появилось лишь в XVIII веке из голландского языка [29, с.468].


Начинка – общеславянское. От чинить. Древнерусское чинити восходит к праславянскому Ciniti «совершать разного рода действия». В современном глаголе чинить и его производных отражаются исходное и последующие значения, в частности, «заполнять пустое место» (начинить пироги) от которого с суффиксом –ък- -а- образовано существительное. Начинъка > начинка «то, что кладут внутрь пирога» [31, с.485]


«Извините, мои сравнения были бесподобны, для того что начинка была прекрасна» [34, с.283].


Группа слов, называющих предметы домашнего обихода, представлена 34 словами, среди которых семь являются заимствованными. Это слово штоф. Оно имеет два значения: «вид ткани» и «посуда, мера жидкости»:


«Штоф роспил вейновой, разъел салакуш банку» [32, с.306]


В таком значении слово заимствовано из нижненемецкого языка [28, т.IV, с. 479].


Одно из слов данной тематической группы является итальянским заимствованием; это слово бумага, которое в контексте употребляется во множественном числе. Вот что мы узнаем из словаря М. Фасмера:


«Бумага – была ввезена в Россию в XIV в. из Византии и Италии и в основной своей массе итальянского происхождения. По-видимому, слово бумага произошло вследствие диссимиляции из * бубага, а не из *б бага, т.к. носовые гласные были заменены уже в Х в. звуками у,'а.


Восходит в своей этимологии к итальянскому bombagio, из которого можно объяснить древнерусский бумажный.» [ 28, Т.I. с. 240.]


«Хоть, кажется, у нас смирно и никаких грабежей не слыхать, но ничего нет невозможного; мы тотчас дадим знать, куда должно, и все способы будут употреблены сыскать воров и возвратить вам ваши вещи и ваши бумаги» [33, с. 116.].


Далее представлены слова, заимствованные из тюркского, польского, немецкого, французского и английского языков.


Карандаш – из тюркского *karadas «черный камень.»[ 28, Т.II. с.192.]


«Подай-ко письмо. - Что это? Не подписано, не запечатано! Грубиян! (Развертывает.) И карандашом!»[34, с. 270].


Календарь – вероятно, через польское kalendarz из латинского calendarium.[28, Т.II. с. 166.]


«…знаешь – все на иностранный манер, и сеет и жнет все по немецкому календарю» [34, с. 302].


Салфетки – из немецкого salvette. В России со времен Петра I. [28, Т.Ш. с. 551.]


«Делай только то, что я велю. Сложи вчетверо салфетки две» [34, с. 250.]


Тарелка – немецкое teller, средне – верхне – немецкое talier «тарелка». В русских памятниках отмечается с XVII в. образовано с уменьшительным суффиксом –ък- -а от устаревшего таръель «тарелка», которое зафиксировано в памятниках начала XVI в. и возникло в результате перестановки – р в несохранившимся талър.[30, Т.II, с.232.]


«Положи их на тарелку» [34, с.250.].


Журнал – из французского journal «ежедневное известие, весть [28, Т.ІІ. с.68].


«Книги, сударыня? Да разве вы забыли, что у вас только и книг было, что модный журнал, и тот батюшка приказал выбросить…»[33, с.115]


Спирт – из английского spirit «дыхание, дух». В России слово появляется со времен Петра І [29, с.404].


«Я брошусь за спиртом..» [34, с.329.]


Остальные слова данной тематической группы являются общеславянскими или образованы в более позднее время от общеславянских основ при помощи суффиксов: кол, нож, жернов, вертел, цепь, горшок, чашка (от чаша), пузырь (от пузо), гребенка (от гребень), спичка (от спица), зеркало, банка, кружка, подушка, трубка, потники, скатерть, бритва, ключ.


«Вынь же карманный ножичек, коли есть». [34, с.250].


« Сестрица, маркизу жестко! Даша, подай подушку!» [33, с.121].


«Ну, наточил же я ножик! Как бритва!..» [34, с.268].


«Ключ! Какой ключ! Что вам надо? У меня нет никакого ключа» [34, с. 356].


Также выделяем исконно русские слова, зафиксированные в «Этимологическом словаре русского языка» М. Фасмера», среди которых постель, письмо, пяльцы, ложка, прибор.


«Приметила ль ты, как он был в креслах; ну можно ли свободнее лежать у себя в постели?» [33, с. 125].


«Дашенька, поди на крыльцо и стереги; как скоро приедут Хопров и Танин, прелестные наши женишки, отдай им эти письма; а мы здесь поговорим с маркизом» [33, с.131].


«Что ж, посадил за книги и за пяльцы» [33, с. 101].


«…да нет ли у тебя ложки?» [34, с.252]


«Как нет? Со мною четыре прибора» [34, с. 252].


«Я брошусь за спиртом..» [34, с.329.]


Хозяйство – восточнославянское.


«Ахти! Никак, заставил модниц учиться деревенскому хозяйству» [33, с.100].


В группе слов, называющих строения и их части, тоже мало заимствований. Это пришедшие из тюркских языков в древнерусский период слово сарай, [29, с.401] заимствованное из среднегреческого слова палата (в значении «дом, дворец») [29, с.323] и позднее заимствование из польского кухня, которое фиксируется в памятниках письменности с XVIII века [29, с.230]. Наряду со словом кухня в комедии употребляется собственно русское образование – существительное стряпушья:


«Кухарка, чай, давно в стряпушьей ждет за мной» [32, с. 295].


В.И. Даль определяет его значение так: «Стряпущая, стряпная – «кухня, поварная» [22, т. IV, с. 346]; то есть помещения, где готовят пищу, стряпают. Из слов, относящихся к анализируемой тематической группе, можно назвать также существительные печь, окно, жилье, дом, палатка, башня, дворец, столовая, спальня, покои, двор, двери, дрова, лестница, лавка.


Все это исконно русская лексика, появившаяся либо в праславянский период (печь, окно, дом), либо в более позднее время.


«Даша! Господа поворотили на птичий двор» [33, с. 98.]


« Ротозей, что стоишь? Иди, отвори двери» [34, с. 306.]


«Ба! Да вон мужик дрова рубит. Допытаюсь у него хорошенько» [34, с. 246.]


«Послушай, по этой лестнице…» [33, с. 98.]


«Однако ж, сударь, если уж это необходимо, так приезжайте тосковать в нашу лавку»[34, с.291]


Так, слово дворец представляет собой суффиксальное образование от двор [29, с.121]. Слово башня образовано с помощью суффикса –н(я) на основе заимствованного из польского языка башта [29, с.38]. «Словарь русского языка XVIII века» фиксирует обе формы этого слова (башня и башта), но первая из них вероятно была более употребительной. Именно от нее образовались другие слова: башенка, башенный, башенно [24, вып.1, с. 153].


Одно из слов этой группы заимствовано из французского языка. Это слово – магазин. [28, Т.II. с.554.] В тексте оно представлено в форме магазейны. Вот что по этому поводу находим в словаре П.Я. Черных: «На русской почве слово появилось в начале XVIII века одновременно в двух формах: магазейн и магазин, но с одним значением: «склад, место хранения продовольств, запасов для армии.» Первая форма в письменных памятниках начала XVIII века встречается чаще. Употребление формы магазейн, (но уже в смысле «торговое помещение») было возможно еще в 30-х годах XIX века. К этой форме восходит диалекты магазей, магазея. Форма магазин (со значением «склад») в словарях отмечается с 1731 года. [30, Т.1, с.500-501.]


« Да сколько раз, сестрица, в магазейнах принимали нас за природных француженок» [33, с. 110.]


Следующие два слова заимствованы из польского языка.


Библиотека – 1-е заимствование из польского biblioteka. 2-е из греческого.


В России со времен Петра I. Раньше, а также еще в XVIII в. употреблялось вивлиоqика. [28, Т.1. с. 164.]


«…А из его библиотеки книг вы не читаете…» [33, с. 115.]


Цирюльня – заимствовано из польского в начале XVIII века. [29, с. 480.]


«Я уж придумал, как делу быть: открою цирюльню, или лавочку с пудрой, помадой и духами.» [33, с. 130]


Церковь – по происхождению представляет собой форму В.п. единственного числа от цьркы – «церковь»: цьркъвь. Существительное цьркы является, вероятно, заимствованием через посредство готского языка из греческого (kyrikon – «господне» от kyrion– «господь»). Слово пережило на славянской почве изменение к в ц. [29, с. 485.]


«Ну, в добрый час. Слушай же, что я вздумал: видишь ли ты вон эту церковь?» [ 34, с.264]


Кабак – из нижненемецкого диалекта kabake. В России это слово с 1563г. [29, с.181.]


