Творчество
Николая Гумилёва
Выполнил: ученик
11 класса Рябовской
МСОШ Бакулин Д. А.
Никому не дано сказать о Поэте больше, нежели делает это сам он в своих стихах. Ни родным, ни друзьям, ни современникам, ни исследователям. Можно создать многотомную биографию. Но Поэт всегда больше своей биографии, потому что он – целый самостоятельный мир, счастье и трагедии, гармонии и разлады которого будут доходить к потомкам и спустя десятилетия, века, как доходит к нам из глубин бездонной Вселенной свет давно погибших звёзд.
И только Судьба, только она одна – больше Поэта, потому что может быть и посмертной. Особенно если при жизни не была исчерпана даже наполовину.
Много ли в России поэтов, доживших до старости и умерших своею, не преждевременною, смертью? Увы нам, увы!.. Ни Пушкина, ни Лермонтова, ни Есенина, ни Маяковского никогда не сможем представить себе почтенными седовласыми стариками, окруженными внуками. Да и только ли их? В России больше муз осиротевших, чем бряцающих на лирах.
Среди них – и муза русского поэта Николая Гумилева. Поэта, чье имя более полувека было под запретом, но чьи стихи проникали из одного десятилетия в другое – через колючие проволоки и сквозь глухое молчание. Проникали, в очередной раз доказывая миру, что Судьба больше поэта; что можно убить творца, но не память о нем.
Сейчас Николай Гумилев возвратился к нам , и, кажется за последние десять лет мы узнали его творчество едва ли не полнее, чем современники: опубликованы не только его поэзия, проза, статьи, но и письма, и варианты тех или иных строк, и воспоминания о нем, и литературоведческие работы. Речь не только о его творчестве, но и о трагической судьбе
русской интеллигенции начала века. Интеллигенции, которой ярким и полноправным представителем был Гумилев.
Николай Гумилев родился 3(15) апреля 1886 года в Кронштадте, где отец его дослуживал последний год корабельным врачом перед выходом в отставку. Особым пристрастием к наукам младший Гумилев не отличался ни в детстве, ни в юности. Но в пять лет уже умел читать и не без удовольствия сочинял, выискивал из обилия слов именно рифмующиеся. Дополнительным толчком, импульсом для выражения своих эмоций и внутренних переживаний в стихах стал переезд семьи в Тифлис. Время, проведенное на Кавказе, – более двух лет – было очень насыщенным и многое дало юному Гумилеву: не только новых друзей, обретенных в лучшей в городе 1-й Тифлисской гимназии, но и определенную самостоятельность, независимость, к которой он стремился.
Восьмого сентября 1902 года, в газете «Тифлисский листок» было опубликовано его стихотворение «Я в лес бежал из городов…». В 1903 году он вернулся в Царское Село уже
Автором целого альбома – пусть откровенно подражательных, но искренних – романтических стихотворений, которые сам достаточно высоко ценил и даже посвящал и дарил знакомым девушкам.
Почти все, кто станет потом, спустя годы, писать о Гумилеве-поэте, Гумилеве-путешественнике, Гумилеве-воине и Гумилеве-организаторе, будут отмечать такие черты характера, как твердость, надменность, очень уважительное отношение к себе. Довольно болезненный в детстве, он вопреки физической слабости всегда старался руководить, всегда претендовал на роль вождя – и был им. С детства застенчивый, всячески преодолевал и этот недостаток. Быть может и стихи он начал сочинять из жажды славы: никто вокруг не умел, а его фамилия уже в газете была напечатана – значит, и в этом он выше других. А самовоспитание гордости и вовсе не знало ни границ, ни мелочей: это была памятливая гордость. Даже самых пустяшных обид маленький Коля не мог и не хотел забывать.
«Путь конквистадоров» Николай Гумилев издал на деньги родителей за год до окончания гимназии, в 1905 году, когда ему исполнилось 19 лет. К этому времени он уже два года как был знаком с Анной Горенко, и не просто знаком: ей посвящены стихи в первой книге; с нею проведено немало дней и вечеров; завязалась тесная дружба с ее братом, Андреем. Все это несколько отвлекало от постоянных нападок сверстников-царскоселов, которые не понимали его поэзии и выискивали любой повод, чтобы посмеяться.
В январе 1906 года, в «Слове» С. В. Штейн напишет о «Пути конквистадоров», что сборник «выпущен юным автором слишком рано: он пестрит детскими страницами, сказывается отсутствие твердой и возмужалой мысли», это будет воспринято Гумилевым уже не столь болезненно, тем более, что почти одновременно поступит и приглашение Брюсова сотрудничать в «Весах».
