Особенности художественного мироощущения Антона Чехова

Особенности художественного мироощущения Антона Чехова

Художественный талант Антона Павловича Чехова формировался в эпоху глухого безвременья 80-х годов XIX века, когда в миросозерцании русской интеллигенции совершался болезненный перелом. Идеи революционного народничества и противостоящие им либеральные теории, еще недавно безраздельно царившие в умах семидесятников, теряли живую душу, застывали, превращались в схемы и догмы, лишенные окрыляющего внутреннего содержания. После «первомартовской катастрофы» 1881 года - убийства народовольцами Александра II - в стране началась правительственная реакция, сопровождавшаяся кризисом как народнической, так и либеральной идеологии. Чехову не довелось участвовать в каком-либо серьезном общественном движении. На его долю выпало другое - быть свидетелем горького похмелья на отшумевшем еще в 70-е годы жизненном пиру. «Похоже, что все были влюблены, разлюбили и теперь ищут новых увлечений», - с грустной иронией определял Чехов суть общественной жизни своего времени. Эпоха переоценки ценностей, разочарования в недавних программах спасения и обновления России отозвалась в творчестве Чехова скептическим отношением ко всяким попыткам уловить жизнь с помощью тех или иных общественных идей. «Во всякой религии жизни, - замечали современники Чехова, - он как бы заподозревал догму, скептически-опасливо сторонился от нее, как бы боясь потерять свободу личности, утратить точность и искренность чувства и мысли». Отсюда возникла неприязнь Чехова к «догме» и «ярлыку», к попыткам людей в отчаянии зацепиться за ту или иную недоконченную идейку и, фанатически отдавшись ей, утратить чувство живой жизни и вне себя, и в себе самих. В отличие от гениальных предшественников - Толстого и Достоевского - Чехов не обладал ясной и теоретически осмысленной общественной программой, способ-вой заменить старую веру «отцов». Но это не значит, что он влачился по жизни «без крыльев», без веры и надежд. Во что же верил и на что надеялся Чехов? Он чувствовал более всех исчерпанность тех форм жизни, которые донашивала к концу XIX века старая Россия, и был., как никто другой, внутренне свободен от них. Чем пристальнее вглядывался Чехов в застывающую в самодовольстве и равнодушном отупении жизнь, тем острее и проницательнее, с интуицией гениального художника ощущал он пробивавшиеся сквозь омертвевшие формы к свету еще подземные толчки какой-то иной, новой жизни, с которой Чехов и заключил «духовный союз». Какой будет она конкретно, писатель не знал, но полагал, что в основе ее должна быть такая «общая идея», которая не усекала бы живую полноту бытия, а, как свод небесный, обнимала бы ее: «Человеку нужно не три аршина земли, не усадьба, а весь земной шар, вся природа, где на просторе он смог бы проявить все свойства и особенности своего свободного духа». Все творчество Чехова - призыв к духовному освобождению и раскрепощению человека. Проницательные друзья писателя в один голос отмечали внутреннюю свободу как главный признак его характера. М. Горький говорил Чехову: «Вы, кажется, первый свободный и ничему не поклоняющийся человек, которого я видел». Но и второстепенный беллетрист, знакомый Чехова, писал ему: «Между нами Вы - единственно вольный и свободный человек, и душой, и умом, и телом вольный казак. Мы же все в рутине скованы, не вырвемся из ига». В отличии от писателей-предшественников, Чехов уходит от художественной проповеди. Ему чужда позиция человека, знающего истину или хотя бы претендующего на знание ее. Авторский голос в его произведениях скрыт и почти незаметен. «Когда я пишу, - замечал Чехов, - я вполне рассчитываю на читателя, полагая, что недостающие в рассказе субъективные элементы он подбавит сам». Он добивался облагораживающего влияния на читателя самого художественного слова, без всякого посредничества. Потеряв доверие к любой отвлеченной теории, Чехов довел реалистический художественный образ до предельной отточенности и эстетического

