СОДЕРЖАНИЕ:
1. Введение
2. Биография Р.Л. Стивенсона
3. Основные литературные направления в Англии XIX века.
4. Вклад Стивенсона Р. Л. в литературу.
5. Неоромантизм Р.Л. Стивенсона
6. История создания романа «Остров сокровищ»
7. Особенность повествования в романе «Остров сокровищ»
8. Факты и вымысел в «Острове сокровищ»
9. Роман «Остров сокровищ» в России
10. Заключение
11. Сноски
12. Список литературы
Введение.
Целью данной курсовой работы является анализ творчества выдающегося английского писателя XIX века Роберта Льюиса Стивенсона. В работе рассматриваются точки соприкосновения творчества писателя с общим литературным процессом, а также выделяется то новое, что составляет его яркую индивидуальность.
При этом мы анализируем «биографические истоки» формирования особого – своего – творческого метода Р.Л. Стивенсона и прослеживаем творческую динамику писателя. Особое внимание в работе уделяется центральному и наиболее известному произведению писателя «Остров Сокровищ» и особенности повествования в нем. Однако это произведение анализируется в контексте всего творчества писателя.
Актуальность темы обусловлена особенностью литературного процесса, в Англии XIX века.
В Великобритании последней трети XIX века эффективность влияния концепции «нового империализма» на массовое сознание во многом объясняется не только глубокой и квалифицированной проработкой в трудах интеллектуалов и политиков-практиков, но и ее воплощением в художественной форме, в различных жанрах музыкального и изобразительного искусства. Проза и поэзия, наполненные яркими и запоминающимися образами, их экзотический колорит, острые и напряженные композиции, захватывающие сюжеты становились эффективными средствами установления контроля психики рядовых британцев. Таким образом, базовые тезисы концепции «нового империализма» внедрялись в викторианскую систему ценностей. При этом эволюция художественных образов довольно точно отражала смену приоритетов имперского строительства, экспансии и обороны.
Мы, также, имеем в виду широкое распространение развлекательной, сюжетной литературы.
Например, нам известно, что многие, ныне классики мировой литературы зачастую шли на компромиссы с публикой и издателями, писали с учетом рыночной конъюнктуры.
А также известно, что Р.Л. Стивенсон первоначально печатал свой роман «Остров сокровищ», принесший ему в дальнейшем мировую известность и титул классика, в респектабельном детском журнале «Янг Фолкс» среди банальных, «массовых», как их бы сейчас определили, произведений.
Таким образом, речь идет, на наш взгляд, о схожести ситуации существования литературы в Англии XIX века и интересов читающей публики. Известно, что публике в ее читательских пристрастиях свойственно тяготение к экзотике странствий и приключений или к фантастике, чтобы забыть о пугающей действительности. А также к социальной литературе, чтобы эту действительность познать и осмыслить.
А основным эстетическим принципом художественной версии «нового империализма» стал принцип «мужественного оптимизма» как творческое кредо неоромантизма. Это течение проявилось практически во всех жанрах искусства как вызов, с одной стороны, викторианской рутине обывательского прозябания, бытописательству, ханжеству и лицемерию среднего класса, а с другой - упадническому декадентскому эстетизму интеллигенции. Неоромантизм ориентировался в первую очередь па юношескую аудиторию, воплощая «не расслабленное и болезненное, а жизнелюбивое, яркое мироощущение здоровой юности»[1]. Неоромантические герои действовали «отнюдь не в тепличной среде, сталкивались при посредстве увлекательного сюжета с чрезвычайными обстоятельствами, требующими напряжения всех сил, энергичных, самостоятельных решений и действий[2]. Для неоромантической системы ценностей были характерны противодействие духовной инерции и нравственным шаблонам, потребность личности в самостоятельности, в самореализации, не ограниченной никакими бытовыми условностями. Это естественным образом связывается с ценностями духовных и физических сил, проявляемых в борьбе с враждебным внешним миром и в победе над могущественными и опасными противниками.
Одним из наиболее ярких и полных выражений имперской системы ценностей Англии XIX стала художественная литература, и особенно те ее жанры, которые были предназначены для юношества. «Новый романтизм» Р.Л. Стивенсона, Дж. Конрада, А. Конан - Дойла, Р. Киплинга, Д. Хенти, У. Кингстона, Р. Баллантайна и других воплощал моральное кредо долга и самопожертвования, дисциплины и веры, гармоничного единства силы духа и физической мощи. Герои «новых романтиков» целеустремленны, готовы к риску и борьбе, полны жажды странствий и приключений. Они рвут связь с миром однообразного и добропорядочного мещанского благополучия ради моральных обязательств имперской миссии, ради поисков подвигов и славы.
В данной работе мы попытаемся акцентировать творческую уникальность Р.Л. Стивенсона, делающую его произведения актуальными во все времена.
И попытаемся разрешить парадокс творчества Р.Л. Стивенсона, который в читательской памяти нередко оказывается автором одной книги. Называют имя Стивенсона и вслед за ним, как исчерпывающее его пояснение, - «Остров Сокровищ». Особая популярность «Острова Сокровищ» в школьной среде укрепила за произведением Стивенсона репутацию книги открытой и очень доступной, а за ее автором - славу литератора, пишущего для юношества. Подобное обстоятельство побуждает видеть в этом романе, как и в творчестве Стивенсона вообще, явление более простое и по значению своему довольно узкое (приключения, увлекательность, романтика) в сравнении с действительным его смыслом, реальным значением и воздействием. А между тем известно, что сложнейшие узлы многих литературных проблем на английской почве сходятся как прежде, так и теперь к творчеству Р. Л. Стивенсона. Стивенсон - создатель столь «легкой» книги, как «Остров Сокровищ». Чтобы понять и уяснить своеобразие Стивенсона и его значение, надо вспомнить о нем - авторе многих других, кроме «Острова Сокровищ», книг и разобрать пристальнее романтику в творчестве и, возможно, жизни.
Биография Р.Л. Стивенсона
СТИВЕНСОН, РОБЕРТ ЛЬЮИС (Stevenson, Robert Louis (Lewis)) (1850–1894), английский писатель шотландского происхождения. Родился 13 ноября 1850г. в Эдинбурге, в семье инженера. При крещении получил имя Роберт Льюис Бэлфур, но в зрелом возрасте отказался от него, сменив фамилию на - Стивенсон, а написание второго имени с Lewis на Louis (без изменения произношения).
Биография писателя отнюдь не была похожа на жизнь его героев - рыцарей, пиратов, авантюристов. Он родился в семье потомственных инженеров-строителей из древнего шотландского клана. По материнской линии принадлежал к старинному роду Бальфуров. Впечатления детства, песни и сказки любимой няни воспитали в Роберте любовь к прошлому своей страны, определили выбор темы для большинства его произведений: Шотландия, ее история и герои. Единственный сын в семье потомственных инженеров Управления северными маяками, Стивенсон вырос в обстановке, где по его словам, каждый день можно было слышать «о кораблекрушениях, о рифах, которые, точно часовые, стоят у берегов… о покрытых вереском горных вершинах».
Болезнь бронхов с трех лет уложила мальчика в постель, лишила его учебы и игр со сверстниками. Периодически повторяющиеся кровотечения из горла постоянно напоминают ему о близкой смерти, выводят художника из суеты обыденной жизни в экзистенциальные «пограничные ситуации», к первоосновам бытия. Эта болезнь мучила Роберта с детства и до самой смерти, заставляя его чувствовать себя инвалидом. «Детство мое, - писал он, - сложная смесь переживаний: жар, бред, бессонница, тягостные дни и томительные долгие ночи. Мне больше знакома «Страна Кровати», чем «Зеленого сада»».
Но у невольного поселенца «Страны Кровати» разгоралась страсть жизнеутверждения. Так сложилась судьба Стивенсона, что он, абориген "Страны Кровати", был почти вечным странником по душевной потребности и по жестокой необходимости. Душевную потребность он выразил в стихотворении "Бродяга", в строках, которые звучат девизом:
«Вот как жить хотел бы я,
Нужно мне немного:
Свод небес, да шум ручья,
Да еще дорога.
. . . . . . . . . . . . . .
Смерть когда-нибудь придет,
А пока живется, -
Пусть кругом земля цветет,
Пусть дорога вьется.»
(Перев. Н. Чуковского)
Она находила выход в романтических порывах и формах, чему способствовало живое воображение ребенка и ранняя, опять - таки, вынужденная приобщенность к «Стране Книг».
"В детские и юношеские мои годы, - вспоминал Стивенсон, - меня считали лентяем и как на пример лентяя указывали на меня пальцем; но я не бездельничал, я был занят постоянно своей заботой - научиться писать. В моем кармане непременно торчали две книжки: одну я читал, в другую записывал. Я шел на прогулку, а мой мозг старательно подыскивал надлежащие слова к тому, что я видел; присаживаясь у дороги, я начинал читать или, взяв карандаш и записную книжку, делал пометки, стараясь передать черты местности, или записывал для памяти поразившие меня стихотворные строки. Так я жил, со словами". Записи делались Стивенсоном не с туманной целью, им руководило осознанное намерение приобрести навыки, его искушала потребность мастерства. Прежде всего ему хотелось овладеть мастерством описания, затем диалога. Он сочинял про себя разговоры, разыгрывал роли, а удачные реплики записывал. И все же не это было основным в тренировке: опыты были полезны, однако таким образом осваивались лишь "низшие и наименее интеллектуальные элементы искусства - выбор существенной детали и точного слова... Натуры более счастливые достигали того же природным чутьем". Тренировка страдала серьезным изъяном: она лишена была мерила и образца.
Дома втайне от всех Стивенсон изучал литературные образцы, писал в духе то одного, то другого писателя-классика, "обезьянничал", как он говорит, стараясь добиться совершенства. "Попытки оказывались безуспешными, я это понимал, пробовал снова, и снова безуспешно, всегда безуспешно. И все же, терпя поражение в схватках, я обрел некоторые навыки в ритме, гармонии, в строении фразы и координации частей".
Он не хочет повторять обычную в семье карьеру инженера, он выбирает путь свободного художника и входит в историю британской литературы как основатель нового жанра - неоромантизма. Его идеал - герой, противопоставляющий себя обществу, отвергающий все викторианские ценности, как среднего класса, так и богемы. Их он считает кратковременными и случайными явлениями в вечной борьбе мирового бытия.
С юности Роберт был склонен к занятиям техникой. После окончания школы поступил в Эдинбургский университет. Остановив свой выбор на юриспруденции, получил звание адвоката, но едва ли когда-нибудь занимался практикой, поскольку состояние здоровья, с одной стороны, и первые успехи на литературном поприще, с другой, убедили его предпочесть адвокатуре литературу.
Со временем, деятельный жизнелюб, Стивенсон, стал страстным путешественником и почти вечным странником. Он путешествовал на байдарке, путешествовал с навьюченным осликом, о чем написал две книги путевых очерков; на торговом судне, везшем скот, он пересек Атлантический океан; много тысяч километров в трудных условиях, в эмигрантском вагоне, он проехал по Америке ( и об этих путешествиях он написал очерковую книгу «Эмигрант - любтель»). Он скакал верхом по труднопроходимой о незнакомой местности - и едва не погиб. Он много тысяч миль, меняя суда, проплыл по Тихому океану.