Еще до официального завершения обучения в гимназии у Гумилева появится желание поехать за границу. В том, что он уехал в Париж, просматривается не страсть к наукам (хотя он и поступил в Сорбонну), а в первую очередь его неуемная страсть к путешествиям. Мир, которым довольствовались царскоселы, был для него мал и бледен, душа требовала расстояний и впечатлений.
Брюсов, теперь уже явно взяв шефство над юным подопечным, помогал ему не только литературными консультациями. Он свел Гумилева со своими Парижскими знакомыми, уберег от некоторых его ошибок и поспешных шагов (так, не рекомендовал сотрудничать с газетой «Столичное утро»).
Первый парижский период характерен еще и тем, что Гумилев впервые столкнулся с изданием журнала. Затем в его жизни будет немело попыток, но «Сириус» – первая из них. Сама идея возникла во время знакомства с русскими художниками М. Фармаковским и А. Божеряновым. Деньги дал Фармаковский, привлекли еще несколько молодых художников – и началась увлеченная работа над первой книжкой «двухнедельного журнала искусства и литературы». Первый номер увидел свет уже в январе 1907 года. Правда вышло всего три номера, заполненных в основном произведениями самого Гумилева, а затем издание пришлось прекратить.
Несмотря на все трудности пребывания во Франции – и материальные, и нравственные, – Гумилев не забывал об остальном, как он себя определил, деле – литературном творчестве. Собиралась вторая книга - вышедший в январе 1908 года сборник «Романтические цветы», изданный за свой счет и посвященный Анне Андреевне Горенко.
Как и следовало ожидать, первым на выход «Романтических цветов» откликнулся Брюсов, который писал в «Весах», сравнивая новую книгу добровольного ученика с первой: «Стихи Н. Гумилева теперь красивы, изящны и большей частью интересны по форме; теперь он резко и определенно очерчивает свои образы и с большой продуманностью и изысканностью выбирает эпитеты… Конечно, несмотря на отдельные удачные пьесы, «Романтические цветы» – только ученическая книга. Но хочется верить, что Гумилев принадлежит к числу писателей, развивающихся медленно и потому самому встающих высоко».
О «Романтических цветах» будет затем с издевкой писать газета «Царскосельское дело», которая никогда не упускала случая продемонстрировать свое отношение к Гумилеву: не слишком корректно отзовется о книге и журнал «Образование», доселе хваливший его стихи; газета «Русская мысль»считала стихи «мертворожденными, рассудочными и холодными» и убеждала читателей в том, что «если признать основным принципом искусства нераздельность формы и содержания, то стихи г. Гумилева пока большей частью не подойдут под понятие искусства».
Но два отзыва – Валерия Брюсова и Иннокентия Анненского – станут определяющими для Гумилева и его книги. Хотя далеко не все Анненский оценил в книге как достойное внимания, он сумел сказать и обнародовать главное, что характеризует творчество Гумилева того периода: «Зеленая книжка отразила не только искание красоты
, но и красоту исканий
». А это было время именно исканий
, о чем говорит как уход в «Романтических цветах» от декадентства «Пути конквистадоров», так и уход в последующих книгах от символизма «Романтических цветов».
Имя его в эти годы все чаще появляется на страницах газет и журналов, и далеко не всегда как поэта: в 1908 году он выступает с рассказами, новеллами, отзывами и статьями в «Весах», «Речи», «Русской мысли», «Весне». Расширяется круг его литературных знакомств – как парижских, так и, в меньшей степени, петербургских, хотя и они стали достаточно обильными после возвращения в Россию – благодаря сотрудничеству в журналах и участию в кружке «Вечера Случевского», благодаря посещениям знаменитых традиционных «сред» в «башне» у Вячеслава Иванова.
К тому времени первый этап «делания себя» почти завершился. В принципе путь был намечен, очерчен и даже заявлен, хотя впоследствии не раз корректировался и видоизменялся. Но штрихи Гумилева-поэта и Гумилева-путешественника в его портрете углублялись, становились все четче. В 1909-1910 годах его пристрастия и антипатии определились еще более явно.
Во-первых, это наметившийся отход от Брюсова – только наметившийся, еще не явный, но просчитываемый, так как совмещать ученичество у Брюсова и посещение «сред» Вяч. Иванова было невозможно. Это находило отражение и в творчестве.
Во-вторых – жажда общественно-литературной деятельности, в которой он хотел играть свою, по его мнению, не второстепенную роль. Это выразилось в создании совместно с С. К. Маяковским журнала «Аполлон», одним из активнейших сотрудников которого Гумилев затем станет, и в попытке основать свой журнал «Остров» (выйдет всего два номера)
В-третьих, это отношение к путешествиям не как к забаве или развлечениям, но как к потребности, без исполнения которой он не мыслил и творчества. В ноябре 1909 года он отправляется
К концу 1909 года фамилия Гумилева стала известна всему Петербургу – как это часто бывает, из скандальной хроники. Поводом послужила дуэль между Гумилевым и Волошиным, состоявшаяся из-за Елизаветы Ивановны Дмитриевой, с которой Гумилев познакомился еще в Париже.