«Давнишний приятель изволил пожаловать нам с Сенькой на водку да указал кабак» [34, с.308.]


Из слов следующей тематической группы наиболее древним из заимствованных является слово башмаки: по данным «Краткого этимологического словаря русского языка», это древнерусское заимствование из татарского [29, с.38]. В XVIII веке оно, очевидно, входило в активный словарь, о чем свидетельствует большое количество производных от него слов (башмачонки, башмачный, башмачник, башмачничать, башмачок и др.), зафиксированных в «Словаре русского языка XVIII века [24, вып. 1, с.153].


«Твой забул, как на Париш без башмака пегал на улис» [ 34, с. 322.]


Еще два заимствования из тюркских языков относятся к XIV и XV векам: чулок [29, с.497] и кафтан [29, с.191].


«Взгляните, маркиз, что за кафтан…» [33, с. 125.]


Позднее были заимствованы слова фижмы (из польского, в которой это слово пришло из средневерхненемецкого) [28, т. IV, с. 193] и жабо (из французского, в 18 веке) [29, с.140].


Среди исконно русских слов, относящихся к этой группе, большинство являются производными. Они образованы либо суффиксальным способом (белье, сапоги, подкладка, платьице, подвязки, рубашка, карман, шляпка, рукавички, булавочки, выкройка, ), либо путем сложения (телогрея). Слово фуфайка является собственно русским, образовано предположительно «на базе заимствованного из итальянского языка fofa-, теплая рубашка» [29, с.475].


« В три месяца бог знает, как низко выкройка спустилась.» [33, с. 104].


«Что день, то новая шляпка; что бал, то новое платье…» [33, с.100.]


«Посмотри, что за платье, что за рукавички…» [33, с.113.]


Сарафан – заимствовано с Востока через тюркский sarapa(i). [28, Т.ІІІ. с. 561.]


«Правда ли, что здесь стали сарафаны носить» [34, с. 293]


Тули (тулья) – основная часть шляпы, шапки, фуражки без околышка, полей, козырька.[25, Т.IV, с.424.]


«Покажи-тко мне тули и петинеты» [34, с. 294].


Туалет – «наряд, одежда». Заимствовано из французского языка в XVIII в. Французское toilette по этимологии значит «лоскут ткани». Это уменьшительная форма с суффиксом –ett- от toile «ткань». Отсюда дальнейшее значение слова: с одной стороны, «то, что сделано из ткани» > «одежда, наряд», с другой – «покрывало для столика, за которым одеваются.» [31, с.438.]


« Боже мой! Когда вообразишь теперь молодую девушку в городе, - какая райская жизнь! Поутру, едва успеешь сделать первый туалет, явятся учители: танцевальный, рисовальный, гитарный…» [33, с. 105.]


Уборы – убор все, что идет на украшенье, наряд, праздничное платье, убранство. [22, с.458]


«…хоть покажите мне пока их уборы» [34, с. 296]


Галуны – кант, серебряное шитье. Из французского gallon «борт одежды».[28, Т. 1. с. 390.]


«Взгляните, маркиз, что за кафтан: я думаю, на нем одних галунов полпуда!» [33, с.124]


Кусок шитой кисеи – тонкая прозрачная ткань, первоначально – из индийской крапивы, затем из хлопка. Заимствовано из турецкого kasi «раскроенная материя». [28, Т.II. с. 239.]


«Девушки! подите кто-нибудь сюда, возьмите эти два куска шитой кисеи и отдайте их человеку» [34, с.319].


Кружева – восточнославянское. В памятниках отмечается с XIII века в форме круживо. Образовано, вероятно, от кружести с помощью суффикса иво, изменение и в е произошло в условиях безударного положения звука в слове и закрепилось в орфографии. [29, с.222.] Но совершенно противоположное мнение мы находим в словаре М. Фасмера: «судя по древности свидетельств скорее от круг, чем заимствованное. [28, Т.II. с.385.]


«Покажи-тко мне, душа моя, самых лучших… кружев» [34, с. 293]


Чепцы – общеславянское.


«Барыня, чепцов-то, чепцов-то здесь! У нашей городничихи столько нет!» [34, с. 292]


Шаль – из английского. Долгий платок на плече. Некогда турецкая шаль была в большом ходу. [22, с. 620.]


«Принеси мне поскорей пунцовую шаль» [33, с.113]


Ленточки – из позднегреческого языка «полоса льняной ткани». В форме лента со значением «тесьма», «бант» встречается с начала XVIII в. [30, Т.1, с.475.]


Булавочки – в русском языке это слово известно с начала XVII в.


От булава, которое заимствовано из украинского языка с 1-ой половины XVIII в., в словарях отмечается форма, образованная от слова булава с суффиксом –к- , а уменьшительная форма булавка в значении «вид иглы с головкой на тупом конце». [28, Т.1. с.237]


« Ни одной ленточки, ни одной булавочки» [34, с.306].


Маншети (манжеты) – от французского manche, из латинского manika - «длинный рукав туники». С глухим шипящим встречается в Петровское время. [30, Т.1, с.508.]


« Так ты, миленькая девушка, будешь чинить маншети?» [33, с.128]


Материя – из латинского material. В России со времен Петра I. [28, Т.ІІІ. с. 581.]


« Я будет для вас выбирай сама карош материя» [34, с.326].


Мундир – восходит к немецкому montierung. В Петровское время слово мундир употребляется, во-первых, наряду с мундирок, и эту форму (морфологически осмысленную) можно рассматривать как старшую. Во-вторых, это слово, первое время в XVIII в. употребляется, как собирательное существительное и склонялось лишь в единственном числе. [30, Т.1, с.508.]


« Тут найдутся люди в мундирах, должностные…» [34, с. 350].


Салоп – из французского salope «вид верхней женской одежды». [28, Т.ІІІ. с.550.]


« Антропка, салоп барыне» [34, с. 306].


Товар – заимствовано из уйгурского tavar (имущество) [28, Т.IV, с.67.]


«Я пошел выбирать товар для мадам» [34, с.326.]


В следующей тематической группе приблизительно в равных количествах представлены заимствованные и исконно русские слова, называющие развлечения, обычаи, занятия.Так, слово танец пришло в русский язык в XVII веке [29, с.436], бал – в начале XVIII века из французского [29, с.33], оттуда же заимствовано слово карнавал [28, т.IV, с.201]; в разных фонетических вариантах и в разное время появилось слово музыка («мусикия», ХII век, из латинского или греческого; «музыка», XVII век, из польского; «музыка» – под влиянием немецкого языка) [29, с.275-276].Как видно из словарных данных, поздними заимствованиями, а в комедии их употребляет немецкий принц Трумф:


«На карнафаль» [32, с. 296];


«Мой путет бал тафаль» [32, с.297];


«Фикляра, фокуса тебе на кашта шас» [32, с. 297].


Несмотря на то, что эти слова были недавними заимствованиями, они уже вошли в активный словарь русского языка. Так, например, в «Словаре русского языка XVIII века» отмечены прилагательные бальный, баловый, образованные от существительного бал, а также многочисленные словосочетания с ним: «бал простой, маскарадный, публичный» [24, вып. 1, с. 139].


Наименования развлечений, занятий, обычаев, свойственных русским (свадьба, ужин, катанья, качели, жмурки, масляна, завтрак, обед, сочельник, обычай, именины, свидание, приданое, собрание и др.). Многие из этих слов употребляют «русские» персонажи:


«Делили все мы с ним забавы меж собой:


Катанья в масляну, качели о святой;


Друг без друга, увы! мы в жмурки не играли» [32, с. 293].


И к свадьбе пиво он скорей велел варить» [32, с. 293].


«Завтрак будет хоть куда. Нечего греха таить, я и сам люблю такое гулянье, где бы попить и поесть…» [34, с. 248.]


« Потом едешь обедать и за столом с подругами ценишь бабушек и тетушек; после домой – и снова займешься туалетом, чтоб ехать куда-нибудь на бал или в собрание» [33, с. 105.]


« Экой обычай! Ну, да коли, барин, здесь на страстной масленицу справляют, так не приходится ли иногда сочельник-то святой» [34, с.299]


«Ты подкупил, говорю я, этих плутовок обмануть нас и доставить тебе свидание» [34, с. 331.]


Бильярд – с 1720 года. Принимая во внимание ударение, слово итальянского происхождения, можно считать заимствование из итальянского bigliardo, а не из польского billiard или немецкого billard. Слово производится от народно-латинского bilia (доза). [28, Т.1. с.165.]


Карты (игральные) – заимствовано в XVIII веке из польского языка karta – «карта» через посредство итальянского carta восходит к латинскому charta – «лист египетского папируса, бумага» и далее к греческому chartes. [29, с.189.]


