Средняя общеобразовательная школа № 352
РЕФЕРАТ
по русской литературе
Поэзия Серебряного Века.
Творчество Велимира Хлебникова.
Преподаватель: Гаврилова И.А.
Выполнила ученица 11»А» класса
Андриенко Маргарита
Санкт-Петербург
2007
ХЛЕБНИКОВ Велимир
(настоящее имя Виктор Владимирович)
(1885-1922)
Русский поэт, теоретик футуризма в литературе, одна из ключевых фигур русского авангарда.
Велимир Хлебников – экпериментатор и первооткрыватель, создавший новую поэтическую вселенную. Одни называют его гением, другие сумасшедшим. Реплика О.Мандельштама: «Он был первооткрыватель, ученый, провидец, а у нас из него сделали полуидиота-шамана», - не утратила свою актуальность. Изыскания Хлебникова в области природы поэтического звука лежат в точке пересечения науки и творческой интуиции. Мир своего творчества поэт создает «из недоступных другим поэтам материалов – невидимых и неосязаемых магнитных полей истории и радиоволн будущего». Велимир Хлебников стремился создать качественно другую литературу. В одном из своих писем он заявлял: «Мы новый род люд-лучей. Пришли озарить вселенную». Эту тему он продолжает в лирике:
Люди изумленно изменяли лица,
Когда я падал у зари.
Одни просили удалиться,
А те молили:озари…
Хлебников родился в семье учёного-естественника, орнитолога и лесовода, возможно, этот факт биографии в дальнейшем повлиял на его творчество. Детские годы прошли в краях «первобытных», природа и ее голоса были для Хлебникова «своими». С помощью своего отца, одного из основателей Астраханского заповедника будущий поэт изучал животный и растительный мир, особенно царство пернатых. Мотивы языческой идиллии
, столь отчетливые и красочные в его творчестве, были не надуманной мечтой о «земном рае», а свежей и цепкой, даруемой детством, памятью чувств. Эпичность поэзии Хлебникова интимна, его миф – домашний, добродушный, сказочно-яркий. Каждый образ, созданный им оказывается точным, созданным вновь. Анна Ахматова как-то заметила о стихах Хлебникова: «Это все увидено как бы в первый раз».
Зеленый леший – бух лесиный,
Точил свирель,
Качались дикие осины,
Стенала благостная ель.
Лесным пахучим медом
Помазал кончик дня
И, руку протянув, мне лед дал,
обманывая меня…
В годы студенчества в Петербурге Хлебников посещал литературные “среды” в “башне” Вяч. Иванова и “Академию стиха” при журнале “Аполлон”.
С поздним символизмом
Хлебникова сближал интерес к философии, мифологии, русской истории, славянскому фольклору.
Однако, не смотря на внешнее ученически-истовое следование “заветам символизма”, Хлебников был внутренне чужд этому течению, равно как и нарождающемуся акмеизму
. Расхождение основывалось на коренном различии взглядов на природу Слова (языка) и Времени
. Символисты и акмеисты стремились выявить в отвлечённом слове закодированные ”вечные сущности” и перемещали современность в контекст предшествующей культуры, уводили настоящее к ”первозданной ясности прошлого”.
Остро переживая позорное поражение на Востоке и удушение первой русской революции, напряжённо размышляя над ходом истории, поэт предпринял утопическую попытку найти некие универсальные числовые законы Времени
, так или иначе влияющие на судьбы России и всего человечества.
Прошлое, настоящее и будущее в его утопической системе представлялись лишь фрагментами единого непрерывного Времени, эластично и циклично повторяющегося в своём круговом развитии. Настоящее, являясь вместе с прошлым частью целокупного времени, получало таким образом возможность перемещения в “научно предсказуемое” будущее. Хлебников подходит к данному вопросу как учёный-исследователь, но, будучи поэтом по своей природной сути, он постигает Время сквозь мифопоэтическую призму
и превращает предмет исследования в свою главную и пожизненную тему наряду с другим его постоянным героем своей поэзии – Словом, языком.
В пору, когда в вырей
Времирей умчались стаи,
Я времушком-камушком игрывало,
И времушек-камушек кинуло,
И времушко-камушко кануло
И врекмыня крылья простерла.
(1908)
Слово
в его философско-поэтической системе переставало быть только средством передачи его культурной традиции в её смысловых и эстетических значениях, а становилось собственнозначимой и самоценной чувственной данностью, вещью
и, следовательно, частью пространства
.
Именно таким образом, через Время, зафиксированное Словом и превращённое в пространственный фрагмент, осуществлялось искомое философское единство ”пространства-времени”.
Единство, допускающее возможность его переоформления в слове и, значит, поддающееся активному регулированию по воле речетворца.
Создавалась внешне логически-ясная концепция преодоления физического времени
как пространства за счет реставрации
(в прошлом) и реконструкции
(в настоящем и будущем) слов-вещей
и пересоздания на этой основе
всей застывшей в пространстве и времени системы узаконенных художественных форм и социальных институтов.