К 1910 году Николай Гумилев добился того, о чем думал и в гимназии и в Париже: он не просто стал заметным поэтом, но и играл заметную роль в литературных делах. Всеми теперь как-то забыто, что он тогда еще учился в университете. В апреле 1910 года произошли в его жизни два знаменательных события: вышла третья книга стихов «Жемчуга» и 25 апреля состоялось венчание с Анной Андреевной. Книга «Жемчуга» посвящена Брюсову. Насколько в «Романтических цветах» явно было видно влияние Бальмонта, кумира юности, настолько же явно в «Жемчугах» воздействие учителя, Брюсова.
Книга «Жемчуга» не случайно приобрела широкую известность и не случайно была сразу замечена литературной критикой. Дело тут не только в ставшем к тому времени звучным имени и не только в упрочнившемся положению автора. По этому поводу в отзыве на книгу Валерий Брюсов писал в «Русской мысли»: «Н. Гумилев не создал ни какой новой манеры письма, но, заимствовав приемы стихотворной техники у своих предшественников, он сумел их усовершенствовать, развить, углубить, что, быть может, надо признать даже большей заслугой, чем искание новых форм, слишком часто ведущим к плачевным неудачам».
1909 год был переломным для символизма, который входил в стадию глубокого кризиса. Ясно, что молодой поэт не мог стоять в стороне от законов развития современной ему литературы. Но Гумилев, хотя и был прилежным учеником, превыше всего ставил самостоятельность выбора. Поэтому, в чем-то следуя форме, он не пошел ни за Брюсовым, ни за Вячеславом Ивановым. Он подводил собственные итоги.
Одной из основных проблем литературного процесса 1910 года стала проблема символизма. Мнения о его будущем расходились. Символизм, как литературное течение и философская система терял свою целостность и разрушался. Соответственно, не могла полностью удовлетворять Гумилева и «Академия стиха», в стенах которой это происходило. Как человек практического оклада, он не мог довольствоваться лишь теоретическими рассуждениями, без их воплощения в жизнь. Отвергший его кружок Вяч. Иванова и переставший удовлетворять Брюсов толкнули на новые поиски.
Все это привело к мысли о создании новой группы, которая заменила бы «Академию стиха», и нового направления, способного, в отличие от угасающего символизма, взять на себя роль ведущего.
«Цех поэтов» был задуман осенью и обсужден в «Аполлоне» с привлечением Городецкого, Лозинского, Нарбута, Мандельштама, Зенкевича, Ахматовой… 20 октября уже состоялось первое заседание, 1 ноября – второе, в Царском селе.
В «Цехе поэтов» как программа зародился акмеизм, но это было несколько позже. Поначалу же «Цех», насчитывающий 26 членов, вбирал в себя представителей разных направлений, большей частью как раз не акмеистов.
Поколебавшись между выбором названия для нового течения – акмеизм
или адамизм
, –
родоначальники остановились на акмеизме, производном от греческого акме
: вершина, процветание.
О создании акмеизма было официально заявлено 11 февраля 1912 года на заседании «Академии стиха».
Создавая «Цех поэтов», а за ним и акмеизм, Гумилев не отрицал достижений символизма, наоборот – призывал взять из него лучшее. По воспоминаниям Ахматовой, именно тогда он сказал ей о символистах: «Они как дикари, которые съели своих родителей и с тревогой смотрят на своих детей». Он не желал быть «съеденным». Да ему это и не грозило, так как, в сущности, акмеиста из него и не вышло. Разве что в выпущенной в этом же, 1912 году книге «Чужое небо» современники увидели некие черты проявления нового направления.
«Чужому небу» суждено стать последней «мирной» книгой поэта. Следующая, «Колчан», вышла только спустя четыре года. Что случилось тогда с ним, и не только с ним? Прозвучавший в Сараеве выстрел – какие струны задел и разбудил? Можно говорить о чертах характера Гумилева, о его стремлении идти на встречу опасности. Можно говорить и о «патриотическом угаре», охватившем страну.
Спустя 24 дня после объявления войны, 24 августа, несмотря на полученное еще в 1907 году из-за косоглазия освобождение, он записывается добровольцем в лейб-гвардии уланский полк.
Служил Гумилев прилежно, отличался храбростью – о том говорит его быстрое продвижение до прапорщика, и два Георгиевских креста – четвертой и третей степеней, которые давались за исключительное мужество.
