Аммалат-Бек

Аммалат-Бек

Автор: Бесстужев-Марлинский А.А.

Кавказская быль

Близ дороги из Дербента в Тарки, слева от которой возвышаются оперенные лесом вершины Кавказа, а справа опускается берег вечно ропотного, как само человечество, Каспийского моря, лежит дагестан­ское селение. Там в мае 1819 г. был праздник.

Кавказская природа прелестна весною, и все жители, пользуясь благами покоя этого замиренного края, расположились в долине и по склонам, чтобы любоваться лихими играми горской молодежи. Всад­ник, отличавшийся ото всех красотою лица, стройностью фигуры, по­родистостью коня, богатством одежды и оружия, был племянник Тарковского правителя (шамхала) Аммалат-бека. Искусство его в джигитовке, во владении саблей и стрельбе равных себе не имело. Кто единожды видел, как он на скаку отстреливал из пистолета под­кову своего коня, тот вовек того не забудет.

В тот же день вечером юный бек принимает почетного, но и опасного гостя. Горец вида гордого и грозного, Султан-Ахмет хан Аварский когда-то был генералом русской службы, но надменный нрав и неверная натура азиатца заставили его пойти на измену, и те­перь не за одну уж учиненную им резню русские искали его, чтобы свести с ним счеты. На укоры хана, что негоже такому удальцу в иг­рушки играть, когда родные горы до самых вершин покрылись пото­пом священной войны с неверными, Аммалат отвечал с должной рассудительностью, но когда явился русский офицер, чтобы захватить мятежного хана, долг гостеприимства понудил его препятствовать этому. Султан-Ахмет нанес русскому удар кинжалом — теперь Ам­малат виновен перед властями и должен бежать, чтобы вместе с ханом участвовать в набегах на мирную сторону.

Вскоре, однако, предприятие их, произведенное в союзе с грозны­ми чеченцами, окончилось неудачей, и вот уж раненый Аммалат в доме аварского хана. Раны его тяжелы, и по первому возвращению из забытья кажется ему, что он уж не на земле, раздираемой враж­дою и кровопролитьем, но в раю, назначенном для правоверных, ибо кто же иначе юная гурия, поправляющая ему покрывало? Это между тем Селтанета, дочь хана, полюбившая раненого юношу. Аммалат от­вечает ей глубокой и страстной любовью, что нередко властно охва­тывает девственное сердце азиатца. Но где победствует любовь, там грядет расставанье — вскоре хан посылает поправившегося юношу в новый набег...

Давно уж русские казаки с укрепленной кавказской линии не только в своей одежде и внешности, но и в своих воинских умениях уподобились горцам и ныне дают им славный отпор, несмотря на ловкость и отчаянность нападающих. Абрекам-джигитам, по обегу разбойничающим без удержу, — в этот раз удалось было отбить и пленниц и большой табун лошадей, но на переправе через Терек их настигают казаки, в помощь которым картечью ударила с холма рус­ская пушка. Вот абреки вступают в последний бой, запевая «смерт­ную песню» (перевод с татарского): «Плачьте красавицы в горном ауле./Правьте поминки по нас./Вместе с последнею меткою пулей/Мы покидаем Кавказ».

Удар прикладом по голове свалил на землю юного храбреца Аммалата.

Полковник Евстафий Верховский, служивший при штабе главно­командующего русских войск на Кавказе, писал своей невесте в Смо­ленск: «...Юность и прекрасные задатки доставленного к нам пленного дагестанского бека произвели на меня столь сильное дейст­вие, что я решился просить Алексея Петровича уберечь его от неми­нуемой виселицы. Генерал Ермолов (кто не видал его в жизни, не сможет представить силу его обаяния по одним лишь портретам) не только отменил казнь, но и в соответствии со своей натурой (казнить так казнить — миловать так миловать) предоставил ему полную сво­боду, оставив при мне. Дружба наша с Аммалатом трогательна, успе­хи его в русском языке и образовании поразительны. При этом он остается истинным азиатцем в чувствах своих и тем же удальцом, каким выказал себя, будучи разбойником. Свою глубокую привязан­ность ко мне он нашелся выразить на охоте способом самым герои­ческ