Романтика путешествий дает писателю материал не только для особых приключенческих сюжетов, но и для исследования человеческой души. Он первым преодолел законы жанра авантюрно - приключенческого романа, который требовал событийности сюжетной остроты за счет психологической глубины. В романах Стивенсона сочетаются, казалось бы, не сочетаемые жанровые особенности.
Цельность характера, мужество поведения, необычность фона и обстановки, в которой оказывался Стивенсон, драматизм судьбы - все волновало воображение. Имя писателя сопровождали легенды. Его жизнь представлялась, как и книги его, то совершенно открытой, вполне доступной пониманию, то таинственной, не вдруг легко объяснимой. Бродили слухи, складывались разноречивые мнения, и одни и те же биографические факты являлись на печатных страницах то в розовом, то в черном свете.
В 1873–1879гг жил преимущественно во Франции на скудные заработки подающего надежды литератора и редкие денежные переводы из дома, сделался своим человеком в «городках» французских художников. К этому же периоду относятся поездки Стивенсона по Франции, Германии и родной Шотландии, в результате которых появились его первые две книги путевых впечатлений — «Поездка внутрь страны» (An Inland Voyage, 1878) и «Путешествия с ослом» (Travels with a Donkey in the Cevennes, 1879). «Эссе», написанные в этот период, были им собраны в книге «Virginibus Puerisque» (1881).
Во французской деревушке Грез, известной своими собраниями и встречами художников, Роберт Льюис встретил Френсис Матильду (Вандегрифт) Осборн, американку старше его на десять лет, увлекавшуюся живописью. Разъехавшись с мужем, она жила с детьми в Европе. Стивенсон горячо полюбил ее, и, как только развод был получен, 19 мая 1880, влюбленные сочетались браком в Сан-Франциско, в пресвитерианской церкви Сан-Франциско. Жениху только исполнилось тридцать, невесте уже было сорок один. Медовый месяц молодые провели в горах на заброшенном ранчо. Стивенсон потихоньку восстанавливал силы. Вскоре они отправились в Шотландию: Роберт хотел познакомить жену с родителями.
Их совместная жизнь была отмечена неусыпной заботой Фанни о болезненном муже. Стивенсон подружился с ее детьми, а впоследствии его пасынок (Сэмюэл) Ллойд Осборн стал соавтором трех его книг: «Несусветный багаж» (1889), «Отлив» (1894) и «Потерпевшие кораблекрушение» (1892).
В 1880 Стивенсону был поставлен диагноз — туберкулез. В поисках целительного климата он посетил Швейцарию, юг Франции, Борнмут (Англия) и, в 1887–1888 Саранак-Лейк в штате Нью-Йорк. Отчасти из-за плохого здоровья, отчасти чтобы собрать материал для очерков, Стивенсон с женой, матерью и пасынком отправился на яхте в южные области Тихого океана. Они посетили Маркизские острова, Туамоту, Таити, Гаваи, Микронезию и Австралию и приобрели участок земли на Самоа, экономии ради, решив надолго обосноваться в тропиках. В октябре 1890 года Стивенсоны обосновались на Самоа, купив за 200 фунтов стерлингов 126 гектаров земли в горах на острове Уполу, что в пяти километрах от столицы Западного Самоа — Апии. Свое владение он назвал Вайлима (Пятиречье). Стивенсоны привезли в свой новый дом книги, мебель, а заодно и музыкальную шкатулку, которую туземцы боялись как огня, полагая, что в ней живут злые духи. Как настоящий англичанин, Стивенсон не представлял своей жизни без камина, хотя на острове из-за жары он был совершенно не нужен. До сих пор «Вайлима» остается единственным домом с камином во всем государстве.
Здесь, в просторном доме, спокойно, без потрясений, но в постоянных трудах шла жизнь знаменитого писателя. Он по-прежнему очень много работал. С местными жителями у него сложились прекрасные отношения. Аборигены называли его Туситало — Сказателем.
Стремясь к наиболее тесному общению с местными жителями, Стивенсон принимал глубокое участие в их судьбе: включился в борьбу за права местного населения, чем приобрел настоящую славу среди аборигенов, а также выступал в печати с разоблачением колониальной администрации — к этому периоду в его творчестве относится роман «Восемь лет в опасности на Самоа»(«A Footnote to History: Eight Years of Trouble in Samoa», 1893). Протест Стивенсона был, однако, только лишь протестом романтика, однако людьми он забыт не был. Он стал национальным героем Самоа. С тех пор его именем на Западном Самоа называют гостиницы и улицы, рестораны и кафе.
Климат острова пошел ему на пользу: в просторном плантаторском доме в Вайлиме были написаны некоторые из лучших его произведений.
Роберту исполнилось сорок четыре года, и Фэнни надеялась, что, как обещали врачи, здоровье его улучшится. И действительно, чахотка начала постепенно отступать… Но судьбу не обмануть — 3 декабря 1894 года Роберт Льюис Стивенсон умер.
И умер не от туберкулеза, а от кровоизлияния в мозг - из-за хронического переутомления. Похоронили его на вершине живописнейшей горы Веа. На могильной плите начертаны (выбиты) слова из его знаменитого «Завещания» («Под необъятным звездным небом…»), последние две из которых звучат так: «С моря вернулся, пришел моряк, И охотник вернулся с холмов».
А слово «Туситало» стало нарицательным в языке жителей Самоа. Так они называют теперь всех писателей, приезжающих на остров. Но может ли кто из них сравниться с автором
«Острова сокровищ»?
В 1901 году Уильям Хенли, некогда заметный и влиятельный литератор, бывший друг и соавтор Стивенсона (совместно ими написано несколько пьес), заявил во всеуслышание, что созданные семейным кругом представления о Стивенсоне сильно приглажены, что он вовсе не был "ангелом с засахаренными крылышками"[3]. Не суть самих слов, в большей степени акцент, с которым они были произнесены, подстрекнул другую крайность, задал тон, породив страсть и стиль сенсационно-"разоблачительного" толкования Стивенсона. Отношения между Хенли и Стивенсоном - тема сложная; все же можно напомнить, что в их дружбе давно обозначилась трещина. Хенли дал повод к затяжной ссоре, виной тому был его характер, писательские наблюдения над которым отразились в знаменитом персонаже "Острова Сокровищ" Джоне Сильвере.
После смерти в 1914 году жены писателя, Фэнни Стивенсон, на аукционе в Нью-Йорке пошли с молотка его письма, разные рукописи, возбудившие естественный интерес и понятное любопытство. В недремлющих очах "разоблачителей" зажегся лихорадочный огонек, и начали являться статьи и книжки, "проясняющие" портрет Стивенсона. Обрывочные сведения и намеки служили основанием для решительных выводов и широких концепций. Критическая мысль вертелась вокруг нескольких "проблем" интимного свойства, извлеченных из туманных лет стивенсоновской юности. Больше всего горячила страсти неясная история отношений Стивенсона к Кэт Драммонд, юной певичке из ночной таверны. Будто бы он горячо полюбил обесчещенную девушку, тяготившуюся предосудительным ремеслом, собирался жениться на ней, но отцовский ультиматум заставил его капитулировать. Как это было и что именно было, до сих пор остается неясным. Ничто, однако, не помешало представителям стороны, действовавшей под девизом "Стивенсон не был ангелом", широко обсуждать его нравственный облик, суть его характера и литературной позиции.
Двухтомная биография Стивенсона, написанная его двоюродным братом Грэхэмом Бэлфуром и появившаяся год спустя, не разъяснила сомнений и не внесла умиротворения. Теперь читатель мог вооружиться новыми сведениями, и все же было заметно, что автор "Жизни Роберта Луиса Стивенсона" сэр Грэхэм Бэлфур урезывает факты и оставляет недомолвки.
Отзвуки этой полемики слышны до сего времени, хотя страсти давно утихли. Еще можно видеть вялые круги от шумного всплеска, произведенного "иконоборцами" в 20-30-е годы, и в то же время еще держится традиция дидактико-романтического толкования стивенсоновской биографии. Каким бы ни был шум, поднятый вокруг Стивенсона в 20-е и 30-е годы, его последствия выражаются не одними минусами. Критическое отношение к моделям приглаженного Стивенсона сменило тон и стиль и в книге Мальколма Элвина "Странный случай с Робертом Луисом Стивенсоном" (1950), приняло вид серьезного и обдуманного обсуждения спорных вопросов.
Появление новых материалов о Стивенсоне, возросший интерес к нему, потребность истины вызвали необходимость углубленного изучения его жизни и творчества. В 1951 году вышло большое исследование жизни Стивенсона - книга Дж. Фернеса, эпиграфом к которой автор поставил слова из последнего монолога шекспировского Отелло: "Скажите обо мне то, чем я на самом деле являюсь. Ничего не смягчайте, ничего не припишите по злобе". Эта книга - первый обстоятельный свод обширного материала и основательная попытка разобраться как в сути дела, так и в частностях, не подменяя одно другим и не смягчая произвольно акцентов.
В 1957 году Ричард Олдингтон, талантливый писатель и знаток литературы, выступил с книгой о Стивенсоне. Живое исследование писателя о писателе всегда представляет интерес, а в условиях, когда возникает необходимость сказать смелое и решительное слово в защиту честного имени и доброго дела, этот интерес приобретает принципиальное значение. Тон и дух убежденного достоинства, с каким рассуждает Олдингтон, мысль и слово опытного человека и профессионала высоко поднимают его книгу над многими произведениями, перегородившими колючим частоколом путь к живому Стивенсону.
Название книги Олдингтона "Портрет бунтаря", как и монографии Фернеса "Плавание против ветра", выражает суть их представлений об авторе "Острова Сокровищ", его жизненной и творческой позиции.
Основные литературные направления в Англии
XIX
века.
Многие английские писатели различных направлений в этот период выступали против натурализма и дотошного бытоописательтва - распространенной манеры письма в английской прозе. В Английской литературе рассматриваемого периода обсуждение вопросов искусства, быта и социальной жизни под знаком эстетических понятий и теорий приняло широкое распространение и необычную остроту. Многие видные писатели словно мучились жаждой красоты; не только эстет Уайльд, но и неоромантики, такие, как Стивенсон, обращаясь к экзотике, избирая авантюрно - экзотические сюжеты, выражали устремления к жизненной ценности, сочетающей героическое, нравственное и эстетическое начало. Тоска по красоте невольно пробивается и в их романтических фантазиях.
В последнюю четверть XIX века в Англии оформилось значительное литературное направление, называемое неоромантизмом, то есть романтизмом новым в отличие от романтизма первых десятилетий века, а также в противоположность натурализму и символизму. Неоромантики не разделяли пристрастия натуралистов к бытовой сфере, к приземленным героям, «маленьким людям». Они искали красочных героев, необычайной обстановки, бурных событий.
Фантазия неоромантиков двигалась в разных направлениях: они звали читателей в прошлое или в далекие земли. Они не обязательно уходили от современности, но представляли ее с неожиданной стороны, отдаленной от городских будней.
Основным завоеванием английских писателей рубежа XIX-ХХ столетий является трансформация, «взрыв изнутри» «больших стилей» викторианского реализма и романтизма английской литературы начала XIX века. Углубленный психологизм и философская обобщенность образов - одна из основных черт творчества преодолевших рамки викторианского реализма и романтизма одного из его представителей Р.Л. Стивенсона.
Роберт Луис Стивенсон - романтик, вполне убежденный и вдохновенный, сам выражение и пример провозглашенных им принципов, но романтик особого склада, не столько сторонник, сколько противник романтизма начала прошлого века, тех его идей и настроений, которые исходили от эгоцентрического индивидуализма, лишь себе желавшего воли.
