Лирика 7

И ладонью

стирали брызги со щек.

Страна была до того малюсенькой,

что весь ее общественный транспорт

состоял из автобуса без мотора.

Этот самый автобус --

денно и нощно,

сверкая никелем, лаком и хромом,

опершись на прочный гранитный фундамент

перегораживал

Главную улицу.

И тот,

кто хотел проехать в автобусе,

входил, как положено,

с задней площадки,

брал билеты,

садился в удобное кресло

и,

посидев в нем минут пятнадцать, --

вставал

и вместе с толпой пассажиров

выходил с передней площадки --

довольный --

уже на другом конце государства.

Страна была до того малюсенькой,

что, когда проводились соревнования

по легкой атлетике,

все спортсмены

соревновались

(как сговорившись!)

в одном лишь виде:

прыжках в высоту.

Другие виды не развивались.

Ибо даже дистанция стометровки

пересекалась почти посредине

чертой

Государственнейшей границы,

На этой черте

с обеих сторон

стояли будочки полицейских.

И спортсмен,

добежав до знакомой черты,

останавливался,

предъявлял свой паспорт.

Брал визу на выезд.

Визу на въезд.

А потом он мучительно препирался

с полицейским соседнего государства,

который требовал прежде всего

список

участников соревнований --

(вдруг ты -- хиппи, а не спортсмен!).

Потом этот список переводили

на звучный язык соседней страны,

снимали у всех отпечатки пальцев

и --

предлагали следовать дальше.

Так и заканчивалась стометровка.

Иногда --

представьте! --

с новым рекордом.

Страна была до того малюсенькой,

что жители этой скромной державы

разводили только домашнюю птицу

и не очень крупный рогатый скот

(так возвышенно

я называю

баранов).

Что касается более крупных зверей,

то единственная в государстве корова

перед тем, как подохнуть,

успела сожрать

всю траву

на единственной здешней лужайке,

всю листву

на обоих деревьях страны,

все цветы без остатка

(подумать страшно!)

на единственной клумбе

у дома Премьера.

Это было еще в позапрошлом году.

До сих пор весь народ говорит с содроганьем о мычании

этой голодной коровы.

Страна была до того малюсенькой,

что, когда семья садилась за стол,

и суп

оказывался недосоленным,

глава семьи звонил в Министерство

Иностранных Дел и Внешней Торговли.

Ибо угол стола,

где стояла солонка,

был уже совершенно чужой территорией

со своей конституцией и сводом законов

(достаточно строгих, кстати сказать).

И об этом все в государстве знали.

Потому что однажды хозяин семьи

(не этой,

а той, что живет по соседству),

руку свою протянул за солонкой,

и рука была

арестована

тут же!

Ее посадили на хлеб и воду,

а после организовали процесс --

шумный,

торжественный,

принципиальный --

с продажей дешевых входных билетов,

с присутствием очень влиятельных лиц.

Правую руку главы семьи

приговорили,

во-первых -- к штрафу,

во-вторых

(условно) --

к году тюрьмы...

В результате

несчастный глава семейства

оказался в двусмысленном положенье:

целый год он после --

одною левой --

отрабатывал штраф

и кормил семью.

Страна была до того малюсенькой,

что ее музыканты

с далеких пор.

играли только на флейтах и скрипках,

лишь на самых маленьких скрипках и флейтах! Больше они ни на чем не играли. А рояль они видели только в кино да еще --

в иллюстрированных журналах,

Потому что загадочный айсберг рояля,

несмотря на значительные старанья,

не влезал

в территорию

этой страны.

Нет, вернее, сам-то рояль помещался,

но тогда

исполнителю

не было места.

(А играть на рояле из-за границы --

согласитесь --

не очень-то патриотично!)

Страна была невероятно крохотной.

Соседи

эту страну уважали.

Никто не хотел на нее нападать.

И все же

один отставной генерал

(уроженец страны

и большой патриот)

несколько раз выступал в Сенате,

несколько раз давал интервью

корреспондентам, центральных газет,

посылал посланья Главе государства,

в которых

решительно и однозначно

ругал

профсоюзы и коммунистов,

просил увеличить военный бюджет,

восхвалял свою армию.

И для армии

требовал

атомного

оружия!

СТИХИ, НАПИСАННЫЕ ВОСЬМОГО МАРТА

Все равно что за снегом идти

в Африку,

а за новою книжкой стихов --

в мебельный

и уныло просить

со слезой в голосе

адрес господа бога

в бюро справочном,

все равно что ругать океан

с берега

за его невниманье

к твоей личности,

все равно что подснежник искать

осенью

и, вздыхая, поминки справлять

загодя,

все равно что костер разводить

в комнате,

а гнедого коня

в гараже требовать,

и упорно пытаться обнять

облако,

и картошку варить

в ледяной проруби,

все равно что на суше

учить плаванью,

а увесистый камень

считать яблоком,

все равно что от курицы

ждать лебедя --

так однажды

решить,

будто ты

полностью

разбираешься

в женском

характере!

БАЛЛАДА О ТАЛАНТЕ, БОГЕ И ЧЕРТЕ

Все говорят:

"Его талант --от бога!"

А ежели --от черта?

Что тогда?..

Выстраиваясь медленно в эпоху,

ни шатко и ни валко

шли года.

И жил талант.

Больной.

Нелепый.

Хмурый.

Всего Гомера знавший назубок.,

Его считал

своею креатурой

тогда еще существовавший

бог.

Бог находил, что слог его прекрасен,

что на земле таких --

наперечет!..

Но с богом был, конечно, не согласен

тогда еще не отмененный

черт.

Таланту черт шептал:

"Опомнись,

бездарь!

Кому теперь стихи твои нужны?!

Ведь ты, как все,

погибнешь в адской бездне.

Расслабься!

Не отягощай вины".

И шел талант в кабак.

И --

расслаблялся.

Он пил всерьез!

Он вдохновенно

пил!

Так пил,

что черт глядел и умилялся.

талант

себя талантливо

губил!..

Бог

тоже не дремал!

В каморке утлой,

где --стол,

перо

и пузырек чернил,

бог возникал

раскаяньем наутро,

загадочными строчками

дразнил...

Вставал талант,

почесываясь сонно.

Утерянную личность

обретал.

И банка

огуречного рассола

была ему нужнее,

чем нектар...

Небритый.

С пересохшими губами.

Упрямо ждал он

часа своего...

И строки

на бумаге

проступали,

как письмена,--

отдельно от него.

И было столько гнева и напора

в самом возникновенье

этих строк!..

Талант, как на медведя,

шел

на бога!

И черта

скручивал

в бараний рог!..

Талант работал.

Зло.

Ожесточенно.

Перо макая

в собственную боль.

Теперь он богом был!

И был он чертом!

А это значит:

был

самим собой.

И восходило солнце

над строкою!..

Крестился черт.

И чертыхался бог.

"Да как же смог он

написать

такое?!"

...А он

еще и не такое

мог.

x x x

Надо верить в обычное.

Надо рассчитывать

здраво.

У поэтов

с убийцами,

в сущности, равная слава.

Кто в веках уцелел?

Разберись в наслоенье мотивов...

Мы не помним царей.

Помним: были Дантес и Мартынов.

Бесшабашные, нервные,

святые "блюстители долга"