Проблема личности – центральная в творчестве Лермонтова. С середины 1830-х годов он мучительно ищет героя, который мог бы воплотить в себе черты личности человека его поколения, «героя времени». Но насколько Григорий Александрович Печорин – центральный образ романа, многозначительно названного «Герой нашего времени», – соответствует тому, что понимается под этим определением? Сам автор в Предисловии к «Журналу Печорина» пишет: «Может быть, некоторые читатели захотят узнать мое мнение о характере Печорина? Мой ответ – заглавие этой книги. «Да это злая ирония!» – скажут они. – Не знаю».
Действительно, в дальнейшей истории русской литературы утвердилось мнение, что «Печорин Лермонтова… – это Онегин нашего времени, герой нашего времени», – как уверенно заключил Белинский, а за ним и все последующие поколения критиков и читателей. И все же, даже признавая в этих героях сходный тип личности, следует сказать и о весьма существенных отличиях, связанных как с тем временем, которое каждый из них отражает, так и с особенностями авторской трактовки и отношением к своему герою.
Известно, что Лермонтов задумывал создать образ своего современника в противовес характеру Онегина. В Печорине нет того разочарования, что ведет к «тоскующей лени», наоборот, он мечется по свету в поисках истинной жизни, идеалов, но не находит их, что и приводит его к скепсису и полному отрицанию существующего миропорядка. Он жаждет деятельности, постоянно, неустанно стремится к ней, но то, чем он занят в жизни, оказывается мелочным, бессмысленным и бесполезным даже для него самого, поскольку не может развеять его скуку.
Но во всем этом виноват не столько сам герой, личность яркая и неординарная, выделяющаяся на общем фоне людей того времени, способная на подлинную свободу мысли и дела. Скорее, в соответствии с авторской позицией, вина лежит на том мире, обществе, в котором живет его герой.
Для Лермонтова в России 30-х годов ХIХ века явственно ощущается шекспировская ситуация: «век вывихнул сустав», «распалась связь времен». Не раз в своем творчестве писатель поднимает вопрос о том, что надлежит делать человеку в такой ситуации?
Именно такой вопрос автор ставит перед своим героем. Он очень напоминает гамлетовский вопрос: «Что благородней духом – покоряться / Пращам и стрелам яростной судьбы / иль, ополчась на море смут, сразить их противоборством?» Со всей своей энергией Печорин стремится решить его, но ответа не находит.
Именно это дает основание, несмотря на все отличия Печорина от Онегина, говорить о том, что перед нами еще один «русский Гамлет», человеческий и социальный тип, обреченный быть «умной ненужностью», «лишним человеком».
Действительно, как и для всех героев, объединяемых понятием «лишний человек», для Печорина характерны эгоцентризм, индивидуализм, скептическое отношение к общественным и моральным ценностям в сочетании с рефлексией, беспощадной самооценкой. Ему также присуще стремление к деятельности при отсутствии жизненной цели.
Но важно то, что Печорин, при всех его недостатках, воплощающих «болезнь века», остается для автора именно героем. Он явился реалистическим отражением того социально-психологического типа человека 30-х годов XIX в., который сохранил и пронес в себе неудовлетворенность существующей жизнью, всеобъемлющий скепсис и отрицание, так высоко ценимые Лермонтовым.
Безусловно, только на этой основе возможно было начать пересмотр старых мировоззренческих и философских систем, которые уже не отвечали запросам нового времени, и тем самым открыть путь в будущее. Именно с этой точки зрения Печорин может быть назван «героем времени» и стать, таким образом, естественным звеном в развитии русского общества.
Вместе с тем, Печорин разделил пороки и болезни своего века. Конечно, его жаль, ведь он, по его собственным словам, неся страдания другим, сам при этом не менее несчастлив. Но вина его от этого не меньше. Он анализирует себя, безжалостно выставляя на показ пороки, которые, по мнению автора, представляют не просто качество данной личности, а пороки всего поколения.
И все же трудно простить Печорину его «болезнь» – пренебрежение к чувствам других людей, демонизм и эгоцентризм, стремление сделать окружающих игрушкой в своих руках, что отразилось в истории с Максимом Максимычем, смерти Бэлы, в страданиях Мери, гибели Грушницкого и многом другом. Надо отметить, что в целом второстепенные образы в романе «Герой нашего времени» занимают особое место в его композиции и представляют собой группу персонажей (Максим Максимыч, Грушницкий, Вулич, Вера, Бэла, княжна Мери, Вернер и др.), из взаимоотношений, с которыми постепенно вырисовывается личность главного героя в различных ее гранях.
Уже первые упоминания о Печорине фиксируют странность и двойственность впечатления, которое он производит. «Славный был малый, смею вас уверить; только немножко странен». Это скажет Максим Максимыч, готовый объяснить странность и скуку французской модой.
Но и сам Печорин признается в бесконечных противоречиях: «Во мне … воображение беспокойное, сердце ненасытное»; «жизнь моя становится пустее день ото дня». Он ни на минуту не свободен от вопроса: «Зачем я жил? для какой цели я родился?.. А, верно, она существовала, и, верно, было мне назначенье высокое, потому что я чувствую в душе моей силы необъятные; но я не угадал этого назначенья, я увлекся приманками страстей пустых и неблагодарных».
«Порвавшаяся связь времен» как бы проникает вовнутрь «героя времени» и приводит к характерной для него, как и для Гамлета, раздвоенности: «Во мне два человека: один живет в полном смысле этого слова, другой мыслит и судит его».