«Ни во что, кроме карт, да в бильярд между делья» [34, с. 288].


Венец и венчание – слова общеславянские.


« Нет, нет, просто у березовой рощи… да что до этого за нужда? – А вот в чем дело: я приготовил там попа, и как Фатюев приедет, то мы тотчас его обвенчаем» [34, с. 265.]


« Полноте, оставьте ваши нежности к венцу» [34, с. 327.]


Замужество – общеславянское. Наречие замуж возникло в результате сращения предлога за (< *za) и древней формы винительного падежа единственного числа существительного мужь <*mozь, когда эта форма у одушевленных имен совпадала с именительным падежом (иду за мужь), а не с родительным падежом, как в настоящее время (иду дежурить за мужа). [31, с. 137.]


«…Отец их со службы приехал наконец в Москву и захотел взять к себе дочек – чтоб до замужества ими полюбоваться» [33, с. 100]


Именины исконно русское слово. Обращаясь к «Толковому словарю живого великорусского языка» Даля В.И. находим такое толкование: день ангела, соименного кому святого. Пиршество в день этот. [22, с.43.]


«Она, сударь, все видела и все знает. Приказала вас поздравить с молодыми и просить, нельзя ли нынешний день отпраздновать вместе: ведь ныне, сударь, ее именины» [34, с. 285]


Приданое – русское. В.И. Даль в своем словаре так толкует это слово: богатство невесты, что за нею идет по наследству или в дар от родных. [22, с.410]


«Я приберу его для себя в приданое» [34, с.104.]


Пиявицы (диал.) – пиявка – русское. В контексте это слово употребляется во втором своем значении, так говорят о том, кто живет за счет чужого труда, ведет паразитический образ жизни. [25, Т.III, с.129.]


«При людях? Здесь люди? Нет, это пиявицы, которые сосут нашу кровь, обманывают нас…» [34, с.303]


Пост – из древневерхненемецкого fasto «пост». [28, Т.ІІІ.с.340.]


«Ну, да пирог! Кабы да не страшно, так бы поразведался с ним слегка, а то, право, досадно. Господам будет около него масленица, а мне, стоя за ними, великий пост» [34, с.248]


Собрание - исконно русское. Помещение, где собирается какое-либо определенное общество. [25, Т.IV.с. 171.]


«После домой – и снова займешься туалетом, чтоб ехать куда-нибудь на бал или в собрание» [34, с. 105.]


Лексика, называющая «предметы», украшающие внешность человека. Слово парик пришло в Петровскую эпоху из немецкого языка [29, с.327], слова букли и тупей – французские заимствования XVIII века [29, с.62, 455]. К исконно русским относятся слова борода, усы, коса, подкоски, накладочки, наряд, сережка. Слова данной группы обозначали новомодные явления русской действительности, характерные для XVIII века.


«А вот она какова, что они бы теперь вынули последнюю сережку из ушка, лишь бы только посмотреть на француза» [33, с. 102.]


«А мы об нарядах ни слова…» [34, с.296]


«Посмотрите, сударыня, эти накладочки» [34, с.294.]


Духи – из французского parfum «приятный запах», «духи». В русских словарях фиксируется со 2-й половины XVIII века. [29, с.135.]


Пудра – из французского poudre от латинского pulvis. [28, Т.ІІІ.с.402.]


Помада – из немецкого pomade, из французского pommata: латинское pomum «яблоко», т.к. изначально для приготовления этой мази употребляли яблоко. [28, Т.ІІІ.с.322.]


« Я уж придумал, как делу быть: открою цирюльню, или лавочку с пудрой, помадой и духами» [33, с. 130.]


« Вольно же носить к нам помады» [34, с. 308].


Румяна – древнее славянское слово – рдеть «краснеть, выделяться своим красным цветом». Современная его форма развилась из древне-русского ръдъти «рдеть вследствие исчезновения слабого ъ и изменения в русском языке ъ в е. Древне-русское ръдъти происходит от праславянского *rъdeti «краснеть» из индоевропейского *roudh –«красный».


От существительного ruda «красная» в праславянский период образовано с суффиксом –men-ъ прилагательное *rudmenъ «румян», уже в древнейший период в этом слове произошло упрощение группы согласных dm>m, а позднее в древнерусский осуществилось изменение –men в мян (переход е(ъ) в ‘а (графическое я), отсюда, румяна «краска для лица».[28, Т.ІІІ.с.517.]


«Нет, нет, останемся лучше так. Даша, дай румяна» [33, с. 114.]


Бельмы – общеславянское.[29, с.42.]


«Ротозей! Распусти бельмы-то!» [34, с.291]


Из 6 названий музыкальных инструментов 4 слова являются заимствованными: кларнет – из французского языка [28, т.IV, с.244]; флейта – немецкого или голландского происхождения, появилось в XVII веке [28, т. IV, с.199]; барабан - тюркское заимствование [28, т. 1, с. 122];


тимпан – греческое [28, т. IV, с. 53]. Два слова являются исконно русскими и называют старинные русские музыкальные инструменты. Это гудок и волынка. Оба слова представляют собой суффиксальные произ

водные: гудок от «гудеть», волынка от «Волынь» [29, с.90].


В комедии «Подщипа» эти слова встречаются в речи разных персонажей. О первых четырех музыкальных инструментах говорит немецкий принц Трумф, который собирается развлечь царевну Подщипу:


«О мусык слафна наш!На кларинет тепе икрай я путит марш;Тва тонка флейтошка, та толста тфа тимпана,Симфонья на опет нам стелай с парапана![32, с. 297].


Два других музыкальных инструмента упоминает гофмаршал дворца царя царя Вакулы Дурдуран:


«И нанял на вечер гудок да две волынки» [32, с. 294].


В тематическую группу « Напитки» включаются слова пиво, водка, кофе, чай.Первые два слова являются исконно русскими. В комедиях они называют напитки, которые пьют на русской свадьбе


«…к свадьбе пиво он скорей велел варить» [32, с.293];


или предлагают кому-либо, чтобы ускорить решение вопроса:


«…чтоб им предать охотки, Так я послал в Совет салакушки да водки» [32, с. 306].


Так говорит (в комедии «Подщипа») царь Вакула о членах Совета, которым предстояло решать, как одолеть Трумфа.


Кофе – слово, заимствованное в XVIII веке из английского языка. Этот напиток употребляет принц Трумф [32, с. 196].К наименованиям напитков относится и слово кисель, общеславянское по происхождению [29, с.195]. Однако в комедии «Подщипа» оно употреблено в составе фразеологического оборота дать киселя, имеющего значение «ударить кого-либо сзади коленом» [29, с.51]:


«Частехонько – ну срам! – немчина веселя,


Под царский, слышь ты, зад дают мне киселя!» [32, с. 302].


Чай – заимствовано из тюркского языка. [29, с.487.]


«Никак, сударыня! Она кушает чай, я не смею ей доложить» [34, с. 296.]


В тематической группе «наименования мебели» шесть слов.


Шкап – заимствовано из немецкого. Род ящика с затворами, с полками или вешалками. [22, с.637.]


«Аннушка, выберите все из этого шкапа.» [34, с.344].


Кресла (кресло) – исконно русское.


«Приметила ль ты, как он был в креслах; ну можно ли свободнее лежать у себя в постели?» [33, с. 125].


Стол – общеславянское. Образовано с помощью темы ъ при чередовании е//о в корне слова от глагола стелити, стьлати > стлать «раскладывать что-либо по поверхности. Следовательно, стол первоначально то, что простирается «подстилка», а затем «покрытое чем-либо возвышение» > «род мебели».[28, Т.ІІІ.с.764.]


«Нагнись же – ты будешь мне за место письменного стола» [34, с.257].


Стул – древнерусское заимствование из германских языков. [29, с. 430.]


«Да я, сударь выпросил у приказчика этой деревеньки из барского дома стол и стулья для вас» [34, с. 266.].


Сундук – татарское (укладка, вольный ящик, с крышкою на навесках, обычно с замком, нередко основанный и со скобками).[28, Т.III. с. 803.]


«Будто я знакома с маркизами? Кроме похождения маркиза Глаголь, которого третий том у меня в сундуке валяется, я ни одного маркиза не знаю» [34, с. 128]


К наименованиям денежных единиц относится древнерусское слово рубль и более позднее суффиксальное образование от него рубличек, полтинник [32, с. 307].


Вексель – из немецкого (wechsel – «обмениваться»; собственно «обмен». В русском языке употребляется с начала XVIII века: «письменный денежный документ, заключающий обязательство уплатить определенную сумму денег» [30, Т.1, с.139.]