Стивенсон - основоположник, теоретик и ведущая фигура английского романтизма последней четверти XIX века, значительного литературного направления, которое принято называть неоромантизмом в отличие от романтизма первых десятилетий века. Самым значительным неоромантиком, помимо Стивенсона, был Джозеф Конрад.
Важнейший принцип неоромантизма Стивенсон сформулировал в краткой статье «Замечание о реализме». Художественное произведение, по его мнению, должно являться одновременно «реалистическим и идеальным», соединять в себе правду жизни и идеальное в ней. В теории и практике английского неоромантизма очевидно усвоение опыта реалистической литературы, отделившего неоромантизм от романтизма начала века. Стивенсон приемлет и поддерживает романтическую одухотворенность, приподнятость чувств, однако не склонен изолировать их от реальной почвы [4].
Герой романтиков обычно бежал от своей среды, герой неоромантика ищет родственную среду.
Уступая великим романистам первой половины XIX века Вальтеру Скотту, Диккенсу и Теккерею в широте изображения общественной жизни и социальных противоречий, либо и просто отказываясь от изображения таковых, Р.Л. Стивенсон переносит акцент на психологию человеческих характеров, философию человеческих судеб.
Стивенсон высоко мыслит о литературе, ее возможностях и общественном значении, считает литературу одной из деятельных форм жизни, не только отражением реальности. Литературе, по его глубокому убеждению, не следует ни подражать жизни, то есть копировать ее, ни "соперничать с нею", то есть делать бесплодные попытки сравняться с творческой энергией и масштабом самой жизни. Он решительно заявил об этом в статье "Скромное возражение", явившейся откликом на литературную полемику середины восьмидесятых годов между Генри Джеймсом и популярным в то время английским беллетристом Уолтером Безантом. Стивенсон настаивал на необходимости отбора фактов и их толкования по принципу типического. "Наше искусство, - писал он, - занято и должно быть занято не столько тем, чтобы делать сюжет доподлинным, сколько типическим; не столько тем, чтобы воспроизводить каждый факт, сколько тем, чтобы все их направить к единой цели для выражения правдивого замысла.
Романтизм начала века, как ни порывал он с канонами классицизма, все же во взгляде на личность и ее отношения с обществом не мог преодолеть схемы. Романтический герой обычно представал "лучшим из людей", высоко поднявшимся над средой, оказывался жертвой общества, был ему противопоставлен, внутренние их связи оставались скрытыми, или предполагалось, что они отсутствуют вовсе. В самой личности и в общественной среде добро и зло располагались по принципу контраста. Стивенсон отказывается от подобной трактовки сложной проблемы.
Стивенсон, безусловно, - один из крупнейших представителей романтической и эстетической реакции против реализма первой половины XIX в. (Диккенс, Теккерей и др.), наступившей во второй половине Викторианского периода. Отталкиваясь от «великих реалистов» XIX в., Стивенсон отказался от разработанной ими структурной техники романа. Стивенсон сознательно обращался к приемам романов В. Скотта, Смоллета и даже Д. Дефо, талантливо используя их приемы повествования, стремясь также спрятать себя за своими действующими лицами. Однако Стивенсон преодолел романтизм английской литературы начала ХIX века, трансформировал его в более сложный и многогранный художественный метод неоромантизма. Так как романтизм начала века, как ни порывал он с канонами классицизма, все же во взгляде на личность и ее отношения с обществом зачастую не мог преодолеть схемы.
В «Воспоминаниях о самом себе», написанных в 1880 году, Стивенсон вспоминает, как его волновала проблема героя. «Стоит ли вообще описывать негероические жизни?» - спрашивал он себя. Сомнения разрешились в ходе размышлений писателя над своей юностью. «Нет людей совершенно дурных: у каждого есть свои достоинства и недостатки» - в этом суждении одного из героев Стивенсона, Дэвида Бэлфура, выразилось убеждение самого писателя. Так и художественное произведение, о котором можно сказать, что оно живет и будет жить, по мнению Стивенсона, соединяет в себе правду жизни и идеальное в ней, является «одновременно реалистическим и идеальным», как сформулировал он избранный им принцип художественного творчества в краткой статье «Заметки о реализме».
Таким образом, заостренность психологического анализа, признание и изображение жизни во всей ее многогранности и глубине подтверждает актуальность творчества Р.Л. Стивенсона и сегодня, в XXI столетии, когда на смену господствующему технократическому мышлению придет гуманитарное развитие человечества с истинным пониманием высшей духовности и гармонии.
Вклад Стивенсона Р. Л. в литературу.
Сложнейшие узлы многих литературных проблем на английской почве сходятся как прежде, так и теперь к творчеству Р. Л. Стивенсона. И когда, например, крупный современный писатель Грэм Грин ставит это имя в ряд наиболее влиятельных своих учителей, такой жест на первый взгляд кажется неожиданным и даже произвольным: Грин - новейший психолог, предпочитающий для наблюдений теневую сторону душевного мира, и Стивенсон - создатель столь "легкой" книги, вроде "Острова Сокровищ"?! Чтобы понять выбор Грэма Грина, чтобы проследить линии соединения таких фигур, как Достоевский и Стивенсон, или связи Стивенсона с Теккереем, с Уолтом Уитменом или же с Уилки Коллинзом, чтобы уяснить своеобразие Стивенсона и его значение, надо вспомнить о нем - авторе многих других, кроме "Острова Сокровищ", книг и разобрать пристальнее очевидную романтику, так явственно выделившую его творчество.
С самого начала Стивенсон, став литератором, выразил озабоченность кризисными явлениями, эстетскими и упадническими настроениями в искусстве. «К сожалению, все мы в литературе играем на сентиментальной флейте, и никто из нас не хочет в мужественный барабан». В статье «Уолт Уитмен» та же беспокоившая Стивенсона мысль представлена как личная установка, принятая на себя задача и широкий призыв: «Будем по мере сил учить народ радости. И будем помнить, что уроки должны звучать бодро и воодушевленно, должны укреплять в людях мужество».
Принцип мужественного оптимизма, провозглашенный писателем в конце 70-х годов, был основополагающим в его программе неоромантизма, и он следовал ему с убежденностью и воодушевлением. Особым смыслом в связи с этим наполняется интерес Стивенсона к раннему возрасту: герои всех его знаменитых романов - «Остров сокровищ» (1883), «Катриона» (1893), «Черная стрела» (1888) - юноши. Подобное пристрастие вообще свойственно романтизму. У Стивенсона это увлечение приходиться на конец века, протекает в кризисные для Англии времена, и поэтому, как проницательно заметил Генри Джеймс, обретает философский смысл. Не расслабленное и болезненное, а жизнелюбивое, яркое мироощущение здоровой юности передает он в своих книгах, помещая героя в среду отнюдь не тепличную, сталкивая его в увлекательном сюжете с чрезвычайными обстоятельствами, требующими напряжения всех сил, энергичных самостоятельных решений и действий.
Основным вкладом в литературу Стивенсона можно назвать то, что он возродил в Англии приключенческий и исторический роман. Но при всем мастерстве повествования он не сумел поднять его до тех высот, на которых стояли эти жанры у его предшественников. Большей частью автора интересовало приключение ради приключения, ему чужды были более глубокие мотивы приключенческого романа, как у Даниэля Дефо, а в историческом романе он отказывался от изображения больших общественных событий, ограничивая себя показом приключений героев, для которых история служит лишь случайным фоном.
Стивенсон - писатель, сосредоточивший в своем творчестве, казалось бы, далекие для приключенческого жанра качества: он - мыслитель, борец, свободолюбивый и тонкий художник. И в его романах, и в публицистических статьях выразились прогрессивные политические симпатии, страстный протест против агрессии любого государства, в том числе и Англии. Чем боле зрелым писателем он становился, тем резче его высказывания. Стивенсон не разделял позиции Киплинга, воспевавшего Великую Британию, он осуждал попытки Англии завоевать Трансвааль, предпринятые в конце 70-х годов: «Кровь буквально закипает у меня в жилах. Не нам судить, способны буры к самоуправлению или нет, в последнее время мы вполне убедили Европу, что и сами мы в целом не самая слаженная нация на земле… Может наступить время в истории Англии, так как история эта еще не завершилась, когда и Англия может оказаться под гнетом мощного соседа, и хотя я не могу сказать, есть ли Бог на небе, я все же могу сказать, что в цепи событий есть справедливость, и она зависит от Англии пролить ведро своей лучшей крови за каждую каплю, выжимаемую сейчас из Трансвааля».
Эти пророческие слова оправдались во время второй мировой войны, когда философия фашизма трубила в полную мощь о несовершенстве всех народов, кроме германского, и о том, что только немцы могут навести порядок на земле[5].
Писатель выразил свои симпатии и к освободительскому движению в Италии. В повести «Дом на дюнах» (1880) один из ведущих мотивов - месть карбонариев (так называли итальянских повстанцев) банкиру, который присвоил деньги итальянских борцов за свободу, предназначенные для покупки оружия. В финале повести один из героев, которому автор симпатизирует, отправляется в отряд Гарибальди, где и гибнет за свободу Италии.
Стивенсона не перестает волновать история Шотландии, потеря ею независимости. Он вновь и вновь осмысливает причины, оказавшие влияние на судьбу его родины. Одну из них он видит в том, что шотландская знать играла двойную игру: с одной стороны, поддерживала войну за независимость Шотландии, с другой - охраняла себя и свои поместья, уверяя англичан в верноподданничестве. Собственнические интересы знати оказались сильнее патриотических. В романе «Владетель Баллантрэ» глава старинного шотландского рода посылает одного сына сражаться за шотландского короля, а второго - к английскому королю Георгу с предложением помощи и письмами, в которой содержаться заверения в полной лояльности. Эта двуличная позиция самосохранения и определяет судьбы героев. Беспринципность аристократии выражена как гипербола в полной безнравственности старшего сына, Джемса. Он - воплощение зла; коварный и лживый, он становится шпионом английского правительства, предавая свой народ. В развращенном Джемсе не остается никаких чувств к родине. Ведь патриотизм - высокое чувство, и оно не доступно цинику и негодяю.
Неоромантизм Р.Л. Стивенсона
Своей вершины художественное воплощение имперских ценностей поздневикторианской Великобритании достигло в произведениях Роберта Льюиса Стивенсона (1850-94). Биография писателя отнюдь не была похожа на жизнь его героев - рыцарей, пиратов, авантюристов. Он выбирает путь свободного художника и входит в историю британской литературы как основатель нового жанра - неоромантизма. Его идеал - герой, противопоставляющий себя обществу, отвергающий все викторианские ценности, как среднего класса, так и богемы. Их он считает кратковременными и случайными явлениями в вечной борьбе мирового бытия. Главный период творчества писателя начинается в 1880 году, когда он публикует «Дом на дюнах», с октября 1881 по январь 1882 года в детском журнале «Юношеские разговоры» печатается «Остров сокровищ», авантюрный роман, ставший классическим образцом жанра.
