Автор и его идеи в рассказах Шукшина творчество в жизни шукшинских героев

В. М. Шукшин часто размышлял о творчестве, задумывался над вопросами о социальном статусе и мотивах творчества, о роли творчества в жизни человека, о природе творчества, о творчестве и псевдотворчестве. Сама творческая деятельность Шукшиным немного идеализируется. Шукшина творческая личность удивляет и восхищает. Тщеславие, зависть, жадность, корысть и т. п., по его мнению, движущими силами творчества не могут быть. Художник не начинает книгу с дурными намерениями; действительно, художник хочет заработать деньги — они нужны ему, но не из-за денег он творит ("Нравственность есть правда"). Тот, кто хочет себя показать, не забирается далеко, а "норовит поближе к большим дорогам или вовсе — на людскую площадь, там заметят" ("Мастер"). Конечно, творчество для шукшинских героев — это и путь самоутверждения, и способ манифестации собственной значимости, и демонстрация собственных способностей, но все это второстепенно и не определяет сути творчества. У Мони Квасова ("Упорный") ощущение "собственного величия" и "огромности" сделанного изобретения возникает только после рождения и оформления идеи. Случается и иначе: вначале — единственно желание показать себя, только мечты и планы ("И разгулялись же кони в поле", "Шире шаг, маэстро!"). Но не выходит ничего из мечтаний, и "неосознанный акт творчества" гаснет, так и не начавшись. Константин Смородин ("Пьедестал") "творит" из жажды славы и признания. "Смородину же очень хотелось "взорваться" — чтобы о нем заговорили, заговорили о его картинах, рисунках…". Но одного честолюбия оказывается недостаточно; творчество, порожденное тщеславием, иллюзорно; для настоящего творчества необходимо еще что-то, непонятное, ускользающее, таинственное. Все шукшинские персонажи в своем творчестве выходят за сложившиеся рамки, "загребают против течения", вынуждены добывать признание своим идеям и доказывать собственную значимость. "Постоянно бьющийся лбом о человеческую глупость и тупость" Князев всюду "суется со своими тетрадями", ему говорят, что это вздор, чепуха, бред, пытаются отговорить, но все без толку. Моню Квасова убеждают и отговаривают от затеи изобрести вечный двигатель. Семен Рысь спорит со специалистами, доказывающими нецелесообразность восстановления красавицы-церкви. Только в постоянной конфронтации возможно творчество, которое становится выходом (или попыткой выхода) из некоторой сложившейся системы принципов и ценностей, ее преобразованием, налаживанием новых межличностных отношений. Для Шукшина творчество настолько священно и таинственно, что он сомневается в своем праве творить и задает вопрос, который будет задавать себе всю жизнь: "А что я такое знаю, чего не знают другие, и что дает мне право рассказывать? Я знаю, как бывает в степи ранним летним утром: зеленый тихий рассвет. В низинах легкий, как дыхание, туман. Тихо. Можно лечь лицом в пахучую влажную траву, обнять землю и слушать, как в ее груди глубоко шевелится огромное сердце. Многое по

нимаешь в такие минуты…" ("Воскресная тоска"). Право на творчество дает понятое и прочувствованное "многое", а знание лишь помогает это "многое" понять. Почти эротичный характер приведенного фрагмента позволяет предположить, что "многое" — это любовь: любовь к матери-природе, к матери-земле, к людям, на ней живущим. Любовь оказывается движущей силой творчества. Действительно, "творческие герои" Шукшина любят: Моня Квасов, упрямо изобретающий вечный двигатель, любит людей, хотя знает, что они смеются над его упрямством ("Упорный"). У Васеки, часами работающего над фигуркой Разина, "перехватывало горло от любви и горя … Он любил свои родные края, горы свои, Захарыча, мать … всех людей. И любовь эта жгла и мучила — просилась из груди. И не понимал Васека, что нужно сделать для людей. Чтобы успокоиться". ("Стенька Разин"). Нет творчества без любви, как "нет писателя без искренней тревожной думы о человеке, о добре, о зле, о красоте…" ("Как я понимаю рассказ"). В нескольких шукшинских рассказах ("Воскресная тоска", "Артист Федор Грай", "Крыша над головой") показаны образцы псевдоискусства, созданные по устоявшимся "творческим моделям". Есть много "схем творчества", "творческих штампов", и художник обращается часто именно к ним, ведь схема удобна: она уже опробована, отработана, признана, ее применение защищает от случайностей и гарантирует успех у публики, т. к. именно эта схема, это решение в данный момент является "творческим". Но как раз в этом-то и заключается опасность для настоящего искусства и творчества, поскольку "все удобное мешает искусству", схема "гнет автора в бараний рог" ("Нравственность есть правда"). Запрограммированная схема всегда несет в себе "заданность, из которой не выпрыгнуть", ограничивает "широту осмысления жизни", "идет по следам жизни или, что еще хуже, по дорогам литературных представлений о жизни", не дает рассуждать и размышлять ("Если бы знать…"). В замечательных произведениях Василия Шукшина важное место занимает проблема конфликтности социального бытия творческой личности. "Творческого героя" от окружающих автор сразу же отделяет и указывает на странности его характера, образа мыслей, поведения. Даже обликом отличаются эти герои. Семен Рысь совсем не богатырь на вид — длинный, худой, носатый. Васека — длинный и нескладный, с большим утиным носом. Белобрысый и скуластый Моня Квасов с глубокими маленькими глазками и большой нижней челюстью, сильно выделяющейся и подчеркивающей его упрямый характер. Так автор устанавливает связь: творец — общество, часто перерастающую в открытый конфликт. У Шукшина к своим "творческим" героям разное отношение: доброе или насмешливое сочувствие, искреннее уважение, сострадание, неприязнь, однако все эти чувства с оттенком неподдельного изумления. Творчество… Так и осталось творчество для Шукшина великой и непостижимой тайной.