Автор: Шолохов М.А.
ИСПЫТАНИЕ (Случай из жизни одного уезда в Двинской области)
- Насколько я припоминаю, вы, товарищ Тютиков, раньше были членом партии? - обратился секретарь укома РКСМ к сидевшему напротив человеку в широком модном пальто, с заплывшими жиром, самодовольными глазками.
Тот беспокойно заерзал на потертом ситцевом кресле и неуверенно забормотал:
- Да-а... видите ли, я... э-э-э... занялся торговлишкой, ну, меня... одним словом, по собственному желанию выбыл из партии.
- Так вот что я хотел вам сказать: на одной подводе с вами до станции поедет секретарь волостной ячейки Покусаев. Он командируется на сельскохозяйственную выставку. Я лично очень мало знаю его и хочу просить вас, как бывшего партийца, вот о чем. Ехать вы будете вдвоем, так вы прикиньтесь этаким "нэпом" (наружность у вас самая подходящая) и тоненько попробуйте к нему подъехать. Узнайте его взгляды на комсомол, его коммунистические убеждения Постарайтесь вызвать его на искренность, а со станции сообщите мне.
- Своего рода маленький политический экзамен,- самодовольно качнув жирным затылком, сказал Тютиков и улыбнулся.
- Пишите, благополучно ли доехали! - провожая Тютикова, крикнул с крыльца секретарь.
Вечер. Дорога. Грязь...
Покусаев, свесив длинные ноги, дремал под мерный скрип телеги, и на скуластом конопатом лице его бродили заблудившиеся тени.
Тютиков долго рассматривал соседа, потом из чемоданчика достал хлеб, колбасу, огурцы и звучно зачавкал. Покусаев очнулся. Сел боком и, задумчиво глядя на облезлый зад лошаденки, с тоскою вспомнил, что забыл на дорогу поесть.
- На выставку? - глотая, промычал Тютиков.
- Да.
- Хм-м, глупости. Людям жрать нечего, а они - выставку.
- Выставка принесет крестьянству большую пользу,- нехотя отозвался Покусаев.
- Дурацкие рассуждения.
Покусаев дрыгнул ногой и промолчал.
- Строят ненужное, лишнее. Вот хотя бы эти комсомолы. Ведь хулиганье! Давно бы прикрыть их надо.
- Не трепись. За подобные речи получишь по очкам.
- Не я у власти, а то показал бы кузькину мать. Комсомолистам-мерзавцам прописал бы рецепты! Этакие негодяи, безбожники!
Вдали замелькали огни станции, а Тютиков, давясь колбасой, продолжал ругаться и громить безбожников-комсомольцев.
- Выдумали воздушный флот строить! Драть бы негодников!..- уже хрипло дребезжал Тютиков, искоса через пенсне поглядывая на Покусаева.- И всех главарей.
Но ему не суждено было докончить свою мысль.
Покусаев привстал и молча неуклюже навалился тощим животом на самодовольный затылок соседа,
Свернувшись дугою, два человеческих тела грузно шлепнулись в грязь. Подвода остановилась. Не на шутку перепуганный Тютиков попытался встать, но разъяренный секретарь, сопя, раскорячился на длинных ногах и повалил Тютикова на спину.
Из-под бесформенной кучи неслись пыхтенье и стоны.
- Уко-о-о-м... секретарь просил... в шутку...- хрипел придушенный голос, а в ответ ему - злое рычание и такие звуки, как будто били по мешку с овсом...
"Парень, несомненно, благонадежный,- писал на станции Тютиков,- но...- он окинул взглядом грязное пальто, потрогал ушибленное колено и что-то беззвучно шепнул вспухшими губами,- но..."
Тютиков с тоской посмотрел на выбитое стеклышко пенсне, почесал карандашом синюю переносицу и, безнадежно махнув рукою, закончил:
"...несмотря на все это, я доехал благополучно".
1923
ТРИ (Рабфаку имени Покровского посвящаю)
Раньше их было две. Одна - большая, костяная, с аристократически-брюзглым лицом и едва уловимым запахом одеколона; Другая - маленькая, деревянная, обшитая красным сукном.
Последняя - металлическая, синяя - была принесена только на днях. После утренней уборки дворник свернул цигарку и вместе с махоркой вытащил из кармана и ее. Небрежно покрутил в заскорузлых, обкуренных пальцах и швырнул на подоконник.
- Пришей к исподникам, Анна, а то моя потерялась.
Синяя пуговица бойко стукнула металлическими ножками.
- Здравствуйте, товарищи!..
Красная уныло улыбнулась, а костяная презрительно шевельнула полинявшей физиономией.
Лежа на сыром подоконнике дворницкой, понемногу разговорились.
- Не понимаю, господа, как я еще живу!..- барски шепелявя, начала костяная.- Запах портянок, пота, какой-то специфический "мужицкий дух", это же кошмар!.. Два месяца назад я жила, третьей сверху, на великолепнейшем пальто. Владелец раньше был крупным фабрикантом, а теперь устроился в каком-то тресте. Деньги у него были бешеные. Часто, доставая белые шелестящие бумаги из портфеля, он шептал: "Попадусь в ГПУ... Эх, попадусь!.." И пальцы у него дрожали. Вечером на лихаче мы поехали к артистке (на нее он тратил большие средства). Долго катались по улицам. Около казино слезли. "Пойдем!.."- шипела она и, ухватившись за меня, тащила его к двери. "Ты меня на преступления толкаешь!" - крикнул он и рванулся. Я осталась у нее в руках. Она плюнула ему вслед и швырнула меня на мостовую. После долгих скитаний я очутилась здесь. Но, как ни говорите, а перспектива украшать вонючие мужицкие штаны меня не прельщает, и я серьезно помышляю о самоубийстве...- Костяная выдавила из себя гнойную слезу и умолкла.