Счет – от чет. Общеславянское. Современное слово развилось из древнерусского чьтъ «пара» вследствие утраты слабого -ъ, ь>е и последующие изменения под ударением е>'о (графическое е). Существительное чьтъ является, по всей видимости, параллельным образованием к чета. От существительного чьтъ «пара»> «парное число»> «число», исчисление» по типу приставочных глаголов образовано производное счет «результаты подсчетов».


«На умного человека столько векселей и счетов поступило и из этих лавок, что умному человеку придет скоро жить одним умом» [34, с. 304].


«Боже мой! А счет еще не сделан» [34, с. 339.]


Деньги – что же касается происхождения этого слова, поясняется в «Историко-этимологическом словаре» П.Я. Черных: «Слово, несомненно, заимствованное, но история его в подробностях неясна. Можно думать, что в русский язык это слово попало из тюркского языка.» [30, Т.1, с. 241.]


«Мы эдак ничего не узнаем до завтра; надобно, чтоб сперва из нас один, а там другой рассказал свое похождение, с тех самых пор, как мы с тобой в Москве разочли, что нам, несмотря на то, что мы, кажется, люди вольные и промышленные, а нечем жениться, и пустились каждый в свою сторону добывать денег» [33, с. 96.].


Жалованье, столовые – эти слова исконно русские. Вот, что мы узнаем из «Толкового словаря живого великорусского языка» В.И. Даля: «Определенная плата за службу деньгами, а иногда и съестными или другими припасами; оклад, содержание. На службе правительства содержанием называли все получаемые оклады вместе, т.е. собственно жалованье и прибавочные: столовые деньги. [22, с. 525.]


Содержание – средства, выдаваемые кому-либо для обеспечения его существования. [25, Т.IV.с.180]


«Я, право, тебе дам жалованье и содержание хорошее» [34, с. 317].


«И вот уж месяца два не получал я своих столовых» [34, с.249.]


Копейка – русское.


«…и я даю честное слово, что ни одна французская душа моей копейки в глаза не увидит» [34, с. 304.].


Кошелек – русское.


«Ты знаешь, что я, в Москве принявшись к Честону, поехал с ним в Петербург; там любовь и карты выцедили кошелек его до дна…» [32, с. 98.]


Книжка – бумажник, сумка для бумажных денег. [22, с. 125 ]


«Намерен дожидаться до завтра, вот видишь ли ты эту книжку, она мне теперь тяжелее пудовой гири.» [33, с.341.]


Контрабанда – из французского contrebande от contra «против» bando «распоряжение». В России с эпохи Петра I. Тайный провоз или перенос через государственную границу товаров, ценностей и т.п., обложенных пошлиной или запрещенных.[25, Т.II, с.93.]


«Порадуйтесь: у них нашли контрабанду» [34, с. 352.]


Следующая тематическая группа, объединяет в себе слова, обозначающие профессии людей. Причем, только три слова – русские: кучер, лазутчик, учитель.


«Поутру, едва успеешь сделать первый туалет, явятся учители: танцевальный, рисовальный, гитарный…» [33, с. 105.]


Лазутчик – за толкованием этого слова обратимся к словарю В.И. Даля. Вот какое толкование он дает: «лазутничать, быть лазутчиком,-чицею, заниматься лазутничеством, соглядать, шпионить, высматривать, подслушивать и передавать, выведывать и переносить. [22, с. 235.]


«…пойду и подошлю лазутчика к кучеру…» [34, с. 300]


Джокей – (джок) «молдавский танец» из румынского joc «пляска»


Джокъ молдавская пляска. И русские говорят: ходить джоком, жоком. [22, с. 434].


Каретник – из польского языка. Польское kareta – «карета» через посредство итальянского caretta восходит к латинскому carrus – род телеги. [29, с.189.]


«Джокей! Проводи немножко лошадей. Прекрасный карикль! Лишь женюсь, заплачу каретнику…» [34, с. 254.]


Лекарь – общеславянское.


«Только эта горячка прибыльна мне, а не лекарям» [34, с. 345].


Поп – из древневерхненемецкого pfafo «поп, священник.» [28, Т.ІІІ.с.326.]


«А вот в чем дело: я приготовил там попа…» [34, с. 265.]


Гувернантка – из французского – надзиратель за детьми, воспитательница. [22, с. 405].


«Кажется, мадам Григри, которая была у тетушки нашею гувернанткою, ничего не упустила для нашего воспитания» [33, с. 109.]


Эта тематическая группа представит нам слова, обозначающие средства передвижения и их детали.


Козлы – заимствовано из польского koziof «козлы на повозке.»[28, Т.ІІ.с.278.]


«Как же, сударь, я уже догадался, что здесь не останетесь, и кучеру велел на козлы сесть» [34, с. 344]


Шлюпка – из голландского языка. Это слово использует Семен в комедии «Урок дочкам», где он сравнивает свое «серсе» с большой шлюпкой.


«…когда великие туши с приткою молниею, несносные для всякого шувствительного серса, которое серса подобно большой шлюпке на морских волнах катается, кидается и бросается из педы на горе…»[33, с.118].


Карета – заимствовано из польского языка. Польское kareta – «карета» через посредство итальянского языка caretta восходит к латинскому carrus - род телеги.[29, с. 189].


«Перестань врать и поди лучше к карете» [34, с. 301]


Корабль – из греческого. Греческое karabion, karabos – «корабль» в общеславянском языке было осложнено суффиксом – j -. Тюркское посредство обусловило передачу греческого b через в; отсюда у восточных и южных славян развилось бл’<*bj) [29, с. 211].


«Посмотрите, сударыня, на эти накладочки, мы их с последними кораблями прямо из Парижа получили» [34, с. 294.]


Почта – из латинского. В России с 1669 года.


«Не думал ли я, скакав по почте как угорелый…» [33, с. 95.]


Облучок – собственно – русское.


« А разве это не чудо, Дашенька, что меня на всем скаку сонного сбрасывало с облучка раз десять…» [ 33, с. 99].


В тематическую группу, объединяющую наименования птиц, входят 5 слов. Одно из них собственно – русское – куры; 3 из них общеславянские: куропатка, сокол, ворона, а вот слово попугай заимствовано из голландского языка в котором papegaa через посредничество романских языков к арабскому babagha. [29, с. 354].


«Иван! Пирог, верно, с куропатками?»[34, с. 268]


«И мы их за простых кур съели!» [34, с. 268]


«Я рад, что вышло по пословице: ворона с места, а сокол на место…» [34, с. 279.]


«Ну да вить ты слышала, как говорит наш попугай Жако?»[33, с. 107].


Обобщая наблюдения над происхождением лексики бытовой сферы в комедиях И.А. Крылова «Подщипа», «Урок дочкам», «Пирог», «Модная лавка», можно сказать, что среди этих слов преобладают исконно русские образования: 118 единиц из 207. Исконно русских слов больше всего среди наименований предметов домашнего обихода (26 из 34), наименований строений и их частей (16 из 25), наименования кушаний (16 из 23).Заимствования преобладают среди наименований музыкальных инструментов (4 из 6); названий обычаев, развлечений (6 из 14).


Больше всего заимствованных слов из германских и французского языков (29 единиц), из тюркских и греческого языков (по 5 слов). Одним-тремя заимствованиями представлены старославянский, польский, греческий, голландский, финский, английский, итальянский, татарский, латинский, уйгурский языки. Наиболее ранними являются заимствования из тюркских языков, старославянского, греческого. Большая часть слов, пришедших из немецкого, французского языков, появилась в памятниках письменности лишь в XVII-XVIII веках.


2.2. Особенности функционирования лексики бытовой сферы.


Бытовая лексика выполняет в комедиях И.А. Крылова разнообразные функции. Одной из них является функция самохарактеристики и характеристики персонажа. Употребляемая героями пьес бытовая лексика дает представление о их увлечениях, занятиях в повседневной жизни, позволяет судить о том, что для них является наиболее важным.


Царь Вакула (в пьесе «Подщипа»), например, готов покинуть важное заседание Совета, чтобы поиграть с кубарем, который подготовил ему паж. А поломка этой игрушки настолько расстроила его, что все мысли рассеялись. Эта беда представляется ему горше, чем грозящие войной враги. Главным предметом на царском Совете, вероятно, является обыкновенный стол:


Вакула


А, слышь ты, господа! Мы стол велим поставить,


Чтоб царский мой Совет, как надобно, исправить.


Да, слышь, подумаем.


Дурдуран


Скорей внесите стол [32, с. 302].


Для князя Слюняя, жениха Подщипы, гораздо интереснее слазить на голубятню, чем сидеть в Совете.


Слюняй


Надезя госудай! вить я в совет не нузен?


Вакула


Ты зелен еще, князь! Ступай и будь на ужин.


