Стихотворение Маяковского все время на острие комического и трагического

Красота борьбы, преодоления, или, как выразился Луначарский, «стремление к мужественности», проявляется так или иначе в каждом произведении Маяковского. Но Маяковский не был розовым оптимистом, не упрощал жизненных противоречий. «Тот, кто постоянно ясен, — тот, по-моему, просто глуп», — говорил Маяковский. «Постоянная ясность», «тишь да гладь» никогда не были свойственны поэзии Маяковского. В его стихах много сложного и трудного, горечи и боли. Ставшее классикой стихотворение «Юбилейное » воспринимается нами как вдохновенный гимн жизни («Ненавижу всяческую мертвечину! Обожаю всяческую жизнь!»), как свободный и раскованный, иногда шутливый, иногда гневный, серьезный, всегда исполненный убеждения в производстве своего времени, своей эпохи разговор поэта с горячо и нежно любимым Пушкиным, которого он хотел бы видеть своим современником и соратником, — разговор боевой и оптимистический. Где-то в глубине стихотворения можно почувствовать много горечи и боли… Стоит вспомнить хотя бы некоторые строки, которые «приглушены », чтобы понять, как много здесь горечи: Вот когда и горевать не в состоянии — это, Александр Сергеевич, много тяжелей. Красота борьбы сквозит во многих стихотворениях Маяковского. Но проявляется она по-разному. Пожалуй, важнейшее место здесь занимает юмор, которым Маяковский пользуется тонко, умело и разнообразно. Один из ярчайших примеров — стихотворение «Мелкая философия на глубоких местах». Нервные и напряженные ритмические перебои, мысли о смерти, о жизненной суете — кто застрахован от этого! Я родился рос, кормили соскою, — жил, работал, стал староват… Вот и жизнь пройдет, как прошли Азорские острова. Это строки большой поэтической силы. Но стихотворение берет за сердце не щемящей тоской, а наоборот, поэтической силой ее преодоления, которое не устранило грусть, но обогатило стихотворение эмоциями сильной и сложной личности. Своеобразие стихотворения создается игрой переходов от грустного к смешному, а главное — сдерживающей силой самоиронии, которая ощущается уже в заглавии: «Мелкая философия на глубок

их местах». В том, что Маяковский всегда находит художественное средство, чтобы ограничить, обуздать, обезоружить чувство тоски и печали, не следует видеть искусственную, заданную, диктуемую извне черту его поэзии. Но средства «обуздания» всегда различны. Вот, например, «Разговор на Одесском рейде десантных судов: «Советский Дагестан» и «Красная Абхазия». В основе стихотворения — вечная тема любви, трагедия усталости и одиночества. Но поэт объективирует свои переживания в разговоре двух судов, и благодаря необычной этой форме, благодаря тому, что любовные взаимоотношения развиваются в точном соответствии с «повадками », «образом жизни» и лексикой «героев» — пароходов, в настроение тоски и одиночества сразу же проникает шутка, стихотворение озаряется улыбкой, и все вдруг смещается — стихотворение озаряется богатством интонаций, «обуздывающих» односторонность мрачных переживаний. И лишь в конце, в метафоре, превратившей Черное море в огромную слезищу, оброненную мирозданием, тоска напоминает о том, что она — не мгновенно растаявший призрак… Подобной «двойственности», в которой проявлялось своеобразие поэта, Маяковский остался верен до конца своей жизни, даже в предсмертном письме «Всем»: Как говорят — «инцидент исперчен», любовная лодка разбилась о быт. Я с жизнью в расчете и не к чему перечень взаимных болей, бед и обид. Лишь два инородных мазка в трагической картине: ироническое «инцидент исперчен» и пародийно-романсовое «любовная лодка » — и снова перед нами стихи мужественные, сильные в своей необратимой трагичности. Когда-то, обращаясь к любимой женщине, Маяковский восклицал: Но где, любимая, где, моя милая, где — в песне! — любви моей изменил я? В песне… Песня, то есть поэзия, была самым главным в жизни Маяковского. Конечно, она была неотделима от жизни. Но в жизни могли быть промахи, ошибки, заблуждения, могла наступить минута предательской роковой слабости, которую человек не смог перебороть, а в поэзии нашло отражение только самое дорогое, заветное, то, что было неподвластно слепому случаю и игре случайностей.