«Цех поэтов» распался, что еще раз подтвердило: Гумилев был в нем стержнем, основным звеном. Перестали появляться в «Аполлоне» знаменитые гумилевские «Письма о русской поэзии». Зато вместо них Гумилев стал публиковать в «Биржевых ведомостях» свои «Записки кавалериста», которые появлялись в течение года и привлекали внимание публики. Всего состоялось 12 публикаций, сопровожденных пометкой: «От нашего специального корреспондента». В конце декабря 1915 года вышла книга стихов «Колчан», в которую поэт включил и то, что было создано им на фронте.
Не известно, как повернулась бы судьба Гумилева, останься он в Петербурге: впереди был 1917 год, и отношения к событиям этого года далеко не у всех было однозначным. Но после неудачной сдаче экзаменов на офицерское звание и болезни Гумилев получил назначение в экспедиционный корпус за границу и в июле1917 года прибыл в Париж.
Несмотря на все хлопоты, 1917 год был и годом интересных творческих раздумий, чему в немалой степени способствовало парижское окружение – как художники М. Ф. Ларионов и Н. С. Гончарова, поэт К. Н. Льдов. Гумилев увлекается восточной литературой, переводит китайских поэтов, пишет трагедию «Отравленная туника».
Вернувшись из Лондона, он с головой ушел в литературную деятельность. Духовный его подъем, объясняемый возвращением в литературу, счастливо совпал с открывшимися возможностями. Он переиздает свои книги («Жемчуга», «Романтические цветы»), издает одну за другой новые («Мик», «Фарфоровый павильон», «Костер»), читает лекции в многочисленных студиях и объединениях, занимается активной переводческой деятельностью, снова возвращается к литературной критике. Одновременно Гумилев не столько возрождает, сколько создает новый «Цех поэтов», в который входят Г. Адамович, Г. Иванов, Н. Оцуп. Творческая и общественная деятельность Гумилева в первые же годы после возвращения из-за границы сделала его одним из самых значительных литературных авторитетов.
Вышедший в 1918 году сборник «Костер» не привлек особого внимания критики. Думается, это следует объяснить прежде всего другими заботами и проблемами, выдвинутыми первым послереволюционным годом. Это – самая русская по содержанию из всех книг Гумилева. На ее страницах – Андрей Рублев и русская природа; детство, прошедшее в «медом пахнущих лугах», и городок, в котором «крест над церковью вознесен».
«Огненный столп» – еще один поистине вершинный сборник Гумилева. Иной мир – таинства души, чувств и пророчеств – сходит с ее страниц. В «Огненном столпе» автор стремится понять тайну мирозданья и движения души, зачастую независимые от человеческого желанья. В нем поэт простыми словами размышляет о жизни и смерти, о любви и ненависти, о добре и зле, поднимаясь до философских высот и оставаясь при этом предельно земным.
«Огненный столп» вышел как раз посередине нормального по срокам земного странствия: автору – известному поэту и путешественнику, профессору, неутомимому организатору и руководителю – было 35 лет. Взлет. Расцвет. Вершина. И книга посвященная второй жене, Анне Николаевне Энгельгардт, подтверждала это. «Лучшей из всех книг Гумилева» назвал ее тогда же один из критиков.
Эту, лучшую свою книгу ему уже не суждено было увидеть напечатанной.
Весть о том, что 3 августа 1921 года Николай Гумилев был арестован по подозрению в участии в «таганцевском заговоре», потрясла многих. Походы в ЧК ничего не дали – поэта не отпустили. Он был обвинен в участии в петроградской боевой организации.
24 августа 1921 года Петроградская Губчека приняла постановление о расстреле участников «таганцевского заговора» (всего 61 человек).
Задолго до нынешних дней Ахматова выяснила, «что, собственно, никакого «таганцевского заговора» не было. Что Гумилев ни в чем не виноват, не виноват и сам Таганцев ни в чем. Никакого заговора он не организовывал. Он был профессор истории в университете в Ленинграде. А было следующее: действительно была группа – пять моряков, которые что то замышляли и, чтобы отвести от себя подозрения, составили списки якобы заговорческой группы во главе с профессором Таганцевым. Включили в эти списки много видных лиц с именами, в том числе и Гумилева, отведя каждому из них свою роль.
Тридцать пять лет прожил поэт. Сейчас наступила вторая его жизнь – возвращение к читателю, который узнает писателя, чье творчество не только в Серебряном веке русской поэзии имело большое значение, но и оказало влияние на дальнейшее развитие литературы.
Литература:
Панкеев И. А.. Николай Гумилев избранное. М.: Просвещение. 1990.