Рефераты → Литература и русский язык → Ст → Стихотворения 25

Стихотворения 25

Стихотворения

Автор: Ахматова А.А.


("Иеремия" Стравинского)


И вот из мрака встает одна


Еще чернее, чем темнота,


Но мне понятен ее язык, -


Он как пустыня и прям и дик,


И вот другая - еще черней,


Но что нас связывает с ней.


1962


(Мэчэлли)


Мы по ошибке встретили Год -


Это не тот, не тот, не тот...


Что мы наделали, Боже, с тобой,


С кем еще мы поменялись судьбой?


Лучше б нас не было на земле,


Лучше б мы были в небесном кремле,


Летали, как птицы, цвели, как цветы,


Но все равно были - я и ты.


Декабрь 1964-1965


Рим - Москва


[Ташкент]


Затворилась навек дверь его


А закат этот символ разлук...


Из того ж драгоценного дерева -


Эта скрипка и тот же звук.


1950-е годы


<Северные элегии>


Их будет семь, - я так решила,


Пора испытывать судьбу,


И первая уже свершила


Свой путь к позорному столбу...


1958 - 1960-е годы


[А.А.Смирнову]


Когда умрем, темней не станет,


А станет, может быть, светлей.


1911 Май


Париж


* * *


Ах! - где те острова,


Где растет трын-трава


Густо


......................


......................


........


Где Ягода-злодей


Не гоняет людей


К стенке


И Алешка Толстой


Не снимает густой


Пенки


1930-е годы


1 июня 1950


Пусть дети запомнят сегодняшний день


Студеный, прохладный, погожий


[В садах городских зацветает сирень]


И лип молодых чуть заметная тень


Легла на гранитные плиты.


И в рупоре голос ребенка звенит


Который на помощь зовет и кричит


. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .


Май-июнь 1950


1925


И неоплаканною тенью


Я буду здесь блуждать в ночи,


Когда зацветшею сиренью


Играют звездные лучи.


1926. Шереметевский сад


1950


Пятидесятый год - как бы водораздел,


Вершина славного невиданного века,


Заря величия, свидетель мудрых дел,


Свершенных волей человека.


Там - в коммунизм пути, там юные леса,


Хранители родной необозримой шири,


И, множась, дружеские крепнут голоса,


Сливаясь в песнь о вечном мире.


Там волны наших рек нетерпеливо ждут


Великолепное цветущее мгновенье,


Когда они степям бесплодным понесут


От черствой засухи спасенье.


А тот, кто нас ведет дорогою труда,


Дорогою побед и славы неизменной, -


Он будет наречен народом навсегда


Преобразителем вселенной.


Декабрь 1949


21 декабря 1949 года


Пусть миру этот день запомнится навеки,


Пусть будет вечности завещан этот час.


Легенда говорит о мудром человеке,


Что каждого из нас от страшной смерти спас.


Ликует вся страна в лучах зари янтарной,


И радости чистейшей нет преград, -


И древний Самарканд, и Мурманск заполярный,


И дважды Сталиным спасенный Ленинград


В день новолетия учителя и друга


Песнь светлой благодарности поют, -


Пускай вокруг неистовствует вьюга


Или фиалки горные цветут.


И вторят городам Советского Союза


Всех дружеских республик города


И труженики те, которых душат узы,


Но чья свободна речь и чья душа горда.


И вольно думы их летят к столице славы,


К высокому Кремлю - борцу за вечный свет,


Откуда в полночь гимн несется величавый


И на весь мир звучит, как помощь и привет.


21 декабря 1949


24 мая


Это были черные тюльпаны,


Это были страшные цветы.


24 мая 1959


27 января 1944 года


И в ночи январской беззвездной,


Сам дивясь небывалой судьбе,


Возвращенный из смертной бездны,


Ленинград салютует себе.


2 марта 1944


8 ноября 1913 года


Солнце комнату наполнило


Пылью желтой и сквозной.


Я проснулась и припомнила:


Милый, нынче праздник твой.


Оттого и оснеженная


Даль за окнами тепла,


Оттого и я, бессонная,


Как причастница спала.


1913


9 декабря 1913


Самые темные дни в году


Светлыми стать должны.


Я для сравнения слов не найду -


Так твои губы нежны.


Только глаза подымать не смей,


Жизнь мою храня.


Первых фиалок они светлей,


А смертельные для меня.


Вот, поняла, что не надо слов,


Оснеженные ветки легки...


Сети уже разостлал птицелов


На берегу реки.


Декабрь 1913


Царское Село


* * *


De profundis...* Мое поколение


Мало меду вкусило. И вот


Только ветер гудит в отдаленье,


Только память о мертвых поет.


Наше было не кончено дело,


Наши были часы сочтены,


До желанного водораздела,


До вершины великой весны,


До неистового цветенья


Оставалось лишь раз вздохнуть...


Две войны, мое поколенье,


Освещали твой страшный путь.


1944. Ташкент


__________


* Из бездны (взываю) (лат.).


In memoriam


А вы, мои друзья последнего призыва!


Чтоб вас оплакивать, мне жизнь сохранена.


Над вашей памятью не стыть плакучей ивой,


А крикнуть на весь мир все ваши имена!


Да что там имена! - захлопываю святцы;


И на колени все! - багровый хлынул свет,


Рядами стройными проходят ленинградцы,


Живые с мертвыми. Для Бога мертвых нет.


Август 1942


Дюрмень


Interieur


Когда лежит луна ломтем чарджуйской дыни


На краешке окна, и духота кругом,


Когда закрыта дверь, и заколдован дом


Воздушной веткой голубых глициний,


И в чашке глиняной холодная вода,


И полотенца снег, и свечка восковая


Горит, как в детстве, мотыльков сзывая,


Грохочет тишина, моих не слыша слов, -


Тогда из черноты рембрандтовских углов


Склубится что-то вдруг и спрячется туда же,


Но я не встрепенусь, не испугаюсь даже...


Здесь одиночество меня поймало в сети.


Хозяйкин черный кот глядит, как глаз столетий,


И в зеркале двойник не хочет мне помочь.


Я буду сладко спать. Спокойной ночи, ночь.


28 марта 1944


Ташкент


Nох. Статуя "Ночь" в Летнем саду


Ноченька!


В звездном покрывале,


В траурных маках, с бессонной совой...


Доченька!


Как мы тебя укрывали


Свежей садовой землей.


Пусты теперь Дионисовы чаши,


Заплаканы взоры любви...


Это проходят над городом нашим


Страшные сестры твои.


30 мая 1942


Ташкент


* * *


...А там мой мраморный двойник,


Поверженный под старым кленом,


Озерным водам отдал лик,


Внимает шорохам зеленым.


И моют светлые дожди


Его запекшуюся рану...


Холодный, белый подожди,


Я тоже мраморною стану.


* * *


А в зеркале двойник бурбонский профиль прячет


И думает, что он незаменим,


Что все на свете он переиначит,


Что Пастернака перепастерначит,


А я не знаю, что мне делать с ним.


1943. Ташкент


* * *


А в книгах я последнюю страницу


Всегда любила больше всех других, -


Когда уже совсем неинтересны


Герой и героиня, и прошло


Так много лет, что никого не жалко,


И, кажется, сам автор


Уже начало повести забыл,


И даже "вечность поседела",


Как сказано в одной прекрасной книге.


Но вот сейчас, сейчас


Все кончится, и автор снова будет


Бесповоротно одинок, а он


Еще старается быть остроумным


Или язвит - прости его Господь! -


Прилаживая пышную концовку,


Такую, например:


...И только в двух домах


В том городе (название неясно)


Остался профиль (кем-то обведенный


На белоснежной извести стены),


Не женский, не мужской, но полный тайны.


И, говорят, когда лучи луны -


Зеленой, низкой, среднеазиатской -


По этим стенам в полночь пробегают,


В особенности в новогодний вечер,


То слышится какой-то легкий звук,


Причем одни его считают плачем,


Другие разбирают в нем слова.


Но это чудо всем поднадоело,


Приезжих мало, местные привыкли,


И говорят, в одном из тех домов


Уже ковром закрыт проклятый профиль.


25 ноября 1943


Ташкент


* * *


А как музыка зазвучала


И очнулась вокруг зима,


Стало ясно, что у причала


Государыня-смерть сама.


Конец 1965 - январь 1966


* * *


А мы?


Не так же ль мы


Сошлись на краткий миг для переклички?


21 июня 1943


Ташкент


* * *


А Смоленская нынче именинница,


Синий ладан над травою стелется.


И струится пенье панихидное,


Не печальное нынче, а светлое.


И приводят румяные вдовушки


На кладбище мальчиков и девочек


Поглядеть на могилы отцовские,


А кладбище - роща соловьиная,


От сиянья солнечного замерло.


Принесли мы Смоленской заступнице,


Принесли Пресвятой Богородице


На руках во гробе серебряном


Наше солнце, в муке погасшее, -


Александра, лебедя чистого.


1921


* * *


А тебе еще мало по-русски,


И ты хочешь на всех языках


Знать, как круты подъемы и спуски


И почем у нас совесть и страх.


* * *


А, ты думал - я тоже такая,


Что можно забыть меня,


И что брошусь, моля и рыдая.


Под копыта гнедого коня.


Или стану просить у знахарок


В наговорной воде корешок


И пришлю тебе страшный подарок -


Мой заветный душистый платок.


Будь же проклят. Ни стоном, ни взглядом


Окаянной души не коснусь,


Но клянусь тебе ангельским садом,


Чудотворной иконой клянусь


И ночей наших пламенных чадом -


Я к тебе никогда не вернусь.


1921


* * *


А ты теперь тяжелый и унылый,


Отрекшийся от славы и мечты,


Но для меня непоправимо милый,


И чем темней, тем трогательней ты.


Ты пьешь вино, твои нечисты ночи,


Что наяву, не знаешь, что во сне,


Но зелены мучительные очи, -


Покоя, видно, не нашел в вине.


И сердце только скорой смерти просит,


Кляня медлительность судьбы.


Все чаще ветер западный приносит


Твои упреки и твои мольбы.


Но разве я к тебе вернуться смею?


Под бледным небом родины моей


Я только петь и вспоминать умею,


А ты меня и вспоминать не смей.


Так дни идут, печали умножая.


Как за тебя мне Господа молить?


Ты угадал: моя любовь такая,


Что даже ты не мог ее убить.


22 июля 1917


Слепнево


* * *


А умирать поедем в Самарканд,


На родину предвечных роз...


Ташкент, Ташми


(в тифозном бреду)


Ноябрь-декабрь 1942


* * *


...А человек, который для меня


Теперь никто, а был моей заботой


И утешеньем самых горьких лет, -


Уже бредет как призрак по окрайнам,


По закоулками и задворкам жизни,


Тяжелый, одурманенный безумьем,


С оскалом волчьим...


Боже, Боже, Боже!


Как пред тобой я тяжко согрешила!


Оставь мне жалость хоть...


1945


* * *


А я говорю, вероятно, за многих:


Юродивых, скорбных, немых и убогих,


И силу свою мне они отдают,


И помощи скорой и действенной ждут.


30 марта 1961


Красная Конница


* * *


А! это снова ты. Не отроком влюбленным,


Но мужем дерзостным, суровым, непреклонным


Ты в этот дом вошел и на меня глядишь.


Страшна моей душе предгрозовая тишь.


Ты спрашиваешь, что я сделала с тобою,


Врученным мне навек любовью и судьбою.


Я предала тебя. И это повторять -


О, если бы ты мог когда-нибудь устать!


Так мертвый говорит, убийцы сон тревожа,


Так ангел смерти ждет у рокового ложа.


Прости меня теперь. Учил прощать Господь.


В недуге горестном моя томится плоть,


А вольный дух уже почиет безмятежно.


Я помню только сад, сквозной, осенний, нежный,


И крики журавлей, и черные поля...


О, как была с тобой мне сладостна земля!


1916


Август


Он и праведный, и лукавый,


И всех месяцев он страшней:


В каждом августе, Боже правый,


Столько праздников и смертей.


Разрешенье вина и елея...


Спас, Успение... Звездный свод!..


Вниз уводит, как та аллея,


Где остаток зари алеет,


В беспредельный туман и лед


Вверх, как лестница, он ведет.


Притворялся лесом волшебным,


Но своих он лишился чар.


Был надежды "напитком целебным"


В тишине заполярных нар...


. . . . . . . . . . . . . . . . . .


А теперь! Ты, новое горе,


Душишь грудь мою, как удав...


И грохочет Черное море,


Изголовье мое разыскав.


27 августа 1957


Комарово


Август 1940 То град твой, Юлиан!


Вяч. Иванов


Когда погребают эпоху,


Надгробный псалом не звучит,


Крапиве, чертополоху


Украсить ее предстоит.


И только могильщики лихо


Работают. Дело не ждет!


И тихо, так, Господи, тихо,


Что слышно, как время идет.


А после она выплывает,


Как труп на весенней реке,-


Но матери сын не узнает,


И внук отвернется в тоске.


И клонятся головы ниже,


Как маятник, ходит луна.


Так вот - над погибшим Парижем


Такая теперь тишина.


5 августа 1940


Шереметевский Дом


Александр у Фив


Наверно, страшен был и грозен юный царь,


Когда он произнес: "Ты уничтожишь Фивы".


И старый вождь узрел тот город горделивый,


Каким он знал его еще когда-то встарь.


Все, все предать огню! И царь перечислял


И башни, и врата, и храмы - чудо света,


Но вдруг задумался и, просветлев, сказал:


"Ты только присмотри, чтоб цел был Дом Поэта".


1961


Ленинград


Александру Блоку


От тебя приходила ко мне тревога


И уменье писать стихи.


Март 1914


Алиса


I


Все тоскует о забытом


О своем весеннем сне,


Как Пьеретта о разбитом


Золотистом кувшине...


Все осколочки собрала,


Не умела их сложить...


"Если б ты, Алиса, знала,


Как мне скучно, скучно жить!


Я за ужином зеваю,


Забываю есть и пить,


Ты поверишь, забываю


Даже брови подводить.


О Алиса! Дай мне средство,


Чтоб вернуть его опять;


Хочешь, все мое наследство,


Дом и платья можешь взять.


Он приснился мне в короне,


Я боюсь моих ночей!"


У Алисы в медальоне


Темный локон - знаешь, чей?!


22 января 1911


Киев


II


"Как поздно! Устала, зеваю..."


"Миньона, спокойно лежи,


Я рыжий парик завиваю,


Для стройной моей госпожи.


Он будет весь в лентах зеленых,


А сбоку жемчужный аграф;


Читала записку: "У клена


Я жду вас, таинственный граф!"


Сумеет под кружевом маски


Лукавая смех заглушить,


Велела мне даже подвязки


Сегодня она надушить".


Луч утра на черное платье


Скользнул, из окошка упав...


"Он мне открывает объятья


Под кленом, таинственный граф".


23 января 1911


Киев


* * *


Ангел, три года хранивший меня,


Вознесся в лучах и огне,


Но жду терпеливо сладчайшего дня,


Когда он вернется ко мне.


Как щеки запали, бескровны уста,


Лица не узнать моего;


Ведь я не прекрасная больше, не та,


Что песней смутила его.


Давно на земле ничего не боюсь,


Прощальные помня слова.


Я в ноги ему, как войдет, поклонюсь,


А прежде кивала едва.


1921


Бег времени


Что войны, что чума? - конец им виден скорый,


Им приговор почти произнесен.


Но кто нас защитит от ужаса, который


Был бегом времени когда-то наречен?


1961


Бежецк


Там белые церкви и звонкий, светящийся лед.


Там милого сына цветут васильковые очи.


Над городом древним алмазные русские ночи


И серп поднебесный желтее, чем липовый мед.


Там строгая память, такая скупая теперь,


Свои терема мне открыла с глубоким поклоном;


Но я не вошла, я захлопнула страшную дверь...


И город был полон веселым рождественским звоном.


26 декабря 1921


* * *


Без крова, без хлеба, без дела


Жила я на радость врагам,


Я иначе жить не хотела


. . . . . . . . . . . . . . . . .


1950-е годы


Без названия


Среди морозной праздничной Москвы,


Где протекает наше расставанье


И где, наверное, прочтете вы


Прощальных песен первое изданье -


Немного удивленные глаза:


"Что? Что? Уже?.. Не может быть!" -


Конечно!.."


И святочного неба бирюза,


И все кругом блаженно и безгрешно...


Нет, так не расставался никогда


Никто ни с кем, и это нам награда


За подвиг наш.


* * *


Безвольно пощады просят


Глаза. Что мне делать с ними,


Когда при мне произносят


Короткое, звонкое имя?


Иду по тропинке в поле


Вдоль серых сложенных бревен.


Здесь легкий ветер на воле


По-весеннему свеж, неровен.


И томное сердце слышит


Тайную весть о дальнем.


Я знаю: он жив, он дышит,


От смеет быть не печальным.


1912


* * *


Безымянная здесь могила


. . . . . . . . . . . . . . . . . . .


Чтобы область вся получила


Имя "мученика сего".


26 декабря 1959


Белая ночь


Небо бело страшной белизною,


А земля как уголь и гранит.


Под иссохшей этою луною


Ничего уже не заблестит.


Женский голос, хриплый и задорный,


Не поет - кричит, кричит.


Надо мною близко тополь черный


Ни одним листком не шелестит.


Для того ль тебя я целовала,


Для того ли мучалась, любя,


Чтоб теперь спокойно и устало


С отвращеньем вспоминать тебя?


7 июня 1914


Слепнево


Белой ночью


Ах, дверь не запирала я,


Не зажигала свеч,


Не знаешь, как, усталая,


Я не решалась лечь.


Смотреть, как гаснут полосы


В закатном мраке хвой,


Пьянея звуком голоса,


Похожего на твой.


И знать, что все потеряно,


Что жизнь - проклятый ад!


О, я была уверена,


Что ты придешь назад.


1911


Белый дом


Морозное солнце. С парада


Идут и идут войска.


Я полдню январскому рада,


И тревога моя легка.


Здесь помню каждую ветку


И каждый силуэт.


Сквозь инея белую сетку


Малиновый каплет свет.


Здесь дом был почти что белый,


Стеклянное крыльцо.


Столько раз рукой помертвелой


Я держала звонок-кольцо.


Столько раз... Играйте, солдаты,


А я мой дом отыщу,


Узнаю по крыше покатой,


По вечному плющу.


Но кто его отодвинул,


В чуткие унес города


Или из памяти вынул


Навсегда дорогу туда...


Волынки вдали замирают,


Снег летит, как вишневый цвет...


И, видно, никто не знает,


Что белого дома нет.


1914


* * *


Беспамятна лишь жизнь, - такой не назовем


Ее сестру, - последняя дремота


В назначенный вчера, сегодня входит дом,


И целый день стоят открытыми ворота.


1964


* * *


Бессмертник сух и розов. Облака


На свежем небе вылеплены грубо.


Единственного в этом парке дуба


Листва еще бесцветна и тонка.


Лучи зари до полночи горят.


Как хорошо в моем затворе тесном!


О самом нежном, о всегда чудесном


Со мной сегодня птицы говорят.


Я счастлива. Но мне всего милей


Лесная и пологая дорога,


Убогий мост, скривившийся немного,


И то, что ждать осталось мало дней.


1916


Бессонница


Где-то кошки жалобно мяукают,


Звук шагов я издали ловлю...


Хорошо твои слова баюкают:


Третий месяц я от них не сплю.


Ты опять, опять со мной, бессонница!


Неподвижный лик твой узнаю.


Что, красавица, что, беззаконница,


Разве плохо я тебе пою?


Окна тканью белою завершены,


Полумрак струится голубой...


Или дальней вестью мы утешены?


Отчего мне так легко с тобой?


1912


* * *


Бесшумно ходили по дому,


Не ждали уже ничего.


Меня привели к больному,


И я не узнала его.


Он сказал: "Теперь слава Богу", -


И еще задумчивей стал.


"Давно мне пора в дорогу,


Я только тебя поджидал.


Так меня ты в бреду тревожишь,


Все слова твои берегу.


Скажи: ты простить не можешь?"


И я сказала: "Могу".


Казалось, стены сияли


От пола до потолка.


На шелковом одеяле


Сухая лежала рука.


А закинутый профиль хищный


Стал так страшно тяжел и груб,


И было дыханья не слышно


У искусанных темных губ.


Но вдруг последняя сила


В синих глазах ожила:


"Хорошо, что ты отпустила,


Не всегда ты доброй была".


И стало лицо моложе,


Я опять узнала его


И сказала: "Господи Боже,


Прими раба твоего".


1914


* * * Георгию Иванову


Бисерным почерком пишете, Lise,


Уже не подруге, не старой тетке.


Голуби взлетели на карниз,


Луч заиграл на балконной решетке.


Ваше окошко опять найду


Под веночком, длинной стрелой пронзенным.


Как хорошо в осеннем саду!


Как хорошо быть совсем влюбленным!


Желтое солнце светло блестит,


Желтое платье в окне колотится...


Знаю - она никогда не простит,


Если осмелюсь я ей поклониться.


<Ноябрь> 1913


* * *


Божий Ангел, зимним утром


Тайно обручивший нас,


С нашей жизни беспечальной


Глаз не сводит потемневших.


Оттого мы любим небо,


Тонкий воздух, свежий ветер


И чернеющие ветки


За оградою чугунной.


Оттого мы любим строгий,


Многоводный, темный город,


И разлуки наши любим,


И часы недолгих встреч.


1914


* * *


Больничные молитвенные дни


И где-то близко за стеною - море


Серебряное - страшное, как смерть.


1 декабря 1961


Больница


Борис Пастернак


Он, сам себя сравнивший с конским глазом,


Косится, смотрит, видит, узнает,


И вот уже расплавленным алмазом


Сияют лужи, изнывает лед.


В лиловой мгле покоятся задворки,


Платформы, бревна, листья, облака.


Свист паровоза, хруст арбузной корки,


В душистой лайке робкая рука.


Звенит, гремит, скрежещет, бьет прибоем


И вдруг притихнет, - это значит, он


Пугливо пробирается по хвоям,


Чтоб не спугнуть пространства чуткий сон.


И это значит, он считает зерна


В пустых колосьях, это значит, он


К плите дарьяльской, проклятой и черной,


Опять пришел с каких-то похорон.


И снова жжет московская истома,


Звенит вдали смертельный бубенец -


Кто заблудился в двух шагах от дома,


Где снег по пояс и всему конец?..


За то, что дым сравнил с Лаокооном,


Кладбищенский воспел чертополох,


За то, что мир наполнил новым звоном


В пространстве новом отраженных строф, -


Он награжден каким-то вечным детством,


Той щедростью и зоркостью светил,


И вся земля была его наследством,


А он ее со всеми разделил.


19 января 1936


Ленинград


* * *


"Брат! Дождалась я светлого дня.


В каких скитался ты странах?!


"Сестра, отвернись, не смотри на меня,


Эта грудь в кровавых ранах".


"Брат, эта грусть - как кинжал остра,


Отчего ты словно далеко?"


"Прости, о прости, моя сестра,


Ты будешь всегда одинока".


25 января 1910


Киев


Бреды


Самолет приблизился к Парижу


. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .


Кроме сосен никого не вижу,


С соснами короткий разговор.


14 августа 1959


Комарово


* * *


Будем вместе, милый, вместе,


Знаю все, что мы родные,


А лукавые насмешки,


Как бубенчик отдаленный,


И обидеть нас не могут,


И не могут огорчить.


Где венчались мы - не помним,


Но сверкала эта церковь


Тем неистовым сияньем,


Что лишь ангелы умеют


В белых крыльях приносить.


А теперь пора такая,


Страшный год и страшный город.


Как же можно разлучиться


Мне с тобой, тебе со мной?


1915


* * *


Будешь жить, не зная лиха,


Править и судить,


Со своей подругой тихой


Сыновей растить.


И во всем тебе удача,


Ото всех почет,


Ты не знай, что я от плача


Дням теряю счет.


Много нас таких бездомных,


Сила наша в том,


Что для нас, слепых и темных,


Светел божий дом,


И для нас, склоненных долу,


Алтари горят,


Наши к божьему престолу


Голоса летят.


1915


* * *


Буду тихо на погосте


Под доской дубовой спать,


Будешь, милый, к маме в гости


В воскресенье прибегать -


Через речку и по горке,


Так что взрослым не догнать,


Издалека, мальчик зоркий,


Будешь крест мой узнавать.


Знаю, милый, можешь мало


Обо мне припоминать:


Не бранила, не ласкала,


Не водила причащать.


1915


* * *


Буду черные грядки холить,


Ключевой водой поливать;


Полевые цветы на воле,


Их не надо трогать и рвать.


Пусть их больше, чем звезд зажженных


В сентябрьских небесах -


Для детей, для бродяг, для влюбленных


Вырастают цветы на полях.


А мои - для святой Софии


В тот единственный светлый день,


Когда возгласы литургии


Возлетят под дивную сень.


И, как волны приносят на сушу


То, что сами на смерть обрекли,


Принесу покаянную душу


И цветы из Русской земли.


1916


* * *


Был блаженной моей колыбелью


Темный город у грозной реки


И торжественной брачной постелью,


Над которой лежали венки


Молодые твои серафимы,


Город, горькой любовью любимый.


Солеею молений моих


Был ты, строгий, спокойный, туманный.


Там впервые предстал мне жених,


Указавши мой путь осиянный,


И печальная Муза моя,


Как слепую, водила меня.


1914


* * *


Был он ревнивым, тревожным и нежным,


Как Божие солнце, меня любил,


А чтобы она не запела о прежнем,


Он белую птицу мою убил.


Промолвил, войдя на закате в светлицу:


"Люби меня, смейся, пиши стихи!"


И я закопала веселую птицу


За круглым колодцем у старой ольхи.


Ему обещала, что плакать не буду,


Но каменным сделалось сердце мое,


И кажется мне, что всегда и повсюду


Услышу я сладостный голос ее.


1914


* * *


Быть может, презреннее всех на земле


Нарушитель клятвы не данной.


1963


Быть страшно тобою хвалимой...


Все мои подсчитала грехи.


И в последнюю речь подсудимой


Ты мои превратила стихи.


1963


* * * Н.Г.<умилеву>


В ремешках пенал и книги были,


Возвращалась я домой из школы.


Эти липы, верно, не забыли


Нашей встречи, мальчик мой веселый.


Только, ставши лебедем надменным,


Изменился серый лебеденок.


А на жизнь мою лучом нетленным


Грусть легла, и голос мой незвонок.


1912. Царское Село


В Выборге О.А.Л-ской


Огромная подводная ступень,


Ведущая в Нептуновы владенья, -


Там стынет Скандинавия, как тень,


Вся - в ослепительном одном виденье.


Безмолвна весня, музыка нема,


Но воздух жжется их благоуханьем,


И на коленях белая зима


Следит за всем с молитвенным вниманьем.


25 сентября 1964


* * *


В городе райского ключаря,


В городе мертвого царя


Майские зори красны и желты,


Церкви белы, высоки мосты.


И в темном саду между старых лип


Мачт корабельных слышится скрип.


А за окошком моим река -


Никто не знает, как глубока.


Вольно я выбрала дивный Град,


Жаркое солнце земных отрад,


И все мне казалось, что в Раю


Я песню последнюю пою.


1916 1917


В Зазеркалье O quae benavyatam, Diva,


tenes Cyprum et Memphim...


Hor.


Красотка очень молода,


Но не из нашего столетья,


Вдвоем нам не бывать - та, третья,


Нас не оставит никогда.


Ты подвигаешь кресло ей,


Я щедро с ней делюсь цветами...


Что делаем - не заем сами,


Но с каждым мигом нам страшней.


Как вышедшие из тюрьмы,


Мы что-то знаем друг о друге


Ужасное. Мы в адском круге,


А может, это и не мы.


5 июля 1963


Комарово


______________


О богиня, которая владычествует


над счастливым Кипром и Мемфисом...


Гораций (лат.)


* * *


В каждом древе распятый Господь,


В каждом колосе тело Христово,


И молитвы пречистое слово


Исцеляет болящую плоть.


1946


* * *


В каждых сутках есть такой


Смутный и тревожный час.


Громко говорю с тоской,


Не раскрывши сонных глаз.


И она стучит, как кровь,


Как дыхание тепла,


Как счастливая любовь,


Рассудительна и зла.


1917


* * *


В комнате моей живет красивая


Медленная черная змея;


Как и я, такая же ленивая


И холодная, как я.


Вечером слагаю сказки чудные


На ковре у красного огня,


А она глазами изумрудными


Равнодушно смотрит на меня.


Ночью слышат стонущие жалобы


Мертвые, немые образа...


Я иного, верно, пожелала бы,


Если б не змеиные глаза.


Только утром снова я, покорная,


Таю, словно тонкая свеча...


И тогда сползает лента черная


С низко обнаженного плеча.


1910


В лесу


Четыре алмаза - четыре глаза,


Два совиных и два моих.


О страшен, страшен конец рассказа


О том, как умер мой жених.


Лежу в траве, густой и влажной,


Бессвязно звонки мои слова,


А сверху смотрит такою важной,


Их чутко слушает сова.


Нас ели тесно обступили,


Над нами небо, черный квадрат,


Ты знаешь, знаешь, его убили.


Его убил мой старший брат...


Не на кровавом поединке


И не в сраженьи, ни на войне,


А на пустынной лесной тропинке,


Когда влюбленный шел ко мне.


В мае


Сталинградской страды


Золотые плода:


Мир, довольство, высокая честь,


И за каждым окном


Шелестит ветерком


Нам о радости будущей весть.


Май 1945


В пионерлагере Ане Каминской


Здравствуй, племя младое, незнакомое!..


Пушкин


Как будто заблудившись в нежном лете,


Бродила я вдоль липовых аллей


И увидала, как плясали дети


Под легкой сеткой молодых ветвей.


Среди деревьев этот резвый танец,


И сквозь загар пробившийся румянец,


И быстрые движенья смуглых рук


На миг заворожили все вокруг.


Алмазами казались солнца блики,


Волшебный ветерок перелетал


И то лесною веял земляникой,


То соснами столетними дышал.


Под ярко-голубыми небесами


Огромный парк был полон голосами,


И даже эхо стало молодым...


...Там дети шли с знаменами своими,


И Родина сама,


любуясь ими,


С улыбкою чело склонила к ним.


Июль 1950


Павловск


* * *


В последний год, когда столица наша


Первоначальное носила имя


И до войны великой оставалось


Еще полгода, совершилось то,


О чем должна я кратко и правдиво


В повестовавании моем сказать,


И в этом помешать мне может только


Та, что в дома всегда без спроса входит


И белым закрывает зеркала.


Иль тот, кто за море от нас уехал


И строго, строго плакать запретил.


1916


* * *


В последний раз мы встретились тогда


На набережной, где всегда встречались.


Была в Неве высокая вода,


И наводненья в городе боялись.


Он говорил о лете и о том,


Что быть поэтом женщине - нелепость.


Как я запомнила высокий царский дом


И Петропавловскую крепость! -


Затем что воздух был совсем не наш,


А как подарок божий - так чудесен.


И в этот час была мне отдана


Последняя из всех безумных песен.


1914


* * *


В промежутках между грозами,


Мрачной яркостью богатые,


Над притихшими березами


Облака стоят крылатые.


Чуть гроза на запах спрячется -


И настанет тишь чудесная,


А с востока снова катиться


Колесница поднебесная.


1915. Слепнево


В разбитом зеркале


Непоправимые слова


Я слушала в тот вечер звездный,


И закружилась голова,


Как над пылающею бездной.


И гибель выла у дверей,


И ухал черный сад, как филин,


И город, смертно обессилен,


Был Трои в этот час древней.


Тот час был нестерпимо ярок


И, кажется, звенел до слез.


Ты отдал мне не тот подарок,


Который издалека вез.


Казался он пустой забавой


В тот вечер огненный тебе.


И стал он медленной отравой


В моей загадочной судьбе.


И он всех бед моих предтеча, -


Не будем вспоминать о нем!..


Несостоявшаяся встреча


Еще рыдает за углом.


1956


* * *


В скорбях, в страстях, под нестерпимым гнетом


. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .


Где смерть стоит за каждым поворотом,


И гибели достаточно для всех.


1958-1959


В сочельник (24 декабря 1964)


Последний день в Риме


Заключенье небывшего цикла


Часто сердцу труднее всего.


Я от многого в жизни отвыкла,


Мне не нужно почти ничего, -


Для меня комаровские сосны


На своих языках говорят


И совсем как отдельные весны


В лужках, выпивших небо, - стоят.


1964


В тифу


Где-то ночка молодая,


Звездная, морозная,..


Ой, худая, ой, худая


Голова тифозная.


Про себя воображает,


На подушке мечется,


Знать не знает, знать не знает,


Что во всем ответчица,


Что за речкой, что за садом


Кляча с гробом тащится.


Меня под землю не надо б,


Я одна - рассказчица.


1942. Ташкент


Эпические мотивы


1


В то время я гостила на земле.


Мне дали имя при крещенье - Анна,


Сладчайшее для губ людских и слуха.


Так дивно знала я земную радость


И праздников считала не двенадцать,


А столько, сколько было дней в году.


Я, тайному велению покорна,


Товарища свободного избрав,


Любила только солнце и деревья.


Однажды поздним летом иностранку


Я встретила в лукавый час зари,


И вместе мы купались в теплом море,


Ее одежда странной мне казалась,


Еще страннее - губы, а слова -


Как звезды падали сентябрьской ночью.


И стройная меня учила плавать,


Одной рукой поддерживая тело,


Неопытное на тугих волнах.


И часто, стоя в голубой воде,


Она со мной неспешно говорила,


И мне казалось, что вершины леса


Слегка шумят, или хрустит песок,


Иль голосом серебряным волынка


Вдали поет о вечере разлук.


Но слов ее я помнить не могла


И часто ночью с болью просыпалась.


Мне чудился полуоткрытый рот,


Ее глаза и гладкая прическа.


Как вестника небесного, молила


Я девушку печальную тогда:


"Скажи, скажи, зачем угасла память


И, так томительно лаская слух,


Ты отняла блаженство повторенья?.."


И только раз, когда я виноград


В плетеную корзинку собирала,


А смуглая сидела на траве,


Глаза закрыв и распустивши косы,


И томною была и утомленной


От запах тяжелых синих ягод


И пряного дыханья дикой мяты, -


Она слова чудесные вложила


В сокровищницу памяти моей,


И, полную корзину уронив,


Припала я к земле сухой и душной,


Как к милому, когда поет любовь.


Осень 1913


Северные элегии


<Третья>


В том доме было очень страшно жить,


И ни камина свет патриархальный,


Ни колыбелька моего ребенка,


Ни то, что оба молоды мы были


И замыслов исполнены,


Не уменьшало это чувство страха.


И я над ним смеяться научилась


И оставляла капельку вина


И крошки хлеба для того, кто ночью


Собакою царапался у двери


Иль в низкое заглядывал окошко,


В то время, как мы, замолчав, старались


Не видеть, что творится в зазеркалье,


Под чьими тяжеленными шагами


Стонали темной лестницы ступени,


Как о пощаде жалостно моля.


И говорил ты, странно улыбаясь:


"Кого они по лестнице несут?"


Теперь ты там, где знают все, скажи:


Что в этом доме жило кроме нас?


1921


* * *


В тот давний год, когда зажглась любовь,


Как крест престольный, в сердце обреченном,


Ты кроткою голубкой не прильнула


К моей груди; но коршуном когтила.


Изменой первою, вином проклятья


Ты напоила друга своего.


Но час настал в зеленые глаза


Тебе глядеться, у жестоких губ


Молить напрасно сладостного дара


И клятв таких, каких ты не слыхала,


Каких еще никто не произнес.


Так отравивший воду родника


Для вслед за ним идущего в пустыне


Сам заблудился и, возжаждав сильно,


Источника во мраке не узнал.


Он гибель пьет, прильнув к воде прохладной,


Но гибелью ли жажду утолить?


1921


* * *


В углу старик, похожий на барана,


Внимательно читает "Фигаро".


В моей руке просохшее перо,


Идти домой еще как будто рано.


Тебе велела я, чтоб ты ушел.


Мне сразу все твои глаза сказали...


Опилки густо устилают пол,


И пахнет спиртом в полукруглой зале


И это юность - светлая пора


. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .


Да лучше б я повесилась вчера


Или под поезд бросилась сегодня.


Май-июль 1911? Конец 1950-х годов


* * *


Важно с девочками простились,


На ходу целовали мать,


Во все новое нарядились,


Как в солдатики шли играть.


Ни плохих, ни хороших, ни средних.


Все они по своим местам,


Где ни первых нет, ни последних...


Все они опочили там.


1943


Ташкент


* * *


Вам жить, а мне не очень,


Тот близок поворот.


О, как он строг и точен,


Незримого расчет.


Волк любит жить на воле,


Но с волком скор расчет:


На льду, в лесу и в поле


Бьют волка круглый год.


Не плачь, о друг единый,


Коль летом и зимой


Опять с тропы волчиной


Услышишь голос мой.


20 ноября - 2 декабря 1959


* * *


Ведь где-то есть простая жизнь и свет,


Прозрачный, теплый и веселый...


Там с девушкой через забор сосед


Под вечер говорит, и слышат только пчелы


Нежнейшую из всех бесед.


А мы живем торжественно и трудно


И чтим обряды наших горьких встреч,


Когда с налету ветер безрассудный


Чуть начатую обрывает речь.


Но ни на что не променяем пышный


Гранитный город славы и беды,


Широких рек сияющие льды,


Бессолнечные, мрачные сады


И голос Музы еле слышный.


1915


* * *


Веет ветер лебединый,


Небо синее в крови.


Наступают годовщины


Первых дней твоей любви.


Ты мои разрушил чары,


Годы плыли, как вода.


Отчего же ты не старый,


А такой, как был тогда?


Даже звонче голос нежный,


Только времени крыло


Осенило славой снежной


Безмятежное чело.


Венеция


Золотая голубятня у воды,


Ласковой и млеюще-зеленой;


Заметает ветерок соленый


Черных лодок узкие следы.


Сколько нежных, странных лиц в толпе.


В каждой лавке яркие игрушки:


С книгой лев на вышитой подушке,


С книгой лев на мраморном столбе.


Как на древнем, выцветшем холсте,


Стынет небо тускло-голубое...


Но не тесно в этой тесноте


И не душно в сырости и зное.


1912


* * * И.А.Горенко


Весенним солнцем это утро пьяно,


И на террасе запах роз слышней,


А небо ярче синего фаянса.


Тетрадь в обложке мягкого сафьяна;


Читаю в ней элегии и стансы,


Написанные бабушке моей.


Дорогу вижу до ворот, и тумбы


Белеют четко в изумрудном дерне.


О, сердце любит сладостно и слепо!


И радуют пестреющие клумбы,


И резкий крик вороны в небе черной,


И в глубине аллеи арка склепа.


1910


* * *


Вечер тот казни достоин,


С ним я не справлюсь никак.


Будь совершенно спокоен -


Ты ведь мужчина и враг,


Тот, что молиться мешает,


Муке не хочет помочь,


Тот, что твой сон нарушает,


Тихая, каждую ночь.


Ты ль не корил маловерных


И обличал, и учил!


Ты ли от всякия скверны


Избавить тебя не молил!


"Сам я не знаю, что сталось,


К гибели, что ли, иду?


Ведь как ребенок металась


Передо мною в бреду.


Выпил я светлые капли


С глаз ее - слезы стыда".


Верно, от них и ослабли


Руки твои навсегда.


1922


* * *


Вечерние часы перед столом.


Непоправимо белая страница.


Мимоза пахнет Ниццей и теплом.


В луче луны летит большая птица.


И, туго косы на ночь заплетая,


Как будто завтра нужны будут косы,


В окно гляжу я, больше не грустя,


На море, на песчаные откосы.


Какую власть имеет человек,


Который даже нежности не просит!


Я не могу поднять усталых век,


Когда мое он имя произносит.


1913


* * *


Вечерний звон у стен монастыря,


Как некий благовест самой природы...


И бледный лик в померкнувшие воды


Склоняет сизокрылая заря.


Над дальним лугом белые челны


Нездешние сопровождают тени...


Час горьких дум, о, час разуверений


При свете возникающей луны.


<1914>


Вечерняя комната


Я говорю сейчас словами теми,


Что только раз рождаются в душе,


Жужжит пчела на белой хризантеме,


Так душно пахнет старое саше.


И комната, где окна слишком узки,


Хранит любовь и помнит старину,


А над кроватью надпись по-французски


Гласит: "Seigneur, ayez pitie de nous"*


Ты сказки давней горестных заметок,


Душа моя, не тронь и не ищи...


Смотрю, блестящих севрских статуэток


Померкли глянцевитые плащи.


Последний луч, и желтый и тяжелый,


Застыл в букете ярких георгин,


И как во сне я слышу звук виолы


И редкие аккорды клавесин.


1911


____________


* Господи, помилуй нас (фр.).


Вечером


Звенела музыка в саду


Таким невыразимым горем.


Свежо и остро пахли морем


На блюде устрицы во льду.


Он мне сказал: "Я верный друг!"


И моего коснулся платья.


Как не похожи на объятья


Прикосновенья этих рук.


Так гладят кошек или птиц,


Так на наездниц смотрят стройных...


Лишь смех в глазах его спокойных


Под легким золотом ресниц.


А скорбных скрипок голоса


Поют за стелющимся дымом:


"Благослови же небеса -


Ты первый раз одна с любимым".


1913


* * *


Взоры огненней огня


И усмешка Леля...


Не обманывай меня,


Первое апреля!


1963


* * *


Вижу выцветший флаг над таможней


И над городом желтую муть.


Вот уж сердце мое осторожней


Замирает, и больно вздохнуть.


Стать бы снова приморской девчонкой,


Туфли на босу ногу надеть,


И закладывать косы коронкой,


И взволнованным голосом петь.


Все глядеть бы на смуглые главы


Херсонесского храма с крыльца


И не знать, что от счастья и славы


Безнадежно дряхлеют сердца.


<февраль> 1913


* * *


Вижу, вижу лунный лук


Сквозь листву густых ракит,


Слышу, слышу ровный стук


Неподкованных копыт.


Что? И ты не хочешь спать,


В год не мог меня забыть,


Не привык свою кровать


Ты пустою находить?


Не с тобой ли говорю


В остром крике хищных птиц,


Не в твои ль глаза смотрю


С белых, матовых страниц?


Что же крутишь, словно вор,


У затихшего жилья?


Или помнишь уговор


И живую ждешь меня?


Засыпаю. В душный мрак


Месяц бросил лезвие.


Снова стук. То бьется так


Сердце теплое мое.


1915


* * * В.С.Срезневской


Вместо мудрости - опытность, пресное


Неутоляющее питье.


А юность была как молитва воскресная...


Мне ли забыть ее?


Сколько дорог пустынных исхожено


С тем, кто мне не был мил,


Сколько поклонов в церквах положено


За того, кто меня любил...


Стала забывчивей всех забывчивых,


Тихо плывут года.


Губ нецелованных, глаз неулыбчивых


Мне не вернуть никогда.


1913


Полночные стихи


Вместо посвящения


По волнам блуждаю и прячусь в лесу,


Мерещусь на чистой эмали,


Разлуку, наверно, неплохо снесу,


Но встречу с тобою - едва ли.


Лето 1963


* * *


Вновь подарен мне дремотой


Наш последний звездный рай -


Город чистых водометов,


Золотой Бахчисарай.


Там, за пестрою оградой,


У задумчивой воды,


Вспоминали мы с отрадой


Царскосельские сады,


И орла Екатерины


Вдруг узнали - это тот!


Он слетел на дно долины


С пышных бронзовых ворот.


Чтобы песнь прощальной боли


Дольше в памяти жила,


Осень смуглая в подоле


Красных листьев принесла


И посыпала ступени,


Где прощалась я с тобой


И откуда в царство тени


Ты ушел, утешный мой.


1916. Севастополь


Во сне


Черную и прочную разлуку


Я несу с тобою наравне.


Что ж ты плачешь? Дай мне лучше руку,


Обещай опять прийти во сне.


Мне с тобою как горе с горою...


Мне с тобой на свете встречи нет.


Только бы ты полночною порою


Через звезды мне прислал привет.


1946


Волга - Дон


В грозном вое степных ураганов,


Рассекая земную грудь,


Мимо древних скифских курганов


Волга к Дону проводит путь.


Если небо повито туманом,


Луч прожектора светел и прям,


Экскаватор живым великаном


По бескрайним шагает степям.


Что Петровской было мечтою,


Стало былью в наш мудрый век.


Здесь усилья свои утроит,


Чтоб добиться всего, человек.


И прочнее ижевской стали


(Это значит, прочнее всего)


Слово то, что сказал нам Сталин, -


Наша слава и торжество.


Февраль 1951 Ленинград


Воронеж О. М<андельштаму>


И город весь стоит оледенелый.


Как под стеклом деревья, стены, снег.


По хрусталям я прохожу несмело.


Узорных санок так неверен бег.


А над Петром воронежским - вороны,


Да тополя, и свод светло-зеленый,


Размытый, мутный, в солнечной пыли,


И Куликовской битвой веют склоны


Могучей, победительной земли.


И тополя, как сдвинутые чаши,


Над нами сразу зазвенят сильней,


Как будто пьют за ликованье наше


На брачном пире тысячи гостей.


А в комнате опального поэта


Дежурят страх и муза в свой черед.


И ночь идет,


Которая не ведает рассвета.


4 марта 1936


* * *


Вот и доспорился яростный спорщик,


До енисейских равнин...


Вам он бродяга, шуан, заговорщик, -


Мне он - единственный сын.


* * *


Вот она, плодоносная осень!


Поздновато ее привели.


А пятнадцать блаженнейших весен


Я подняться не смела с земли.


Я так близко ее разглядела,


К ней припала, ее обняла,


А она в обреченное тело


Силу тайную тайно лила.


1962. Комарово


* * *


Вражье знамя


Растает, как дым,


Правда за нами,


И мы победим


<19> июля 1941


* * *


Врачуй мне душу, а не то


Я хуже чем умру.


1963


* * *


Все в Москве пропитано стихами,


Рифмами проколото насквозь.


Пусть безмолвие царит над нами,


Пусть мы с рифмой поселимся врозь.


Пусть молчанье будет тайным знаком


Тех, кто с вами, а казался мной,


Вы ж соединитесь тайным браком


С девственной горчайшей тишиной,


Что во тьме гранит подземный точит


И волшебный замыкает круг,


А в ночи над ухом смерть пророчит,


Заглушая самый громкий звук.


1963. Москва.


* * *


Все души милых на высоких звездах.


Как хорошо, что некого терять


И можно плакать. Царскосельский воздух


Был создан, чтобы песни повторять.


У берега серебряная ива


Касается сентябрьских ярких вод.


Из прошлого восставши, молчаливо


Ко мне навстречу тень моя идет.


Здесь столько лир повешено на ветки,


Но и моей как будто место есть.


А этот дождик, солнечный и редкий,


Мне утешенье и благая весть.


1921


* * *


Все мне видится Павловск холмистый,


Круглый луг, неживая вода,


Самый томный и самый тенистый,


Ведь его не забыть никогда.


Как в ворота чугунные въедешь,


Тронет тело блаженная дрожь,


Не живешь, а ликуешь и бредишь


Иль совсем по-иному живешь.


Поздней осенью свежий и колкий


Бродит ветер, безлюдию рад.


В белом инее черные елки


На подтаявшем снеге стоят.


И исполненный жгучего бреда,


Милый голос, как песня, звучит,


И на медном плече Кифареда


Красногрудая птичка сидит.


