Введение
Славой Жижек родился в 1949 году, известный словенский философ и теоретик культуры, живет и работает в г. Любляна (Словения), президент люблянского Общества теоретического психоанализа и Института социальных исследований.
Европейскую известность ему принесли работы «Все, что вы хотели знать о Лакане, но боялись спросить у Хичкока» (1982), «Сосуществование с негативом» (1993), «Возлюби свой симптом» (1992). «13 опытов о Ленине» (2002 г.), «Кукла и карлик» (2002 г.) и другие.
В настоящее время Славой Жижек считается одним из самых авторитетных европейских специалистов в области проблем взаимоотношений человека и социума.
Также С. Жижек является одним из самых интересных интерпретаторов и модернизаторов левого теоретического наследия: в своих работах он дает свежие и подчас парадоксальные трактовки казалось бы хорошо известных положений Маркса, Энгельса, Ленина и Сталина, встраивая их в разнообразные современные культурные контексты.
Славой Жижек – культовый автор восточноевропейского интеллектуального круга, один из наиболее смелых и глубоких исследователей современных идеологий.
Комментарии российских аналитиков, изучивших самые известные работы С. Жижека, помогают нам составить психологический портрет этого автора, понять личность Жижека. «Жижек напоминает журналиста в поисках сюжета. Перед ним на столе лежит набор инструментов. Вот гегелевская диалектика, вот марксизм, вот лакановская версия психоанализа. Неутомимый словенский естествоиспытатель препарирует этими своими щипцами и иголками буквально все, что под руку попадется. Начиная от взаимоотношений товарищей Сталина и Пастернака и заканчивая шоколадным яйцом «Киндерсюрприз». В книге «Кукла и карлик», английское издание которой впервые увидело свет в 2003 году, Жижеку попадается христианство. И он с энтузиазмом принялся сводить с ним счеты».[1]
Среди множества тем, на которые любит писать Славой Жижек, есть и тема религии, последнее время все чаще фигурирующая в его творчестве. Возникает справедливый вопрос. Славой Жижек – «закоренелый материалист». Общепринято, что материалисты никогда не берутся изучать вопросы, связанные с религией, дабы не дискредитировать себя в глазах своих же товарищей. Для чего же тогда С. Жижек приступил к рассуждениям о религии? Причина, похоже, проста: теология сегодня снова в моде, а дискуссии о религии стали почти обязательным делом для многих философов.
Итак, С. Жижек обнаруживает в христианстве скрытое «перверсивное ядро» - источник ереси, сомнения, а также бунтарства против Закона и даже самого Бога, которое превратило сообщество верующих в первую революционную партию, перевернувшую ход человеческой истории.
Рассмотрим эту работу подробнее.
Кукла и карлик: христианство между ересью и бунтом.
Вальтер Беньямин сказал однажды: «Выигрыш всегда обеспечен кукле, называемой «исторический материализм». Она сможет запросто справиться с любым, если возьмет к себе на службу теологию, которая в наши дни, как известно, стала маленькой и отвратительной, да и вообще ей лучше никому на глаза не показываться».[2]
В самом начале своей книги С.Жижек перефразирует этот тезис В.Беньямина о понятии истории. Перефразирует ровно противоположно. У него «карликом» стал исторический материализм, а «куклой» – теология. Что этим хотел сказать С.Жижек? Он утверждает, что он, являясь «закоренелым материалистом», найдет то «субверсивное ядро» христианства, так как «…это ядро доступно ИСКЛЮЧИТЕЛЬНО для материалистического подхода – и наоборот: для того чтобы стать настоящим диалектическим материалистом, надо пройти через христианский опыт».[3]
Жижек в своей работе, во многом ссылаясь на Гегеля, пишет, что в нашем сугубо материалистическом мире, в котором человечество переживает постоянные трансформации, без трансформаций внутренних (то есть «духовной» революции) достичь определенных успехов будет крайне затруднительно. Сам Жижек упоминает в своей книге, что религия также проходит несколько этапов своего развития: от примитивного «принятия» религии первобытным обществом как таковой до того момента, когда позитивный разум начинает сомневаться во всех догмах и правилах, навязанных религией на промежуточном этапе. В настоящее время назрела такая необходимость, когда для развития человека нужна новая стадия развития религии, христианства в частности.
