Стихотворение Пушкина Бесы

В основе стихотворения А.С. Пушкина «Бесы» — диалог с ямщиком, хотя это сложно назвать диалогом, так как от лирического героя исходит только одна, причем стереотипная для путников, реплика: «Эй, пошел ямщик!..» Скорее это монолог ямщика, причем фактически без признаков стилизации простонародной речи. Общее впечатление от монолога — это, конечно, речь простого человека, но это все-таки не сказ. То, что говорит ямщик, фактически может сказать и его седок, или вернее, он может полностью согласиться с тем толкованием происходящего, которое дает ямщик. Ямщик и его речь явно воспринимаются неотстраненно. Подтверждение этому — четвертая строфа. Во втором диалоге с ямщиком реплики вообще не распределены, непонятно, кто что произносит: «Кони стали… «Что там в поле?» — // «Кто их знает? пень иль волк?» То есть фактически лирический герой и ямщик сливаются в своем восприятии и переживании происходящего; ямщик при этом больше не появляется в стихотворении. Значимость этого слияния можно проя

снить из контекста. В стихотворении «Зимняя дорога» фигура ямщика дана вполне традиционно для русской «дорожной поэзии» — она полностью отстранена от лирического героя. Образ ямщика семантически взаимодействует не с лирическим героем, а с «зимней, скучной» дорогой, звоном колокольчика, «печальными полянами». Ямщик принадлежит не внутреннему миру переживаний, а внешнему миру дорожного пространства. Кроме того, здесь ямщик, как, кстати, и в целом в русской поэзии, является своеобразным символом народного лирического и душевного универсума. Не случайно ямщик характеризуется через песню, а песня через воплощенные в ней основные состояния русской души: «разгулье удалое», «сердечная тоска». Вообще для русской дворянской культуры ямщик — это связующее звено с миром народной традиции; даже с крепостными крестьянами общался отнюдь не каждый дворянин, а вот песни ямщиков слушал (или, по крайней мере, слышал) каждый. Во многом через ямщицкую тему русская литература открывала народный мир.