им, спасая жизнь мою от клыков свирепого кабана. Право, он дорог мне не менее младшего брата — столь благодарно для нас добро, если нам выпадает случай творить его на этой варварской и жестокой войне. Мне лестно думать, что я оказался способным к нему, любовью и мечтой о тебе вдохновленный...» Аммалат жадно учился мыслить, и это захватило его. Но никогда не мог бы он забыть своей Селтанеты, и тоска по ней сливалась с тоскою по той вольности, которой против прежнего он был все-таки лишен хотя бы из привязанности к благородному Верховскому. Полу­чив внезапное известие о болезни своей возлюбленной, он помчался к ней, несмотря на то, что отец ее был теперь враждебен ему. Приезд Аммалата оказал действие благотворное, но Султан-Ахмет был непреклонен: оставь служить гяурам, вечным врагам нашим, — только этим заслужишь ты право быть моим зятем, а свадебным подарком пусть будет голова полковника. «Какого полковника?» — «Верховского, и его только!» — «Как подниму я руку на благодетеля своего?» — «Он лжив, как все русские. На устах его мед, в душе яд. Он увезет тебя в Россию, и там сгинешь ты». И коварный хан не ограничился словами, полными угрозы. По приказу его старая кормилица Аммалата сказала юноше, будто слы­шала слова Верховского, что он собирается, забрав Аммалата в Рос­сию, предать его там суду. В сердце Аммалата разыгрывается борьба чувств не менее жестокая, чем сама война кавказская. Ненависть к предполагаемому лицемерию Верховского, влечение к Селтанете и на­дежда на будущее счастье вступили в смертельную схватку с чувством братской любви и благоговением перед умом и добротою русского офицера Мрак невежества и уродство воспитания пересилили зачат­ки добродетели в темной душе азиатца. Охваченный страстью и воз­бужденный обманом, он решился. Они ехали вдвоем далеко впереди отряда. Внезапно Аммалат по­скакал вперед, затем повернул назад и поднял меткое ружье свое. «Что твоя цель, Аммалат?» — спросил полковник, радуясь просто­душно играм своего юного друга. «Грудь врага!» — был ответ. Грянул выстрел. Аммалат скрывается от погони. Бродит в горах. Он сделал лишь часть дела. Но у него нет головы полковника. Ночью он совершает зверское дело гробокопства. С головой своего благодетеля в мешке мчится он теперь к аварскому хану, терзаемый совестью, но надею­щийся овладеть своей Селтанетою. Не в добрый час оказался он в доме хана. Султан-Ахмет хан Авар­ский был при последнем дыхании от быстрой болезни. Но ничто не может сейчас остановить Аммалата. Он бросил свой кровавый дар на ложе умирающего. Но это лишь ускорило кончину хана, который перед неизвестностью смерти жаждал покоя, а не кровавых сцен. Властная ханша обрушила свой гнев на несчастного Аммалата. «Ни­когда ты, преступник столь же мерзкий, как отцеубийца, не будешь моим зятем! Забудь дорогу в мой дом, иначе мои сыновья заставят тебя вспомнить дорогу в ад!» «Селтанета, любовь моя!» — прошептал он, но и она сказала лишь: «Прощай навек!» Прошли годы. Аммалат скитался с тех пор по Кавказу, был в Тур­ции, искал в бесконечных битвах смерти и забвения. Поврежденная совесть и дурная слава сопровождали его повсюду. В 1828 году при осаде Анапы русский офицер-артиллерист ловко прицелил пушку, чтобы ссадить ядром статного всадника на белом коне, дерзко презиравшего огонь с наших позиций. Выстрел был уда­чен. Артиллерист затем подошел и остановился над тяжело ранен­ным. Неодолимый ужас отразился в глазах горского воина. «Верховский!» — еле слышно прошептал он, и это имя было послед­ним страшным приветом его этому миру. С убитого сняли кинжал с золотой насечкой. «Медлен к обиде — к мести скор», — прочитал переводчик. «Брат мой Евстафий стал жертвой исполнявшего это раз­бойничье правило», — со слезами в голосе сказал артиллерийский ка­питан Верховский. «Тут еще имя его, — указал переводчик. — Аммалат-бек». Из примечаний автора. Происшествие это подлинное. Постоянно пребывая на Кавказе, пришлось слышать его от многих людей, хоро­шо знавших и Верховского, и Аммалата. Рассказ ни в чем значитель­ном не отступает от истинных слов их.