1915


* * *


Все мы бражники здесь, блудницы,


Как невесело вместе нам!


На стенах цветы и птицы


Томятся по облакам.


Ты куришь черную трубку,


Так странен дымок над ней.


Я надела узкую юбку,


Чтоб казаться еще стройней.


Навсегда забиты окошки:


Что там, изморозь или гроза?


На глаза осторожной кошки


Похожи твои глаза.


О, как сердце мое тоскует!


Не смертного ль часа жду?


А та, что сейчас танцует,


Непременно будет в аду.


1 января 1913


* * *


Все обещало мне его:


Край неба, тусклый и червонный,


И милый сон под Рождество,


И Пасхи ветер многозвонный,


И прутья красные лозы,


И парковые водопады,


И две большие стрекозы


На ржавом чугуне ограды.


И я не верить не могла,


Что будет дружен он со мною,


Когда по горным склонам шла


Горячей каменной тропою.


1916


* * *


Все опять возвратится ко мне:


Раскаленная ночь и томленье


(Словно Азия бредит во сне),


Халимы соловьиное пенье,


И библейских нарциссов цветенье,


И незримое благословенье


Ветерком шелестнет по стране.


10 декабря 1943


* * *


Все отнято: и сила, и любовь.


В немилый город брошенное тело


Не радо солнцу. Чувствую, что кровь


Во мне уже совсем похолодела.


Веселой Музы нрав не узнаю:


Она глядит и слова не проронит,


А голову в веночке темном клонит,


Изнеможенная, на грудь мою.


И только совесть с каждым днем страшней


Беснуется: великой хочет дани.


Закрыв лицо, я отвечала ей...


Но больше нет ни слез, ни оправданий.


1916. Севастополь


* * * Н.Рыковой


Все расхищено, предано, продано,


Черной смерти мелькало крыло,


Все голодной тоскою изглодано,


Отчего же нам стало светло?


Днем дыханьями веет вишневыми


Небывалый под городом лес,


Ночью блещет созвездьями новыми


Глубь прозрачных июльских небес, -


И так близко подходит чудесное


К развалившимся грязным домам,


Никому, никому неизвестное,


Но от века желанное нам.


1921


* * *


Все ушли, и никто не вернулся,


Только, верный обету любви,


Мой последний, лишь ты оглянулся,


Чтоб увидеть все небо в крови.


Дом был проклят, и проклято дело,


Тщетно песня звенела нежней,


И глаза я поднять не посмела


Перед страшной судьбою своей.


Осквернили пречистое слово,


Растоптали священный глагол,


Чтоб с сиделками тридцать седьмого


Мыла я окровавленный пол.


Разлучили с единственным сыном,


В казематах пытали друзей,


Окружили невидимым тыном


Крепко слаженной слежки своей.


Наградили меня немотою,


На весь мир окаянно кляня,


Окормили меня клеветою,


Опоили отравой меня.


И, до самого края доведши,


Почему-то оставили там.


Любо мне, городской сумасшедшей,


По предсмертным бродить площадям.


1959


* * *


Все это было - твердая рука


И полувиноватая улыбка,


Но делать нечего, и пусть пока


Все это именуется ошибкой


Жестокой...


1962


* * *


Все, - кого и не звали, - в Италии,


Шлют домашним сердечный привет.


Я осталась в моем зазеркалии,


Где ни света, ни воздуха нет.


Где за красными занавесками


Все навек повернулось вверх дном...


Так не буду с леонардесками


Переглядываться тайком,


И дышать тишиною запретною


Никогда мной не виданных мест,


И мешаться с толпою несметною


Крутолобых Христовых невест.


Москва. 26 сентября 1957 - 7 февраля 1958


Окончено 16 апреля 1963


* * *


Всем обещаньям вопреки


И перстень сняв с моей руки,


Забыл меня на дне...


Ничем не мог ты мне помочь.


Зачем же снова в эту ночь


Свой дух прислал ко мне?


Он строен был, и юн, и рыж,


Он женщиною был,


Шептал про Рим, манил в Париж,


Как плакальщица выл...


Он больше без меня не мог:


Пускай позор, пускай острог...


Я без него могла.


1960-1961


* * *


Всех друзей моих благодарю:


И того, с кем . . . я встречала


Позднюю январскую зарю,


И того, кто, выпив горечь града,


Долго здесь вокруг меня бродил,


Видел купы лип и прелесть сада


. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .


Но мой круг волшебный пощадил.


1950-е годы


* * *


Вспыхнул над молом первый маяк,


Других маяков предтеча, -


Заплакал и шапку снял моряк,


Что плавал в набитых смертью морях


Вдоль смерти и смерти навстречу.


1944


Встреча


Как будто страшной песенки


Веселенький припев -


Идет по шаткой лесенке,


Разлуку одолев.


Не я к нему, а он ко мне -


И голуби в окне...


И двор в плюще, и ты в плаще


По слову моему.


Не он ко мне, а я к нему -


во тьму,


во тьму,


во тьму.


16 октября 1943


Ташкент


Вступление


Если бы брызги стекла, что когда-то, звеня, разлетелись,


Снова срослись, вот бы что с них уцелело теперь.


20 августа 1963


Будка


Вступление


Это было, когда улыбался


Только мертвый, спокойствию рад.


И ненужным привеском болтался


Возле тюрем своих Ленинград.


И когда, обезумев от муки,


Шли уже осужденных полки,


И короткую песню разлуки


Паровозные пели гудки.


Звезды смерти стояли над нами,


И безвинная корчилась Русь


Под кровавыми сапогами


И под шинами черных марусь.


Вторая годовщина


Нет, я не выплакала их.


Они внутри скипелись сами.


И все проходит пред глазами


Давно без них, всегда без них.


Без них меня томит и душит


Обиды и разлуки боль.


Проникла в кровь - трезвит и сушит


Их всесжирающая соль.


Но мнится мне: в сорок четвертом,


И не в июня ль первый день,


Как на шелку возникла стертом


Твоя страдальческая тень.


Еще на всем печать лежала


Великих бед, недавних гроз,-


И я свой город увидала


Сквозь радугу последних слез.


31 мая 1946


Фонтанный Дом


* * *


Вы меня, как убитого зверя


Нa кровавый подымете крюк,


Чтоб хихикая и не веря


Иноземцы бродили вокруг


И писали в почтенных газетах,


Что мой дар несравненный угас,


Что была я поэтом в поэтах,


Но мой пробил тринадцатый час.


Вы чудаки, вы лучший путь


Избрать себе могли бы,


И просто где-то отдохнуть,


Чем быть со мной на дыбе.


1960


* * *


Выбрала сама я долю


Другу сердца моего:


Отпустила я на волю


В Благовещенье его.


Да вернулся голубь сизый,


Бьется крыльями в стекло.


Как от блеска дивной ризы,


Стало в горнице светло.


1915


* * *


Высокие своды костела


Синей, чем небесная твердь...


Прости меня, мальчик веселый,


Что я принесла тебе смерть -


За розы с площадки круглой,


За глупые письма твои,


За то, что, дерзкий и смуглый,


Мутно бледнел от любви.


Я думала: ты нарочно -


Как взрослые хочешь быть.


Я думала: темно-порочных


Нельзя, как невест, любить.


Но все оказалось напрасно.


Когда пришли холода,


Следил ты уже бесстрастно


За мной везде и всегда,


Как будто копил приметы


Моей нелюбви. Прости!


Зачем ты принял обеты


Страдальческого пути?


И смерть к тебе руки простерла...


Скажи, что было потом?


Я не знала, как хрупко горло


Под синим воротником.


Прости меня, мальчик веселый,


Совенок замученный мой!


Сегодня мне из костела


Так трудно уйти домой.


Ноябрь 1913


* * *


Высоко в небе облачко серело,


Как беличья расстеленная шкурка.


Он мне сказал: "Не жаль, что ваше тело


Растает в марте, хрупкая Снегурка!"


В пушистой муфте руки холодели.


Мне стало страшно, стало как-то смутно.


О, как вернуть вас, быстрые недели


Его любви, воздушной и минутной!


Я не хочу ни горести, ни мщенья,


Пускай умру с последней белой вьюгой.


О нем гадала я в канун крещенья.


Я в январе была его подругой.


1911


* * *


Высокомерьем дух твой помрачен,


И оттого ты не познаешь света.


Ты говоришь, что вера наша - сон


И марево - столица эта.


Ты говоришь - моя страна грешна,


А я скажу - твоя страна безбожна.


Пускай на нас еще лежит вина, -


Все искупить и все исправить можно.


Вокруг тебя - и воды, и цветы.


Зачем же к нищей грешнице стучишься?


Я знаю, чем так тяжко болен ты:


Ты смерти ищешь и конца боишься.


1 января 1917


Выход книги


(Из цикла "Тайны ремесла")


Тот день всегда необычаен.


Скрывая скуку, горечь, злость,


Поэт - приветливый хозяин,


Читатель - благосклонный гость.


Один ведет гостей в хоромы,


Другой - под своды шалаша,


А третий - прямо в ночь истомы,


Моим - и дыба хороша.


Зачем, какие и откуда


И по дороге в никуда,


Что их влечет - какое чудо,


Какая черная звезда?


Но всем им несомненно ясно,


Каких за это ждать наград,


Что оставаться здесь опасно,


Что это не Эдемский сад.


А вот поди ж! Опять нахлынут,


И этот час неотвратим...


И мимоходом сердце вынут


Глухим сочувствием своим.


13 августа 1962 (днем). Комарово


* * *


...горчайшей смерти чашу


(нам не простили ничего)


Что ничего нам не простит


И даже гибель нашу.


1960


* * *


Где дремала пустыня - там ныне сады,


Поля и озерная гладь.


Мы раз навсегда сотрем следы


Войны, -


чтоб жизнь созидать.


И нам не страшна зарубежная ложь,


Мы правдой своей сильны.


Он создан уже -


великий чертеж


Грядущего нашей страны.


1949


* * *


"Где, высокая, твой цыганенок,


Тот, что плакал под черным платком,


Где твой маленький первый ребенок,


Что ты знаешь, что помнишь о нем?"


"Доля матери - светлая пытка,


Я достойна ее не была.


В белый рай растворилась калитка,


Магдалина сыночка взяла.


Каждый день мой - веселый, хороший,


Заблудилась я в длинной весне,


Только руки тоскуют по ноше,


Только плач его слышу во сне.


Станет сердце тревожным и томным,


И не помню тогда ничего,


Все брожу я по комнатам темным,


Все ищу колыбельку его".


1914


* * *


Герб небес изогнутый и древний.


Что на нем, почти не разобрать.


Девочке, сидевшей у харчевни,


Я велел меня сегодня ждать.


А она на луг глядела вешний,


Пальчиками чистя апельсин.


Улыбнулась: "Верно, вы не здешний?!"


И ушла, отдав мне взгляд один.


Ни дорог не видно, ни тропинок,


Я карету здесь остановлю.


Никогда я не люблил блондинок,


А теперь уже не полюблю.


Мы за полночь проиграли в кости,


Мне везло чертовски в этот день...


И когда еще прощались гости,


Поредела за окошком тень.


Шел я, напевая "Встречи мая",


По неровным шатким ступеням.


Мне светил трактирщик, повторяя:


"Не шумите, в доме много дам!"


<1909>


* * *


Глаз не свожу с горизонта,


Где метели пляшут чардаш...


Между нами, друг мой, три фронта:


Наш и вражий и снова наш.


Я боялась такой разлуки


Больше смерти, позора, тюрьмы.


Я молилась, чтоб смертной муки


Удостоились вместе мы.


<3 июня> 1942


Ташкент


* * *


Глаза безумные твои


И ледяные речи,


И объяснение в любви


Еще до первой встречи.


<1909?>


Говорят дети


В садах впервые загорелись маки,


И лету рад и вольно дышит город


Приморским ветром свежим и соленым.


По рекам лодки пестрые скользят,


И юных липок легонькие тени -


Пришелиц милых на сухом асфальте -


Как свежая улыбка...


Вдруг горькие ворвались в город звуки,


Из хора эти голоса - из хора сирот, -


И звуков нет возвышенней и чище,


Не громкие, но слышны на весь мир.


И в рупоре сегодня этот голос


Пронзительный, как флейта.


Он несется


Из-под каштанов душного Парижа,


Из опустевших рейнских городов,


Из Рима древнего.


И он доходчив,


Как жаворонка утренняя песня.


Он - всем родной и до конца понятный...


О, это тот сегодня говорит,


Кто над своей увидел колыбелью


Безумьем искаженные глаза,


Что прежде на него всегда глядели


Как две звезды, -


и это тот,


Кто спрашивал:


"Когда отца убили?"


Ему никто не смеет возразить,


Остановить его и переспорить...


Вот он, светлоголовый, ясноглазый,


Всеобщий сын, всеобщий внук.


Клянемся,


Его мы сохраним для счастья мира!


1 июня 1950


* * *


Годовщину последнюю празднуй -


Ты пойми, что сегодня точь в точь


Нашей первой зимы - той, алмазной -


Повторяется снежная ночь.


Пар валит из-под царских конюшен,


Погружается Мойка во тьму,


Свет луны как нарочно притушен,


И куда мы идем - не пойму.


Меж гробницами внука и деда


Заблудился взъерошенный сад.


Из тюремного вынырнув бреда,


Фонари погребально горят.


В грозных айсбергах марсово поле,


И Лебяжья лежит в хрусталях...


Чья с моею сравняется доля,


Если в сердце веселье и страх.


И трепещут, как дивная птица,


Голос твой у меня над плечом.


И внезапным согретый лучом


Снежный прах так тепло серебрится.


9-10 июля 1939


Голос памяти О.А.Глебовой-Судейкиной


Что ты видишь, тускло на стену смотря,


В час, когда на небе поздняя заря?


Чайку ли на синей скатерти воды


Или флорентийские сады?


Или парк огромный Царского Села,


Где тебе тревога путь пересекла?


Иль того ты видишь у своих колен,


Кто для белой смерти твой покинул плен?


Нет, я вижу стену только - и на ней


Отсветы небесных гаснущих огней.


1913


* * *


Город сгинул, последнего дома


Как живое взглянуло окно...


Это место совсем незнакомо,


Пахнет гарью, и в поле темно.


Но когда грозовую завесу


Нерешительный месяц рассек,


Мы увидели: на гору, к лесу


Пробирался хромой человек.


Было страшно, что он обгоняет


Тройку сытых, веселых коней,


Постоит и опять ковыляет


Под тяжелою ношей своей.


Мы заметить почти не успели,


Как он возле кибитки возник.


Словно звезды глаза голубели,


Освещая измученный лик.


Я к нему протянула ребенка,


Поднял руку со следами оков


И промолвил мне благостно-звонко


"Будет сын твой и жив и здоров!"


1916. Слепнево


Городу


Весь ты сыгранный на шарманке,


Отразившийся весь в Фонтанке,


С ледоходом уплывший весь


И подсунувший тень миража,


Но довольно - ночная стража


Не напрасно бродила здесь.


. . . . . . . . . . . . . . . . . . . .


Ты как будто проигран в карты


За твои роковые марты


И за твой роковой апрель


. . . . . . . . . . . . .. . . . . .


1950-е годы.


Крещение


* * *


"Горят твои ладони,


В ушах пасхальный звон,


Ты, как святой Антоний,


Виденьем искушен".


"Зачем во дни святые


Ворвался день один,


Как волосы густые


Безумных Магдалин".


"Так любят только дети,


И то лишь первый раз".


"Сильней всего на свете


Лучи спокойных глаз".


"То дьявольские сети,


Нечистая тоска".


"Белей всего на свете


Была ее рука".


1915


* * *


Горячего дня середина


Безлюдна . . . . равнина.


1958


* * *


Господь немилостив к жнецам и садоводам.


Звеня, косые падают дожди


И, прежде небо отражавшим, водам


Пестрят широкие плащи.


В подводном царстве и луга и нивы,


А струи вольные поют, поют,


На взбухших ветках лопаются сливы,


И травы легшие гниют.


И сквозь густую водяную сетку


Я вижу милое твое лицо,


Притихший парк, китайскую беседку


И дома круглое крыльцо.


1915


Гости


"...ты пьян,


И все равно пора нах хауз..."


Состарившийся Дон-Жуан


И вновь помолодевший Фауст


Столкнулись у моих дверей -


Из кабака и со свиданья!..


Иль это было лишь ветвей


Под черным ветром колыханье,


Зеленой магией лучей,


Как ядом, залитых, и все же -


На двух знакомых мне людей


До отвращения похожих?


1 ноября 1943


Гость


Все как раньше: в окна столовой


Бьется мелкий метельный снег,


И сама я не стала новой,


А ко мне приходил человек.


Я спросила: "Чего ты хочешь?"


Он сказал: "Быть с тобой в аду".


Я смеялась: "Ах, напророчишь


Нам обоим, пожалуй, беду".


Но, поднявши руку сухую,


Он слегка потрогал цветы:


"Расскажи, как тебя целуют,


Расскажи, как целуешь ты".


И глаза, глядевшие тускло,


Не сводил с моего кольца.


Ни одни не двинулся мускул


Просветленно-злого лица.


О, я знаю: его отрада -


Напряженно и страстно знать,


Что ему ничего не надо,


Что мне не в чем ему отказать.


1 января 1914


* * *


Да, я любила их, те сборища ночные, -


На маленьком столе стаканы ледяные,


Над черным кофеем пахучий, тонкий пар,


Камина красного тяжелый, зимний жар,


Веселость едкую литературной шутки


И друга первый взгляд, беспомощный и жуткий.


1917


* * *


Дал Ты мне молодость трудную.


Столько печали в пути.


Как же мне душу скудную


Богатой Тебе принести?


Долгую песню, льстивая,


О славе поет судьба,


Господи! я нерадивая,


Твоя скупая раба.


Ни розою, ни былинкою


Не буду в садах Отца.


Я дрожу над каждой соринкою,


Над каждым словом глупца.


19 декабря 1912


Данте Il mio bel San Giovanni


Dante*


Он и после смерти не вернулся


В старую Флоренцию свою.


Этот, уходя, не оглянулся,


Этому я эту песнь пою.


Факел, ночь, последнее объятье,


За порогом дикий вопль судьбы...


Он из ада ей послал проклятье


И в раю не мог ее забыть, -


Но босой, в рубахе покаянной,


Со свечой зажженной не прошел


По своей Флоренции желанной,


Вероломной, низкой, долгожданной...


17 августа 1936


Разлив


______________________


* Мой прекрасный святой Иоанн. Данте (итал.)


Два стихотворения


1


Подушка уже горяча


С обеих сторон.


Вот и вторая свеча


Гаснет, и крик ворон


Становится все слышней.


Я эту ночь не спала,


Поздно думать о сне...


Как нестерпимо бела


Штора на белом окне.


Здравствуй!


1909


2


Тот же голос, тот же взгляд,


Те же волосы льняные.


Все как год тому назад.


Сквозь стекло лучи дневные


Известь белых стен пестрят...


Свежих лилий аромат


И слова твои простые.


1909


* * *


Двадцать первое. Ночь. Понедельник.


Очертанья столицы во мгле.


Сочинил же какой-то бездельник,


Что бывает любовь на земле.


И от лености или со скуки


Все поверили, так и живут:


Ждут свиданий, боятся разлуки


И любовные песни поют.


Но иным открывается тайна,


И почиет на них тишина...


Я на это наткнулась случайно


И с тех пор все как будто больна.


1917


* * *


Дверь полуоткрыта,


Веют липы сладко...


На столе забыты


Хлыстик и перчатка.


Круг от лампы желтый...


Шорохам внимаю.


Отчего ушел ты?


Я не понимаю...


Радостно и ясно


Завтра будет утро.


Эта жизнь прекрасна,


Сердце, будь же мудро.


Ты совсем устало,


Бьешься тише, глуше...


Знаешь, я читала,


Что бессмертны души.


1911


Двустишие


От других мне хвала - что зола.


От тебя и хула - похвала.


Весна 1931


* * *


Десять лет и год твоя подруга


Не слыхала, как поет гроза.


Десять лет и год святого юга


Не видали грешные глаза


Июль 1927


Кисловодск


Дифирамб


Зеленей той весны не бывало еще во вселенной.


1909


* * *


Для суда и для стражи незрима,


В эту залу сегодня войду


Мимо, мимо, до ужаса мимо...


Май 1965


* * *


Для того ль тебя носила


Я когда-то на руках,


Для того ль сияла сила


В голубых твоих глазах!


Вырос стройный и высокий,


Песни пел, мадеру пил,


К Анатолии далекой


Миноносец свой водил.


На Малаховом кургане


Офицера расстреляли.


Без недели двадцать лет


Он глядел на белый свет.


1918


* * *


Долгим взглядом твоим истомленная,


И сама научилась томить.


Из ребра твоего сотворенная,


Как могу я тебя не любить?


Быть твоею сестрою отрадною


Мне завещано древней судьбой,


А я стала лукавой и жадною


И сладчайшей твоею рабой.


Но когда замираю, смиренная.


На груди твоей снега белей,


Как ликует твое умудренное


Сердце - солнце отчизны моей!


1921


* * *


Долго шел через поля и села,


Шел и спрашивал людей:


"Где она, где свет веселый


Серых звезд - ее очей?


Ведь настали, тускло пламенея,


Дни последние весны.


Все мне чаще снится, все нежнее


Мне о ней бывают сны!"


И пришел в наш град угрюмый


В предвечерний тихий час,


О Венеции подумал


И о Лондоне зараз.


Стал у церкви темной и высокой


На гранит блестящих ступеней


И молил о наступленьи срока


Встречи с первой радостью своей.


А над смуглым золотом престола


Разгорался Божий сад лучей:


"Здесь она, здесь свет веселый


Серых звезд - ее очей".


1915


* * *


Дорогою ценой и нежданной


Я узнала, что помнишь и ждешь.


А быть может, и место найдешь


Ты - могилы моей безымянной.


Август 1946


Фонтанный Дом


1. Дорожная, или Голос из темноты


Кто чего боится,


То с тем и случится, -


Ничего бояться не надо.


Эта песня пета,


Пета, да не эта


А другая тоже


На нее похожа...


Боже!


* * *


Древний город словно вымер,


Странен мой приезд.


Над рекой своей Владимир


Поднял черный крест.


Липы шумные и вязы


По садам темны,


Звезд иглистые алмазы


К Богу взнесены.


Путь мой жертвенный и славный


Здесь окончу я,


Но со мной лишь ты, мне равный,


Да любовь моя.


1914. Киев


* * *


Дострадать до огня над могилой.


1946


* * *


5. Другая песенка


Несказанные речи


Я больше не твержу,


Но в память той невстречи


Шиповник посажу.


Как сияло там и пело


Нашей встречи чудо,


Я вернуться не хотела


Никуда оттуда.


Горькой было мне усладой


Счастье вместо долга,


Говорила с кем не надо,


Говорила долго.


Пусть влюбленных страсти душат,


Требуя ответа,


Мы же, милый, только души


У предела света.


1956


* * *


Думали: нищие мы, нету у нас ничего,


А как стали одно за другим терять,


Так, что сделался каждый день


Поминальным днем, -


Начали песни слагать


О великой щедрости Божьей


Да о нашем бывшем богатстве.


1915


* * *


Дьявол не выдал. Мне все удалось.


Вот и могущества явные знаки.


Вынь из груди мое сердце и брось


Самой голодной собаке.


Больше уже ни на что не гожусь.


Ни одного я не вымолвлю слова.


Нет настоящего - прошлым горжусь


И задохнулась от срама такого.


Сентябрь 1922


* * *


Если б все, кто помощи душевной


У меня просил на этом свете, -


Все юродивые и немые,


Брошенные жены и калеки,


Каторжники и самоубийцы, -


Мне прислали по одной копейке,


Стала б я "богаче всех в Египте",


Как говаривал Кузмин покойный...


Но они не слали мне копейки,


А со мной своей делились силой,


И я стала всех сильней на свете,


Так, что даже это мне не трудно.


1961


* * *


Если бы тогда шальная пуля


Легкою тропинкою июля


Увела меня куда-нибудь...


1962


* * *


Если в небе луна не бродит,


А стынет - ночи печать...


Мертвый мой муж приходит


Любовные письма читать.


В шкатулке резного дуба


Он помнит тайный замок,


Стучат по паркету грубо


Шаги закованных ног.


Сверяет часы свиданий


И подписей смутный узор.


Разве мало ему страданий,


Что вынес он до сих пор?


1910-е годы


* * *


Если плещется лунная жуть,


Город весь в ядовитом растворе.


Без малейшей надежды заснуть


Вижу я сквозь зеленую муть


И не детство мое, и не море,


И не бабочек брачный полет


Над грядой белоснежных нарциссов


В тот какой-то шестнадцатый год...


А застывший навек хоровод


Надмогильных твоих кипарисов.


1 декабря 1928


Ленинград


* * *


Если ты смерть - отчего же ты плачешь сама,


Если ты радость - то радость такой не бывает.


Ноябрь 1942


Ташкент. Ташми


* * * Н.В.Н.<едоброво>


Есть в близости людей заветная черта,


Ее не перейти влюбленности и страсти, -


Пусть в жуткой тишине сливаются уста,


И сердце рвется от любви на части.


И дружба здесь бессильна, и года


Высокого и огненного счастья,


Когда душа свободна и чужда


Медлительной истоме сладострастья.


Стремящиеся к ней безумны, а ее


Достигшие - поражены тоскою...


Теперь ты понял, отчего мое


Не бьется сердце под твоей рукою.


1915


* * *


Есть три эпохи у воспоминаний.


И первая - как бы вчерашний день.


Душа под сводом их благословенным,


И тело в их блаженствует тени.


Еще не замер смех, струятся слезы,


Пятно чернил не стерто со стола -


И, как печать на сердце, поцелуй,


Единственный, прощальный, незабвенный...


Но это продолжается недолго...


Уже не свод над головой, а где-то


В глухом предместье дом уединенный,


Где холодно зимой, а летом жарко,


Где есть паук и пыль на всем лежит,


Где истлевают пламенные письма,


Исподтишка меняются портреты,


Куда как на могилу ходят люди,


А возвратившись, моют руки с мылом,


И стряхивают беглую слезинку


С усталых век - и тяжело вздыхают...


Но тикают часы, весна сменяет


Одна другую, розовеет небо,


Меняются названья городов,


И нет уже свидетелей событий,


И не с кем плакать, не с кем вспоминать.


И медленно от нас уходят тени,


Которых мы уже не призываем,


Возврат которых был бы страшен нам.


И, раз проснувшись, видим, что забыли


Мы даже путь в тот дом уединенный,


И задыхаясь от стыда и гнева,


Бежим туда, но (как во сне бывает)


Там все другое: люди, вещи, стены,


И нас никто не знает - мы чужие.


Мы не туда попали... Боже мой!


И вот когда горчайшее приходит:


Мы сознаем, что не могли б вместить


То прошлое в границы нашей жизни,


И нам оно почти что так же чуждо,


Как нашему соседу по квартире,


Что тех, кто умер, мы бы не узнали,


А те, с кем нам разлуку Бог послал,


Прекрасно обошлись без нас - и даже


Все к лучшему...


1945


* * *


Еще весна таинственная млела,


Блуждал прозрачный ветер по горам


И озеро глубокое синело -


Крестителя нерукотворный храм.


Ты был испуган нашей первой встречей,


А я уже молилась о второй, -


И вот сегодня снова жаркий вечер...


Как низко солнце стало над горой...


Ты не со мной, но это не разлука,


Мне каждый миг - торжественная весть.


Я знаю, что в тебе такая мука,


Что ты не можешь слова произнесть.


1917


* * *


Еще говорящую трубку


Она положила обратно,


И ей эта жизнь показалась


И незаслуженной долгой,


И очень заслуженно - горькой


И будто чужою. Увы!


И разговор телефонный...


Еще к этому добавим


Самочиркой золотой,


Что Аничкова прославим


Сердцем всем и всей душой.


1912


Еще об этом лете


Отрывок


И требовала, чтоб кусты


Участвовали в бреде,


Всех я любила, кто не ты


И кто ко мне не едет...


Я говорила облакам:


"Ну, ладно, ладно, по рукам".


А облака - ни слова,


И ливень льется снова.


И в августе зацвел жасмин,


И в сентябре - шиповник,


И ты приснился мне - один


Всех бед моих виновник.


Осень 1962. Комарово


* * *


Еще одно лирическое отступление


Все небо в рыжих голубях,


Решетки в окнах - дух гарема...


Как почка, набухает тема.


Мне не уехать без тебя, -


Беглянка, беженка, поэма.


Но, верно, вспомню на лету,


Как запылал Ташкент в цвету,


Весь белым пламенем объят,


Горяч, пахуч, замысловат,


Невероятен...


Так было в том году проклятом,


Когда опять мамзель Фифи*


Хамила, как в семидесятом.


А мне переводить Лютфи


Под огнедышащим закатом.


И яблони, прости их, Боже,


Как от венца в любовной дрожи,


Арык на местном языке,


Сегодня пущенный, лепечет.


А я дописываю "Нечет"


Опять в предпесенной тоске.


До середины мне видна


Моя поэма. В ней прохладно,


Как в доме, где душистый мрак


И окна заперты от зноя


И где пока что нет героя,


Но кровлю кровью залил мак...


1943. Ташкент


_________________________


*"M-elle Fifi"- в одноименном рассказе Мопассана - прозвище немецкого офицера, отличавшегося изощренной жестокостью. - Прим. Анны Ахматовой.


Еще тост


За веру твою! И за верность мою!


За то, что с тобою мы в этом краю!


Пускай навсегда заколдованы мы,


Но не было в мире прекрасней зимы,


И не было в небе узорней крестов,


Воздушней цепочек, длиннее мостов...


За то, что все плыло, беззвучно скользя.


За то, что нам видеть друг друга нельзя.


1961-1963


* * *


Жарко веет ветер душный,


Солнце руки обожгло,


Надо мною свод воздушный,


Словно синее стекло;


Сухо пахнут иммортели


В разметавшейся косе.


На стволе корявой ели


Муравьиное шоссе.


Пруд лениво серебрится,


Жизнь по-новому легка...


Кто сегодня мне приснится


В пестрой сетке гамака?


1910


* * *


Ждала его напрасно много лет.


Похоже это время на дремоту.


Но воссиял неугасимый свет


Тому три года в Вербную Субботу.


Мой голос оборвался и затих -


С улыбкой предо мной стоял жених.


А за окном со свечками народ


Неспешно шел. О, вечер богомольный!


Слегка хрустел апрельский тонкий лед,


И над толпою голос колокольный,


Как утешенье вещее, звучал,


И черный ветер огоньки качал.


И белые нарциссы на столе,


И красное вино в бокале плоском


Я видела как бы в рассветной мгле.


Моя рука, закапанная воском,


Дрожала, принимая поцелуй,


И пела кровь:блаженная, ликуй!


1916


* * *


Жить - так на воле,


Умирать - так дома.


Волково поле,


Желтая солома.


(День объявления войны)


22 июня 1941


* * * В.С. С<резневской>ой


Жрицами божественной бессмыслицы


Назвала нас дивная судьба,


Но я точно знаю - нам зачислятся


Бденья у позорного столба,


И свиданье с тем, кто издевается,


И любовь к тому, кто не позвал...


Посмотри туда - он начинается,


Наш кроваво-черный карнавал.


<1913>


* * *


...За ландышевый май


В моей Москве кровавой


Отдам я звездных стай


Сияния и славы.


Май 1937


Москва


* * *


. . . . звон монет


. . . . . . . . . . . .


И думы нет, и дома нет,


И даже дыма нет.


1958


* * *


За меня не будете в ответе,


Можете пока спокойно спать.


Сила - право, только ваши дети


За меня вас будут проклинать.


* * *


За озером луна остановилась


И кажется отворенным окном


В притихший, ярко освещенный дом,


Где что-то нехорошее случилось.


Хозяина ли мертвым привезли,


Хозяйка ли с любовником сбежала,


Иль маленькая девочка пропала


И башмачок у заводи нашли


С земли не видно. Страшную беду


Почувствовав, мы сразу замолчали.


Заупокойно филины кричали,


И душный ветер буйствовал в саду.


1922


* * *


За плечом, где горит семисвечник,


И где тень Иудейской стены,


Изнывает невидимый грешник


Под сознаньем предвечной вины.


Многоженец, поэт и начало


Всех начал и конец всех концов


. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .


Октябрь 1963


* * *


За такую скоморошину,


Откровенно говоря,


Мне свинцовую горошину


Ждать бы от секретаря.


1937


* * *


За то, что я грех прославляла,


Отступника жадно хваля,


Я с неба ночного упала


На эти сухие поля.


И встала. И к дому чужому


Пошла, притворилась своей,


И терпкую злую истому


Принесла с июльских полей.


И матерью стала ребенку,


Женою тому, кто пел.


Но гневно и хрипло вдогонку


Мне горний ветер свистел.


1914


* * *


За узором дымных стекол


Хвойный лес под снегом бел.


Отчего мой ясный сокол


Не простившись улетел?


Слушаю людские речи


Говорят, что ты колдун.


Стал мне узок с нашей встречи


Голубой шушун.


А дорога до погоста


Во сто крат длинней,


Чем тогда, когда я просто


Шла бродить по ней.


<1913>


* * *


Заболеть бы как следует, в жгучем бреду


Повстречаться со всеми опять,


В полном ветра и солнца приморском саду


По широким аллеям гулять.


Даже мертвые нынче согласны прийти,


И изгнанники в доме моем.


Ты ребенка за ручку ко мне приведи,


Так давно я скучаю о нем.


Буду с милыми есть голубой виноград,


Буду пить ледяное вино


И глядеть, как струится седой водопад


На кремнистое влажное дно.


1922


* * *


Забудут? - вот чем удивили!


Меня забывали не раз,


Сто раз я лежала в могиле,


Где, может быть, я и сейчас.


А Муза и глохла и слепла,


В земле истлевала зерном,


Чтоб после, как Феникс из пепла,


В эфире восстать голубом.


21 февраля 1957. Ленинград.


Завещание


Моей наследницей полноправной будь,


Живи в моем дому, пой песнь, что я сложила


Как медленно еще скудеет сила,


Как хочет воздуха замученная грудь.


Моих друзей любовь, врагов моих вражду,


И розы желтые в моем густом саду,


И нежность жгучую любовника - все это


Я отдаю тебе, предвестница рассвета.


И славу, то, зачем я родилась,


Зачем моя звезда, как нежный вихрь, взвилась


И падает теперь. Смотри, ее паденье


Пророчит власть твою, любовь и вдохновенье.


Мое наследство щедрое храня,


Ты проживешь и долго, и достойно.


Все это будет так. Ты видишь, я спокойна


Счастливой будь, но помни про меня.


1914


* * *


Завещать какой-то дикой скрипке


Ужас и отчаянье свое.


1958


* * *


Загорелись иглы венчика


Вкруг безоблачного лба.


Ах! улыбчивого птенчика


Подарила мне судьба.


Октябрь 1912


* * *


Зазвонили в Угличе рано,


У царевича в сердце рана.


1958-1959


Заклинание


Из тюремных ворот,


Из заохтенских болот,


Путем нехоженым,


Лугом некошеным,


Сквозь ночной кордон,


Под пасхальный звон,


Незваный,


Несуженый, -


Приди ко мне ужинать.


15 апреля 1936


Ленинград


* * *


Запад клеветал и сам же верил,


И роскошно предавал Восток,


Юг мне воздух очень скупо мерял,


Усмехаясь из-за бойких строк.


Но стоял как на коленях клевер,


Влажный ветер пел в жемчужный рог,


Так мой старый друг, мой верный Север


Утешал меня, как только мог.


В душной изнывала я истоме,


Задыхалась в смраде и крови,


Не могла я больше в этом доме...


Вот когда железная Суоми


Молвила: "Ты все узнаешь, кроме


Радости. А ничего, живи!"


30 июня 1963


* * *


Заплаканная осень, как вдова


В одеждах черных, все сердца туманит.


Перебирая мужнины слова,


Она рыдать не перестанет.


И будет так, пока тишайший снег


Не сжалится над скорбной и усталой...


Забвенье боли и забвенье нег -


За это жизнь отдать не мало.


1921


Запретная роза Ваша горькая божественная речь...


А. Н<айман>


Ты о ней как о первой невесте


Будешь думать во сне и до слез...


Мы ее не вдыхали вместе,


И не ты мне ее принес.


Мне принес ее тот крылатый


Повелитель богов и муз,


Когда первого грома раскаты


Прославляли наш страшный союз.


Тот союз, что зовут разлукой,


И какою-то сотою мукой,


Что всех чище и всех черней.


10 октября 1964


* * *


Заснуть огорченной,


Проснуться влюбленной,


Увидеть, как красен мак.


Какая-то сила


Сегодня входила


В твое святилище, мрак!


Мангалочий дворик,


Как дым твой горек


И как твой тополь высок...


Шехерезада


Идет из сада...


Так вот ты какой, Восток!


Апрель 1942


Застольная


Под узорной скатертью


Не видать стола.


Я стихам не матерью -


Мачехой была.


Эх, бумага белая,


Строчек ровный ряд.


Сколько раз глядела я,


Как они горят.


Сплетней изувечены,


Биты кистенем,


Мечены, мечены


Каторжным клеймом.


* * *


Зачем вы отравили воду


И с грязью мой смешали хлеб?


Зачем последнюю свободу


Вы превращаете в вертеп?


За то, что я не издевалась


Над горькой гибелью друзей?


За то, что я верна осталась


Печальной родине моей?


Пусть так. Без палача и плахи


Поэту на земле не быть.


Нам покаянные рубахи,


Нам со свечой идти и выть.


1935


* * *


Зачем притворяешься ты


То ветром, то камнем, то птицей?


Зачем улыбаешься ты


Мне с неба внезапной зарницей?


Не мучь меня больше, не тронь!


Пусти меня к вещим заботам...


Шатается пьяный огонь


По высохшим серым болотам.


И Муза в дырявом платке


Протяжно поет и уныло.


В жестокой и юной тоске


Ее чудотворная сила.


1915


Защитникам Сталина


Это те, что кричали: "Варраву


Отпусти нам для праздника", те


Что велели Сократу отраву


Пить в тюремной глухой тесноте.


Им бы этот же вылить напиток


В их невинно клевещущий рот,


Этим милым любителям пыток,


Знатокам в производстве сирот.


1962?


Б.П<астернаку>


Здесь все тебе принадлежит по праву,


Стеной стоят дремучие дожди.


Отдай другим игрушку мира - славу,


Иди домой и ничего не жди.


1947 1958


* * *


Здесь все то же, то же, что и прежде,


Здесь напрасным кажется мечтать.


В доме у дороги непроезжей


Надо рано ставни запирать.


Тихий дом мой пусть и неприветлив,


Он на лес глядит одним окном,


В нем кого-то вынули из петли


И бранили мертвого потом.


Был он грустен или тайно-весел,


Только смерть - большое торжество.


На истертом красном плюше кресел


Изредка мелькает тень его.


И часы с кукушкой ночи рады,


Все слышней их четкий разговор.


В щелочку смотрю я: конокрады


Зажигают под холмом костер.


И, пророча близкое ненастье,


Низко, низко стелется дымок.


Мне не страшно. Я ношу на счастье


Темно-синий шелковый шнурок.


Май 1912


* * *


Здравствуй! Легкий шелест слышишь


Справа от стола?


Этих строчек не допишешь -


Я к тебе пришла.


Неужели ты обидишь


Так, как в прошлый раз, -


Говоришь, что рук не видишь,


Рук моих и глаз.


У тебя светло и просто.


Не гони меня туда,


Где под душным сводом моста


Стынет грязная вода.


1913


* * * Для Л.Н.Замятиной


Здравствуй, Питер! Плохо, старый,


И не радует апрель.


Поработали пожары,


Почудили коммунары,


Что ни дом - в болото щель.


Под дырявой крышей стынем,


А в подвале шепот вод:


"Склеп покинем, всех подымем,


Видно, нашим волнам синим


Править городом черед".


24 сентября 1922>


* * *


Земля хотя и не родная,


Но памятная навсегда,


И в море нежно-ледяная


И несоленая вода.


На дне песок белее мела,


А воздух пьяный, как вино,


И сосен розовое тело


В закатный час обнажено.


А сам закат в волнах эфира


Такой, что мне не разобрать,


Конец ли дня, конец ли мира,


Иль тайна тайн во мне опять.


1964


* * *


Земная слава как дым,


Не этого я просила.


Любовникам всем моим


Я счастие приносила.


Один и сейчас живой,


В свою подругу влюбленный,


И бронзовым стал другой


На площади оснеженной.


1914


* * *


Земной отрадой сердца не томи,


Не пристращайся ни к жене, ни к дому,


У своего ребенка хлеб возьми,


Чтобы отдать его чужому.


И будь слугой смиреннейшим того,


Кто был твоим кромешным супостатом,


И назови лесного зверя братом,


И не проси у Бога ничего.


1921


* * *


Знаешь сам, что не стану славить


Нашей встречи горчайший день.


Что тебе на память оставить,


Тень мою? На что тебе тень?


Посвященье сожженной драмы,


От которой и пепла нет,


Или вышедший вдруг из рамы


Новогодний страшный портрет?


Или слышимый еле-еле


Звон березовых угольков,


Или то, что мне не успели


Досказать про чужую любовь?


6 января 1946


* * *


Знай, тот, кто оставил меня на какой-то странице


И в мире блуждает и верен - как я - до конца,


Был шуткой почти что и беглою небылицей


В сравненьи с тобой и терновою тенью венца.


8 ноября 1963


* * *


Знаю, знаю - снова лыжи


Сухо заскрипят.


В синем небе месяц рыжий,


Луг так сладостно покат.


Во дворце горят окошки,


Тишиной удалены.


Ни тропинки, ни дорожки,


Только проруби темны.


Ива, дерево русалок,


Не мешай мне на пути!


В снежных ветках черных галок,


Черных галок приюти.


1913


Зов


В которую-то из сонат


Тебя я спрячу осторожно.


О! как ты позовешь тревожно,


Непоправимо виноват


В том, что приблизился ко мне


Хотя бы на одно мгновенье...


Твоя мечта - исчезновенье,


Где смерть лишь жертва тишине.


1 июля 1963


* * *


...И на ступеньки встретить


Не вышли с фонарем.


В неверном лунном свете


Вошла я в тихий дом.


Под лампою зеленой,


С улыбкой неживой,


Друг шепчет: "Сандрильона,


Как странен голос твой..."


В камине гаснет пламя,


Томя, трещит сверчок.


Ах! кто-то взял на память


Мой белый башмачок


И дал мне три гвоздики,


Не подымая глаз.


О милые улики,


Куда мне спрятать вас?


И сердцу горько верить,


Что близок, близок срок,


Что всем он станет мерить


Мой белый башмачок.


1913


* * *


... И на этом сквозняке


Исчезают мысли, чувства...


Даже вечное искусство


Нынче как-то налегке!


* * *


... И со всех колоколен снова


Победившее смерть слово


Пели медные языки...


<До 14 мая> 1944


Ташкент


* * *


. . . . . . . . . . . . . . . . . . .


...И там колеблется камыш


Под легкою рукой русалки.


Мы с ней смеемся ввечеру


Над тем, что умерло, но было,


Но эту странную игру


Я так покорно полюбила...


<После 13 июля ст. ст.


до середины августа> 1911


Слепнево


* * *


... И теми стихами весь мир озарен


. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .


А вдруг это только священных имен


Надгробное в ночи сиянье?..


13 марта 1961


Красная Конница


* * *


... и той, что танцует лихо,


И той, что всегда права,


И той, что находит выход, -


Неистовые... слова


22 августа 1964


* * *


... и умирать в сознаньи горделивом


Что жертв своих не ведаешь числа,


Что никого не сделала счастливым,


Но незабвенною для всех была.


Июнь 1963


Комарово, Будка


* * *


... и это грозило обоим,


И это предчувствовал ты...


Мы жили под огненным зноем


Незримой и черной звезды.


Конечно, нам страшно встречаться...


1959


* * *


И анютиных глазок стая


Бархатистый хранит силуэт -


Это бабочки, улетая,


Им оставили свой портрет.


Ты - другое... Ты б постыдился


Быть, где слезы живут и страх,


И случайно сам отразился


В двух зеленых пустых зеркалах.


3 июня 1961. Комарово


* * *


И будешь ты из тех старух,


Что всех переживут,


Теряя зренье, память, слух...


1958


* * *


И было сердцу ничего не надо,


Когда пила я этот жгучий зной...


"Онегина" воздушная громада,


Как облако, стояла надо мной.


14 апреля 1962


* * *


И было этим летом так отрадно


Мне отвыкать от собственных имен


В той тишине почти что виноградной


И в яви, отработанной под сон.


И музыка со мной покой делила,


Сговорчивей нет в мире никого.


Она меня нередко уводила


К концу существованья моего.


И возвращалась я одна оттуда,


И точно знала, что в последний раз


Несу с собой, как ощущенье чуда...


21 августа 1963. Утро. Будка


* * *


И в Киевском храме Премудрости Бога,


Припав к солее, я тебе поклялась,


Что будет моей твоя дорога,


Где бы она ни вилась.


То слышали ангелы золотые


И в белом гробу Ярослав.


Как голуби, вьются слова простые


И ныне у солнечных глав.


И если слабею, мне снится икона


И девять ступенек на ней.


И в голосе грозном софийского звона


Мне слышится голос тревоги твоей.


1915


* * *


И в недрах музыки я не нашла ответа,


И снова тишина, и снова призрак лета.


1959(?)


* * *


И в памяти черной пошарив, найдешь


До самого локтя перчатки,


И ночь Петербурга. И в сумраке лож


Тот запах и душный и сладкий.


И ветер с залива. А там, между строк,


Минуя и ахи и охи,


Тебе улыбнется презрительно Блок -


Трагические тенор эпохи.


* * *


И в памяти, словно в узорной укладке:


Седая улыбка всезнающих уст,


Могильной чалмы благородные складки


И царственный карлик - гранатовый куст


16 марта 1944


* * *


И в тайную дружбу с высоким,


Как юный орел темноглазым


Я, словно в цветник предосенний,


Походкою легкой вошла.


Там были последние розы,


И месяц прозрачный качался


На серых, густых облаках...


1917. Петербург


* * *


И Вождь орлиными очами


Увидел с высоты Кремля,


Как пышно залита лучами


Преображенная земля.


И с самой середины века,


Которому он имя дал,


Он видит сердце человека,


Что стало светлым, как кристалл.


Своих трудов, своих деяний


Он видит спелые плоды,


Громады величавых зданий,


Мосты, заводы и сады.


Свой дух вдохнул он в этот город,


Он отвратил от нас беду, -


Вот отчего так тверд и молод


Москвы необоримый дух.


И благодарного народа


Вождь слышит голос:


"Мы пришли


Сказать, - где Сталин, там свобода,


Мир и величие земли!"


Декабрь 1949


* * *


И возникает мой сонет,


Последний, может быть, на свете.


1958


* * *


И вот одна осталась я


Считать пустые дни.


О вольные мои друзья,


О лебеди мои!


И песней я не скличу вас,


Слезами не верну,


Но вечером в печальный час


В молитве помяну.


Настигнут смертною стрелой,


Один из вас упал,


И черным вороном другой,


Меня целуя, стал.


Но так бывает раз в году,


Когда растает лед,


В Екатеринином саду


Стою у чистых вод


И слышу плеск широких крыл


Над гладью голубой.