Слюняй


Так я пойду на голубятню сьязю [32, с. 303].


Царевна Подщипа любит музыку и танцы, а принц Трумф готов выполнять все ее прихоти, забыв о важных государственных делах:


Подщипа


Я музыку люблю.


Трумф


О мусык слафна наш!


На кларинет тепе икрай я путит марш;


Тва тонка флейтошка, та толста тфа тимпана,


Симфонья на опет нам стелай с парапана!


Подщипа


До танцев страстна я.


Трумф


Мой путет бал тафаль


И станет пиль тафо, кто не буль тансофаль,


Мой люпит фесел шить: скакать, плясать, ресфиться,


И палькой на дворца сконяит феселиться.


Фикляра, фокуса тебе на кашта шас,


Каметья, кукла, фсе, фсе путет пиль у нас! [32, с.297].


Со слов Даши («Пирог») мы узнаем, насколько смекалиста эта девушка, когда они с Ванькой хотят тайком вырезать начинку из пирога.


Даша


Делай только, то, что я велю. Сложи вчетверо салфетки две.


Положи их на тарелку.


Нет, это еще жестко. Подложи еще салфетки две.


Опрокинь теперь на них пирог вверх дном.


Вынь же карманный ножичек, коли есть.


Вырежь же маленькую дырочку на дне.


Ну, теперь вынимай оттоль, что попадется. [34, с. 250]


А Ванька в свою очередь признает этот факт:


А, а! Догадался! Да ты бес на выдумки! Я и сам не промах, а мне бы ввек этого в голову не пришло. Подсядем же мы к пирожку-то чинехонько. [34, с.251.]


Также со слов Ваньки мы узнаем о его трудолюбии и упорстве:


Ванька


Тьфу пропасть, все руки обломило! – Версты четыре от города тащил на себе целый воз; да еще туда ли пришел? Кажется, туда. – На четвертой версте по большой дороге вправо против сельца князя Венцкого. А не худо бы спросить у кого… [34, с. 246.]


Далее раскрывается характер Ваньки с его же слов:


Ванька


Экой пирог! Как город. Завтрак будет хоть куда. Нечего греха таить, я и сам люблю такое гулянье, где бы попить и поесть. И для того-то всегда любимая моя прогулка по обжорному рынку. [34, с. 248.]


Со слов Фатюева («Пирог») мы узнаем, что он любит в карты играть, кроме этого должник по игре:


Фатюев


Как Грубинин? Черт его возьми! Его-то мне меньше всех видеть хочется. Он мучит меня, как демон, из двух тысячи рублей, которые должен я ему по картам. [34, с. 256]


Со слов Вспышкина («Пирог») нами прослеживается конкретная ситуация, в которой он раскрывается как скупой, прижимистый человек, которому все равно где обвенчать свою дочь, лишь бы подешевле. Не считается ни с чьим мнением. Даже в дочери своей ищет выгоду:


Вспышкин


Ну, в добрый час. Слушай же, что я вздумал: видишь ли ты вон эту церковь?…


…а вот в чем дело: я приготовил там попа, и как Фатюев приедет, то мы тотчас его обвенчаем.


Ужима


Ах, какая мысль!


Вспышкин


Да, да, мысль самая умная! Мы с ним вчера бились, кто из нас друг другу более удружит. Он мне присылает на гулянье пирог, а я отплачу ему дочерью…. Я не люблю тех пышных свадеб, на которых в несколько дней столько денег издерживают, что после в год не поправишься… [34, с.265.]


Вспышкин


Ну, да пирог! – Прелестушка, мой свет! Ты у меня всегда была послушная дочь, так, верно, не откажешь ты за этот пирог заплатить такою монетою, какую я у тебя потребую. [34, с.267.]


Далее мы узнаем о противоположных нравах Вспышкина и Ужимы:


Вспышкин


Подите-тко, подите, ребятушки! Теперь-то мы плотно приберемся к пирожку. Признаюсь, что меня голод очень разбирает… Ба! Это что?


Ванька


Да я, сударь, выпросил у приказчика этой деревни из барского дома стол и стулья для вас.


Ужима


Ах, боже мой! Все испорчено: я думала, что мы просто на лужку.


Вспышкин


Мне гораздо приятнее есть сидя за столом на стуле, нежели по-турецки на полу и сложа калачиком ноги.


Ужима


По крайней мере нельзя ли стол поставить возле какого-нибудь дерева, у чистого источника.


Вспышкин


Пустое, пустое, мы и здесь поедим. – Ставь скорее. [34, с. 266.]


Вспышкин любит, чтобы к нему проявляли почтение:


Вспышкин


Подай-ко письмо. – что это? Не подписано, не запечатано! Грубиян!(развертывает.) и карандашом! Хорошо, зятюшка! Когда еще в женихах не наблюдает ко мне почтения… [34, с. 270]


В словах Фатюева мы видим, что Прелеста нужна была ему из-за приданого:


Фатюев


Черт возьми, но мне не хочется потерять Прелесты, а еще менее ее приданого! [34, с. 278]


Для Семена («Урок дочкам») облучок самое большое чудо:


Семен


Даша! Коли тебя с облучка не сбрасывало, так у тебя чудес-то еще меньше моего, да обрадуй меня хоть одним чудом. [34, с.99.]


Далее с его слов мы узнаем о его материальном состоянии:


Семен


В моих карманах хоть выспись – такой простор. [34, с. 99.]


О том, какие модницы Лукерья и Фекла и какое у них воспитание мы узнаем с их слов:


Лукерья


Будто мы на то воспитаны, чтоб знать, как хлеб сеют!


Даша


Не угодно ль вам взглянуть на платье?


Фекла


Сестрица, миленькая, не правда ли, что оно будет очень хорошо!


Лукерья


И, мой ангел! Будто оно может быть сносно!.. Мы уж три месяца из Москвы, а там, еще при нас, понемножку стали грудь и спину открывать.


Фекла


Ах, это правда! Ну вот, есть ли способ нам здесь по-людски одеться? В три месяца бог знает как низко выкройка спустилась. [34, с.104]


Даша расчетливая и бережливая девушка:


Фекла


Даша, поди кинь это платье. Я до Москвы ничего делать себе не намерена.


Даша


Я приберу его для себя в приданое. [34, с. 104.]


О «райской» жизни городских девушек мы узнаем со слов Лукерьи:


Боже мой! Когда вообразишь девушку в городе, - какая райская жизнь! Поутру, едва успеешь сделать первый туалет, явятся учители: танцевальный, рисовальный, гитарный, клавикордный; от них тотчас узнаешь тысячу прелестных вещей: тут любовное похождение, там от мужа жена ушла; там свадьба навертывается, другую свадьбу расстроили… Потом пустишься по модным лавкам; там встретишься со всем, что только есть лучшего и любезного в целом городе: подметивши тысячу свиданий; потом едешь обедать… после домой – и снова займешься туалетом, чтоб ехать куда-нибудь на бал или в собрание… [34, с.106]


Фекла любит своего попугая из-за французского языка:


Фекла


Ах! Я бы истерзалась, я бы умерла с тоски, если бы не наш попугай, которого одного во всем доме слушаю я с удовольствием. Милый попенька! [34, с.106.]


Лукерья и Фекла хорошо разбираются в маркизах, а вот простая русская девушка Даша с маркизами не знакома:


Семен


Прозвание? Стало это надобно? Дай бог памяти! Даша помоги.


Даша


Будто я знакома с маркизами? Кроме похождения маркиза Глаголь, которого третий том у меня в сундуке валяется, я ни одного маркиза не знаю. [34, с. 128.]


Семен хитер на выдумки:


Семен


Двести рублей уж тут, и комедия почти к концу; еще бы столько же, или на столько же хоть выманить от красавиц, то к вечеру сложу маркизство, с барином своим распрощаюсь чин чином и завтра ж летим в Москву! Я уж придумал, как и делу быть: открою цирюльню, или лавочку с пудрой, помадой и духами. [34, с. 130]


Сестрицы всячески пытаются угодить «французскому гостю»:


Лукерья


Сестрица, маркизу низко… Даша! Подай лучше стул.


Лукерья


Сестрица, маркизу жестко! Даша, подай подушку! [34, с120]


Они не перестают восхищаться «маркизом»:


Фекла


Приметила ль ты, как он был в креслах: ну можно ли свободнее лежать у себя в постели? Ах, наши молодые люди долго на него походить не будут, все еще отзываются они чем-то русским. [34, с.125]


Со слов Даши мы узнаем, что сестрицы никогда не работали:


Лукерья


Даша! Подай нам какую-нибудь работу…


Даша


Да какую работу, сударыня? Вы никогда ничего не работаете; разве кликнуть людей да втащить наши пяльцы. – Ну, право, они одурели! [34, с.114.]