Если герои романтиков начала ХІX века - Байрона, Кольриджа, Уордсворта - являются идеальными типами людей, полностью противопоставленными обществу, то Фрэнк Кессилис из «Дома на дюнах» и Джим Хоккинс из «Острова сокровищ» так же самостоятельны и независимы, но они связаны с обществом через борьбу за его преобразование, через стремление преодолеть его ханжество и лицемерие, внести в него свои возвышенные идеалы. М.В. Урнов видит особенность классического романтизма в схематичности изображения героев как «лучших из людей», оторвавшихся от общества и поэтому превращавшихся в его жертвы. Внутренние связи общества и героя ее рассматривались, добро и зло рассматривались как контрастные и абсолютно противоположные начала, Р.Л. Стивенсон преодолевает подобный схематизм, рассматривает своих героев как гораздо более сложные и многогранные личностей.
Повесть «Странная история доктора Джекиля и мистера Хайда», написанная Стивенсоном в 1886 году, построена как научно - фантастический детектив о двойниках с убийствами, различными тайнами и расследованиями, автор превратил ее в психологический этюд о границах добра и зла в человеческой природе. Стивенсон сам для себя обнаружил тему душевного «подполья», но развил ее, по-видимому, не без влияния Достоевского.
Известно, что в 1885 году Стивенсон читал во французском переводе «Преступление и наказание» и роман произвел на него сильное впечатление. Как раз в этом году был написан и напечатан рассказ «Маркхейм», известный у нас по раннему русскому переводу под названием «Убийца». В нем чувствуется непосредственное влияние Достоевского, можно сказать, прямое воздействие романа «Преступление и наказание».
Тема душевного «подполья» и двойников связана у Стивенсона с его последовательными размышлениями над проблемой цельности сознания, развития содержательной и гармоничной личности, волевого и действенного характера, проблемой, которая в то время обсуждалась в английской литературе, в том числе весьма активно у неоромантиков. У Стивенсона эта тема была заимствована многими английскими литераторами той эпохи, а также последующих поколений. Сходная тема легла в основу одной из последних книг Стивенсона - романа «Владелец Баллантрэ» (1889). Стивенсон поставил в центре этого произведения даровитый характер, который изломан, испорчен, однако обаяние отпущенных ему сил еще велико.
Е.С. Себежко считает, что Р.Л. Стивенсон как основатель неоромантизма в английской литературе закономерно возвращается к авантюрно-приключенческой тематике, которую впервые ввел в литературу Д. Дефо. Но если для Дефо море - это удобный торговый путь, острова - объекты колонизации, а авантюрный сюжет - перипетии судьбы, необходимые для испытания деятельного и предприимчивого буржуа, то для Стивенсона смысл творчества - это поиск «поэзии неведомого» в мире экзотики. Стивенсон ищет идеал человека в быстро меняющемся мире. Он обращается ко времени войн Алой и Белой Роз в Англии XV века («Черная стрела», 1885 г.), к истории борьбы Шотландии за независимость с Англией в ХVIII веке («Похищенный», 1886; «Катриона», 1891).
Он ищет этот идеал и на других континентах. В 1888 году писатель вместе с семьей едет в Сан-Франциско и оттуда, в мае этого года, на арендованной яхте отправляется в путешествие по островам Тихого океана. Стивенсоны посещают Маркизские, Маршалловы и Гавайские острова, затем - Паумоту, Самоа, острова Гильберта и Новую Каледонию. В Сиднее врачи предупреждают писателя, что состояние его легких крайне плохое и возвращение в сырую и холодную Шотландию означает для него быструю гибель. И Стивенсон находит свое последнее пристанище на острове Уполу Самоанского архипелага. Как уже было сказано выше, в декабре 1889 года он покупает на нем участок земли в 120 гектаров, где строит дом с поэтическим названием Вайлима - «Пять вод». Последний период жизни Стивенсона весьма насыщен. Он знает о приближающейся смерти и хочет успеть как можно больше. В 1890-1891 годах за 12 месяцев написаны «Вечерние беседы» - цикл рассказов на тихоокеанские мотивы. Он переводит их на местный язык. За что удостаивается от самоанцев почетного прозвища Тузиталы (Рассказчика). Стивенсон пишет «Примечания к истории» Самоа, художественную биографию своих предков - «Семья инженера», оставшийся незаконченным роман «Уир Гермистон». На Самоа Стивенсон пишет наиболее интересный свой роман - «Потерпевшие кораблекрушение». Он подводит в нем итоги своего творчества, сочетает искусство закручивания интриги, опыт путешественника и отточеность стиля писателя. Это, в сущности, художественная автобиография Стивенсона, выведенного в образе Лаудена Додда, шотландца, но крови и духу, чья самобытность особенно ярко проявляется по контрасту с типичным североамериканским янки Пинкертоном. Основа мироощущения автора проявляется в динамике сюжета. Место действия романа смещается, повторяя этапы его жизненного пути. Герои Стивенсона постоянно «терпят кораблекрушение», их бросает от побед к поражениям, от богатства к нищете. Писатель считает это нормальным для людей, бросивших вызов рутине обыденного существования, идущих нехожеными путями. Герои Стивенсона не банальные искатели сокровищ, а задача автора не примитивная пропаганда укрепления империи. Стивенсон никого не зовет на путь морских бродяг и авантюристов, но он говорит о том, что он есть и он достоин уважения.
Неоромантизм Р.Л. Стивенсона стал одним из высших достижений поздневикторианской беллетристики, воплотив в себе как совершенство стиля, так и богатство образов. Именно в его произведениях сложился привлекательный образ «рыцаря без страха и упрека», «строителя империи» идущего вперед не ради наград, а ради выполнения долга перед своей «матерью-родиной».
Многое из написанного Стивенсоном сохранило свое значение и до наших дней: в его творчестве обнаруживаются сложнейшие узлы многих литературных проблем, возникших на английской почве.
История создания романа «Остров сокровищ»
Особое место в творчестве Стивенсона занимает произведение, прославившее писателя на весь мир, - «Остров сокровищ» (1883).
История создания романа довольно любопытна: однажды дождливым днем — а дожди в Питлокри идут довольно часто — Роберт вошел в гостиную и увидел: мальчик, пасынок писателя, играя, склонился над лежавшим на столе большим листом бумаги, на котором были изображены контуры какого-то острова, мальчик чертил карту, а отчим игру заметил и продолжил... Взяв карандаш, Стивенсон стал дорисовывать карту. Он обозначил горы, ручей, лес… Под тремя красными крестами сделал надпись: «Здесь спрятаны сокровища». Своим контуром карта напоминала «приподнявшегося толстого дракона» и пестрела необычными наименованиями: Холм Подзорной трубы, Остров Скелета и др.
После этого, засунув лист в карман, молча удалился… Ллойд сильно обиделся на такое странное поведение всегда внимательного к нему отчима. Больше многих книг Стивенсон ценил карты: «за их содержательность и за то, что их не скучно читать». «Я уронил задумчивый взгляд на карту острова, - рассказывает Стивенсон, - и средь придуманных лесов зашевелились герои моей будущей книги… Я не успел опомниться, как передо мной очутился чистый лист бумаги, и я уже составлял перечень глав»[6]. А на следующий день Роберт позвал мальчика в свой кабинет и прочитал ему первую главу романа «Судовой кок», который сегодня известен всему миру как «Остров сокровищ».
Стивенсон продолжал писать роман с удивительной скоростью — по одной главе в день. Он писал так, как никогда, пожалуй, больше писать ему не довелось. И вечерами он читал его всем своим домашним.
Похоже на попадание в цель. Прежде Стивенсон не раз набрасывал план романа и даже начинал писать, однако на этом, по его словам, все и кончалось. А тут все вдруг ожило и задвигалось, каждый персонаж, стоило ему появиться из-под пера Стивенсона, ступить под сень придуманного леса или на воображаемую палубу, уже знал в точности, что ему следует делать, будто книга давно готовой заключалась у автора в голове.
«Рано или поздно, мне суждено было написать роман. Почему? Праздный вопрос», - вспоминал Стивенсон в конце жизни в статье «Моя первая книга - «Остров Сокровищ», как бы отвечая на вопрос любознательного читателя. Статья была написана в 1894 году по просьбе Джером К. Джерома для журнала «Айдлер» («Бездельник»), который затеял тогда серию публикаций уже прославившихся современных писателей на тему «Моя первая книга». «Остров Сокровищ», собственно, не отвечал теме, так как этот первый роман писателя был далеко не первой его книгой. Стивенсон имел в виду не один хронологический порядок появления своих книг, но прежде всего их значение. «Остров Сокровищ» - первая книга Стивенсона, получившая широкое признание и сделавшая его всемирно известным. В ряду самых значительных его произведений эта книга действительно первая по счету и вместе с тем самая популярная. Сколько раз, начиная с ранней юности, принимался Стивенсон за роман, меняя замыслы и приемы повествования, снова и снова испытывая себя и пробуя свои силы, побуждаемый не одними соображениями расчета и честолюбия, но прежде всего внутренней потребностью и творческой задачей одолеть большой жанр. Долгое время, как уже говорилось выше, попытки оказывались безуспешными. «Рассказ - я хочу сказать, плохой рассказ, - может написать всякий, у кого есть усердие, бумага и досуг, но далеко не всякому дано написать роман, хотя бы и плохой. Размеры - вот что убивает». Объем пугал, изматывал силы и убивал творческий порыв, когда Стивенсон принимался за большую вещь. Ему с его здоровьем и лихорадочными усилиями творчества вообще трудно было одолеть барьеры большого жанра. Не случайно у него нет «длинных» романов. Но не только эти препятствия стояли на его пути, когда ему приходилось отказываться от больших замыслов. Для первого романа нужна была известная степень зрелости, выработанный стиль и уверенное мастерство. И надо, чтобы начало было удачным, чтобы оно открывало перспективу естественного продолжения начатого. На этот раз все сложилось наилучшим образом, и создалась та непринужденность внутреннего состояния, которая особенно нужна была Стивенсону, когда воображение, полное сил, одухотворено, и творческая мысль как бы развертывается сама собой, не требуя ни шпор, ни понукания.
На этот раз карта вымышленного «Острова Сокровищ» дала толчок творческому замыслу. «Промозглым сентябрьским утром - веселый огонек горел в камине, дождь барабанил в оконное стекло - я начал «Судового повара» - так сперва назывался роман». Впоследствии это название получила одна из частей романа, а именно вторая. Длительное время, с небольшими перерывами, в узком кругу семьи и друзей Стивенсон читал написанное за день - обычно дневная «порция» составляла очередную главу. По общему свидетельству очевидцев, читал Стивенсон хорошо. Слушатели проявляли живейшее участие к его работе над романом. Некоторые из подсказанных ими деталей попали в книгу. Послушать приходил и отец Роберта. Иногда он даже добавлял в текст мелкие детали. Благодаря Томасу Стивенсону появился сундук Билли Бонса и предметы, которые в нем находились, и бочка с яблоками, та самая, забравшись в которую герой раскрыл коварный замысел пиратов. «Мой отец, взрослый ребенок и романтик в душе, сразу же загорелся идеей этой книги», - вспоминал Стивенсон.
Роман еще далеко не был закончен, когда владелец респектабельного детс
Романом зачитывались люди различных кругов и возрастов. Стивенсону стало известно, что английский премьер-министр Гладстон читал роман долго за полночь с необычайным удовольствием. Стивенсон, не любивший Гладстона (он видел в нем воплощение ненавистной ему буржуазной респектабельности), сказал на это: «Лучше бы этот высокопоставленный старик занимался государственными делами Англии». Роман приключений невозможен без напряженной и увлекательной фабулы, ее требует природа самого жанра. Стивенсон разносторонне обосновывает эту мысль, опираясь на психологию восприятия и классическую традицию, которая в английской литературе ведет начало от «Робинзона Крузо». События, «происшествия», их уместность, их связь и развитие должны, по его мнению, составлять первоочередную заботу автора приключенческого произведения. Психологическая разработка характеров в приключенческом жанре попадает в зависимость от напряженности действия, вызываемой быстрой сменой неожиданных «происшествий» и необычных ситуаций, оказывается невольно ограниченной ощутимым пределом, как это видно по романам Дюма или Марриэта.