Не знаю, кто окно раскрыл


В темнице гробовой.


1917


* * * В саду голосуют деревья.


Н.З.


И вот, наперекор тому,


Что смерть глядит в глаза, -


Опять, по слову твоему,


Я голосую "за":


То, чтобы дверью стала дверь,


Замок опять замком,


Чтоб сердцем стал угрюмый зверь


В груди... А дело в том,


Что суждено нам всем узнать,


Что значит третий год не спать,


Что значит утром узнавать


О тех, кто в ночь погиб.


1940


* * *


И все пошли за мной, читатели мои,


Я вас с собой взяла в тот пусть неповторимый.


1958


* * *


И город древен, как земля,


Из чистой глины сбитый.


Вокруг бескрайние поля


Тюльпанами залиты.


* * *


И жар по вечерам, и утром вялость,


И губ растрескавшихся вкус кровавый.


Так вот она - последняя усталость,


Так вот оно - преддверье царства славы,


Гляжу весь день из круглого окошка:


Белеет потеплевшая ограда


И лебедою заросла дорожка,


И мне б идти по ней - такая радость.


Чтобы песок хрустел и лапы елок,


И черные и влажные шуршали,


Чтоб месяца бесформенный осколок


Опять увидеть в голубом канале.


Декабрь 1913


* * *


И жесткие звуки влажнели, дробясь,


И с прошлым и с будущем множилась связь.


Осень 1960


* * *


И клялись они Серпом и Молотом


Пред твоим страдальческим концом:


"За предательство мы платим золотом,


А за песни платим мы свинцом".


<1960-е годы>


* * *


И когда друг друга проклинали


В страсти, раскаленной добела,


Оба мы еще не понимали,


Как земля для двух людей мала,


И что память яростная мучит,


Пытка сильных - огненный недуг! -


И в ночи бездонной сердце учит


Спрашивать: о, где ушедший друг?


А когда, сквозь волны фимиама,


Хор гремит, ликуя и грозя,


Смотрят в душу строго и упрямо


Те же неизбежные глаза.


1909


Смерть


И комната, в которой я болею,


В последний раз болею на земле,


Как будто упирается в аллею


Высоких белоствольных тополей.


А этот первый - этот самый главный,


В величии своем самодержавный,


Но как заплещет, возликует он,


Когда, минуя тусклое оконце,


Моя душа взлетит, чтоб встретить солнце,


И смертный уничтожит сон.


Январь 1944. Ташкент


* * *


И кружку пенили отцы,


И уходили сорванцы,


Как в сказке, на войну.


Но это было где-то там -


Тот непонятный тарарам,


Та страшная она.


. . . . . . . . . . . . . . . .


(А к нам пришла сама)


И нет Ленор, и нет баллад,


Погублен царскосельский сад,


И словно мертвые стоят


Знакомые дома.


И равнодушие в глазах,


И сквернословы? на устах,


Но только бы не страх, не страх,


Не страх, не страх... Бах, бах!


1942


* * *


И луковки твоей не тронул золотой,


Глядели на нее и Пушкин, и Толстой.


Осень 1960


* * *


И любишь ты всю жизнь меня, меня одну.


Да, если хочешь знать, и даже вот такую.


Пусть я безумствую, немотствую, тоскую,


И вечная разлука суждена.


Ничто нас не бросит друг к другу.


. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .


Ты мне не обещал, и мы смеялись оба.


1963 - 1965


* * *


И мальчик, что играет на волынке,


И девочка, что свой плетет венок,


И две в лесу скрестившихся тропинки,


И в дальнем поле дальний огонек, -


Я вижу все. Я все запоминаю,


Любовно-кротко в сердце берегу


Лишь одного я никогда не знаю


И даже вспомнить больше не могу.


Я не прошу ни мудрости, ни силы.


О, только дайте греться у огня!


Мне холодно... Крылатый иль бескрылый,


Веселый бог не посетит меня.


1911


* * *


И меня по ошибке пленило,


Как нарядная пляшет беда...


Все тогда по-тогдашнему было,


По-тогдашнему было тогда.


. . . . . . . . . . . . . . . . . . . .


Я спала в королевской кровати,


Голодала, носила дрова.


Там еще от похвал и проклятий


Не кружилась моя голова


На тебя, словно в омут, смотрю


13 августа 1960


* * *


И мне доказательство верности этой


Страшнее проклятий твоих.


1956-начало 1957(?)


* * *


И мнится - голос человека


Здесь никогда не прозвучит,


Лишь ветер каменного века


В ворота черные стучит.


И мнится мне, что уцелела


Под этим небом я одна, -


За то, что первая хотела


Испить смертельного вина.


1917. Слепнево


* * *


И музыка тогда ко мне


Тернового пути еще не знала.


1961


* * *


И не дослушаю впотьмах


Неконченную фразу.


Потом в далеких зеркалах


Все отразится сразу.


1950-е годы


* * *


И неоплаканною тенью


Я буду здесь блуждать в ночи,


Когда зацветшею сиренью


Играют звездные лучи.


1926. Шереметевский сад


* * *


И никогда здесь не наступит утро.


. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .


Луна - кривой обломок перламутра -


Покоится на влажной черноте.


Конец октября 1965


* * *


И опять по самому краю


Лунатически я ступаю.


20 мая 1960


Остоженка


* * *


И осталось из всего земного


Только хлеб насущный твой,


Человека ласковое слово,


Чистый голос полевой.


1941


* * *


. . . . . . . . . . . . . . . . . . . .


И от Царского до Ташкента


Протянулась бы кинолента


. . . . . . . . . . . . . . . . . . .


1950-е годы


* * *


И отнять у них невозможно


То, что в руки они берут,


Хищно, бережно, осторожно,


Как ... меж ладоней трут.


. . . . . . . . поэта убили,


Николай правей, чем Ликург.


Чрез столетие получили


Имя - Пушкинский Петербург.


* * *


И очертанья Фауста вдали -


Как города, где много черных башен


И колоколен с гулкими часами


И полночей, наполненных грозою,


И старичков с негётевской судьбой,


Шарманщиков, менял и букинистов,


Кто вызвал черта, кто с ним вел торговлю


И обманул его, а нам в наследство


Оставил эту сделку...


И выли трубы, зазывая смерть,


Под смертию смычки благоговели,


Когда какой-то странный инструмент


Предупредил, и женский голос сразу


Ответствовал, и я тогда проснулась.


8 августа 1945


* * *


И по собственному дому


Я иду, как по чужому,


И меня боятся зеркала.


Что в них, Боже, Боже! -


На меня похоже...


Разве я такой была?


Конец 1950-х - 1960-е годы


И последнее


Была над нами, как звезда над морем,


Ища лучом девятый смертный вал,


Ты называл ее бедой и горем,


А радостью ни разу не назвал.


Днем перед нами ласточкой кружила,


Улыбкой расцветала на губах,


А ночью ледяной рукой душила


Обоих разом. В разных городах.


И никаким не внемля славословьям,


Перезабыв все прежние грехи,


К бессоннейшим припавши изголовьям,


Бормочет окаянные стихи.


23-25 июля 1963


* * *


И прекрасней мраков Рембрандта


Просто плесень в черном углу.


1950-е годы


* * *


И северная весть на севере застала


Средь вереска, зацветшего вчера,


Жасмина позднего и даже этой алой


Не гаснущей зари.


13 августа 1962


* * *


И сердце то уже не отзовется


На голос мой, ликуя и скорбя.


Все кончено... И песнь моя несется


В пустую ночь, где больше нет тебя.


1953


* * *


И скупо оно и богато,


То сердце... Богатство таи!


Чего ж ты молчишь виновато?


Глаза б не глядели мои!


1910-е годы


Царское Село


* * *


И слава лебедью плыла


Сквозь золотистый дым.


А ты, любовь, всегда была


Отчаяньем моим.


* * *


И снова мадам Рекамье хороша


И Гёте, как Вертер, юн.


1940-е годы


* * *


И снова осень валит Тамерланом,


В арбатских переулках тишина.


За поулстанком или за туманом


Дорога непроезжая черна.


Так вот она, последняя! И ярость


Стихает. Все равно что мир оглох...


Могучая евангельская старость


И тот горчайший гефсиманский вздох.


1957


* * *


И странный спутник был мне послан адом,


Гость из невероятной пустоты.


Казалось, под его недвижным взглядом


Замолкли птицы - умерли цветы.


В нем смерть цвела какой-то жизнью черной.


Безумие и мудрость были в нем


. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . и тлетворной


. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .


Конец 1965 г. (октябрь )


* * *


И ты мне все простишь:


И даже то, что я не молодая,


И даже то, что с именем моим,


Как с благостным огнем тлетворный дым,


Слилась навеки клевета глухая.


<25 февраля> 1925


* * *


И увидел месяц лукавый,


Притаившийся у ворот,


Как свою посмертную славу


Я меняла на вечер тот.


Теперь меня позабудут,


И книги сгниют в шкафу.


Ахматовской звать не будут


Ни улицу, ни строфу.


27 января 1946


* * *


И целый день, своих пугаясь стонов,


В тоске смертельной мечется толпа,


А за рекой на траурных знаменах


Зловещие смеются черепа.


Вот для чего я пела и мечтала,


Мне сердце разорвали пополам,


Как после залпа сразу тихо стало,


Смерть выслала дозорных по дворам.


1917


* * *


И через все, и каждый миг,


Через дела, через безделье


Сквозит, как тайное веселье,


Один непостижимый лик.


О Боже! Для чего возник


Он в одинокой этой келье?


1910-е годы


* * *


...И черной музыки безумное лицо


На миг появится и скроется во мраке,


Но я разобрала таинственные знаки


И черное мое опять ношу кольцо.


3 сентября 1959


Голицыно


* * *


И это б могла, и то бы могла,


А сама, как береза в поле, легла,


И кругом лишь седая мгла.


1960


* * *


И это станет для людей


Как времена Веспасиана,


А было это - только рана


И муки облачко над ней.


18 декабря. Ночь. Рим.


* * *


И юностью манит, и славу сулит,


Так снова со мной сатана говорит:


"Ты честью и кровью платила своей


За пять неудачно придуманных дней,


За то, чтобы выпить ту чашу до дна,


За то, чтобы нас осветила луна,


За то, чтоб присниться друг другу опять,


Я вечность тебе предлагаю, не пять


До света тянувшихся странных бесед.


Ты видишь - я болен, растерзан и сед,


Ты видишь, ты знаешь - я так не могу".


Я руку тогда протянула врагу,


Но он превратился в гранатовый куст,


И был небосклон над ним огнен и пуст.


Горы очертания - полночь - луна,


И снова со мной говорит сатана,


И черным крылом закрывая лицо,


Заветное мне возвращает кольцо.


И стонет и молит: "Ты мне суждена,


О, выпей со мною хоть каплю вина".


К чему эти крылья и это вино, -


Я знаю тебя хорошо и давно,


И ты - это просто горячечный бред


Шестой и не бывшей из наших бесед.


29 января - 6 февраля 1960


Красная Конница


* * *


И я все расскажу тебе:


Как промчался "афганец" дикий.


И чей лик на белой луне,


Что нашепчут еще арыки,


Что подслушаю в чайхане.


1942 Лето?


* * *


И я не имею претензий


Ни к веку, ни к тем, кто вокруг.


1963


* * *


И яростным вином блудодеянья


Они уже упились до конца.


Им чистой правды не видать лица


И слезного не ведать покаянья.


* * *


И, как всегда бывает в дни разрыва,


К нам постучался призрак первых дней,


И ворвалась серебряная ива


Седым великолепием ветвей.


Нам, исступленным, горьким и надменным,


Не смеющим глаза поднять с земли,


Запела птица голосом блаженным


О том, как мы друг друга берегли.


25 сентября 1944


Ива И дряхлый пук дерев


Пушкин


А я росла в узорной тишине,


В прохладной детской молодого века.


И не был мил мне голос человека,


А голос ветра был понятен мне.


Я лопухи любила и крапиву,


Но больше всех серебряную иву.


И, благодарная, она жила


Со мной всю жизнь, плакучими ветвями


Бессонницу овеивала снами.


И - странно! - я ее пережила.


Там пень торчит, чужими голосами


Другие ивы что-то говорят


Под нашими, под теми небесами.


И я молчу... как будто умер брат.


18 января 1940


Ленинград


Из "дневника путешествия"


Стихи на случай


Светает - это Страшный суд.


И встреча горестней разлуки.


Там мертвой славе отдадут


Меня - твои живые руки.


Декабрь 1964


* * *


Из "Ташкентской тетради"


Блаженный мир - зеленый мир


За каждым поворотом.


Багдад ли то или Каир?


Лечу, как пчелы к сотам.


Каир ли то или Багдад?


Нет, то обыкновенный сад,


И голос шепчет: "Кто там?"


Над белоснежною стеной


Слегка качались ветки эти


С изяществом и простотой,


Которых нет на свете.


Как луч, как ветер, как туман


Шел через город караван


В пустыню из пустыни


[Для . . . . как на картине]


И там я видела орлов


И маленьких баранчуков


У чернокосых матерей


На молодых руках.


<До 14 мая> 1944 Ташкент


Из завещания Васильки


А княгиня моя, где захочет жить,


Пусть будет ей вольной воля,


А мне из могилы за тем не следить,


Из могилы средь чистого поля.


Я ей завещаю все серебро,


. . . . . . . . . . . . . . . . . . .


1909


Киев


Из Ленинградских элегий


О! Из какой великолепной тьмы,


Из самой окончательной разлуки


Вернуться можно - я узнала это.


Сегодня был обыкновенный день


. . . . . и человек тот был тобой.


И ты назвал запретнейшие даты,


Запретнейшие имена назвал.


Ты говорил о том, о чем помыслить


Уже немыслимо. И ты пришел сказать,


Что ты дал клятву и ее исполнил.


[И снова ты ушел - теперь навеки].


И это было .... так прекрасно,


Так бескорыстно, так великодушно!


. . . . . и чистотой посмертной


Звучал твой голос - в бездны чистоты,


Казалось мне, я окунула душу.


1956


Из Ленинградских элегий


О! Из какой великолепной тьмы


Тебя я повстречала на пороге.


Тебе благоприятствовали боги,


Ты перешел порог моей тюрьмы.


Едва освоившись в моем чертоге,


"Как Сафо, вас перелагаем мы",


Сказал, и руки были напряженно строги,


Глаза опущены, уста немы.


Ты произнес на русском языке


Слова, во сне услышанные дважды,


И это было утоленьем жажды,


А я была ещё в немой тоске.


Я знала всё, что после совершится,


Но не могла навек с тобой проститься.


1945-1956


Из набросков


Даль рухнула, и пошатнулось время,


Бес скорости стал пяткою на темя


Великих гор и повернул поток,


Отравленным в земле лежало семя,


Отравленный бежал по веткам сок.


Людское мощно вымирало племя,


Но знали все, что очень близок срок.


<1960>


* * *


Из памяти твоей я выну этот день,


Чтоб спрашивал твой взор беспомощно-туманный:


Где видел я персидскую сирень,


И ласточек, и домик деревянный?


При имени моем ты будешь вспоминать


Внезапную тоску неназванных желаний


И в городах задумчивых искать


Ту улицу, которой нет на плане.


При виде каждого случайного письма,


При звуке голоса за приоткрытой дверью


Ты будешь думать: вот она сама


Пришла на помощь моему неверью.


1915


Из первой тетради


Отрывок


Всю ночь не давали заснуть,


Говорили тревожно, звонко,


Кто-то ехал в далекий путь,


Увозил больного ребенка,


А мать в полутемных сенях


Ломала иссохшие пальцы


И долго искала впотьмах


Чистый чепчик и одеяльце.


1909 1960-е годы


Киев


Из Седьмой Северной элегии


...А я молчу - я тридцать лет молчу.


Молчание арктическими льдами


Стоит вокруг бессчетными ночами,


Оно идет гасить мою свечу.


Так мертвые молчат, но то понятно


И менее ужасно...


Мое молчанье слышится повсюду,


Оно судебный наполняет зал,


И самый гул молвы перекричать


Оно могло бы и, подобно чуду,


Оно на все кладет свою печать.


Оно во всем участвует, о Боже! -


Кто мог придумать мне такую роль!


Стать на кого-нибудь чуть-чуть похожей -


О Господи! - мне хоть на миг позволь!


И разве я не выпила цикуту,


Так почему же я не умерла,


Как следует - в ту самую минуту.


Мое молчанье в музыке и в песне


И в чьей-то омерзительной любви,


В разлуках, в книгах -


В том, что неизвестней


Всего на свете.


Я и сама его подчас пугаюсь,


Когда оно всей тяжестью своей


Теснит меня, дыша и надвигаясь:


Защиты нет, нет ничего - скорей!


Кто знает, как оно окаменело,


Как выжгло сердце и каким огнем,


Подумаешь! - кому какое дело,


Всем так уютно и привычно в нем.


Его со мной делить согласны все вы,


Но все-таки оно всегда мое.


Оно почти мою сожрало душу,


Оно мою уродует судьбу,


Но я его когда-нибудь нарушу,


Чтоб смерть позвать к позорному столбу.


Июнь 1958 - 1964


Ленинград.


Красная Конница


Из цикла "В пути"


Совсем вдали висел какой-то мост.


И в темноте декабрьской, влажной, грязной


Предстала ты как будто во весь рост


Чудовищной, преступной, безобразной.


Во мраке та, а завтра расцветет


Венецией - сокровищницей мира -


Я крикнула: "Бери все, твой черед,


Мне больше не нужны ни лавр, ни лира".


17 января 1965


Из цикла "Сожженная тетрадь"


Пусть мой корабль пошел на дно,


Дом превратился в дым...


Читайте все - мне всё равно,


Я говорю с одним,


Кто был ни в чем не виноват,


А впрочем, мне ни сват, ни брат


. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .


Как в сердце быть уколотым


И слышать крик: умри!


Что на Фонтанке золотом


Писали фонари?


1956


Из цикла "Ташкентские страницы"


В ту ночь мы сошли друг от друга с ума,


Светила нам только зловещая тьма,


Свое бормотали арыки,


И Азией пахли гвоздики.


И мы проходили сквозь город чужой,


Сквозь дымную песнь и полуночный зной, -


Одни под созвездием Змея,


Взглянуть друг на друга не смея.


То мог быть Стамбул или даже Багдад,


Но, увы! не Варшава, не Ленинград, -


И горькое это несходство


Душило, как воздух сиротства.


И чудилось: рядом шагают века,


И в бубен незримая била рука,


И звуки, как тайные знаки,


Пред нами кружились во мраке.


Мы были с тобою в таинственной мгле,


Как будто бы шли по ничейной земле,


Но месяц алмазной фелукой


Вдруг выплыл над встречей-разлукой...


И если вернется та ночь и к тебе


В твоей для меня непонятной судьбе,


Ты знай, что приснилась кому-то


Священная эта минута.


1959


Из цикла "Юность"


Мои молодые руки


Тот договор подписали


Среди цветочных киосков


И граммофонного треска,


Под взглядом косым и пьяным


Газовых фонарей.


И старше была я века


Ровно на десять лет.


А на закат наложен


Был белый траур черемух,


Что осыпался мелким


Душистым, сухим дождем...


И облака сквозили


Кровавой цусимской пеной,


И плавно ландо катили


Теперешних мертвецов...


А нам бы тогдашний вечер


Показался бы маскарадом,


Показался бы карнавалом


Феерией grand-gala...*


От дома того - ни щепки,


Та вырублена аллея,


Давно опочили в музее


Те шляпы и башмачки.


Кто знает, как пусто небо


На месте упавшей башни,


Кто знает, как тихо в доме,


Куда не вернулся сын.


Ты неотступен, как совесть,


Как воздух, всегда со мною,


Зачем же зовешь к ответу?


Свидетелей знаю твоих:


То Павловского вокзала


Раскаленный музыкой купол


И водопад белогривый


У Баболовского дворца.


Осень 1940


_____________


*пышное торжество


* * *


Из-под смертного свода кургана


Вышла, может быть, чтобы опять


Поздней ночью иль утром рано


Под зеленой луной волховать.


21 сентября 1963 Ноябрь 1963


Комарово


Измена


Не оттого, что зеркало разбилось,


Не оттого, что ветер выл в трубе,


Не оттого, что в мысли о тебе


Уже чужое что-то просочилось, -


Не оттого, совсем не оттого


Я на пороге встретила его.


27 февраля 1944


Имя


Татарское, дремучее,


Пришло из никуда,


К любой беде липучее,


Само оно - беда.


Исповедь


Умолк простивший мне грехи.


Лиловый сумрак гасит свечи,


И темная епитрахиль


Накрыла голову и плечи.


Не тот ли голос: "Дева! встань..."


Удары сердца чаще, чаще,


Прикосновение сквозь ткань


Руки, рассеянно крестящей.


1911. Царское Село


* * *


Истлевают звуки в эфире,


И заря притворилась тьмой.


В навсегда онемевшем мире


Два лишь голоса: твой и мой.


И под ветер незримых Ладог,


Сквозь почти колокольный звон,


В легкий блеск перекрестных радуг


Разговор ночной превращен.


20 декабря 1945


Июль 1914


1


Пахнет гарью. Четыре недели


Торф сухой по болотам горит.


Даже птицы сегодня не пели,


И осина уже не дрожит.


Стало солнце немилостью Божьей,


Дождик с Пасхи полей не кропил.


Приходил одноногий прохожий


И один на дворе говорил:


"Сроки страшные близятся. Скоро


Станет тесно от свежих могил.


Ждите глада, и труса, и мора,


И затменья небесных светил.


Только нашей земли не разделит


На потеху себе супостат:


Богородица белый расстелет


Над скорбями великими плат".


1914


2


Можжевельника запах сладкий


От горящих лесов летит.


Над ребятами стонут солдатки,


Вдовий плач по деревне звенит.


Не напрасно молебны служились,


О дожде тосковала земля:


Красной влагой тепло окропились


Затоптанные поля.


Низко, низко небо пустое,


И голос молящего тих:


"Ранят тело твое пресвятое,


Мечут жребий о ризах твоих".


1914


* * *


...Как! Только десять лет, ты шутишь, Боже мой,


О как ты рано возвратился,


Я вовсе не ждала - ты так со мной простился


Какой-то странной и чужой зимой.


И даже просмотреть те сотни тысяч строк,


Где сказано, как я бесчестна и преступна.


1956


К музыке


Стала я, как в те года, бессонной,


Ночь не отличаю ото дня,


Неужели у тебя - бездонной -


Нету утешенья для меня?..


Я-то всех полвека утешаю,


Ты могла бы взять с меня пример.


. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .


1-5 августа 1964


К смерти


Ты все равно придешь. - Зачем же не теперь?


Я жду тебя - мне очень трудно.


Я потушила свет и отворила дверь


Тебе, такой простой и чудной.


Прими для этого какой угодно вид,


Ворвись отравленным снарядом


Иль с гирькой подкрадись, как опытный бандит,


Иль отрави тифозным чадом,


Иль сказочкой, придуманной тобой


И всем до тошноты знакомой, -


Чтоб я увидела верх шапки голубой


И бледного от страха управдома.


Мне все равно теперь. Струится Енисей,


Звезда полярная сияет.


И синий блеск возлюбленных очей


Последний ужас застилает.


19 августа 1939


Фонтанный Дом


К стихам


Вы так вели по бездорожью,


Как в мрак падучая звезда.


Вы были горечью и ложью,


А утешеньем - никогда.


Кавказское


Здесь Пушкина изгнанье началось


И Лермонтова кончилось изгнанье.


Здесь горных трав легко благоуханье,


И только раз мне видеть удалось


У озера, в густой тени чинары,


В тот предвечерний и жестокий час -


Сияние неутоленных глаз


Бессмертного любовника Тамары.


1927


Кисловодск


* * *


Каждый день по-новому тревожен,


Все сильнее запах спелой ржи.


Если ты к ногам моим положен,


Ласковый, лежи.


Иволги кричат в широких кленах,


Их ничем до ночи не унять.


Любо мне от глаз твоих зеленых


Ос веселых отгонять.


На дороге бубенец зазвякал -


Памятен нам этот легкий звук.


Я спою тебе, чтоб ты не плакал,


Песенку о вечере разлук.


1913


* * *


Как белый камень в глубине колодца,


Лежит во мне одно воспоминанье.


Я не могу и не хочу бороться:


Оно - веселье и оно - страданье.


Мне кажется, что тот, кто близко взглянет


В мои глаза, его увидит сразу.


Печальней и задумчивее станет


Внимающего скорбному рассказу.


Я ведаю, что боги превращали


Людей в предметы, не убив сознанья,


Чтоб вечно жили дивные печали.


Ты превращен в мое воспоминанье.


1916


* * *


Как будто я все ведала заранее,


Как будто я алмазную дарани


В то утро очень много раз прочла.


24 мая 1961


* * *


Как в трапезной - скамейки, стол, окно


С огромною серебряной луною.


Мы кофе пьем и черное вино,


Мы музыкою бредим...


Все равно...


И зацветает ветка над стеною.


В изгнаньи сладость острая была,


Неповторимая, пожалуй, сладость.


Бессмертных роз, сухого винограда


Нам родина пристанище дала.


1943


Ташкент


* * *


Как взглянуть теперь мне в эти очи,


Стыден и несносен свет дневной.


Что мне делать? - ангел полуночи


До зари беседовал со мной.


Июль 1927


Кисловодск


* * *


Как вплелась в мои темные косы


Серебристая нежная прядь, -


Только ты, соловей безголосый,


Эту муку сумеешь понять.


Чутким ухом далекое слышишь


И на тонкие ветки ракит,


Весь нахохлившись, смотришь - не дышишь.


Если песня чужая звучит.


А еще так недавно, недавно


Замирали вокруг тополя,


И звенела и пела отравно


Несказанная радость твоя.


1912


* * *


Как вышедший из западных ворот


Родного города и землю обошедший


К восточным воротам смущенно подойдет


И думает: "Где дух, меня так мудро ведший?" -


Так я...


. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .


1910-е годы


Слепнево


* * * Графу В.П. Зубову


Как долог праздник новогодний,


Как бел в окошках снежный цвет.


О Вас я думаю сегодня


И нежно шлю я Вам привет.


Пускай над книгою в подвале,


Где скромно ночи провожу,


Мы что-то мудрое решали,


Я обещанья не сдержу.


А Вы останьтесь верным другом


И не сердитесь на меня,


Ведь я прикована недугом


К моей кушетке на три дня.


И дом припоминая темный


На левом берегу Невы,


Смотрю, как ласковы и томны


Те розы, что прислали Вы.


1910-е годы


* * *


Как жизнь забывчива, как памятлива смерть.


<15> июля 1961


* * *


Как зеркало в тот день Нева лежала,


Закатом раскалившись докрасна,


И все оно распахнуто стояло -


Огромное преддверие - весна.


Апрель 1962


* * *


Как люблю, как любила глядеть я


На закованные берега,


На балконы, куда столетья


Не ступала ничья нога.


И воистину ты - столица


Для безумных и светлых нас;


Но когда над Невою длится


Тот особенный, чистый час


И проносится ветер майский


Мимо всех надводных колонн,


Ты - как грешник, видящей райский


Перед смертью сладчайший сон...


1916


* * * В.К.Шилейко


Как мог ты, сильный и свободный,


Забыть у ласковых колен,


Что грех карают первородный


Уничтожение и тлен.


Зачем ты дал ей на забаву


Всю тайну чудотворных дней,


Она твою развеет славу


Рукою хищною своей.


Стыдись, и творческой печали


Не у земной жены моли.


Таких в монастыри ссылали


И на кострах высоких жгли.


1922


* * *


Как невеста, получаю


Каждый вечер по письму,


Поздно ночью отвечаю


Другу моему:


"Я гощу у смерти белой


По дороге в тьму.


Зла, мой ласковый, не делай


В мире никому".


И стоит звезда большая


Между двух стволов,


Так спокойно обещая


Исполненье снов.


1915. Хювинккя


* * *


Как ни стремилась к Пальмире я


Золотоглавой,


Но суждено здесь дожить мне до


Первой розы.


Персик зацвел, и фиалок дым


Черно-лиловый...


Кто мне посмеет сказать, что здесь


Злая чужбина?


18 апреля 1944


* * *


Как площади эти обширны,


Как гулки и круты мосты!


Тяжелый, беззвездный и мирный


Над нами покров темноты.


И мы, словно смертные люди,


По свежему снегу идем.


Не чудо ль, что нынче пробудем


Мы час предразлучный вдвоем?


Безвольно слабеют колени,


И кажется, нечем дышать...


Ты - солнце моих песнопений,


Ты - жизни моей благодать.


Вот черные зданья качнутся,


И на землю я упаду, -


Теперь мне не страшно очнуться


В моем деревенском саду.


1917


* * *


Как слепоглухонемая,


Которой остались на свете


Лишь запахи, я вдыхаю


Сырость, прелость, ненастье


И мимолетный дымок...


Декабрь(?) 1959


* * *


Как соломинкой, пьешь мою душу.


Знаю, вкус ее горек и хмелен.


Но я пытку мольбой не нарушу.


О, покой мой многонеделен.


Когда кончишь, скажи. Не печально,


Что души моей нет на свете.


Я пойду дорогой недальней


Посмотреть, как играют дети.


На кустах зацветает крыжовник,


И везут кирпичи за оградой.


Кто ты: брат мой или любовник,


Я не помню, и помнить не надо.


Как светло здесь и как бесприютно,


Отдыхает усталое тело...


А прохожие думают смутно:


Верно, только вчера овдовела.


10 февраля 1911


Царское Село


* * *


Как страшно изменилось тело,


Как рот измученный поблек!


Я смерти не такой хотела,


Не этот назначала срок.


Казалось мне, что туча с тучей


Сшибется где-то в вышине


И молнии огонь летучий


И голос радости могучей,


Как Ангелы, сойдут ко мне.


1913


* * *


Как ты можешь смотреть на Неву,


Как ты смеешь всходить на мосты?..


Я недаром печальной слыву


С той поры, как привиделся ты.


Черных ангелов крылья остры,


Скоро будет последний суд.


И малиновые костры,


Словно розы, в снегу растут.


1914


* * *


Как у облака на краю,


Вспоминаю я речь твою,


А тебе от речи моей


Стали ночи светлее дней.


Так отторгнутые от земли,


Высоко мы, как звезды, шли.


Ни отчаянья, ни стыда


Ни теперь, ни потом, ни тогда.


Но живого и наяву,


Слышишь ты, как тебя зову.


И ту дверь, что ты приоткрыл,


Мне захлопнуть не хватит сил.


26 ноября 1945


* * *


Какая есть. Желаю вам другую,


Получше.


Больше счастьем не торгую,


Как шарлатаны и оптовики...


Пока вы мирно отдыхали в Сочи,


Ко мне уже ползли такие ночи,


И я такие слышала звонки!


Не знатной путешественницей в кресле


Я выслушала каторжные песни,


А способом узнала их иным...


. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .


. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .


. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .


Над Азией весенние туманы,


И яркие до ужаса тюльпаны


Ковром заткали много сотен миль.


О, что мне делать с этой чистотою,


Что делать с неподкупностью простою?


О, что мне делать с этими людьми!


Мне зрительницей быть не удавалось,


И почему-то я всегда вторгалась


В запретнейшие зоны естества.


Целительница нежного недуга,


Чужих мужей вернейшая подруга


И многих - безутешная вдова.


Седой венец достался мне недаром,


И щеки, опаленные пожаром,


Уже людей пугают смуглотой.


Но близится конец моей гордыне,


Как той, другой - страдалице Марине, -


Придется мне напиться пустотой.


И ты придешь под черной епанчою,


С зеленоватой страшною свечою,


И не откроешь предо мной лица...


Но мне недолго мучиться загадкой -


Чья там рука под белою перчаткой


И кто прислал ночного пришлеца.


24 июня 1942. Ташкент


Клевета


И всюду клевета сопутствовала мне.


Ее ползучий шаг я слышала во сне


И в мертвом городе под беспощадным небом,


Скитаясь наугад за кровом и за хлебом.


И отблески ее горят во всех глазах,


То как предательство, то как невинный страх.


Я не боюсь ее. На каждый вызов новый


Есть у меня ответ достойный и суровый.


Но неизбежный день уже предвижу я, -


На утренней заре придут ко мне друзья,


И мой сладчайший сон рыданьем потревожат,


И образок на грудь остывшую положат.


Никем не знаема тогда она войдет,


В моей крови ее неутоленный рот


Считать не устает небывшие обиды,


Вплетая голос свой в моленья панихиды.


И станет внятен всем ее постыдный бред,


Чтоб на соседа глаз не мог поднять сосед,


Чтоб в страшной пустоте мое осталось тело,


Чтобы в последний раз душа моя горела


Земным бессилием, летя в рассветной мгле,


И дикой жалостью к оставленной земле.


1922


Клеветникам


I


Напрасно кровавою пеленой


Вы страну нашу мните покрыть, -


Восстанут народы живой стеной


И скажут:


"Тому не быть!"


Уже полмиллиарда новых друзей


Прислали нам свой привет,


И в старой Европе все больше людей,


Которым с каждой минутой ясней,


Откуда приходит свет.


1949


II


Когда б вы знали, как спокойно


Здесь трудовая жизнь течет,


Как вдохновенно, как достойно


Страна великая живет,


Как все здесь говорит о мире,


Восходят новые леса,


Все полнозвучнее и шире


Звучат поэтов голоса,


Осуществленною мечтою


И счастьем полон каждый час,


...А вы постыдной клеветою


Себя унизите - не нас!


1949


Клеопатра Александрийские чертоги


Покрыла сладостная тень.


Пушкин


Уже целовала Антония мертвые губы,


Уже на коленях пред Августом слезы лила...


И предали слуги. Грохочут победные трубы


Под римским орлом, и вечерняя стелется мгла.


И входит последний плененный ее красотою,


Высокий и статный, и шепчет в смятении он:


"Тебя - как рабыню... в триумфе пошлет пред собою..."


Но шеи лебяжьей все так же спокоен наклон.


А завтра детей закуют. О, как мало осталось


Ей дела на свете - еще с мужиком пошутить


И черную змейку, как будто прощальную жалость,


На смуглую грудь равнодушной рукой положить.


7 февраля 1940


Фонтанный Дом


Клятва


И та, что сегодня прощается с милым, -


Пусть боль свою в силу она переплавит.


Мы детям клянемся, клянемся могилам,


Что нас покориться никто не заставит!


Июль 1941


Ленинград


* * *


Когда в мрачнейшей из столиц


Рукою твердой, но усталой


На чистой белизне страниц


Я отречение писала,


И ветер в круглое окно


Вливался влажною струею, -


Казалось, небо сожжено


Червонно-дымною зарею.


Я не взглянула на Неву,


На озаренные граниты,


И мне казалось - наяву


Тебя увижу, незабытый...


Но неожиданная ночь


Покрыла город предосенний,


Чтоб бегству моему помочь,


Расплылись пепельные тени.


Я только крест с собой взяла,


Тобою данный в день измены, -


Чтоб степь полынная цвела,


А ветры пели, как сирены.


И вот он на пустой стене


Хранит меня от горьких бредней,


И ничего не страшно мне


Припомнить, - даже день последний.


1916. Песочная бухта.


* * *


Когда в тоске самоубийства


Народ гостей немецких ждал,


И дух суровый византийства


От русской Церкви отлетал,


Когда приневская столица,


Забыв величие свое,


Как опьяненная блудница,


Не знала, кто берет ее,


Мне голос был. Он звал утешно,


Он говорил: "Иди сюда,


Оставь свой край, глухой и грешный,


Оставь Россию навсегда.


Я кровь от рук твоих отмою,


Из сердца выну черный стыд,


Я новым именем покрою


Боль поражений и обид".


Но равнодушно и спокойно


Руками я замкнула слух,


Чтоб этой речью недостойной


Не осквернился скорбный дух.


Осень 1917


* * *


Когда о горькой гибели моей


Весть поздняя его коснется слуха,


Не станет он ни строже, ни грустней,


Но, побледневши, улыбнется сухо.


И сразу вспомнит зимний небосклон


И вдоль Невы несущуюся вьюгу,


И сразу вспомнит, как поклялся он


Беречь свою восточную подругу.


1917


* * *


Когда уже к неведомой отчизне


Ее рука незримая вела,


Последней страстью этой черной жизни


Божественная музыка была.


. . . . . . . . . . . . . . . . . . .


. . . . . . . . . . . . . . . . . . .


Прощенье ли услышать ожидала,


Прощанье ли вставало перед ней.


. . . . . . . . . . . . . . . . . . .


. . . . . . . . . . . . . . . . . . .


Иль тайна тайну к жизни вызывала


И тайна тайну хоронила там.


Иль музыка ей возвращала снова


Последнюю из тех пяти бесед,


И чудилось несказанное слово


И с того света присланный ответ.


1 августа 1959


Комарово


* * *


Когда человек умирает,


Изменяются его портреты.


По-другому глаза глядят, и губы


Улыбаются другой улыбкой.


Я заметила это, вернувшись


С похорон одного поэта.


И с тех пор проверяла часто,


И моя догадка подтвердилась.


21 января, 7 марта 1940


Ленинград


* * *


Когда я называю по привычке


Моих друзей заветных имена,


Всегда на этой странной перекличке


Мне отвечает только тишина.


8 ноября 1943. Ташкент


* * *


Кого когда-то называли люди


Царем в насмешку, Богом в самом деле,


Кто был убит - и чье орудье пытки


Согрето теплотой моей груди...


Вкусили смерть свидетели Христовы,


И сплетницы-старухи, и солдаты,


И прокуратор Рима - все прошли.


Там, где когда-то возвышалась арка,


Где море билось, где чернел утес, -


Их выпили в вине, вдохнули с пылью жаркой


И с запахом бессмертных роз.


Ржавеет золото и истлевает сталь,


Крошится мрамор - к смерти все готово.


Всего прочнее на земле печаль


И долговечней - царственное слово.


<1945?>


* * *


Кого просить, куда бежать,


Кому валиться в ноги...


Февраль 1963


* * *


Кое-как удалось разлучиться


И постылый огонь потушить.


Враг мой вечный, пора научиться


Вам кого-нибудь вправду любить.


Я-то вольная. Все мне забава, -


Ночью Муза слетит утешать,


А наутро притащится слава


Погремушкой над ухом трещать.


Обо мне и молиться не стоит


И, уйдя, оглянуться назад.


Черный ветер меня успокоит,


Веселит золотой листопад.


Как подарок, приму я разлуку


И забвение, как благодать.


Но, скажи мне, на крестную муку


Ты другую посмеешь послать?


1921


Колыбельная


Далеко в лесу огромном,


Возле синих рек,


Жил с детьми в избушке темной


Бедный дровосек.


Младший сын был ростом с пальчик,


Как тебя унять,


Спи, мой тихий, спи, мой мальчик,


Я дурная мать.


Долетают редко вести


К нашему крыльцу,


Подарили белый крестик


Твоему отцу.


Было горе, будет горе,


Горю нет конца,


Да хранит святой Егорий


Твоего отца.


1915


Колыбельная


Я над этой колыбелью


Наклонилась черной елью.


Бай, бай, бай, бай!


Ай, ай, ай, ай...


Я не вижу сокола


Ни вдали, ни около.


Бай, бай, бай, бай!


Ай, ай, ай, ай...


26 августа 1949 (днем)


Фонтанный дом


* * *


Кому и когда говорила,


Зачем от людей не таю,


Что каторга сына сгноила,


Что Музу засекли мою.


Я всех на земле виноватей


Кто был и кто будет, кто есть.


И мне в сумасшедшей палате


Валяться - великая честь.


Кому-то желтый гроб несут,


Счастливый кто-то будет с Богом


А я забочусь о немногом,


И тесен мой земной приют.


1914


Конец демона


Словно Врубель наш вдохновенный,


Лунный луч тот профиль чертил.


И поведал ветер блаженный


То, что Лермонтов утаил.


1961


* * *


Конечно, мне радости мало


Такая сулила гроза,


Зато я случайно узнала,


Какие у счастья глаза...


1920-е годы (?)


* * *


Копай, моя лопата,


Звени, моя кирка.


Не пустим супостата


На мирные поля.


Июль-август 1941


Корея в огне


I


Где ароматом веяли муссоны


Над зарослью густою и зеленой,


Там тополя, как факелы, чадят,


Алмазных гор сияющие склоны


Едва в дыму пожарища сквозят.


---


Где ласточки, в лучах заката рея,


Кружились -


и блаженствовал закат,


Там сироты в пустых полях Кореи


В родное небо с ужасом глядят.


И хочется на помощь звать скорее...


Не может быть, чтоб длился этот ад!


II


Воды не хватит в Тихом океане,


Чтоб эту кровь невинную отмыть,


И женщинам корейским не забыть


Своих детей, игравших на поляне.


...А их заокеанские соседи,


Погрязшие в непоправимом бреде,


Еще вопят о правоте своей, -


Убийцы и мучители детей.


---


Но миру явны злодеянья эти,


И нет угла такого на планете,


Где не звучал бы, как подземный гул,


Твой грозный зов, растерзанный Сеул!


И как восходят в небесах созвездья,


Как океанский близится прилив,


Так он придет -


великий день возмездья,


Своим лучом Корею озарив.


<После 27 июня-ноябрь> 1950


* * *


Косноязычно славивший меня


Еще топтался на краю эстрады.


От дыма сизого и тусклого огня


Мы все уйти, конечно, были рады.


Но в путаных словах вопрос зажжен,


Зачем не стала я звездой любовной,


И стыдной болью был преображен


Над нами лик жестокий и бескровный.


Люби меня, припоминай и плач!


Все плачущие не равны ль пред Богом?


Мне снится, что меня ведет палач


По голубым предутренним дорогам.


1913


* * *


Кто его сюда прислал


Сразу изо всех зеркал


Ночь безвинна, ночь тиха...


Смерть прислала жениха.


Осень 1960


* * *


Кто тебя мучил такого


. . . . . . . . . . . . . . . .


Не нахожу ни слова,


И возражений нет.


Ноябрь 1965


* * *


Легкие летят недели,


Что случилось, не пойму.


Как тебе, сынок, в тюрьму


Ночи белые глядели,


Как они опять глядят


Ястребиным жарким оком,


О твоем кресте высоком


И о смерти говорят.


1939


* * *


Лежала тень на месяце двурогом...


. . . . . . . . . . . . . . . . . . . страх.


А там трусили по кривым дорогам


Большие старики на маленьких ослах.


1942


Ленинград в марте 1941 года


Cardran solaire* на Меншиковом доме.


Подняв волну, проходит пароход.


О, есть ли что на свете мне знакомей,


Чем шпилей блеск и отблеск этих вод!


Как щелочка, чернеет переулок.


Садятся воробьи на провода.


У наизусть затверженных прогулок


Соленый привкус - тоже не беда.


1941


____________


*солнечные часы


* * *


Ленинградские голубые,


Три года в небо глядевшие,


Взгляните с неба на нас.


1 января 1943 (в бреду)


Ташкент


Летний сад


Я к розам хочу, в тот единственный сад,


Где лучшая в мире стоит из оград,


Где статуи помнят меня молодой,


А я их под невскою помню водой.


В душистой тиши между царственных лип


Мне мачт корабельных мерещится скрип.


И лебедь, как прежде, плывет сквозь века,


Любуясь красой своего двойника.


И замертво спят сотни тысяч шагов


Врагов и друзей, друзей и врагов.


А шествию теней не видно конца


От вазы гранитной до двери дворца.


Там шепчутся белые ночи мои


О чьей-то высокой и тайной любви.


И все перламутром и яшмой горит,


Но света источник таинственно скрыт.


1959


Лилии


Я лилий нарвала прекрасных и душистых,


Стыдливо-замкнутых, как дев невинных рой,


С их лепестков, дрожащих и росистых,


Пила я аромат и счастье и покой.


И сердце трепетно сжималось, как от боли,


А бледные цветы качали головой,


И вновь мечтала я о той далекой воле,


О той стране, где я была с тобой...


22 июня 1904 Одесса


Лирические отступления Седьмой элегии


1) Пауки в окне.


А у присяжных то же изумленье


В глазах застыло - тридцать пятый год.


Я их любила за единодушье,


За полную готовность присудить


Меня к чему угодно...


В инфаркте выносили прокуроров,


Десятки лет искали адвоката,


Он где-то был, вот здесь, почти сейчас.


И третье поколение конвойных


Винтовку лихо ставило к ноге.


Как хорошо теперь - защитник будет,


И можно, значит, беззаботно спать.


. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .


Нет, умер он от старости, и это


Был не он, а кто-то в маске...


Скамейка подсудимых. . . . . . . .


Была мне всем: больничной койкой


И театральной ложей...


. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .


Но, может быть, о ней уже довольно.


Я пропотелый ватник и калоши


Высокие - ношу тридцатый год.


И муху, что ползет по лбу, не сгонишь.


...У кого-то рождались дети, кто-то получал высокие награды - кто-то умер, а я еще вдыхала дух махорки и крепкий душный запах сапог солдатских.


. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .


. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .


И страшный голос протокол читал, и всем казалось - это человек, а это черный рупор надрывался и повторял все те же тридцать фраз все тридцать лет. Все помнили все это наизусть, все с каждою сроднились запятою. Я защищаю Не голос, а молчание мое. . . . . . . . . . . . . . . . . . . И я не знаю - лето за окном, Иль моросит холодный серый дождик, Иль май идет и расцвела сирень, Та белая - что обо мне забыла, Как все и всё... . . . . . . . . . . . . А я сижу - опять слюну глотаю От голода. - А рупор говорит. Я узнаю, какой была я скверной В таком году, как после становилась Еще ужасней. . . . . . . . . . . Как в тридцать лет считалась стариком, а в тридцать пять обманами и лестью кого-то я в Москве уговорила прийти послушать мой унылый бред, как дочь вождя мои читала книги и как отец был горько поражен. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . О сказочка про белого бычка! Мне кажется, что тот бычок обязан В моем гербе найти себе покой. А после выступают стукачи... Их было много, и они казались Всех благородней, сдержанней, скромнее. С каким достоинством, с каким уменьем И. . . . . .они себя держали. Июнь 1958 Лишняя Тешил - ужас. Грела - вьюга. Вел вдоль смерти - мрак. Отняты мы друг у друга... Разве можно так? Если хочешь - расколдую, Доброй быть позволь: Выбирай себе любую, Но не эту боль. 1959 Лондонцам И сделалась война на небе. Апок. Двадцать четвертую драму Шекспира Пишет время бесстрастной рукой. Сами участники чумного пира, Лучше мы Гамлета, Цезаря, Лира Будем читать над свинцовой рекой; Лучше сегодня голубку Джульетту С пеньем и факелом в гроб провожать, Лучше заглядывать в окна к Макбету, Вместе с наемным убийцей дрожать, - Только не эту, не эту, не эту, Эту уже мы не в силах читать! 1940 Лотова жена Жена же Лотова оглянулась позади его и стала соляным столпом. Книга Бытия И праведник шел за посланником Бога, Огромный и светлый, по черной горе. Но громко жене говорила тревога: Не поздно, ты можешь еще посмотреть На красные башни родного Содома, На площадь, где пела, на двор, где пряла, На окна пустые высокого дома, Где милому мужу детей родила. Взглянула - и, скованы смертною болью, Глаза ее больше смотреть не могли; И сделалось тело прозрачною солью, И быстрые ноги к земле приросли. Кто женщину эту оплакивать будет? Не меньшей ли мнится она из утрат? Лишь сердце мое никогда не забудет Отдавшую жизнь за единственный взгляд. 1922-1924 * * * Лучше б мне частушки задорно выкликать, А тебе на хриплой гармонике играть, И уйдя обнявшись, на ночь за овсы, Потерять бы ленту из тугой косы. Лучше б мне ребеночка твоего качать, А тебе полтинник в сутки выручать, И ходить на кладбище в поминальный день Да смотреть на белую Божию сирень. 1914 * * * Лучше б я по самые плечи Вбила в землю проклятое тело, Если б знала, чему навстречу, Обгоняя солнце, летела. Июнь 1944. Ленинград * * * Любо вам под половицей Перекликнуться с синицей И присниться кой-кому, Кто от вас во сне застонет, Но и слова не проронит Даже другу своему. Июнь 1942 Любовная А ведь мы с тобой


Не любилися,


Только всем тогда


Поделилися.


