Смех часто бывает великим посредником в деле отличия истины от лжи Белинский

Смех часто бывает великим посредником в деле отличия истины от лжи 8230 Белинский Появились новые имена, писатели становились, как говорили когда-то, властителями дум, помогая понять вчерашнее и сегодняшнее время. Владимир Войнович был одной из заметных фигур этой новой литературы. В его первых произведениях, которые сразу так привлекли, так поразили меня тогда, — самая обыденная наша жизнь: повсеместная убогая нищета, повальное глупость. Кажется, нет выхода из лабиринтов этого абсурдного мира, в котором все перевернуто, но автор все-таки выводит нас из него, спасением служат юмор, насмешка, ирония. Смех помогает возвыситься над нагромождением чудовищных несуразностей беспросветного быта и казарменного общественного устройства, преодолеть их тяжелый гнет. «Жизнь и необычайные приключения Ивана Чонкина» — искрометная сатирическая панорама советской действительности, в которой досталось всем «незыблемым устоям» уродливого общественного устройства. Юмор, ирония ранних произведений трансформировались в едкий сарказм, острый гротеск. Личный дневник майора Федота Федотовича Фигурина содержит следующий афоризм, ярко отображающий противоречивую эпоху: «Подозрительным является тот, кто замечен в чем-нибудь подозрительном. Наиболее подозрителен тот, кто ни в чем подозрительном не замечен». Войнович пишет о людях, условиями тотального режима превращенных в озлобленную, запуганную и жадную толпу. И следует заметить: у него эти люди подчас действуют в ситуациях, повторяющих самые героические и трогательные коллизии мировой классики, русской классики и фольклора. Вот два примера, хотя их гораздо больше. Недотепа Чонкин, посланный в село Красное стеречь останки разбитого самолета и в суматохе начала войны забытый на этом никому не нужном посту, на свой лад переживает все приключения сказочного простака Иванушки. Смирный и доверчивый, Чонкин берет верх над врагами, казалось, неуязвимыми — капитаном Милягой и его подручными. Бездомный, он обре

тает кров и добрую подругу Нюру. Презираемый, получает в финале невиданную награду — орден из генеральских рук. Но тут и сказке конец: орден у него тотчас отбирают, а самого тащат в кутузку. В густонаселенном мире романа, где жестоко извращены понятия достоинства, чести, долга, любви к Отечеству, еще живо одно человеческое чувство — жалость. Она живет в груди Чонкина, худшего из солдат своего подразделения, сожителя почтальонши Нюры, главаря мифической банды, взявшей в плен людей Миляги и разгромленной полком под командованием свирепого генерала Дрынова. Чонкин всех жалеет: Нюру, и своих пленников, и кабана Борьку. Даже Гладышева, который пытался его застрелить, Чонкин пожалел, за что и поплатился. Наивному герою Войновича невдомек, что доброе сердце — тоже крамола. Он со своим даром сострадания воистину враг государства «и лично товарища» Миляги, Дрынова, Сталина. Роман построен так, что слово становится причиной всех решающих поворотов действий. Чонкин по наущению стервеца Самушкина задает политруку роковой вопрос: «Верно ли, что у Сталина две жены?» Плечевой распространяет гнусную сплетню о Нюре. Гладышев строчит донос на соседа. Сотрудники органов, предвкушая расправу над старым сапожником Моисеем Соломоновичем, с ужасом обнаруживают, что фамилия их жертвы — Сталин. Миляга в минуту растерянности невпопад выкрикивает: «Да здравствует товарищ Гитлер!» Жизнь и смерть героев романа зависят от слова, прозвучавшего или написанного, недослышанного или перевернутого. От слова, которое на глазах утрачивает свой первоначальный действительный смысл. Наблюдательность писателя остра, но и горестна, ирония не дает повода забыть, что его персонажи — это оболваненные, обездоленные бедолаги, живущие словно в бредовом сновидении, они мучаются по-настоящему. Войнович неистощим в изображении комических ситуаций, но слишком сострадателен, чтобы смешить. И сегодня мы читаем Войновича иначе, не только смеемся над героями, но и плачем над ними.