Пусть строителем маяков Стивенсон не стал, однако о бурях и рифах пишет пером потомственного морского человека. А заимствования? Чего проще уличить его в литературной краже. Ну конечно, попугай взят у Дефо, да и остров как место действия был обжит Робинзоном Крузо. Однако никому как-то в голову не приходило упрекнуть Стивенсона, ни критикам при его жизни, ни историкам литературы в дальнейшем. Ничуть не повредило Стивенсону и то, что он сам признался: мальчик подал идею, отец составил опись сундука Билли Бонса, а когда потребовался скелет, он нашелся у Эдгара По, и попугай был готовый, живой, его оставалось только научить вместо «Бедный Робинзон Крузо!» повторять: «Пиастры! Пиастры!». Даже карта, составлявшая для Стивенсона особый предмет авторской гордости, если уж на то пошло, использовалась не раз, и прежде всего Гулливером. Но в том-то и дело, что Стивенсон не нахватал все это вдруг, а глубоко это знал, свою округу, книжно - вымышленный мир, с которым сжился с детства.
Мальчик, игравший вместе с отцом в придуманных человечков, стал большой и написал «Остров сокровищ».
Особенность повествования в романе «Остров сокровищ»
«Остров сокровищ» - первый роман Роберта Льюиса Стивенсона, был создан уже опытным писателем, автором многих рассказов и литературоведческих эссе. Как мы видим из описанного выше, Стивенсон давно готовился к тому, чтобы написать именно этот роман, в котором мог бы выразить свой взгляд на мир и на современного человека, чему не мешает, что события романа отнесены к XVIII веку. Роман удивителен еще тем, что повествование в нем ведется от лица мальчика Джима - участника поисков клада, находящегося на далеком острове. Сообразительному и отважному Джиму удается раскрыть заговор пиратов, собиравшихся отнять сокровища у организаторов этого романтического плавания. Пройдя через множество приключений, отважные путешественники достигают острова, находят там человека, некогда бывшего пиратом, и с его помощью завладевают кладом. Сочувствие Джиму и его друзьям не мешает читателю среди всех персонажей выделить Джона Сильвера. Одноногий корабельный повар, соратник пирата Флинта, - один из самых замечательных образов, созданных Стивенсоном.
Начинается «Остров сокровищ» со скупого описания скучной жизни небольшой деревушки, где обитает герой - Джим Хокинс. Его будни лишены радости: мальчик обслуживает посетителей трактира, который содержит его отец, и подсчитывает выручку. Нарушает это однообразие прибытие странного моряка, перевернувшего размеренную жизнь обывателей и круто изменившего судьбу Джима: «Я помню, словно это было вчера, как, тяжело ступая, он дотащился до наших дверей, а его морской сундук везли за ним на тачке».[7] С этого момента начинаются необыкновенные события: гибель моряка - бывшего пирата, охота его сообщников за картой капитана Флинта, хранящейся в сундуке моряка, и, наконец случайность, позволившая Джиму стать обладателем карты острова сокровищ: «…-А я прихвачу и это для ровного счета,- сказал я, беря пачку завернутых в клеенку бумаг». [8]
Итак, Джим, доктор Ливси и сквайр Трелони - вполне добропорядочные люди - оказываются владельцами карты и решают ехать на поиски сокровищ. Примечательно, что при всем презрении к пиратам, которое высказывает сквайр («Что им нужно, кроме денег? Ради чего, кроме денег, они стали бы рисковать своей шкурой!»), он сам немедленно покупает шхуну и снаряжает экспедицию за чужими богатствами.
«Дух нашего века, его стремительность, смешение всех племен и классов в погоне за деньгами, яростная, по-своему романтическая борьба за существование, с вечной сменой профессий и стран…» - вот как характеризует Стивенсон время, в которое он живет. И действительно, полмира бросается в Африку, Америку, Австралию на поиски золота, алмазов, слоновой кости. Эти поиски привлекают не только авантюристов, но и «добропорядочных» буржуа, купцов, которые в свою очередь становятся участниками «романтических» приключений в неизведанных странах. Так Стивенсон ставит почти знак равенства между пиратами и «добропорядочными» буржуа. Ведь цель у них оказывается одна - деньги, дающие право не только на «веселую жизнь», но и на положение в обществе.
Сильвер, который считает, что после того как будут найдены сокровища, нужно убить капитана, доктора, сквайра и Джима, говорит: «Я вовсе не желаю, чтобы ко мне, когда я стану членом парламента и буду разъезжать в золоченой карете, ввалился, черт к монаху, один из тонконогих стрекулистов».[9]
Желание Сильвера стать членом парламента совсем не так утопично. Кому какое дело, как добыты деньги, - важно, что ими обладают. А это открывает в буржуазном обществе неисчерпаемые возможности стать почитаемым человеком. О прошлом не говорят. За деньги можно купить и дворянский титул. Но в этой реплике Сильвера заключена и скрытая ирония, выражающая отношение Стивенсона к тем, кто управляет страной.
Романтические приключения героев начинаются с первых минут их путешествия. Джим случайно подслушивает разговор Сильвера с матросами: «… Я был свидетелем последней главы в истории о том, как соблазняли честного матроса вступить в эту разбойничью шайку, быть может, последнего честного матроса на всем корабле. Впрочем, я тотчас же убедился, что этот матрос не единственный. Сильвер тихонько свистнул, и к бочке подсел еще кто-то». [10] И узнает об опасности, которая нарастает с каждой минутой. События на острове, борьба пиратов с горсткой преданных людей, исчезновение сокровищ - все это создает особую напряженность сюжета. И именно в этой, доведенной до предела ситуации вырисовываются характеры героев: недалекого, вспыльчивого и самоуверенного сквайра, рассудительного доктора Ливси, разумного и решительного капитана, по-мальчишески импульсивного Джима и умного, коварного, прирожденного дипломата Сильвера. Каждый поступок их, каждое слово выражают внутреннююю сущность характера, обусловленную природными данными, воспитанием, положением в обществе, от которого они теперь оторваны.
Сюжет «Острова сокровищ» напоминает мальчишескую игру в пираты или разбойники. Однако приключения, в которые втягивается мальчишка Джим Хокинс, герой романа, отнюдь не детская игра. Убедительность и мастерство изображения разносторонних испытаний юного характера в суровых романтических обстоятельствах возбуждают у читателя чувство невольной причастности к развертывающимся в романе событиям, напряженный интерес к ним и сопереживание душевным состояниям героя: «В тихом морозном воздухе пронесся звук, от которого кровь застыла у меня жилах: постукивание палки слепого по мерзлой дороге. Стук приближался, и мы прислушивались к нему, затаив дыхание». [] Подлинный итог рискованных приключений Джима Хокинса состоит в том, что юный герой в самом себе обнаруживает духовные и нравственные сокровища, выдерживая испытания на мужество, храбрость, находчивость, ловкость, в жестоких условиях являя пример личной порядочности, верности, долгу и дружбе, преданности возвышенным чувствам. Уверенный и мужественный оптимизм «Острова сокровищ» задает тон всей книге.
Бодрое мироощущение, смелый взгляд на жизнь Стивенсон утверждает без трескучей риторики, не прибегая к бодряческим интонациям и постным назиданиям. Убедительности мажорного тона «Острова сокровищ» способствует и мастерство изображения Стивенсоном противоречивого характера, каким он наделяет одного корабельного повара Джона Сильвера. В психологическом облике Джона Сильвера так смешались добрые и злые начала, что судить о нем здраво невозможно, исходя из отвлеченных формул нравственности, мы видим это уже из первой встречи Джима Хопкинса с Джоном Сильвером: «Признаться, прочитав о Долговязом Джоне в письме сквайра, я с ужасом подумал, не тот ли это одноногий моряк, которого я так долго подстерегал в старом «Бенбоу». Но стоило мне взглянуть на этого человека, и все мои подозрения рассеялись. Я видел капитана, видел Черного пса, видел слепого Пью и полагал, что знаю, какой вид у морских разбойников. Нет, этот опрятный и добродушный хозяин трактира нисколько не был похож на разбойника».[11] Джон Сильвер коварен и жесток, но в то же время и умен, и энергичен, и ловок. В этом образе нашла воплощение парадоксальная идея, всегда занимавшая Стивенсона, - о жизнеспособности и привлекательности зла.
Характеры Джима и Джона точностью сложного психологического рисунка привлекают внимание не только юного читателя. Эти два романтических героя выступают на первый план. Причем если в романтических произведениях начала века герой противостоял среде, был носителем благородных качеств, эталоном нравственности, то одним из героев Стивенсона становится пират, который, несмотря на свое коварство и жестокость, покоряет смелостью и умом, решительными действиями, изобретательностью в самых сложных и опасных ситуациях. И тут ставится проблема добра и зла, но решается она совсем не так однозначно, как у романтиков начала века. В романах Стивенсона утверждается, что зло может быть привлекательным и соблазнительным.
Стивенсон увлекает, точнее убеждает читателя видимой достоверностью каждого эпизода. Это качество прозы Стивенсона подымает его над теми неоромантиками, которые писали в одно время или испытывали его влияние. Книги Райдера Хаггарда, автора популярнейшего в те же годы приключенческого романа «Копи царя Соломона» (1885), не выдерживают сравнения с «Островом сокровищ». Хаггард спешит занять внимание читателя происшествиями, то есть сменой событий, ибо чуть замедленное читательское восприятие застанет героев в малоестественных позах, различит ложность и надуманность душевных движений. К тому же ему была свойственна идея превосходства белого человека и некоторые тенденции идеализации английского колониализма. Этот комплекс идей абсолютно чужд гуманистическому восприятию Стивенсона.
Коварная привлекательность порока, смущающая викторианское понятие добродетели, вызывала у Стивенсона далеко не случайный интерес. Он наметил эту тему в «Острове сокровищ», а затем целиком посвятил ей повесть «Странная идея доктора Джекиля и мистера Хайда» (1886), в котором он пародирует мысль о том, что в человеке может быть абсолютное зло и абсолютное добро, - и выводы его устрашающи. Джекиль, желая избавиться от зла, создает себе двойника и передает ему все злые качества своей души. Но, превращаясь попеременно то в Хайда, то в себя, он уже не может более стать абсолютно добрым.
Столь же диалектично относится Стивенсон к проблемам воспитания в детстве. С одной стороны он признает, что этот период в человеческой жизни чрезвычайно важен и что он накладывает неизгладимый отпечаток на личность; с другой - утверждает, что воспитание ребенка - лишь первая кладка в здании, в дальнейшем сам человек строит свою судьбу и выбирает между добром и злом. Примером тому - многие эпизодические персонажи. В «Острове сокровищ» - это пират, воспитанный в набожной семье; он и теперь возит с собой Библию, что не мешает ему убивать и грабить и даже вырезать из Библии кусок текста, чтобы послать «черную метку» Сильверу.