Тебе - белый свет,


Пути вольные,


Тебе зорюшки


Колокольные.


А мне ватничек


И ушаночку.


Не жалей меня,


Каторжаночку.


Любовь


То змейкой, свернувшись клубком,


У самого сердца колдует,


То целые дни голубком


На белом окошке воркует,


То в инее ярком блеснет,


Почудится в дреме левкоя...


Но верно и тайно ведет


От радости и от покоя.


Умеет так сладко рыдать


В молитве тоскующей скрипки,


И страшно ее угадать


В еще незнакомой улыбке.


* * *


Любовь всех раньше станет смертным прахом.


Смирится гордость, и умолкнет лесть.


Отчаянье, приправленное страхом,


Почти что невозможно перенесть.


Любовь покоряет обманно,


Напевом простым, неискусным.


Еще так недавно-странно


Ты не был седым и грустным.


И когда она улыбалась


В садах твоих, в доме, в поле,


Повсюду тебе казалось,


Что вольный ты и на воле.


Был светел ты, взятый ею


И пивший ее отравы.


Ведь звезды были крупнее,


Ведь пахли иначе травы,


Осенние травы.


1911


* * *


Любовь покоряет обманно,


Напевом простым, неискусным.


Еще так недавно-странно


Ты не был седым и грустным.


И когда она улыбалась


В садах твоих, в доме, в поле,


Повсюду тебе казалось,


Что вольный ты и на воле.


Был светел ты, взятый ею


И пивший ее отравы.


Ведь звезды были крупнее,


Ведь пахли иначе травы,


Осенние травы.


1911


Майский снег Пс.6, ст.7


Прозрачная ложится пелена


На свежий дерн и незаметно тает.


Жестокая, студеная весна


Налившиеся почки убивает.


И ранней смерти так ужасен вид,


Что не могу на Божий дар глядеть я.


Во мне печаль, которой царь Давид


По-царски одарил тысячелетья.


1916


* * *


Мальчик сказал мне: "Как это больно!"


И мальчика очень жаль.


Еще так недавно он был довольным


И только слыхал про печаль.


А теперь он знает все не хуже


Мудрых и старых вас.


Потускнели и, кажется, стали уже


Зрачки ослепительных глаз.


Я знаю: он с болью своей не сладит,


С горькой болью первой любви.


Как беспомощно, жадно и жарко гладит


Холодные руки мои.


Осень 1913


Мартовская элегия


Прошлогодних сокровищ моих


Мне надолго, к несчастию, хватит.


Знаешь сам, половины из них


Злая память никак не истратит:


Набок сбившийся куполок.


Грай вороний, и вопль паровоза,


И как будто отбывшая срок


Ковылявшая в поле береза,


И огромных библейских дубов


Полуночная тайная сходка,


И из чьих-то приплывшая снов


И почти затонувшая лодка...


Побелив эти пашни чуть-чуть,


Там предзимье уже побродило,


Дали все в непроглядную муть


Ненароком оно превратило,


И казалось, что после конца


Никогда ничего не бывает...


Кто же бродит опять у крыльца


И по имени нас окликает?


Кто приник к ледяному стеклу


И рукою, как веткою, машет?..


А в ответ в паутинном углу


Зайчик солнечный в зеркале пляшет.


1960


Мартовские элегии


Еслы бы ты музыкой была,


Я тебя бы слушал неотрывно,


И светлел бы мой померкший дух.


Если бы звездою ты была,


Я в окно глядел бы до рассвета,


И покой бы в душу мне вошел.


Если б ты была моей женой,


Сразу б я тебя возненавидел,


Проклял трижды и навек забыл -


И безмерно счастлив был с другою.


Но она не это, и не то,


И не третье...


Что же делать с нею?


Февраль 1959


Маскарад в парке


Луна освещает карнизы,


Блуждает по гребням реки...


Холодные руки маркизы


Так ароматны-легки


О принц! - улыбаясь, присела, -


В кадрили вы наш vis-a-vis"*


И томно под маской бледнела


От жгучих предчувствий любви.


Вход скрыл серебрящий тополь


И низко спадающий хмель.


"Багдад или Константинополь


Я вам завоюю, ma belle!"**


"Как вы улыбаетесь редко,


Вас страшно, маркиза, обнять!"


Темно и прохладно в беседке.


"Ну что же! пойдем танцевать?"


Выходят. На вязах, на кленах


Цветные дрожат фонари,


Две дамы в одеждах зеленых


С монахами держат пари.


И бледный, с букетом азалий,


Их смехом встречает Пьеро:


"Мой принц! О, не вы ли сломали


На шляпе маркизы перо?"


6 ноября 1910


Киев


* Визави (фр.)


** Моя красавица! (фр.)


Маяковский в 1913 году


Я тебя в твоей не знала славе,


Помню только бурный твой рассвет,


Но, быть может, я сегодня вправе


Вспомнить день тех отдаленных лет.


Как в стихах твоих крепчали звуки,


Новые роились голоса...


Не ленились молодые руки,


Грозные ты возводил леса.


Все, чего касался ты, казалось


Не таким, как было до тех пор,


То, что разрушал ты, разрушалось,


В каждом слове бился приговор.


Одинок и часто недоволен,


С нетерпеньем торопил судьбу,


Знал, что скоро выйдешь весел, волен


На свою великую борьбу.


И уже отзывный гул прилива


Слышался, когда ты нам читал,


Дождь косил свои глаза гневливо,


С городом ты в буйный спор вступал.


И еще не слышанное имя


Молнией влетело в душный зал,


Чтобы ныне, всей страной хранимо,


Зазвучать, как боевой сигнал.


3-10 марта 1940


Мелхола Но Давида полюбила... дочь Саула, Мелхола.


Саул думал: отдам ее за него, и она будет ему сетью.


Первая книга Царств


И отрок играет безумцу царю,


И ночь беспощадную рушит,


И громко победную кличет зарю,


И призраки ужаса душат.


И царь благосклонно ему говорит:


"Огонь в тебе юноша, дивный горит,


И я за такое лекарство


Отдам тебе дочку и царство".


А царская дочка глядит на певца,


Ей песен не нужно, не нужно венца,


В душе ее скорби и обида,


Но хочет Мелхола - Давида.


Бледнее, чем мертвая; рот ее сжат;


В зеленых глазах исступленье;


Сияют одежды, и стройно звенят


Запястья при каждом движеньи.


Как тайна, как сон, как праматерь Лилит...


Не волей своею она говорит:


"Наверно, с отравой мне дали питье,


И мой помрачается дух,


Бесстыдство мое! Униженье мое!


Бродяга! Разбойник! Пастух!


Зачем же никто из придворных вельмож,


Увы, на него непохож?


А солнца лучи... а звезды в ночи...


А эта холодная дрожь..."


1922-1961


* * *


Меня влекут дороги Подмосковья,


Как будто клад я закопала там,


Клад этот называется любовью,


И я его тебе сейчас отдам.


И в кронах лип столетняя дремота,


И Пушкин, Герцен. Что за имена!


Мы близки от такого поворота,


Где вся окрестность на века видна.


А та дорога, где Донской когда-то


Вел рать свою в немыслимый поход,


Где ветер помнит клики супостата


И клич победы на крылах несет


.............................


<20-23 августа > 1956


* * *


Меня и этот голос не обманет,


Пора, пора вам, гость случайный, в путь,


Но, говорят, убийцу часто манит


На труп еще хоть издали взглянуть.


Но говорят... Совсем не в этом дело,


Настало время отходить ко сну,


Как стрекоза крыловская, пропела


Я лето, зиму, осень и весну.


И, кажется, исполнена программа,


Есть в этом мире пожалеть о чем,


И вот идет шекспировская драма,


И страшен призрак в зеркале чужом.


Все уезжают - я должна остаться...


Стоят оледенелые года.


И с кем-то можно наспех попрощаться


У лестницы, ведущей в никуда.


Но все уже настолько очевидно


. . . . . . . . [я должна остаться]


Чистилищем он может оказаться


И даже хуже. Тоже может быть.


1956


* * *


Меня покинул в новолунье


Мой друг любимый. Ну так что ж!


Шутил: "Канатная плясунья!


Как ты до мая доживешь?"


Ему ответила, как брату,


Я, не ревнуя, не ропща,


Но не заменят мне утрату


Четыре новые плаща.


Пусть страшен путь мой, пусть опасен,


Еще страшнее путь тоски...


Как мой китайский зонтик красен,


Натерты мелом башмачки!


Оркестр веселое играет,


И улыбаются уста.


Но сердце знает, сердце знает,


Что ложа пятая пуста!


1911


* * *


Меня, как реку,


Суровая эпоха повернула.


Мне подменили жизнь. В другое русло,


Мимо другого потекла она,


И я своих не знаю берегов.


О, как я много зрелищ пропустила,


И занавес вздымался без меня


И так же падал. Сколько я друзей


Своих ни разу в жизни не встречала,


И сколько очертаний городов


Из глаз моих могли бы вызвать слезы,


А я один на свете город знаю


И ощупью его во сне найду.


И сколько я стихов не написала,


И тайный хор их бродит вкруг меня


И, может быть, еще когда-нибудь


Меня задушит...


Мне ведомы начала и концы,


И жизнь после конца, и что-то,


О чем теперь не надо вспоминать.


И женщина какая-то мое


Единственное место заняла,


Мое законнейшее имя носит,


Оставивши мне кличку, из которой


Я сделала, пожалуй, все, что можно.


Я не в свою, увы, могилу лягу.


Но иногда весенний шалый ветер,


Иль сочетанье слов в случайной книге,


Или улыбка чья-то вдруг потянут


Меня в несостоявшуюся жизнь.


В таком году произошло бы то-то,


А в этом - это: ездить, видеть, думать,


И вспоминать, и в новую любовь


Входить, как в зеркало, с тупым сознаньем


Измены и еще вчера не бывшей


Морщинкой...


Но если бы оттуда посмотрела


Я на свою теперешнюю жизнь,


Узнала бы я зависть наконец...


1945. Ленинград


Милому


Голубя ко мне не присылай,


Писем беспокойных не пиши,


Ветром мартовским в лицо не вей.


Я вошла вчера в зеленый рай,


Где покой для тела и души


Под шатром тенистых тополей.


И отсюда вижу городок,


Будки и казармы у дворца,


Надо льдом китайский желтый мост.


Третий час меня ты ждешь - продрог,


А уйти не можешь от крыльца


И дивишься, сколько новых звезд.


Серой белкой прыгну на ольху,


Ласочкой пугливой пробегу,


Лебедью тебя я стану звать,


Чтоб не страшно было жениху


В голубом кружащемся снегу


Мертвую невесту поджидать.


1915


* * *


Мне безмолвие стало домом


И столицею - немота.


1950-е годы


* * *


Мне больше ног моих не надо,


Пусть превратятся в рыбий хвост!


Плыву, и радостна прохлада,


Белеет тускло дальний мост.


Не надо мне души покорной,


Пусть станет дымом, легок дым,


Взлетев над набережной черной,


Он будет нежно-голубым.


Смотри, как глубоко ныряю,


Держусь за водоросль рукой,


Ничьих я слов не повторяю


И не пленюсь ничьей тоской...


А ты, мой дальний, неужели


Стал бледен и печально-нем?


Что слышу? Целых три недели


Все шепчешь: "Бедная, зачем?!"


* * *


Мне веселее ждать его,


Чем пировать с другим...


Декабрь(?) 1959


* * *


Мне не надо счастья малого,


Мужа к милой провожу


И, довольного, усталого,


Спать ребенка уложу.


Снова мне в прохладной горнице


Богородицу молить...


Трудно, трудно жить затворницей,


Да трудней веселой быть.


Только б сон приснился пламенный,


Как войду в нагорный храм,


Пятиглавый, белый, каменный,


По запомненным тропам.


1914


* * *


Мне ни к чему одические рати


И прелесть элегических затей.


По мне, в стихах все быть должно некстати,


Не так, как у людей.


Когда б вы знали, из какого сора


Растут стихи, не ведая стыда,


Как желтый одуванчик у забора,


Как лопухи и лебеда.


Сердитый окрик, дегтя запах свежий,


Таинственная плесень на стене...


И стих уже звучит, задорен, нежен,


На радость вам и мне.


21 января 1940


* * *


Мне с тобою пьяным весело -


Смысла нет в твоих рассказах.


Осень ранняя развесила


Флаги желтые на вязах.


Оба мы в страну обманную


Забрели и горько каемся,


Но зачем улыбкой странною


И застывшей улыбаемся?


Мы хотели муки жалящей


Вместо счастья безмятежного...


Не покину я товарища


И беспутного и нежного.


1911


* * *


Мне, лишенной огня и воды,


Разлученной с единственным сыном...


На позорном помосте беды,


Как под тронным стою балдахином...


Многим


Я - голос ваш, жар вашего дыханья,


Я - отраженье вашего лица.


Напрасных крыл напрасны трепетанья, -


Ведь все равно я с вами до конца.


Вот отчего вы любите так жадно


Меня в грехе и в немощи моей,


Вот отчего вы дали неоглядно


Мне лучшего из ваших сыновей,


Вот отчего вы даже не спросили


Меня ни слова никогда о нем


И чадными хвалами задымили


Мой навсегда опустошенный дом.


И говорят - нельзя теснее слиться,


Нельзя непоправимее любить...


Как хочет тень от тела отделиться,


Как хочет плоть с душою разлучиться,


Так я хочу теперь - забытой быть.


1922


* * *


Многое еще, наверно, хочет


Быть воспетым голосом моим:


То, что, бессловесное, грохочет,


Иль во тьме подземный камень точит,


Или пробивается сквозь дым.


У меня не выяснены счеты


С пламенем, и ветром, и водой...


Оттого-то мне мои дремоты


Вдруг такие распахнут ворота


И ведут за утренней звездой.


Март 1942


Ташкент


Моей сестре


Подошла я к сосновому лесу.


Жар велик, да и путь не короткий.


Отодвинул дверную завесу,


Вышел седенький, светлый и кроткий.


Поглядел на меня прозорливец,


И промолвил: "Христова невеста!


Не завидуй удаче счастливиц,


Там тебе уготовано место.


Позабудь о родительском доме,


Уподобься небесному крину.


Будешь, хворая, спать на соломе


И блаженную примешь кончину".


Верно, слышал святитель из кельи,


Как я пела обратной дорогой


О моем несказанном весельи,


И дивяся, и радуясь много.


1914


* * *


Моею Музой оказалась мука.


Она со мною кое-как прошла


Там, где нельзя, там, где живет разлука,


Где хищница, отведавшая зля.


Осень 1960


* * *


Может быть, потом ненавидел


И жалел, что тогда не убил.


Ты один меня не обидел,


Не обидевши - погубил.


22 декабря 1963


Москва


Молитва


Дай мне горькие годы недуга,


Задыханья, бессонницу, жар,


Отыми и ребенка, и друга,


И таинственный песенный дар -


Так молюсь за Твоей литургией


После стольких томительных дней,


Чтобы туча над темной Россией


Стала облаком в славе лучей.


1915


* * *


Молитесь на ночь, чтобы вам


Вдруг не проснуться знаменитым.


* * *


Молюсь оконному лучу -


Он бледен, тонок, прям.


Сегодня я с утра молчу,


А сердце - пополам.


На рукомойнике моем


Позеленела медь.


Но так играет луч на нем,


Что весело глядеть.


Такой невинный и простой


В вечерней тишине,


Но в этой храмине пустой


Он словно праздник золотой


И утешенье мне.


1909


Москве Москва... как много в этом звуке...


Пушкин


Как молодеешь ты день ото дня,


Но остаешься всегда неизменной,


Верность народу и правде храня,


Жаркое сердце вселенной!


Слышны в раскатах сирен трудовых


Отзвуки славы московской...


Горький здесь правде учил молодых,


Жизнь прославлял Маяковский.


Плавный твой говор, рассвет голубой,


Весен твоих наступленье!


Солнечный праздник нам - встреча с тобой.


Мыслей и чувств обновленье.


1949


* * *


Муж хлестал меня узорчатым,


Вдвое сложенным ремнем.


Для тебя в окошке створчатом


Я всю ночь сижу с огнем.


Рассветает и над кузницей


Подымается дымок.


Ах, со мной, печальной узнице,


Ты опять побыть не мог.


Для тебя я долю хмурую,


Долю-муку приняла.


Или любишь белокурую,


Или рыжая мила?


Как мне скрыть вас, стоны звонкие!


В сердце темный, душный хмель,


А лучи ложатся тонкие


На несмятую постель.


1911


Мужество


Мы знаем, что ныне лежит на весах


И что совершается ныне.


Час мужества пробил на наших часах,


И мужество нас не покинет.


Не страшно под пулями мертвыми лечь,


Не горько остаться без крова,И мы сохраним тебя, русская речь,


Великое русское слово.


Свободным и чистым тебя пронесем,


И внукам дадим, и от плена спасем


Навеки!


23 февраля 1942


Ташкент


Муза


Как и жить мне с этой обузой,


А еще называют Музой,


Говорят: "Ты с ней на лугу..."


Говорят: "Божественный лепет..."


Жестче, чем лихорадка, оттреплет,


И опять весь год ни гу-гу.


<8> октября 1960


Муза


Когда я ночью жду ее прихода,


Жизнь, кажется, висит на волоске.


Что почести, что юность, что свобода


Пред милой гостьей с дудочкой в руке.


И вот вошла. Откинув покрывало,


Внимательно взглянула на меня.


Ей говорю: "Ты ль Данту диктовала


Страницы Ада?" Отвечает: "Я".


1924


Казанская, 2


* * *


Муза ушла по дороге,


Осенней, узкой, крутой,


И были смуглые ноги


Обрызганы крупной росой.


Я долго ее просила


Зимы со мной подождать,


Но сказала: "Ведь здесь могила,


Как ты можешь еще дышать?"


Я голубку ей дать хотела,


Ту, что всех в голубятне белей,


Но птица сама полетела


За стройной гостьей моей.


Я, глядя ей вслед, молчала,


Я любила ее одну,


А в небе заря стояла,


Как ворота в ее страну.


1915


Музе


Муза-сестра заглянула в лицо,


Взгляд ее ясен и ярок.


И отняла золотое кольцо,


Первый весенний подарок.


Муза! ты видишь, как счастливы все -


Девушки, женщины, вдовы...


Лучше погибну на колесе,


Только не эти оковы.


Знаю: гадая, и мне обрывать


Нежный цветок маргаритку.


Должен на этой земле испытать


Каждый любовную пытку.


Жду до зари на окошке свечу


И ни о ком не тоскую


Но не хочу, не хочу, не хочу


Знать, как целуют другую.


Завтра мне скажут, смеясь, зеркала:


"Взор твой не ясен, не ярок..."


Тихо отвечу: "Она отняла


Божий подарок".


1911


Музыка Д.Д.Ш.


В ней что-то чудотворное горит,


И на глазах ее края гранятся.


Она одна со мною говорит,


Когда другие подойти боятся.


Когда последний друг отвел глаза,


Она была со мной одна в могиле


И пела словно первая гроза


Иль будто все цветы заговорили.


1958


Музыка


Сама себя чудовищно рождая,


Собой любуясь и собой давясь,


Не ты ль, увы, единственная связь


Добра и зла, земных низин и рая?


Мне кажется, что ты всегда у края.


1965


* * *


Музыка могла б мне дать


Пощаду в день осенний,


Чтоб в ней не слышался опять


Тот вопль - ушедшей тени.


. . . . . . . . . . . . . . . . . . . .


Что б я могла по ней пройти,


Как по . . . . . . . . . . . . . . .


1965


Музыке


Ты одна разрыть умеешь


То, что так погребено,


Ты томишься, стонешь, млеешь


И потом похолодеешь


И летишь в окно.


1964-1965


* * *


Мурка, не ходи, там сыч


На подушке вышит,


Мурка серый, не мурлычь,


Дедушка услышит.


Няня, не горит свеча,


И скребутся мыши.


Я боюсь того сыча,


Для чего он вышит?


1911


* * *


Мы не встречаться больше научились,


Не подымаем друг на друга глаз,


Но даже сами бы не поручились


За то, что с нами будет через час.


<1964>


* * *


Мы до того отравлены друг другом,


Что можно и погибнуть невзначай,


Мы черным унизительным недугом


Наш называем несравненный рай.


В нем все уже прильнуло к преступленью -


К какому, Боже милостив, прости,


Что вопреки всевышнему терпенью


Скрестились два запретные пути.


Ее несем мы, как святой вериги,


Глядим в нее, как в адский водоем.


Всего страшнее, что две дивных книги


Возникнут и расскажут всем о всем.


<1963>


* * *


Мы не умеем прощаться, -


Все бродим плечо к плечу.


Уже начинает смеркаться,


Ты задумчив, а я молчу.


В церковь войдем, увидим


Отпеванье, крестины, брак,


Не взглянув друг на друга, выйдем...


Отчего все у нас не так?


Или сядем на снег примятый


На кладбище, легко вздохнем,


И ты палкой чертишь палаты,


Где мы будем всегда вдвоем.


1917


* * *


. . . . . . . . . . . . накануне


Я приду к тебе в том июне,


Когда августу не бывать.


1958


* * *


...Но в мире нет власти


Грозней и страшней,


Чем вещее слово поэта


1959


* * *


На Казанском или на Волковом


Время землю пришло покупать.


Ах! под небом северным шелковым


Так легко, так прохладно спать.


Новый мост еще не достроят,


Не вернется еще зима,


Как руки мои покроет


Парчовая бахрома.


Ничьего не вспугну веселья,


Никого к себе не зову.


Мне одной справлять новоселье


В свежевыкопанном рву.


* * *


На пороге белом рая,


Оглянувшись, крикнул: "Жду!"


Завещал мне, умирая,


Благостность и нищету.


И когда прозрачно небо,


Видит, крыльями звеня,


Как делюсь я коркой хлеба


С тем, кто просит у меня.


А когда, как после битвы,


Облака плывут в крови,


Слышит он мои молитвы


И слова моей любви.


Июль 1921


* * *


На разведенном мосту


В день, ставший праздником ныне,


Кончилась юность моя.


1917-1919


* * *


На руке его много блестящих колец -


Покоренных им девичьих нежных сердец.


Там ликует алмаз, и мечтает опал,


И красивый рубин так причудливо ал.


Но на бледной руке нет кольца моего,


Никому, никогда не отдам я его.


Мне сковал его месяца луч золотой


И, во сне надевая, шепнул мне с мольбой:


"Сохрани этот дар, будь мечтою горда!"


Я кольца не отдам никому, никогда.


<Март> 1907


Киев


* * *


На свиданье с белой ночью


Скоро я от вас уеду.


Знаю все ее уловки -


Как она без солнца светит,


Что она в себе таит.


. . . . . . . . . . . . . . .


И лишенная покрова,


Словно проклятая кем-то,


Вся она вокруг стоит.


. . . . . . . . . . . . . . . . . . .


Слушать ей - а мне молчать.


1959


* * *


На смоленском кладбище


А все, кого я на земле застала,


Вы, века прошлого дряхлеющий посев!


. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .


Вот здесь кончалось все: обеды у Донона,


Интриги и чины, балет, текущий счет...


На ветхом цоколе - дворянская корона


И ржавый ангелок сухие слезы льет.


Восток еще лежал непознанным пространством


И громыхал вдали, как грозный вражий стан,


А с Запада несло викторианским чванством,


Летели конфетти, и подвывал канкан...


Август 1942


* * *


На стеклах нарастает лед


Часы твердят: "Не трусь!"


Услышать, что ко мне идет,


И мертвой я боюсь.


Как идола, молю я дверь:


"Не пропускай беду!"


Кто воет за стеной, как зверь,


Что прячется в саду?


1965


* * *


На столике чай, печенья сдобные,


В серебряной вазочке драже.


Подобрала ноги, села удобнее,


Равнодушно спросила: "Уже!"


Протянула руку. Мои губы дотронулись


До холодных гладких колец.


О будущей встрече мы не условились.


Я знал, что это конец.


9 ноября 1910


Киев


* * *


На шее мелких четок ряд,


В широкой муфте руки прячу,


Глаза рассеянно глядят


И больше никогда не плачут.


И кажется лицо бледней


От лиловеющего шелка,


Почти доходит до бровей


Моя незавитая челка.


И непохожа на полет


Походка медленная эта,


Как будто под ногами плот,


А не квадратики паркета.


А бледный рот слегка разжат,


Неровно трудное дыханье,


И на груди моей дрожат


Цветы не бывшего свиданья.


1913


* * *


Навстречу знаменам, навстречу полкам


Вернувшейся армии нашей


Пусть песня победы летит к облакам,


Пусть чаша встречается с чашей.


И грозную клятву мы ныне даем


И детям ее завещаем,


Чтоб мир благодатный, добытый огнем,


Стал нашим единственным раем.


Май 1945


Над водой


Стройный мальчик пастушок,


Видишь, я в бреду.


Помню плащ и посошок,


На свою беду.


Если встану - упаду.


Дудочка поет: ду-ду!


Мы прощались как во сне,


Я сказала: "Жду".


Он, смеясь, ответил мне:


"Встретимся в аду",


Если встану - упаду.


Дудочка поет: ду-ду!


О глубокая вода


В мельничном пруду,


Не от горя, от стыда


Я к тебе приду.


И без крика упаду,


А вдали звучит: ду-ду.


<апрель 1911>


* * * А. М. Ф(едорову)


Над черною бездной с тобою я шла,


Мерцая, зарницы сверкали.


В тот вечер я клад неоценный нашла


В загадочно-трепетной дали.


И песня любви нашей чистой была,


Прозрачнее лунного света,


А черная бездна, проснувшись, ждала


В молчании страсти обета.


Ты нежно-тревожно меня целовал,


Сверкающей грезою полный,


Над бездною ветер, шумя, завывал...


И крест над могилой забытой стоял,


Белея, как призрак безмолвный.


24 июля 1904


Надпись на книге "Подорожник"


Совсем не тот таинственный художник,


Избороздивший Гофмановы сны, -


Из той далекой и чужой весны


Мне чудится смиренный подорожник.


Он всюду рос, им город зеленел,


Он украшал широкие ступени,


И с факелом свободных песнопений


Психея возвращалась в мой предел.


А в глубине четвертого двора


Под деревом плясала детвора


В восторге от шарманки одноногой,


И била жизнь во все колокола...


А бешеная кровь меня к тебе вела


Сужденной всем, единственной дорогой.


18 января 1941


Ленинград


Надпись на книге Что отдал - то твое.


Шота Руставели


Из-под каких развалин говорю,


Из-под какого я кричу обвала,


Я снова все на свете раздарю


И этого мне снова будет мало.


Я притворюсь беззвучною зимой


И вечные навек захлопну двери,


И все-таки узнают голос мой,


И все-таки ему опять поверят.


13 января 1959


Надпись на книге М. Лозинскому


Почти от залетейской тени


В тот час, как рушатся миры,


Примите этот дар весенний


В ответ на лучшие дары.


Чтоб та, над временами года,


Несокрушима и верна,


Души высокая свобода,


Что дружбою наречена, -


Мне улыбнулась так же кротко,


Как тридцать лет тому назад...


И сада Летнего решетка,


И оснеженный Ленинград


Возникли, словно в книге этой


Из мглы магических зеркал,


И над задумчивою Летой


Тростник оживший зазвучал.


29 мая 1940


Ленинград


Фонтанный Дом


Надпись на неоконченном портрете


О, не вздыхайте обо мне,


Печаль преступна и напрасна,


Я здесь, на сером полотне,


Возникла странно и неясно.


Взлетевших рук излом больной,


В глазах улыбка исступленья,


Я не могла бы стать иной


Пред горьким часом наслажденья.


Он так хотел, он так велел


Словами мертвыми и злыми.


Мой рот тревожно заалел,


И щеки стали снеговыми.


И нет греха в его вине,


Ушел, глядит в глаза другие,


Но ничего не снится мне


В моей предсмертной летаргии.


1911


Надпись на портрете Т. В-ой


Дымное исчадье полнолунья,


Белый мрамор в сумраке аллей,


Роковая девочка, плясунья,


Лучшая из всех камей.


От таких и погибали люди,


За такой Чингиз послал посла,


И такая на кровавом блюде


Голову Крестителя несла.


15 июня 1946


Надпись на поэме "Триптих"


И ты ко мне вернулась знаменитой,


Темно-зеленой веточкой повитой,


Изящна, равнодушна и горда...


Я не такой тебя когда-то знала,


И я не для того тебя спасала


Из месива кровавого тогда.


Не буду я делить с тобой удачу,


я не ликую над тобой, а плачу,


И ты прекрасно знаешь почему.


И ночь идет, и сил осталось мало.


Спаси ж меня, как я тебя спасала,


И не пускай в клокочущую тьму.


6 января 1944. Ташкент


* * *


Нам встречи нет. Мы в разных станах,


Туда ль зовешь меня, наглец,


Где брат поник в кровавых ранах,


Приявши ангельский венец?


И ни молящие улыбки,


Ни клятвы дикие твои,


Ни призрак млеющий и зыбкий


Моей счастливейшей любви


Не обольстят...


1921


* * *


Нам есть чем гордиться и есть что беречь,


И хартия прав, и родимая речь,


И мир, охраняемый нами.


И доблесть народа, и доблесть того,


Кто нам и родней, и дороже всего,


Кто - наше победное знамя!


Май 1945


* * *


Нам свежесть слов и чувства простоту


Терять не то ль, что живописцу - зренье


Или актеру - голос и движенье,


А женщине прекрасной - красоту?


Но не пытайся для себя хранить


Тебе дарованное небесами:


Осуждены - и это знаем сами -


Мы расточать, а не копить.


Иди один и исцеляй слепых,


Чтобы узнать в тяжелый час сомненья


Учеников злорадное глумленье


И равнодушие толпы.


1915


* * *


Напрягаю голос и слух,


Говорю я как с духом дух,


Я зову тебя - не дозовусь,


А со мной только мрак и Русь...


1964


Нас четверо


Комаровские наброски Ужели и гитане гибкой


Все муки Данта суждены.


О.М.


Таким я вижу облик Ваш и взгляд.


Б.П.


О, Муза Плача.


М.Ц.


...И отступилась я здесь от всего,


От земного всякого блага.


Духом, хранителем "места сего"


Стала лесная коряга.


Все мы немного у жизни в гостях,


Жить - этот только привычка.


Чудится мне на воздушных путях


Двух голосов перекличка.


Двух? А еще у восточной стены,


В зарослях крепкой малины,


Темная, свежая ветвь бузины...


Это - письмо от Марины.


1961


Наследница От сарскосельких лип.


Пушкин


Казалось мне, что песня спета


Средь этих опустелых зал.


О, кто бы мне тогда сказал,


Что я наследую все это:


Фелицу, лебедя, мосты,


И все китайские затеи,


Дворца сквозные галереи


И липы дивной красоты.


И даже собственную тень,


Всю искаженную от страха,


И покаянную рубаху,


И замогильную сирень.


20 ноября 1959. Ленинград


* * *


Настоящую нежность не спутаешь


Ни с чем, и она тиха.


Ты напрасно бережно кутаешь


Мне плечи и грудь в меха.


И напрасно слова покорные


Говоришь о первой любви.


Как я знаю эти упорные


Несытые взгляды твои!


1913


* * *


Наше священное ремесло


Существует тысячи лет...


С ним и без света миру светло.


Но еще ни один не сказал поэт,


Что мудрости нет, и старости нет,


А может, и смерти нет.


25 июня 1944


Ленинград


Наяву


И время прочь, и пространство прочь,


Я все разглядела сквозь белую ночь:


И нарцисс в хрустале у тебя на столе,


И сигары синий дымок,


И то зеркало, где, как в чистой воде,


Ты сейчас отразиться мог.


И время прочь, и пространство прочь...


Но и ты мне не можешь помочь.


1946


* * *


Не будем пить из одного стакана


Ни воду мы, ни сладкое вино,


Не поцелуемся мы утром рано,


А ввечеру не поглядим в окно.


Ты дышишь солнцем, я дышу луною,


Но живы мы любовию одною.


Со мной всегда мой верный, нежный друг,


С тобой твоя веселая подруга.


Но мне понятен серых глаз испуг,


И ты виновник моего недуга.


Коротких мы не учащаем встреч.


Так наш покой нам суждено беречь.


Лишь голос твой поет в моих стихах,


В твоих стихах мое дыханье веет.


О, есть костре, которого не смеет


Коснуться ни забвение, ни страх.


И если б знал ты, как сейчас мне любы


Твои сухие, розовые губы!


1913


* * *


Не бывать тебе в живых,


Со снегу не встать.


Двадцать восемь штыковых,


Огнестрельных пять.


Горькую обновушку


Другу шила я.


Любит, любит кровушку


Русская земля.


1921


* * *


Не в лесу мы, довольно аукать, -


Я насмешек таких не люблю...


Что же ты не приходишь баюкать


Уязвленную совесть мою?


У тебя заботы другие,


У тебя другая жена...


И глядит мне в глаза сухие


Петербургская весна.


Трудным кашлем, вечерним жаром


Наградит по заслугам, убьет.


На Неве под млеющим паром


Начинается ледоход.


1914


* * *


Не в таинственную беседку


Поведет этот пламенный мост:


Одного в золоченую клетку,


А другую на красный помост.


5 августа 1965


* * *


Не давай мне ничего на память,


Знаю я, как память коротка.


1959


* * *


Не дышали мы сонными маками,


И своей мы не знаем вины.


Под какими же звездными знаками


Мы на горе себе рождены?


И какое кромешное варево


Поднесла нам январская тьма?


И какое незримое зарево


Нас до света сводило с ума?


11 января 1946


* * *


Не знаю, что меня вело


Тогда над безднами такими.


1961


* * *


Не лги мне, не лги мне, не лги мне,


Я больше терпеть не могу.


В каком-то полуночном гимне


Живу я на том берегу.


1959


* * *


Не мешай мне жить - и так не сладко,


Что ты вздумал, что тебя томит?


Иль неразрешимая загадка


Ледяной звездой в ночи горит,


Или галереями бессонниц


Ты ко мне когда-то приходил,


Иль с давно погибших белых звонниц


Мой приезд торжественный следил?


В прежних жизнях мы с тобою счеты


Плохо подвели, о бедный друг!


Оттого не спорится работа,


Сухо в горле, кровь бормочет что-то


И плывет в глазах кровавый круг.


Иль увидел взор очей покорных


В тот для памяти запретный час,


Иль в каких-то подземельях черных


Мертвой оставлял меня не раз.


И при виде жертвы позабытой


Места не найти теперь...


Что там - окровавленные плиты


Или замурованная дверь?


В самом деле - сотни километров,


Как ты и сказал мне, - сущий вздор,


И знакомый с детства голос ветра


Продолжает наш старинный спор.


Июнь 1959


Комарово


* * *


Не мудрено, что похоронным звоном


Звучит порой мой непокорный стих


И что грущу. Уже за Флегетоном


Три четверти читателей моих.


А вы, друзья! Осталось вас немного, -


Мне оттого вы с каждым днем милей...


Какой короткой сделалась дорога,


Которая казалась всех длинней.


3 марта 1958. Болшево


* * *


Не напрасно я носила


Двадцать лет ярмо -


Я почти что получила


От него письмо


Не во сне, а в самом деле,


Просто наяву


Февраль 1965


* * *


Не находка она, а утрата,


И не истина это а - ложь...


Ты ее так далеко запрятал,


Что и сам никогда не найдешь.


. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .


Так не прячут, весь мир заполняя


Тенью тени и эхом таким.


1962


* * *


Не недели, не месяцы - годы


Расставались. И вот наконец


Холодок настоящей свободы


И седой над висками венец.


Больше нет ни измен, ни предательств,


И до света не слушаешь ты,


Как струится поток доказательств


Несравненной моей правоты.


1940


* * *


Не оттого ль, уйдя от легкости проклятой,


Смотрю взволнованно на темные палаты?


Уже привыкшая к высоким, чистым звонам,


Уже судимая не по земным законам,


Я, как преступница, еще влекусь туда,


На место казни долгой и стыда.


И вижу дивный град, и слышу голос милый,


Как будто нет еще таинственной могилы,


Где у креста, склонясь, в жары и холода,


Должна я ожидать последнего суда.


Январь 1917


* * *


Не повторяй - душа твоя богата -


Того, что было сказано когда-то,


Но, может быть, поэзия сама -


Одна великолепная цитата.


4 сентября 1956


* * *


Не прислал ли лебедя за мною,


Или лодку, или черный плот? -


Он в шестнадцатом году весною


Обещал, что скоро сам придет.


Он в шестнадцатом году весною


Говорил, что птицей прилечу


Через мрак и смерть к его покою,


Прикоснусь крылом к его плечу,


Мне его еще смеются очи


И теперь шестнадцатой весной.


Что мне делать! Ангел полуночи


До зари беседует со мной.


Февраль 1936


Москва


* * *


Не лирою влюбленного


Иду пленять народ -


Трещотка прокаженного


В моей руке поет.


Успеете наахаться


И воя, и кляня.


Я научу шарахаться


Вас, смелых, от меня.


Я не искала прибыли


И славы не ждала,


Я под крылом у гибели


Все тридцать лет жила.


* * *


Не с такими еще разлучалась,


Не таких еще слала во тьму,


Отчего же палящая жалость


К сердцу черному льнет моему?


Нам домучиться мало осталось...


Дай мне . . . . . . . . . и тюрьму.


Июль-август 1963


* * *


Не с теми я, кто бросил землю


На растерзание врагам.


Их грубой лести я не внемлю,


Им песен я своих не дам.


Но вечно жалок мне изгнанник,


Как заключенный, как больной.


Темна твоя дорога, странник,


Полынью пахнет хлеб чужой.


А здесь, в глухом чаду пожара


Остаток юности губя,


Мы ни единого удара


Не отклонили от себя.


И знаем, что в оценке поздней


Оправдан будет каждый час;


Но в мире нет людей бесслезней,


Надменнее и проще нас.


1922


* * *


Не с тобой мне есть угощенье,


Не тебя мне просить прощенья,


Не тебе я в ноги валюсь,


Не тебя по ночам я боюсь...


1958


* * *


Не смущаюсь я речью обидною,


Никого ни в чем не виню.


Ты кончину, мне дай не постыдную


За постыдную жизнь мою.


1910-е годы


* * *


Не сраженная бледным страхом


И отмщения зная срок,


Опустивши глаза сухие,


И сжимая уста, Россия


От того, что сделалось прахом,


В это время шла на Восток.


И себе же самой навстречу,


Непреклонно в грозную сечу,


Как из зеркала наяву,


Ураганом с Урала, с Алтая


Долгу верная


Молодая


Шла Россия спасать Москву


1942


Ташкент


* * *


Не стращай меня грозной судьбой


И великою северной скукой.


Нынче праздник наш первый с тобой,


И зовут этот праздник - разлукой.


Ничего, что не встретим зарю,


Что луна не блуждала над нами,


Я сегодня тебя одарю


Небывалыми в мире дарами:


Отраженьем моим на воде


В час, как речке вечерней не спится,


Взглядом тем, что падучей звезде


Не помог в небеса возвратиться,


Эхом голоса, что изнемог,


А тогда был и свежий и летний, -


Чтоб ты слышать без трепета мог


Воронья подмосковного сплетни,


Чтобы сырость октябрьского дня


Стала слаще, чем майская нега...


Вспоминай же, мой ангел, меня,


Вспоминай хоть до первого снега.


1959


* * *


Не тайны и не печали,


Не мудрой воли судьбы -


Эти встречи всегда оставляли


Впечатление борьбы.


Я, с утра угадав минуту,


Когда ты ко мне войдешь,


Ощущала в руках согнутых


Слабо колющую дрожь.


И сухими пальцами мяла


Пеструю скатерть стола...


Я тогда уже понимала,


Как эта земля мала.


1915


* * *


Не то чтобы тебя ищу,


Мне долю не принять такую,


Но в этот кадр тебя вмещу,


В тот пейзаж тебя врисую.


1950-е годы


* * *


Не убил, не проклял, не предал,


Только больше не смотрит в глаза.


И стыд свой темный поведал


В тихой комнате образам.


Весь согнулся, и голос глуше,


белых рук движенья верней....


Ах! когда-нибудь он задушит,


Задушит меня во сне.


<26 апреля> 1914


* * *


Не хулил меня, не славил,


Как друзья и как враги.


Только душу мне оставил


И сказал: побереги.


И одно меня тревожит:


Если он теперь умрет,


Ведь ко мне Архангел Божий


За душой его придет.


Как тогда ее я спрячу,


Как от Бога утаю?


Та, что так поет и плачет,


Быть должна в Его раю.


1915


* * *


Не странно ли, что знали мы его?


Был скуп на похвалы, но чужд хулы и гнева,


И Пресвятая охраняла Дева


Прекрасного поэта своего.


16 августа 1921


* * *


Небо мелкий дождик сеет


На зацветшую сирень.


За окном крылами веет


Белый, белый Духов День.


Нынче другу возвратиться


Из-за моря - крайний срок.


Все мне дальний берег снится,


Камни, башни и песок.


Вот на крайнюю из этих башен


Я взойду, встречая свет...


Да в стране болот и пашен


И в помине башен нет.


Только сяду на пороге,


Там еще густая тень.


Помоги моей тревоге,


Белый, белый Духов День!


1916


* * *


Небывалая осень построила купол высокий,


Был приказ облакам этот купол собой не темнить.


И дивилися люди: проходят сентябрьские сроки,


А куда провалились студеные, влажные дни?


Изумрудною стала вода замутненных каналов,


И крапива запахла, как розы, но только сильней.


Было душно от зорь, нестерпимых, бесовских и алых,


Их запомнили все мы до конца наших дней.


Было солнце таким, как вошедший в столицу мятежник.


И весенняя осень так жадно ласкалась к нему,


Что казалось - сейчас забелеет прозрачный подснежник...


Вот когда подошел ты, спокойный, к крыльцу моему.


1922


* * *


Недуг томит три месяца в постели,


И смерти я как будто не боюсь.


Случайной гостьей в этом страшном теле


Я как сквозь сон, сама себе кажусь.


Немного географии О.М.


Не столицею европейской


С первым призом за красоту -


Душной каторгой енисейской,


Пересылкою на Читу,


На Ишим, на Иргиз безводный,


На прославленный Акбасар,


Пересылкою в лагерь Свободный,


В трупный запах прогнивших нар, -


Показался мне город этот


Этой полночью голубой,


Он, воспетый первым поэтом,


Нами, грешными, - и тобой.


1937


* * *


Непогребенных всех - я хоронила их,


Я всех оплакала, а кто меня оплачет?


1958


* * *


Неправда, не медный, неправда, не звон,


А тихий (?) и хвойный таинственный стон


Они издают иногда.


31 декабря 1959


Комарово


* * *


Нет, ни в шахматы, ни в теннис...


То, во что с тобой играю,


Называют по-другому,


Если нужно называть...


Ни разлукой, ни свиданьем...


Ни беседой, ни молчаньем...


И от этого немного


Холодеет кровь твоя.


1963 или 1964


Москва, Лаврушинский переулок


* * * О.М(андельштаму)


Нет, с гуртом гонимым по Ленинке


За Кремлевским поводырём


Не брести нам, грешным, вдвоём.


Мы с тобой, конечно, пойдём


По Таганцевке, по Есенинке


Иль большим Маяковским путём...


Между 14 апрелем 1930 г. и 25 декабря 1932 г.


* * *


Нет, царевич, я не та,


Кем меня ты видеть хочешь,


И давно мои уста


Не целуют, а пророчат.


Не подумай, что в бреду


И замучена тоскою


Громко кличу я беду:


Ремесло мое такое.


А умею научить,


Чтоб нежданное случилось,


Как навеки приручить


Ту, что мельком полюбилась.


Славы хочешь? - у меня


Попроси тогда совета,


Только это - западня,


Где ни радости, ни света.


Ну, теперь иди домой


Да забудь про нашу встречу,


А за грех твой, милый мой,


Я пред Господом отвечу.


1915


* * *


Нет, это не я, это кто-то другой страдает.


Я бы так не могла, а то, что случилось,


Пусть черные сукна покроют,


И пусть унесут фонари.


Ночь.


* * *


Ни в лодке, ни в телеге


Нельзя попасть сюда.


Стоит на гиблом снеге


Глубокая вода.


Усадьбу осаждает


Уже со всех сторон...


Ах! близко изнывает


Такой же Робинзон.


Пойдет взглянуть на сани,


На лыжи, на коня,


А после на диване


Сидит и ждет меня,


И шпорою короткой


Рвет коврик пополам.


Теперь улыбки кроткой


Не видеть зеркалам.


1916


* * *


Ни вероломный муж, ни трепетный жених,


. . . . . . . . . . . . . . . . . . . кто-то третий,


Который предпочел моим - чужие сети,


Не снится мне давно уже никто из них.


Пройденные давно все сожжены мосты


И смертные врата меня принять готовы.


1960


* * *


Ничего не скажу, ничего не открою.


Буду молча смотреть, наклонившись, в окно.


Как-то раз и меня повели к аналою,


С кем - не знаю. Но помню - давно...


Из окна моего вижу красные трубы,


А над трубами легкий клубящийся дым.


Но глаза я закрою. И нежные губы


Прикоснулись к ресницам моим.


То не сон, утешитель тревоги влюбленной,


И не тихий привет ветерка...


Это - ранивший душу взглянул напряженно,


Так ли рана, как прежде, ярка.


<Июль> 1913


* * *


Но кто подумать мог, что шестьдесят четвертый


На самом донышке припас такое.


1964


* * *


Но мы от этой нежности умрем


. . . . . . . . . повсюду третья


Не оставляет никогда вдвоем,


Как призрак отлетевшего столетья.


. . . . . . . . . душит мак,


И говорит со мной опять виола,


И мы летим, и снова всюду мрак,


И кажется я говорю: - Паоло.


Июнь-июль 1963


* * *


Но тебе я не дала кольца,


Снег платочка к глазам прижимая.


Я не знаю жесточе конца


И безвиннее жертвы не знаю.


_____


Ты меж сосен со мною . . .


. . . . . . с улыбкою летней


. . . . . . . . . . . . . . . . . . .


В мире не было розы запретней.


11 октября 1959


Ордынка


* * *


Но я предупреждаю вас,


Что я живу в последний раз.


Ни ласточкой, ни кленом,


Ни тростником и ни звездой,


Ни родниковою водой,


Ни колокольным звоном -


Не буду я людей смущать


И сны чужие навещать


Неутоленным стоном.


1940


Новогодняя баллада


И месяц, скучая в облачной мгле,


Бросил в горницу тусклый взор.


Там шесть приборов стоят на столе,


И один только пуст прибор.


Это муж мой, и я, и друзья мои


Встречаем новый год.