Барышни никогда не читали книг, которых у них и не было:


Фекла


Даша, что же книги?


Даша


Книги, сударыня? Да разве вы забыли, что у вас только и книг было, что модный журнал, и тот батюшка приказал выбросить, а из его библиотеки книг вы не читаете, да и ключ у него. [34, с.115.]


Из диалога Лестова и Маши («Модная лавка») перед нами раскрывается характер Лестова:


Маша


Уж будто и не мотаете?


Лестов


Ни малехонько


Маша


Давно ли?


Лестов


С тех пор, как ничего не дошарюсь в карманах.


Маша


А страстишка к игре?


Лестов


Фи!


Маша


В самом деле не играете?


Лестов


Ни во что, кроме карт, да в бильярд, между делья. [35, с. 314.]


Лестов очень любит Лизу и на все готов, чтобы Маша согласилась помочь ему:


Лестов


Слушай, примись прилежно помогать моей любви; ты знаешь, как сестра дружна со мною; если ты доставишь способ получить Лизу – отпускная, и три тысячи рублей на приданое! [35, с.323.]


Сумбурова - грубая и властная женщина:


Сумбурова


Ротозей! Распусти бельмы-то.[35, с.318.]


Он свое несет! Не приказывала ли я тебе, мерзавцу, везти меня во французскую лавку? Ку да это вы меня завезли, скверные уроды? [35, с. 319]


Она признает только французскую моду:


Сумбурова


Услыша, что ты говоришь по-русски, я уж было испужалась. Мои скоты ведь ничего не мыслят: они в самом деле готовы завезти в русскую лавку, а мне надобны лучшие товары: я сряжаю приданое падчерице! [35, с. 319.]


Она выбирает все самое лучшее, ей тяжело угодить, но узнав, что товар из Парижа, меняет свое мнение:


Сумбурова


Покажи-тко мне, душа моя, самых лучших лино-петинетов и кружев. [35, c. 319]


Кружева совсем мне не нравятся. Покажи-тко мне тули и петинеты. [35, с.320.]


Мне ничего не нравится; да, кажется, у вас нет ничего хорошего, голубушка,-поехать в другую лавку.


Маша


(особо)


Голубушка! Ах, она степная! Молчи же, не выезжать тебе отсель. (Громко.) посмотрите, сударыня, эти накладочки, мы их с последними кораблями прямо из Парижа получили. [35, с.321]


Маша находчивая, умная девушка. Она умело, ненавязчиво расхваливает свою лавку. И результат на лицо: Сумбурова не осталась равнодушной:


Маша


А готово ли платье для графини Тимовой, ты знаешь, ведь ей надобно его к балу, который скоро будет при дворе.


Аннушка


Оно поспеет сегодня ж вместе с платьем фрейлины Родиной.


Сумбурова


Так вы и на фрейлин шьете? Нельзя ли, душа моя, мне посмотреть?..


Маша


(Аннушке)


Там на окне картон с петиновыми воалями, отошли его к баронессе Филинбах – она очень кланялась. Да не забудь сказать мадам Каре, что генеральша Туплинская послезавтра представляет дочерей своих ко двору и три раза заезжала сюда упрашивать, чтобы мы согласились одеть их из нашей лавки.


Сумбурова


Жизнь моя!.. я надеюсь, что вы не откажете сделать мне крайнее одолжение и одеть меня на тот же манер как ваших графинь, княгинь и фрейлин, я уж об деньгах ни слова!


Маша


А мы об нарядах ни слова. У нас в лавке такой обычай: госпожа просят, что им угодно, а мы с них берем, что нам угодно. [35, с.322]


В отличие от Сумбуровой («Модная лавка»), господин Сумбуров любит только русское:


Сумбурова


Ни французских лавок, ни французских товаров; да не здесь будь сказано, и французов-то терпеть не может; ему вот все дай русское. [35, с. 328]


Со слов Сумбурова мы также узнаем, какой он противник французской моды:


…и даю честное слово, что ни одна французская душа моей копейки в глаза не увидит. [35, с.331]


Сумбуров пытается доказать, что совсем необязательно одеваться по французской моде:


Пустое ты мелешь, свет мой, посмотри, как я из русских лавок снаряжу мою Лизаньку… [35, с.332]


Ни одной ленточки, ни одной булавочки, да не советую и впредь по таким местам таскаться, если не хочешь… ты понимаешь меня, я ведь за модой не гонюсь… [35, с. 332]


Я хочу, чтоб меж нами был всеобщий мир, только с тем условием, чтоб вперед за версту не подъезжать к французским лавкам. [35, с. 385]


Да! Если б эта девушка согласилась пойти в горничные к жене или дочери… пусть их одевает хоть на китайский маневр, да деньги мои будут в руках христианских. [35, с. 338.]


Ну, так-то, моя голубушка, размысли-ко хорошенько; я, право, тебе дам жалованье и содержание хорошее.[35, с.343.]


Сумбурову даже книжка кажется тяжелой, т.к. в ней «французские» деньги:


Сумбуров


Вот видишь ли ты эту книжку, она мне теперь тяжелее пудовой гири, только для того, что в ней есть ваши деньги. [36, с. 426.]


Тьфу пропасть! Да слышишь ли ты, что я ни лавки вашей, не из лавки вашей видеть никого не хочу… [36, с. 425.]


Слуга Сумбуровых Антропка («Модная лавка») любит выпить, его можно подкупить:


Маша


Ничего, ничего, пошарьте хорошенько в карманах; деньгами и не таких слуг закупают. [35, с.324]


Антроп


Виноват, сударь, давишний приятель изволил пожаловать нам с Сенькой на водку да указал кабак, так, знаешь совестно было не выпить. [35, с.333]


О том, каковы господа у Семена и Даши («Урок дочкам»), легко догадаться послушав их диалог:


Семен


Мой барин? Его теперь хоть в жом, так рубля из него не выдавишь; а твои господа?


Даша


О! В городе мои барышни были бы клад: они с утра до вечера разъезжают по модным лавкам: то закупают, другое заказывают; что день, то новая шляпка; что бал, то новое платье; а как меня часто за уборами посылают, то бы мне от них и от мадамов что-нибудь перепало… [33, с.100]


Даша


Видишь ли что? Барышни мои были воспитаны у их тетки на последний манер. Отец их со службы приехал наконец в Москву и захотел взять к себе дочек – чтоб до замужества ими полюбоваться. Ну, правду сказать, утешили же они старика. Лишь вошли к батюшке, то поставили дом вверх дном; всю его родню и старых знакомых отвадили грубостями и насмешками. Барин не знает языков, а они накликали в дом таких нерусей, между которых бедный старик шатался, как около Вавилонской башни, не понимая ни слова, что говорят и чему хохочут. Вышедши наконец из терпения от их проказ и дурачеств, он увез дочек сюда на покаяние, - и отгадай, как вздумал наказать их за все грубости, непочтение и досады, которые в городе от них терпел.


Семен


Ахти! Никак, заставил модниц учиться деревенскому хозяйству?


Даша


Хуже!


Семен


…неужели вздумал изнурять их модную плоть хлебом и водою?


Даша


И того хуже… Он запретил им говорить по-французски![33, с.101]


Дашины барышни на все готовы, чтобы увидеть француза:


Семен


Да неужели в них такая страсть к иностранному?


Даша


А вот она какова, что они бы теперь вынули последнюю сережку из ушка, лишь бы только посмотреть на француза. [33, с. 102.]


Ничем они не пожертвуют, даже деньгами, ради иностранцев:


Семен


Да щедры ли твои барышни, скажи-тка; вот, - как бы тебя спросить, - легко ли их разжалобить?


Даша


Легко, только не русскими слезами; в Москве у них иностранцы пропасть денег выманивают. [33, с. 102]


В комедии «Модная лавка» из диалога Маши и Трише перед нами раскрывается характер французского «коммерсанта»


Маша


Вы, мосье Трише, ведь, верно, не за славою гонялись, что мы с полгода вас не видали?


Трише


О, нет, нет! Я любит што потяжель солидна, - проста деньга.


Маша


Вольно ж не носить к нам помады; за нами, кажется, деньги не стояли…


Трише


О! Мой помад больше не делай, machereenfant[1]
, мой у боли не раскошник - мой шесна и багада купес!


Трише


Я верно знайт, когда пришел, е где положиль товар, - enbien[2]
. Я имей на сто тысьяш векселей от мосье Недошьетов, багата курска бояр – е как мене нужна деньга oubien[3]
кошет сделал proposition[4]
мадам Каре на маленька уступка от вексель, я надейсь, што мадам, стара моя приятельнис, еше на франсуски земля, сделайт пудит тле мене такой отолжень. [36, с. 395-396.]