Но какой следующий этап у религии? Сам С.Жижек определить не может. По его мнению, никто не может дать подобный ответ, так как в наше время очень мало людей, способных даже просто поговорить о религии. Современный человек боится поднимать вопросы веры, для него это табуированная тема, в отношении которой возможны лишь общие политкорректные слова о «глубокой духовности» и открытости «к восприятию принципиальной Инаковости». Как справедливо подчеркивает С.Жижек, попытка поднять этот вопрос тут же вызывает у собеседника смущение и попытку уйти от разговора за счет ссылки на излишнюю интимность проблемы. Как истинный борец с политкорректностью, Жижек пытается заговорить на табуированную тему, вырвать ее из мертвой хватки «культуры», угрожающей навечно поместить веру среди музейных экспонатов, которыми можно восхищаться, но которые лишь сумасшедший способен воспринимать всерьез.
Итак, в чем же заключается «субверсивное ядро» христианства? Прежде всего, в том, что христианство динамично - в его основе лежит идея развивающегося Бога, претерпевающего целый ряд трансформаций. Грехопадение, искупление, нисхождение Святого Духа, – все это необходимые этапы, символы, так проявляет себя само Реальное, постепенно двигающееся к своей цели.
Перверсия христианства заключается в том, что оно само создавало условия для самовозвышения, для создания иллюзии могущества Бога. Жижек задается вопросом – действительно ли Бог так всемогущ, как в это свято верят христиане (истинные)? Могущество надо доказать. Но доказательство можно получить только в том случае, если есть противовес этому самому могуществу. На «уровне» Бога, такие противовесы может создать только… сам Бог. Жижек в своей работе приводит ряд примеров. «…Если запрещено есть плоды с райского дерева… тогда почему Господь поместил его туда с самого начала?»[4]
Действительно, разве не это ли перверсивная сторона христианства – сначала склонить людей к греху, а потом спасти их. Также можно рассуждать, говорит Жижек, и о роли Иуды. Общепринято мнение, что именно Иуда, в силу своих субъективных данных, предал Христа. Однако, если задуматься, то каким бы иным способом Христос «доказал» свое божественное происхождение, как бы рассказал о своей великой миссии? Вывод напрашивается сам собой: Христосу была необходима смерть. Но не просто смерть, а смерть, как расплата за грехи всего человечества. Таким образом, можно предположить, что Иуда выполнял СВОЮ миссию – часть хорошо спланированной более высокой миссии.
Тут стоит отметить, что Жижек по ходу своей книги постоянно обращается к фигуре апостола Павла. Ведь Павел, как указывает Жижек, не просто помог «сформулировать базовые догматы христианства, поднять христианство из иудейской секты до уровня универсальной религии»[5]
, он именно «подорвал еврейскую традицию ИЗНУТРИ». Будучи посторонним, он был все же введен в число апостолов, символически заменив собой Иуду. И эта символическая замена неслучайна, ведь Павел фактически, по словам Жижека, тоже «предал» Христа, который до него был всего лишь «рабби Иисусом», неотделимым от иудейского контекста.
«Предательство» Павла в том, что он «не обращал внимания на его (Иисуса) индивидуальные особенности, безжалостно свел его личность к основным правилам, был нетерпим к его мудрости, чудесам и прочим параферналиям».[6]
«Читая писания Павла, нельзя не заметить, как глубоко и чудовищно он безразличен к Иисусу как живому человеку», удостоверившись в смерти и воскресении Иисуса, Павел «приступает к своему истинному ленинизму – к организации новой партии, которая называется христианским сообществом…»[7]
Павел-ленинец помог осуществить переход от иудаизма к христианству, но этот переход не был просто переходом от одного явления к другому, это было нечто, случившееся с самой иудейской позицией, это была ее трансформация в нечто другое, в которой Павел сыграл роль «исчезающего посредника».
Во всех мировых религиях Бог требует от своих последователей оставаться только лишь верным ему – лишь Христос просит последователей ПРЕДАТЬ его, чтобы он мог выполнить свою миссию.[8]
Такими примерами Славой Жижек пытается показать, что христианство - это совокупность множества подобных случаев. Опять же, перверсия, по мнению Жижека, заключается в том, что религией устанавливается свод правил, которые необходимы для соблюдения. Если есть правила, значит, есть возможность их нарушить. Интересно рассуждение Жижека по данному поводу. Опираясь на К. Берка и Лакана, Жижек пишет, что свод правил (например, библейские заповеди) являются прямым намеком на их нарушение. То есть в самих запретах, если использовать юридическую терминологию, содержится диспозиция статьи, то есть описание того преступления, которое теоретически можно совершить. У человека появляется соблазн совершить его, «проверить», ощутить это запретное деяние. Но в отличие от конкретных запретов Закона («не убивай, не кради…»), настоящее суперэго сокращается до «Не соверши!»[9]
Однако у самого человека начинается внутреннее непонимание, так сказать конфликт, который оставляет этого человека в неведении, что же нельзя совершать. Человек начинает пребывать в постоянном подозрении самого себя в совершении чего
Далее, Жижек, исследую эту перверсию, переключается на тему социализма в России (СССР). Подобный резкий переход направлен именно на подтверждении его идеи рождения революционной социалистической силы из истоков перверсивной составляющей христианства.