Отчего мои пальцы словно в крови


И вино, как отрава, жжет?


Хозяин, поднявши полный стакан,


Был важен и недвижим:


/>

"Я пью за землю родных полян,


В которой мы все лежим!"


А друг, поглядевши в лицо мое


И вспомнив Бог весть о чем,


Воскликнул: "А я за песни ее,


В которых мы все живем!"


* * *


Но третий, не знавший ничего,


Когда он покинул свет,


Мыслям моим в ответ


Промолвил: "Мы выпить должны за того,


Кого еще с нами нет".


1923


Ночное посещение


Все ушли, и никто не вернулся.


Не на листопадовом асфальте


Будешь долго ждать.


Мы с тобой в Адажио Вивальди


Встретимся опять.


Снова свечи станут тускло-желты


И закляты сном,


Но смычок не спросит, как вошел ты


В мой полночный дом.


Протекут в немом смертельном стоне


Эти полчаса,


Прочитаешь на моей ладони


Те же чудеса.


И тогда тебя твоя тревога,


Ставшая судьбой,


Уведет от моего порога


В ледяной прибой.


10-13 сентября 1963


Комарово


* * *


Ночь моя - бред о тебе,


День - равнодушное: пусть!


Я улыбнулась судьбе,


Мне посылающей грусть.


Тяжек вчерашний угар,


Скоро ли я догорю,


Кажется, этот пожар


Не превратится в зарю.


Долго ль мне бится в огне,


Дальнего тайно кляня?..


В страшной моей западне


Ты не увидишь меня.


1909


Киев


Ночью


Стоит на небе месяц, чуть живой,


Средь облаков струящихся и мелких,


И у дворца угрюмый часовой


Глядит, сердясь, на башенные стрелки.


Идет домой неверная жена,


Ее лицо задумчиво и строго,


А верную в тугих объятьях сна


Сжигает негасимая тревога.


Что мне до них? Семь дней тому назад,


Вздохнувши, я прости сказала миру,


Но душно там, и я пробралась в сад


Взглянуть на звезды и потрогать лиру.


1918. Москва


* * *


Нужен мне он или не нужен -


Этот титул мной заслужен.


1959


О десятых годах


И никакого розового детства...


Веснушечек, и мишек, и игрушек,


И добрых теть, и страшных дядь, и даже


Приятелей средь камешков речных.


Себе самой я с самого начала


То чьим-то сном казалась или бредом,


Иль отраженьем в зеркале чужом,


Без имени, без плоти, без причины.


Уже я знала список преступлений.


Которые должна я совершить.


И вот я, лунатически ступая,


Вступила в жизнь и испугала жизнь:


Она передо мною стлалась лугом,


Где некогда гуляла Прозерпина.


Передо мной, безродной, неумелой,


Открылись неожиданные двери,


И выходили люди и кричали:


"Она пришла сама, она пришла сама!"


А я на них глядела с изумленьем


И думала: "Они с ума сошли!"


И чем сильней они меня хвалили,


Чем мной сильнее люди восхищались,


Тем мне страшнее было в мире жить,


И тем сильней хотелось пробудиться,


И знала я, что заплачу сторицей


В тюрьме, в могиле, в сумасшедшем доме,


Везде, где просыпаться надлежит


Таким, как я, - но длилась пытка счастьем.


4 июля 1955. Москва


* * *


О нет, я не тебя любила,


Палима сладостным огнем,


Так объясни, какая сила


В печальном имени твоем.


Передо мною как колени


Ты стал, как будто ждал венца,


И смертные коснулись тени


Спокойно юного лица.


И ты ушел. Не за победой,


За смертью. Ночи глубоки!


О, ангел мой, не знай, не ведай


Моей теперешней тоски.


Но если белым солнцем рая


В лесу осветится тропа,


Но если птица полевая


Взлетит с колючего снопа,


Я знаю: это ты, убитый,


Мне хочешь рассказать о том,


И снова вижу холм изрытый


Над окровавленным Днестром.


Забуду дни любви и славы,


Забуду молодость мою,


Душа темна, пути лукавы,


Но образ твой, твой подвиг правый


До часа смерти сохраню.


Лето 1917


* * *


О своем я уже не заплачу,


Но не видеть бы мне на земле


Золотое клеймо неудачи


На еще безмятежном челе.


1962


* * *


О тебе вспоминаю я редко


И твоей не пленяюсь судьбой,


Но с души не стирается метка


Незначительной встречи с тобой.


Красный дом твой нарочно миную,


Красный дом твой над мутной рекой,


Но я знаю, что горько волную


Твой пронизанный сердцем покой.


Пусть не ты над моими устами


Наклонялся, моля о любви,


Пусть не ты золотыми стихами


Обессмертил томленья мои -


Я над будущим тайно колдую,


Если вечер совсем голубой,


И предчувствую встречу вторую,


Неизбежную встречу с тобой.


1913


* * *


О, горе мне! Они тебя сожгли...


О, встреча, что разлуки тяжелее!..


Здесь был фонтан, высокие аллеи,


Громада парка древнего вдали,


Заря была себя самой алее,


В апреле запах прели и земли,


И первый поцелуй...


1945


* * *


О, есть неповторимые слова,


Кто их сказал - истратил слишком много.


Неистощима только синева


Небесная и милосердье Бога.


1916


* * *


О, жизнь без завтрашнего дня!


Ловлю измену в каждом слове,


И убывающей любови


Звезда восходит для меня.


Так незаметно отлетать,


Почти не узнавать при встрече.


Но снова ночь. И снова плечи


В истоме влажной целовать.


Тебе я милой не была,


Ты мне постыл. А пытка длилась,


И, как преступница томилась


Любовь, исполненная зла.


То словно брат. Молчишь, сердит.


Но если встретимся глазами -


Тебе клянусь я небесами,


В огне расплавится гранит.


1921


* * *


О, знала ль я, когда в одежде белой


Входила Муза в тесный мой приют,


Что к лире, навсегда окаменелой,


Мои живые руки припадут.


О, знала ль я, когда неслась, играя,


Моей любви последняя гроза,


Что лучшему из юношей, рыдая,


Закрою я орлиные глаза.


О, знала ль я, когда, томясь успехом,


Я искушала дивную судьбу,


Что скоро люди беспощадным смехом


Ответят не предсмертную мольбу.


1925


* * *


О, как меня любили ваши деды,


Улыбчиво, и томно, и светло.


Прощали мне и дольники, и бреды,


И киевское помело.


Прощали мне (и то всего милее)


Они друг друга. . . . . . . . . . . .


И помнят царскосельские аллеи


Легчайший шаг и тихий голос мой.


А я не помню - я в гостях у смерти


Была так долго и так много раз,


Что верьте мне теперь или не верьте


. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .


Конец 1950-х - начало 1960-х годов


* * *


О, молчи! от волнующих страстных речей


Я в огне и дрожу,


И испуганно нежных очей,


Я с тебя не свожу.


О, молчи! в сердце юном моем


Пробудил что-то странное ты.


Жизнь мне кажется дивным загадочным сном


Где лобзанья-цветы


Отчего ты так нагнулся ко мне,


Что во взоре моем ты прочел,


Отчего я дрожу? отчего я в огне?


Уходи! О, зачем ты пришел.


1904-1905


* * *


О, это был прохладный день


В чудесном городе Петровом.


Лежал закат костром багровым,


И медленно густела тень.


Ты только тронул грудь мою,


Как лиру трогали поэты,


Чтоб слышать кроткие ответы


На требовательное "люблю!".


Тебе не надо глаз моих,


Пророческих и неизменных.


Но за стихом ты ловишь стих,


Молитву губ моих надменных.


1913


* * *


Обыкновенным было это утро


Московское и летнее почти что,


Была еще обыкновенней встреча:


К кому-то кто-то на часок зашел.


...И вдруг слова благоуханьем стали.


Казалось, что шиповник говорит


И голос ал, душист и свеж безмерно...


. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .


Как будто та сияющая сущность,


Которая мне десять лет назад


Открылась - снова предо мной возникла.


Как будто вдруг светильники зажглись


Как те, что видел Иоанн когда-то,


И тайный хор, тот, что в листве живет


Таким был голос певший...


Так нам его описывает Дант.


1956


* * *


Один идет прямым путем,


Другой идет по кругу


И ждет возврата в отчий дом,


Ждет прежнюю подругу.


А я иду - за мной беда,


Не прямо и не косо,


А в никуда и в никогда,


Как поезда с откоса.


1940


Одиночество


(Из Рильке)


О святое мое одиночество - ты!


И дни просторны, светлы и чисты,


Как проснувшийся утренний сад.


Одиночество! Зовам далеким не верь


И крепко держи золоту дверь,


Там, за нею, желанный ад.


1910. Царское Село


* * *


Одичалая и немая,


Это близишься ты, Седьмая!


. . . . . . . . . . . . . . . . . . .


Июнь 1958


* * *


Одни глядятся в ласковые взоры,


Другие пьют до солнечных лучей,


А я всю ночь веду переговоры


С неукротимой совестью своей.


Я говорю: "Твое несу я бремя


Тяжелое, ты знаешь, сколько лет".


Но для нее не существует время,


И для нее пространства в мире нет.


И снова черный масленичный вечер,


Зловещий парк, неспешный бег коня.


И полный счастья и веселья ветер,


С небесных круч слетевший на меня.


Но зоркий надо мною и двурогий


Стоит свидетель. О! туда, туда,


Туда по Подкапризовой Дороге,


Где лебеди и мертвая вода.


3 ноября 1936


* * * М.Лозинскому


Он длится без конца - янтарный, тяжкий день!


Как невозможна грусть, как тщетно ожиданье!


И снова голосом серебряным олень


В зверинце говорит о северном сиянье.


И я поверила, что есть прохладные снег


И синяя купель для тех, кто нищ и болен,


И санок маленьких такой неверный бег


Под звоны древние далеких колоколен.


1912


Он любил...


Он любил три вещи на свете:


За вечерней пенье, белых павлинов


И стертые карты Америки.


Не любил, когда плачут дети,


Не любил чая с малиной


И женской истерики.


...А я была его женой.


1910


* * *


Он не друг и не враг и не демон


. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .


Кто он, что он, и с кем он, и где он


Помнит все, что нельзя позабыть.


Не его я когда-то губила


. . . . . . . . . . . . . . . . . .


И не траурный хор встрепенулся


В милой вечности, там средь ветвей


Это он осторожно коснулся


Заколдованной жизни моей.


. . . . . . . . . . . . . . . . . . . .


. . . . . . . . . . . . . . . . . . . .


И в последнюю речь подсудимой


Все мои превращает стихи.


После июня 1958


* * * М.Лозинскому


Они летят, они еще в дороге,


Слова освобожденья и любви,


А я уже в предпесенной тревоге,


И холоднее льда уста мои.


Но скоро там, где жидкие березы,


Прильнувши к окнам, сухо шелестят, -


Венцом червонным заплетутся розы


И голоса незримых прозвучат.


А дальше - свет невыносимо щедрый,


Как красное горячее вино...


Уже душистым, раскаленным ветром


Сознание мое опалено.


1916


* * *


Опять подошли "незабвенные даты",


И нет среди них ни одной не проклятой.


Но самой проклятой восходит заря...


Я знаю: колотится сердце не зря -


От звонкой минуты пред бурей морскою


Оно наливается мутной тоскою.


На прошлом я черный поставила крет,


Чего же ты хочешь, товарищ зюйд-вест,


Что ломятся в комнату липы и клены,


Гудит и бесчинствует табор зеленый


И к брюху мостов подкатила вода? -


И все как тогда, и все как тогда.


1945. Ленинград


* * *


Опять поминальный приблизился час.


Я вижу, я слышу, я чувствую вас:


И ту, что едва до окна довели,


И ту, что родимой не топчет земли,


И ту, что красивой тряхнув головой,


Сказала: "Сюда прихожу, как домой".


Хотелось бы всех поименно назвать,


Да отняли список, и негде узнать.


Для них соткала я широкий покров


Из бедных, у них же подслушанных слов.


О них вспоминаю всегда и везде,


О них не забуду и в новой беде,


И если зажмут мой измученный рот,


Которым кричит стомильонный народ,


Пусть так же оне поминают меня


В канун моего погребального дня.


А если когда-нибудь в этой стране


Воздвигнуть задумают памятник мне,


Согласье на это даю торжество,


Но только с условьем - не ставить его


Ни около моря, где я родилась


(Последняя с морем разорвана связь),


Ни в царском саду у заветного пня,


Где тень безутешная ищет меня,


А здесь, где стояла я триста часов


И где для меня не открыли засов.


Затем, что и в смерти блаженной боюсь


Забыть громыхание черных марусь,


Забыть, как постылая хлопала дверь


И выла старуха, как раненый зверь.


И пусть с неподвижных и бронзовых век


Как слезы струится подтаявший снег,


И голубь тюремный пусть гулит вдали,


И тихо идут по Неве корабли.


Март 1940


Фонтанный Дом


Освобожденная


Чистый ветер ели колышет,


Чистый снег заметает поля.


Больше вражьего шага не слышит,


Отдыхает моя земля.


18 февраля 1945


* * *


Особенных претензий не имею


Я к этому сиятельному дому,


Но так случилось, что почти всю жизнь


Я прожила под знаменитой кровлей


Фонтанного дворца... Я нищей


В него вошла и нищей выхожу...


1952


* * *


Оставь нас с музыкой вдвоем,


Мы сговоримся скоро -


Она бездонный водоем -


Я призрак, тень, укора.


Я не мешаю ей звенеть, -


Она поможет - умереть.


1963


* * *


Оставь, и я была как все,


И хуже всех была,


Купалась я в чужой росе,


И пряталась в чужом овсе,


В чужой траве спала.


* * *


От любви твоей загадочной,


Как от боли, в крик кричу,


Стала желтой и припадочной,


Еле ноги волочу.


Новых песен не насвистывай, -


Песней долго ль обмануть,


Но когти, когти неистовей


Мне чахоточную грудь,


Чтобы кровь из горла хлынула


Поскорее на постель,


Чтобы смерть из сердца вынула


Навсегда проклятый хмель.


1918


* * *


От меня, как от той графини,


Шел по лесенке винтовой,


Чтоб увидеть рассветный, синий


Страшный час над страшною Невой.


1958


* * *


От странной лирики, где каждый шаг - секрет,


Где пропасти налево и направо,


Где под ногой, как лист увядший, слава,


По-видимому, мне спасенья нет.


Осень 1944


* * *


От тебя я сердце скрыла,


Словно бросила в Неву...


Прирученной и бескрылой


Я в дому твоем живу.


Только ночью слышу скрипы.


Что там - в сумраках чужих?


Шереметьевские липы...


Перекличка домовых...


Осторожно подступает,


Как журчание воды,


К уху жарко приникает


Черный шепоток беды -


И бормочет, словно дело


Ей всю ночь возиться тут:


"Ты уюта захотела,


Знаешь, где он - твой уют?"


30 октября 1936


Ночь


* * *


От этих антивстреч


Меня бы уберечь


Ты смог...


1960


Ответ


И вовсе я не пророчица,


Жизнь моя светла, как ручей.


А просто мне петь не хочется


Под звон тюремных ключей.


1930-е годы


Ответ В.А. Комаровскому


Какие странные слова


Принес мне тихий день апреля.


Ты знал, во мне еще жива


Страстная страшная неделя.


Я не слыхала звонов тех,


Что плавали в глазури чистой.


Семь дней звучал то медный смех,


То плач струился серебристый.


А я, закрыв лицо мое,


Как перед вечною разлукой,


Лежала и ждала ее,


Еще не названную мукой.


1914. Царское Село


Ответ И при луне новорожденной


Вновь зажигаю шесть свечей.


<Б. Садовской>


Я получила письмо,


Не поверила нежным словам,


Читала, смотрела в трюмо,


Удивлялась себе и Вам.


В окна широкий свет


Вплывал, и пахло зимой...


Знаю, что Вы поэт,


Значит, товарищ мой.


Как хорошо, что есть


В мире луна и шесть


Вами заженных свеч.


Думайте обо мне,


Я живу в западне


И боюсь неожиданных встреч.


1913


* * *


Отлетела от меня удача,


Поглядела взглядом ястребиным


На лицо, померкшее от плача,


И на рану, ставшую рубином


На груди моей.


1914


Отрывок


...И кто-то, во мраке дерев незримый,


Зашуршал опавшей листвой


И крикнул: "Что сделал с тобой любимый,


Что сделал любимый твой;


Словно тронуты черной, густою тушью


Тяжелые веки твои.


Он предал тебя тоске и удушью


Отравительницы-любви.


Ты давно перестала считать уколы -


Грудь мертва под острой иглой.


И напрасно стараешься быть веселой -


Легче в гроб тебе лечь живой!.."


Я сказала обидчику: "Хитрый, черный,


Верно, нет у тебя стыда.


Он тихий, он нежный, он мне покорный,


Влюбленный в меня навсегда!"


26 декабря 1911


Отрывок


...И мне показалось, что это огни


Со мною летят до рассвета,


И я не дозналась - какого они,


Глаза эти странные, цвета.


И все трепетало и пело вокруг,


И я не узнала - ты враг или друг,


Зима это или лето.


1959


Отрывок


В прошлое иду я - спят граниты,


Не до шуток мне, увы, теперь.


Что там - окровавленные плиты


Или замурованная дверь,


И зовет меня последним криком


Кто-то. . . . . . . . . . . . . . . . .


. . . . . . . в исступленьи диком


Над его уже застывшим ликом


Только смерть, как добрая сестра.


1954


Отрывок И.М. Басалаеву на память


о нашем Ташкенте


Не знала б, как цветет айва,


Не знала б, как звучат слова


На вашем языке,


Как в город с гор ползет туман,


И что проходит караван


Чрез пыльный Бешагач,


Как луч, как ветер, как поток...


Отрывок


. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .


О Боже, за себя я все могу простить,


Но лучше б ястребом ягненка мне когтить


Или змеей уснувших жалить в поле,


Чем человеком быть и видеть поневоле,


Что люди делают, и сквозь тлетворный срам


Не сметь поднять глаза к высоким небесам.


<1916>


Отрывок


Так вот где ты скитаться должна,


Тень от тени, чужая невеста! -


Неужели же ты не нашла


Для прогулок отраднее места.


Эти пашни припудрив чуть-чуть,


Здесь предзимье уже побродило,


Дали все в непроглядную муть


Ненароком оно превратило.


Разве плохо казалось тебе


У зеленого теплого моря,


Что, покорствуя странной судьбе,


Ты пошла на такое, не споря?


Ты запретнейшая из роз,


Ты на царство венчанная дважды,


Здесь убьет тебя первый мороз,


Здесь умрешь от... жажды.


Набок съехавший куполок,


Лужи, гуси и поезда звуки...


А сожженный луной тополек


Тянет к небу распятые руки.


. . . . . . . . . . . . . . . . . . . .


Звезд загадочные изумруды,


Ржавой прелой душистой листвы


Под ногою шуршащие груды.


. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .


Но молчит, заколдована, тень,


Мне ни слова не отвечает.


Конец 1959-1960


* * *


Отстояли нас наши мальчишки


Кто в болоте лежит, кто в лесу.


А у нас есть лимитные книжки.


Чернобурую носим лису.


<До конца мая> 1944


* * *


. . . полупрервана беседа


. . . . . . . . . . . . . . . . . .


И речью благосклонного соседа


Тогда мне показалась эта весть.


13 - 16 августа 1962


Падение Берлина


(В кино)


Я в два часа четыре долгих года


Вновь прожила.


Дыханье затая,


Я видела,


о Родина моя,


Как спасена была твоя свобода.


...Пересекая чуждые равнины,


Шли наши танки, как идет судьба...


И русской песни голос соловьиный


Плыл в музыке...


---


И все, что нам мерещилось в тумане,


Что виделось сквозь мрак военной ночи


(В Саратове, в Челябинске и в Сочи), -


Все ожило пред нами на экране.


Историей прославленные дни


Незабываемы, -


уже не дни, а даты,


В дыму Берлин,


на штурм идут солдаты,


Последний штурм...


И вспыхнули огни.


И с отзвуком далекого раската


Блаженная настала тишина,


И радость встреч,


и нет тебя, война!


Мир - миру!


Октябрь 1949


Москва


Памяти 19 июля 1914


Мы на сто лет состарились, и это


Тогда случилось в час один:


Короткое уже кончалось лето,


Дымилось тело вспаханных равнин.


Вдруг запестрела тихая дорога,


Плач полетел, серебряно звеня.


Закрыв лицо, я умоляла Бога


До первой битвы умертвить меня.


Из памяти, как груз отныне лишний,


Исчезли тени песен и страстей.


Ей - опустевшей - приказал Всевышний


Стать страшной книгой грозовых вестей.


1916


Памяти Александра Блока


Он прав - опять фонарь, аптека,


Нева, безмолвие, гранит...


Как памятник началу века,


Там этот человек стоит -


Когда он Пушкинскому Дому,


Прощаясь, помахал рукой


И принял смертную истому


Как незаслуженный покой.


Памяти Анты


Пусть это даже из другого цикла...


Мне видится улыбка ясных глаз,


И "умерла" так жалостно приникло


К прозванью милому, как будто первый раз


Я слышала его.


1960


Памяти В.С.Срезневской


Почти не может быть, ведь ты была всегда:


В тени блаженных лип, в блокаде и больнице,


В тюремной камере и там, где злые птицы,


И травы пышные, и страшная вода.


О, как менялось все, но ты была всегда,


И мнится, что души отъяли половину,


Ту, что была тобой, - в ней знала я причину


Чего-то главного. И все забыла вдруг...


Но звонкий голос твой зовет меня оттуда


И просит не грустить и смерти ждать, как чуда.


Ну что ж! попробую.


9 сентября 1964


Комарово


Памяти Вали


И все, кого сердце мое не забудет,


Но кого нигде почему-то нет...


И страшные дети, которых не будет,


Которым не будет двадцать лет,


А было восемь, а девять было,


А было... - Довольно, не мучь себя,


И все, кого ты вправду любила,


Живыми останутся для тебя


6 ноября 1943


Памяти друга


И в День Победы, нежный и туманный,


Когда заря, как зарево, красна,


Вдовою у могилы безымянной


Хлопочет запоздалая весна.


Она с колен подняться не спешит,


Дохнет на почку и траву погладит,


И бабочку с плеча на землю ссадит,


И первый одуванчик распушит.


8 ноября 1945


Памяти М.А. Булгакова


Вот это я тебе, взамен могильных роз,


Взамен кадильного куренья;


Ты так сурово жил и до конца донес


Великолепное презренье.


Ты пил вино, ты как никто шутил


И в душных стенах задыхался,


И гостью страшную ты сам к себе впустил


И с ней наедине остался.


И нет тебя, и все вокруг молчит


О скорбной и высокой жизни,


Лишь голос мой, как флейта, прозвучит


И на твоей безмолвной тризне.


О, кто поверить смел, что полоумной мне,


Мне, плакальщице дней погибших,


Мне, тлеющей на медленном огне,


Всех потерявшей, все забывшей, -


Придется поминать того, кто, полный сил,


И светлых замыслов, и воли,


Как будто бы вчера со мною говорил,


Скрывая дрожь смертельной боли.


1940. Фонтанный Дом


Памяти Бориса Пильняка


Все это разгадаешь ты один...


Когда бессонный мрак вокруг клокочет,


Тот солнечный, тот ландышевый клин


Врывается во тьму декабрьской ночи.


И по тропинке я к тебе иду.


И ты смеешься беззаботным смехом.


Но хвойный лес и камыши в пруду


Ответствуют каким-то странным эхом...


А, если этим мертвого бужу,


Прости меня, я не могу иначе:


Я о тебе, как о своем, тужу


И каждому завидую, кто плачет,


Кто может плакать в этот страшный час


О тех, кто там лежит на дне оврага...


Но выкипела, не дойдя до глаз,


Глаза мои не освежила влага.


1938


Памяти Сергея Есенина


Так просто можно жизнь покинуть эту,


Бездумно и безбольно догореть,


Но не дано Российскому поэту


Такою светлой смертью умереть.


Всего верней свинец душе крылатой


Небесные откроет рубежи,


Иль хриплый ужас лапою косматой


Из сердца, как из губки, выжмет жизнь.


<25 февраля> 1925.


После 28 декабря 1925>


* * *


Память о солнце в сердце слабеет.


Желтей трава.


Ветер снежинками ранними веет


Едва-едва.


В узких каналах уже не струится -


Стынет вода.


Здесь никогда ничего не случится, -


О, никогда!


Ива на небе пустом распластала


Веер сквозной.


Может быть, лучше, что я не стала


Вашей женой.


Память о солнце в сердце слабеет.


Что это? Тьма?


Может быть!.. За ночь прийти успеет


Зима.


1911


Париж


Весенний воздух властно смел


. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .


Из белых роз не свей венок,


Венок душисто-снежных роз,


Ты тоже в мире одинок,


Ненужной жизни тяжесть нес.


Начало 1900-х годов - <1906>


Крым


Первая песенка


Таинственной невстречи


Пустынны торжества,


Несказанные речи,


Безмолвные слова.


Нескрещенные взгляды


Не знают, где им лечь.


И только слезы рады,


Что можно долго течь.


Шиповник Подмосковья,


Увы! при чем-то тут...


И это всё любовью


Бессмертной назовут.


1956


Первое предупреждение


Какое нам в сущности дело,


Что все превращается в прах,


Над сколькими безднами пела


И в скольких жила зеркалах.


Пускай я не сон, не отрада


И меньше всего благодать,


Но, может быть, чаще, чем надо,


Придется тебе вспоминать -


И гул затихающих строчек,


И глаз, что скрывает на дне


Тот ржавый колючий веночек


В тревожной своей тишине.


6 июня 1963


Москва


Первое возвращение


На землю саван тягостный возложен,


Торжественно гудят колокола,


И снова дух смятен и потревожен


Истомной скукой Царского Села.


Пять лет прошло. Здесь все мертво и немо,


Как будто мира наступил конец.


Как навсегда исчерпанная тема,


В смертельном сне покоится дворец.


1910


* * *


Превращая концы в начала,


Верно, людям я спать мешала.


1962 или 1963


Первый дальнобойный в Ленинграде


И в пестрой суете людской


Все изменилось вдруг.


Но это был не городской,


Да и не сельский звук.


На грома дальнего раскат


Он, правда, был похож, как брат,


Но в громе влажность есть


Высоких свежих облаков


И вожделение лугов -


Веселых ливней весть.


А этот был, как пекло, сух,


И не хотел смятенный слух


Поверить - по тому,


Как расширялся он и рос,


Как равнодушно гибель нес


Ребенку моему.


Сентябрь 1941


* * *


Первый луч - благословенье Бога


По лицу любимому скользнул,


И дремавший побледнел немного,


Но еще спокойнее уснул.


Верно, поцелуем показалась


Теплота небесного луча...


Так давно губами я касалась


Милых губ и смуглого плеча...


А теперь, усопших бестелесней,


В неутешном странствии моем,


Я к нему влетаю только песней


И ласкаюсь утренним лучом.


1916


* * * Н.Г. Чулковой


Перед весной бывают дни такие:


Под плотным снегом отдыхает луг,


Шумят деревья весело-сухие,


И теплый ветер нежен и упруг.


И легкости своей дивится тело,


И дома своего не узнаешь,


А песню ту, что прежде надоела,


Как новую, с волнением поешь.


1915


Песенка


Бывало, я с утра молчу


О том, что сон мне пел.


Румяной розе и лучу


И мне - один удел.


С покатых гор ползут снега,


А я белей, чем снег,


Но сладко снятся берега


Разливных мутных рек.


Еловой рощи свежий шум


Покойнее рассветных дум.


1916


Песенка


Я на солнечном восходе


Про любовь пою,


На коленях в огороде


Лебеду полю.


Вырываю и бросаю -


Пусть простит меня.


Вижу девочка босая


Плачет у плетня.


Страшно мне от звонких воплей


Голоса беды,


Все сильнее запах теплый


Мертвой лебеды.


Будет камень вместо хлеба


Мне наградой злой.


Надо мною только небо,


А со мною голос твой.


1911


Песня мира


Качаясь на волнах эфира,


Минуя горы и моря,


Лети, лети голубкой мира,


О песня звонкая моя!


И расскажи тому, кто слышит,


Как близок долгожданный век,


Чем нынче и живет и дышит


В твоей отчизне человек.


Ты не одна - их будет много,


С тобой летящих голубей, -


Вас у далекого порога


Ждет сердце ласковых друзей.


Лети в закат багрово-алый,


В удушливый фабричный дым,


И в негритянские кварталы,


И к водам Ганга голубым.


<Сентябрь> 1950


Песня о песне


Она сначала обожжет,


Как ветерок студеный,


А после в сердце упадет


Одной слезой соленой.


И злому сердцу станет жаль


Чего-то. Грустно будет.


Но эту легкую печаль


Оно не позабудет.


Я только сею. Собирать


Придут другие. Что же!


И жниц ликующую рать


Благослови, о Боже!


А чтоб тебя благодарить


Я смела совершенней,


Позволь мне миру подарить


То, что любви нетленней.


1916


Песня последней встречи


Так беспомощно грудь холодела,


Но шаги мои были легки.


Я на правую руку надела


Перчатку с левой руки.


Показалось, что много ступеней,


А я знала - их только три!


Между кленов шепот осенний


Попросил: "Со мною умри!


Я обманут моей унылой,


Переменчивой, злой судьбой".


Я ответила: "Милый, милый!


И я тоже. Умру с тобой..."


Это песня последней встречи.


Я взглянула на темный дом.


Только в спальне горели свечи


Равнодушно-желтым огнем.


1911


Петербург в 1913 году


За заставой воет шарманка,


Водят мишку, пляшет цыганка


На заплеванной мостовой.


Паровозик идет до Скорбящей,


И гудочек его щемящий


Откликается над Невой.


В черном ветре злоба и воля.


Тут уже до Горячего Поля,


Вероятно, рукой подать.


Тут мой голос смолкает вещий,


Тут еще чудеса похлеще,


Но уйдем - мне некогда ждать.


1961


Петроград, 1919


И мы забыли навсегда,


Заключены в столице дикой,


Озера, степи, город


И зори родины великой.


В кругу кровавом день и ночь


Долит жестокая истома...


Никто нам не хотел помочь


За то, что мы остались дома,


За то, что, город свой любя


А не крылатую свободу


Мы сохранили для себя


Его дворцы, огонь и воду.


Иная близится пора,


Уж ветер смерти сердце студит,


Но нам священный град Петра


Невольным памятником будет.


1920


* * *


Пива светлого наварено,


На столе дымится гусь.


Поминать царя да барина


Станет праздничная Русь.


Крепким словом, прибауткою


За беседою хмельной.


Тот - забористою шуткою,


Этот - пьяною слезой.


И несутся речи шумные


От гульбы да от вина:


Порешили люди умные:


Наше дело - сторона.


Бежецк 1921. Рождество


Письмо


Не кралось полуденным бродом,


Не числилось в списке планет,


Но прочно своим неприходом


Куда-то запрятало свет.


Май - 1964


* * *


Пленник чужой! Мне чужого не надо,


Я и своих-то устала считать.


Так отчего же такая отрада


Эти вишневые видеть уста?


Пусть он меня и хулит и бесславит,


Слышу в словах его сдавленный стон.


Нет, он меня никогда не заставит


Думать, что страстно в другую влюблен.


И никогда не поверю, что можно


После небесной и тайной любви


Снова смеяться и плакать тревожно


И проклинать поцелуи мои.


1917


* * *


Плотно сомкнуты губы сухие,


Жарко пламя трех тысяч свечей.


Так лежала княжна Евдокия


На душистой сапфирной парче.


И, согнувшись, бесслезно молилась


Ей о слепеньком мальчике мать,


И кликуша без голоса билась,


Воздух силясь губами поймать.


А пришедший из южного края


Черноглазый, горбатый старик,


Словно к двери небесного рая,


К потемневшей ступеньке приник.


Осень 1913


* * *


По аллее проводят лошадок


Длинны волны расчесанных грив.


О, пленительный город загадок,


Я печальна, тебя полюбив.


Странно вспомнить: душа тосковала,


Задыхалась в предсмертном бреду,


А теперь я игрушечной стала,


Как мой розовый друг какаду.


Грудь предчувствием боли не сжата,


Если хочешь, в глаза погляди.


Не люблю только час пред закатом,


Ветер с моря и слово "уйди".


* * *


По валам старинных укреплений


Два монаха медленно прошли


. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .


. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .


. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .


. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .


И всю ночь не умолкали звоны


Над простором вспаханной земли -


Здесь всего слышнее от Ионы


Колокольни Лаврские вдали.


1909


Киев


* * *


По неделе ни слова ни с кем не скажу,


Все на камне у моря сижу,


И мне любо, что брызги зеленой волны,


Словно слезы мои, солоны.


Были весны и зимы, да что-то одна


Мне запомнилась только весна.


Стали ночи теплее, подтаивал снег,


Вышла я поглядеть на луну,


И спросил меня тихо чужой человек,


Между сосенок встретив одну:


- Ты не та ли, кого я повсюду ищу,


О которой с младенческих лет,


Как о милой сестре, веселюсь и грущу? -


Я чужому ответила: - Нет!


А как свет поднебесный его озарил,


Я дала ему руки мои,


И он перстень таинственный мне подарил,


Чтоб меня уберечь от любви.


И назвал мне четыре приметы страны,


Море, круглая бухта, высокий маяк,


А всего непременней - полынь...


И как жизнь началась, пусть и кончится так.


Я сказала, что знаю: аминь!


1916. Севастополь


* * *


По полу лучи луны разлились.


Сердце сразу замерло, зажглось,


И блаженно пальцы опустились


В волны светлых, словно лен, волос.


Молния блеснула, точно спичка,


И на тусклом небе умерла.


В белом платье ласковая птичка


На кровати у меня спала.


Встрепенулась и сложила руки,


Зашептав: "О, Боже, где же Ты?"


Голоса пленительные звуки


Помню, помню, как они чисты.


<1909>


* * *


По самому жгучему лугу,


Туда, где вскипала вода,


Ничто нас не бросит друг к другу.


. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .


1963


* * *


По твердому гребню сугроба


В твой белых, таинственный дом,


Такие притихшие оба,


В молчании нежном идем.


И слаще всех песен пропетых


Мне этот исполненный сон,


Качание веток задетых


И шпор твоих легоньких звон.


Январь 1917


* * *


По той дороге, где Донской


Вел рать великую когда-то,


Где ветер помнит супостата,


Где месяц желтый и рогатый, -


Я шла, как в глубине морской...


Шиповник так благоухал,


Что даже превратился в слово,


И встретить я была готова


Моей судьбы девятый вал.


1956


Побег О. А. Кузьминой-Караваевой


"Нам бы только до взморья добраться,


Дорогая моя!" - "Молчи ..."


И по лестнице стали спускаться,


Задыхаясь, искали ключи.


Мимо зданий, где мы когда-то


Танцевали, пили вино,


Мимо белых колонн Сената,


Туда, где темно, темно.


"Что ты делаешь, ты, безумный!" -


"Нет, я только тебя люблю!


Этот вечер - широкий и шумный,


Будет весело кораблю!"


Горло тесно ужасом сжато,


Нас в потемках принял челнок...


Крепкий запах морского каната


Задрожавшие ноздри обжег.


"Скажи, ты знаешь наверно:


Я не сплю? Так бывает во сне..."


Только весла плескались мерно


По тяжелой невской волне.


А черное небо светало,


Нас окликнул кто-то с моста,


Я руками обеими сжала


На груди цепочку креста.


Обессиленную, на руках ты,


Словно девочку, внес меня,


Чтоб на палубе белой яхты


Встретить свет нетленного дня.


1914


* * *


Победа у наших стоит дверей...


Как гостью желанную встретим?


Пусть женщины выше поднимут детей,


Спасенных от тысячи тысяч смертей,


Так мы долгожданной ответим.


1945


Победителям


Сзади Нарвские были ворота,


Впереди была только смерть...


Так советская шла пехота


Прямо в желтые жерла "Берт".


Вот о вас и напишут книжки:


"Жизнь свою за други своя",


Незатейливые парнишки -


Ваньки, Васьки, Алешки, Гришки,


Внуки, братики, сыновья!


29 февраля 1944


Ташкент


* * *


Поглядишь, как будто спросишь,


Отчего все это так...


Ты недаром, милый, носишь


Анненский темляк.


1910-е годы


Под Коломной Шервинским


...Где на четырех высоких лапах


Колокольни звонкие бока


Поднялись, где в поле мятный запах,


И гуляют маки в красных шляпах,


И течет московская река, -


Все бревенчато, дощато, гнуто...


Полноценно цедится минута


На часах песочных. Этот сад


Всех садов и всех лесов дремучей,


И над ним, как над бездонной кручей,


Солнца древнего из сизой тучи


Пристален и нежен долгий взгляд.


1 сентября 1943


Ташкент


* * *


Под крышей промерзшей пустого жилья


Я мертвенных дней не считаю,


Читаю посланья Апостолов я,


Слова Псалмопевца читаю.


Но звезды синеют, но иней пушист,


И каждая встреча чудесней, -


А в Библии красный кленовый лист


Заложен на Песни Песней.


1915


* * *


Под навесом темной риги жарко


Я смеюсь, а в сердце злобно плачу.


Старый друг бормочет мне: "Не каркай!


Мы ль не встретим на пути удачу!"


Но я другу старому не верю.


Он смешной, незрячий и убогий,


Он всю жизнь свою шагами мерил


Длинные и скучные дороги.


И звенит, звенит мой голос ломкий,


Звонкий голос не узнавших счастья:


"Ах, пусты дорожные котомки,


А на завтра голод и ненастье!".


1911


* * *


Под рукоплесканья клеветы


И зависти змеиный свист.


1958


Подвал памяти О, погреб памяти.


Хлебников


Но сущий вздор, что я живу грустя


И что меня воспоминанье точит.


Не часто я у памяти в гостях,


Да и она всегда меня морочит.


Когда спускаюсь с фонарем в подвал,


Мне кажется - опять глухой обвал


За мной по узкой лестнице грохочет.


Чадит фонарь, вернуться не могу,


А знаю, что иду туда к врагу.


И я прошу как милости... Но там


Темно и тихо. Мой окончен праздник!


Уж тридцать лет, как проводили дам,


От старости скончался тот проказник...


Я опоздала. Экая беда!


Нельзя мне показаться никуда.


Но я касаюсь живописи стен


И у камина греюсь. Что за чудо!


Сквозь эту плесень, этот чад и тлен


Сверкнули два живые изумруда.


И кот мяукнул. Ну, идем домой!


Но где мой дом и где рассудок мой?


18 января 1940


Поджигателям


И чем грозите вы?


Пожаром?


Уничтожением детей?


Но знайте: не пройдет вам даром


Яд клеветнических речей.


Одним порывом благородным


Фронт мира создан против вас,


И труженику стать свободным


Приходит долгожданный час.


1949 <Июнь - ноя6рь> 1950


* * *


Подошла. Я волненья не выдал,


Равнодушно глядя в окно.


Села, словно фарфоровый идол,


В позе, выбранной ею давно.


Быть веселой - привычное дело,


Быть внимательной - это трудней...


Или томная лень одолела


После мартовских пряных ночей?


Утомительный гул разговоров,


Желтой люстры безжизненный зной,


И мельканье искусных приборов


Над приподнятой легкой рукой.


Улыбнулся опять собеседник


И с надеждой глядит на нее...


Мой счастливый, богатый наследник,


Ты прочти завещанье мое.


1914


Подражание армянскому


Я приснюсь тебе черной овцою


На нетвердых, сухих ногах,


Подойду, заблею, завою:


"Сладко ль ужинал, падишах?


Ты вселенную держишь, как бусу,


Светлой волей Аллаха храним...


Так пришелся ль сынок мой по вкусу


И тебе, и деткам твоим?"


<1931-е годы>


Подражание И.Ф.Анненскому


И с тобой, моей первой причудой,


Я простился. Восток голубел.


Просто молвила: "Я не забуду".


Я не сразу поверил тебе.


Возникают, стираются лица,


Мил сегодня, а завтра далек.


Отчего же на этой странице


Я когда-то загнул уголок?


И всегда открывается книга


В том же месте. И странно тогда:


Все как будто с прощального мига


Не прошли невозвратно года.


О, сказавший, что сердце из камня,


Знал наверно: оно из огня...


Никогда не пойму, ты близка мне


Или только любила меня.


1911


Подражание Кафке


Другие уводят любимых, -


Я с завистью вслед не гляжу, -


Одна на скамье подсудимых


Я скоро полвека сижу.


Вокруг пререканья и давка


И приторный запах чернил.


Такое придумывал Кафка


И Чарли изобразил.


И в тех пререканиях важных,


Как в цепких объятиях сна,


Все три поколенья присяжных


Решили: виновна она.


Меняются лица конвоя,


В инфаркте шестой прокурор...


А где-то темнеет от зноя


Огромный небесный простор,


И полное прелести лето


Гуляет на том берегу...


Я это блаженное "где-то"


Представить себе не могу.


Я глохну от зычных проклятий,


Я ватник сносила дотла.


Неужто я всех виноватей


На этой планете была?


1960


Подражание корейскому


Приснился мне почти что ты


Какая редкая удача!


А я проснулась, горько плача,


Зовя тебя из темноты.


Но тот был выше и стройней


И даже, может быть, моложе


И тайны наших страшных дней


Не ведал. Что мне делать, Боже?


Что!.. Это призрак приходил,


Как предсказала я полвека


Тому назад. Но человека


Ждала я до потери сил.


Позвони мне хотя бы сегодня,


Ведь ты все-таки где-нибудь есть,


А я стала безродных безродней


И не слышу крылатую весть.


9 июня 1958


Поздний ответ М. Цветаевой


Белорученька моя, чернокнижница...


Невидимка, двойник, пересмешник,


Что ты прячешься в черных кустах,


То забьешься в дырявый скворечник,


То мелькнешь на погибших крестах,


То кричишь из Маринкиной башни:


"Я сегодня вернулась домой.


Полюбуйтесь, родимые пашни,


Что за это случилось со мной.


Поглотила любимых пучина,


И разрушен родительский дом".


Мы с тобою сегодня, Марина,


По столице полночной идем,


А за нами таких миллионы,


И безмолвнее шествия нет,


А вокруг погребальные звоны,


Да московские дикие стоны


Вьюги, наш заметающей след.


16 марта 1940. Фонтанный Дом.


* * *


Пока не свалюсь под забором


И ветер меня не добьет,


Мечта о спасении скором


Меня, как проклятие, жжет.


Упрямая, жду, что случится,


Как в песне случится со мной,


Уверенно в дверь постучится


И, прежний, веселый, дневной,


Войдет он и скажет: "Довольно,


Ты видишь, я тоже простил".


Не будет ни страшно, ни больно.


Ни роз, ни архангельских сил.


Затем и в беспамятстве смуты


Я сердце мое берегу,


Что смерти без этой минуты


Представить себе не могу.


1921


* * *


Показать бы тебе, насмешнице


И любимице всех друзей,


Царскосельской веселой грешнице,


Что случилось с жизнью твоей.


Как трехсотая, с передачею,


Под Крестами будешь стоять


И своей слезою горячею


Новогодний лед прожигать.


Там тюремный тополь качается,


И ни звука. А сколько там


Неповинных жизней кончается...


1938


* * *


Покинув рощи родины священной


И дом, где Муза Плача изнывала,


Я, тихая, веселая, жила


На низком острове, который, словно плот,


Остановился в пышной невской дельте.


О, зимние таинственные дни,


И милый труд, и легкая усталость,


И розы в умывальном кувшине!


Был переулок снежным и недлинным.


И против двери к нам стеной алтарной


Воздвигнут храм святой Екатерины.


Как рано я из дома выходила,


И часто по нетронутому снегу


Свои следы вчерашние напрасно


На бледной, чистой пелене ища,


И вдоль реки, где шхуны, как голубки,


Друг к другу нежно, нежно прижимаясь,


О сером взморье до весны тоскуют, -


Я подходила к старому мосту.


Там комната, похожая на клетку,


Под самой крышей в грязном, шумном доме,


Где он, как чиж, свистал перед мольбертом,


И жаловался весело, и грустно


О радости небывшей говорил.


Как в зеркало, глядела я тревожно


На серый холст, и с каждою неделей


Все горше и страннее было сходство


Мое с моим изображеньем новым.


Теперь не знаю, где художник милый,


С которым я из голубой мансарды


Через окно на крышу выходила


И по карнизу шла над смертной бездной,


Чтоб видеть снег, Неву и облака, -


Но чувствую, что Музы наши дружны


Беспечной и пленительною дружбой,


Как девушки, не знавшие любви.


Покорение пустыни


Чей дух извечно-молодой


Над этим краем веял,


Пустыню напоил водой


Прохладною


и золотой


Пшеницею засеял!..


Там, где, рождаясь, суховей


С тупым упорством дул,


Сжигая дальний цвет степей, -


Там легонькая тень ветвей,


Черкез и саксаул.


Цветут хлопковые поля


И великаны тополя,


Где птица не летала.


Чья воля провела канал


Там, где верблюд изнемогал


И вихрь песчаный заметал


Иссохший труп шакала?


<Сентябрь> 1950


* * *


Покорно мне воображенье


В изображенье серых глаз.


В моем тверском уединенье


Я горько вспоминаю вас.


Прекрасных рук счастливый пленник


На левом берегу Невы,


Мой знаменитый современник,


Случилось, как хотели вы,


Вы, приказавший мне: довольно,


Поди, убей свою любовь!


И вот я таю, я безвольна,


Но все сильней скучает кровь.


И если я умру, то кто же


Мои стихи напишет вам,


Кто стать звенящими поможет


Еще не сказанным словам?


1913, Слепнево


* * *


Помолись о нищей, о потерянной,


О моей живой душе,


Ты, всегда в своих путях уверенный,


Свет узревший в шалаше.


И тебе, печально-благодарная,


Я за это расскажу потом,


Как меня томила ночь угарная,


Как дышало утро льдом.


В этой жизни я немного видела,


Только пела и ждала.


Знаю: брата я не ненавидела


И сестры не предала.


Отчего же Бог меня наказывал


Каждый день и каждый час?


Или это ангел мне указывал


Свет, невидимый для нас?


Май 1912. Флоренция


* * *


Пора забыть верблюжий этот гам


И белый дом на улице Жуковской.


Пора, пора к березам и грибам,


К широкой осени московской.


Там все теперь сияет, все в росе,


И небо забирается высоко,


И помнит Рогачевское шоссе


Разбойный посвист молодого Блока...


Посвящение


Перед этим горем гнутся горы,


Не течет великая река,


Но крепки тюремные затворы,


А за ними "каторжные норы"


И смертельная тоска.


Для кого-то веет ветер свежий,


Для кого-то нежится закат -


Мы не знаем, мы повсюду те же,


Слышим лишь ключей постылый скрежет


Да шаги тяжелые солдат.


Подымались как к обедне ранней.


По столице одичалой шли,


Там встречались, мертвых бездыханней,


Солнце ниже и Нева туманней,


А надежда все поет вдали.


Приговор... И сразу слезы хлынут,


Ото всех уже отделена,


Словно с болью жизнь из сердца вынут,


Словно грубо навзничь опрокинут,


Но идет... Шатается... Одна...


Где теперь невольные подруги


Двух моих осатанелых лет?


Что им чудится в сибирской вьюге,


Что мерещится им в лунном круге?


Им я шлю прощальный мой привет.


Март 1940


Посвящение цикла And thou art distant in humanity.