Открывалась как бы единая "книга бытия", книга Природы – утопическая мечта Хлебникова,
поэтическому воплощению которой он посвятил всю свою жизнь.
Искания Хлебникова вполне согласовывались с общим путем
устремленного в будущее футуризма,
относившего смыслы, в противовес символистским, потусторонним отвлеченностям, к чувственным данностям.
Это происходило и в живописи, также искавшей единство «пространства – времени» и насыщавшей пространственную изобразительность «четвертым измерением», т.е. временем. Не случайно поэтому после знакомства с В. Каменским, способствовавшим первой публикации поэта (Искушение грешника // Весна. – 1908. - № 10), и сближения с группой поэтов и художников (Д. Н. Бурлюки, Е. Гуро, М. Матюшин ) Хлебников становится «невидимой», но главной «осью вращения» футуризма.
В 1910 году вышел совместный сборник группы футуристов – «будетлян» в придуманной Хлебниковым славянской огласке – «Садок судей».
Позже к ним присоединились А. Крученых, Б. Лившиц и В. Маяковский. Другой сборник «будетлян» «Пощечина общественному вкусу» (1912)
почти наполовину состоял из произведений Хлебникова : поэма «И и Э», «Гонимый – кем, почем я знаю?..», знаменитые «экспериментальные» «Кузнечик» и «Бобэоби пелись губы…».
На последней странице сборника была напечатана исчисленная поэтом таблица с датами великих исторических потрясений. Последней датой был 1917 год…
Подобные расчеты Хлебникова, называвший себя «художником числа вечной головы вселенной»
, проводил постоянно, проверяя свою теорию кругового Времени и стараясь «разумно обосновать право на провидение»
Я всматриваюсь в вас, о, числа,
И вы мне видитесь одетыми в звери, в их
<
Рукой опирающимися на вырванные дубы.
Вы даруете единство между змееобразным
движением
Хребта вселенной и пляской коромысла,
Вы позволяете понимать века, как быстрого
хохота зубы.
Мои сейчас вещеобразно разверлися зеницы
Узнать, что будет Я, когда делимое его –
единица.
«Числа» (1912)
Некоторые идеи Хлебникова о «жизненных ритмах» подтверждаются современной хронобиологией.
В 1910 гг. выходят книги Х.лебникова «Ряв!», «Творения 1906 – 1908», «Изборник стихов. 1907 – 1914», получают развитие разработанные им ранее «первобытные» славяно-языческие утопии
: «Змей поезда», 1910; «Лесная дева», 1911; «И и Э», 1912; «Шаман и Венера», «Вила и леший», 1912; «Дети Выдры», 1913; «Труба марсиан», 1916; «Лебедия будущего», 1918. В них поэтически формулировалась мечта Хлебникова о всесветном единении «творян» и «изобретателей»
(их антиподы «дворяне» и «приобретатели») в лоне единой и всевременной матери – Природы, одухотворенной человеческим трудом. Хлебников предлагал : «Исчислить каждый труд ударами сердца – денежной единицей будущего, коей равно богат каждый живущий».
Раскрытие важной для Хлебникова темы труда
в стихотворениях «Мы, Труд, Первый и прочее и прочая …», «Ладомир». Верховным представителем «творян», по мысли Хлебникова является поэт, а искусство становится проектом жизни
(идея жизнестроительного искусства).
Поэтические утопии и жизненное поведение поэта сливаются : начинаются пожизненные странствия Хлебникова по России как выражение особого «внебытового» существования творца.
К 1917 г. понимание искусства как программы жизни трансформируется в обобщенно анархическую утопию о мессианской роли поэтов – тайновидцев и пророков
, которые вместе с другими деятелями культуры должны создать международное общество Председателей Земного Шара из 317 членов (317 – одно из выведенных Хлебниковым «магических» чисел Времени). «Председатели» призваны осуществлять программу мировой гармонии в «надгосударстве звезды» («Воззвание Председателей Земного Шара»,1917).
За осокой грозных лет Бегут струи любины; Помнит, помнит человек Ковы милой старины. Знает властно-легкий плен. Знает чары легких мен, Знает цену вечных цен…
«Него-неголь»
Одновременно с созданием «первобытных» и космо – мифологических утопий поэт выступает и как мятежный автор антибуржуазных и антитехнократических гротескных пророчеств о «бунте вещей»,
которых, по мнению поэта, неизбежен в урбанизированном будущем, если его распорядителем станет сообщество «приобретателей» и «дворян» (поэма «Журавль», 1909; пьеса «Маркиза Дэзес», 1909 – 1911, и др.).