- Да, любовь великое дело!.. Когда-то и я алела на буденовке краскома. Была под Врангелем, Махн
- Буржуазная идеология! - саркастически улыбнулась металлическая.- Если я и попала сюда, то случилось это гораздо проще. Я была на брюках комсомольца-рабфаковца.
Костяная презрительно скосоротилась, красная смущенно порозовела.
- Мой владелец,- продолжала металлическая,был вихрастый, с упрямым лбом и веселыми глазами. Учился он упорно. Между занятиями таскал па вокзале кули и распевал "Молодую гвардию". Урезывая себя в необходимом, купил новые брюки и меня с ними. Не скажу, что я принадлежала ему безраздельно. Наоборот, мною пользовались еще человек пять таких же славных крестьянских парней. Надевали штаны они по очереди, и от них, молодых и сильных, пахло не одеколоном, а молодостью и здоровьем. Вихрастый много читал. Частенько в райкоме говорил речи. Когда не находил подходящего выражения, любил поддергивать штаны. Хотя часто их приходилось поддергивать и оттого, что у него ничего не было в желудке. Я насквозь пропиталась запахом коммунизма и, поверьте, чувствовала себя хорошо и уютно. Однажды пришли ребята хмурые, печальные. Надо было купить "Исторический материализм", подписаться на "Юношескую правду", а денег не было. Часа два молчали и думали. Потом вихрастый любовно подержался за меня пальцами и решительно проговорил: "Или рабфак кончать, или в новых штанах ходить! Валяй, братва, на Сухаревку!.." Штаны стащили с него всей оравой, под дружный хохот и крики. В суматохе меня и оборвали... Через полчаса, лежа па полу, ребята вслух читали "Исторический ма- териализм", а я под койкой думала: "Если из этого вихрастого парня со временем выйдет стойкий боец-коммунист, то этому отчасти причиной буду и я..."
- Да, конечно...- конфузливо залепетала костяная.
Но металлическая пренебрежительно сплюнула на пол и повернулась к соседкам спиною. 1923
"РЕВИЗОР" (Истинное происшествие)
Хлопнув дверью, позеленевший кассир Букановского кредитного товарищества предстал перед председателем правления.
- Ревизор из РКИ, ночует на постоялом!.. В черном лохматом пальто... Злой как сатана! Сам видел!..
У предправления затряслись жирные ляжки, а на носу повисла мутно-зеленая капля волнения. II
Рассеянность комсомольца Кособугрова достигала анекдотических размеров: на антирелигиозном диспуте он вместо платка высморкался в рясу попа, сидевшего рядом. Плевал и бросал окурки в калоши, а пепельницу пытался надеть на ногу.
Но несмотря на это, был отличным работником, а поэтому губком РКСМ и командировал его в Буканов[1] по работе среди батрачества.
Переночевал на постоялом; утром оделся, сунул в карман чахоточный портфель и пошел в уком. За углом его встретили с низким поклоном двое неизвестных.
- Мы... к вам. Служащие просят... не откажите...
- Чего, собственно?
- А вот... пожальте-с!..
Осанистый кучер осадил вороных, а те двое услужливо помогли Кособугрову утонуть в рессорной коляске.
"Одначе уком! Лошади-то какие..." - подумал Кособугров и конфузливо измазал бархатную обивку грязными сапогами, потом поджал их под себя. III
Кособугрову положительно все казалось странным.
Даже пальто, снятое с него разъярившимся швейцаром, и то казалось иным...
Перед ним явно трепетали. В нем заискивали. Ему засматривали в глаза, предупреждали каждое движение; а он, глядя на ковры, мебель, только недоумевал.
- Здесь секретарь живет?
- Нет, председатель.
"Какие комсомольцы все старые, толстые, как купцы..." - мысленно удивлялся Кособугров.
"Председатель", наверное, в ссылке был: неуверенный голос дрожит.
- Вы... вы...- кто-то обратился к Кособугрову.
- Не "выкай", пора привыкнуть к "ты".
Все предупредительно захихикали, зашептались...
За столом, после четвертого блюда, председатель шепнул:
- Недостаточки у нас маленькие, знаете ли...
- В литературе?
- Не-ет...
Кособугров ослабил пояс и громко заговорил об организации работы среди батраков. Все улыбались, то недоумевающе, то растерянно, и смотрели ему в рот.
- Батраков у нас немного: два конюха, кучер...
- Вот и надо использовать комсомолье... я, как присланный губкомом РКСМ...
- Ка-а-ак?! Кто вы?!
- Да. По организации батрачества. Мандат я, того... забыл предъявить. Кто-то ахнул, с кем-то сделалась истерика, зазвенела разбитая посуда, у рыхлого председателя вывалился посиневший язык.
А Кособугров, стараясь перекричать шум, стоя на стуле, зычно читал свой мандат и обводил всех круглыми глазами. IV
На базаре Кособугрова встретил милиционер и, ничего не объясняя, свел его в милицию.
У начальника с него стащили чье-то чужое лохматое пальто, а уполномоченный РКИ, сердито брызгая слюнями, утверждал, что именно он, Кособугров, на постоялом дворе спер у него пальто; и, захлебываясь негодованием, громил безнравственность нынешней молодежи. 1924 [1] Царицынской губернии. (Прим. автора.)