Keats


Вместо праздничного поздравленья


Этот ветер, жесткий и сухой,


Принесет вам только запах тленья,


Привкус дыма и стихотворенья,


Что моей написаны рукой.


1961


_____________________


А ты сейчас затерян средь людей.


Китс (англ.)


* * *


После ветра и мороза было


Любо мне погреться у огня.


Там за сердцем я не уследила,


И его украли у меня.


Новогодний праздник длится пышно,


Влажны стебли новогодних роз,


А в груди моей уже не слышно


Трепетания стрекоз.


Ах! не трудно угадать мне вора,


Я его узнала по глазам.


Только страшно так, что скоро, скоро


Он вернет свою добычу сам.


1914


Последнее возвращение


У меня одна дорога:


От окна и до порога.


Лагерная песня


День шел за днем - и то и се


Как будто бы происходило


Обыкновенно - но чрез всё


Уж одиночество сквозило.


Припахивало табаком,


Мышами, сундуком открытым


И обступало ядовитым


Туманцем...


25 июля 1944


Ленинград


Последнее письмо


О спутник мой неосторожный,


Мой друг ревнивый и тревожный,


Ты не пришел за мной сюда.


Сентябрь, печаль и холода,


А возвращенье невозможно


В таинственные города -


Их два, один другому равен


Суровой красотой своей


И памятью священной славен,


Улыбкой освящен твоей.


Несносен ты и своенравен,


Но почему-то всех милей.


Мне нестерпимо здесь томиться,


По четкам костяным молиться


И точно знать, что на обед


Ко мне приедет мой сосед.


Подумай, день идет за днем,


Снег выпал, к вечеру растает,


И за последним журавлем


Моя надежда улетает.


К моей тоске сосед приучен,


И часто сам вздыхает он:


"Простите, грустен я и скучен".


А в самом деле он влюблен.


В саду под шум берез карельских


О днях мечтаю царскосельских,


О долгих спорах, о стихах


И о пленительных губах.


Но чувствую у локтя руку


Ведущего меня домой


И снова слышу, что со мной


Нельзя перенести разлуку;


Какою страшною виной


Я заслужила эту скуку?


Когда камин в гостиной топят


И гость мой стройный не торопит


Свою каляску подавать,


А словно что-то вспоминая,


Глядит на пламя не мигая,


И я люблю припоминать...


Уже, друзья мою божницу


Устали видеть вы пустой,


И каждый новую царицу


Подводит к двери золотой.


А ты, конечно, всех проворней,


Твоя избранница покорней


Других; и скоро фимиам


Вольней прильнет к ее ногам...


Тогда припомни час единый,


Вечерний удаленный час,


И крик печали лебединой,


И взор моих прощальных глаз.


Мне больше ничего не надо -


Мне это верная отрада.


<8 сентября> 1913


Слепнево


Последнее стихотворение


Одно, словно кем-то встревоженный гром,


С дыханием жизни врывается в дом,


Смеется, у горла трепещет,


И кружится, и рукоплещет.


Другое, в полночной родясь в тишине,


Не знаю откуда крадется ко мне,


Из зеркала смотрит пустого


И что-то бормочет сурово.


А есть и такие: средь белого дня,


Как будто почти что не видя меня,


Струятся по белой бумаге,


Как чистый источник в овраге.


А вот еще: тайное бродит вокруг -


Не звук и не цвет, не цвет и не звук. -


Гранится, меняется, вьется,


А в руки живым не дается.


Но это!.. По капельке выпило кровь,


Как в юности злая девчонка - любовь,


И, мне не сказавши ни слова,


Безмолвием сделалось снова.


И я не знавала жесточе беды.


Ушло, и его протянулись следы


К какому-то крайнему краю,


А я без него... умираю.


1 декабря 1959


Ленинград


Красная Конница


Последний день в Риме


Заключенье не бывшего цикла


Часто сердцу труднее всего,


Я от много в жизни отвыкла,


Мне не нужно почти ничего, -


Для меня комаровские сосны


На своих языках говорят


И совсем как отдельные весны


В лужах, выпивших небо, - стоят.


24 декабря 1964


В Сочельник


Последний тост


Я пью за разоренный дом,


За злую жизнь мою,


За одиночество вдвоем,


И за тебя я пью,-


За ложь меня предавших губ,


За мертвый холод глаз,


За то, что мир жесток и груб,


За то, что Бог не спас.


27 июня 1934


Шереметьевский Дом


Последняя


Услаждала бредами,


Пением могил.


Наделяля бедами


Свыше всяких сил.


Занавес неподнятый,


Хоровод теней, -


Оттого и отнятый


Был мне всех родней.


Это все поведано


Самой глуби роз.


Но забыть мне не дано


Вкус вчерашних слез.


1964


Последняя роза Вы напишете о нас наискосок


И.Б.<родский>


Мне с Морозовою класть поклоны,


С падчерицей Ирода плясать,


С дымом улетать с костра Дидоны,


Чтобы с Жанной на костер опять.


Господи! Ты видишь, я устала


Воскресать, и умирать, и жить.


Все возьми, но этой розы алой


Дай мне свежесть снова ощутить.


1962


Послесловие к "Ленинградскому циклу"


Разве не я тогда у креста,


Разве я не тонула в море,


Разве забыли мои уста


Вкус твой, горе!


16 января 1944


Последнюю и высшую награду


Мое молчанье - отдаю


Великомученику Ленинграду.


1944. Ташкент


* * *


Постучись кулачком - я открою.


Я тебе открывала всегда.


Я теперь за высокой горою,


За пустыней, за ветром и зноем,


Но тебя не предам никогда...


Твоего я не слышала стона,


Хлеба ты у меня не просил.


Принеси же мне ветку клена


Или просто травинок зеленых,


Как ты прошлой весной приносил.


Принеси же мне горсточку чистой,


Нашей невской студеной воды,


И с головки твоей золотистой


Я кровавые смою следы.


23 апреля 1942


Ташкент


* * *


Потускнел на небе синий лак,


И слышнее песня окарины.


Это только дудочка из глины,


Не на что ей жаловаться так.


Кто ей рассказал мои грехи,


И зачем она меня прощает?


Или этот голос повторяет


Мне твои последние стихи?..


1912


Похороны


Я места ищу для могилы.


Не знаешь ли, где светлей?


Так холодно в поле. Унылы


У моря груды камней.


А она привыкла к покою


И любит солнечный свет.


Я келью над ней построю,


Как дом наш на много лет.


Между окнами будет дверца,


Лампадку внутри зажжем,


Как будто темное сердце


Алым горит огнем.


Она бредила, знаешь, больная,


Про иной, про небесный край,


Но сказал монах, укоряя:


"Не для вас, не для грешных рай".


И тогда, побелев от боли,


Прошептала: "Уйду с тобой".


Вот одни мы теперь, на воле,


И у ног голубой прибой.


1911


* * *


Почернел, искривился бревенчатый мост,


И стоят лопухи в человеческий рост,


И крапивы дремучей поют леса,


Что по ним не пройдет, не блеснет коса.


Вечерами над озером слышен вздох,


И по стенам расползся корявый мох.


Я встречала там


Двадцать первый год.


Сладок был устам


Черный душный мед.


Сучья рвали мне


Платья белый шелк,


На кривой сосне


Соловей не молк.


На условный крик


Выйдет из норы,


Словно леший дик,


А нежней сестры.


На гору бегом,


Через речку вплавь,


Да зато потом


Не скажу: оставь.


1917


Почти в альбом


...и третье, что нами владеет всегда


И кажется призрачным раем...


Чувство оно или просто беда -


Мы никогда не узнаем.


Может быть, где-нибудь вместе живем,


Бродим по мягкому лугу,


Здесь мы помыслить не можем о том,


Чтобы присниться друг другу.


Как я безмолвно благодарю


Рок мой за подвиг жестокий


И как свободно кому-то дарю


Эти волшебные строки.


12 июня 1962


Ленинград


Почти в альбом


Услышишь гром и вспомнишь обо мне,


Подумаешь: она грозы желала...


Полоска неба будет твердо-алой,


А сердце будет как тогда - в огне.


Случится это в тот московский день,


Когда я город навсегда покину


И устремлюсь к желанному притину,


Свою меж вас еще оставив тень.


Поэт (Борис Пастернак)


Он, сам себя сравнивший с конским глазом,


Косится, смотрит, видит, узнает,


И вот уже расплавленным алмазом


Сияют лужи, изнывает лед.


В лиловой мгле покоятся задворки,


Платформы, бревна, листья, облака.


Свист паровоза, хруст арбузной корки,


В душистой лайке робкая рука.


Звенит, гремит, скрежещет, бьет прибоем


И вдруг притихнет, - это значит, он


Пугливо пробирается по хвоям,


Чтоб не спугнуть пространства чуткий сон.


И это значит, он считает зерна


В пустых колосьях, это значит, он


К плите дарьяльской, проклятой и черной,


Опять пришел с каких-то похорон.


И снова жжет московская истома,


Звенит вдали смертельный бубенец...


Кто заблудился в двух шагах от дома,


Где снег по пояс и всему конец...


За то, что дым сравнил с Лаокооном,


Кладбищенский воспел чертополох,


За то, что мир наполнил новым звоном


В пространстве новом отраженных строф, -


Он награжден каким-то вечным детством,


Той щедростью и зоркостью светил,


И вся земля была его наследством,


А он ее со всеми разделил.


19 января 1936


Ленинград


Поэт


Подумаешь, тоже работа, -


Беспечное это житье:


Подслушать у музыки что-то


И выдать шутя за свое.


И чье-то веселое скерцо


В какие-то строки вложив,


Поклясться, что бедное сердце


Так стонет средь блещущих нив.


А после подслушать у леса,


У сосен, молчальниц на вид,


Пока дымовая завеса


Тумана повсюду стоит.


Налево беру и направо,


И даже, без чувства вины,


Немного у жизни лукавой,


И все - у ночной тишины.


11 июля 1959


Комарово


* * *


Поэт не человек, он только дух -


Будь слеп он, как Гомер,


Иль, как Бетховен глух, -


Все видит, слышит, всем владеет...


1962


* * *


Пою эту встречу, пою это чудо -


Пришел ты когда-то ко мне ниоткуда,


Ушел ты, как все от меня - навсегда.


И рослые стали меж нами года.


И вдруг ты придумал сюда возвращаться,


Во все, что вокруг меня, стал воплощаться.


Я знала, кто в зеркале круглом таится,


Я знала, кто в черной Фонтанке двоится,


...у меня за плечом


И я поняла - это даже не мщенье,


А просто он молит, он просит прощенья...


1956


* * *


Прав, что не взял меня с собой


И не назвал своей подругой,


Я стала песней ис удьбой,


Ночной бессонницей и вьюгой.


Меня бы не узнали вы


На пригородном полустанке


В той молодящейся, увы,


И деловитой парижанке.


Предвесенняя элегия ...toi qui m'as console


Gerard de Nerval


Меж сосен метель присмирела,


Но, пьяная и без вина,


Там, словно Офелия, пела


Всю ночь сама тишина.


А тот, кто мне только казался,


Был с той обручен тишиной,


Простившись, он щедро остался,


Он насмерть остался со мной.


10 марта 1963


Комарово


____________


Ты, который утешил меня.


Жерар де Нерваль (фр.)


Предсказание


Видел я тот венец златокованый...


Не завидуй такому венцу!


Оттого, что и сам он ворованный,


И тебе он совсем не к лицу.


Туго согнутой веткой терновою


Мой венец на тебе заблестит.


Ничего, что росою багровою


Он изнеженный лоб освежит.


8 мая 1922


Предыстория Я теперь живу не там...


Пушкин


Россия Достоевского. Луна


Почти на четверть скрыта колокольней.


Торгуют кабаки, летят пролетки,


Пятиэтажные растут громады


В Гороховой, у Знаменья, под Смольным.


Везде танцклассы, вывески менял,


А рядом: "Henriette", "Basile", "Andre"


И пышные гроба: "Шумилов-старший".


Но, впрочем, город мало изменился.


Не я одна, но и другие тоже


Заметили, что он подчас умеет


Казаться литографией старинной,


Не первоклассной, но вполне пристойной,


Семидесятых кажется годов.


Особенно зимой, перед рассветом


Иль в сумерки - тогда за воротами


Темнеет жесткий и прямой Литейный,


Еще не опозоренный модерном,


И визави меня живут - Некрасов


И Салтыков... Обоим по доске


Мемориальной. О, как было б страшно


Им видеть эти доски! Прохожу.


А в Старой Руссе пышные канавы,


И в садиках подгнившие беседки,


И стекла окон так черны, как прорубь,


И мнится, там такое приключилось,


Что лучше на заглядывать, уйдем.


Не с каждым местом сговориться можно,


Чтобы оно свою открыло тайну


(А в Оптиной мне больше не бывать...)


Шуршанье юбок, клетчатые пледы,


Ореховые рамы у зеркал,


Каренинской красою изумленных,


И в коридорах узких те обои,


Которыми мы любовались в детстве,


Под желтой керосиновою лампой,


И тот же плюш на креслах...


Все разночинно, наспех, как-нибудь...


Отцы и деды непонятны. Земли


Заложены. И в Бадене - рулетка.


И женщина с прозрачными глазами


(Такой глубокой синевы, что море


Нельзя не вспомнить, поглядевши в них),


С редчайшим именем и белой ручкой,


И добротой, которую в наследство


Я от нее как будто получила, -


Ненужный дар моей жестокой жизни...


Страну знобит, а омский каторжанин


Все понял и на всем поставил крест.


Вот он сейчас перемешает все


И сам над первозданным беспорядком,


Как некий дух, взнесется. Полночь бьет.


Перо скрипит, и многие страницы


Семеновским припахивают плацем.


Так вот когда мы вздумали родиться


И, безошибочно отмерив время,


Чтоб ничего не пропустить из зрелищ


Невиданных, простились с небытьем.


1945


При музыке


Опять приходит полонез Шопена.


О, Боже мой! - как много вееров,


И глаз потупленных, и нежных ртов,


Но как близка, как шелестит измена.


Тень музыки мелькнула по стене,


Но прозелени лунной не задела.


О, сколько раз вот здесь я холодела


И кто-то страшный мне кивал в окне.


. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .


И как ужасен взор безносых статуй,


Но уходи и за меня не ратуй,


И не молись так горько обо мне.


. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .


И голос из тринадцатого года


Опять кричит: я здесь, я снова твой...


Мне ни к чему ни слава, ни свобода,


Я слишком знаю... но молчит природа,


И сыростью пахнуло гробовой.


1958. Комарово.


При непосылке поэмы


Приморские порывы ветра,


И дом, в котором не живем,


И тень заветнейшего кедра


Перед запретнейшим окном...


На свете кто-то есть, кому бы


Послать все эти строки. Что ж!


Пусть горько улыбнутся губы,


А сердце снова тронет дрожь.


1963


* * *


Привольем пахнет дикий мед,


Пыль - солнечным лучом,


Фиалкою - девичий рот,


А золото - ничем.


Водою пахнет резеда,


И яблоком - любовь.


Но мы узнали навсегда,


Что кровью пахнет только кровь...


И напрасно наместник Рима


Мыл руки пред всем народом,


Под зловещие крики черни;


И шотландская королева


Напрасно с узких ладоней


Стирала красные брызги


В душном мраке царского дома...


1934


Ленинград


Приговор


И упало каменное слово


На мою еще живую грудь.


Ничего, ведь я была готова,


Справлюсь с этим как-нибудь.


У меня сегодня много дела:


Надо память до конца убить,


Надо, чтоб душа окаменела,


Надо снова научиться жить.


А не то... Горячий шелест лета,


Словно праздник за моим окном.


Я давно предчувствовала этот


Светлый день и опустелый дом.


Лето 1939. Фонтанный Дом


* * *


Приду туда, и отлетит томленье.


Мне ранние приятны холода.


Таинственные, темные селенья -


Хранилища молитвы и труда.


Спокойной и уверенной любови


Не превозмочь мне к этой стороне:


Ведь капелька новогородской крови


Во мне - как льдинка в пенистом вине.


И этого никак нельзя поправить,


Не растопил ее великий зной,


И что бы я ни начинала славить -


Ты, тихая, сияешь предо мной.


1916


Призрак


Зажженных рано фонарей


Шары висячие скрежещут,


Все праздничнее, все светлей


Снежинки, пролетая блещут.


И, ускоряя ровный бег,


Как бы в предчувствии погони,


Сквозь мягко падающий снег


Под синей сеткой мчатся кони.


И раззолоченный гайдук


Стоит недвижно за санями,


И странно ты глядишь вокруг


Пустыми светлыми глазами.


1919


* * *


Прикована к смутному времени


В нищете ледяных дворцов.


Но капля за каплей по темени


Бьет таинственный древний зов.


Я знаю - с места не сдвинуться


Под тяжестью виевых век.


А если бы вдруг откинуться


В какой-то семнадцатый век.


С душистою веткой берёзовой


Под Троицу в церкви стоять.


С боярынею Морозовой


Сладимый медок попивать.


А после на дровнях, в сумерки


В навозном снегу тонуть.


Какой сумасшедший Суриков


Мой последний напишет путь...


1937


Приморский парк Победы


Еще недалеко плоская коса,


черневшая уныло в невской дельте,


как при Петре, была покрыта мхом


и ледяною пеною омыта.


Скучали там две-три плакучих ивы,


и дряхлая рыбацкая ладья


в песке прибрежном грустно догнивала.


И буйный ветер гостем был единым


безлюдного и мертвого болота.


Но ранним утром вышли ленинградцы


бесчисленными толпами на взморье.


И каждый посадил по деревцу


на той косе, и топкой и пустынной,


на память о великом Дне Победы.


И вот сегодня - это светлый сад,


привольный, ясный, под огромным небом:


курчавятся и зацветают ветки,


жужжат шмели, и бабочки порхают,


и соком наливаются дубки,


а лиственница нежные и липы


в спокойных водах тихого канала,


как в зеркале, любуются собой...


И там, где прежде парус одинокий


белел в серебряном тумане моря, -


десятки быстрокрылых, легких яхт


на воле тешатся... Издалека


восторженные клики с стадиона


доносятся... Да, это парк Победы.


1950


Приморский сонет


Здесь все меня переживет,


Все, даже ветхие скворешни


И этот воздух, воздух вешний,


Морской свершивший перелет.


И голос вечности зовет


С неодолимостью нездешней,


И над цветущею черешней


Сиянье легкий месяц льет.


И кажется такой нетрудной,


Белея в чаще изумрудной,


Дорога не скажу куда...


Там средь стволов еще светлее,


И все похоже на аллею


У царскосельского пруда.


1958 Комарово


* * *


Приходи на меня посмотреть.


Приходи. Я живая. Мне больно.


Этих рук никому не согреть,


Эти губы сказали: "Довольно!"


Каждый вечер подносят к окну


Мое кресло. Я вижу дороги.


О, тебя ли, тебя ль упрекну


За последнюю горечь тревоги!


Не боюсь на земле ничего,


В задыханьях тяжелых бледнея.


Только ночи страшны оттого,


Что глаза твои вижу во сне я.


<Ноябрь> 1912


Причитание В.А. Щеголевой


Господеви поклонитеся


Во Святем Дворе Его.


Спит юродивый на паперти,


На него глядит звезда.


И, крылом задетый ангельским,


Колокол заговорил


Не набатным, грозным голосом,


А прощаясь навсегда.


И выходят из обители,


Ризы древние отдав,


Чудотворцы и святители,


Опираясь на клюки.


Серафим - в леса Саровские


Стадо сельское пасти,


Анна - в Кашин, уж не княжити,


Лен колючий теребить.


Провожает Богородица,


Сына кутает в платок,


Старой нищенкой оброненный


У Господнего крыльца.


1922


Причитание


Ленинградскую беду


Руками не разведу,


Слезами не смою,


В землю не зарою.


За версту я обойду


Ленинградскую беду.


Я не взглядом, не намеком,


Я не словом, не попреком,


Я земным поклоном


В поле зеленом


Помяну.


1944. Ленинград


* * *


Н.Г<умилеву>


Je n'aurai pas l'honneur sublime


De donner mon nom a l'abime


Qoi me servira de Tombeau.


Baudelaire*


Пришли и сказали: "Умер твой брат"...


Не знаю, что это значит.


Как долго сегодня холодный закат


Над крестами лаврскими плачет.


И новое что-то в такой тишине


И недоброе проступает,


А то, что прежде пело во мне,


Томительно рыдает.


Брата из странствий вернуть могу,


Любимого брата найду я,


Я прошлое в доме моем берегу,


Над прошлым тайно колдуя.


. . . . . . . . . . . . . . .


_______


* Я не заслужу той высшей чести


Даровать мое имя той бездне,


Которая послужит мне могилой.


Бодлер (фр.).


Про стихи Владимиру Нарбуту


Это - выжимки бессонниц,


Это - свеч кривых нагар,


Это - сотен белых звонниц


Первый утренний удар...


Это - теплый подоконник


Под черниговской луной,


Это - пчелы, это - донник,


Это - пыль, и мрак, и зной.


Апрель 1940


Москва


* * *


Проводила друга до передней.


Постояла в золотой пыли.


С колоколенки соседней


Звуки важные текли.


Брошена! Придуманное слово -


Разве я цветок или письмо?


А глаза глядят уже сурово


В потемневшее трюмо.


1913


Прогулка


Перо задело о верх экипажа.


Я поглядела в глаза его.


Томилось сердце, не зная даже


Причины горя своего.


Безветрен вечер и грустью скован


Под сводом облачных небес,


И словно тушью нарисован


В альбоме старом Булонский лес.


Бензина запах и сирени,


Насторожившийся покой...


Он снова тронул мои колени


Почти не дрогнувшей рукой.


1913


* * *


Проплывают льдины, звеня,


Небеса безнадежно бледны.


Ах, за что ты караешь меня,


Я не знаю моей вины.


Если надо - меня убей,


Но не будь со мною суров.


От меня не хочешь детей


И не любишь моих стихов.


Все по-твоему будет: пусть!


Обету верна своему,


Отдала тебе жизнь, но грусть


Я в могилу с собой возьму.


1918


* * * О.А.Глебовой-Судейкиной


Пророчишь, горькая, и руки уронила,


Прилипла прядь волос к бескровному челу,


И улыбаешься - о, не одну пчелу


Румяная улыбка соблазнила


И бабочку смутила не одну.


Как лунные глаза светлы, и напряженно


Далеко видящий остановился взор.


То мертвому ли сладостный укор,


Или живым прощаешь благосклонно


Твое изнеможенье и позор?


1921


* * *


Простишь ли мне эти ноябрьские дни?


В каналах приневских дрожат огни.


Трагической осени скудны убранства.


Ноябрь 1913


* * *


Просыпаться на рассвете


Оттого, что радость душит,


И глядеть в окно каюты


На зеленую волну,


Иль на палубе в ненастье,


В мех закутавшись пушистый,


Слушать, как стучит машина,


И не думать ни о чем,


Но, предчувствуя свиданье


С тем, кто стал моей звездою,


От соленых брызг и ветра


С каждым часом молодеть.


1917


* * *


Протертый коврик под иконой,


В прохладной комнате темно,


И густо плющ темно-зеленый


Завил широкое окно.


От роз струится запах сладкий,


Трещит лампадка, чуть горя.


Пестро расписаны укладки


Рукой любовной кустаря.


И у окна белеют пяльцы...


Твой профиль тонок и жесток.


Ты зацелованные пальцы


Брезгливо прячешь под платок.


А сердцу стало страшно биться,


Такая в нем теперь тоска...


И в косах спутанных таится


Чуть слышный запах табака.


1912


* * *


Прошло пять лет - и залечила раны,


Жестокой нанесенные войной,


Страна моя, и русские поляны


Опять полны студеной тишиной.


И маяки сквозь мрак приморской ночи,


Путь указуя моряку, горят.


На их огонь, как в дружеские очи,


Далеко с моря моряки глядят.


Где танк гремел - там ныне мирный трактор


Где выл пожар - благоухает сад,


И по изрытому когда-то тракту


Автомобили легкие летят.


Где елей искалеченные руки


Взывали к мщенью - зеленеет ель,


И там, где сердце ныло от разлуки, -


Там мать поет, качая колыбель.


Ты стала вновь могучей и свободной,


Страна моя! Но живы навсегда


В сокровищнице памяти народной


Войной испепеленные года.


Для мирной жизни юных поколений,


От Каспия и до полярных льдов,


Как памятники выжженных селений,


Встают громады новых городов.


Май 1950


Прощальная


Не смеялась и не пела,


Целый день молчала,


А всего с тобой хотела


С самого начала:


Беззаботной первой ссоры,


Полной светлых бредней,


И безмолвной, черствой, скорой


Трапезы последней.


1962


* * *


Птицы смерти в зените стоят.


Кто идет выручать Ленинград?


Не шумите вокруг - он дышит,


Он живой еще, он все слышит:


Как на влажном балтийском дне


Сыновья его стонут во сне,


Как из недр его вопли: "Хлеба!"


До седьмого доходят неба...


Но безжалостна эта твердь.


И глядит из всех окон - смерть.


1941


* * *


Пускай огонь сигнальный не горит


И город в мраке небывалом тонет,


Нам голос Ленинграда говорит:


- Готов к труду и обороне!


Сентябрь (?) 1941


* * *


Пускай австралийка меж нами незримая сядет


И скажет слова, от которых нам станет светло.


Как будто бы руку пожмет и морщины разгладит,


Как будто простит, наконец, непростимое зло.


И пусть все по-новому - нам время опять неподвластно,


Есть снова пространство и даже безмолвие есть.


26/21 августа 1965. Ночь


* * *


Пустые белые святки.


Мети, метель, мети.


Пусть дороги гладки, -


Мне не к кому идти!


Январь 1914


* * *


Пустых небес прозрачное стекло,


Большой тюрьмы белесое строенье


И хода крестного торжественное пенье


Над Волховом, синеющим светло.


Сентябрьский вихрь, листы с березы свеяв,


Кричит и мечется среди ветвей,


А город помнит о судьбе своей:


Здесь Марфа правила и правил Аракчеев.


1914


Новгород


* * *


Пусть голоса органа снова грянут,


Как первая весенняя гроза:


Из-за плеча твоей невесты глянут


Мои полузакрытые глаза.


Семь дней любви, семь грозных лет разлуки,


Война, мятеж, опустошенный дом,


В крови невинной маленькие руки,


Седая прядь над розовым виском.


Прощай, прощай, будь счастлив, друг прекрасный,


Верну тебе твой сладостный обет,


Но берегись твоей подруге страстной


Поведать мой неповторимый бред, -


Затем что он пронижет жгучим ядом


Ваш благостный, ваш радостный союз;


А я иду владеть чудесным садом,


Где шелест трав и восклицанья муз.


1921


* * *


Пусть грубой музыки обрушится волна,


Пусть хриплый марш пересечет молчанье.


Мне праздником всегда казалось окончанье


Чего б то ни было, но твой конец,<война>


Меня оледенил...


Май 1945


* * *


Пусть даже вылета мне нет


Из стаи лебединой...


Увы! лирический поэт


Обязан быть мужчиной,


Иначе все пойдет вверх дном


До часа расставанья -


И сад - не сад, и дом - не дом,


Свиданье - не свиданье.


* * *


Пусть кто-нибудь сюда придет,


Мне эта тишь невыносима


И этот призрак, что незримо


Со мною ест, со мною пьет.


И улыбается слегка,


Когда неловкая рука


Его нечаянно заденет.


Но, Боже мой, зачем он тут


И кто он, как его зовут


2 июля <1958?> Конец 1950-х годов


Комарово


* * * Ты опять со мной, подруга осень!


Ин. Анненский


Пусть кто-то еще отдыхает на юге


И нежится в райском саду.


Здесь северно очень - и осень в подруги


Я выбрала в этом году.


Живу, как в чужом, мне приснившемся доме,


Где, может быть, я умерла,


И, кажется, тайно глядится Суоми


В пустые свои зеркала.


Иду между черных приземистых елок,


Там вереск на ветер похож,


И светится месяца тусклый осколок,


Как старый зазубренный нож.


Сюда принесла я блаженную память


Последней невстречи с тобой -


Холодное, чистое, легкое пламя


Победы моей над судьбой.


1956. Комарово


* * *


Пусть так теряют смысл слова


И забываю бредни я,


Пышнее нету торжества,


Чем твой уход, Последняя!


. . . . . . . . . . . . . . . . . . .


. . . . . . . . . . . . . . . . . .


С какою легкостью тогда


Ошибкой притворяешься.


Май 1964


* * *


Путник милый, ты далече,


Но с тобою говорю.


В небесах зажглися свечи


Провожающих зарю.


Путник мой, скорей направо


Обрати свой светлый взор:


Здесь живет дракон лукавый,


Мой властитель с давних пор.


А в пещере у дракона


Нет пощады, нет закона.


И висит на стенке плеть,


Чтобы песен мне не петь.


И дракон крылатый мучит,


Он меня смиренью учит,


Чтоб забыла дерзкий смех,


Чтобы стала лучше всех.


Путник милый, в город дальний


Унеси мои слова,


Чтобы сделался печальней


Тот, кем я еще жива.


1921


* * *


Путь мой предсказан одною из карт,


Тою, которой не буду...


Из королев на Марию Стюарт,


(Гамлетову Гертруду)


1962


Пушкин


Кто знает, что такое слава!


Какой ценой купил он право,


Возможность или благодать


Над всем так мудро и лукаво


Шутить, таинственно молчать


И ногу ножкой называть?..


7 марта 1943


Ташкент


Пятая роза Дм. Б<о6ыше>ву


Звалась Soleil* ты или Чайной


И чем еще могла ты быть?..


Но стала столь необычайной,


Что не хочу тебя забыть.


Ты призрачным сияла светом,


Напоминая райский сад,


Быть и Петрарковским сонетом


Могла, и лучшей из сонат.


А те другие - все четыре


Увяли в час, поникли в ночь,


Ты ж просияла в этом мире,


Чтоб мне таинственно помочь.


Ты будешь мне живой укорой


И сном сладчайшим наяву...


Тебя Запретной, Никоторой,


Но Лишней я не назову.


И губы мы в тебе омочим,


А ты мой дом благослови,


Ты как любовь была... Но, впрочем,


Тут дело вовсе не в любви.


Нач<ато> 3 августа (полдень),


под "Венгерский дивертисмент" Шуберта.


Оконч<ено> 30 сентября 1963


Комарово. Будка


_____________


* Soleil - солнце (фр.).


* * *


Пять строек великих, как пять маяков,


Светящих сквозь толщу грядущих веков,


И юг озарили и жаркий восток


И в сердце народном родили восторг.


И спорится дело в умелых руках,


Вселяя в врагов изумленье и страх.


На то, как работа на стройках кипит,


Страна с материнской заботой глядит.


И видит: вцепился в пески саксаул,


И вихрь смертоносный навеки уснул,


Кочевью барханов положен предел,


Чтоб мирно великий канал голубел.


И в Крым направляются волны Днепра,


И взрывом ввергается в Волгу гора,


И чудо-плотина встает из воды,


Чтоб травы цвели и чтоб зрели плоды,


Чтоб тучные в поле бродили стада


И юные вольно росли города.


Творится и новый и радостный мир


Титанами воли - простыми людьми.


Чтоб хаос в природе навеки исчез...


А вы, созидатели этих чудес,


А вы, победители в грозной борьбе! -


Вы силы стихий подчинили себе.


И ваши прославленные имена


На мраморе золотом пишет страна.


10 марта 1951


Ленинград


Р.С.Ф.С.Р.


Первая среди равных,


Славная среди славных,


Светлых времен колыбель!


Ровно треть века


Растишь человека,


Лелея великую цель.


От края до края


Всем нам родная, -


Сказочен твой простор!


В труде и в покое


Дружны с тобою


Пятнадцать твоих сестер.


Необозрима,


Непокорима, -


Как я тобой горжусь!


Песней твоею


Сердце согрею,


Отчизна - Советская Русь!


1950


Разве я стала совсем не та,


Что там, у моря,


Разве забыли мои уста


Твой привкус, горе?


На этой древней сухой земле


Я снова дома.


Китайский ветер поет во мгле,


И все знакомо...


Гляжу, дыхание тая,


На эти склоны,


Я знаю, что вокруг друзья -


Их миллионы.


И звук какой-то ветер мчит


На крыльях ночи -


То сердце Азии стучит


И мне пророчит,


Что снова здесь найду приют


В день светлый мира.


...И где-то близко здесь цветут


Поля Кашмира.


16 января - <до 14 мая> 1944


Ташкент


Разлука


Вечерний и наклонный


Передо мною путь.


Вчера еще, влюбленный,


Молил: "Не позабудь".


А нынче только ветры


Да крики пастухов,


Взволнованные кедры


У чистых родников.


1914


Разлука


Вот и берег северного моря,


Вот граница наших бед и слав, -


Не пойму, от счастья или горя


Плачешь ты, к моим ногам припав.


Мне не надо больше обреченных -


Пленников, заложников, рабов,


Только с милым мне и непреклонным


Буду я делить и хлеб и кров.


1922


* * *


Разлука призрачна - мы будем вместе скоро,


И все запретное как призрак Эльсинора.


И все не должное вокруг меня клубится,


И, кажется, теперь должно меня убить.


То плещет крыльями, то словно сердце бьется.


Но кровь вчерашнюю уже не может смыть.


14 августа 1963


Распятие "Не рыдай Мене, Мати,


во гробе зрящи"


1


Хор ангелов великий час восславил,


И небеса расплавились в огне.


Отцу сказал: "Почто Меня оставил?"


А Матери: "О, не рыдай Мене..."


2


Магдалина билась и рыдала,


Ученик любимый каменел,


А туда, где молча Мать стояла,


Так никто взглянуть и не посмел.


Рахиль И служил Иаков за Рахиль семь лет;


и они показались ему за несколько


дней, потому что он любил ее.


Книга бытия


И встретил Иаков в долине Рахиль,


Он ей поклонился, как странник бездомный.


Стада подымали горячую пыль,


Источник был камнем завален огромным.


Он камень своею рукой отвалил


И чистой водою овец напоил.


Но стало в груди его сердце грустить.


Болеть, как открытая рана,


И он согласился за деву служить


Семь лет пастухом у Лавана.


Рахиль! Для того, кто во власти твоей,


Семь лет - словно семь ослепительных дней.


Но много премудр сребролюбец Лаван,


И жалость ему незнакома.


Он думает: каждый простится обман


Во славу Лаванова дома.


И Лию незрячую твердой рукой


Приводит к Иакову в брачный покой.


Течет над пустыней высокая ночь,


Роняет прохладные росы,


И стонет Лаванова младшая дочь,


Терзая пушистые косы.


Сестру проклинает, и Бога хулит,


И Ангелу Смерти явиться велит.


И снится Иакову сладостный час:


Прозрачный источник долины,


Веселые взоры Рахилиных глаз


И голос ее голубиный:


Иаков, не ты ли меня целовал


И черной голубкой своей называл?


1921


* * *


Рисунок на книге стихов


Он не траурный, он не мрачный,


Он почти как сквозной дымок,


Полуброшенной новобрачной


Черно-белый легкий венок.


А под ним тот профиль горбатый,


И парижской челки атлас,


И зеленый, продолговатый,


Очень зорко видящий глаз.


1958


* * *


Родилась я ни поздно, ни рано


Это время блаженно дно,


Только сердцу прожить без обмана


Было Господом не дано.


Оттого и темно в светлице


Оттого и друзья мои,


Как вечерние грустные птицы,


О небывшей поют любви.


1913


Родная земля И в мире нет людей бесслезней,


Надменнее и проще нас.


1922


В заветных ладанках не носим на груди,


О ней стихи навзрыд не сочиняем,


Наш горький сон она не бередит,


Не кажется обетованным раем.


Не делаем ее в душе своей


Предметом купли и продажи,


Хворая, бедствуя, немотствуя на ней,


О ней не вспоминаем даже.


Да, для нас это грязь на калошах,


Да, для нас это хруст на зубах.


И мы мелем, и месим, и крошим


Тот ни в чем не замешанный прах.


Но ложимся в нее и становимся ею,


Оттого и зовем так свободно - своею.


1961 Ленинград


Романс


Что тоскуешь, будто бы вчера


Мы расстались: между нами вечность -


Без особенных примет дыра,


С неприглядной кличкой - бесконечность.


Между тысячами тех разлук


Наша превосходно уместилась -


Сколько отсчитал ей кто-то мук,


Так оно и вправду совершилось.


Что тоскуешь, будто бы вчера...


Нет у нас ни завтра, ни сегодня.


Рухнула незримая гора,


Совершилась заповедь Господня.


21 июля 1964 (днем)


Комарово


* * *


Ромео не было, Эней, конечно, был.


Конец 1961


Рыбак


Руки голы выше локтя,


А глаза синей, чем лед.


Едкий, душный запах дегтя,


Как загар, тебе идет.


И всегда, всегда распахнут


Ворот куртки голубой,


И рыбачки только ахнут,


Закрасневшись пред тобой.


Даже девочка, что ходит


В город продавать камсу,


Как потерянная бродит


Вечерами на мысу.


Щеки бедны, руки слабы,


Истомленный взор глубок,


Ноги ей щекочут крабы,


Выползая на песок.


Но она уже не ловит


Их протянутой рукой.


Все сильней биенье крови


В теле, раненном тоской.


1911


* * *


С грозных ли площадей Ленинграда


Иль с блаженных летейских полей


Ты прислал мне такую прохладу,


Тополями украсил ограды


И азийских светил мириады


Расстелил над печалью моей?


Март 1942


* * *


С Новым годом! С новым горем!


Вот он пляшет, озорник,


Над Балтийским дымным морем,


Кривоног, горбат и дик.


И какой он жребий вынул


Тем, кого застенок минул?


Вышли в поле умирать.


Им светите, звезды неба!


Им уже земного хлеба,


Глаз любимых не видать.


Январь 1940


* * *


С первым звуком, слетевшим с рояля,


Я шепчу тебе: "Здравствуй, князь".


Это ты, веселя и печаля,


Надо мной стоишь, наклонясь,


Но во взоре упорном и странном


Угадать ничего не могу,


Только в сердце моем окаянном


Золотые слова берегу.


Ты когда-нибудь, скукой томимый,


Их прочтешь на чужом языке


И подумаешь: мне серафимы


Оснащают корабль на реке.


1917


* * *


На сотни верст, на сотни миль,


На сотни километров


Лежала соль, шумел ковыль,


Чернели рощи кедров.


Как в первый раз я на нее,


На Родину, глядела.


Я знала: это все мое -


Душа моя и тело.


Белым камнем тот день отмечу,


Когда я о победе пела,


Когда я победе навстречу,


Обгоняя солнце, летела.


И весеннего аэродрома


Шелестит под ногой трава.


Дома, дома - ужели дома!


Как все ново и как знакомо,


И такая в сердце истома,


Сладко кружится голова...


В свежем грохоте майского грома -


Победительница Москва!


14 мая 1944


Ташкент - Москва


Сад


Он весь сверкает и хрустит,


Обледенелый сад.


Ушедший от меня грустит,


Но нет пути назад.


И солнца бледный тусклый лик -


Лишь круглое окно;


Я тайно знаю, чей двойник


Приник к нему давно.


Здесь мой покой навеки взят


Предчувствием беды,


Сквозь тонкий лед еще сквозят


Вчерашние следы.


Склонился тусклый мертвый лик


К немому сну полей,


И замирает острый крик


Отсталых журавлей.


1911


* * *


Сама Нужда смирилась наконец,


И отошла задумчиво в сторонку.


Февраль 1966


Самой поэме ...и слово в музыку вернись.


О.М.


Ты растешь, ты цветешь, ты - в звуке.


Я тебя на новые муки


Воскресила - дала врагу...


Восемь тысяч миль не преграда,


Песня словно звучит у сада,


Каждый вздох проверить могу.


И я знаю - с ним равно то же,


Мне его попрекать негоже,


Эта связь выше наших сил, -


Оба мы ни в чем не виновны,


Были наши жертвы бескровны -


Я забыла, и он - забыл.


20 сентября 1960. Комарово


* * *


Самый черный и душный самый -


Это город Пиковой Дамы.


1958


Севморпуть


Чей разум угадал сквозь льды


Давно желанный путь,


Куда ничьи не шли следы,


Где замерзает ртуть,


Там каждый миг и каждый час


Всему конец готов,


Но чуток слух и зорок глаз


Советских моряков.


Под северным сиянием,


Когда цветут снега,


Под злобным завыванием,


Когда летит пурга, -


Опаснейшей из всех дорог


Корабль доверив свой,


Не ослабел, не изнемог


Тот разум огневой!


<Сентя6рь> 1950


* * *


Сегодня мне письма не принесли:


Забыл он написать или уехал;


Весна как трель серебряного смеха,


Качаются в заливе корабли.


Сегодня мне письма не принесли...


Он был со мной еще совсем недавно,


Такой влюбленный, ласковый и мой,


Но это было белою зимой,


Теперь весна, и грусть весны отравна,


Он был со мной еще совсем недавно...


Я слышу: легкий трепетный смычок,


Как от предсмертной боли, бьется, бьется,


И страшно мне, что сердце разорвется,


Не допишу я этих нежных строк...


1912


* * *


Семнадцать месяцев кричу,


Зову тебя домой.


Кидалась в ноги палачу -


Ты сын и ужас мой.


Все перепуталось навек,


И мне не разобрать


Теперь, кто зверь, кто человек,


И долго ль казни ждать.


И только пышные цветы,


И звон кадильный, и следы


Куда-то в никуда.


И прямо мне в глаза глядит


И скорой гибелью грозит


Огромная звезда.


1939


* * *


Семь тысяч и три километра...


Не услышишь, как мать зовет.


В грозном вое полярного ветра,


В тесноте обступивших невзгод,


Ты дичаешь, звереешь - ты милый,


Ты последний и первый, ты - наш.


Над моей Ленинградской могилой


Равнодушная бродит весна.


* * *


Сердце к сердцу не приковано,


Если хочешь - уходи.


Много счастья уготовано


Тем, кто волен на пути.


Я не плачу, я не жалуюсь,


Мне счастливой не бывать.


Не целуй меня, усталую, -


Смерть придет поцеловать.


Дни томлений острых прожиты


Вместе с белою зимой.


Отчего же, отчего же ты


Лучше, чем избранник мой?


1911


Сероглазый король


Слава тебе, безысходная боль!


Умер вчера сероглазый король.


Вечер осенний был душен и ал,


Муж мой, вернувшись, спокойно сказал:


"Знаешь, с охоты его принесли,


Тело у старого дуба нашли.


Жаль королеву. Такой молодой!..


За ночь одну она стала седой".


Трубку свою на камине нашел


И на работу ночную ушел.


Дочку мою я сейчас разбужу,


В серые глазки ее погляжу.


А за окном шелестят тополя:


"Нет на земле твоего короля..."


1910


* * *


Сжала руки под темной вуалью...


"Отчего ты сегодня бледна?"


- Оттого, что я терпкой печалью


Напоила его допьяна.


Как забуду? Он вышел, шатаясь,


Искривился мучительно рот...


Я сбежала, перил не касаясь,


Я бежала за ним до ворот.


Задыхаясь, я крикнула: "Шутка


Все, что было. Уйдешь, я умру".


Улыбнулся спокойно и жутко


И сказал мне: "Не стой на ветру".


1911


* * *


Синий вечер. Ветры кротко стихли,


Яркий свет зовет меня домой.


Я гадаю: кто там? - не жених ли,


Не жених ли это мой?..


На террасе силуэт знакомый,


Еле слышен тихий разговор.


О, такой пленительной истомы


Я не знала до сих пор.


Тополя тревожно прошуршали,


Нежные их посетили сны.


Небо цвета вороненой стали,


Звезды матово-бледны.


Я несу букет левкоев белых.


Для того в них тайный скрыт огонь,


Кто, беря цветы из рук несмелых,


Тронет теплую ладонь.


1910


* * *


Сказал, что у меня соперниц нет.


Я для него не женщина земная,


А солнца зимнего утешный свет


И песня дикая родного края.


Когда умру, не станет он грустить,


Не крикнет, обезумевши: Воскресни!


Но вдруг поймет, что невозможно жить


Без солнца телу и душе без песни.


...А что теперь?


1921


Сказка о черном кольце


1


Мне от бабушки-татарки


Были редкостью подарки;


И зачем я крещена,


Горько гневалась она.


А пред смертью подобрела


И впервые пожалела


И вздохнула: "Ах, года!


Вот и внучка молода".


И, простивши нрав мой вздорный,


Завещала перстень черный.


Так сказала: "Он по ней,


С ним ей будет веселей".


2


Я друзьям моим сказала:


"Горя много, счастья мало", -


И ушла, закрыв лицо;


Потеряла я кольцо.


И друзья мои сказали:


"Мы кольцо везде искали,


Возле моря на песке


И меж сосен на лужке".


И догнав меня в аллее,


Тот, кто был других смелее,


Уговаривал меня


Подождать до склона дня.


Я совету удивилась


И на друга рассердилась,


Что глаза его нежны:


"И на что вы мне нужны?


Только можете смеяться,


Друг пред другом похваляться


Да цветы сюда носить".


Всем велела уходить.


3


И, придя в свою светлицу,


Застонала хищной птицей,


Повалилась на кровать


Сотый раз припоминать:


Как за ужином сидела,


В очи темные глядела,


Как не ела, не пила


У дубового стола,


Как под скатертью узорной


Протянула перстень черный,


Как взглянула в мое лицо,


Встал и вышел на крыльцо.


. . . . . . . . . . . . . . . . . . .


Не придут ко мне с находкой!


Далеко над быстрой лодкой


Заалели небеса,


Забелели паруса.


1917-1936


Скорость


Бедствие это не знает предела...


Ты, не имея ни духа, ни тела,


Коршуном злобным на мир налетела,


Все исказила и всем овладела


И ничего не взяла.


8 августа 1959, утро


Комарово


* * *


Скука, скую . . . . . . . .


. . . . . . . . . . . . . . . . .


О каким Оксфордским воскресеньем


Мне в то утро показался мир.


1958-1959


* * *


Скучно мне оберегать


От себя людей,


Скучно кликать благодать


На чужих друзей.


* * *


Слаб голос мой, но воля не слабеет,


Мне даже легче стало без любви.


Высоко небо, горный ветер веет,


И непорочны помыслы мои.


Ушла к другим бессонница-сиделка,


Я не томлюсь над серою золой,


И башенных часов кривая стрелка


Смертельной мне не кажется стрелой.


Как прошлое над сердцем власть теряет!


Освобожденье близко. Все прощу,


Следя, как луч взбегает и сбегает


По влажному весеннему плющу.


1912


Слава миру!


Что начал Стокгольм - продолжала Варшава,


И миру звучит неумолчная слава,


Воздвигнуто зданье прочней пирамид.


И с каждой минутой все ярче горит


Тот светоч, зажженный народною волей,


Чтоб не было больше ни страха, ни боли.


Да здравствуют честные люди труда,


Да славится мир! Пусть везде и всегда.


Он узами дружбы скрепляет народы


И сеет прекрасные зерна свободы.


1950


* * *


Славно начато славное дело


В грозном грохоте, в снежной пыли,


Где томится пречистое тело


Оскверненной врагами земли.


К нам оттуда родные березы


Тянут ветки, и ждут, и зовут,


И могучие деды-морозы


С нами сомкнутым строем идут.


Январь 1942


* * *


Сладок запах синих виноградин...


Дразнит опьяняющая даль.