Второй романтический герой, Джим Хокинс, - противоположность Сильверу. Он тоже неоднозначен: в романе прослеживается эволюция его от трактирного мальчика на побегушках, не умеющего сдержать слез и даже рыданий, до отчаянно храброго и находчивого моряка, ставшего даже капитаном на короткое время. И, тем не менее, в нем всегда сохраняется мальчишеская необузданность, способность на безрассудные, казалось бы, поступки, которые потом оказывают неоценимую помощь его друзьям. Он не заразился всеобщей жаждой наживы. Его подвиги совершаются для того, чтобы испытать нечто необычное, вырваться из скуки буржуазной обыденности. Благородство побуждений, сострадание к другому, борьба за человеческое достоинство - вот сущность его характера. И, конечно, именно Джим - истинный герой романа. Это подчеркивается и в эпилоге. Каждый из вернувшихся получает долю сокровищ. Каждый распорядился ими по-своему. Капитан оставил морскую службу, матрос Грей стал штурманом и совладельцем корабля; Сильвер, взяв свою долю, скрылся и, вероятно, снова завел где-нибудь матросский кабачок. А вот как использовал сокровища Джим, нам неизвестно, ибо это не главное для него. Он пережил романтику путешествий и может рассказать о них читателю (ведь все повествование, за исключением двух глав, ведется от лица Джима). Вот его богатство. Он говорит в конце: «Остальная часть клада - серебро в слитках и оружие - все еще лежит там, где ее зарыл покойный Флинт. И, по-моему, пускай себе лежит. Теперь меня ничем не заманишь на этот проклятый остров. До сих пор мне снятся по ночам буруны, разбивающиеся о его берега, и я вскакиваю с постели, когда мне чудится хриплый голос капитана Флинта:
- Пиастры! Пиастры! Пиастры!»
Это последнее восклицание - «Пиастры!», - как символ «духа нашего века», о котором говорил Стивенсон, выражает неприятие Джимом смысла жизни буржуазного общества, идущего к бесчисленному многообразию преступлений и оскудению человеческих душ.
Джиму Хокинсу, то ли подростку, то ли мальчику, автор не уточняет его возраст, приходится самостоятельно ориентироваться в сложной обстановке при неблагоприятных обстоятельствах, проявлять инициативу, идти на риск, напрягать мозг и мускулы, но также делать нравственный выбор, определять жизненную позицию. Им движет мечта, он предается ей с естественной восторженностью, действует, подталкиваемый необходимостью и любознательностью, руководствуется высокими чувствами и здравым соображением. Ему приходится встречать лицом к лицу опасность, глядеть в глаза смерти, прибегать к решительным и крайним мерам. Ему же удается познать радость моральной и практической победы.
Джим Хокинс являет собой образец характера цельного, слаженного, устойчивого, не ослабленного и малейшей червоточиной. Смело-доверчивое и здраво-энергичное, мужественное отношение Джима к жизни задает тон всей книге. И в ней не слышится ни назидательных интонаций, ни бодряческих ноток.
Пираты в "Острове Сокровищ" мало похожи на пиратов традиционных. Некогда пиратство носило узаконенный характер, правители Англии находили в пиратах поддержку для борьбы с флотом враждебных стран и дополнительный источник пополнения казны. Пиратство знало свои героические времена. Среди пиратов оказывались не одни авантюристы и головорезы, но и люди, преданные морской стихии, жаждавшие независимости и свободы. Литература помнит не только образ морского хищника, но и "благородного корсара". В пиратской теме сложилась романтическая традиция, идеализировавшая морского разбойника.
Стивенсон и здесь идет своим путем. Его пираты лишь вспоминают знаменитого Флинта, да и этот герой, главарь шайки морских разбойников, представлен без розовой краски.
Стивенсон - художник большого масштаба. Его мастерство заключается, в частности, в том, что ни одна идея не лежит на поверхности, а заключена в художественных образах, в глубинах повествования.
На первый взгляд стиль произведений Стивенсона невероятно прост. Но эта простота, достигаемая высоким уровнем мастерства, к которой стремились многие писатели. В дневниках М. Пришвина есть такая заметка:
«В моем литературном устремлении с некоторого времени маячит цель - глубочайшие мысли свои выражать словами, доступными каждому, и даже ребенку…
А «простота» должна быть в том, чтобы ее принимать в себя охотно без понимания, а потом эта мысль, эта мысль, поселившись в душе человека, лежала и в благоприятном случае прорастала бы, и человек бы говорил: ах, вот оно что! Вот о чем он говорил…»
Стивенсон всегда искал те точные слова, которые могут выразить суть предмета, действия, особенность речи героя: так, деловая и лаконичная речь - у капитана Смоллета; иронично - ласковая и рассудительная - у доктора; совершенно разный стиль у двуличного Сильвера - грубый, почти жаргонный, когда он говорит со своими сообщниками: «…Если бы вы умели управлять кораблем и бороться с ветрами, вы все давно катались бы в каретах. Но куда вам! Знаю я нашего брата. Налакаетесь рому - и на виселицу» [12]; с налетом интеллигентности, когда он ведет переговоры с доктором Ливси: «Здравствуйте, доктор! Сдобрым утром, сэр! - воскликнул Сильвер, уже протерев как следует глаза и сияя приветливой улыбкой…»[13]; услужливо-подобострастный, когда он изображает судового повара…
«Простая и легкая на вид книга «Остров сокровищ» при внимательном рассмотрении оказывается многоплановой, - замечает М. В. Урнов. - Авантюрный сюжет в ней при всей ее традиционности - повествование о пиратах, приключениях на затерянном острове - оригинален. Он построен по принципу увлекательной мальчишеской игры, вдохновляемой энергичной мечтой и требующей от юного участника приложения всех его сил».
"В наши дни англичане склонны, не знаю почему, - писал Стивенсон в 1882 году, - смотреть свысока на происшествие" и с умилением прислушиваются к тому, "как постукивает в стакане чайная ложечка и дрожит голос священника. Считается хорошим тоном писать романы вовсе бесфабульные или хотя бы с очень скучной фабулой". Выступая против тягучего описательства, за динамичное повествование, Стивенсон отнюдь не претендовал на то, чтобы событийный сюжет проник во все виды и жанры повествовательной литературы. Он размышлял над жанром "романтического романа" и прежде всего романа приключенческого и в этой связи говорил о значении острой и занимательной фабулы, понимая роль "происшествия" по-своему, на свой лад. Необычно звучит его афоризм: "Драма - это поэзия поведения, роман приключений - поэзия обстоятельств". Интерес к "Робинзону Крузо", самому выдающемуся образцу этого жанра, развивает он свою мысль, "в огромной мере и у подавляющего числа читателей" вызывается и поддерживается не просто цепью "происшествий", но "очарованием обстоятельств".
В самом деле, лишь детские воспоминания выделяют ощущение напряженной увлекательности фабулы "Острова Сокровищ". Когда же ранние впечатления от романа проверяются повторным знакомством с ним в зрелые годы, внимание сосредоточивается на иных чертах и сама фабула начинает выглядеть иначе. Интерес к увлекательному приключению не пропадает, но очевидным становится, что его вызывает не эффект чисто внешнего действия. События в романе возникают и развиваются соотносительно с обстоятельствами места и времени, и автор придает большое значение тому, чтобы эти возникающие ситуации не были произвольными, а отвечали требованию психологической достоверности и убедительности.
Стивенсон не очень заботится о том, чтобы держать читателя в таинственном неведении, и не склонен чистой иллюзией подогревать его любопытство. Он не боится предуведомляющих намеков относительно исхода событий. Такой намек содержится в словах Джима Хокинса, героя книги, о том, что он записал всю историю по просьбе своих старших друзей; таким образом сообщено, что основные участники приключений, за судьбу которых приходится тревожиться читателю, вышли из испытаний с торжеством. И вывеска трактира "Адмирал Бенбоу", проткнутая саблей разгневанного Билли Бонса, след от которой, как подчеркивает, забегая вперед, Джим, и до сих пор виден, и подстрочные примечания, сделанные доктором Ливси, где говорится о том, что о некоторых событиях на острове узнали позднее, и другие детали - все это последовательно нарушает таинственность будущего, столь будто бы для приключенческого жанра важную и даже обязательную. Однако, предуведомляя читателя о ходе событий, автор усиливает доверительный тон повествования, рассчитывая на эффект достоверности. По-видимому, Стивенсон учитывал опыт Джорджа Мередита, который, развертывая сюжет, не боялся забегать вперед.
Переходы от эпизода к эпизоду в "Острове Сокровищ" Стивенсона не всегда кажутся точно выверенными, но коль скоро сюжетный поворот сделан, ситуация определена, персонажи заняли исходные позиции, то все начинает двигаться без нажима и скрипа, возникает живая картина событий, и создается впечатление точности и психологической достоверности происходящего. В самом деле, раскроем книгу, и мы увидим старого "Адмирала Бенбоу" и морского волка, который стучится у двери, и услышите его хриплый голос.
«Две мои основные цели можно определить так:
1. Война прилагательному.
2. Смерть зрительному нерву.
Если считать, что мы переживаем в литературе эпоху зрительного нерва. Сколько веков литература успешно обходилась без него". - Отвечает Стивенсон на письмо Генри Джеймса[14].
Автохарактеристика, как это нередко случается, может противоречить творческой реальности, создаваемой художником. Так и со Стивенсоном в его бунте против "прилагательного" и неприязни к "зрительному нерву" не так просто согласиться, припомнив картины, им же самим набросанные. Однако стоит присмотреться к этим картинам, чтобы лучше понять позицию Стивенсона, и надо иметь в виду, что он не пренебрег замечаниями Генри Джеймса.
Вот Джим Хокинс, спрятавшись в бочке из-под яблок, подслушивает злодейский разговор непокорных матросов. Они сговариваются захватить корабль, и эта новость приводит Джима в отчаяние. Еще более непосредственный ужас охватывает его, когда один из матросов собирается подойти к бочке, чтобы достать оттуда яблок. От этого рокового намерения его отвлекает случайность, и он отправляется за бочонком рома для своих дружков.
"Когда Дик возвратился, все трое по очереди взяли кружку и выпили - один "за удачу", другой "за старика Флинта", а Сильвер даже пропел:
За ветер добычи, за ветер удачи!
Чтоб зажили мы веселей и богаче!
В бочке стало светло. Взглянув вверх, я увидел, что поднялся месяц, посеребрив крюйс-марс и вздувшийся фок-зейл. И в то же мгновение с вахты раздался голос:
- Земля!"
Как все здесь точно! Мы в самом деле слышим, когда на палубе говорят, мы ловим движения и действия пиратов и вдруг ясно и ярко видим, как подымается луна, освещая нутро пустой бочки, где притаился мальчик, и даже различаем проступающие из темноты крюйс-марс и фок-зейл, хотя скорее всего представления не имеем о том, как эти снасти выглядят. Наконец, все это покрывает книжно знакомый, а тут столь внезапный и уместный и убедительный зов - "Земля!".
Умение дать возможность услышать, если впечатление от реальности должно быть звуковым, увидеть, если изображение должно стать картинным, причем увидеть даже в том случае, когда перед взором встают предметы, ничем, как крюйс-марс и фок-зейл, в зрительной памяти не помеченные, это умение, а точнее сказать, мысль о подобном мастерстве составляет для Стивенсона не просто заботу о нескольких выигрышных приемах, но целую творческую программу.