Вот как это описывает С.Жижек. «На первый взгляд, все предельно понятно: сталинизм был жестко централизованной системой управления, высшее руководство издавало распоряжения, которые следовало исполнять беспрекословно. Однако здесь мы сталкиваемся с первой загадкой: «как можно подчиняться, когда неясно сказано, что следует делать?» Например, на волне коллективизации 1929-1930 годов «не было выпущено никаких подробных инструкций относительно того, как проводить коллективизацию, а руководство на местах, которое испрашивало такие инструкции, получало выговоры». Все, что имелось в распоряжении, - это речь Сталина в Коммунистической академии, где он потребовал «ликвидировать кулаков как класс». Кадры низшего звена рвались исполнить, опасаясь, как бы их не обвинили в терпимости к классовому врагу и в отсутствии бдительности – естественно, они «перевыполнили» приказ; только тогда появилось что-то вроде открытого политического заявления – опубликованное 1 марта 1930 года в «Правде» знаменитое письмо «Головокружение от успехов» в котором «перегибы» списывались на излишне ретивых исполнителей на местах».[10]
В итоге Сталин оказывается благодетелем, милостивым вождем нации, способным спасти своих «подданных» от безжалостных партийных исполнителей на местах. Очевидно то, что необходимость поддержания личного авторитета, демонстрации своей мощи и власти реализуется через конкретные «положительные», или даже «героические» поступки. Но что могло бы стать объективным противовесом Сталину в тот период? Что могло бы существовать такое объективное и независимое, которое могло бы послужить средством возвышения Сталина? Вероятно, объективного мало. Такие «ситуации», которые мог бы решить только Сталин, искусственно и искусно создавались… самими Сталиным. Сталиным использовались методы, при которых мягкость и терпимость, как правило, приписывались ему, в то время как вина за «перегибы» возлагалась на руководство нижнего звена, которое не поняло политику высшего руководства, не способного издавать ясные приказы о том, что же нужно делать.
Как это все можно оценивать? На взгляд С.Жижека очень просто: действительно всевластному и всемогущему субъекту нет необходимости доказывать это. А раз христианство допускает такие случаи, какие были описаны выше в двух примерах, можно предположить что Бог не всемогущ?
С. Жижек так пишет по этому поводу: «…это означает, что не мы, люди, можем полагаться на помощь Бога – напротив, МЫ ДОЛЖНЫ ПОМОЧЬ БОГУ».[11]
Эту идею развивал Ганс Йонас со ссылкой на дневники Этти Хиллесум, молодой еврейки, которая в 1942 году добровольно отправилась в концентрационный лагерь, чтобы помочь своему народу и разделить его судьбу:
«Лишь одно становится мне все более и более понятно: что ты не можешь помочь нам, но мы должны помочь тебе, и этим мы, наконец, поможем себе (…) Я не требую от тебя никакого ответа, это ты потом призовешь нас к ответу».[12]
Йонас связывает эту позицию с радикальной идеей, что Бог не всемогущ – по его мнению, это единственный способ объяснить, как Бог мог допустить такие вещи, как Освенцим. Сотворив вселенную, он пустил ее на самотек, предоставил самой себе, отказавшись вмешиваться в нее – это самоограничение равноценно самому акту творения. Таким образом, перед лицом таких ужасов, как Освенцим, Бог – трагически бессильный наблюдатель.
Получается, что христианство открывает беспомощность «большого Другого», оно становится первой (и единственной) религией, решительно оставляющей не у дел раскол между официальным текстом и его непристойным дополнением для посвященных: оно не таит никакой сокрытой истории. В буквальном смысле христианство является религией Откровения: оно открывает все, его общественное послание не сопровождается никаким непристойным дополнением суперэго. Таким образом, если христианство – религия откровения, - справедлив вопрос: что именно в нем открывается? Даже те, кто настаивает на неисповедимости путей Господних, допускают существование некой тайны, которая не поддается раскрытию, но она раскрывается нескольким избранным в ходе церемонии посвящения. Гностическое толкование христианства настаивает на существовании такого скрытого послания, которое зашифровано в официальном тексте христианства. Поэтому то, что открывается в христианстве, это не просто его содержание, но скорее то, что ЗА НИМ НЕ СКРЫВАЕТСЯ НИКАКОЙ ТАЙНЫ, или если быть точнее, Бог открывает не свою силу, а лишь свое бессилие.[13]
Рождается закономерный вопрос: что же такое христианство для нас и для чего нужна религия в целом? В самом начале своей работы Славой Жижек пишет, что при новом глобальном порядке у религии остаются две возможные функции: терапевтическая и критическая. Она либо помогает индивидам лучше функционировать при существующем порядке, либо старается «утвердиться в качестве критической инстанции, артикулирующей то, что неправильно в самом этом порядке, а также – в качестве пространства, где выражается мнение несогласных. В этом втором случае религия как таковая стремится взять на себя роль ереси».[14]
Подводя итоги вышесказанного, проанализировав работу Жижека «Кукла и карли», можно прийти к выводу, что автор считает, что становление христианства, начатое Павлом, еще не закончилось. Жижек как бы берет на себя роль современного апостола Павла, способного стать новым «исчезающим посредником», изнутри подорвав христианскую религию, трансформировав ее в иное качество, в сообщество Святого Духа, соответствующее требованиям сегодняшнего дня.