Голос твой и глух и безотраден.


Никого мне, никого не жаль.


Между ягод сети-паутинки,


Гибких лоз стволы еще тонки,


Облака плывут, как льдинки, льдинки


В ярких водах голубой реки.


Солнце в небе. Солнце ярко светит.


Уходи к волне про боль шептать.


О, она, наверное, ответит,


А быть может, будет целовать.


1910,


Киев


* * *


Словно ангел, возмутивший воду,


Ты взглянул тогда в мое лицо,


Возвратил и силу и свободу,


А на память чуда взял кольцо.


Мой румянец жаркий и недужный


Стерла богомольная печаль.


Памятным мне будет месяц вьюжный,


Северный встревоженный февраль.


Февраль 1916


Царское село


* * * Памяти М.М. Зощенко


Словно дальнему голосу внемлю,


А вокруг ничего, никого.


В эту черную добрую землю


Вы положите тело его.


Ни гранит, ни плакучая ива


Прах легчайший не осенят,


Только ветры морские с залива,


Чтоб оплакать его, прилетят...


1958


Комарово


* * *


Словно дочка слепого Эдипа,


Муза к смерти провидца вела,


А одна сумасшедшая липа


В этом траурном мае цвела


Прямо против окна, где когда-то


Он поведал мне, что перед ним


Вьется путь золотой и крылатый,


Где он вышнею волей храним.


11 июня 1960


Москва. Боткинская больница


* * *


Словно тяжким огромным молотом


Раздробили слабую грудь.


Откупиться бы ярким золотом, -


Только раз, только раз вздохнуть!


Приподняться бы над подушками,


Снова видеть широкий пруд,


Снова видеть, как над верхушками


Сизых елей тучи плывут.


Все приму я: боль и отчаянье,


Даже жалости острие.


Только пыльный свой плащ раскаянья


Не клади на лицо мое!


Осень 1911


* * *


Слух чудовищный бродит по городу,


Забирается в домы, как тать.


Уж не сказку ль про Синюю Бороду


Перед тем, как засну, почитать.


Как седьмая всходила на лестницу,


Как сестру молодую звала,


Милых братьев иль страшную вестницу,


Затаивши дыханье, ждала...


Пыль взметается тучею снежною.


Скачут братья на замковый двор,


И над шеей безвинной и нежною


Не подымется скользкий топор.


Этой сказочкой нынче утешена,


Я, наверно, спокойно усну.


Что же сердце колотится бешено,


Что же вовсе не клонит ко сну?


1922


Слушая пение


Женский голос как ветер несется,


Черным кажется, влажным, ночным,


И чего на лету ни коснется -


Все становится сразу иным.


Заливает алмазным сияньем,


Где-то что-то на миг серебрит


И загадочным одеяньем


Небывалых шелков шелестит.


И такая могучая сила


Зачарованный голос влечет,


Будто там впереди не могила,


А таинственный лестницы взлет.


19 декабря 1961 (Никола Зимний)


Больница им. Ленина


[Вишневская пела "Бразильскую Баховиану"]


* * *


Слышишь, ветер поет блаженный


То, что Лермонтов не допел.


А за стенкою альт колдует -


Это с нами великий Бах


11 февраля 1961


Красная Конница


* * *


Смеркается, и в небе темно-синем,


Где так недавно храм Ерусалимский


Таинственным сиял великолепьем,


Лишь две звезды над путаницей веток,


И снег летит откуда-то не сверху,


А словно подымается с земли,


Ленивый, ласковый и осторожный.


Мне странною в тот день была прогулка.


Когда я вышла, ослепил меня


Прозрачный отблеск на вещах и лицах,


Как будто всюду лепестки лежали


Тех желто-розовых некрупных роз,


Название которых я забыла.


Безветренный, сухой, морозный воздух


Так каждый звук лелеял и хранил,


Что мнилось мне: молчанья не бывает.


И на мосту, сквозь ржавые перила


Просовывая руки в рукавичках,


Кормили дети пестрых жадных уток,


Что кувыркались в проруби чернильной.


И я подумала: не может быть,


Чтоб я когда-нибудь забыла это.


И если трудный путь мне предстоит,


Вот легкий груз, который мне под силу


С собою взять, чтоб в старости, в болезни,


Быть может, в нищете - припоминать


Закат неистовый, и полноту


Душевных сил, и прелесть милой жизни.


1914-1916


Смерть


1


Я была на краю чего-то,


Чему верного нет названья...


Зазывающая дремота,


От себя самой ускользание...


Август 1942


Дюрмень


2


А я уже стою на подступах к чему-то,


Что достается всем, но разною ценой...


На этом корабле есть для меня каюта


И ветер в парусах - и страшная минута


Прощания с моей родной страной.


1942


Дюрмень


3


И комната, в которой я болею,


В последний раз болею на земле,


Как будто упирается в аллею


Высоких белоствольных тополей.


А этот первый - этот самый главный,


В величии своем самодержавный,


Но как заплещет, возликует он,


Когда, минуя тусклое оконце,


Моя душа взлетит, чтоб встретить солнце,


И смертный уничтожит сон.


Январь 1944


Ташкент


* * *


Смерть одна на двоих. Довольно!


. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .


Я уверена, что не больно,


Ты уверен в чем-то другом.


У тебя не глаза, а очи,


И не голос, а впрочем... Нет,


Сами мы из недр полуночи


И . . . . . . . . . . . . . . . . . .


Май - июнь - 1964


Смерть поэта Как птица мне ответит эхо.


Б.П.


Умолк вчера неповторимый голос,


И нас покинул собеседник рощ.


Он превратился в жизнь дающий колос


Или в тончайший, им воспетый дождь.


И все цветы, что только есть на свете,


Навстречу этой смерти расцвели.


Но сразу стало тихо на планете,


Носящей имя скромное... Земли.


1 июня 1960


Смерть Софокла Тогда царь понял, что умер Софокл.


Легенда


На дом Софокла в ночь слетел с небес орел,


И марчно хор цикад вдруг зазвенел из сада.


А в этот час уже в бессмертье гений шел,


Минуя вражий стан у стен родного града.


Так вот когда царю приснился странный сон:


Сам Дионис ему снять повелел осаду,


Чтоб шумом не мешать обряду похорон


И дать афинянам почтить его отраду.


1961


* * *


Смирение! - не ошибись дверьми,


Войди сюда и будь всегда со мною.


Мы долго жили с разными людьми


И разною дышали тишиною.


Февраль 1960


* * *


Смуглый отрок бродил по аллеям,


У озерных грустил берегов,


И столетие мы лелеем


Еле слышный шелест шагов.


Иглы сосен густо и колко


Устилают низкие пни…


Здесь лежала его треуголка


И растрепанный том Парни.


1911


Смятение


1


Было душно от жгучего света,


А взгляды его - как лучи.


Я только вздрогнула: этот


Может меня приручить.


Наклонился - он что-то скажет...


От лица отхлынула кровь.


Пусть камнем надгробным ляжет


На жизни моей любовь.


2


Не любишь, не хочешь смотреть?


О, как ты красив, проклятый!


И я не могу взлететь,


А с детства была крылатой.


Мне очи застит туман,


Сливаются вещи и лица,


И только красный тюльпан,


Тюльпан у тебя в петлице.


3


Как велит простая учтивость,


Подошел ко мне, улыбнулся,


Полуласково, полулениво


Поцелуем руки коснулся -


И загадочных древних ликов


На меня поглядели очи...


Десять лет замираний и криков,


Все мои бессонные ночи


Я вложила в тихое слов


И сказала его - напрасно.


Отошел ты, и стало снова


На душе и пусто и ясно.


1913


* * *


Снова ветер знойного июля


. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .


По-узбекски своего буль-буля


Звонко хвалят.


Барабаны бьют.


1950-е годы


* * *


Снова со мной ты. О мальчик-игрушка!


Буду ли нежной опять, как сестра?


В старых часах притаилась кукушка.


Выглянет скоро. И скажет: "Пора".


Чутко внимаю безумным рассказам.


Не научился ты только молчать.


Знаю, таким вот, как ты, сероглазым


Весело жить и легко умирать.


Март 1911


Царское Село


* * *


Со дня Купальницы-Аграфены


Малиновый платок хранит.


Молчит, а ликует, как царь Давид.


В морозной келье белы стены,


И с ним никто не говорит.


Приду и стану на порог,


Скажу: "Отдай мне мой платок!"


Осень. 1913


* * *


Со шпаной в канавке


Возле кабака,


С пленными на лавке


Гру-зо-ви-ка.


Под густым туманом


Над Москвой-рекой,


С батькой-атаманом


В петельке тугой.


Я была со всеми,


С этими и с теми,


А теперь осталась


Я сама с собой.


Август 1946. Фонтанный дом


* * *


Соблазна не было. Соблазн в тиши живет,


Он постника томит, святителя гнетет


И в полночь майскую над молодой черницей


Кричит истомно раненой орлицей.


А сим распутникам, сим грешницам любезным


Неведомо объятье рук железных.


1917


Сожженная тетрадь


Уже красуется на книжной полке


Твоя благополучная сестра,


А над тобою звездных стай осколки


И под тобою угольки костра.


Как ты молила, как ты жить хотела,


Как ты боялась едкого огня!


Но вдруг твое затрепетало тело,


А голос, улетая, клял меня.


И сразу все зашелестели сосны


И отразились в недрах лунных вод.


А вкруг костра священнейшие весны


Уже вели надгробный хоровод.


1961


Сон Сладко ль видеть неземные сны?


А. Блок


Был вещим этот сон или не вещим...


Марс воссиял среди небесных звезд,


Он алым стал, искрящимся, зловещим, -


А мне в ту ночь приснился твой приезд.


Он был во всем... И в баховской Чаконе,


И в розах, что напрасно расцвели,


И в деревенском колокольном звоне


Над чернотой распаханной земли.


И в осени, что подошла вплотную


И вдруг, раздумав, спряталась опять.


О август мой, как мог ты весть такую


Мне в годовщину страшную отдать!


Чем отплачу за царственный подарок?


Куда идти и с кем торжествовать?


И вот пишу, как прежде без помарок,


Мои стихи в сожженную тетрадь.


14 августа 1956


Сон


Я знала, я снюсь тебе,


Оттого не могла заснуть.


Мутный фонарь голубел


И мне указывал путь.


Ты видел царицын сад,


Затейливый белый дворец


И черный узор оград


У каменных гулких крылец.


Ты шел, не зная пути,


И думал: "Скорей, скорей,


О, только б ее найти,


Не проснуться до встречи с ней".


А сторож у красных ворот


Окликнул тебя: "Куда!"


Хрустел и ломался лед,


Под ногами чернела вода.


"Это озеро,- думал тНа озере есть островок..."


И вдруг из темноты


Поглядел голубой огонек.


В жестком свете скудного дня


Проснувшись, ты застонал


И в первый раз меня


По имени громко назвал.


1915


Сонет Il me remet en mon premier Malheur.


Luise Labe.


Qualre Sonnets, VIII*


Приди как хочешь: под руку с другой,


Не узнавая, в вражеском отряде,


В каком угодно шутовском наряде,


В кровавой маске или в никакой.


Тебя я трону ледяной рукой,


И ты наверно скажешь: Бога ради


Не надо. Знаю - все Вы в Ленинграде


Вкушаете божественный покой...


Но я тебя и тут перешучу,


Я буду остроумна беспощадно


. . . . . . . . . всех знакомых дур.


. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .


Я для тебя из лучших заклинаний


Какие-нибудь выберу - иди.


1963


_________________


* Он меня повергает в мое первое несчастье.


Луиза Лабе.


Четыре сонета, VIII (фр.).


Сонет


Я тебя сама бы увенчала


(И бессмертного коснулась лба).


Да за это Нобелевки мало,


Чтоб такое выдумать, Судьба!


Перерыла ль ты твои анналы,


Прибежала ль демонят гурьба,


Иль туман вокруг поднялся алый,


Или мимо пронесли гроба?


Июль 1963


Сонет-Эпилог Против воли я твой,


царица, берег покинул.


"Энеида", песнь 6.


Не пугайся - я еще похожей


Нас теперь изобразить могу.


Призрак ты - иль человек прохожий,


Тень твою зачем-то берегу.


Был недолго ты моим Энеем, -


Я тогда отделалась костром.


Друг о друге мы молчать умеем.


И забыл ты мой проклятый дом.


Ты забыл те, в ужасе и в муке,


Сквозь огонь протянутые руки


И надежды окаянной весть.


Ты не знаешь, что тебе простили...


Создан Рим, плывут стада флотилий,


И победу славословит лесть.


1962


* * *


Соседка из жалости - два квартала,


Старухи, как водится, - до ворот,


А тот, чью руку я держала,


До самой ямы со мной пойдет.


И станет совсем один на свете


Над рыхлой, черной, родной землей,


И громче спросит, но не ответит


Ему, как прежде, голос мой.


15 августа 1940


* * *


Сослужу тебе верную службу, -


Ты не бойся, что горько люблю!


Я за нашу веселую дружбу


Всех святителей нынче молю.


За тебя отдала первородство


И взамен ничего не прошу,


Оттого и лохмотья сиротства


Я как брачные ризы ношу.


1921


Сосны


Не здороваются, не рады!


А всю зиму стояли тут,


Охраняли снежные клады,


Вьюг подслушивали рулады,


Создавая смертный уют.


1961


* * *


Сочтенных дней осталось мало,


Уже не страшно ничего,


Но как забыть, что я слыхала


Биенье сердца твоего?


Спокойно знаю - в этом тайна


Неугасимого огня.


Пусть мы встречаемся случайно


И ты не смотришь на меня.


1910-е годы


* * *


Спасали всегда почему-то кого-то,


Кто рядом со мною стоит.


1962


* * * Сергею Судейкину


Спокоен ход простых суровых дней,


Покорно все приемлю превращенья.


В сокровищнице памяти моей


Твои слова, улыбки и движенья.


Весна 1914


Петербург


* * *


Справа Днепр, а слева клены,


Высь небес тепла.


В день прохладный и зеленый


Я сюда пришла.


Без котомки, без ребенка,


Даже без клюки,


Был со мной лишь голос звонкий


Ласковой тоски.


Не спеша летали пчелки


По большим цветам,


И дивились богомолки


Синим куполам.


<8> июля 1914 1910-е годы


Киев


* * *


Справа раскинулись пустыри,


С древней, как мир, полоской зари.


Слева, как виселицы, фонари.


Раз, два, три...


А надо всем еще галочий крик


И помертвелого месяца лик


Совсем ни к чему возник.


Это - из жизни не той и не той,


Это - когда будет век золотой,


Это - когда окончится бой,


Это - когда я встречусь с тобой.


29 апреля 1944


Ташкент


* * *


Сразу стало тихо в доме,


Облетел последний мак,


Замерла я в долгой дреме


И встречаю ранний мрак.


Плотно заперты ворота,


Вечер черен, ветер тих.


Где веселье, где забота,


Где ты, ласковый жених?


Не нашелся тайный перстень,


Прождала я много дней,


Нежной пленницею песня


Умерла в груди моей.


1917


* * *


Стал мне реже сниться, слава Богу,


Больше не мерещится везде.


Лег туман на белую дорогу,


Тени побежали по воде.


И весь день не замолкали звоны


Над простором вспаханной земли,


Здесь всего сильнее от Ионы


Колокольни лаврские вдали.


Подстригаю на кустах сирени


Ветки те, что нынче отцвели,


По валам старинных укреплений


Два монаха медленно прошли.


Мир родной, понятный и телесный


Для меня, незрячей, оживи.


Исцелил мне душу царь небесный


Ледяным покоем нелюбви.


1912. Киев


Стансы


Стрелецкая луна. Замоскворечье. Ночь.


Как крестный ход идут часы Страстной недели.


Мне снится страшный сон. Неужто в самом деле


никто, никто, никто не может мне помочь?


В Кремле не надо жить - Преображенец прав.


Здесь зверства древнего еще кишат микробы:


Бориса дикий страх, и всех Иванов злобы,


И Самозванца спесь взамен народных прав.


1940


Старый портрет А.А. Экстер


Сжала тебя золотистым овалом


Узкая, старая рама.


Негр за тобой с голубым опахалом,


Стройная белая дама.


Тонки по-девичьи нежные плечи,


Смотришь надменно-упрямо;


Тускло мерцают высокие свечи,


Словно в преддверии храма.


Возле на бронзовом столике цитра,


Роза в граненом бокале...


В чьих это пальцах дрожала палитра,


В этом торжественном зале?


И для кого эти жуткие губы


Стали смертельной отравой?


Негр за тобою, нарядный и грубый,


Смотрит лукаво.


Осень 1910


Киев


* * *


. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .


Стеклянный воздух над костром


Струится и дрожит,


И сквозь него я вижу дом


. . . . . . . . . . . . . . . . . .


Не мне принадлежит.


1958


Стеклянный звонок


Стеклянный звонок


Бежит со всех ног.


Неужто сегодня срок?


Постой у порога,


Подожди немного,


Меня не трогай


Ради Бога!


1944


Стихи из ненаписанного романа


Как древние в Коломенском ворота


(Они стоят совсем недавно тут,


За ними - ничего, а было что-то),


Так в никуда слова мои ведут.


Но иногда люблю я распахнуть


Вот эти створки - и в далекий путь!


Иль в ближний омут - что одно и то же.


И это все совсем на смерть похоже.


После 1952 1959-1962


Стихи из ненаписанного романа


У кого-то . . . . . есть


. . . . . дом и честь,


У кого-то муж и друг,


Кто-то тайный входит круг,


Кто-то ждет у поворота,


Чтобы умертвить кого-то.


У кого-то ничего,


Кроме голоса его,


Что без толку ночью ноет,


Всех в округе беспокоит.


2 ноября 1958


Стихи о Петербурге


1


Вновь Исакий в облаченье


Из литого серебра.


Стынет в грозном нетерпенье


Конь Великого Петра.


Ветер душный и суровый


С черных труб сметает гарь...


Ах! своей столицей новой


Недоволен государь.


2


Сердце бьется ровно, мерно.


Что мне долгие года!


Ведь под аркой на Галерной


Наши тени навсегда.


Сквозь опущенные веки


Вижу, вижу, ты со мной,


И в руке твоей навеки


Нераскрытый веер мой.


Оттого, что стали рядом


Мы в блаженный миг чудес,


В миг, когда над Летним садом


Месяц розовый воскрес, -


Мне не надо ожиданий


У постылого окна


И томительных свиданий.


Вся любовь утолена.


Ты свободен, я свободна,


Завтра лучше, чем вчера, -


Над Невою темноводной,


Под улыбкою холодной


Императора Петра.


1913


Стокгольмская хартия


Бессмертен день, когда одною грудью


Страна труда восстала против зла


И молвила:


- Бесчестным людям


Не дам творить кровавые дела!


Кто хартию Стокгольмскую подпишет


И кто бороться до конца готов,


Он в этот миг великий зов услышит -


То эхо миллионов голосов, -


Оно к своим врагам неумолимо,


Оно не замолчит и не простит,


А каждое подписанное имя


Как новый шаг по верному пути.


30 июня 1950


Ленинград


* * *


Столько просьб у любимой всегда!


У разлюбленной просьб не бывает.


Как я рада, что нынче вода


Под бесцветным ледком замирает.


И я стану - Христос помоги! -


На покров этот, светлый и ломкий,


А ты письма мои береги,


Чтобы нас рассудили потомки,


Чтоб отчетливей и ясней


Ты был виден им, мудрый и смелый.


В биографии славной твой


Разве можно оставить пробелы?


Слишком сладко земное питье,


Слишком плотны любовные сети.


Пусть когда-нибудь имя мое


Прочитают в учебнике дети,


И, печальную повесть узнав,


Пусть они улыбнутся лукаво...


Мне любви и покоя не дав,


Подари меня горькою славой.


1913


* * *


Столько раз я проклинала


Это небо, эту землю,


Этой мельницы замшелой


Тяжко машущие руки!


А во флигеле покойник,


Прям и сед, лежит на лавке,


Как тому назад три года.


Так же мыши книги точат,


Так же влево пламя клонит


Стеариновая свечка.


И поет, поет постылый


Бубенец нижегородский


Незатейливую песню


О моем веселье горьком.


А раскрашенные ярко


Прямо стали георгины


Вдоль серебряной дорожки,


Где улитки и полынь.


Так случилось: заточенье


Стало родиной второю,


А о первой я не смею


И в молитве вспоминать.


1915


* * *


Стояла долго я у врат тяжелых ада,


Но было тихо и темно в аду...


О, даже Дьяволу меня не надо,


Куда же я пойду?..


23 декабря 1910


Царско Село


* * *


Страх, во тьме перебирая вещи,


Лунный луч наводит на топор.


За стеною слышен стук зловещий -


Что там, крысы, призрак или вор?


В душной кухне плещется водою,


Половицам шатким счет ведет,


С глянцевитой черной бородою


За окном чердачным промелькнет -


И притихнет. Как он зол и ловок,


Спички спрятал и свечу задул.


Лучше бы поблескиванье дул


В грудь мою направленных винтовок,


Лучше бы на площади зеленой


На помост некрашеный прилечь


И под клики радости и стоны


Красной кровью до конца истечь.


Прижимаю к сердцу крестик гладкий:


Боже, мир душе моей верни!


Запах тленья обморочно сладкий


Веет от прохладной простыни.


1921


* * *


Стряслось небывалое, злое,


Никак не избудешь его,


И нас в этой комнате трое,


Что, кажется, хуже всего.


С одной еще сладить могу я,


. . . . . . . . . . . . . . . . . . . .


Но кто мне подсунул другую,


И как с ней теперь совладать.


В одной - и сознанье, и память,


И выдержка лучших времен.


В другой - негасимое пламя.


. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .


Другая - два светлые глаза


И облачное крыло.


Июль 1963


* * * Юнии Анреп


Судьба ли так моя переменилась,


Иль вправду кончена игра?


Где зимы те, когда я спать ложилась


В шестом часу утра?


По-новому, спокойно и сурово,


Живу на диком берегу.


Ни праздного, ни ласкового слова


Уже промолвить не могу.


Не верится, что скоро будут святки.


Степь трогательно зелена.


Сияет солнце. Лижет берег гладкий


Как будто теплая волна.


Когда от счастья томной и усталой


Бывала я, то о такой тиши


С невыразимым трепетом мечтала


И вот таким себе я представляла


Посмертное блуждание души.


1916


Так будет!


Не надо нам земли чужой,


Свою мы создаем, -


И одарил ее водой


Могучий водоем.


Не засуху, не недород,


Не раскаленный прах -


Благоухание несет


Здесь ветер на крылах.


Не будет больше черных бурь,


Губящих как самум,


Увидит свежую лазурь


Пустыня Кара-Кум.


И дети, ясным вечерком


В тени гоня овец,


Уже не ведают, о чем


Печально пел отец...


Но что в моей стране труда


Теперь произошло,


То лучезарным навсегда


В историю вошло.


1951


* * *


Так в великой нашей Отчизне


На глазах наших стал человек


Настоящим хозяином жизни,


Повелителем гор и рек,


Это он осушил трясины,


Черный ветер он задушил,


Города свои в сад соловьиный


Это он,


трудясь, превратил.


И цветут лимонные рощи,


Солнцем радости озарены...


Не от слабости, а от мощи


Стал он грозным врагом войны.


И в устах его мудрое слово,


Лучезарное слово -


мир, -


Что звучит как благовест новый,


Над простыми летя людьми,


Что звездой путеводной светит


Среди зарубежной тьмы


И ответ всех народов встретит:


"Мира ищем и жаждем мы!"


1949


* * *


Так вот он - тот осенний пейзаж,


Которого я так всю жизнь боялась:


И небо - как пылающая бездна,


И звуки города - как с того света


Услышанные, чуждые навеки.


Как будто все, с чем я внутри себя


Всю жизнь боролась, получило жизнь


Отдельную и воплотилось в эти


Слепые стены, в этот черный сад...


А в ту минуту за плечом моим


Мой бывший дом еще следил за мною


Прищуренным, неблагосклонным оком,


Тем навсегда мне памятным окном.


Пятнадцать лет - пятнадцатью веками


Гранитными как будто притворились,


Но и сама была я как гранит:


Теперь моли, терзайся, называй


Морской царевной. Все равно. Не надо...


Но надо было мне себя уверить,


Что это все случалось много раз,


И не со мной одной - с другими тоже,


И даже хуже. Нет, не хуже - лучше.


И голос мой - и это, верно, было


Всего страшней - сказал из темноты:


"Пятнадцать лет назад какой ты песней


Встречала этот день, ты небеса,


И хоры звезд, и хоры вод молила


Приветствовать торжественную встречу


С тем, от кого сегодня ты ушла...


Так вот твоя серебряная свадьба:


Зови ж гостей, красуйся, торжествуй!"


1942


* * *


Так не зря мы вместе бедовали,


Даже без надежды раз вздохнуть -


Присягнули - проголосовали


И спокойно продолжали путь.


Не за то, что чистой я осталась,


Вместе с вами я в ногах валялась


У кровавой куклы палача.


Нет! и не под чуждым небосводом


И не под защитой чуждых крыл -


Я была тогда с моим народом,


Там, где мой народ, к несчастью, был.


1961


* * *


Так отлетают темные души...


- Я буду бредить, а ты не слушай.


Зашел ты нечаянно, ненароком -


Ты никаким ведь не связан сроком,


Побудь же со мною теперь подольше.


Помнишь, мы были с тобою в Польше?


Первое утро в Варшаве... Кто ты?


Ты уж другой или третий? - "Сотый!"


- А голос совсем такой, как прежде.


- Знаешь, я годы жила в надежде,


Что ты вернешься, и вот - не рада.


Мне ничего на земле не надо,


Ни громов Гомера, ни Дантова дива.


Скоро я выйду на берег счастливый:


И Троя не пала, и жив Эабани,


И всё потонуло в душистом тумане.


Я б задремала под ивой зеленой,


Да нет мне покоя от этого звона.


Что он? - то с гор возвращается стадо?


Только в лицо не дохнула прохлада.


Или идет священник с дарами?


А звезды на небе, а ночь над горами...


Или сзывают народ на вече? -


"Нет, это твой последний вечер!"


Осень 1940


* * *


Так просто можно жизнь покинуть эту,


Бездумно и безбольно догореть,


Но не дано Российскому поэту


Такою светлой смертью умереть.


Всего верней свинец душе крылатой


Небесные откроет рубежи,


Иль хриплый ужас лапою косматой


Из сердца, как из губки, выжмет жизнь.


1925


* * *


Так раненого журавля


Зовут другие: курлы, курлы!


Когда осенние поля


И рыхлы, и теплы...


И я, больная, слышу зов,


Шум крыльев золотых


Из плотных низких облаков


И зарослей густых:


"Пора лететь, пора лететь


Над полем и рекой,


Ведь ты уже не можешь петь


И слезы со щеки стереть


Ослабнувшей рукой".


1915


* * *


Так скучай обо мне поскучнее


И побудничнее томись.


1962


* * *


Так уж глаза опускали,


Бросив цветы на кровать,


Так до конца и не знали,


Как нам друг друга назвать.


Так до конца и не смели


Имя произнести,


Словно замедлив у цели


Сказочного пути.


25 февраля 1963


Москва


* * *


Там завтра мое улыбаясь сидело


. . . . . . . . . . . не пило, не ело.


1959


* * *


Там зори из легчайшего огня.


Там. . . . . . . . . . . . . . .тени,


Там музыка рыдала без меня


И без меня упала на колени.


1950-е годы


* * *


Там оперный еще томится Зибель


И заклинает милые цветы,


А здесь уже вошла хозяйкой - гибель,


И эта гибель - это тоже ты.


Конец 1959 или начало 1960 г.


* * *


Там по белым дурманным макам


Серой тучей ползут войска,


И невидимая рука


Роковым отличает знаком


Тех, кого позовет домой,


Когда будет окончен бой.


Апрель-май 1944 Ташкент


* * *


Там такие бродят души, -


Спят такие сны...


И я все согласна слушать,


Кроме тишины.


1962


* * *


Там тень моя осталась и тоскует,


В той светло-синей комнате живет,


Гостей из города за полночь ждет


И образок эмалевый целует.


И в доме не совсем благополучно:


Огонь зажгут, а все-таки темно...


Не оттого ль хозяйке новой скучно,


Не оттого ль хозяин пьет вино


И слышит, как за тонкою стеною


Пришедший гость беседует со мною?


1917


Тамаре Платоновне Карсавиной


Как песню, слагаешь ты легкий танец -


О славе он нам сказал, -


На бледных цеках розовеет румянец,


Темней и темней глаза.


И с каждой минутой все больше пленных,


Забывших свое бытие,


И клонится снова в звуках блаженных


Гибкое тело твое.


<26 марта> 1914


Ташкент зацветает


1


Словно по чьему-то повеленью,


Сразу стало в городе светло -


Это в каждый двор по привиденью


Белому и легкому вошло.


И дыханье их понятней слова,


А подобье их обречено


Среди неба жгуче-голубого


На арычное ложиться дно.


2


Я буду помнить звездный кров


В сиянье вечных слав


И маленьких баранчуков


У чернокосых матерей


На молодых руках.


1944


* * *


Твой белый дом и тихий сад оставлю.


Да будет жизнь пустынна и светла.


Тебя, тебя в моих стихах прославлю,


Как женщина прославить не могла.


И ты подругу помнишь дорогую


В тобою созданном для глаз ее раю,


А я товаром редкостным торгую -


Твою любовь и нежность продаю.


1913


* * *


Твой месяц май, твой праздник - Вознесенье


1962


Творчество


...говорит оно:


Я помню все в одно и то же время,


Вселенную перед собой, как бремя


Нетрудное в протянутой руке,


Как дальний свет на дальнем маяке,


Несу, а в недрах тайно зреет семя


Грядущего...


14 ноября 1959


Ленинград


Творчество


Бывает так: какая-то истома;


В ушах не умолкает бой часов;


Вдали раскат стихающего грома.


Неузнанных и пленных голосов


Мне чудятся и жалобы и стоны,


Сужается какой-то тайный круг,


Но в этой бездне шепотов и звонов


Встает один, все победивший звук.


Так вкруг него непоправимо тихо,


Что слышно, как в лесу растет трава,


Как по земле идет с котомкой лихо...


Но вот уже послышались слова


И легких рифм сигнальные звоночки, -


Тогда я начинаю понимать,


И просто продиктованные строчки


Ложатся в белоснежную тетрадь.


5 ноября 1936


Ленинград, Фонтанный Дом


* * * <Ф.К. Сологубу>


Твоя свирель над тихим миром пела,


И голос смерти тайно вторил ей,


А я, безвольная томилась и пьянела


От сладостной жестокости твоей.


16 марта 1912. Царское Село


* * *


Тебе покорной? Ты сошел с ума!


Покорна я одной Господней воле.


Я не хочу ни трепета, ни боли,


Мне муж - палач, а дом его - тюрьма.


Но видишь ли! Ведь я пришла сама;


Декабрь рождался, ветры выли в поле,


И было так светло в твоей неволе,


А за окошком сторожила тьма.


Так птица о прозрачное стекло


Всем телом бьется в зимнее ненастье,


И кровь пятнает белое крыло.


Теперь во мне спокойствие и счастье.


Прощай, мой тихий, ты мне вечно мил


За то, что в дом свой странницу пустил.


1921


* * *


Тебе, Афродита, слагаю танец,


Танец слагаю тебе.


На бледных щеках розовеет румянец...


Улыбнись моей судьбе.


По ночам ты сходила в чертоги Фрины,


Войди в мой тихий дом.


Лиловый туман пробрался в долины.


Луна над твоим холмом.


Скольжу и тружусь в заревом бессилье.


Богиня! тебе мой гимн.


Руки, как крылья, руки, как крылья,


Над челом золотистый нимб.


Январь 1910


* * *


Тебя прямо в музыку спрячу,


Не в песне . . . . . . . живи


1959(?)


Тень Что знает женщина одна о смертном часе?


О.Мандельштам


Всегда нарядней всех, всех розовей и выше,


Зачем всплываешь ты со дна погибших лет,


И память хищная передо мной колышет


Прозрачный профиль твой за стеклами карет?


Как спорили тогда - ты ангел или птица!


Соломинкой тебя назвал поэт.


Равно на всех сквозь черные ресницы


Дарьяльских глаз струился нежный свет.


О тень! Прости меня, но ясная погода,


Флобер, бессонница и поздняя сирень


Тебя - красавицу тринадцатого года -


И твой безоблачный и равнодушный день


Напомнили... А мне такого рода


Воспоминанья не к лицу. О тень!


9 августа 1940. Вечер


* * *


Теперь никто не станет слушать песен.


Предсказанные наступили дни.


Моя последняя, мир больше не чудесен,


Не разрывай мне сердца, не звени.


Еще недавно ласточкой свободной


Свершала ты свой утренний полет,


А ныне станешь нищенкой голодной,


Не достучишься у чужих ворот.


1917


* * *


Теперь прощай, столица,


Прощай, весна моя,


Уже по мне томится


Корельская земля.


Поля и огороды


Спокойно зелены,


Еще глубоки воды,


И небеса бледны.


Болотная русалка,


Хозяйка этих мест,


Глядит, вздыхая жалко,


На колокольный крест.


А иволга, подруга


Моих безгрешных дней,


Вчера вернувшись с юга,


Кричит среди ветвей,


Что стыдно оставаться


До мая в городах,


В театре задыхаться,


Скучать на островах.


Но иволга не знает,


Русалке не понять,


Как сладко мне бывает


Его поцеловать!


И все-таки сегодня


На тихом склоне дня


Уйду. Страна господня,


Прими к себе меня!


1917


* * *


Теперь я всех благодарю,


Рахмат и хайер говорю


И вам машу платком.


Рахмат, Айбек, рахмат, Чусти,


Рахмат, Тошкент! - прости, прости,


Мой тихий древний дом.


Рахмат и звездам и цветам,


И маленьким баранчукам


У чернокосых матерей


На молодых руках...


Я восемьсот волшебных дней


Под синей чашею твоей,


Лапислазурной чашей


Тобой дышала, жгучий сад...


28 сентября 1945 Ленинград


* * *


Течет река неспешно по долине,


Многооконный на пригорке дом.


А мы живем как при Екатерине:


Молебны служим, урожая ждем.


Перенеся двухдневную разлуку,


К нам едет гость вдоль нивы золотой,


Целует бабушке в гостиной руку


И губы мне на лестнице крутой.


Лето 1917


* * *


Тихо льется тихий Дон,


Желтый месяц входит в дом.


Входит в шапке набекрень -


Видит желтый месяц тень.


Эта женщина больна,


Эта женщина одна,


Муж в могиле, сын в тюрьме,


Помолитесь обо мне.


* * *


То лестью новогоднего сонета,


Из каторжных полученного рук,


То голосом бессмертного квартета,


Когда вступала я в волшебный круг...


Май 1965


* * *


То ли я с тобой осталась,


То ли ты ушел со мной,


Но оно не состоялось,


Разлученье, ангел мой!


И не вздох печали томной,


Не затейливый укор,


Мне внушает ужас темный


Твой спокойный ясный взор.


1909


* * *


То пятое время года,


Только его славословь.


Дыши последней свободой,


Оттого, что это - любовь.


Высоко небо взлетело,


Легки очертанья вещей,


И уже не празднует тело


Годовщину грусти своей.


1913


* * * Прокаженный молился...


Брюсов


То, что я делаю, способен делать каждый.


Я не тонул во льдах, не изнывал от жажды,


И с горсткой храбрецов не брал финляндский дот,


И в бурю не спасал какой-то пароход.


Ложиться спать, вставать, съедать обед убогий


И даже посидеть на камне у дороги,


И даже, повстречав падучую звезду


Иль серых облаков знакомую гряду,


Им улыбнуться вдруг - поди куда как трудно, -


Тем более дивлюсь своей судьбине чудной


И, привыкая к ней, привыкнуть не могу


Как к неотступному и зоркому врагу.


Затем, что из двухсот советских миллионов,


Живущих в благости отеческих законов,


Найдется ль кто-нибудь, кто свой горчайший час


На мой бы променял - я спрашиваю вас,


И не откинул бы с улыбкою сердитой


Мое прозвание как корень ядовитый?


О Господи! Воззри на легкий подвиг мой


И с миром отпусти свершившего домой.


Январь 1941. Фонтанный дом


* * *


Тому прошло семь лет... Трагический Октябрь,


Как листья желтые, сметал людские жизни.


А друга моего последний мчал корабль


От страшных берегов пылающей отчизны.


1923


* * *


Тополевой пушинке я б встречу устроила здесь.


1963


Тост


За эти пламенные зори,


За первый день твой, месяц май!


За тех, кто в воздухе и в море


Родимый охраняет край,


За то, чтобы в советской школе


Звенели голоса детей,


За вновь распаханное поле,


За наших доблестных друзей,


За целость драгоценных всходов


Великих мыслей и трудов,


За то, чтоб воля всех народов


Сковала происки врагов!


1949 - <1 мая> 1950


* * *


Тот август, как желтое пламя,


Пробившееся сквозь дым,


Тот август поднялся над нами,


Как огненный серафим.


И в город печали и гнева


Из тихой Корельской земли


Мы двое - воин и дева -


Студеным утром вошли.


Что сталось с нашей столицей,


Кто солнце на землю низвел?


Казался летящей птицей


На штандарте черный орел.


На дикий лагерь похожим


Стал город пышных смотров,


Слепило глаза прохожим


Сверканье пик и штыков.


И серые пушки гремели


На Троицком гулком мосту,


А липы еще зеленели


В таинственном Летнем саду.


И брат мне сказал: "Настали


Для меня великие дни.


Теперь ты наши печали


И радость одна храни".


Как будто ключи оставил


Хозяйке усадьбы своей,


А ветер восточный славил


Ковыли приволжских степей.


1915


* * *


Тот голос, с тишиной великой споря,


Победу одержал над тишиной.


Во мне еще, как песня или горе,


Последняя зима перед войной.


Белее сводов Смольного собора,


Таинственней, чем пышный Летний сад,


Она была. Не знали мы, что скоро


В тоске предельной поглядим назад.


1917


* * *


Тот город, мной любимый с детства,


В его декабрьской тишине


Моим промотанным наследством


Сегодня показался мне.


Все, что само давалось в руки,


Что было так легко отдать:


Душевный жар, молений звуки


И первой песни благодать -


Все унеслось прозрачным дымом,


Истлело в глубине зеркал...


И вот уж о невозвратимом


Скрипач безносый заиграл


Но с любопытством иностранки,


Плененной каждой новизной,


Глядела я, как мчатся санки,


И слушала язык родной.


И дикой свежестью и силой


Мне счастье веяло в лицо,


Как будто друг от века милый


Входил со мною на крыльцо.


1929


Третий Зачатьевский


Переулочек, переул...


Горло петелькой затянул.


Тянет свежесть с Москва-реки,


В окнах теплятся огоньки.


Покосился гнилой фонарь -


С колокольни идет звонарь...


Как по левой руке - пустырь,


А по правой руке - монастырь,


А напротив - высокий клен


Красным заревом обагрен,


А напротив - высокий клен


Ночью слушает долгий стон.


Мне бы тот найти образок,


Оттого что мой близок срок,


Мне бы снова мой черный платок,


Мне бы невской воды глоток.


1940


* * *


Третью весну встречаю вдали


От Ленинграда.


Третью? И кажется мне, она


Будет последней.


Но не забуду я никогда,


До часа смерти,


Как был отраден мне звук воды


В тени древесной.


Персик зацвел, а фиалок дым


Все благовонней.


Кто мне посмеет сказать, что здесь


Я на чужбине?!


1944-1955


Три осени


Мне летние просто невнятны улыбки,


И тайны в зиме не найду,


Но я наблюдала почти без ошибки


Три осени в каждом году.


И первая - праздничный беспорядок


Вчерашнему лету назло,


И листья летят, словно клочья тетрадок,


И запах дымка так ладанно-сладок,


Все влажно, пестро и светло.


И первыми в танец вступают березы,


Накинув сквозной убор,


Стряхнув второпях мимолетные слезы


На соседку через забор.


Но эта бывает - чуть начата повесть.


Секунда, минута - и вот


Приходит вторая, бесстрастна, как совесть,


Мрачна, как воздушный налет.


Все кажутся сразу бледнее и старше,


Разграблен летний уют,


И труб золотых отдаленные марши


В пахучем тумане плывут...


И в волнах холодных его фимиама


Сокрыта высокая твердь,


Но ветер рванул, распахнулось - и прямо


Всем стало понятно: кончается драма,


И это не третья осень, а смерть.


1943


* * *


Три раза пытать приходила.


Я с криком тоски просыпалась


И видела тонкие руки


И темный насмешливый рот.


"Ты с кем на заре целовалась,


Клялась, что погибнешь в разлуке,


И жгучую радость таила,


Рыдая у черных ворот?


Кого ты на смерть проводила,


Тот скоро, о, скоро умрет".


Был голос как крик ястребиный,


Но странно на чей-то похожий.


Все тело мое изгибалось,


Почувствовав смертную дрожь,


И плотная сеть паутины


Упала, окутала ложе...


О, ты не напрасно смеялась,


Моя непрощенная ложь!


1911


Тринадцать строчек


И наконец ты слово произнес


Не так, как те... что на одно колено -


А так, как тот, кто вырвался из плена


И видит сень священную берез


Сквозь радугу невольных слез.


И вкруг тебя запела тишина,


И чистым солнцем сумрак озарился,


И мир на миг один преобразился,


И странно изменился вкус вина.


И даже я, кому убийцей быть


Божественного слова предстояло,


Почти благоговейно замолчала,


Чтоб жизнь благословенную продлить.


8-12 августа 1963


* * * Вере Ивановой-Шварсалон


Туманом легким парк наполнился,


И вспыхнул на воротах газ.


Мне только взгляд один запомнился


Незнающих, спокойных глаз.


Твоя печаль, для всех неявная,


Мне сразу сделалась близка,


И поняла ты, что отравная


И душная во мне тоска.


Я этот день люблю и праздную,


Приду, как только позовешь.


Меня, и грешную и праздную,


Лишь ты одна не упрекнешь.


1912


* * * Rosa moretur*


Hor. I, посл. ода


Ты, верно, чей-то муж и ты любовник чей-то,


В шкатулке без тебя еще довольно том,


И просит целый день божественная флейта


Ей подарить слова, чтоб льнули к звуках тем.


И загляделась я не на тебя совсем,


Но сколько в сентябре прощальных хризантем.


. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .


Пусть все сказал Шекспир, милее мне Гораций


Он сладость бытия таинственно постиг...


А ты поймал одну из сотых интонаций,


И все недолжное случилось в тот же миг.


1963


* * *


Ты всегда таинственный и новый,


Я тебе послушней с каждым днем.


Но любовь твоя, о друг суровый,


Испытание железом и огнем.


Запрещаешь петь и улыбаться,


А молиться запретил давно.


Только б мне с тобою не расстаться,


Остальное все равно!


Так, земле и небесам чужая,


Я живу и больше не пою,


Словно ты у ада и у рая


Отнял душу вольную мою.


Декабрь 1917


* * *


Ты - отступник: за остров зеленый


Отдал, отдал родную страну,


Наши песни, и наши иконы,


И над озером тихим сосну.


Для чего, лихой ярославец,


Коль еще не лишился ума,


Загляделся на рыжих красавиц


И на пышные эти дома?


Так теперь и кощунствуй, и чванься,


Православную душу губи,


В королевской столице останься


И свободу свою полюби.


Для чего ж ты приходишь и стонешь


Под высоким окошком моим?


Знаешь сам, ты и в море не тонешь,


И в смертельном бою невредим.


Да, не страшны ни море, ни битвы


Тем, кто сам потерял благодать.


Оттого-то во время молитвы


Попросил ты тебя вспоминать.


1917. Слепнево


* * *


Ты выдумал меня. Такой на свете нет,


Такой на свете быть не может.


Ни врач не исцелит, не утолит поэт, -


Тень призрака тебя и день, и ночь тревожит.


Мы встретились с тобой в невероятный год,


Когда уже иссякли мира силы,


Все было в трауре, все никло от невзгод,


И были свежи лишь могилы.


Без фонарей, как смоль был черен невский вал,


Глухая ночь вокруг стеной стояла...


Так вот когда тебя мой голос вызывал!


Что делала - сама еще не понимала.


И ты пришел ко мне, как бы звездой ведом,


По осени трагической ступая,


В тот навсегда опустошенный дом,


Откуда унеслась стихов сожженных стая.


1956


* * *


Ты знаешь, я томлюсь в неволе,


О смерти Господа моля.


Но все мне памятна до боли


Тверская скудная земля.


Журавль у ветхого колодца,


Над ним, как кипень, облака,


В полях скрипучие воротца,


И запах хлеба, и тоска.


И те неяркие просторы,


Где даже голос ветра слаб,


И осуждающие взоры


Спокойных загорелых баб.


1913


* * *


Ты к морю пришел, где увидел меня,


Где, нежность тая, полюбила и я.


Там тени обоих: твоя и моя,


Тоскуют теперь, грусть любви затая.


И волны на берег плывут, как тогда,


Им нас не забыть, не забыть никогда.


И лодка плывет, презирая века,


Туда, где в залив попадает река.


И этому нет и не будет конца,


Как бегу извечному солнца-гонца.


1906


* * *


Ты кто-то из прежней жизни,


А кто - не вспомнить теперь...


На чьей мы скорбели тризне,


В какой мы гибли отчизне,


Зачем мне стучишься в дверь?


Из каких ты склубился бредней


И какого ты ждешь венца?


Уж не ты ль тот самый - последний,


Который после конца


. . . . . . . . . . . . . . . .


В последнюю речь подсудимой


Мои превратили стихи.


После июня 1958


* * * М. Цветаевой


Ты любила меня и жалела,


Ты меня как никто поняла.


Так зачем же твой голос и тело


Смерть до срока у нас отняла?


2 июля 1959


* * *


Ты мне не обещан ни жизнью, ни Богом,


Ни даже предчувствием тайным моим.


Зачем же в ночи перед темным порогом


Ты медлишь, как будто счастьем томим?


Не выйду, не крикну: "О, будь единым,


До смертного часа будь со мной!"


Я только голосом лебединым


Говорю с неправедною луной.


1915


* * *


Ты мог бы мне снится и реже,


Ведь часто встречаемся мы,


Но грустен, взволнован и нежен


Ты только в святилище тьмы.


И слаще хвалы серафима


Мне губ твоих милая лесть...


О, там ты не путаешь имя


Мое. Не вздыхаешь, как здесь.


1914


* * * Вижу я,


Лебедь тешится моя.


Пушкин


Ты напрасно мне под ноги мечешь


И величье, и славу, и власть.


Знаешь сам, что не этим излечишь


Песнопения светлую страсть.


Разве этим развеешь обиду?


Или золотом лечат тоску?


Может быть, я и сдамся для виду.


Не притронусь я дулом к виску.


Смерть стоит все равно у порога.


Ты гони ее или зови,


А за нею темнеет дорога,


По которой пошла я в крови.


А за нею десятилетья


Скуки, страха и той пустоты,


О которой могла бы пропеть я,


Да боюсь, что расплачешься ты.


Что ж, прощай. Я живу не в пустыне.


Ночь со мной и всегдашняя Русь.


Так спаси же меня от гордыни.


В остальном я сама разберусь.


1958


* * *


Ты не хотел меня такой


Какой я очень скоро стала,


[Капризной знаменитой злой] -


И знаменитой и усталой


Таинственною и чужой.


