Автор: Пушкин А.С.
1820—1822 годы в творчестве Пушкина — расцвет романтизма. В художественной системе романтизма ключевое место занимает свободная личность героя, для романтика свобода — высшее благо. Чтобы лучше понять идейно-образное содержание романтического метода, обратимся к одному из известнейших стихотворений Пушкина той поры — к “Узнику”. Это своеобразная формула романтического мировосприятия. Стихотворение открывается образом “темницы” и томящегося в ней “узника”. Вам никогда не приходило в голову задать вопрос: за какое преступление герой сидит в тюрьме? На какой срок осужден? Разумеется, не приходило. И это абсолютно правильно, потому что по законам романтизма подобные вопросы и не могут возникнуть. Основное содержание романтизма — выражение страданий души от несоответствия действительности идеалам: мир не таков, каким должен быть. И остро ощущающий это несоответствие романтический герой чувствует себя чужим в сером обыденном мире. Он одинок, он загнан в клетку. Отсюда центральные мотивы романтизма — тема свободы, бегства из тюрьмы в некий иной, недостижимый и манящий мир. Люди кажутся безликой массой, герой ищет свой мир вне толпы: там, где небо, море — стихия. “Вскормленный в неволе орел молодой, / Мой грустный товарищ...” Отчего именно орел? Почему не щегол, не синица? Образ орла — романтический символ. Прежде всего, это птица гордая, одинокая. В ней — мощь свободного полета, тяга в поднебесье... Куда зовет орел узника? В очарованную даль, в тот мир, который всегда живет в воображении, в душе романтического героя, противостоя миру реальному.
Нет полноценной личности без глубины самосознания. Каждый человек стремится осмыслить окружающий мир, постичь, как и во имя чего живут и умирают люди. По сути, пушкинское творчество — отражение духовного пути человека: со всеми его взлетами и падениями, с заблуждениями, самообманом — и их преодолением, с вечным стремлением к самопознанию и познанию мира.
Стихотворение 1824 года “К морю” завершает романтический период пушкинского творчества. Оно стоит как бы на стыке двух периодов, поэтому в нем присутствуют и некоторые романтические темы и образы, и черты реализма. Это прощание — во всех смыслах. И с реальным Черным морем, с которым поэт расстается (в 1824 году Пушкина высылают из Одессы в Михайловское, под надзор родного отца), и с морем как романтическим символом абсолютной свободы, и с самим романтизмом, и с собственной юностью. Это стихотворение интересно сопоставить с “Узником”. В обоих важнейший мотив — мотив бегства, стремления к свободе. Как он звучал в “Узнике”, помните? “Куда бежать?” — так вопрос не стоял: “Туда!”, в возвышенный романтический мир. Теперь же нет и не может быть прежней однозначности ответа. Мир опустел... “Теперь куда же/ Меня б ты вын
Утверждение верности прежним идеалам и друзьям, во имя этих идеалов пожертвовавшим собой, звучит и в послании “Во глубине сибирских руд...”. Философское понимание свободы не уводит Пушкина от “прежних гимнов”, от былых идеалов. Оно лишь помогает более глубоко осознать жизнь. Пришло понимание, что свободу никому нельзя принести в дар, как мечталось в юности, что свобода начинается с постоянной духовной работы; и ни о какой политической свободе нельзя говорить, пока не обретено духовное освобождение.
Глубочайшее философское осмысление свободы дано в стихотворении 1828 года “Анчар”. Зло Анчара — именно абстрактное зло, страшное самой своей беспричинностью. По сути, привычному человеческому миру противостоит антимир. Стихотворение построено на антитезе: первая его часть— о самом “древе яда” — отчетливо противопоставлена второй, сюжетной, которая начинается именно с подчеркнутого противопоставления: “Но человека человек...” В этой строчке намеренно убраны сословные перегородки: ведь перед лицом “антимира” и господин, и слуга — прежде всего люди, которые должны бы вместе противостоять злу, идущему извне. И сила зла, сила Анчара именно в том, что перед ним не люди, а хозяева и рабы. Одного лишь “властного взгляда” господина достаточно рабу, чтобы пойти на смерть и за смертью. Мы привыкли сочувствовать рабам и проклинать угнетателей. Есть ли сочувствие к рабу у Пушкина? Нет, “бедный раб”, покорный взгляду царя и умирающий “у ног Непобедимого владыки”, вызывает скорее презрение. Он так же отвратителен поэту, как и его господин, ибо смирение раба есть клеймо его духовного рабства: как и чувство вседозволенности, руководящее “владыкой”. Ибо духовная свобода не имеет ничего общего ни со вседозволенностью, ни с безволием. Так, через духовное рабство, входит в мир людей яд Анчара: “А царь тем ядом напитал/ Свои послушливые стрелы / И с ними гибель разослал / К соседям в чуждые пределы”. И свобода в понимании Пушкина обретает абсолютную самоценность, превышающую по значимости все сущее в мире: “На свете счастья нет, но есть покой и воля”.