"Война прилагательному" означает борьбу с одномерным изображением, с наиболее распространенной и принятой литературной техникой, которая приводит к выразительности исключительно описательным путем. Смерть "зрительному нерву" передает решительную неприязнь к натуралистической изобразительности, к дотошным копиям внешних форм. Стивенсон усиливает те начала в повествовательном жанре, которые сближают его с драмой, - диалог, энергично подвигающий сюжет и насыщенное событиями действие. Вместе с тем он стремится установить гибкие и многосторонние связи между изображаемыми явлениями,
рассчитывая на подвижность ассоциативного восприятия и учитывая опыт новейшей для него повествовательной техники.
Стивенсон создает картину, почти не прибегая к помощи "зрительного нерва", то есть без назойливой апелляции к глазу, он не делает никакой уступки прилагательному - не определяет предметов по одним внешним и статичным признакам; он заставляет подниматься луну, дает свет, называет неведомые снасти, бросает картинный клич. Читатель воспринимает все как-то целостно, без предпочтения зрительным или слуховым впечатлениям; во всяком
случае, он оказывается убежден в достоверности происходящего. Заботясь о многомерном движении стиля, Стивенсон добился немалого, и здесь заключена одна из главных основ его долговременного и "серьезного" воздействия на английскую литературу. "Серьезного" - в противоположность поверхностному следованию его манере по части приключений, пиратов и пиастров, которое с легкостью распространилось после завидного успеха "Острова Сокровищ".
Подражатели поддались на шутливые уверения Стивенсона, будто он не преследовал в работе над этим романом сколько-нибудь существенных литературных задач. Между тем нельзя не заметить изощренности этой книги: эффект совершенной достоверности на материале, вовсе не реальном. Взяв обстановку вымышленную, так сказать, "бутафорскую", Стивенсон сумел вместе со своими персонажами психологически правдиво вжиться в нее. Уловив эту убедительность, Стивенсон движется уже совершенно свободно в пределах вымысла, он легко ведет литературную "игру", и стоит ему произнести "фок-зейл", как читатель готов верить, будто все понятно, подобно тому, как пираты оказались способны по одним только выбеленным за многие годы костям признать своего незадачливого соратника: "Э, да это Аллардайс, накажи меня бог!"
Факты и вымысел в «Острове сокровищ»
Легенда о кладе капитана Кидда направила воображение Стивенсона. Однако в рукописи, которая создавалась им в ненастные дни уходящего лета 1881 года, имя Кидда лишь упоминается два-три раза. Говорится о том, что он в свое время заходил на остров, куда держит путь "Испаньола". Но хотя только и упомянутое, имя его вводит читателя в подлинную атмосферу пиратских подвигов и зарытых на острове таинственных сокровищ. Точно так же, как и рассказы Джона Сильвера -сподвижника Флинта и других, действительно существовавших джентльменов удачи, привносят в повествование особую достоверность. Иными словами, историко-бытовому и географическому фону Стивенсон придавал немалое значение, стремясь свой вымысел представить в виде подлинного события.
Помимо книг о пиратах, Стивенсон проявлял интерес к жизни знаменитых английских флотоводцев. И незадолго до того, как приступил к своему роману, он написал довольно большой очерк "Английские адмиралы". В этом очерке речь шла о таких "морских львах", как Дрейк, Рук, Босковен, Родни. Вот, к примеру, название таверны «Адмирал Бенбоу», Адмирал Бенбоу существовал в самом деле - оодился в семье дубильщика. Служил на военных и торговых судах. В возрасте 36 лет стал капитаном. В составе эскадры под командованием Эдуарда Расселя принимал участие в битве у Ла-Хога в 1692 году в ходе Девятилетней войны. В 1693 году участвовал в бомбардировках французского порта Сен-Мало и сражался с французскими каперами в Ла-Манше. По окончании войны Бенбоу руководил доками в Дептфорде. В январе 1698 года пребывало Великое посольство из России во главе с Петром I в ходе своего пребывания в Англии. Русские три месяца провели в Лондоне в доме Бенбоу. Позднее тот воспользовался данным фактом, чтобы поправить собственное финансовое положение и получить компенсацию за убытки, якобы понесённые им от русских. В том же 1698 году Бенбоу с эскадрой был отправлен в Вест-Индию для действий против испанцев. Он являлся командующий британский флотом в Вест-Индии с 1698 по 1700 года. В сентябре 1701 году уже в звании вице-адмирала Бенбоу вторично появляется в Вест-Индии. В ходе войны за испанское наследство Бенбоу получил приказ прекратить поставки серебра во Францию из Нового Света.
Упоминает Стивенсон и адмирала Эдварда Хоука. Того самого "бессмертного Хоука", под начальством которого якобы служил одноногий Сильвер — едва ли не самый колоритный и яркий из всех персонажей "Острова Сокровищ". По его словам, он лишился ноги в 1747 году, в битве, которую выиграл Хоук. В этом же сражении другой пират Пью "потерял свои иллюминаторы", то есть зрение. Однако, как выясняется, все это сплошная неправда. Свои увечья и долговязый Джон Сильвер и Пью получили, совершая иные "подвиги". В то время, когда они занимались разбойничьим промыслом и плавали под черным стягом знаменитых капитанов Ингленда, Флинта и Робертса.
Кстати сказать, имена пиратов, которые действуют в романе Стивенсона, в большинстве своем подлинные, они принадлежали реальным лицам.
Небезынтересно и такое совпадение: свою рукопись Стивенсон вначале подписал "Джордж Норт" — именем подлинного капитана пиратов. Начинал свою карьеру этот флибустьер корабельным коком на капере, потом был, как и Джон Сильвер, квартирмейстером, а затем уже главарем разбойников.
Рассказывая, сколько повидал на своем веку его попугай по кличке "Капитан Флинт", Джон Сильвер, в сущности, пересказывает свою биографию: плавал с прославленным Инглендом, бывал на Мадагаскаре, у Малабарского берега Индии, в Суринаме, бороздил воды Испанского моря, высаживался на Провиденсе, в Порто-Белло. Наконец, разбойничал в компании Флинта — самого кровожадного из пиратов.
У Долговязого Джона имелся еще один прототип. На него указал сам автор. В письме, написанном в мае 1883 года, Стивенсон писал: "Я должен признаться. На меня такое впечатление произвели ваша сила и уверенность, что именно они породили Джона Сильвера в "Острове Сокровищ". — Конечно,— продолжал писатель,— он не обладает всеми теми достоинствами, которыми обладаете вы, но сама идея покалеченного человека была взята целиком у вас".
Это письмо было адресовано самому близкому другу писателя одноногому Уолтеру Хенли, рыжебородому весельчаку и балагуру.
Не так просто было автору решиться вывести лучшего приятеля в образе велеречивого и опасного авантюриста. Конечно, это могло доставить несколько забавных минут: показать своего друга, которого очень любил и уважал, откинуть его утонченность и все достоинства, ничего не оставив кроме силы, храбрости, сметливости и неистребимой общительности, и попытаться найти им воплощение где-то на уровне, доступном неотесанному мореходу. Однако можно ли, продолжал спрашивать самого себя Стивенсон, вставить хорошо знакомого ему человека в книгу? Но подобного рода "психологическая хирургия", по его словам, весьма распространенный способ "создания образа". Не избежал искушения применить этот способ и автор "Острова Сокровищ". Благодаря этой "слабости" писателя и появился на свет Долговязый Джон — самый сильный и сложный характер в книге.
Похоже, что когда Стивенсон создавал свой «Остров сокровищ», он думал он вовсе не о своей писательской судьбе, а о лодочных прогулках в открытом море, о плавании на яхте в океане, о походах под парусами по бурному Ирландскому морю. В голубой дымке он видел очертания холмов солнечной Калифорнии, где не так давно побывал, золотистые, стройные, как свечи, сосны, буйную тропическую зелень и розовые лагуны. Он любил странствования и считал, что путешествия — один из величайших соблазнов мира. Увы, чаще ему приходилось совершать их в своем воображении.
Верно ли, что и сам остров и его природа — лишь плод фантазии писателя?
Если говорить о ландшафте Острова Сокровищ, то нетрудно заметить общее у него с калифорнийскими пейзажами. По крайней мере такое сходство находит мисс Анна Р. Исслер. Она провела на этот счет целое исследование и пришла к выводу, что Стивенсон использовал знакомый ему пейзаж Калифорнии при описании природы своего острова, привнеся, тем самым, на страницы вымысла личные впечатления, накопленные во время скитаний. А сам остров? Существовал ли его географический прототип?
Когда автор в бремерском доме читал главы своей повести об отважных путешественниках и свирепых пиратах, отправившихся в поисках клада к неизвестной земле, вряд ли он тогда мог определить координаты Острова Сокровищ. Возможно, поэтому мы знаем все об острове, кроме его точного географического положения. "Указывать, где лежит этот остров,— говорит Джим, от имени которого ведется рассказ,— в настоящее время еще невозможно, так как и теперь там хранятся сокровища, которых мы не вывезли оттуда". Эти слова как бы объясняли отсутствие точного адреса, но отнюдь не убавили охоты некоторых особенно доверчивых читателей отыскать "засекреченный" писателем остров с сокровищами.
По описанию, это тропический оазис среди бушующих волн. Но где именно? Книга ответа на это не дает. Однако, как утверждает молва, Стивенсон изобразил вполне реальную землю -остров Пинос, расположенный южнее Кубы. Он был открыт Колумбом в 1494 году в числе других клочков земли, разбросанных по Караибскому морю. Здешние острова с тех давних времен служили прибежищем пиратов: Тортуга, Санта-Каталина (о. Провиденс), Ямайка, Испаньола (Гаити), Невис. Не последнее место в числе этих опорных пиратских баз занимал и Пинос.
Пинос видел каравеллы Френсиса Дрейка и Генри Моргана, Рока Бразильца и Ван Хорна, Бартоломео Португальца и Пьера Француза и многих других джентльменов удачи. Отсюда черно-знаменные корабли выходили на охоту за галионами испанского Золотого флота, перевозившего в Европу золото и серебро Америки. Флаг с изображением черепа и костей господствовал на морских путях, пересекающих Караибское море, наводил ужас на торговых моряков, заставлял трепетать пассажиров.
Сегодня на о. Пинос в устье небольшой речушки Маль-Паис можно увидеть, как уверяют, останки шхуны, весьма будто бы похожей на ту, которую описал Стивенсон. Корабельный остов, поросший тропическим кустарником,— это можно сказать, один из экспонатов на открытом воздухе здешнего, причем, единственного в мире музея, посвященного истории пиратства.
Впрочем, слава Пиноса как географического прототипа стивенсоновского Острова Сокровищ оспаривается другим островом. Это право утверждает за собой Рум — один из островов архипелага Лоос — по другую сторону Атлантики, у берегов Африки около гвинейской столицы. В старину и здесь базировались пираты, кренговали и смолили свои разбойничьи корабли, пережидали преследование, пополняли запасы провианта. Пираты, рассказывают гвинейцы, наведовались сюда еще сравнительно недавно. В конце прошлого века здесь повесили одного из последних знаменитых флибустьеров.
Сведения о Руме проникли в Европу и вдохновили Стивенсона. Он довольно точно описал остров в своей книге, правда, перенес его в другое место океана, утверждают жители Рума.
А как же сокровища, спрятанные морскими разбойниками? Их искали, но также безрезультатно. Да ценность острова Рум отнюдь не в сомнительных кладах. Его предполагают превратить в туристский центр, место отдыха для гвинейцев и зарубежных гостей.