1950-е годы


* * *


Ты первый сдался - я молчала


Пред тем, что нас постигло. Ты!


Ты первый поднял покрывало,


Открыл бессмертные черты.


Осень 1959


* * *


Ты первый, ставший у источника


С улыбкой мертвой и сухой,


Как нас измучил взор пустой,


Твой взор тяжелый - полунощника.


Но годы страшные пройдут,


Ты скоро будешь снова молод,


И сохраним мы тайный холод


Тебе отсчитанных минут.


Между 1912 и 1914


* * *


Ты письмо мое, милый, не комкай.


До конца его, друг, прочти.


Надоело мне быть незнакомкой,


Быть чужой на твоем пути.


Не гляди так, не хмурься гневно.


Я любимая, я твоя.


Не пастушка, не королевна


И уже не монашенка я -


В этом сером, будничном платье,


На стоптанных каблуках...


Но, как прежде, жгуче объятье,


Тот же страх в огромных глазах.


Ты письмо мое, милый, не комкай,


Не плачь о заветной лжи,


Ты его в твоей бедной котомке


На самое дно положи.


1912


* * *


Ты поверь, не змеиное острое жало,


А тоска мою выпила кровь.


В белом поле я тихою девушкой стала,


Птичьим голосом кличу любовь.


И давно мне закрыта дорога иная,


Мой царевич в высоком кремле.


Обману ли его, обману ли? - Не знаю!


Только ложью живу на земле.


Не забыть, как пришел он со мною проститься.


Я не плакала: это судьба.


Ворожу, чтоб царевичу ночью присниться,


Но бессильна моя ворожба.


Оттого ль его сон безмятежен и мирен,


Что я здесь у закрытых ворот,


Иль уже светлоокая, нежная Сирин


Над царевичем песню поет?


1912


* * *


Ты пришел меня утешить, милый,


Самый нежный, самый кроткий...


От подушки приподняться нету силы,


А на окнах частые решетки.


Мертвой, думал, ты меня застанешь,


И принес веночек неискусный.


Как улыбкой сердце больно ранишь,


Ласковый, насмешливый и грустный.


Что теперь мне смертное томленье!


Если ты еще со мной побудешь,


Я у бога вымолю прощенье


И тебе, и всем, кого ты любишь.


Май 1913


Петербург


* * *


Ты прости мне, что я плохо правлю,


Плохо правлю, да светло живу,


Память в песнях о себе оставлю,


И тебе приснилась наяву.


Ты прости, меня еще не зная,


Что навеки с именем моим,


Как с огнем веселым едкий дым,


Сочеталась клевета глухая.


23 августа 1927


* * *


. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .


Ты смертною не можешь сделать душу,


А мудрое согласие с землей


Я никогда и в мыслях не нарушу.


1910-е годы


* * *


Ты, Азия, родина родин!


Вместилище гор и пустынь...


Ни с чем предыдущим не сходен


Твой воздух - он огнен и синь.


Невиданной сказочной ширмой


Соседний мерещится край,


И стаи голубок над Бирмой


Летят в нерушимый Китай.


Великая долго молчала,


Закутавшись в пламенный зной,


И вечную юность скрывала


Под грозной своей сединой.


Но близится светлая эра


К навеки священным местам.


Где ты воспевала Гесера,


Все стали Гесерами там.


И ты перед миром предстала


С оливковой ветвью в руках -


И новая правда звучала


На древних твоих языках.


<До 14 мая> 1944 - 1955


Ташкент


* * *


Ты, крысоловьей дудкою маня,


Был тоже там, где и другие тени...


Но музыка рыдала без меня


И без меня упала на колени.


1950-е годы


* * *


Тяжела ты, любовная память!


Мне в дыму твоем петь и гореть,


А другим - это только пламя,


Чтоб остывшую душу греть.


Чтобы греть пресыщенное тело,


Им надобны слезы мои...


Для того ль я, Господи, пела,


Для того ль причастилась любви!


Дай мне выпить такой отравы,


Чтобы сделалась я немой,


И мою бесславную славу


Осиянным забвением смой.


1914


* * *


У меня есть улыбка одна:


Так, движенье чуть видное губ.


Для тебя я ее берегу -


Ведь она мне любовью дана.


Все равно, что ты наглый и злой,


Все равно, что ты любишь других.


Предо мной золотой аналой,


И со мной сероглазый жених.


1913


* * *


Уводили тебя на рассвете,


За тобой, как на выносе, шла,


В темной горнице плакали дети,


У божницы свеча оплыла.


На губах твоих холод иконки.


Смертный пот на челе... не забыть!


Буду я, как стрелецкие женки,


Под кремлевскими башнями выть.


1935


* * *


Угадаешь ты ее не сразу


[Жуткую и темную] заразу,


Ту, что люди нежно называют,


От которой люди умирают.


Первый признак - странное веселье,


Словно ты пила хмельное зелье,


А второй - печаль, печаль такая,


Что нельзя вздохнуть, изнемогая,


Только третий - самый настоящий:


Если сердце замирает чаще


И горят в туманном взоре свечи,


Это значит - вечер новой встречи...


[Ночью ты предчувствием томима:


Над собой увидишь Серафима.


А лицо его тебе знакомо...


И накинет душная истома


На тебя атласный черный полог.


Будет сон твой тяжек и недолог...


А наутро встанешь с новою загадкой,


Но уже не ясной и не сладкой,


И омоешь пыточною кровью


То, что люди назвали любовью.]


1910-е годы


* * *


Углем наметил на левом боку


Место, куда стрелять,


Чтоб выпустить птицу - мою тоску


В пустынную ночь опять.


Милый! не дрогнет твоя рука,


И мне недолго терпеть.


Вылетит птица - моя тоска,


Сядет на ветку и станет петь.


Чтоб тот, кто спокоен в своем дому,


Раскрывши окно, сказал:


"Голос знакомый, а слов не пойму", -


И опустил глаза.


1914


* * *


Угощу под заветнейшим кленом


Я беседой тебя не простой -


Тишиною с серебряный звоном


И колодезной чистой водой, -


И не надо страдальческим стоном


Отвечать... Я согласна, - постой, -


В этом сумраке темно-зеленом


Был предчувствий таинственный зной.


1961. Комарово


* * *


Удивляйтесь, что была печальней


Между молотом и наковальней,


Чем когда-то в юности была...


После 1948


Уединение


Так много камней брошено в меня,


Что ни один из них уже не страшен,


И стройной башней стала западня,


Высокою среди высоких башен.


Строителей ее благодарю,


Пусть их забота и печаль минует.


Отсюда раньше вижу я зарю,


Здесь солнца луч последний торжествует.


И часто в окна комнаты моей


Влетают ветры северных морей,


И голубь ест из рук моих пшеницу...


А не дописанную мной страницу -


Божественно спокойна и легка,


Допишет Музы смуглая рука.


1914. Слепнево


* * *


Уж я ль не знала бессонницы


Все пропасти и тропы,


Но эта как топот конницы


Под вой одичалой трубы.


Вхожу в дома опустелые,


В недавний чей-то уют.


Всё тихо, лишь тени белые


В чужих зеркалах плывут.


И что там в тумане - Дания,


Нормандия или тут


Сама я бывала ранее,


И это - переиздание


Навек забытых минут?


1940


* * *


Узнала я, как опадают лица,


Как из-под век выглядывает страх,


Как клинописи жесткие страницы


Страдание выводит на щеках,


Как локоны из пепельных и черных


Серебряными делаются вдруг,


Улыбка вянет на губах покорных,


И в сухоньком смешке дрожит испуг.


И я молюсь не о себе одной,


А обо всех, кто там стоял со мною,


И в лютый холод, и в июльский зной,


Под красною ослепшею стеною.


* * *


Уложила сыночка кудрявого


И пошла на озеро по воду,


Песни пела, была веселая,


Зачерпнула воды и слушаю:


Мне знакомый голос прислышался,


Колокольный звон


Из-под синих волн,


Так у нас звонили в граде Китеже.


Вот большие бьют у Егория,


А меньшие с башни Благовещенской,


Говорят они грозным голосом:


"Ах, одна ты ушла от приступа,


Стона нашего ты не слышала,


Нашей горькой гибели не видела.


Но светла свеча негасимая


За тебя у престола Божьего.


Что же ты на земле замешкалась


И венец надеть не торопишься?


Распустился твой крин во полунощи,


И фата до пят тебе соткана.


Что ж печалишь ты брата-воина


И сестру-голубицу схимницу,


Своего печалишь ребеночка?.."


Как последнее слово услышала,


Света я пред собою не взвидела,


Оглянулась, а до в огне горит.


Март 1940


* * *


Улыбнулся, вставши на пороге,


Умерло мерцание свечи.


Сквозь него я вижу пыль дороги


И косые лунные лучи.


1908


Балаклава


Умеръ


Четыре буквы, вечный мрак!


И . . . . . . . . . лице...


И почему-то твердый знак


Всегда торчит в конце...


Так значит больше ничего


Никак и никогда


. . . . . . . . . . . . .


. . . . . . . . . . . . .


1958


* * *


Умирая, томлюсь о бессмертье.


Низко облако пыльной мглы...


Пусть хоть голые красные черти,


Пусть хоть чан зловонной смолы.


Приползайте ко мне, лукавьте,


Угрозы из ветхих книг,


Только память вы мне оставьте,


Только память в последний миг.


Чтоб в томительной веренице


Не чужим показался ты,


Я готова платить сторицей


За улыбки и за мечты.


Смертный час, наклонясь, напоит


Прозрачною сулемой.


А люди придут, зароют


Мое тело и голос мой.


1912


Утешение Там Михаил Архистратиг


Его зачислил в рать свою.


Н. Гумилев


Вестей от него не получишь больше,


Не услышишь ты про него.


В объятой пожарами, скорбной Польше


Не найдешь могилы его.


Пусть дух твой станет тих и покоен,


Уже не будет потерь:


Он Божьего воинства новый воин,


О нем не грусти теперь.


И плакать грешно, и грешно томиться


В милом, родном дому.


Подумай, ты можешь теперь молиться


Заступнику своему.


1914


* * *


Уходи опять в ночные чащи,


Там поет бродяга-соловей,


Слаще меда, земляники слаще,


Даже слаще ревности моей.


1920-1930-е годы (?)


Учитель Памяти Иннокентия Анненского


А тот, кого учителем считаю,


Как тень прошел и тени не оставил,


Весь яд впитал, всю эту одурь выпил,


И славы ждал, и славы не дождался,


Кто бы предвестьем, предзнаменованьем,


Всех пожалел, во всех вдохнул томленье -


И задохнулся...


* * *


Хвалы эти мне не по чину,


И Сафо совсем ни при чем.


Я знаю другую причину,


О ней мы с тобой не прочтем.


Пусть кто-то спасается бегством,


Другие кивают из ниш,


Стихи эти были с подтекстом


Таким, что как в бездну глядишь.


А бездна та манит и тянет,


И ввек не доищешься дна,


И ввек говорить не устанет


Пустая ее тишина.


<1959>


Хозяйка Е. С. Булгаковой


В этой горнице колдунья


До меня жила одна:


Тень ее еще видна


Накануне новолунья,


Тень ее еще стоит


У высокого порога,


И уклончиво и строго


На меня она глядит.


Я сама не из таких,


Кто чужим подвластен чарам,


Я сама... Но, впрочем, даром


Тайн не выдаю своих.


5 августа 1943


Ташкент


* * *


Хозяйка румяна, и ужин готов,


И царствует где-то Борис Годунов...


Июнь-июль 1961


Москва. На Ордынке


* * *


Хорони, хорони меня, ветер!


Родные мои не пришли,


Надо мною блуждающий ветер


И дыханье тихой земли.


Я была, как и ты, свободной,


Но я слишком хотела жить.


Видишь, ветер, мой труп холодный,


И некому руки сложить.


Закрой эту черную рану


Покровом вечерней тьмы


И вели голубому туману


Надо мною читать псалмы.


Чтобы мне легко, одинокой,


Отойти к последнему сну,


Прошуми высокой осокой


Про весну, про мою весну.


1909. Киев


* * *


Хорошо здесь: и шелест и хруст;


С каждым утром сильнее мороз,


В белом пламени клонится куст


Ледяных ослепительных роз.


И на пышных парадных снегах


Лыжный след, словно память о том,


Что в каких-то далеких веках


Здесь с тобою прошли мы вдвоем.


1922


* * *


Хорошо поют синицы,


У павлина яркий хвост,


Но милее нету птицы


Вашей славной "Алконост"


1922


* * *


Хочешь знать, как все это было?


Три в столовой пробило,


И, прощаясь, держась за перила,


Она словно с трудом говорила:


"Это все... Ах, нет, я забыла,


Я люблю вас, я вас любила


Еще тогда!" -


"Да".


1911


Художнику


Мне все твоя мерещится работа,


Твои благословенные труды:


Лип, навсегда осенних, позолота


И синь сегодня созданной воды.


Подумай, и тончайшая дремота


Уже ведет меня в твои сады,


Где, каждого пугаясь поворота,


В беспамятстве ищу твои следы.


Войду ли я под свод преображенный,


Твоей рукою в небо превращенный,


Чтоб остудился мой постылый жар?..


Там стану я блаженною навеки


И, раскаленные смежая веки,


Там снова обрету я слезный дар.


1924


* * *


Хулимые, хвалимые,


Ваш голос прост и дик.


Вы - непереводимые


Ни на один язык.


Войдете вы в забвение,


Как люди входят в храм.


Мое благословение


Я вам на это дам.


<1963>


Царскосельская ода


Девятисотые года А в переулке забор дощатый...


Н.Г.


Настоящую оду


Нашептало... Постой,


Царскосельскую одурь


Прячу в ящик пустой.


В роковую шкатулку,


В кипарисный ларец,


А тому переулку


Наступает конец.


Здесь не Темнк, не Шуя -


Город парков и зал,


Но тебя опишу я,


Как свой Витебск - Шагал.


Тут ходили по струнке,


Мчался рыжий рысак,


Тут еще до чугунки


Был знатнейший кабак.


Фонари на предметы


Лили матовый свет,


И придворной кареты


Промелькнул силуэт.


Так мне хочется, чтобы


Появиться могли


Голубые сугробы


С Петербургом вдали.


Здесь не древние клады,


А дощатый забор,


Интендантские склады


И извозчичий двор.


Шепелявя неловко


И с грехом пополам,


Молодая чертовка


Там гадает гостям.


Там солдатская шутка


Льется, желчь не тая..


Полосатая будка


И махорки струя.


Драли песнями глотку


И клялись попадьей,


Пили допоздна водку,


Заедали кутьей.


Ворон криком прославил


Этот призрачный мир...


А на розвальнях правил


Великан-кирасир.


1961


Комарово


Царскосельская статуя Н.В.Н.


Уже кленовые листы


На пруд слетают лебединый,


И окровавлены кусты


Неспешно зреющей рябины,


И ослепительно стройна,


Поджав незябнущие ноги,


На камне северном она


Сидит и смотрит на дороги.


Я чувствовала смутный страх


Пред этой девушкой воспетой.


Играли на ее плечах


Лучи скудеющего света.


И как могла я ей простить


Восторг твоей хвалы влюбленной.


Смотри, ей весело грустить,


Такой нарядно обнаженной.


1916


Царскосельские строки Памяти Н.С.Г.


Пятым действием драмы


Веет воздух осенний,


Каждая клумба в парке


Кажется свежей могилой.


Справлена чистая тризна,


И больше нечего делать,


Что же я медлю, словно


Скоро свершится чудо?


Так тяжелую лодку долго


У пристани слабой рукою


Удерживать можно, прощаясь


С тем, кто остался на суше.


1921. Царское Село.


* * *


Цветов и неживых вещей


Приятен запах в этом доме.


У грядок груды овощей


Лежат, пестры, на черноземе.


Еще струится холодок,


Но с парников снята рогожа.


Там есть прудок, такой прудок,


Где тина на парчу похожа.


А мальчик мне сказал, боясь,


Совсем взволнованно и тихо,


Что там живет большой карась


И с ним большая карасиха.


1913


* * *


Цветы, холодные от рос


И близкой осени дыханья,


Я рву для пышных, жарких кос,


Еще не знавших увяданья.


В их ночи душно-смоляной,


Повитой сладостною тайной,


Они надышатся весной


Ее красы необычайной.


Но в вихре звуков и огней


С главы сияющей, порхая,


Они падут - и перед ней


Умрут, едва благоухая.


И, движим верною тоской,


Их усладит мой взор покорный, -


Благоговеющей рукой


Сберет любовь их прах тлетворный.


<Декабрь> 1914


* * * Н.В.Н.<едоброво>


Целый год ты со мной неразлучен,


А как прежде и весел и юн!


Неужели же ты не измучен


Смутной песней затравленных струн, -


Тех, что прежде, тугие, звенели,


А теперь только стонут слегка,


И моя их терзает без цели


Восковая, сухая рука...


Верно, мало для счастия надо


Тем, кто нежен и любит светло,


Что ни ревность, ни гнев, ни досада


Молодое не тронут чело.


Тихий, тихий, и ласки не просит,


Только долго глядит на меня


И с улыбкой блаженной выносит


Страшный бред моего забытья.


1914


* * *


Целый день провела у окошка


И томилась: "Скорей бы гроза".


Раз у дикой затравленной кошки


Я заметил такие глаза.


Верно, тот, кого ждешь, не вернется,


И последние сроки прошли.


Душный зной, словно олово, льется


От небес до иссохшей земли.


Ты тоской только сердце измучишь,


Глядя в серую тусклую мглу.


И мне кажется - вдруг замяучишь,


Изгибаясь на грязном полу.


Лето 1911


Слепнево


* * *


Чем хуже этот век предшествующих? Разве


Тем, что в чаду печали и тревог


Он к самой черной прикоснулся язве,


Но исцелить ее не мог.


Еще на западе земное солнце светит


И кровли городов в его лучах блестят,


А здесь уж белая дома крестами метит


И кличет воронов, и вороны летят.


1919


Через 23 года


Я гашу те заветные свечи,


Мой окончен волшебный вечер, -


Палачи, самозванцы, предтечи


И, увы, прокурорские речи,


Все уходит - мне снишься ты.


Доплясавший свое пред ковчегом,


За дождем, за ветром, за снегом


Тень твоя над бессмертным брегом,


Голос твой из недр темноты.


И по имени - как неустанно


Вслух зовешь меня снова... "Анна!"


Говоришь мне, как прежде, - "Ты".


13 мая 1963. Комарово


Холодно, сыро, мелкий дождь.


* * *


Через много лет. Последнее слово


Ты стихи мои требуешь прямо...


Как-нибудь проживешь и без них.


Пусть в крови не осталось и грамма,


Не впитавшего горечи их.


Мы сжигаем несбыточной жизни


Золотые и пышные дни,


И о встрече в небесной отчизне


Нам ночные не шепчут огни.


И от наших великолепий


Холодочка струится волна,


Словно мы на таинственном склепе


Чьи-то, вздрогнув, прочли имена.


Не придумать разлуку бездонней,


Лучше б сразу тогда - наповал...


И, наверное, нас разлученней


В этом мире никто не бывал.


1963. Москва


* * *


Черная вилась дорога,


Дождик моросил,


Проводить меня немного


Кто-то попросил.


Согласилась, да забыла


На него взглянуть,


А потом так странно было


Вспомнить этот путь.


Плыл туман, как фимиамы


Тысячи кадил.


Спутник песенкой упрямо


Сердце бередил.


Помню древние ворота


И конец пути -


Там со мною шедший кто-то


Мне сказал: "Прости..."


Медный крестик дал мне в руки,


Словно брат родной...


И я всюду слышу звуки


Песенки степной.


Ах, я дома как не дома -


Плачу и грущу.


Отзовись, мой незнакомый,


Я тебя ищу!


1913


* * *


Чернеет дорога приморского сада,


Желты и свежи фонари.


Я очень спокойная. Только не надо


Со мною о нем говорить.


Ты милый и верный, мы будем друзьями...


Гулять, целоваться, стареть...


И легкие месяцы будут над нами,


Как снежные звезды, лететь.


1914


* * *


Четыре времени года


Сегодня я туда вернусь,


Где я была весной.


Я не горюю, не сержусь,


И только мрак со мной.


Как он глубок и бархатист,


Он всем всегда родной,


Как с дерева летящий лист,


Как ветра одинокий свист


Над гладью ледяной.


12 октября 1959. Ордынка


Читатель


Не должен быть очень несчастным


И, главное, скрытным. О нет! -


Чтобы быть современнику ясным,


Весь настежь распахнут поэт.


И рампа торчит под ногами,


Все мертвенно, пусто, светло,


Лайм-лайта холодное пламя


Его заклеймило чело.


А каждый читатель как тайна,


Как в землю закопанный клад,


Пусть самый последний, случайный,


Всю жизнь промолчавший подряд.


Там все, что природа запрячет,


Когда ей угодно, от нас.


Там кто-то беспомощно плачет


В какой-то назначенный час.


И сколько там сумрака ночи,


И тени, и сколько прохлад,


Там те незнакомые очи


До света со мной говорят,


За что-то меня упрекают


И в чем-то согласны со мной...


Так исповедь льется немая,


Беседы блаженнейший зной.


Наш век на земле быстротечен


И тесен назначенный круг,


А он неизменен и вечен -


Поэта неведомый друг.


23 июля 1959


Комарово


Читая "Гамлета"


1


У кладбища направо пылил пустырь,


А за ним голубела река.


Ты сказал мне: "Ну что ж, иди в монастырь


Или замуж за дурака..."


Принцы только такое всегда говорят,


Но я эту запомнила речь, -


Пусть струится она сто веков подряд


Горностаевой мантией с плеч.


2


И как будто по ошибке


Я сказала: "Ты..."


Озарила тень улыбки


Милые черты.


От подобных оговорок


Всякий вспыхнет взор...


Я люблю тебя, как сорок


Ласковых сестер.


1909


* * *


...что с кровью рифмуется


Кровь отравляет


И самой кровавой в мире бывает.


1960-1965


* * * Ан. Н.


Что нам разлука? - Лихая забава,


Беды скучают без нас, -


Спьяну ли валится в горницу слава,


Бьет ли тринадцатый час.


Или забыты, забиты, за... кто там


Так научился стучать?


Вот и идти мне обратно к воротам


Новое горе встречать.


1959


* * *


Что таится в зеркале? - Горе...


Что шумит за стеной? - Беда.


1961


* * *


Что там клокотало за дверью стеклянной,


То, может быть, не было мной.


Декабрь 1965 - январь 1966


* * *


Что ты бродишь неприкаянный,


Что глядишь ты не дыша?


Верно, понял: крепко спаяна


На двоих одна душа.


Будешь, будешь мной утешенным,


Как не снилось никому,


А обидишь словом бешеным -


Станет больно самому.


1922


* * *


Что ты можешь еще подарить? -


Той сияющей сущности пламя,


Вечность вечную и меж камнями


Место, где мои кости сложить.


Кто придумал тебя, кто привел


В миг, когда угрожало удушье


. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .


Вечность - вечная - дело пустое.


Октябрь 1959


* * *


Что у нас общего? Стрелка часов


И направление ветра?


Иль в глубине оснеженных лесов


Очерк мгновенного кедра.


Сон? - что как будто ошибся дверьми


И в красоте невозвратной


Снился ни в чем не повинной - возьми


Страшный подарок обратно...


1962 Комарово


* * *


Что-то неладно со мною опять...


Сердце колотится сиро.


Кровь мою солнцу пора показать,


Старому лекарю мира!


<1945>


* * *


Чтоб я не предавалась суесловью.


А между ними маленькая дверь.


Железная, запачканная кровью.


1963


* * *


Чугунная ограда,


Сосновая кровать.


Как сладко, что не надо


Мне больше ревновать.


Постель мне стелют эту


С рыданьем и мольбой;


Теперь гуляй по свету


Где хочешь. Бог с тобой!


Теперь твой слух не ранит


Неистовая речь,


Теперь никто не станет


Свечу до утра жечь.


Добились мы покою


И непорочных дней...


Ты плачешь - я не стою


Одной слезы твоей.


1921


* * *


Чьи нас душили кровавые пальцы?


1963


* * *


Шелестит о прошлом старый дуб.


Лунный луч лениво протянулся.


Я твоих благословенных губ


Никогда мечтою не коснулся.


Бледный лоб чадрой лиловой сжат.


Ты со мною. Тихая, больная.


Пальцы холодеют и дрожат,


Тонкость рук твоих припоминая.


Я молчал так много тяжких лет.


Пытка встреч еще неотвратима.


Как давно я знаю твой ответ:


Я люблю и не была любима.


Февраль 1911


* * *


Шелестит, опадая орешник,


. . . . . . . . . . . . . . . . . . . .


Где алмазный сиял семисвечник,


Там мне светит одна темнота.


. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .


Недостойные видеть друг друга


Мы с того заповедного луга


19 октября 1963


* * *


Шепчет: "Я не пожалею


Даже то, что так люблю -


Или будь совсем моею,


Или я тебя убью".


Надо мной жужжит, как овод,


Непрестанно столько дней


Этот самый скучный довод


Черной ревности твоей.


Горе душит - не задушит,


Вольный ветер слезы сушит,


А веселье, чуть погладит,


Сразу с бедным сердцем сладит.


1922


* * *


Широк и желт вечерний свет,


Нежна апрельская прохлада.


Ты опоздал на много лет,


Но все-таки тебе я рада.


Сюда ко мне поближе сядь,


Гляди веселыми глазами:


Вот эта синяя тетрадь -


С моими детскими стихами.


Прости, что я жила скорбя


И солнцу радовалась мало.


Прости, прости, что за тебя


Я слишком многих принимала.


1915


* * *


Широко распахнуты ворота,


Липы нищенски обнажены,


И темна сухая позолота


Нерушимой вогнутой стены.


Гулом полны алтари и склепы,


И за Днепр широкий звон летит.


Так тяжелый колокол Мазепы


Над Софийской площадью гудит.


Все грозней бушует, непреклонный,


Словно здесь еретиков казнят,


А в лесах заречных, примиренный,


Веселит пушистых лисенят.


1921


* * *


Шутки - шутками, а сорок


Гладких лет в тюрьме,


Пиршества из черствых корок,


Чумный страх во тьме,


Одиночество такое,


Что - сейчас в музей,


И предательство двойное


Близких и друзей.


. . . . . . . . . . . . .


22 июля 1960


(после операции 7 июля)


Красная Конница


* * *


Щели в саду вырыты,


Не горят огни.


Питерские сироты,


Детоньки мои!


Под землей не дышится,


Боль сверлит висок,


Сквозь бомбежку слышится


Детский голосок.


Эпиграмма


Здесь девушки прекраснейшие спорят


За честь достаться в жены палачам.


Здесь праведных пытают по ночам,


И голодом неутомимых морят.


1924


Эпиграмма


Могла ли Биче словно Дант творить,


Или Лаура жар любви восславить?


Я научила женщин говорить...


Но, боже, как их замолчать заставить!


Лето 1957


Комарово


* * *


Эта встреча никем не воспета,


И без песен печаль улеглась.


Наступило прохладное лето,


Словно новая жизнь началась.


Сводом каменным кажется небо,


Уязвленное желтым огнем,


И нужнее насущного хлеба


Мне единое слово о нем.


Ты, росой окропляющий травы,


Вестью душу мою оживи, -


Не для страсти, не для забавы,


Для великой земной любви.


1916


* * *


Это и не старо и не ново,


Ничего нет сказочного тут.


Как Отрепьева и Пугачева,


Так меня тринадцать лет клянут.


Неуклонно, тупо и жестоко,


И неодолимо, как гранит,


От Либавы до Владивостока


Грозная анафема звучит.


1959


* * *


Это просто, это ясно,


Это всякому понятно,


Ты меня совсем не любишь,


Не полюбишь никогда.


Для чего же так тянуться


Мне к чужому человеку,


Для чего же каждый вечер


Мне молиться за тебя?


Для чего, бросив друга


И кудрявого ребенка,


Бросив город мой любимый


И родную сторону,


Черной нищенкой скитаюсь


По столице иноземной?


О, как весело мне думать,


Что тебя увижу я!


1917


* * *


Это рысьи глаза твои, Азия,


Что-то высмотрели во мне,


Что-то выдразнили подспудное


И рожденное тишиной,


И томительное, и трудное,


Как полдневный термезский зной.


Словно вся прапамять в сознание


Раскаленной лавой текла,


Словно я свои же рыдания


Из чужих ладоней пила.


1945


* * *


Это с тобой я встречала тогда


Первую старость.


4 февраля 1959


* * *


Это скуки первый слой


...самой злой,


Но минуй его скорее -


дальше, глубже - в ту аллею,


где лишь сосен тишина


и случайная луна,


а кругом - наверное, осень...


1958-1959


* * *


Это те, что кричали: "Варраву


Отпусти для праздника...", те,


Что велели Сократу отраву


Пить в тюремной глухой тесноте.


Им бы этот же вылить напиток


В их невинно клевещущий рот,


Этим милый любителям пыток,


Знатокам в производстве сирот.


<1961>


* * *


...это тот, кто сам мне подал цитру


В тихий час земных чудес,


Это тот, кто на твою палитру


Бросил радугу с небес.


1914


* * *


Это ты осторожно коснулсяОчарованной жизни моей


Околдованной


1959-1962 (?)


* * *


Этой ивы листы в девятнадцатом веке увяли...


Чтобы в строчке стиха серебриться свежее стократ,


Одичалые розы пурпурным шиповником стали,


А лицейские гимны все так же заздравно звучат.


Полстолетья прошло... Щедро взыскана дивной судьбою,


Я в беспамятстве дней забывала теченье годов, -


И туда не вернусь! Но возьму и за Лету с собою


Очертанья живые моих царскосельских садов.


1957


Эхо


В прошлое давно пути закрыты,


И на что мне прошлое теперь?


Что там? - окровавленные плиты,


Или замурованная дверь,


Или эхо, что еще не может


Замолчать, хотя я так прошу...


С этим эхом приключилось то же,


Что и с тем, что в сердце я ношу.


1960


Юдифь


В шатре опустилась полночная мгла,


Светильник задула, лампады зажгла.


Глаза Олоферна огней горячей


Пылают они от Юдифи речей.


- Сегодня, владыка, я буду твоей


Раскинься привольней, вина мне налей.


Ты мой повелитель отныне, а я


Твоя безраздельно, навеки твоя.


От ласк предвкушаемых ты захмелел...


Так что же лицо моё бело как мел?


Иль я не Юдифь, не Израиля дочь?


Умру, но сумею народу помочь.


Заснул Олоферн на кровавых коврах.


Покинь мою душу тревога и страх.


Пускай непосилен для женщины меч,


Поможет мне Бог Олоферну отсечь


Тяжелую голову, что поднимал,


Когда моим сказкам, как мальчик, внимал.


Когда говорил, что меня возлюбил,


Не знал он, что час его смертный пробил.


Рассвета проникла в шатер бирюза.


Молили главы отсеченной глаза:


- Юдифь, руку я ведь направил твою,


Меня ты попрала в неравном бою.


Прощай же, Израиля ратная дочь,


Тебе не забыть Олоферна и ночь.


1922


(Записала в 1945)


* * *


Я бросила тысячи звонниц


В мою ледяную Неву,


И я королевой бессониц


С той ночи повсюду слыву.


1959


Я была тебе весной и песней,


А потом была еще чудесней,


А теперь меня на свете нет.


1958


* * *


Я в этой церкви слушала Канон


Андрея Критского в день строгий и печальный.


И с той поры великопостный звон


Все семь недель до полночи пасхальной


Сливался с беспорядочной стрельбой.


Прощались все друг с другом на минуту,


Чтоб никогда не возвратиться...


/1920-е годы/


* * *


Я видел поле после града


И зачумленные стада,


Я видел грозди винограда,


Когда настали холода.


Еще я помню, как виденье,


Степной пожар в ночной тиши...


Но страшно мне опустошенье


Твоей замученной души.


Как много нищих. Будь же нищей -


Отрой бесслезные глаза.


Да озарит мое жилище


Их неживая бирюза!


1913


* * *


Я всем прощение дарую


И в Воскресение Христа


Меня предавших в лоб целую,


А не предавшего - в уста.


1946 Москва


* * *


Я выбрала тех, с кем хотела молчать


В душистом спокойном тепле,


Какое мне дел, что тень та опять


На черном мелькнула стекле?


1963


* * *


Я гибель накликала милым,


И гибли один за другим.


О, горе мне! Эти могилы


Предсказаны словом моим.


Как вороны кружатся, чуя


Горячую, свежую кровь,


Так дикие песни, ликуя,


Моя насылала любовь.


С тобою мне сладко и знойно,


Ты близок, как сердце в груди.


Дай руку мне, слушай спокойно.


Тебя заклинаю: уйди.


И пусть не узнаю я, где ты,


О Муза, его не зови,


Да будет живым, не воспетым


Моей не узнавший любви.


1921


* * *


Я горькая и старая. Морщины


Покрыли сетью желтое лицо,


Спина согнулась и трясутся руки.


А мой палач глядит веселым взором


И хвалится искусною работой,


Рассматривая на поблекшей коже


Следы побоев. Господи, прости!


1919. Петербург. Шереметевский дом


* * *


Я давно не верю в телефоны,


В радио не верю, в телеграф.


У меня на все свои законы


И, быть может, одичалый нрав.


Всякому зато могу присниться,


И не надо мне лететь на "Ту",


Чтобы где попало очутиться,


Покорить любую высоту.


24 декабря 1959


Ленинград, Красная Конница


* * *


Я еще сегодня дома,


Но уже


Все немножко незнакомо -


Вещи в тайном мятеже.


И шушукаются, словно


Где им? что им? - без меня,


Будто в деле уголовном


Возникает западня.


Ноябрь 1964


* * *


Я живу, как кукушка в часах,


Не завидую птицам в лесах.


Заведут - и кукую.


Знаешь, долю такую


Лишь врагу


Пожелать я могу.


1911


* * *


. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .


Я знаю, с места не сдвинуться


От тяжести Виевых век.


О, если бы вдруг откинуться


В какой-то семнадцатый век.


С душистою веткой березовой


Под Троицу в церкви стоять,


С боярынею Морозовой


Сладимый медок попивать.


А после на дровнях, в сумерки,


В навозном снегу тонуть.


Какой сумасшедший Суриков


Мой последний напишет путь?


1937


* * *


Я знаю, ты моя награда


За годы боли и труда,


За то, что я земным отрадам


Не предавалась никогда,


За то, что я не говорила


Возлюбленному: "Ты любим".


За то, что всем я все простила,


Ты будешь Ангелом моим.


1916


* * *


Я и плакала и каялась,


Хоть бы с неба грянул гром!


Сердце темное измаялось


В нежилом дому твоем.


Боль я знаю нестерпимую,


Стыд обратного пути...


Страшно, страшно к нелюбимому,


Страшно к тихому войти.


А склонюсь к нему нарядная,


Ожерельями звеня,


Только спросит: "Ненаглядная!


Где молилась за меня?"


1911


* * *


Я играю в ту самую игру,


От которой я и умру.


Но лучшего ты мне придумать не мог,


Но зачем же такой переполох?


17 декабря 1963


* * *


Я именем твоим не оскверняю уст.


Ничто греховное мой сон не посещает,


Лишь память о тебе как тот библейский куст


Семь страшных лет мне путь мой освещает.


И как приворожить меня прохожий мог,


Веселый человек с зелеными глазами,


Любимец девушек, наездник и игрок.


. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .


Тому прошло семь лет. Прославленный Октябрь,


Как листья желтые, сметал людские жизни.


А друга моего последний мчал корабль


От страшных берегов пылающей отчизны.


1925 (?)/БО-2,39


* * *


Я любимого нигде не встретила:


Столько стран прошла напрасно.


И, вернувшись, я Отцу ответила:


"Да, Отец! - твоя земля прекрасна.


Нежило мне тело море синее,


Звонка, звонко пели птицы томные.


А в родной стране от ласки инея


Поседели сразу косы темные.


Там в глухих скитах монахи молятся


Длинными молитвами, искусными...


Знаю я, когда земля расколется,


Поглядишь ты вниз очами грустными.


Я завет твой, Господи, исполнила


И на зов твой радостно ответила,


На твоей земле я все запомнила,


И любимого нигде не встретила".


<1914>


* * * О. Мандельштаму


Я над ними склонюсь как над чашей,


В них заветных заметок не счесть -


Окровавленной юности нашей


Это черная нежная весть.


Тем же воздухом, так же над бездной


Я дышала когда-то в ночи,


В той ночи и пустой и железной,


Где напрасно зови и кричи.


О, как пряно дыханье гвоздики,


Мне когда-то приснившейся там, -


Это кружатся Эвридики,


Бык Европу везет по волнам.


Это наши проносятся тени


Над Невой, над Невой, над Невой,


Это плещет Нева о ступени,


Это пропуск в бессмертие твой.


Это ключики от квартиры,


О которой теперь ни гугу...


Этот голос таинственной лиры,


На загробном гостящей лугу.


1957


* * *


Я написала слова,


Что долго сказать не смела.


Тупо болит голова,


Странно немеет тело.


Смолк отдаленный рожок,


В сердце все те же загадки,


Легкий осенний снежок


Лег на крокетной площадке.


Листьям последним шуршать!


Мыслям последним томиться!


Я не хотела мешать


Тому, кто привык веселиться.


Милым простила губам


Я их жестокую шутку...


О, вы приедете к нам


Завтра по первопутку.


Свечи в гостиной зажгут,


Днем их мерцанье нежнее,


Целый букет принесут


Роз из оранжереи.


1910


* * *


Я научилась просто, мудро жить,


Смотреть на небо и молиться Богу,


И долго перед вечером бродить,


Чтоб утомить ненужную тревогу.


Когда шуршат в овраге лопухи


И никнет гроздь рябины желто-красной,


Слагаю я веселые стихи


О жизни тленной, тленной и прекрасной.


Я возвращаюсь. Лижет мне ладонь


Пушистый кот, мурлыкает умильней,


И яркий загорается огонь


На башенке озерной лесопильни.


Лишь изредка прорезывает тишь


Крик аиста, слетевшего на крышу.


И если в дверь мою ты постучишь,


Мне кажется, я даже не услышу.


1912


* * *


Я не была здесь лет семьсот,


Но ничего не изменилось...


Все так же льется Божья милость


С непререкаемых высот,


Все те же хоры звезд и вод,


Все так же своды неба черны,


И так же ветер носит зерна,


И ту же песню мать поет.


Он прочен, мой азийский дом,


И беспокоиться не надо...


Еще приду. Цвети, ограда,


Будь полон, чистый водоем.


5 мая 1944


* * *


Я не знаю, ты жив или умер, -


На земле тебя можно искать


Или только в вечерней думе


По усопшем светло горевать.


Все тебе: и молитва дневная,


И бессонницы млеющий жар,


И стихов моих белая стая,


И очей моих синий пожар.


Мне никто сокровенней не был,


Так меня никто не томил,


Даже тот, кто на муку предал,


Даже тот, кто ласкал и забыл.


1915


* * *


Я не любви твой прошу.


Она теперь в надежном месте...


Поверь, что я твоей невесте


Ревнивых писем не пишу.


Но мудрые прими советы:


Дай ей читать мои стихи,


Дай ей хранить мои портреты -


Ведь так любезны женихи!


А этим дурочкам нужней


Сознанье полное победы,


Чем дружбы светлые беседы


И память первых нежных дней...


Когда же счастия гроши


Ты проживешь с подругой милой


И для пресыщенной души


Все станет сразу так постыло -


В мою торжественную ночь


Не приходи. Тебя не знаю.


И чем могла б тебе помочь?


От счастья я не исцеляю.


1914


* * *


Я не любила с давних дней,


Чтобы меня жалели,


А с каплей жалости твоей


Иду, как с солнцем в теле.


Вот отчего вокруг заря.


Иду я, чудеса творя,


Вот отчего!


20 декабря 1945


* * *


Я не люблю цветы - они напоминают


Мне похороны, свадьбы и балы,


Для ужина накрытые столы


. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .


Но лишь предвечных роз простая красота,


Та, что всегда была моей отрадой с детства,


Осталась и досель единственным наследством,


Как звуки Моцарта, как ночи чернота.


1910-е годы


Царское Село


* * *


Я не сойду с ума и даже не умру.


1963


* * *


Я окошка не завесила,


Прямо в горницу гляди.


Оттого мне нынче весело,


Что не можешь ты уйти.


Называй же беззаконницей,


Надо мной глумись со зла:


Я была твоей бессонницей,


Я тоской твоей была.


1916


* * *


Я подымаю трубку - я называю имя,


Мне отвечает голос - какого на свете нет...


Я не так одинока, проходит тот смертный холод,


Тускло вокруг струится, едва голубея, свет.


Я говорю: "О Боже, нет, нет, я совсем не верю,


Что будет такая встреча в эфире двух голосов".


И ты отвечаешь: "Долго ж ты помнишь свою потерю,


Я даже в смерти услышу твой, ангел мой, дальний зов".


. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .


Похолодев от страха, свой собственный слышу стон.


* * * Александру Блоку


Я пришла к поэту в гости.


Ровно в полдень. Воскресенье.


Тихо в комнате просторной,


А за окнами мороз


И малиновое солнце


Над лохматым сизым дымом...


Как хозяин молчаливый


Ясно смотрит на меня!


У него глаза такие,


Что запомнить каждый должен;


Мне же лучше, осторожной,


В них и вовсе не глядеть.


Но запомнится беседа,


Дымный полдень, воскресенье


В доме сером и высоком


У морских ворот Невы.


Январь 1914


* * *


Я пришла сюда, бездельница,


Все равно мне, где скучать!


На пригорке дремлет мельница.


Годы можно здесь молчать.


Над засохшей повиликою


Мягко плавает пчела;


У пруда русалку кликаю,


А русалка умерла.


Затянулся ржавой тиною


Пруд широкий, обмелел,


Над трепещущей осиною


Легкий месяц заблестел.


Замечаю все как новое.


Влажно пахнут тополя.


Я молчу. Молчу, готовая


Снова стать тобой, земля.


1911


* * *


"Я пришла тебя сменить, сестра,


У лесного, у высокого костра.


Поседели твои волосы. Глаза


Замутила, затуманила слеза.


Ты уже не понимаешь пенья птиц,


Ты ни звезд не замечаешь, ни зарниц.


И давно удары бубна не слышны,


А я знаю, ты боишься тишины.


Я пришла тебя сменить, сестра,


У лесного, у высокого костра",


"Ты пришла меня похоронить.


Где же заступ твой, где лопата?


Только флейта в руках твоих.


Я не буду тебя винить,


Разве жаль, что давно, когда-то,


Навсегда мой голос затих.


Мои одежды надень,


Позабудь о моей тревоге,


Дай ветру кудрями играть.


Ты пахнешь, как пахнет сирень,


А пришла по трудной дороге,


Чтобы здесь озаренной стать".


И одна ушла, уступая,


Уступая место другой.


И неверно брела, как слепая,


Незнакомой узкой тропой.


И все чудилось ей, что пламя


Близко... бубен держит рука.


И она как белое знамя,


И она как свет маяка.


1912


* * *


Я с тобой не стану пить вино,


Оттого, что ты мальчишка озорной.


Знаю я - у вас заведено


С кем попало целоваться под луной.


А у нас - тишь да гладь,


Божья благодать.


А у нас - светлых глаз


Нет приказу подымать.


1913


* * *


Я с тобой, мой ангел, не лукавил,


Как же вышло, что тебя оставил


За себя заложницей в неволе


Всей земной непоправимой боли?


Под мостами полыньи дымятся,


Над кострами искры золотятся,


Грузный ветер окаянно воет,


И шальная пуля за Невою


Ищет сердце бедное твое.


И одна в дому оледенелом.


Белая лежишь в сиянье белом.


Славя имя горькое мое.


* * *


Я слышу иволги всегда печальный голос


И лета пышного приветствую ущерб,


А к колосу прижатый тесно колос


С змеиным свистом срезывает серп.


И стройных жниц короткие подолы,


Как флаги в праздник, по ветру летят.


Теперь бы звон бубенчиков веселых,


Сквозь пыльные ресницы долгий взгляд.


Не ласки жду я, не любовной лести


В предчувствии неотвратимой тьмы,


Но приходи взглянуть на рай, где вместе


Блаженны и невинны были мы.


1917. Слепнево


* * *


"Я смертельна для тех, кто нежен и юн.


Я птица печали. Я - Гамаюн.


Но тебя, сероглазый, не трону, иди.


Глаза я закрою, я крылья сложу на груди,


Чтоб, меня не заметив, ты верной дорогой нашел..."


Так пел Гамаюн среди черных осенних ветвей,


Но путник свернул с осиянной дороги своей.


7 декабря 1910


Царское Село


* * *


Я сошла с ума, о мальчик странный,


В среду, в три часа!


Уколола палец безымянный


Мне звенящая оса.


Я ее нечаянно прижала,


И, казалось, умерла она,


Но конец отравленного жала


Был острей веретена.


О тебе ли я заплачу, странном,


Улыбнется ль мне твое лицо?


Посмотри! На пальце безымянном


Так красиво гладкое кольцо.


1911


* * *


Я спросила у кукушки,


Сколько лет я проживу...


Сосен дрогнули верхушки,


Желтый луч упал в траву.


Но ни звука в чаще свежей,


Я иду домой,


И прохладный ветер нежит


Лоб горячий мой.


1919


* * *


Я так молилась: "Утоли


Глухую жажду песнопенья!"


Но нет земному от земли


И не было освобожденья.


Как дым от жертвы, что не мог


Взлететь к престолу Сил и Славы,


А только стелется у ног,


Молитвенно целуя травы, -


Так я, Господь, простерта ниц:


Коснется ли огонь небесный


Моих сомкнувшихся ресниц


И немоты моей чудесной?


1913


* * *


Я там иду, где ничего не надо,


Где самый милый спутник - только тень.


И веет ветер из глухого сада,


А под ногой могильная ступень.


(1964?)


* * *


Я у музыки прошу


Пощады в день осенний,


Чтоб в ней не слышался опять


Тот голос - страшной тени.


1960-е годы


* * *


Я улыбаться перестала,


Морозный ветер губы студит,


Одной надеждой меньше стало,


Одною песней больше будет.


И эту песню я невольно


Отдам на смех и поруганье,


Затем что нестерпимо больно


Душе любовное молчанье.


1915


* * *


Я умею любить.


Умею покорной и нежною быть.


Умею заглядывать в очи с улыбкой


Манящей, призывной и зыбкой.


И гибкий мой стан так воздушен и строен,


И нежит кудрей аромат.


О, тот, кто со мной, тот душой неспокоен


И негой объят...


Я умею любить. Я обманно-стыдлива.


Я так робко-нежна и всегда молчалива.


Только очи мои говорят.


Они ясны и чисты,


Так прозрачно-лучисты.


Они счастье сулят.


Ты поверишь - обманут,


Лишь лазурные станут


И нежнее и ярче они -


Голубого сиянья огни.


И в устах моих - алая нега.


Грудь белее нагорного снега.


Голос - лепет лазоревых струй.


Я умею любить. Тебя ждет поцелуй.


1906


Евпатория


Явление луны А. К.


Из перламутра и агата,


Из задымленного стекла,


Так неожиданно покато


И так торжественно плыла, -


Как будто "Лунная соната"


Нам сразу путь пересекла.


25 сентября 1944
Сохранить в соц. сетях:
Обсуждение:
comments powered by Disqus

Название реферата: Стихотворения 25

Слов:68026
Символов:492942
Размер:962.78 Кб.