Ведь ныне, по мнению Жижека, назрел новый этап эволюции христианства, этап, когда христианству, чтобы сохранить свою сущность, придется пожертвовать самим собой, отказаться от религиозной формы во имя содержания. Как пишет Жижек, «чтобы спасти свое сокровище, оно (христианство) должно принести себя в жертву».[15]
И когда это случится, хитрый карлик восторжествует.
Заключение
Прочитав работу Жижека «Кукла и карлик», возможно у многих возникнет мнение, что автор книги атеист. Я считаю, что нет, Жижек не является атеистом. Его прочтение христианства чуть более сложное. Основной тезис книги состоит в том, христианство стало условием возможности марксизма, а точнее — что марксистский опыт возможен лишь как постхристианский. И напротив, внутри христианства Жижек находит революционное ядро.
Здесь, очевидно, есть свое рациональное зерно – Жижек увидел в христианстве проблему и, на мой взгляд, достаточно успешно ее изложил. На самом деле затронутая Жижеком тема весьма интересна, требует своеобразного осмысления, она способна родить в индивидуумах новые выводы, новое отношение к объективной действительности.
На мой взгляд, помимо содержания книги, особый интерес представляет методология Жижека, которая сразу бросается в глаза. В сущности, текст работы Жижека изобилует анекдотами, примерами, сценами из фильмов, а Лаканом, как выясняется, можно объяснять абсолютно все, в том числе крестные муки Христа. Примечательно, что там, где другие авторы непременно скатились бы в пошлость (как в случае с психоаналитическим прочтением Христа), Жижеку со своими баснями остается удерживаться на тонкой грани, отделяющей «веселую науку» от профанического бреда.
Мне кажется, что данная работа, благодаря своим небольшим размерам, является неплохим введением как в «философию Жижека», так и в современную стилистику мышления вообще. Жижек демонстрирует, как еще не стыдно мыслить сегодня. Вот его рецепт: взять скандальную тему (религия в данном случае), вскрыть ее связи с актуальной массовой культурой, присыпать анекдотами, провести аналогии с сексом и Сталиным. А после этого выкидывать трюки, вполне стандартные, но эффектные для новых читателей, а, следовательно — реализующие цель автора.
Список литературы
С.Жижек. Кукла и карлик // Издательство «Европа», М., 2009 г.
В. Беньямин. О понятии истории // Новое литературное обозрение. 2000. № 46. Пер. С. Ромашко.
Ресурсы электронной библиотеки Гумер и сайта «Политиздат».
[1]
Цит. по: Кирилл Мартынов, преподаватель Высшей школы экономики, обозреватель
[2]
В. Беньямин. О понятии истории // Новое литературное обозрение. 2000. № 46. С. 86. Пер. С. Ромашко.
[3]
С.Жижек. Кукла и карлик // Издательство «Европа», М., 2009 г. С. 12.
[4]
С.Жижек. Кукла и карлик // Издательство «Европа», М., 2009 г. С. 25.
[5]
См. там же, стр. 19
[6]
См. там же, стр. 20
[7]
С.Жижек. Кукла и карлик // Издательство «Европа», М., 2009 г. С. 18
[8]
См.там же, стр. 26
[9]
См.там же, стр. 184
[10]
С.Жижек. Кукла и карлик // Издательство «Европа», М., 2009 г. С. 186
[11]
С.Жижек. Кукла и карлик // Издательство «Европа», М., 2009 г. С.240
[12]
Цит. по:С.Жижек. Кукла и карлик // Издательство «Европа», М., 2009 г. С.241
[13]
С.Жижек. Кукла и карлик // Издательство «Европа», М., 2009 г. С.223
[14]
См. там же, стр. 7
[15]
С.Жижек. Кукла и карлик // Издательство «Европа», М., 2009 г. С. 304