Вера в то, что Стивенсон описал подлинный остров (а значит, подлинно и все остальное), со временем породило легенду. Сразу же, едва распродали 5600 экземпляров первого издания "Острова Сокровищ", прошел слух, что в книге рассказано о реальных событиях. Естественная, умная достоверность вымышленного сюжета, действительно, выглядит как реальность, ибо известно, что "никогда писатель не выдумает ничего более прекрасного, чем правда".
Уверовав в легенду, читатели и прежде всего всякого рода искатели приключений, начали буквально одолевать автора просьбами. Они умоляли, требовали сообщить им истинные координаты острова — ведь там еще оставалась часть невывезенных сокровищ. О том, что и остров, и герои — плод воображения, не желали и слышать.
Как-то однажды под вечер стены тихого бремерского дома огласились криками. Заглянув в гостиную, Фенни, жена писателя, улыбнулась: трое мужчин, наряженные в какие-то неимоверные костюмы, возбужденные, с видом заправских матросов горланили пиратскую песню:
Пятнадцать человек на сундук мертвеца.
Йо-хо-хо, и бутылка рому! ...
(«15 человек на сундук мертвеца» — английская пиратская песня из романа Р. Л. Стивенсона «Остров сокровищ», где её пели Билли Бонс, остановившийся в трактире «Адмирал Бенбоу», и Джон Сильвер на палубе парусника «Эспаньола», Джону подпевала вся команда: «Йо-хо-хо, и бутылка рому!». «Йо-хо-хо» — это не хохот, а английское «Раз, два, взяли!».
По одной из версий, пиратская песня была популярна в XVIII веке, исполнялась на мотив «Дуй, муссон Мэн Даун!», существовало несколько вариантов, насчитывавших до 7 куплетов, оригинальное название «Страсти Билли Бонса».
Так же существует расширенный вариант этой песни, написанный Янгом Эдвином Эллисоном (1853—1932) в 1891 году для мюзикла «Остров сокровищ», известный под названием «Derelict».)[15]
При взгляде на то, что творилось в комнате, нетрудно было понять, что наступил тот кульминационный момент, когда литературная игра приняла, можно сказать, материальное воплощение.
Посредине гостиной стулья, поставленные полукругом, обозначали что-то вроде фальшборта. На носу — бушприт и полный ветра бом-кливер, сооруженные из палки от швабры и старой простыни. Раздобытое в каретном сарае колесо превратилось в руль, а медная пепельница — в компас. Из свернутых трубой листов бумаги получились прекрасные пушки — они грозно смотрели из-за борта.
Одним словом, Стивенсон жил в мире героев рождавшейся книги. И можно предположить, что ему не раз казалось, будто он и в самом деле один из них. Мечтатель Стивенсон щедро наделял себя в творчестве всем, чего ему недоставало в жизни. Прикованный часто к постели, он отважно преодолевая удары судьбы, безденежье и литературные неудачи тем, что отправлялся на крылатых кораблях в безбрежные синие просторы, совершал смелые набеги из Обинбургского замка, сражался на стороне вольнолюбивых шотландцев. Романтика звала его в дальние дали. Увлекла она в плавание и героев "Острова сокровищ"[16].
Теперь он жил одним желанием, чтобы они доплыли до острова и нашли клад синерожего Флинта. Ведь самое интересное, по его мнению,— это поиски, а не то, что случается потом. В этом смысле ему было жаль, что А. Дюма не уделил должного места поискам сокровищ в своем "Графе Монте-Кристо". "В моем романе сокровища будут найдены, но и только",— писал Стивенсон в дни работы над рукописью.
Кончилось лето, наступил октябрь. Спасаясь от сырости и холодов, Стивенсон перебрался на зиму в Давос. Здесь, в швейцарских горах, к нему и пришла вторая волна счастливого наития. Слова вновь так и полились сами собой из-под пера. С каждым днем он, как и раньше, продвигался на главу.
И вот плавание "Испаньолы" завершилось. Кончилась и литературная игра в пиратов и поиски сокровищ. Родилась прекрасная книга, естественная и жизненная, написанная мастером.
Роман «Остров сокровищ» в России
Русский перевод «Острова сокровищ» впервые появился на страницах журнала «Вокруг света» в 1886 году, затем выходил в различных переводах: Э. И. Пименовой, М. Зенкевича и других. В 1936 году в Детиздате был опубликован перевод Н.К. Чуковского, который и по сей день является популярнейшим среди юных читателей и регулярно переиздается разными издательствами.
ЗАКЛЮЧЕНИЕ:
Подводя итоги, мы можем сказать, что выполнили поставленные цели: мы проанализировали творчество выдающегося английского писателя XIX века Роберта Льюиса Стивенсона. Рассмотрели точки соприкосновения творчества писателя с общим литературным процессом, а также выделили то новое, что составляет его яркую индивидуальность.
При этом мы анализировали «биографические истоки» формирования особого – своего – творческого метода Р.Л. Стивенсона и прослеживали творческую динамику писателя. Также мы выделили особенности повествования центрального и наиболее известного произведения писателя «Остров Сокровищ». Однако, как это было сказано выше, это произведение было проанализировано в контексте всего творчества писателя.
Стивенсон улавливал ход развития повествовательной техники и сумел создать несколько искусных литературных "моделей". Без них не могли обойтись, их держали в своей творческой лаборатории многие писатели - младшие современники и преемники Стивенсона.
Простая и легкая на вид книга "Остров Сокровищ" при внимательном рассмотрении оказывается многоплановой. Авантюрный сюжет в ней при всей его традиционности - повествование о пиратах, приключениях на море и затерянном острове - оригинален. Он построен по принципу увлекательной мальчишеской игры, вдохновляемой энергичной мечтой и требующей от юного участника приложения всех своих сил.
Даже история создания «Острова сокровищ» очень увлекательна: карта вымышленного острова дала толчок творческому замыслу романа, то есть некая детская игра помогла создать «Остров сокровищ».
Стивенсон давно готовился к тому, чтобы написать именно этот роман, в котором он мог бы выразить свой взгляд на мир и на современного человека.
И хотя события романа относятся к XVIII веку - этот роман остается актуальным и по сей день. Нынешние мальчишки охотно читают «Остров сокровищ», потому что, открыв книгу, «окунаешься» в мир приключений, пиратов, поиска сокровищ.
Итак, мы пришли к выводу, что Стивенсон - это художник большого масштаба. Его мастерство заключается в том, что ни одна идея не лежит на поверхности, а заключена в художественных образах и в глубинах повествования.
На первый взгляд стиль произведений Стивенсона невероятно прост. Но эта простота достигается высоким уровнем мастерства, к которому стремились многие писатели.
СНОСКИ:
[1] - Зарубежные детские писатели в России: Библиографический словарь/ Под общ. ред. И.Г. Минераловой. - М.: Флинта: Наука, 2005.-с. 401.
[2] - Зарубежные детские писатели в России: Библиографический словарь/ Под общ. ред. И.Г. Минераловой. - М.: Флинта: Наука, 2005.- с. 405.
[3] - Урнов М.В. На рубеже веков. Очерки английской литературы. - М., 1970. - с. 187.
[4] - Аникст А. История английской литературы. - М., 1976.- с. 78.
[5] - Урнов М.В. Роберт Луис Стивенсон (жизнь и творчество) Собрание сочинений в пяти томах. Т. 1. - М., 1981.- с. 5.
[6] - Олдингтон Р. Стивенсон: Портрет бунтаря/ Пер. с англ. - М.: Книга, 1985. - (Писатели о писателях). - с. 274.
[7] - Стивенсон Р.Л. Остров сокровищ.- СПб: Социально-коммерческая фирма «Человек», 1993.-с. 9.
[8] - Стивенсон Р.Л. Остров сокровищ.- СПб: Социально-коммерческая фирма «Человек», 1993.- с. 40.
[9] - Стивенсон Р.Л. Остров сокровищ.- СПб: Социально-коммерческая фирма «Человек», 1993.- с. 219.
[10] - Стивенсон Р.Л. Остров сокровищ.- СПб: Социально-коммерческая фирма «Человек», 1993. - с. 92.
[11] - Стивенсон Р.Л. Остров сокровищ.- СПб: Социально-коммерческая фирма «Человек», 1993. - с.66.
[12] - Стивенсон Р.Л. Остров сокровищ.- СПб: Социально-коммерческая фирма «Человек», 1993. - с. 93.
[13] - Стивенсон Р.Л. Остров сокровищ.- СПб: Социально-коммерческая фирма «Человек», 1993. - с. 234.
[14] - Урнов М.В. На рубеже веков. Очерки английской литературы. - М., 1970. - с. 149.
[15] - http:// crazysage. diari. ru // p. 46002302. htm.
[16] - Основные произведения иностранной художественной литературы: Европа, Америка, Австралия: Литературно-библиографический справочник.- М.: Книга, 1983.- с.358.
СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫ:
1. Аникст А. История английской литературы. - М., 1976.
2. Бельскии А.А. Неоромантизм и его место в английской литературе конца XIX а. // Из истории реализма в литературе Англии. - Пермь, 1980.
3. Грудкина Т. В. 100 великих мастеров прозы / Грудкина Т.В., Кубарева Н.П., Мещеряков В.П., Сербул М.Н. - М.: Вече, 2007.- 480 с. -(100 великих).
4. Зарубежная литература для детей и юношества: учебник для институтов культуры. В 2 ч. Ч. 2/ Н.П. Банникова, Л.Ю. Брауде, Т.Д. Венедиктова и др.; Под. ред. Н.К. Мещеряковой, И.С. Чернявской. - М.: Просвещение, 1989.-271 с.
5. Зарубежные детские писатели в России: Библиографический словарь/ Под общ. ред. И.Г. Минераловой. - М.: Флинта: Наука, 2005.- 520с.
6. Олдингтон Р. Стивенсон (Портрет бунтаря)/ Пер. с англ. и примеч. Г.А. Островской. Научный ред. и авт. послесл. Д. Урнов.- М.: Молодая гвардия, 1973, 288., с илл. (Жизнь замечательных людей. Серия биографий. Вып. 7.)
7. Олдингтон Р. Стивенсон: Портрет бунтаря/ Пер. с англ. - М.: Книга, 1985. - (Писатели о писателях).
8. Основные произведения иностранной художественной литературы: Европа, Америка, Австралия: Литературно-библиографический справочник.- М.: Книга, 1983.
9. Проскурнин Б.М. Английская литература 1900-1914 годов (Дж. Р. Кипплинг, Дж. Конрад, Р.Л. Стивенсон). Текст лекций. - Пермь, 1993.
10. Роберт Луис Стивенсон. Собрание сочинений в пяти томах. Т. 1./ Под общ. ред. М. Уpнова: М., Правда, 1967
11. Стивенсон Р.Л. Остров сокровищ.- СПб: Социально-коммерческая фирма «Человек», 1993.
12. Стивенсон Р.Л. Собрание сочинений в пяти томах. - М.,1981
13. Универсальная школьная энциклопедия т. 3: Биографии/ Ред. группа: Е. Хлебалина, Д. Володихин, О. Елисеева. - М.: Аванта+, 2005. - 592 с.: илл.
14. Урнов М.В. На рубеже веков. Очерки английской литературы. - М., 1970.
15. Урнов М.В. Роберт Луис Стивенсон (жизнь и творчество) Собрание сочинений в пяти томах. Т. 1. - М., 1981.
Интернет-сайты:
1) http:// crazysage. diari. ru // p. 46002302. htm.