совершенства. Он достиг исключительного умения схватывать общую картину жизни по мельчайшим ее деталям. Реализм Чехова - это искусство воссоздания целого по бесконечно малым его величинам. «В описании природы, - замечал Чехов, - надо хвататься за мелкие частности, группируя их таким образом, чтобы по прочтении, когда закроешь глаза, давалась картина. Например, у тебя получится лунная ночь, если ты напишешь, что на мельничной плотине яркой звездочкой мелькало стеклышко от разбитой бутылки и покатилась шаром черная тень собаки или волка». Он призывал своих собратьев по перу овладевать умением «коротко говорить о длинных предметах» и сформулировал афоризм, ставший крылатым: «Краткость - сестра таланта». Путь Чехова к эстетическому совершенству опирался на богатейшие достижения реализма его предшественников. Ведь он обращался в своих коротких рассказах к тем явлениям жизни, развернутые изображения которых дали Гончаров, Тургенев, Салтыков-Щедрин, Толстой и Достоевский. Искусство Чехова превращалось в искусство больших обобщений. Используя открытия русского реализма второй половины XIX века, Чехов вводит в литературу «повествование с опущенными звеньями»: путь от художественной детали к обобщению у него гораздо короче, чем у его старших предшественников. Он передает, например, драму крестьянского существования в повести «Мужики», замечая, что в доме Чикильдеевых живет кошка, глухая от побоев. Он не распространяется много о невежестве мужика, но лишь расскажет, что в избе старосты Антипа Сидельникова вместо иконы в красном углу висит портрет болгарского князя Баттенберга. Небольшие, но очень емкие и жизненные рассказы Чехова, его новеллы не всегда легко понять, если не понимаешь жизненной позиции писателя, который был строг прежде всего к себе. Всем известно его высказывание: «В человеке должно быть все прекрасно: и лицо, и одежда, и душа и мысли». Менее известно другое: «Надо быть ясным умственно, чистым нравственно и опрятным физически». И вот это-то, по выражению М. Горького, горячее «желание видеть людей простыми, красивыми и гармоничными, и объясняет непримиримость Чехова к убожеству, пошлости, нравственной и умственной ограниченности. В своей записной книжке А. П. Чехов однажды заметил: «Тогда человек станет лучше, когда покажете ему, каков он есть». И писатель всем своим ярким и многогранным творчеством показывал современникам, какими они являлись ему в повседневной, обыденной жизни. Будучи душевно богатым, благородным, честным человеком и талантливым художником слова, он хотел видеть и окружающих его людей красивыми, счастливыми и свободными. В реальной же жизни Чехову чаще приходилось сталкиваться с бездушием, грубостью, хамством, лицемерием и пресмыкательством. Он считал, что писатель обязан «поставить вопрос», то есть обратить внимание читателя на ту или иную сторону жизни, а вдумчивый и мудрый читатель пусть судит сам и потом решает, что плохо в жизни, а что хорошо, и как должно быть. Многие критики упрекали Чехова в безыдейности, холодности и равнодушии, называя его «пессимистом», певцом «хмурых людей». Они говорили, что он «пренебрегает литературной школой и литературными образцами», ставили ему в вину неумение или нежелание писать так, как требуется художественной теорией, и упрекали, что он пишет о мелочах, а не пишет о крупных и бурных событиях, сильных человеческих страстях и больших драмах с убийствами, развенчанием и клеймением убийц. Чехов же своими произведениями отстаивал свое видение мира и его проблем, свои варианты ответа на все сложные жизненные вопросы. Он считал, что писатель обязан писать правдиво, рисовать жизнь такой, какова она есть на самом деле. Недаром в разные периоды жизни и творчества он неуклонно выражал одну главную, по его мнению, мысль: «Над рассказами можно и плакать и стенать, можно страдать заодно со своими героями, но… нужно это делать так, чтобы читатель не заметил. Чем объективнее, тем сильнее выходит впечатление».