В годы первой мировой войны социалистическая активность Хлебникова значительновозросла, отчетливо выявился его интерес к теме современности
(в 1916 – 1917 гг. поэт служил рядовым в армии). Эта тенденция усилилась в годы революции и гражданской войны.. Хлебников, смыкаясь в гуманистическом пафосе с Маяковским, не приемлет империалистическую бойню (поэмы “Война в мышеловке”, 1915 – 1922; “Берег невольников”, 1921), но в дерзком восстании “колодников земли” он, подобно А. Блоку, видит справедливость исторического возмездия и по славянски былинный размах переустройства Вселенной на новых научно – трудовых человеческих основах (“Каменная баба”, 1919; “Ночь в окопе”, “Ладомир”, 1920; “Ночь перед Советами”, “Настоящее”, “Ночной обыск”, “Малиновая шашка”, 1921). Хлебников активно сотрудничает с Советской властью, работает в Бакинском и Пятигорском отделениях РОСТА, во многих газетах, в Политпросвете Волжско – Каспийской флотилии.
Однако и в эти годы поэт остается утопистом-мечтателем
. Главную силу, способную преодолеть “земной хаос” и объединить “творян” всего мира, Хлебников по-прежнему видел (наряду с овладением “числовыми” законами Времени ) в заново созданном, изобретенном им “звездном” языке,
пригодном для всей “звезды”- Земли. Именно этим, а не только однозначно нигилистическим эпатажем футуристов, отвергавших весь комплекс культуры прошлого (в т.ч. и язык), объясняются обширные поэтико-лингвистические эксперименты Хлебникова, сопутствующие всему его творчеству и казавшиеся многим современникам единственной самоцелью и сущностью хлебниковской поэзии.
Хлебников предпринял реформу поэтического языка во всем его объеме
. Звук в его поэтической системе несет в себе самоценное значение, способное насытить произведения художественным смыслом .Истоки смысла несущих фонем поэт находил в народных заклинаниях и заговорах ( см. поэму “Ночь в Галиции”, 1913), бывших, по определению поэта, “как бы заумным языком в народном слове” (, - отсюда термин «заумь», «заумный язык».
Мара-рома, Биба-буль! Укс, кукс, эль! Редэдиди дидиди! Пири-пэпи, па-па-пи! Чоги гуна, гени-ган! Аль, Эль, Иль! Али, Эли, Или! Эк, ак, ук! Гамч, гэмч, ио! Рпи! Рпи!
«Боги»
Слова, разложенные на «первоначальные» фонетические значения, Хлебников собирает на основе созвучий заново, стремясь сформировать гнезда неологизмов одного корня (этот процесс он называл поначалу «сопряжением» корней, а позднее – «скорнением» ).
По такой методике строились «экспериментальные» произведения : «Заклятие смехом», «Любхо» и др. Эксперимент распространялся и на синтаксис (вплоть до отказа от знаков препинания ), порождая особую ассоциативную структуру стиха на внешней основе примитивистской техники и подчеркнутого инфантилизма поэтики: раешник, лубок, анахронизм, «графоманство» и т.п. «Ребенок и дикарь,- писал Ю.Тынянов о Хлебникове,- были новым поэтическим лицом, вдруг смешавшим твердые «нормы» метра и слова» .
Антиэстетическое “дикарство” и “инфантилизм” Хлебникова действительно были формой футуристического эпатажа по отношению к застывшему в общепринятых “нормах” старому буржуазному миру. Однако целостная суть поэтико-лингвистических экспериментов была шире и включала в себя не только разрушающий, но и созидающий пофос. С уходом в послеоктябрьском творчестве нигилистического начала поэт отказывается от многих крайностей своих экспериментов в сфере “заумной” поэтики. В то же время он продолжает поиски методов обновления жанровой структуры лирики, эпоса и драмы на пути создания единого “синтетического” жанрообразования.
Сюда следует отнести неудачные хлебниковские попытки создания “сверхповестей” (“Царапина по небу”, 1920; “Зангези”, 1922), замысленных как своеобразная “книга судеб”, содержащая универсальные ключи к овладению “новыми” знаниями и законами жизнетворчества.
Оставаясь в русле утопических идеалистических концепций, Хлебников в условиях нового времени объективно не мог объединить вокруг своего философско-поэтического учения продолжительно действующее художественное направление. Однако его художественный вклад в теорию и практику поэзии чрезвычайно значителен (словотворчество и рифмотворчество, разработка интонационного стиха, многоголосие ритмов, философская проблематика, гуманистический пафос, жанровые новообразования и др. ). Маяковский, считавший стихи Хлебникова образцом “инженерной”, “изобретательской” поэзии, понятной “ только семерым товарищам-футуристам», говорил, однако, что стихи эти «заряжали многочисленных поэтов». Действие хлебниковского «заряда», в силовое поле которого попали Маяковский, Н. Асеев, Б. Пастернак, О. Мандельштам, М.Цветаева, Н. Заболоцкий и мн. др., распространяется и на современную советскую поэзию (В. Высоцкий, А. Вознесенский, Е. Евтушенко, представиели т.н. «рок-поэзии» и др.).