Окончательно характер Трише – мошенника, хитреца и сплетника раскрывается нам в его споре с мадам Каре, из которого мы узнаем кое-что об их парижском прошлом.


Трише


Мне нушна деньга безделис, я имейт вексель на заклад, е мадам такой невьеж, такой груб, не кошет мне вериль.


Каре


Ehbien: не кошет! Мой нет деньга на всякой бродяг!


Трише


Бродяг? Сам твой бродяг, никодна шеншин! Твой забул, как на Париш без башмака пегал на улис, е нинше спесив, как знатна паринь!


Каре


Е ваша, мосье, помнит, карош Париш?


Трише


Allons, soyez discrete![5]


Каре


Ah! Теперь мой не кошет на франсуски; ваш мосье забул, как на Париш на тшюжа карман деньги ловил…


Трише


Мадам помнит, как от мой recommendation2
взиат ушительнис в русска богата фамиль, ушить малада девушка на карош повиедень, etmadam за свой карош повиедень сколько раз гулял на Салпетрина завод. [36, с.408-409.]


Мадам Каре готова угодить каждому, лишь бы только деньги платили.


Каре


Пожалуй сюда, сутарынь, я будет для вас выбирай сама карош материя е ваша только тенга плати. [36, с. 411.]


Используется бытовая лексика и для того, чтобы обрисовать какую-либо конкретную ситуацию. При этом нередко серьезная или романтическая ситуация оказывается «сниженной», смешной.


Так, например, в комедии «Урок дочкам» описывается конкретная ситуация, в которой мы узнаем о похождениях Семена и Даши.


Семен


Постой, постой, Даша, постой! Мы эдак ничего не узнаем до завтра; надобно, чтоб сперва из нас один, а там другой рассказал свое похождение, с тех самых пор, как мы с тобой в Москве разочли, что нам, несмотря на то, что мы, кажется, люди вольные и промышленные, а нечем жениться, и пустились каждый в свою сторону добывать денег. Мы увидим, кто из нас был проворнее, а потом посмотрим, тянут ли наши кошельки столько, чтоб нам возможно было вступить в почтенное супружеское состояние… [34, с.96]


Вот как, например, в комедии «Подщипа» готовились отразить нападение Трумфа, по словам Чернавки:


Премудрый твой отец Вакула, светлый царь,


В Сенате будучи, спускал тогда кубарь,


Когда о близкой толь беде ему сказали.


Все меры приняты: указом приказали,


Чтоб шить на армию фуфайки, сапоги


И чтоб пекли скорей к походу пироги.


По лавкам в тот же час за тактикой послали,


Намазали тупей, подкоски подвязали,


Из старых скатертей наделали знамен,


И целый был постав блинами завален [32, с. 292].


Премудрый Совет принял оригинальное решение о том, как справиться с Трумфом:


Штоф роспил вейновой, разъел салакуш банку


Да присудил, о царь, о всем спросить цыганку… [32, с. 306].


Сентиментальные воспоминания царевны о детских годах, проведенных в обществе князя Слюняя, заканчиваются фразой о краже огурцов:


Делили все мы с ним забавы меж собой:


Катанья в масляну , качели о святой;


Друг без друга, увы! мы в жмурки не играли


И вместе огурцы по огродам крали… [32, с. 293].


Со слов Семена («Урок дочкам») узнаем про чудо, которое с ним случилось:


Семен


А разве это не чудо, Дашенька, что меня на всем скаку сонного сбрасывало с облучка раз десять, и я еще ни руки, ни ноги себе не вывихнул [34, с.99.]


Используется бытовая лексика и в портретных зарисовках. Причем характеристика внешности одного и того же персонажа с позиций других действующих лиц иногда бывает прямо противоположный. Например, Чернавка («Подщипа») утверждает, что царевна стала «как спичка» [32, с.292], а гофмаршал Дурдуран говорит:


Смотри: копна копной, не можно с места сдвинуть. [32, с.294].


Чье “описание” более соответствует действительности? Об этом можно догадаться, послушав диалог Чернавки с царевной:


Чернавка


Извольте Вы хотя телячью ножку скушать.


Подщипа


Сегодня поутру, и то совсем без смаку,


Насилу съесть могла с сигом я кулебяку. [32, с.292]


Довершают портретную зарисовку слова Дурдурана:


Царь все предвидел то и, страхом отчим движим,


Велел ей пузыри носить на место фижем,


Чтоб, если кинется в реку, наверх ей всплыть;


А за столом велел лишь жеваным кормить,


Да чтоб, спустя чулки, ходила без подвязок [32, с.295].


Бытовая лексика используется и в качестве сравнений.


Цыганка


Черноволосый он, такой большой детина


Но сердце у тебя.


Вакула


Как жернов, слышь, лежит [32, с.308-309]


Цыганка


Прекрасный молодец! как яблочко наливно. [32, с.309]


Из диалога Даши и Ваньки («Пирог») мы узнаем кое-что о барине, находим интересное сравнение его ума с начинкой в пироге, которой, увы, там не было:


Даша


Мне бы не очень хотелось, чтоб эта свадьба сделалась; бедная барышня любит Милона, а при том же, между нами сказать, барин твой ведь очень плох. И ума в нем меньше и меньше.


Ванька


Ну, меньше, чем осталось начинки в этом пироге. Я согласен. [34, с. 252]


Используется бытовая лексика также в рядах противопоставляемых понятий, что позволяет увидеть, насколько “различны нравы” старомосковского и петербургско-гатчинского дворянства. Подщипа говорит Трумфу:


Ты любишь устрицы, а я их не терплю;


Противны сочни вам, а я их смерть люблю;


Привык ты на войне сносить и жар и холод,


И к пище всякой там тебя привадит голод;


А я лишь выборный люблю везде кусок:


Петушьи гребешки, у курочки пупок.


Ты всяку дрянь рад есть, находишь вкус в лягушках,


А я у матушки взросла лишь на ватрушках. [32, с.296]


Особенно запоминающейся является речь двух персонажей комедии «Подщипа»: “сюсюкающая”, шепелявая – Слюняя и утрированно “онемеченная” – Трумфа, также «французский» акцент в речи Семена («Урок дочкам»), когда ему пришлось играть роль «маркиза», Трише, мадам Каре («Модная лавка»). Такое специфическое произношение характерно и для лексики бытовой сферы:


Сравним:


Слюняй


Я так юбью тебя … ну пусце еденцу [32, с.299];


Но тойко, знаесь сто: из низнего зийя [32, с.300];


Так я пойду на гоюбятню сьязю [32, с.303];


Трумф


Кафе (“кофе”), патушка, трупошка, платьиса, флейтошка, карнафаль [32, с.296-297].


Семен


Которое серса подобно большой шлюпке на морских волнах катается, кидается и бросается из педы на горе, из горя на нешасия, из нешасия на погибель…[33, с. 118.]


Трише


О, нет, нет! Я любит што потяжель солидна, - проста деньга. [36, с. 396.]


Каре


Ehbien: не кошет! Мой деньга на всякой бродяг! [36, с.408-409.]


Особенностью словоупотребления Трумфа («Подщипа)», кроме того, является большое количество слов с суффиксами субъективной оценки: платьиса, флейтошка, польтинка, цыганошка и др. Это как бы подчеркивает несерьезный, “игрушечный” характер его угроз, его несостоятельность как претендента на царскую корону.


Подводя итоги о функциях лексики бытовой сферы, хочется отметить, что она преобладает больше всего в первой функции («характеристика персонажа»), кроме этого, все сказанное об особенностях функционирования бытовой лексики в комедиях И.А. Крылова свидетельствует о том, что писатель умело пользуется возможностями этого пласта слов для реализации основных идей: осмеяние российского самодержавия и провинциального дворянства, благоговеющего перед всем иноземным и в результате своего легковерия дурачимое и обираемое иностранными проходимцами; пародирование сентиментализма, идиллического приукрашивания действительности; сочувственное изображение слуг, которые своей сметливостью, естественностью чувств и поступков противопоставлены глупым и спесивым господам.


2.3.
Су
дьба бытовой лексики, используемой в комедиях И.А. Крылова.


Опираясь на данные одного из современных толковых словарей [25], охарактеризуем дальнейшую судьбу бытовой лексики, используемой И.А. Крыловым в комедиях. Рассмотрим лексические единицы по подгруппам, которые были определены нами.


Слова в первой подгруппе «Наименование кушаний, пищи» (23 слова), в седьмой подгруппе «Наименования музыкальных инструментов» (6 слов), в восьмой подгруппе «Наименования напитков» (5 слов), в девятой подгруппе «Наименования мебели» (6 слов) и в тринадцатой подгруппе «Наименования птиц» (5 слов) все функционируют в современном русском литературном языке.