Такова одна из основных черт Печорина. Она получила особое название – рефлексия, то есть самонаблюдение, осмысление человеком своих действий, чувств, ощущений. В эпоху 30-х гг. XIX в. рефлексия стала отличительной чертой «героя времени». Об этой характерной особенности людей своего поколения Лермонтов пишет и в стихотворении «Дума», замечая при этом, что скрупулезный самоанализ оставляет в душе «холод тайный».
В свое время Белинский писал, что через рефлексию проход
Состояние рефлексии ужасно, оно заставляет человека думать даже «…в такое время,/ когда не думает никто». И этот доскональный разбор убивает чувство. Например, Печорин узнает после дуэли об отъезде Веры, бросается в погоню, конь под ним падает, и он, в бессилии, рыдает. Он потерял, может, единственного близкого ему человека. Но через некоторое время Печорин находит уже, что такое проявление эмоций для него даже приятно, открывает в себе способность к новому для него чувству, начинает его разбирать и в результате приходит к выводу, что столь необычные для него слезы явились следствием пустого желудка и бессонной ночи.
Рефлексирующий герой полнее всего обнаруживает себя в исповеди, дневнике, поэтому центральное место в романе занимает «Журнал Печорина». Из него мы узнаем, что Печорину присуще и состояние покоя, простоты, ясности. Наедине с собой он способен ощутить «запах цветов, растущих в скромном палисаднике». «Весело жить в такой земле! Какое-то отрадное чувство разлито во всех моих жилах», – пишет он в дневнике. Печорин чувствует, что только в ясных и простых словах есть истина, и потому Грушницкий, говорящий «скоро и вычурно», ему несносен.
Вопреки аналитическому уму, душа Печорина готова ждать от людей прежде всего добра: случайно услышав о сговоре драгунского капитана с Грушницким, он «с трепетом» ждет ответа Грушницкого. Но осуществить свое «назначенье высокое», применись свои «силы необъятные» Печорин не может.
Лермонтов открывает трагическое расхождение между внутренним богатством, наполненностью личности и ее реальным существованием. Самоутверждение Печорина неизбежно оборачивается предельным индивидуализмом, приводит к трагической отъединенности от людей. А в результате – опустошенность души, уже не способной откликнуться живым чувством, даже в таком малом, что требовалось от него в последнюю встречу с Максимом Максимычем. И самому ему понятна бесцельность и гибельность новой и последней поездки в Персию. Казалось бы, круг жизни героя трагически замкнулся. Но роман завершается другим – повестью «Фаталист», которая открывает в Печорине новую и очень важную сторону.
Фаталист – это человек, верящий в предопределенность всех событий в жизни, в неотвратимость судьбы. Это слово и дало название заключительной части романа «Герой нашего времени» – философской повести, ставящей вопрос о свободе человеческой воли и действия.
В духе своего времени, подвергающего пересмотру коренные вопросы человеческого существования, Печорин пытается решить вопрос, предопределено ли высшей волей назначение человека или человек сам определяет законы жизни и следует им. Он ощущает в себе, в своем времени освобождение от слепой веры предков, принимает и отстаивает открывшуюся свободу воли человека, однако знает при этом, что его поколению нечего принести на смену «слепой вере» предыдущих эпох.
И все же проблема существования предопределения, поставленная Лермонтовым в этой повести, носит, главным образом, философский характер. Она составляет часть философской концепции писателя об отношении Востока и Запада, которая отразилась во всем его творчестве. Согласно этой концепции вера в предопределение свойственна человеку восточной культуры, а вера в собственные силы – человеку Запада.
По мере развития действия «Фаталиста» Печорин получает троекратное подтверждение существования предопределения, судьбы. Но вывод его звучит так: «Я люблю сомневаться во всем: это расположение ума не мешает решительности характера; напротив, что до меня касается, то я всегда смелее иду вперед, когда знаю, что меня ожидает».
Повесть как будто оставляет открытым вопрос о существовании предопределения. Но Печорин все-таки предпочитает действовать и собственными поступками поверять ход жизни. Фаталист повернулся своей противоположностью: если предопределение и существует, то это должно делать поведение человека еще активнее: быть просто игрушкой в руках судьбы унизительно. Лермонтов дает именно такое толкование проблемы, не отвечая однозначно на мучивший философов того времени вопрос.
Таким образом, философская повесть «Фаталист» играет в романе роль своеобразного эпилога. Благодаря особой композиции романа, он заканчивается не смертью героя, о которой было сообщено в середине произведения, а демонстрацией Печорина в момент выхода из трагического состояния бездействия и обреченности. Здесь впервые герой, разоружающий пьяного казака, убившего Вулича и опасного для других, совершает не какое-то надуманное действие, призванное лишь развеять его скуку, а общеполезный поступок, притом не связанный ни с какими «пустыми страстями»: тема любви в «Фаталисте» выключена вовсе.
На первый план, таким образом, вынесена главная проблема - возможностей человеческого действия, взятая в самом общем плане. Именно это и позволяет закончить на мажорной ноте, казалось бы, «грустную думу» о поколении 30-х годов XIX в., как назвал роман «Герой нашего времени» Белинский. При этом критик отмечает, что дух «героя времени» «созрел для новых чувств и новых дум. Но он не находит разумного применения своим недюжинным силам, для него все старое разрушено, а нового еще нет».
Тем не менее, путь поисков уже указан, и в этом огромная заслуга Лермонтова не только перед русской литературой, продолжавшей размышлять над поставленными писателем проблемами – уже в иных социальных условиях, в другие эпохи, – но и перед русским обществом, прошедшем вплоть до наших дней долгий путь развития. И сегодня, решая вопрос о характере «героя нашего времени» мы неизбежно вспомним Лермонтова и героя его романа.