Во второй подгруппе «Наименования предметов домашнего обихода» представлено 34 слова, из них лишь два устарели: это слова штоф [25, Т IV, с.732.] и картон в значении «коробка» [25, T.II, с.36]


В третьей подгруппе «Наименования строений и их частей» 26 слов. Устаревших – четыре: цирюльня [25, Т.IV, с.647.], палата в значении «дом, дворец» [25, Т.III, с.125], стряпушья [25, Т.IV, 175.], покои [25, Т.III, с.134].


В четвертой подгруппе «Наименования одежды, ее деталей и украшений, обуви» 23 слова. 3 из них устарели: салоп – это слово вышло из употребления в конце XIX века [25, Т IV, с.15.], чепец [25, ТIV, с.661], убор [25, Т.IV, с.647].


В пятой подгруппе «Наименования обычаев, обрядов и развлечений» 27 слов. Два из них устарели – венец [25, Т.1, с. 148], собрание (в значении «помещение, где собирается какое-либо определенное общество») [25, Т.IV, с. 171]. Одно слово имеет помету «диалектное» – пиявицы [25, Т.III, с.129].


В шестой подгруппе «Наименования «предметов», украшающих внешность человека» одно зафиксировано с пометой «грубое просторечие» – бельмы, [25, Т.1, с.136.], одно – устаревшее – букли [25, Т.1, с.139].


В десятой подгруппе «Наименования денег» из 13 слов 3 устаревших: жалованье [25, Т.1, с.471], столовые [25, Т.IV, с.272], содержание (в значении «определенная плата за службу деньгами, а иногда и съестными или другими припасами») [25, Т.IV, с.180] и одно разговорное слово – отпускная [25, Т.II, с.703].


В одиннадцатой подгруппе «Наименования профессий» 9 слов. Два из них устарели: каретник [25, Т.II, с.33.], лазутчик [25, Т.II, с. 161.], а слово лекарь является устаревшим и разговорным [25, Т.II, с. 135].


В двенадцатой подгруппе «Наименования средств передвижения и их деталей» 5 слов, из которых одно устарело: почтовые [25, Т.III, с. 346].


Таким образом, их 207 анализируемых слов лишь 18 устарели. Кроме того, четыре слова зафиксированы в словаре со стилистическими пометами, а два из них находятся за пределами литературного языка. Остальные функционируют в русском литературном языке до настоящего времени.


Это наглядно иллюстрируется приведенной ниже диаграммой:


Диаграмма.








Выводы


В результате исследования лексики бытовой сферы комедий И.А. Крылова мы пришли к следующим выводам:


1. Методом сплошной выборки мы отобрали из текстов 207 слов рассматриваемой лексической группы, разбив их на 13 тематических подгрупп:


наименования кушаний, пищи (23 слова);


наименования предметов домашнего обихода (34 слова);


наименования строений и их частей (26 слов);


наименования одежды, ее деталей и украшений, обуви (31 слово);


наименования обычаев, обрядов, развлечений (27 слов);


наименования «предметов», украшающих внешность человека (17слов)


наименования музыкальных инструментов (6 слов);


наименования напитков (5 слов);


наименования мебели (6 слов);


наименования денег (13 слов);


наименования профессий (9 слов);


наименования средств передвижения и их деталей (5 слов);


наименования птиц (5 слов).


2. Среди слов, относящихся к лексике бытовой сферы, преобладают исконно русские (118 из 207).


3. Больше всего заимствованных слов из германских и французского языков (29), из тюркских языков (6). Одним-тремя заимствованиями представлены старославянский, польский, греческий, голландский, финский, английский языки.


4. Наиболее ранними являются заимствования из тюркских языков, старославянского, греческого. Большая часть слов, пришедших из немецкого, французского языков, появилась в памятниках письменности значительно позже.


5. Автор использует бытовую лексику в таких функциях:


для характеристики и самохарактеристики персонажа;


для обрисовки какой-либо ситуации (нередко с ее упрощением, «снижением»);


в портретных зарисовках;


в качестве сравнений;


в рядах противопоставляемых понятий.


6. Умелое использование автором бытовой лексики позволило ему удивительно ярко раскрыть основные темы произведений.


7. Около 90% употребленных в комедиях И.А. Крылова слов, относящихся к лексике бытовой сферы, функционируют в современном русском литературном языке, что свидетельствует о языковом чувстве И.А. Крылова – комедиографа, о его умении видеть и отбирать из речи те слова, которые наиболее «перспективны», которые отражают тенденции развития лексического состава русского литературного языка.


Список литературы


Берков П.Н. История русской комедии XVIII в. – Л., 1977.


Берков П.Н. О языке русской комедии XVIII века. // Известия АН СССР, ОЛЯ, 1949, т.8, вып 1. – с.34-49.


Биржакова Е.Э., Войнова Л.А., Кутина Л.Л. Очерки по исторической лексикологии русского языка XVIII века. - Л., 1972.


Виноградов В.В. О задачах истории русского литературного языка преимущественно XVII-XIX вв. // В.В. Виноградов. Избранные труды. История русского литературного языка. М., 1978. – с. 152-177.


Виноградов В.В. Очерки по истории литературного языка XVII-XIX веков. - М., 1982.


Гвоздев А.Н. Очерки по стилистике русского языка.-М., 1955.


Горшков А.И. Язык предпушкинской прозы. – М., 1982.


Гуковский Г.А. Русская литература XVIII в. – М., 1998.


Замкова В.В. Славянизм как стилистическая категория в русском литературном языке XVIII века.-М, 1976.


История лексики русского литературного языка конца XVII - нач. XIX века. – М., 1981.


Калинин А.В. Лексика русского языка. - М., 1978.


Князькова Г.П. Лексика народно-разговорного источника в травестированной поэме XVIII века. // Язык русских писателей XVIII века. - Л., 1981


Кузнецова А.И. Понятие семантической системы языка и методы ее исследования. - М., 1963.


Лексика русского литературного языка Х1Х - нач. ХХ века. - М.,1981.


Лукина Г.Н. К семантической характеристике бытовой лексики древнерусского языка XI-XIV вв. // Исследования по словообразованию и лексикологии древнерусского языка. - М., 1978. – с. 245-256.


Материалы и исследования по лексике русского языка XVIII века. – М., 1965.


Петрищева Е.Ф. Лексика и фразеология сатирической прозы


И.А. Крылова. Автореф. канд. дисс. – Л., 1952.


Принципы и методы семантических исследований. – М., 1976.


Смолина К.П. Лексика имущественной сферы в русском языке XI-XVII вв. – М., 1990.


Фомина М.И. Лексика современного русского языка. – М., 1973.


Шанский Н.М. Лексикология современного русского языка, - М. 1972.


II.


Словари


Даль В.И. Толковый словарь живого великорусского языка: В 4-х томах.-М., 1981.


Ожегов С.И. Словарь русского языка. - М., 1991.


Словарь русского языка XVIII века.- Л., 1984.


Словарь русского языка: В 4-х томах.- М.,1981-1984.


Словарь современного русского литературного языка: В 17-ти томах.- М.-Л., 1950-1965.


Толковый словарь русского языка. Под ред. Баханькова А.Е., Гайдукевич И.М. – Минск, 1985.


Фасмер М. Этимологический словарь русского языка: В 4-х томах – М., 1987.


Шанский Н.М., Иванов В.В. Шанская Т.В. - Краткий этимологический словарь русского языка. – М., 1971.


П.Я. Черных. Историко – этимологический словарь: В 2-х томах – М., 1994.


Г.П. Цыганенко. Этимологический словарь руссого языка. – К., 1989.


III.


Источники


32. Крылов И.А. Басни. Сатирические произведения. Воспоминания современников.-М., 1988.


33.Крылов И.А. Избранные сочинения. – М., 1969.


34. И.А. Крылов. Басни. Драматургия. – М., 1982.


35.И.А. Крылов. Сочинения в двух томах. Т.II. Басни, стихотворения, пьесы. –М., 1969.


36. И.А. Крылов. Сочинения в двух томах. Т.1. – М., 1969.


[1]
Мое милое дитя (фр.)


[2]
Итак (фр.)


[3]
Или же (фр.)


[4]
Предложение (фр.)



1 Перестаньте, будьте сдержанны! (фр.)


2
Рекомендации (фр.)

Сохранить в соц. сетях:
Обсуждение:
comments powered by Disqus

Название реферата: Бытовая лексика в комедиях И.А. Крылова

Слов:12474
Символов:96009
Размер:187.52 Кб.